Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"

Автор книги: Андрей Коробов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Сломанная челюсть восстановилась. Пока Рю оправлялся, в порядок пришла и нога. Я начал вставать. Если б не кровь они, воспитанник уже бы разделался со мной.

Он бросился на меня. Скорость возросла. Я выискивал удобный миг для нападения.

Первая рука должна была отвлечь его, а вторая – вдавить кадык внутрь шеи, перекрывая дыхательные пути на время. Этим я бы поставил точку в поединке.

Но что-то пошло не так. Рю снова обставил меня.

Он увернулся от первого удара. Но второй принял не шеей, а целенаправленно подставил… нет, бросился лбом на кулак!

От основания пальцев, как при землетрясении, трещины пошли по всей кисти. Даже я не сумел пробить чёрный алмаз.

Брызги моей крови запрыгали в воздухе. Впервые в жизни я почувствовал боль и понял, как страдали мной убитые. Достаточно было прикоснуться к Наследию Первородных. Я вскричал, но ещё был настроен драться. Хоть ногами!

Поединок продолжался, раз уж я не попросил остановиться.

Обезвредив первую руку, Рю приступил ко второй. Он взял её под мышку, плотно обхватил локоть ладонью и стал давить ей вверх на него. Сопротивляться я был не в состоянии.

Треск. Теперь обе руки болтались мёртвой ношей. И снова боль, но мягче.

Противник отпрянул, взявшись за повисшую ладонь и потащив за собой. Я безвольно опустился на колени.

Рю метнул в меня чередой прямых кулачных ударов. Нет приёма лучше, чтобы последовательно впечатать лицо соперника в затылок. Это и произошло.

Раз – нос в кашу. Два – правый глаз лопнул. Три – лоб вмялся внутрь. Четыре – больше. Пять – еще. Шесть – шея перестала держать голову.

Перед уцелевшим глазом всё почернело от крови. Восстановление не поспевало начаться, поскольку урон всё увеличивался.

Седьмого удара не последовало. Стало ясно, что пора остановиться. Или же я не почувствовал его из-за головокружения. Тело плюхнулось наземь.

Повержен! Впервые в жизни! Я, Нисимото Садара!..

Прошло какое-то время прежде, чем я начал осознанно двигаться, разобравшись в окружающей среде. Я ощупывал землю и мало-помалу исцелялся, а Рю задавал вопросы, на которые требовался исчерпывающий ответ.

– Ты добился своего?

– Да, – сдавленно шептал я.

– Ты присоединишься ко мне?

– Да.

– Ты уверовал в Первородных?

Я взглянул на него исподлобья и онемел. Вмятина в голове Рю пропала. Кожа на месте ломаных рёбер стала белеть.

Этот бой он перенёс легче меня. Старые Боги даже лечили его! Немыслимо…

– Да, – проронил я и распластался в траве, отдыхая.

– Я в тебе не сомневался, – заявил он, живее всех живых…

[1] Итибубан – отчеканенная из золота и серебра монета, включенная в реестр денежной системы Токугава.

[2] Фундоси – традиционное японское нижнее белье, либо набедренная повязка демонов они из звериных шкур, зачастую – тигриной.

Часть шестая. Лики Правосудия (6-1)

Глава двадцать первая. Белый Человек

99-ый день весны, 1868-ой год правления тэнно Иошинори

Я, Сон Кю Ран

Судно вернулось на Мэйнан. Окрыленный встречей, даймё заперся у себя и принялся готовить письмо к сёгуну. Я не разделял его вдохновения.

Господин отправил меня за ненадобностью проведать самозванца. Очень кстати: к узнику у меня возникла просьба.

Часовой поклялся, что нас никто не побеспокоит. Украдкой я удостоверился, что всё взял. Листы для записей. Чернила. Кисть. Ценные, мало понятные бумаги с Йонгханя. На месте.

Я спустился во мрак подземелья. Ноги двигались по мышечной памяти.

Тише мыши я проследовал по узкому проходу вдоль мокрых стен тюрьмы. Одна за другой клетки оставались за моей спиной. Они давно пустовали – все, кроме дальней.

Единственными постояльцами в них были крысы, пока те не попадались под кошачью лапу.

Как рассказывал Хидео-сама, когда-то темницу переполняли враги Урагами: другие семьи, шиноби, провинившиеся землепашцы, предатели и чужие самураи.

Подземелье переварило их всех. От сидельцев не осталось и косточки с пальца – что не брали грызуны, доставалось годам и сырости.

Это происходило задолго до Сэнгоку Дзидай, ведь возраст Мэйнана и без того полон тёмных веков и тысячелетий. Заключенные редко возвращались обратно.

Белый человек – пожалуй, единственный, с кем обошлись ласково.

Я подошел к его клетке. Заключенный разлёгся на циновке и не шевелился. Он не спал и закопошился, как только моё появление ознаменовал свет.

Масла внутри фонаря оставалось немного. Сперва потребовалось налить до краев, чтоб хватило наверняка.

Пламя вспыхнуло. Язычок его выпрямился, подрагивая. Тусклое, грязно-жёлтое свечение перекрасило стены и часть пола.

Источник света был крошечным. Однако его доставало, чтобы опалить нам зрение. Липовый монах давно сидел во тьме, поэтому боль его превосходила мою в разы.

Немного погодя глаза подстроились под освещение. Белый человек пробубнил что-то на родном языке.

Его речь казалась воркованием старой сороки. Когда чужеземец перешёл на мэйнанский, речь его обрела читаемый смысл.

– Опять ты. – Он показался на свет. – Вернулись, по всей видимости.

– Так и есть, – отозвался я, смотря на него через железные прутья. – Как ты? Не трогали тебя стражники?

– Спасибо, что спросил, – угрюмо буркнул белый человек. – Всё здорово. Все просто здорово…

За шесть дней в заключении его загар бесследно исчез. Теперь он был болезненно бледен. Передвигался слабо и выглядел измученно. Его кормили и поили, но без солнца он вял, как в темноте и холоде цветок. К тому же, душа его позабыла покой.

– Метку не сняли?

– Не знаю. Когда даймё покинул замок, проявляться она перестала.

Еще бы. Рю – не из тех, кто заботится об одноразовых помощниках.

– Как она работает?

– Загорается, когда я вот-вот скажу что-то запрещённое. Через неё он видит моими глазами и общается со мной.

– Тогда она тоже сияет?

– Угу…

– Ясно.

Итак, я попал в окно между посещениями. Уже хорошо.

Если бы Рю прознал о произволе, меня бы законно казнили через линчи́[1]. Потому что намерения мои в каком-то смысле были вероломны.

– Так чего тебе, чонгынец? Пришел поизмываться надо мной или убить?

Белый человек не забыл, что я дважды пытался его умертвить. Не простил. Он имел право меня ненавидеть, но сейчас это значения не имело.

– Нет. Я здесь, чтобы объявить важную новость.

– Какую же? – язвительно полюбопытствовал он.

Опираясь на ворота клетки, липовый монах вытянул спину. До того узник наседал на них, будто намерен был протолкнуть вперёд.

– Тебя выпускают. Радуйся.

– В самом деле? И куда потом? В петлю? Или опять к они на рога?

– На свободу, разумеется, – раздражённо поправил я. – Поплывёшь домой – и всё.

– Ага, какой там…

Белый человек вернулся во мрак. Слышно было, как он прильнул к стенке и сполз по ней, рассаживаясь на холодном полу. Из темноты донеслось гневное сопение.

– Что такое? – Ответа не последовало. Я вышел из себя. – Эй! С кем разговариваю?

Я пнул ногой в решетку, высекая скрип. Она зашаталась.

Молчание продолжалось. Вдруг я услышал, как упала капля. Чуть погодя – вторая. И так далее. Сырость была не причём: в темноте разразился сдавленный плач.

– Ты чего хнычешь?

Не ответил.

– Что с тобой не так?

Рыдание прекратилось. Он перевёл дух и заговорил опять. Голос дрожал.

– Ответь, чонгынец… Через что ещё мне придётся пройти прежде, чем я уже сдохну в конце концов?..

– Не пори чушь, – посоветовал я, поняв ход его мыслей.

Последние семь дней изрядно поломали его.

– Мне всё надоело. Слышишь меня? Надоело! – рявкала тьма.

– И что теперь? Будешь и дальше валяться тут? Сходить с ума в ожидании смерти? Так лучше, по-твоему?

Уж кому всё надоело, так это мне. Если бы я не нуждался в нём, не ходил бы вокруг да около. Белый человек вызывал отторжение и представлял опасность для даймё.

– Здесь я хотя бы в безопасности. Впервые с отплытия!..

– Ну и дурак. – Я заложил руки за поясницу и обхватил одной другую. Меня слезами было не пронять. – Что ж ты важничаешь? Только доставляешь ненужные хлопоты. И мне, и господину. Уходи, пока дают.

– Как ты себе это представляешь? Что я, вернусь на Ошиму? Они ж меня живьем сожрут! Все одно. Я никогда не вернусь к семье…

– Говоришь, семья есть?

– Тебе-то что?

– Рассказывай, – настаивал я.

– Ну… родители. Жена, сын, – проворчал он.

– Тогда тебе и подавно нечего здесь делать. Проваливай.

– Каким образом? На своих лодочках подбросите?

– Тебя заберут те иностранцы. Рю пообещал отцу.

На мой взгляд, такое разрешение вопроса было очередной его уловкой. Я не верил, что ошимец выживет. Но это только моё мнение. Высказывать его было необязательно.

– Шутишь, что ли? Да для них я грязь под ногтями, не более!

– Слушай… Ты хочешь снова увидеть своих родных или нет?

– Хочу, но…

– Тогда забудь и доверься. Хватит с тебя.

– На родине меня всё равно спросят о судне. И как им отвечать?

Стало ясно, почему он распустил нюни. Один на один с собой белый человек обдумал немало. Во вред себе же.

– Соврёшь – иначе нельзя. Поразмысли, чтоб вышло правдоподобно. У тебя полно времени до отплытия. Ты столько всего перенёс. Будет нелепо и обидно, если насмарку.

– И правда…

Иностранец зашелестел, копаясь в одежде. Искал ту бумажку, которая при нём имелась. Ценную, как пояснил самозванец при допросе. Хотя на письмо или деньги она не была похожа. Липовый монах пробормотал что-то – так чувственно, как если б обращался к кому-то очень близкому и дорогому.

– Ну так что, теперь тебя всё устраивает? – нетерпеливо спросил я.

Предполагалось, что белый человек, узнав об освобождении, станет сговорчивым и поможет мне. Немного прогадал.

– А как я проведу этот месяц? – Самозванец убрал назад бумажку.

– Господин распорядился, чтоб ты жил со мной, – сказал я с тяжёлым сердцем.

Не хотелось видеться с ним часто. Ещё меньше хотелось просыпаться под одной крышей. Но как там в народе говорят? Слюбится-стерпится?

– То есть?

– Я перевезу тебя в чонгынскую деревню этой ночью. Жители по гроб жизни обязаны Урагами Хидео за предоставленные поля и жилье. Память об этой милости ещё жива. Мы умеем хранить молчание. Никто в городе не узнает о тебе. Так что неприятностей никому ждать не придётся.

Потом сопровожу тебя в Ому. И плыви, куда хочешь. Чтоб больше я тебя не видел.

– В Ому? – сдавленно повторил белый человек. – Но там же сёгун…

Я кратко пересказал ему, что сам услышал от даймё. Но воздержался озвучить соображения о грядущих событиях, почему не доверял ни Рю, ни его приспешникам.

Обилие иностранных судов не похоже на содействие в восстании. То ли дело – на полноценное вторжение.

Липовый монах внимал, не перебивая. Когда я закончил, он покачал головой.

– Вот тебе на. Куда меня вообще втянули?! Ну и дерьмо.

– Не только тебя. Ещё меня. Моего господина. А скоро – и весь Мэйнан. Я не просто так все это рассказываю. Мне нужна твоя помощь.

– Ты ведь знаешь, я не боец, – отсмеявшись, отозвался он. – Раз решили отпустить, больше ничего не просите, умоляю.

– У тебя другое достоинство, – напомнил я. – Ты толмач. Ты успешно разговаривал с другими иностранцами. Вывод сам собой напрашивается: ты знаешь их язык. Так ведь?

– И что с того?

Дабы прояснить, я потянулся к фонарю и, сняв его, поставил на пол. Достал бумаги, которые при показе оружия идзинов мне удалось тихонечко выкрасть со стола.

Я присел, разложил чертежи в свете огонька и позвал толмача:

– Подойди. Нужно, чтобы ты взглянул.

Раздосадованный, что придётся встать, белый человек послушался.

– Это то, что я думаю? – спросил он, присаживаясь напротив.

– Огнестрельное оружие, пушки, боеприпасы. Всё описано по составным частям, насколько я заметил. Не могу разобрать суть.

– Хочешь, чтобы я всё перевёл на мэйнанский? – Голос вытянулся в удивлении.

– Ну да, а что такого? – недоумевая, спросил я.

Липовый монах рассмеялся, пугая попрятавшихся в норах крыс.

– Я думал, больше никогда не придётся работать с другими языками. Но все вы как снег на голову свалились.

– Что поделать… Ты подсобишь, нет?

– Из любопытства, разве что. Не называй это помощью.

– Как скажешь. Просто переведи чертежи.

– А зачем тебе это?

– У меня есть основания полагать, что Рю пустил Хидео-сама пыль в глаза. Как-нибудь да где-нибудь. Я чувствую, от кого исходит угроза.

– Вот как…

– Угу. Он – враг. Не столько Коногава, сколько Мэйнану. Не сам, так войско, которое ведёт за собой. Те, кто согласятся пойти за ним. Он приговаривает: «Война уже началась». Но что это за война? Гражданская? Или страшнее? Я хочу защитить господина и нашу страну. Я хочу, чтобы у мэйнанцев было, чем дать отпор. Справишься?

Толмач меня не сдаст. Любить Рю ему было не за что. Он скорее ненавидел его. Куда больше, чем меня и Урагами Хидео.

– Я-то справлюсь. А ты?

– Можешь не сомневаться. Создать оружие – легко. Только разъясни написанное. Пожалуйста.

Белый человек заговорщически улыбнулся:

– Так и быть, Сон Кю Ран…

[1] Линчи – китайская казнь путем отрезания от тела преступника небольших фрагментов в течение долгого времени. Применялась против отцеубийц и государственных изменников. Отменена в 1905 году.

Часть шестая. Лики Правосудия (6-2)

Глава двадцать вторая. Эксперимент

38-ое мая 5622-го года от основания города Квалон и появления Глашатаев на Агилате соответственно

Я, Альфред

Тучи стали сгущаться ещё утром: начинался сезон дождей. От декады к декаде они шли всё чаще. Я ненавидел это время года за сопутствующую хандру.

Но все изменилось. Отныне я был доволен. Потому что близился день, когда я покину Мэйнан. В кои-то веки.

Прошло три дня, как Урагами Хидео со своей помпезной процессией направился по тракту в столицу. Телохранитель должен был поехать с ним, но попросил об отсрочке.

Его ещё занимали «кое-какие дела» в провинции. Он обещал, что сразу после поскачет следом. И уже в Оме мы воссоединимся.

Предчувствие шторма подстегнуло чонгынца действовать. Он ждал его. Следовало опробовать винтовку рычажного действия – прототип, созданный по ворованным схемам.

Я перевёл их с энедийского не без труда: у меня другая специальность. Мы занялись ей через день, как прибыли в деревню.

Отец его зарекомендовал себя как талантливый оружейник и держал целый цех, трудясь на нужды городского гарнизона. Ремонт также падал бременем на его людей.

Каждый день протекал по одному шаблону.

Подъём с первыми петухами. Мы часами сидели в кузнице, изредка прерываясь. Я объяснял написанное и следил, чтобы детали совпадали с чертежами во всех аспектах.

Мастер знал своё дело и относился к нему с маниакальной привязанностью. Выслушав нашу легенду, он принял заказ. Для него это был вызов. Прогресс пошёл.

После выполнения дневной нормы наступал ужин. Изначально сторонясь визитёра, со временем семья Сон отнеслась ко мне, как к гостю.

Они с упоением слушали истории о жизни по-кельвинтийски. Закидывали бесконечными вопросами.

Но я должен быть благодарен. Остальные чонгынцы не прознали обо мне. Иначе покоя мне было бы не видать.

Помаленьку я сблизился с хозяевами дома. Телохранитель стал мне если не другом, то камрадом. Я восторгался их сплочённостью. Внутри назревала тяга к прежнему курсу. Открылось второе дыхание.

Путем несчётных попыток, большинство которых закончились фиаско, своего мы добились. Винтовка была сконструирована заново, а сотня пуль нужного калибра – отлита. Для начала – в самый раз.

Выявить её потенциал на территории деревни было нереализуемо. Выстрелы вызвали бы резонанс среди селян. А ещё их бы услышали в Фурано. Возникла нужда в месте, где никто не смог бы поймать нас с поличным.

Чонгынец примерно представлял, где можно провести испытания без помех. Но полной уверенности ему не хватало, чтобы попрактиковаться раньше. Грядущая буря послужила настоящим подарком судьбы.

Небо становилось темнее. Громовое эхо разносилось в пространстве, доходя до жилища Сон Кю Рана. Ярость стихии маршировала к нам.

Мы ударили по коням. С собой был экземпляр для тестирования. Не оказалась лишней повозка, обременённая прикрытой брезентом тушей свиньи.

Ничего лучше лесной чащи поблизости мы не нашли. Пихтовые колонны, стоя плотно друг к другу, скрывали нас полностью.

Чтобы оценить убойность и дальность стрельбы, Сон Кю Ран решил бить по трупу на разных дистанциях, прежде всего подвязав его меж стволов, как при свежевании на охоте. Главное, чтобы выстрелы попадали в темп грозе.

Как с приготовлениями было покончено, Сон Кю Ран начал эксперимент. Я устроился на валуне около стоянки лошадей. Наблюдал, с опаской гадая над результатом.

Чонгынец вынул из льняной обёртки оружие. На скорую руку зарядил винтовку в согласии с инструкциями. Патроны запрягались в подствольный трубчатый магазин.

Это ружьё[1] соединило Южный Гвириан от Селиндора до Атраи. С ним ивентарцы легко покорили бы Мэйнан. А эльфы – сумели бы свергнуть сёгунат, или достойно ответить имперцам на суше. На фоне его аркебузы – просто палки-копалки.

Обхватив винтовку покомфортнее и плотно приставив приклад к предплечью, Сон Кю Ран выжидал повторного рокота с небес.

Он был первым, кто опробует заморское изобретение в деле. Его не заботило, впишут ли его имя в анналы истории. Не страшило, если что-то пойдёт не так, оставив его инвалидом или убив. Раз подвернулся шанс, чонгынец хотел выжать из него максимум.

Сначала Сон Кю Ран встал в пяти шагах от свиной туши. Взял брюхо на мушку. Тучи зарычали. Первая пуля пошла. Хлопо́к был поглощён буйством стихии. Но кони услышали и обеспокоенно заржали. Отдача не пошатнула опытного стрелка. Выстрел отозвался болью в груди. Колкая. Будто капилляры полопались от звуковой волны.

На первой дистанции свинец пробил тушу насквозь. Винтовка оказалась полностью исправной, раз не взорвалась прямо в руках испытателя.

Сон Кю Ран не сдержал эмоций и победоносно поднял над собой ружьё, как титан, что принёс древним фавийцам огонь, и восторженно вскрикнул. Я тоже порадовался: если с ним что-то случится, пиши пропало.

– Получилось!

– Теперь ты доволен?

– Ещё бы, – заявил чонгынец. – Как думаешь, пуля пробьет самурайскую броню?

– Откуда мне знать? Я ведь не военный, – напомнил я. Но призадумался. – По-моему, да. Свиное туловище плотнее человеческого. Только сквозного попадания не жди. И потом... если бы однажды пуля не пробила латы, их бы у нас по-прежнему носили.

– Понял, не дурак.

Очередной раскат грома подгонял его пробежаться по следующим пунктам эксперимента. Потянув скобу, он перезарядил ружье. Новый патрон дождался очереди. Гильза предыдущего упала на землю, усеянную пихтовыми иголками.

– Пробуем дальше. Времени в обрез.

Сон Кю Ран отошёл ещё на пять шагов. Прицелился. Выждал громовое прикрытие. Выстрелил. Примерно с девяти метров он оставил новую сквозную дырку около прошлой. Чонгынец увлёкся не на шутку.

Но чем дальше отходил, тем менее глубокую рану оставляла пуля. Но даже такой результат был поводом для триумфа.

– Отлично! А теперь подойди сюда! Быстрее! Хочу проверить кое-что.

На секунду мне взбрела очень бредовая мысль. Мол, здесь чонгынец и избавится от меня. Более подходящего места было не сыскать. В этом лесу никто и никогда не наткнётся на труп белого идзина. Кроме червей, разумеется.

Сон Кю Ран мог запросто соврать. Ему ничего не стоило использовать меня и списать со счетов. Так, я лишь отсрочил неизбежное. Опять.

Я встряхнул головой. Если он так жаждал убить меня, подошёл бы сам поближе. Вариантов развития событий – вагон и маленькая тележка.

Спрыгнув с валуна, я побежал к нему, видя в каждом новом шаге последний.

Всё обошлось. Пока что.

– Если я велю торопиться, нужно бежать со всех ног. Вот-вот дождь польёт. Проверять ружье на водостойкость я не намерен. А ты?

– Что от меня требуется? – Я проигнорировал его скандальные выпады.

– Хотелось бы узнать, насколько ощутимой будет отдача для неподготовленных рук. Отбросит ли его, если не справится. В таком духе.

– Зачем?

– Возможно, ты помнишь наш разговор. Я хочу поставить производство на поток. Им кто-то должен будет пользоваться. Потребуется обучать людей. А сейчас – немного подготовиться. Изучить поведение новичков на примере тебя.

Телохранитель сосредоточенно вложил дюжину патронов в магазин.

– И потом... хочется разделить с тобой впечатления. Было бы некрасиво не дать тебе пострелять. Ты принимал непосредственное участие в работе. Как тебе?

– Видимо, у меня опять нет права отказаться. Я правильно понял, Сон Кю Ран? – Как бы завуалированно он ни преподносил принуждение, смысл был чист кристально. – Никто, кроме меня, этим не займется?

– При нынешних обстоятельствах, да. Только ты можешь помочь, – холодно признал чонгынец. – Ну же, следует поспешить.

– Будь по-твоему, – проворчал я. – Давай его сюда.

Он привёл винтовку в боевую готовность и вручил мне. Еще до того прокатилась дрожь по всему телу. Очень нехорошая дрожь. Я не придал ей значения и списал на волнение. Да и если бы придал... случилось то, что случилось.

– Чего встал?

Я хмыкнул. Никогда бы не подумал, что я, всем пацифистам пацифист, попробую себя в роли зелёного солдата. Но обратного пути нет.

Сон Кю Ран не подсказывал, что делать, и просто наблюдал за процессом, периодически поглядывая на небо. Ливень приближался к нам.

Я имитировал действия чонгынца. Выставил ноги на ширине плеч под углом. Ощупал ствол винтовки. Уперся прикладом в предплечье. Навёл дуло на труп, из дыр в котором медленно вытекала кровь. Проигнорировал и прицелился поверх пулевых отверстий. Зафиксировал. Указательный палец лёг на курок. Тяжело было держать ружье, хоть вес в килограммах и был незначителен. Было страшно от возможных последствий.

– Жди, когда опять грянет гром, – напомнил Сон Кю Ран.

Сфокусировался на мишени. Фон размыло.

Все мускулы напряглись. Не без труда я добился концентрации. Остальное пришлось отдать в распоряжение судьбе.

Молния вдали зашипела. Чонгынец полностью предоставил меня самому себе. Очень умно, потому что иначе я бы точно не выстрелил.

Хлопок ударил по ушам. Винтовка подпрыгнула в руках, но я удержал её. И всё равно дуло повело вверх. Приклад вдарил по предплечью. Суставы пальцев и кистей хрустнули. Указательный завыл – курок слишком тугой для меня.

Всё обошлось. Накренившись назад, я все-таки сохранил равновесие.

– А неплохо! – с энтузиазмом подытожил Сон Кю Ран.

– Да неужели? – вспылил я, заметив новую дыру в корпусе свиньи. Пуля попала в район сердца, хотя я метил строго в центр грудной клетки. – Выстрел неточен!

– Знаю, знаю, – сквозь смешок признал чонгынец. – Но ты попал. Я нарочно стрелял скученно, чтобы оценить тебя. Конечно, если бы ты метил в голову, то промахнулся. Для первого выстрела в жизни – очень даже хорошо. Поздравляю.

– О! Ха-ха-ха! Да я готов прыгать от счастья! Стрелять – это же так здорово!..

– Полностью согласен, – Он юмора не понял и пошёл к лошадям. – Перезарядись и пойдём со мной. Дождь собирается. Завтра мы отправляемся в Ому. А пока – вернёмся в деревню. Благодарю за помощь.

Дым перестал катиться из винтовочного дула. Потянув спусковую скобу, я добился требуемого, но не сумел и шагнуть вперед.

Тело вышло из-под контроля. Теперь оно двигалось само по себе. Остались только чувства. До боли знакомое жжение пронзило руку. Верность сработала.

Крик так и не вырвался наружу: губы даже не дёрнулись. Власть кукловода не знала ограничений. Он дергал за ниточки, как вздумается.

Вспомнилась фраза, услышанная при отплытии с «Навты». Слова, которые давно вылетели из головы: «Ты не представляешь, на что способна эта сила».

Чонгынец продолжал идти, не подозревая о происходящем за спиной в десяти метрах. Он был на прицеле у марионетки Рю.

Свинец пробил бы ему затылок. Но кукольник хотел позабавиться на славу.

– Эй, Сон Кю Ран, – позвал я с издёвкой по воле чревовещателя.

Он обернулся. Палец вдавил курок до упора. Винтовка подпрыгнула. Грохот миниатюрного взрыва оборвал секунду тишины. Я видел недоумённое лицо чонгынца. Пуля настигла бедолагу на бешеной скорости и с поразительной точностью протаранила путь внутрь черепа.

Голову резко качнуло назад. Струйку крови подбросило в воздухе. Распадаясь на брызги, она впиталась в сырую землю. После прямого попадания финал один. Ноги уже не держали мертвеца. Тело – сначала медленно, потом стремительно – плашмя упало в глубокую лужу сзади, расплескав грязную воду.

Сон Кю Ран сгинул, как и моё будущее. Сомневаться было бы наивно. Последнее, что увидел чонгынец, – это я, Альфред Карел Богарт. Телохранитель умер с мыслью, что его убил я. Бессмысленно и неумолимо. Заблуждение, которое никто не опровергнет.

На достигнутом кукловод не остановился. Сдавливая пальцы, рычажная скоба сместилась и выпустила бесполезную гильзу на волю. Очередная пуля ждала своей цели.

Только сейчас я понял: он знал. Все от начала и до конца. Рю просто ждал беспроигрышного варианта, чтобы избавиться и от Сон Кю Рана, и от меня.

Рот раскрылся так широко, что затрещали челюстные суставы. Я послушно принял в себя горячее ружейное дуло. Издеваясь, кукольник проталкивал его всё глубже, пока оставалось пространство. Зубы впились в металл.

В полости сконцентрировалось множество очагов острой боли. Но кукловода это только смешило. Он хохотал от души, восхваляя себя за гениальность. Рю победил, не испачкав собственных рук.

Когда нет ни малейшего шанса на противостояние и самосохранение, поневоле сдаёшься. Никогда не верил россказням философов подшофе, а на деле так и вышло.

Заработанные мной деньги никогда не будут потрачены. Зря старался.

Саския больше никогда не коснётся моей щеки ладонью. Дамиан будет знать, как выглядел отец, только по портретам в гостиной. Родители не дождутся меня дома.

Я хотел мысленно попрощаться с родными. Но не стал, осознав бессмысленность: не услышат. Я просто ждал, когда смерть заберёт и меня.

– Не стоило тебе переходить мне дорогу, – сурово укорил Рю. – Прощай.

На темя опустились жирные капли дождя. Указательный палец нащупал спусковой крючок и медленно надавил на него. Жить мне оставалось всего ничего.

Рот прожгло огнём.

Меня зовут Альфред Карел Богарт. Я пал жертвой кораблекрушения...

[1] Под винтовкой здесь подразумевается Winchester Model 1873.