Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"

Автор книги: Андрей Коробов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Эти стрелки-асига́ру[13] вели себя вальяжно. Прям полноправные хозяева Ошимы, кормящиеся исполнением непыльной работенки. Если зреть в корень, они и впрямь были здесь главными. А мы – просто грязь под их ногами.

Компания не обременяла себя элементарным продовольственным обеспечением. Торговые корабли возили товары, снабжая порт исключительно табаком и спиртным. О консервах не шло и речи.

Ошимцы заботятся о себе сами. Выращивают фрукты в наспех посаженном саду, а овощи – на скудном огороде. Нехватка земли не помешала появлению небольших свинарников и коровников. Сразу не угадаешь, где живут люди, а где – скотина. Только опираясь на резкость животной вони.

Остров располагал плотницкой, прачечной, кухней, лазаретом и доской объявлений. Всё как надо, дорого-богато. Если забыть об устоявшемся принципе практически полной автономии.

Приключись цунами, всю Ошиму стёрло бы с лица земли вместе с персоналом. С одной стороны, бессмысленная гибель невинных узников острова. С другой, ошибка истории прекратила бы своё постыдное существование…

Я был рад, что порт растворялся вдали, сливаясь с горизонтом. Думалось, вскоре всё забудется, как ночной кошмар.

Налюбовавшись бухтой и простившись навсегда с Мэйнаном, я тоже отправился в каюту. Четвёртая по счету. Ничего не делая, пролежал там до приема пищи. Жизнь на корабле шла своим чередом, но я в ней не удосужился поучаствовать. Нос высовывался за квадратуру комнаты только по причине естественных человеческих нужд.

Я многое обмозговал за эти часы, успешно избегая Ошиму и страну заходящего солнца в целом. Но мне и в голову не приходило, что «Навта» недалеко уплывёт от Мэйнана…

[1] Прообраз Ошимы – Дэдзима. Португальский, позднее голландский торговый порт в бухте Нагасаки (Япония).

[2] Прообраз Торутийской Вест-Андейской компании – Голландская Ост-Индская компания.

[3] Прообраз Тииги – Гаага (Нидерланды).

[4] Прообраз Лотардама – Амстердам.

[5] Прообраз торутийского художника Дамиана – Рембрандт (1606-1669).

[6] Прообраз Андонезии – Индонезия.

[7] Nauta – моряк (с лат.).

[8] Прообраз Шибасаки – Нагасаки.

[9] Идзин – другой человек (с яп.).

[10] Сёгунат – государственный строй, при котором власть сосредоточена в руках сёгуна (в яп. языке называется бакуфу).

[11] Аркебуза – гладкоствольное, фитильное дульнозарядное оружие, изобретенное в XV в. Его японский аналог называется «танэгасима». По острову, где португальцы продали первые образцы местным жителям.

[12] Сакоку – японская политика самоизоляции при сёгунате Токугава.

[13] Асигару – легкая пехота, формировавшаяся из простолюдинов.

Часть первая. Буревестник (1-2)

Глава вторая. Немощь

Поздним вечером того же дня

Однажды я поразмыслил над тем, как умру.

Передо мной явился чахлый старик, за плечами которого десятки славно проведенных лет. Последние минуты таяли как воск догорающей свечи. Я был готов испустить дух. Ждал, лежа в постели и улыбаясь через кашель, добиваемый тленностью физической оболочки.

Семья давилась слезами, провожая в последний путь отца и мужа. Печально. Но это самая легкая развязка отличной истории.

– Крепись, отец! – скупо пожелает Дамиан.

Он уже взрослый. И не бросает слов на ветер, познав их ценность. За пожеланием сына скрывается в разы больше смысла, чем кажется.

Женщины часто переживают супругов. Также с Саскией. Нет ничего прекрасного в дряхлом теле, но эти глаза… Как всегда, красивые. Сейчас они полны до горечи соленых слез. Губы сминает трагичная гримаса. Она шепчет без конца:

– Любовь моя!..

– Все будет хорошо, – отвечаю я в надежде успокоить.

Сущая банальность. Но такой финал меня устраивал. Это главное.

Я всю жизнь стремился протянуть ноги вот так. Но сегодняшняя ночь избавила меня от иллюзий. Она дала ясно понять, что каждый может умереть резко, кроваво и мучительно. Даже я…

Иллюминатор залило сумерками. Окутанные лунным светом берега Мэйнанского архипелага все также мелькали вдали по левому борту.

До утра ни пассажирам, ни большей части личного состава делать было нечего. Люди разошлись по спальным местам. В четвертую каюту завалилось трое моих попутчиков.

– Друзья мои, прекрасен наш союз! – заорал один, входя. Пьяный в стельку. Двое других одобрительно загалдели. Мне выпадала роль их молчаливого, нелюдимого и унылого соседа.

Средних лет повар. Сухощавый, что противоречило профессии. Далее шел бородатый кладовщик-тяжеловес. Их замыкал циничный доктор, одержимый чёрным юмором. Он пылко подмечал то, о чем в приличных компаниях умалчивали, и ржал, как конь.

Мои соседи на боковую не спешили и продолжили дневные забавы перекидыванием в картишки. Сначала – скромно, на интерес. Но затем дошло до постыдных секретов.

В их пересуды я не вдавался – больно надо слушать шушеру, погрузившуюся на дно бутылки. Не трогали – и ладно. Я спокойно лежал на верхней койке по правый бок от входа.

Думы нешуточно утомили. Сон брал своё…

***

Пробуждение наступило, когда борт «Навты» резко наклонило от громыхающих ударов. Они пришлись на противоположную часть корабля.

От падения спасли страховочные поручни. Если не они, размозжил бы себе голову об стол.

– Что за х***я? – пробормотал я.

Вопрос остался без ответа: алкаши успели куда-то свалить. Единственным напоминанием, что они здесь были, послужили шкурки вяленой рыбы и пустые пивные кружки с остатками пены. Стекляшки брякали, катаясь по полу.

Самообладание вернулось ко мне. Снаружи творилась полная неразбериха. По барабанным перепонкам бил оглушающий звон. Но через него до ушей доходил топот тяжелых сапог, нечленораздельные крики и вопли.

Будто улей потревожили. Осиный рой поднялся. Десятки, нет… сотни насекомых разбушевались в попытке определить и устранить угрозу.

Я убрал поручни и спустился, встал в полный рост и приложил усилие, чтобы отворить тугую дверь в коридор. Рядом как раз проносился матрос. Моряк принял дверной хук торсом и потерял равновесие.

Он состыковался спиной со стеной:

– Мать твою, какого…

Мореход опомнился, заметив меня.

– Что происходит?

– Что происходит, что происходит… – заворчал тот, потирая ушиб. – На корабль напали, дятел, что ж ещё! – криком объявил морской волк, вставая. Это было непростой задачей, учитывая его физические параметры и узкий коридор. – Нас пытаются взять на абордаж. Есть жертвы. Пассажирам приказано оставаться в каютах и ждать!

Не дожидаясь моей реакции, матрос засеменил к лестнице на палубу выше. Больше я его никогда не видел.

Я не сразу понял, что значила новость. Но трезвости рассудка хватило, чтобы протиснуться обратно в каюту и лихорадочно закрыть дверь на шпингалет. Из груди рвался небывалый страх.

Экстренные ситуации раскрывают тебя настоящего. Так вот какой я на самом деле. Ладонями загребая волосы на раскалённой голове, я сполз по стальной двери и со шлепком уселся подле неё.

Только пробудившись, я построил самые разные гипотезы: столкновение с подводными рифами, атака моря собственной персоной, взрыв пороха на складе, даже рандеву с каким-нибудь реликтовым чудовищем из морских глубин!

Сразу и не скажешь, что было бы хуже. Но самое худшее среди любых нежелательных вариантов – происходящее.

Мне стоило бы подняться наверх и помочь. Это всяко лучше, чем просто сидеть взаперти и сходить с ума, ожидая в страхе.

Но что я мог сделать? Мэйнанист, интеллектуал благородных кровей, ни разу в жизни не державший и заряженного пистолета в руке? Пацифист, никогда не помышлявший об убийстве? Ровным счетом ничего.

Пропитанный безысходностью антураж каюты мало-помалу ускользал из поля зрения. Вместо него фантазия рисовала кровавую баню.

Бой силуэтов. Ведь у противоборствующих сторон не было каких-либо характерных отличий. Мозг не потрудился их воссоздать.

За прошедшие часы в памяти так и не успел отпечататься ни один член экипажа. Пассажиры корабля слились в одну карикатурную персону. О нападавших я ничего не знал. Так что соперники в абордажном сражении представляли собой безликие и безымянные чёрные фигуры.

Вооружившись игольчатыми винтовками и капсюльными револьверами, саблями и ножами, они бились насмерть. Силуэты сплелись в танце. Движения нескладны, лихорадочны, хаотичны. Они горели губительным пламенем.

Аккомпанементом служила тревожная и такая живая музыка убийства. Она преследовала человеческую расу на протяжении всей её истории. И теперь звучала сочнее, чем когда-либо.

Как высекаемые при перебирании струн на гитаре ноты, звучат вопли раненых, крики умирающих и боевой клич пока живых. Искромётный звон металла при столкновении клинков подобен высокому пению дев. Чавкающий глуховатый звук, с которым лезвие прорезает ткань и плоть, напоминает протяжные стоны контрабаса. Громыхание огнедышащих пушек, дымящихся фузей и пистолетов сродни дикому бою тамтамов во тьме керзеканских саванн.

Над сценой бесчеловечного сражения витала аура животного страха. Будто ливень, она падала смоляными каплями вниз, покрывая всех и каждого.

Физиономии фантомов пустовали, но подобия их ртов корчились в неописуемой боли, вторя раненым телам. Слепая ярость вырывалась из глоток как медвежий рёв, говоря о безрассудстве и кровожадности. Таково убиение себе во спасение – отголосок Глухой Эпохи[1], прочно укоренившийся в самой природе homo sapiens.

Воображение разыгралось не на шутку. Непотребное зрелище. Но я не отрицал его натуральную, табуированную красоту.

Я совсем потерял счет минутам. Тем временем все кончилось – и кончилось дурно. В частности, для торутийцев.

***

Кто-то постучал в металлическую дверь каюты, вырвав меня из нескончаемого потока иллюзий.

– Is anybody there?[2] – Послышался из-за двери приглушённый бас. Визитер говорил по-энедийски[3] – на общем в Кельвинтии языке, выбранном как инструмент интернациональных коммуникаций.

Все должно было проясниться. Но нет – еще больше вопросов прибавилось, ответы на которые брать неоткуда. В довесок инкогнито вёл себя вопреки логике вещей.

Это был иностранец. Вряд ли он умел изъясняться на торутийском. В моё личное пространство ворвался неприятель! Мне грозила опасность. В те пару-тройку минут игры в молчанку я думал именно так.

– Мистер Бохарт, Вы тута?

Его вопрос навевал мне мысли сугубо смехотворные в своём абсурде. Казалось, я один был виновен в атаке на «Навту» и всех сопутствующих тому убийствах. Тогда это посчиталось нонсенсом. И только потом заимело смысл.

Затекли ноги. Я непроизвольно дёрнул ими, брякнув об деревянный пол. Аноним понял, что его игнорируют. Рассвирепев, он беспардонно проорал:

– Э, шавка, чё придуривашься, а? Каво пыташься околпачить? Я знаю, шо чи тама. Давай вылетай, пока за́ ноги не вытащили!

В порыве гнева визитёр не упустил шанс вдарить кулаком по двери со всего маха. Что я могу сказать… сработало. Отрезвляюще так. Я призадумался на секундочку – и понял: лучшим выходом было подчиниться. Во спасение себя.

– Д-да-да, я здесь, – заговорил я несмело. – Ради всего святого, умоляю Вас, не делайте мне больно!

Страх забил бронхи, как мокрота, не давая вдохнуть полнотой легких. С трудом я всё-таки смог загрести воздух ртом и встал с облюбованного места.

Сопротивление было бессмысленно. Раз нападавшие одержали верх над командой корабля, выживание требовало довериться анониму. Альтернативы не было. И я… сполна заплачу запрашиваемую цену. Мне есть за что жить. А умирать – не за что.

– Ага! Кажись, чи умешь по-нашински, – язвительно заключил мужик, грузно потоптавшись на месте. – Хде именно чи щас находся?

– У двери, – промямлил я, стараясь полностью включиться в диалог, как того и требовал инстинкт самосохранения.

– Чи тама в засаде сидишь, чё ль? – расхохотавшись, предположил инкогнито. – С какой-нить тяжелой погремушкой, небось. Не выйдет, приятель. Брось, шоб я слышал!

– В руках ничего нет, честно, – забубнил я в надежде, что тот поверит мне, и мы покончим со всем.

– Хонишь! Чем тама чи тада занимался? Неуж думал, шо эти сосунки вывезут? Сидел и ждал, када сё наладится? Чё за тупица… Каж шаг наперёд надо прощитывать! – предосудительно пустился в рассуждения незнакомец, отбросив подальше серьёзность. – Не суть. Ес и прячешь хде-та в закромах свой бабий револьверчик, ничё у тя не выйдет. Скорее, се в ногу стрельнёшь…

– Револьвера тоже нет.

Прозвучит дико, но поддержание коммуникативного контакта меня успокаивало. Так я мало-помалу уходил от самобичевания и боязни за свою жизнь.

– Харош-харош. Щитай, убедил. Тада сушай. Ес дороха́ шкура, сделашь сё прально. Медленно, одной рукой открывашь дверь. Высовывашь вторую в проём, шоб я видал. Продолжашь распахивать до упора. Потом – выхошь сам. Сё это время я буду держать тя на прицеле. Давай. И не учуди чаво: слушаться в твоих же интересах.

– Я сделаю, как надо, – ответил я, глубоко вздохнув. – Открываю дверь…

[1] Прообраз Глухой Эпохи – Каменный Век.

[2] «Здесь кто-нибудь есть?»

[3] Прообраз энедийского языка – английский.

Часть первая. Буревестник (1-3)

Глава третья. Контракт с Дьяволом

Спустя один час

На выходе стоял плешивый колосс. В перепачканных кровью сорочке, брюках и жилете. Даже квадратную физиономию окропило красным торутийского розлива, заставив поморщиться.

В правой руке бугай держал тяжеленный револьвер. Прицел бегло гулял по телу, отбирая новые точки для выстрела наповал.

Не знаю, пугало ли больше оружие или резоном служил сам здоровяк. Ивентарец наверняка мог с лёгкостью раздавить мне голову. Никогда не встречал такой горы мяса. Даже в коллективе видавших виды матросов. Этот фрукт превалировал над всеми.

Здоровяк напоминал полубога из античных мифов. Он будто ворвался в наш век из тех темных эпох, когда только развитая мускулатура всё решала.

На широкой харе амбала проявилась ухмылка. Он чувствовал превосходство и был уверен, что всё под контролем.

– Руки за холову, – зашевелились толстенные губы. – Спиной повернись.

– Так что вам всё-таки нужно?

Поросячьи глазки людоеда сверкнули недобрым огоньком. Крылья картофельного носа изогнулись в злобном сопении, обнажая пучки кучерявых волосинок внутри ноздрей.

– Е***ку захлопни, – сказал амбал, как отрезал. – Босс сам сё объяснит.

– Ладно-ладно, – недовольно отозвался я.

– Та-то лучше. – Мужик ткнул мне револьвером в спину, подгоняя. – Айда. Нам предстоит лёгкая, ненавязчивая прохулка до трюма.

– Я не знаю, куда идти.

Мутанту это заявление не пришлось по вкусу. Он грубо пихнул меня рукой вперёд. Я чудом удержал равновесие.

– Зато я знаю! Шевели задом.

Отвечать я не стал. Просто пошёл вперёд. Дуло пистолета никак не касалось меня. Но я будто чувствовал ту траекторию, по которой пуля проделает дыру в теле, если что-то пойдёт не так…

Число шагов перевалило за полторы сотни, когда мы закончили променад и спустились на самый нижний ярус корабля. Перед нами стояла двустворчатая чугунная дверь, ведущая в трюм.

– Стучись, – потребовал амбал.

Я выполнил команду. Удары напоминали крысиный скрежет в стенах.

– Девка с членом… – Здоровяк смачно, с презрением плюнул на пол.

«Иди-ка ты к х*ям собачьим, горилла безмозглая», – подумав так, я угодил задетому самолюбию и уберёг себя от стресса: воспринимаю всё близко к сердцу.

Послышалось копошение и приглушённые металлом голоса людей: кто-то вовсю корпел над замком. Дверные створки плавно откатились. А бо́льшая часть вопросов, которыми я задавался в эту фатальную ночь, разом отпала.

Нас встретило двое коллег людоеда. Я сразу понял, кто это: по одним алым мундирам и нашитым под погонами на предплечьях флагам Ивентарской империи. На белом фоне был изображён золотистый четырёхглавый дракон, в полёте испускавший вверх из каждой пасти багровое пламя.

Военный флот Её Величества королевы Деборы! Я должен бы догадаться!

Я не спешил с выводами. Хотя о принадлежности атаковавших к ивентарцам можно было заключить уже по верзиле. Он оперировал их языком с беспечностью кокни, плевав на элементарные правила эталона. Да и одевался как типичный денди.

– Заходите, – мрачно призвал один из них и отошёл подальше. – Босс уже здесь.

– В каюте капитана бывал? – поинтересовался колосс.

– А как же! – отозвался второй привратник, контрастируя энтузиазмом.

– И чё тама? – Лоб людоеда смялся, обнажая морщины.

– Всё схвачено!

– Пасиб, брато́к, – Мутант кивнул и обратился ко мне, очередной раз унижая моё мужское достоинство. – Ходу давай, кобыла.

Говна поешь.

Мы проследовали внутрь. По бокам трюм был битком набит всевозможными ящиками, сундуками и другими контейнерами с мэйнанским добром и корабельными припасами. Но место здесь нашлось и живым существам. Вне зависимости от родного языка и расы.

Внутри этого просторного, тёмного и сырого помещения, расположившись по центру, передо мной предстали выжившие торутийцы.

Повязанные по рукам и ногам, на коленях и с опущенными головами. В ряд выстроилась целая дюжина членов экипажа «Навты». Все, кто пережил абордаж. Сломленные морально и побитые. Никто из моряков и понятия не имел, что их ждёт в финале. До последней минуты участия в этой истории.

Их окружали враги – пятнадцать человек, не меньше. Следили за порядком. Ни надзирателям, ни торутийцам ничего не мешало поддерживать коммуникацию в своих так разнящихся кругах, пока дело ползло к развязке.

Земляки заметили моё появление. Ивентарцы, разошедшиеся по трюму, – тоже. Все они позакрывали рты, но только на секунду.

Вдруг я услышал голос, чётко выделяющийся в создавшемся диссонансе звуков. Парадоксальный голос другого анонима – лёгкий и плавный, как гусиное пёрышко в полёте, но такой по-мужски суровый:

– Уик, это он и есть?

– Та, босс, – льстиво подтвердил верзила с фамилией, полностью антонимичной физическим параметрам. «Не такой уж ты и слабый», – мысленно заключил я. – Альфред Карел Бохарт, мэйнанист. Немног упрямый, но слушается. Каж, сработамся.

– Во-о-от как, – задумчиво протянул обладатель сребристого голоса.

Я глянул туда, откуда тот доносился, но там стоял полный мрак. Взгляд нащупал силуэт – высокий и стройный. На голову выше здоровяка Уика!

Он приблизился ко мне. Фигура проявлялась чётче с каждым шагом – по-кошачьи лёгким, почти невесомым и лишённым шума несмотря на долговязость. Точь-в-точь фантом шёл мне навстречу.

С головы до пят лидер ивентарцев отличался от своих подчиненных. Я не мог назвать ни одной детали, охарактеризовавшей бы его как кельвинти́йца, да и как человека в принципе.

Комплекцию босса надёжно скрывал особый плащ с воротником-стойкой ему по подбородок. Мастера соткали его из белоснежного шелка, чей цвет был осквернён грязными пятнами пролитой крови. Ход белизны местами перекраивал затейливый, диковинный узор из чёрного бархата. Сзади, как станет видно потом, спину ивентарского командира украшал вышитый тигр в круге с каймой из разных иероглифов. Обнажив когти, хищник стоял полубоком с грозным, голодным оскалом.

Чёрные хлопчатые штаны его отличались контрастной простотой и даже безвкусицей. Что делало общий вид ног примечательным, так это обмотки на ногах под выкрашенными в винный цвет металлическими пластинчатыми поножами и причудливые деревянные сандалии-скамеечки. Таких на ступнях кельвинтийца не увидишь.

Из-под широких рукавов плаща выглядывали такие же полурукавицы из металла и беспалые перчатки жесткой воронёной кожи. Аккуратные тоненькие пальцы обтягивала молочно-белая кожа – то был чуть ли не уникальный в своей открытости участок тела.

Потребовалось время, чтобы зрение привыкло к темноте. Но даже так я едва сумел рассмотреть два черенка экзотических западных мечей, что виднелись из-за спины лидера агрессоров. Инструменты виртуозного убийства покоились в продолговатых деревянных ножнах.

Капитан ивентарского корабля отпустил по-женски длинные волосы цвета вечерней синевы, собранные в ниспадающий остроконечный хвост на темени.

Лицо было скрыто под маской. Но какой! Ни одни андонезийские и варварские аналоги у шаманов и прочих фальшивых знахарей не шли ни в какое сравнение с этой. Те представляли собой экземпляры гротеска и неотёсанности, мерзости и сумасбродства.

А босс прятал наружность под маской аккурат устрашающей, вселяющей ужас в душу всякого, кто решится бросить взгляд. Вырезанная то ли из чёрного хрусталя, то ли алмаза, что немыслимо, она повторяла лицевые кости человеческого черепа. А временами будто бы двигалась в согласии с мимикой обладателя. Либо это какая-то магия, либо моё психическое здоровье достигло нуля. По-другому не аргументировать увиденное.

Маска предательски указывала на чётко очерченные скулы, прямой и вздёрнутый нос, а также невысокий широкий лоб того, кто её носил. Воздух поступал обладателю монструозного аксессуара через прорезь на месте обнажённых зубов и открытые ноздри.

Единственной особенностью, которую я мог увидеть ясно, были жёлтые глаза – два кошачьих. Такие же водянистые, огромные, заметно раскосые и проницательные. Ими босс взаимно изучал меня, как хищник – пойманную добычу.

Сомневаюсь, что его занимало, как я выгляжу. Всё, что вызывало у него интерес к моей персоне, крылось внутри: дух, воля и суть. Что я из себя представляю и чего стою.

Даже эти глаза не могли ответить, к какой расе он принадлежал. Они просто навели на догадку, как и чуждые кельвинтийцу одежды. Правда крылась в его ушах – длинных и острых. Эльф…

– Ты и вправду говоришь по-мэйнански? – осведомилась фигура в плаще на своём родном языке.

***

– Говорю.

– Насколько хорошо?

– Шесть лет обучения языку. Два года повторения. Пять лет непрерывного пользования.

– Итак, меня постигла удача, раз мы выбрали целью именно это судно, – резюмировал командир ивентарцев.

Он позволил себе тихо усмехнуться и смягчиться в лице: было видно по добродушному прищуру золотистых глаз тигра. Но это меня не успокаивало.

– Я хочу заключить с тобой сделку. Она очень важная. Не для меня одного. От неё зависит будущее двух наших миров. Их сосуществование. Мэйнана и Кельвинтии. Выслушаешь?

Меня захлестнуло волнение. Я проникся чувством нежелательной ответственности, отказаться от которой – опрометчиво. Напрягся так сильно, что ноги бессмысленно и бесконтрольно задрожали. Эльф если даже заметил мой тремор, не подал виду.

– Л-любопытно… Есть ли у меня право отказаться?

– Несомненно. Выбор есть всегда. Но ты не откажешься, – самоуверенно заявил визави. – Наоборот, примешь с радостью.

Мэйнанец рассуждал на полном серьёзе. И читал меня, как открытую книгу. Подсознательно я понимал: выбор отсутствовал.

«Навта» пойдет ко дну. Следовало урваться за этот подарок судьбы ради выживания.

– Я внимательно слушаю.

– Для начала нужно познакомиться, – поставил меня перед фактом эльф, стараясь чуть смягчить всевозможные трения в дальнейшем диалоге. – Меня зовут Рю. На «Бусаноо» я главный. Это судно, которое… напало на ваше.

С одной стороны, меня стесняла его открытость и та лёгкость, с которой он говорил об инциденте. С другой, тремор стихал, резоном чего выступала дружелюбность Рю. Так или иначе, ситуация казалась далёкой от реальности.

– Служу как Ивентарской Владычице, так и на благо страны заходящего солнца.

– Альфред Карел Богарт, толмач с Ошимы, – По кельвинтийской традиции, я протянул ему руку для пожатия. Поздно понял, что сделал глупость. – К Вашим услугам.

– Нет, – деликатно отреагировал Рю, отмахиваясь.

Вместо рукопожатия он приветственно поклонился, расположив руки по бокам и не переставая смотреть мне в лицо.

Выглядело жутковато, ведь вместе с тем шевелилась и маска из минерала: челюсти сжались до скрипа зубов крепко. Я не додумался сразу, что капитан «Бусаноо» – ярый приверженец родной культуры. Но исправлять конфуз уже не представлялось возможным. Только ответить взаимностью.

– Вот так, – поощрительно кивнул эльф. – Быть может, в сказанное трудно поверить, но ты постарайся. Произошедшее имеет место, потому что мне нужен кто-то вроде тебя. Я не знаю, оправдывает ли моя нужда в твоих глазах все погасшие человеческие жизни. И все же…

– Кто-то, кто знает Ваш язык? – предполагал я.

– Именно. Сам я не сумел бы выполнить поставленную передо мной задачу: путь на родину мне заказан. Если буду найден преждевременно, пострадаю не один я, но и те, что не заслуживают мучений.

– Почему, Рю-сама[1]?

– Я был изгнан с родной земли две тысячи лет назад, – холодно признался эльф.

Такого ответа я не ждал. Две тысячи лет… Это больше, чем двадцать человеческих жизней, кончившихся глубокой старостью. Срок, непостижимый для понимания homo sapiens. В то же время для эльфов, живущих и по десять тысяч лет, – это только одна пятая бренного пути. Короче, юность.

– С тех пор я скитался по свету. Чтобы вернуться назад, мне нужен посредник, который бы передал послание одному очень уважаемому да́ймё[2]. Его хан простирается у Зубов Рёка́ми[3] неподалёку отсюда. Его имя – Урага́ми Хиде́о. Он поручится за меня.

Деваться было некуда. Мне не хотелось возвращаться на Мэйнан, рискуя головой. Но следовало готовиться. Во всех смыслах.

– Я понял Вас.

– Превосходно, – поддержал меня Рю. – Мы окажем тебе должную помощь, чтобы всё прошло чисто и быстро. Если согласишься, также выйдешь победителем. Просто сделай, что требуется. Твоя жизнь будет сохранена, даю слово. Вдобавок тебя вознаградят по достоинству. И ты вернёшься домой по окончанию сделки. Довольно просто, не находишь? – На секунду я заметил в его взгляде абстрактную улыбку, чей подтекст расшифровать было невозможно.

– Скорее да, чем нет, – пожал плечами я.

Передряга, в которую я попал этой ночью, никогда не должна была случиться. Справедливо было бы умереть вместе с остальными. Но… фатум не дал моей жизни оборваться. Это странно. Будто я, эгоистичный трус, заслуживал уплыть домой. Один среди сотен других.

– Каково твоё слово? – деликатно обратился ко мне Рю, заметив отпечаток сомнений на лице.

– В деле, – заключил я с серьёзным видом.

– Благодарю. – Золото тигриных глаз сверкнуло. – Я очень рад.

– Наверное, я тоже.

– Все пройдёт гладко. Будь уверен. Подробности мы обговорим уже наверху. С глазу на глаз. А сейчас наш договор можно скрепить и по-вашему, – Наконец, эльф протянул мне руку. Его жест был встречен взаимностью без задней мысли.

Я неспроста посчитал недобрым символом, когда пятерня моя при пожатии начала колоться, как при касании шипов розы. Но вида не подал. Только когда формальности себя исчерпали, наступило облегчение. Скоро боль забылась полностью.

– Что будет с моими земляками? – резонно поинтересовался я и взглянул на тех, о ком завёл речь.

– Желаешь знать – не отвернёшься, – намекая на трагичный финал, отмахнулся Рю.

***

– Говорю же вам, нас прикончат! Каюк! Я не хочу умира-а-ать!

Это сетовал юнга.

– Завязывай скулить, щенок, – резко заговорил морской волк по правую сторону от него. Горло его задребезжало. Он пытался собрать скопившуюся в горле мокроту и сплюнуть. Но ничего не вышло. Просто прокашлявшись, он бросил мальцу единственный разумный совет, который мог дать со склона лет. – Подбери свои нюни и хотя бы смерть прими как мужчина.

– Милостивые Праотцы, упасите тело моё порочное, помилуйте душу мою грешную. Не оставляйте меня здесь на погибель и даруйте скорейшее избавление от бед, – монотонно молился матрос в самом расцвете сил, равно удалённый по возрасту от двух предыдущих. – Я приму смиренное существование, только услышьте, помогите мне!

– Наверное, нас сбагрят в рабство сарацинам?

– Они рассчитывают получить за нас барыш от компании?..

– Угу, держи карман шире. Им проще забрать всё серебро и фарфор, что мы везём. Потом – пустить по очереди под килем ради веселухи. Если на то пошло, для компании две жизни имеют вес: этого белого воротничка и, может, ещё капитана Тасмана. Единственные заложники, которых стоит выкупать.

– Вы просто свора базарных баб! – не вытерпев бесполезной болтовни вокруг, рявкнул Тасман собственной персоной. Он приковал к себе все взгляды.

Капитан «Навты» начал раскачиваться взад-вперед, будто тугие путы ослабли бы. Надзиратели заметили это и посмеялись над его бессмысленными намерениями провернуть невесть что.

– Богарт! – вскричал он и внезапно упал мешком на холодный, мокрый пол трюма. Задыхаясь в безнадёжной попытке подняться и складываясь, как гусеница, он смотрел на меня и то ли шипел, то ли глухо рычал. – Сделай хоть что-нибудь! Спроси… у этих… сучар… – от нехватки воздуха капитан непреднамеренно чеканил слова. Сдавшись, окончательно слег и закончил шёпотом, – что с нами станет!.. Договорись! Вытащи… нас… отсюда…

Я прислушался к его отчаянной мольбе, собираясь обратиться к Рю напрямую. Но не успел открыть рот, как фатум сам продвинул историю вперёд.

– А ну се е****ники позакрывали! – призвал к тишине Уик. Смысл был понятен каждому, кто был в трюме.

Он протопал к измученному самим собой Тасману. Людоед со всей дури пнул его по рёбрам. Непоседливый капитан сник, дав наглядный пример братьям по трагедии. Амбал надменно потянул его за волосы, как какую-нибудь потаскуху, и поставил обратно на колени. Мутант – довольный собой – отошёл, несмотря на стоны Тасмана и проклятия в свой адрес.

– Они ваши, босс! – окликнул эльфа людоед, чуть ли не откланиваясь.

– Благодарю, Уик! – хладнокровно отозвался Рю и неторопливо продефилировал к пленникам.

Вершина пищевой цепочки…

Мой взгляд следовал за ним. Моряки встречали своего палача, продолжая молчать. Они с недоумением и страхом глядели на это прекрасное, но устрашающее создание, превосходящее человека по всем показателям.

Эльф остановился прямо напротив середины ряда. Церемониться с ними не стал. Поглядев с секунду, перешёл к действиям. Началось… На всём белом свете только одна молния бьёт с идентичной скоростью. Уследить за движениями Рю было невозможно. А фатум связанных моряков замкнулся навсегда.

Далее выяснится следующее: эльф успел достать оба меча из ножен. А затем – произвести хлёсткий перекрёстный удар, о котором свидетельствовал легкий короткий свист. Следовательно, он рассчитал всё аккуратно, как настоящий мастер ратного дела.

Когда мэйнанец встал в одну из фирменных самурайских[4] стоек, какими те венчали финальный удар, он выставил испачкавшиеся катаны перед собой. А все тринадцать голов, чавкая, попадали с плеч и покатились по полу трюма в разные стороны.

В который раз торутийская кровь полилась из зияющих ран! Если бы я питал иллюзии вроде патриотизма, мне было бы жаль.

Через пару секунд стремительных поползновений она коснулась сандалий Рю. Но ему было всё равно.

Следом попадали сами тела. Они глухо стукались об металлическую поверхность. Бились в конвульсиях, как рыба об лёд, плюхаясь в новоявленных лужах вампирского вина, будто свиньи в грязи.

Я и раньше видел человеческую смерть. Пару-тройку раз. Кончина дедушки из-за ожесточённого туберкулёза. Один бродяга из Лотардама получил в переулке перо под ребро и ждал финала комедии в одиночестве – никто не мог и не хотел ему помогать. Тётушка Патрисия ценой собственного будущего дала жизнь маленькой Ирме. Каждая из них была не быстрой, а постепенной. К следствию так или иначе я подготовился.