Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"

Автор книги: Андрей Коробов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Часть пятая. Зверь из Масуды (5-2)

Глава восемнадцатая. Дракон в цветах

13-ое мая 5622-го года от основания города Квалон и появления Глашатаев на Агилате соответственно

Я, Рю

– Нисимо́то Сада́ра? – Владелец скобяной лавки приоткрыл рот и поглядел поочерёдно на меня и брата. – В городе я знаю только одного человека с таким именем. И лучше вам с ним никогда не пересекаться.

– Оставь свои страшилки для детей, купец. Просто скажи, где его найти.

– Прошу простить меня за дерзость, – осторожничал тот, – но зачем он вам?

– Тебя это не должно волновать.

– Собираетесь работать в Дзиротё-гуми?

Он принял нас за ронинов, составлявших костяк всякого борёкудана. Оно и понятно: два странника налегке, изнурённый вид, катана у каждого за поясом, интересуются якудза. С виду всё очевидно.

– Что-что? – недоумённо протянул Фудо.

Я так и не рассказал ему.

– Нет. Я его старый друг. Хочу увидеться.

– Будь по-вашему, господа хорошие, – сдался владелец скобяной лавки. – Но вы выбрали не лучшее время. До позднего вечера он будет в чайной старика Ёдзи. Это ближе к западной стене. Кажется, важное собрание с подчинёнными. Остальным вход воспрещён. Не знаю, сможете ли вы пройти.

– Как-нибудь справимся. Спасибо за сведения.

– Доброй дороги, господа, – откланялся торговец.

– Пойдём же, брат мой.

Я тронул Фудо за плечо и направился по полупустой улице. Немного погодя его гэта засеменили следом, и мы поравнялись.

– Кто человек, которого мы ищем?

– Нисимото Садара – кумитё местного бакуто. Ему уже, должно быть, шесть тысяч лет. И всё равно моложе, чем Дзунпей. Он выглядел на тысячу, когда я видел его в последний раз. Кровь жителей Дзиго́ку – они – еще долговечнее нашей.

– Подожди… Кровь… они?

– Именно. Полукровка. Когда-то давно его отец спас девушку. Он не подозревал, что это оборотень. Эти двое полюбили друг друга. От внимания общественности их брак уйти не мог, так что Нисимото приобрели дурную славу.

– Я слышал о подобном. Бывает, люди превращаются в них. А бывает, они поднимаются в наш мир. Только я во всё это не верил. Но Малиновый Оскал…

– Такие союзы случались во все времена. Эту помесь опасаются – и неспроста. Но для полукровок всё же есть ниши в нашем обществе.

– А кем был Садара до Дзиротё-гуми?

– Он из семьи самураев, которые служили Э́бису, даймё Масуды. Поэтому Садара здесь, а не где-то ещё. В Сэнгоку Дзидай всех Эбису умертвили. Зе́мли перешли будущему сёгуну, их заклятому врагу. Теперь здесь правит его доверенное лицо.

– Верные самураи разве не должны покончить с собой после гибели даймё?

– Насколько я знаю, большинство так и поступило. Их жены предварительно перерезали детям глотки и отправлялись к предкам вслед за мужьями. Но молодой и проклятый на холостое существование Садара не прельстился.

– Ему недоставало преданности?

– Тяга к жизни – жизни, наполненной весельем и роскошью, пересиливала в нём что-либо. Да и не убьёт он себя так просто, даже если захочет. Они куда крепче людей. Он избрал путь ронина и отправился на поиски нового хозяина. После кончины даймё Масуды служить Коногава Дзунпею желания у него не было.

– Кто принял его?

– Наш дед. Урагами были давними союзниками Эбису. Даймё Фурано приютил многих ронинов оттуда. Вместе с новым господином Садара прошёл через Сэнгоку. Когда дед умер, то повторно присягнул уже Хидео.

– А не Садара ли был твоим сэнсэем?

– Он. Мало кто похвастается тем же боевым опытом. Дед отдал ему на воспитание и нашего отца, и меня с Китано. Подход себя оправдал, ведь из всех троих получились стойкие воины. К тому времени Мэйнан уже объединился. С горем пополам. Пришла пора завоёвывать Чонгынский полуостров. Там мы и бились спиной к спине.

Я поднял глаза к небу. Голубой холст забурлил, меняя цвет и преобразовываясь в зарисовки былых битв.

– Славные были годы.

– Что произошло потом? Почему он ушёл?

– По возвращению мы разделяли одно настроение. Нам казалось, что надо свергнуть Коногава и обрушить его бакуфу навсегда. Добром для нас это не кончилось.

Про меня ты знаешь. А Садару отец предварительно уволил. Если бы он и дальше продолжал нагнетать восстание, будучи при Урагами, на нашу семью снизошли бы огромные беды. А я бы пришёл на пепелище.

– Откуда ты знал, что он собирается создать борёкудан?

– Я не знал. На черных рынках Йонгханя бродили слухи о Нисимото Садаре, который закупается маковым зельем[1] в Минолии и продаёт в Масуде.

– А как же даймё?..

– Видимо, кумитё исправно даёт взятки.

Взгляд упёрся в нужную вывеску. Вот мы и на месте.

– Мак принёс немало горя на Большую Землю. Почему он распространяет эту отраву в Мэйнане? – Фудо нахмурился.

– Деньги не пахнут. Для преступников – точно. А значит – и якудза. Если удовлетворяешь низменные потребности общества, можешь неплохое состояние сколотить. Речь не идёт сугубо о млечном соке.

– И ты хочешь, чтобы такие люди тебе помогали?

– Только Нисимото Садара. Если сэнсэй не выдохся. Пойми, в сравнении с сёгуном якудза – меньшее зло. Его промысел меня не смущает, как и твоя любовь к сестре.

От последней фразы Фудо надулся. Неудобная правда режет больнее, чем ложь.

На улицу вылетел человек, пробив собой ворота. Он кубарем прокатился вперед и больше не шевелился. Из треснувшего лба и открытого перелома на ноге сочилась кровь, щедро поливая каменную кладку под трупом.

– Торгаш не соврал, – отметил я, усмехнувшись. – Есть ещё порох в пороховницах!

– Это кто с ним так? Садара? – прошипел Фудо, округлив глаза.

Не только его ручной зверёк мог сотворить нечто подобное.

– А кто же ещё? – расхохотался я. – Сила – его врождённое достоинство. Умом сэнсэй тоже не обделен. Ну что ж, пойдём. Узнаем, в чем провинился этот бедолага.

На ловца и зверь бежит. Садара предстал перед нами сразу.

Мы остановились. Демон-полукровка смотрел себе под ноги: задумался о чём-то. Но, почувствовав, что на него смотрят, повернулся к нам.

Простояв на пороге чайной с минуту, Нисимото Садара внимательно оглядел меня и Фудо. Остановившись на брате, он облизнул губы. Я прекрасно помнил о его тёмном пристрастии. Поэтому знал, чем чреваты эти жесты.

Когда очередь дошла до меня, он загорелся. Не забыл ученика.

– Какие люди! – Нисимото Садара выставил перед собой руки.

Перейдя на тихий шаг, глава Дзиротё-гуми спустился и пошёл к нам.

Я привык к причудам внешности Садары. А Фудо часто задышал в испуге.

Сын демоницы и эльфа отталкивал окружающих. Мускулистее знаменитейших силачей, выше любого из них, Садара вызывал жгучий трепет.

Характерные черты якудза усугубляли первое впечатление. Но для меня как для поклонника искусства в них виделась изумительная красота. Достойная должного почтения к мастеру. Серую кожу покрывали пёстрые татуировки, образуя сорочку до кистей рук и штаны до щиколоток.

Во всю спину, извиваясь и утопая в цветах сакуры, протянулся оскалившийся красный дракон. На руки Садаре присели две снежные женщины[2]. На груди чернел иероглиф, означающий «голод». От живота к шее плыли по зелёным волнам золотистые карпы. Ноги покрывали чёрные и красные чернила, изображая морды демонов, но в большинстве своём – рыбью чешую. Неописуемое зрелище.

Босса борёкудана можно назвать привлекательным, ведь лицом и телом он вышел, улыбка была обаятельна, а проблем со здоровьем не имелось. Но не всякая женщина соблазнится, взглянув в его демонические глаза: чёрная склера вместо белков, молочно-белые радужки глаз и узкие зрачки.

Портрет полукровки дополнялся короной из черных и жестких, как щетка, волос.

Сэнсэй никогда не стремился к компании девушек, предпочитая юношей. Кто-то продавал ему свою честь, а кто-то – действительно влюблялся невзирая на диковинную внешность. Таков был он – Нисимото Садара, мой давний друг.

– Рю-кун[3]! Сколько лет, сколько зим! Иди обниму!

Пройдёт и десять тысяч лет, но репертуар останется прежним.

– Здравствуй, старик, – съязвил я.

Его всегда злило, когда так называют: душой и телом полудемон всегда был молод.

– А вот это ты зря! – отозвался Садара.

Сжав правую руку в кулак, он швырнул её мне в живот. Но не довел удар до конца, как обычно. Я машинально выставил блок. Сэнсэй от души рассмеялся.

– До сих пор попадаешься!

– Учился у лучших, – заявил я.

Босс Дзиротё-гуми растрогался и действительно обнял меня.

Боковым зрением я заметил стушевавшегося брата. Недавно Садара вышвырнул труп из чайной, а теперь запросто обнимает меня. У Фудо в голове не укладывалась такая смена настроения кумитё.

– Вернулся. – Сэнсэй похлопал меня по плечу.

– Я не мог иначе.

– Ну что ж, послушаем друг друга. – Он кивнул.

Садара переключился на Фудо.

– А что это за милый мальчик с тобой? Брат по оружию? Как зовут?

– Единокровный. – Стало неловко. Я почесал затылок. Знакомство может кончиться дурно. – Его зовут Фудо, но…

– Вот как. Фудо, значит, – перебил Садара, слушая вполуха и закусив нижнюю губу. – Какое красивое имя. Со смыслом! Эй, Фудо-сан, слышишь меня?

Кумитё пощёлкал пальцами перед его носом. Брат витал в облаках. Опомнившись, вздрогнул и резко поклонился.

– Здравствуйте, Садара-сэнсэй, – пропищал он.

– Здравствуй-здравствуй... Ну выпрямись ты уже! – засмеялся якудза, выставив руки в боки.

– Прошу прощения.

Глава борёкудана был первым важным человеком, с которым он говорил после ухода из Отобе. Слишком много волновался, как по мне.

– Не за что извиняться, парень, – Он чуть наклонился к нему, как великан к карлику, и по́шло улыбнулся. Дело пахнет жареным. – Скажи, не хочешь сегодня сходить со мной в о́нсэн[4]? В Масуде отличные горячие источники. Расслабишься хоть. А то видок у тебя измученный. И поешь по-человечески. Худой, как соломинка. Что скажешь?

И снова эта улыбочка. Играя заботливого папочку, Садара всё равно походил на приторного мужеложца.

Фудо пришёл в полное замешательство. Его растерянный скулёж призывал меня действовать. Брата нужно было спасать. Нельзя допустить, чтобы из Ёми посреди города вылез Ацурами, почуяв опасность. Шуму будет до небес.

Я вцепился в руку сэнсэя, приложив символ золотистой ветви – знание. Через него образы донесли до Садары всё, что приключилось в Отобе. Должно было хватить.

– Ох, – протянул Садара. – Тогда ладно. Извиняйте.

Его похоть поутихла. Можно было расслабиться.

– Лучше поговорить о насущном, – напомнил я, ожесточившись.

– Как пожелаешь, Рю-кун, – не стал спорить босс Дзиротё-гуми. – Но в онсэне. – Он был неумолим. – От вас воняет. Да и мне надо освежиться.

Садара повернулся спиной и пошёл прочь от чайной, будто там его никто не ждал.

– У тебя же вроде как заседание, нет? – бросил я ему вслед.

Сэнсэй остановился, выпрямил спину, захохотал, дрожа туловищем, и ответил мне через плечо, пряча глаза и виновато улыбаясь:

– Там полный разгром!

[1] Под маковым зельем подразумевается опиум.

[2] Юки-онна – персонаж японского фольклора.

[3] -кун – вежливый именной суффикс, используемый равными по положению людьми: друзьями, при обращении старших к младшим, начальника к подчиненному вне работы.

[4] Онсэн – японский горячий источник.

Часть пятая. Зверь из Масуды (5-3)

Глава девятнадцатая. Требования Кумитё

Спустя два часа

Я, Фудо

Садара произвёл… смешанное впечатление.

Я обрадовался, что они с Рю так ладили даже спустя две тысячи лет. Ничего подобного у меня никогда не было.

Но при виде полукровки душа уходила в пятки – от они кумитё взял слишком много. Разве что рога не росли. И он… вожделел меня. Это отчётливо бросалось в глаза. Все внутри сжималось, а по коже носились мурашки.

Я надеялся, что ни один муж больше не посягнет на меня. Старался не вспоминать Отобе. Будто бы так моя честь вновь воссияет. Нелепо…

Садара сразу дал понять, к чему клонит. Плавали – знаем. Возникло такое чувство, что прошлое будет преследовать меня, пока не умру.

Меня опять спас Рю. Тысячи «спасибо» ему за это.

Общество кумитё я претерпевал с трудом. Но здесь моё слово не имело вес. Я не ощущал равенство с братом. Пришлось смириться и тихо следовать за ними… В онсэн, где его сэнсэй не откажет себе поглазеть на меня.

Я чувствовал на коже его пристальный взгляд. Мылся стыдливо, отвернувшись к стене. Жался к ней, подрагивая, будто был выкинут голым на мороз. Рю и Садара всё видели, но пренебрегли, продолжая говорить о своём.

Мы переместились в горячий источник под открытым небом. Всех посетителей в спешке выдворили. В воде сидели только старший брат и Садара бок о бок, да я поодаль.

Кумитё не поскупился и приказал хозяину не пускать никого, пока он и его гости не уйдут. Разговор не терпел посторонних. Похоже, якудза решали все мелочи деньгами.

Даже в воде по подбородок я не чувствовал себя защищённым. Горячий источник не доставлял удовольствие. Куда бы я ни плыл, зрачки-точки преследовали меня.

В беседу я не встревал. И рассказы брата уже знал наперечёт. Садара старательно внимал, но по-прежнему следил за мной, подмигивая и добродушно улыбаясь.

Глава Дзиротё-гуми делился и собственными приключениями попеременно. Но я был слишком занят собой и внутренними переживаниями, чтобы слушать.

Наконец, настала пора полукровке высказать своё мнение насчет заговора против бакуфу. Прояснить, чью сторону он займет.

– Да-а-а, Рю-кун, в ссылке ты явно не скучал. Пока я строил бакуто, и в половину так не забавлялся. Я так горд за тебя. Любой опустил бы руки. А ты справился. О себе я и вовсе молчу – за границей пропал бы сразу.

Звенящий смех кумитё устремился в небеса.

– Я польщён, – заговорил брат. – Но каков твой ответ? Ты снова с Урагами?

– Как бы мне выразиться? – Садара почесал ногтём кончик острого длинного носа. Затем глубоко вздохнул. – Сам понимаешь, сколько лет прошло. Не то что бы я свыкся. Но и вправду многое изменилось.

– То есть?

Рю напрягся.

– Я тоже ненавижу сёгуна. Больше, чем ты. Лично бы раздавил Дзунпею башку. – Садара сжал кулак до дрожи крепко. – У меня есть сотня причин убить его.

– В чём дело тогда?

– Ты будешь смеяться. Но время берет своё, и я… остыл, что ли. Мне удалось вклиниться в новое общество. И теперь я живу, как хочется.

– Звучит так, будто ты думаешь только о себе. Но ведь это не так.

– Твоя правда. Но мир, который меня бы устраивал, уже создан. Здесь, в Масуде. Он маленький, но мой собственный. Со своими прелестями и неприятностями.

– Хочешь сказать, ты не в деле?

– Отнюдь, – усмехнулся кумитё и потрепал Рю по плечу. – Просто теперь это предложение для меня – лишь работа. Твоё дело – правое, как по мне. Но прости, прежний огонь в моей душе погас.

– Тогда назови свою цену. Я торговаться не намерен.

– Будто мне оно надо, – хмыкнул тот. – Скажи сам, сколько готов заплатить.

– Я не знаю, какие деньги крутятся в бакуто. Могу предложить тебе десять тысяч обанов. Как первый взнос. А после – ещё по одной за каждый месяц войны. Если она не закончится, где и объявится.

– Золото – всегда хорошо. Но я и так богат до безобразия.

– Тебе ещё что-то нужно, – понял старший брат.

– Ага.

Глава Дзиротё-гуми смерил меня хищным взглядом. Я вздрогнул.

– Видишь ли, бакуто – вся моя жизнь. Меня больше беспокоит, выгодно ли восстание гокудо. Сёгун увидел в нас пользу. А как поступит новое правительство?

– Я сделаю всё, что в моих силах, и обеспечу неприкосновенность, – с легкой руки пообещал Рю. – Не забывай про новые рынки, о каких в Мэйнане и слыхом не слыхивали.

– Звучит заманчиво.

Нисимото Садара окунулся с головой. По поверхности воды пошли круги. Затем он с громким всплеском вынырнул обратно.

– Это всё? – спокойно спросил брат.

– Похоже, я уже попросил много, – виновато заметил кумитё. – У меня есть ещё одно требование. Очень личное. Думаю, ты не откажешь.

– Спрашивай.

К счастью, обо мне речи не шло.

– Мне не даёт покоя эта алмазная личина. Сила, которая кроется в ней. Хоть и выглядит вещица, как обыкновенная дорогая безделушка.

– Что-то нелестно ты отзываешься о ней, – отметил Рю. – Протяни руку. Ты узнаешь о ней всё, что знаю я сам.

– Ты и так сказал достаточно. Просто хочу удостовериться в её мощи на собственной шкуре. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем.

– Как ты знаешь, у меня есть маленькое горе. Оно следует за мной по пятам через всю жизнь. Никто не может меня полноценно ранить и уж тем более убить. Скорее уж старость придет, чем потерплю поражение. Так я думал.

– А тебе и впрямь хочется проиграть?

– Нет. Другое дело – ощутить дух соревнования. Я всегда был заведомо уверен, что не проиграю.

Садаре было неудобно говорить об этом.

– Настаиваешь на поединке, – понял Рю. – Ну и прихоти у тебя, конечно…

– До Собрания Даймё ещё есть время. Я предлагаю завтра утром встретиться за городом и помериться силами. Может, тогда я почувствую себя обычным человеком.

– Ты не понимаешь, о чём просишь. Если я увлекусь, от тебя останутся ножки да рожки. И что мне делать тогда без тебя?

– Просто постарайся не убить. Следи за тем, чтоб мы держались наравне. Когда станет совсем худо, я дам тебе знак прекратить. Если буду в состоянии.

– Я тебя предупредил, – отозвался старший брат. – Будь по-твоему, Садара-сэнсэй.

– Какое счастье, Рю-кун! – искренне воскликнул кумитё, победоносно подняв два кулака вверх. Серое лицо посветлело. – Тогда давайте выбираться. Мне-то здесь хорошо. А вам о сосудах всё-таки следует побеспокоиться.

– И вправду засиделись. Фудо, вылезаем!

– Надо бы отужинать, как вы на это смотрите? Есть неподалёку место, где подают очень вкусный тяха́н[1]. Переночуете у меня дома. – Я сглотнул. – Вы мои гости ведь. В мягкой постели спать всяко лучше, чем в лесу на деревьях. Как вам мысль?

– Лучше и не придумаешь, – ответил за нас двоих Рю.

Нисимото Садара осторожно покинул воду и направился к раздевалке. За ним – Рю.

Я не спешил. Не сразу понял, как пройдёт остаток дня. Со злости ударил по водной глади и только потом покинул горячий источник.

Старший брат оделся быстрее всех и ждал нас на выходе из онсэна.

Находиться наедине с Садарой было страшно. Я спешил накинуть на себя вещи и убраться подальше. Тревога нарастала – и неспроста.

Кумитё лениво натягивал хакаму[2], таби[3] и гэта. Я стоял к нему спиной, сделав вид, будто его не существует. И не заметил, когда он подошёл сзади.

– Фудо, – неловко позвал полукровка.

Я подпрыгнул от неожиданности и обронил накидку – единственное, что оставалось надеть. Нисимото Садара продолжил:

– Без мальчика сегодня я не останусь. Но знай, с ним я буду думать только о тебе.

Признание привело меня в замешательство. Я насупился, закипая. Злость переполнила чашу терпения. Стиснув зубы, я повернулся к нему.

Хотелось высказать всё, что я о нём думаю, пренебрегая мнением брата. Я готов был угрожать, только бы остепенить кумитё. Но встретившись лицом к лицу, я увидел, насколько он был близко, почти дыша в затылок.

Я не успел опомниться. Плюнув на всё, Садара впечатал меня в стену, обхватил ладонями лицо и взял у меня то немногое, что мог по-быстрому, – поцелуй. Тело перестало слушаться, в глазах потух свет.

Все, что я чувствовал, – прикосновение влажных и обжигающе горячих мерзких губ они. Дыхание с запахом копоти, напоминающее об Отобе. Отвращение вернуло мне власть над собой.

Нисимото Садара телосложением напоминал медведя. Но я, изнеможённый от частых недоеданий, смог оттолкнуть его. Похоже, кумитё просто позволил мне.

– Отвали от меня!

В ушах стоял знакомый грохот. Не из-за учащённого сердцебиения, вставшего комом в горле. Я был уверен, что слышал приближение Малинового Оскала.

– Прости, – виновато проронил Садара.

Выглядел он, как неистовый, обезумевший от голода зверь. Мы постепенно успокаивались. Шум внутри головы прекратился.

– Не смог удержаться. – Он судорожно смежил веки и отвратительно облизал губы. Так, будто старательно собирал с них пыльцу или вроде того. – Как я и думал. Ты вкусный. Очень, очень вкусный…

С этими словами он стыдливо выбежал прочь из раздевалки, как женщина, пойманная за купанием голой.

– Больше не прикасайся ко мне! – бросил ему я, только подстегнув, но уже без злобы. Всё вставало на свои места. Нет смысла злиться на человека, если он неуравновешенный, если он… душевнобольной.

[1] Тяхан – японское блюдо, похожее на плов.

[2] Хакама – японские шаровары.

[3] Таби – традиционные японские носки высотой до лодыжки с раздельным большим пальцем для носки гэта.

Часть пятая. Зверь из Масуды (5-4)

Глава двадцатая. Нерушимая Сила

На следующий день

Я, Садара

Ночка оставила поганое послевкусие.

Всё шло, как обычно. Со становлением Дзиротё-гуми я позволил себе менять предмет увлечения ежедневно. Так и на сей раз.

Редко со мной ложились добровольно. Тем более, по любви. Зачастую приходилось платить. Выстроилась целая очередь страждущих. Тому я только рад. Был.

Вечером обнищавший крестьянин привёл старшего сына-девственника. Селянину требовалось быстро достать средств, чтобы его семья не померла с голоду, пока созревает первый урожай. Честная сделка. Оправданные нужды.

Землепашец не врал, лестно отзываясь о чаде. Личико у него было слащавое. Глаза цвета охры, пепельные волосы. Детский ум, но стройное поспевшее тело. Робкий и плаксивый недотрога. Не юноша, а загляденье. И это – моя новая жертва.

Но я не уделил ему и толики внимания, что странно. Налюбовался в миг и совсем не пообщался. Безымянный малец не вызывал ничего, кроме безразличия.

– Раздевайся, – велел я, снимая с себя одежду...

Сопротивление прекратилось, и крестьянский сынок стал податлив, как глина в руках гончара. Взглянув на меня единожды, он понял, куда попал и как больно ему будет в ближайшие два часа. У него имелось время, чтобы подготовиться и напрячь силу воли, но не воспользовался им. И теперь – не стерпев напора, кричал, как резаный, и рыдал в две бадьи.

– Мамочки... мамочки! – вопило тело подо мной, но я не обращал внимания.

Скромные не целованные мальчики всегда заводили меня. Склонять их к сношению было целой игрой, поскольку я никогда не брал силой. Расколовшись и покорно разлёгшись в ожидании, они только придавали задор. Но этот раз отличался от всех предыдущих, словно сам образ жизни приелся.

– Пожалуйста, хватит! Пожалуйста!..

Гости знали, что будет этой ночью, и просто пошли к себе. На крики никто не являлся. Даже отец мальчика…

Меня одолевала неприязнь из-за одного-единственного паренька, что пытался уснуть через пять комнат от меня. Я хотел только Фудо. Но из-за Рю, лежавшего по соседству, он находился вне досягаемости. Ничего не поделаешь.

Чтобы довести дело до конца, в мыслях отпрыск землепашца сменился вожделенным сыном даймё Фурано. Больше никаких воплей и криков. Правильные черты лица не обезображены болью.

Необыкновенные багровые волосы упали на подушку. Водянисто-зеленые глаза, горящие в лунном свете, беспокойно шарят по спальне и иногда встречаются с моими. Он смотрит с желанием. Ноздри вздымаются, будто ему не хватает воздуха.

Верхними зубами мальчик впился в нижнюю губу так сильно, что прокусил до крови. Он морщится и стонет, подвешенный между мучением и наслаждением, которые я дарю ему от чистого сердца.

– Садара... Садара... Садара! – судорожно зовёт Фудо, моля о чём-то, но не определившись, чего хочется – передышки, или чтобы я не останавливался.

Продолговатые ручонки с опрятными, тоненькими, длинными пальчиками елозят по кровати. Его худые ноги держатся в одном положении у меня под мышками. Ступни прыгают.

Плоский животик сдувается-надувается. Вдыхая, ловлю сладкий запах его чистой гладкой кожи. Волос, напоминающий благоухание тростникового сахара и полевых цветов соответственно. Я целую его, вкушая влагу и приятную свежесть, напоминающие о первых весенних вечерах в бурную оттепель.

В Урагами Фудо замечательно всё – от темечка до пяточек. Я увидел в нём самое лучшее, дорогое и прекрасное украшение жизни. Будь этот мальчик со мной, я стал бы счастливым безукоризненно.

Сладостное видение исчезло, как только с отпрыском нищего крестьянина было покончено. Он снова лежал перед глазами, зля меня своим присутствием. До чего же я опустился: занимаясь одним, представляю кого-то ещё.

Переполненный жгучим семенем они, юнец больше не плакал. Он закряхтел от облегчения, но не понимал, что произошло, и почему у него так свербит и горит в толстой кишке. Его дурацкие вопросы впивались в ухо, как потревоженные пауки в кожу.

– Что это вы сделали, Садара-сама? Очень странное чувство…

– Поздравляю, ты отработал деньги. Угомонись, – приказал я.

После совокупления привык болтать с любовниками на сон грядущий. Спрашивать об ощущениях, поскольку никогда не бывал на их месте. Да и куда мне, громиле. В большинстве своём ответы совпадали друг с другом, но любопытство не умалялось. Здесь, честно говоря, – плевать. Хотелось избавиться от парня. Чем скорее, тем лучше.

Встав и отсыпав мальчику пару итибуба́нов[1] – для него и для голодной семьи, я велел ему одеваться и убираться восвояси. Он только рад был подорваться и исчезнуть с глаз долой. Находчивый папаша уже ждал внизу, с привратником на пару.

Рысью я пронёсся в умывальню и устранил зловоние, которое оставил селянский сын прощальным напоминанием о себе.

За омовением, тщательно вышаркивая соки и нечистоты, я углубился в раздумья об этом дне. Расправа над предателями, договор с Урагами Рю – всё прекрасно. Только знакомство с малышом Фудо было испорчено в пух и прах. Мной же.

Во всяком случае, эта неприятность не отразилась на отношениях со старшим братом. Рот паренька держался закрытым. Помалкивал и я.

Меня удручала порочная несдержанность. Она взяла верх снова. Довольствоваться красотой Фудо я не мог. Зов плоти подавил самообладание.

Неумолимость – мой самый явный и гнетущий изъян, пожизненный хлыст как очередная плата за силу они. На деле, повёл себя, как избалованный ребенок.

Я принял свою природу. И хотел верить, что ещё не всё потеряно. Что однажды мы с Фудо всё-таки сблизимся. Хоть бы так!

Самобичевания только мешали настроиться на предстоящий бой. Уже в преддверии того голова должна очиститься.

Надо было спуститься в погреб и зачерпнуть из перегревшегося бочонка чашу крови они, пойманного якудза по моему личному заказу.

Ценой жизни десятерых удалось приковать его к земле и расплющить мозг, опустив на лоб увесистый валун. Награда была соответствующая.

Черная кровь питала лучше, чем любая другая, какой я довольствовался в младенчестве с уходом матери обратно в Дзигоку, лишившей меня грудного молока.

Напиток раскрывал моё адское начало целиком. Одного черпака хватало надолго. Даже успевает найтись другой источник, пополняющий вместилище. Вдоволь напившись, я отправился спать: к утру усвоится.

***

В нужный час, в положенном месте стояли мы трое.

Пока Фудо и Рю перешёптывались, я ходил взад-вперед. В разминке я не нуждался: мышцы и так пронизывало напряжение. Я посматривал в их сторону. Фудо чувствовал, оборачивался и пугался, продолжая помогать брату снимать таби и гэта.

В качестве одежды я выбрал только фундоси[2]. Так, вкупе с переварившейся кровью, я чувствовал себя они на сто из ста.

– Итак, ещё не передумал, Садара-сэнсэй?

Стянув с себя печально известный плащ и взяв личину, Рю пошёл ко мне. Фудо присел под сенью одинокого вечнозелёного дуба, растущего посреди луга. Оттуда ему было отчётливо видно нас обоих.

Чёрный алмаз зловеще блеснул, когда из-за туч выглянуло солнце.

– Сам же видишь! – расхохотался я, скрывая смятение.

– Как в старые добрые времена дерёмся, я полагаю?

Рю надел Наследие Первородных. По мановению колдовских рук оно зашевелилось, вторя движениям его собственного лица.

– Именно так. – Я отбросил мысль, что совершаю ошибку, напрашиваясь на поединок. – Посмотрим, сможешь ли ты одолеть меня на сей раз.

– Обещаю, это будет незабываемо!

Из алмазных уст полился внеземной голос. Он будто звучал у меня в голове.

Размяв кулаки до хруста, Рю встал в тридцати шагах напротив. Как когда-то ученик и наставник, мы поклонились и приняли зеркальные стойки. Поединок начался!

Все сторонние мысли испарились, как над озером дымок.

Я старался просчитать воспитанника, помня его приёмы. Мои ему были известны даже лучше. Я оставался прежним, то ли дело Рю. Лучше всего было смотреть в оба.

Противник не утомлял себя думами и тут же ринулся на меня с быстротой сапсана, нисходящего с небес на добычу. За ним только так вздымалась пыль.

Его туловище держалось прямо. Но, как только я произвёл резкий удар справа, оно тут же откинулось назад. Не попал!

Хотел было пнуть Рю – не успел. На подбородок пришлась пятка: за доли мгновения Рю обнаружил открытое место и ударил беспрепятственно.

Но какая разница, если ты уже отлетел? При всей тяжести собственного веса! С порванными щеками и непослушно, бездельно болтающейся нижней челюстью! При падении зубы стукались друг об друга, докучая.

Я был поражен. Урагами Рю – единственный человек, действительно ранивший меня! Силён. Силён как никогда!

Едва я перестал боронить спиной землю, обдирая кожу кусками, поднялся на ноги в прыжке. Этой боли было недостаточно, чтоб я взмолился о пощаде.

И вновь он скачет ко мне. Рю легко уклоняется от ударов с вытянутой руки. Стоило подпустить его поближе и произвести для начала захват. Дальше будет видно.

Вдох прервался. Соперник остановил себя за счёт прямого удара в грудь. Он приподнялся над землёй и стал впечатывать в меня кулаки, валя на спину.

Под таким градом тело не устояло. Кости ломались, волокна рвались, и потому взбивалась плоть, а кожа лопалась.

В точности и быстроте я был ему не ровня. Но не терял возможности ответить взаимностью. Взгляды наши пересеклись.

Сейчас.

Пришлось поддаться земной тяге. Иначе я бы не крутанул тазом, нежданно-негаданно опускаясь голенью ему на рёбра. Они отозвались громким хрустом. При всей мощи Рю оставался смертным. Его можно было одолеть рано или поздно.

Соперник и ухом не повёл. Переломы только позлили его. Он принялся за другую мою, свободно парившую ногу. Я упал. В колено с размаха упёрся кулак. Чашечка затрещала и крошилась больше с каждым новым ударом.

Конечность перестала слушаться, неестественно выгибаясь вперёд. Я должен был срочно что-то предпринять. Не придумал ничего лучше, кроме как потянуть остатками ноги на себя, таща за собой Рю. Я всё никак не мог добраться до его головы.

Но теперь…

Соперник не ожидал, что я воспользуюсь такой хитростью. Его понесло на меня. Только-только он попал в пределы досягаемости, сжатые пальцы на высокой скорости столкнулись с его черепной коробки.

Под ними кости вминались внутрь. Смертельный удар. Но Урагами Рю преодолел понятие человеческого существа. Ущерб голове мало сказался на дальнейшей согласованности его конечностей.

Во всяком случае, мой ответ остановил его. Появилась возможность отдышаться. Его отбросило на пять шагов назад.