Текст книги "Планета двойников (Гримерка Буратино) (СИ)"
Автор книги: Андрей Дум
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
– Вау, какой заборчик!!
– Какой забор? Это же плетень!
– Вау, домик!!
– Казачий курень это, а не домик!
– Вау, виноградник, яблочки!! Кажется, мы что-то пропустили!?
– Перестаньте говорить "вау"!!!
– Ладно!! Ой, церковь!!
– Это собор!!! Дальше молчание, а глаза внятно-внятно разглядели высоченное здание собора, стоящее в метрах двести слева, затем новые стены и крышу почты, чистый асфальт. И такое же чистое небо. А потом возглас.
– Вау, а тут ещё и лето! Как у папы Карло.
Жаркость одолела меня. Летний пыл аккуратно наложился на нервные тревоги и как следствие – страх перед новым местом. Адреналина тело выделило много. Во рту стало сухо, а лицо взмокло. Вот в голове было пусто, а ...должно быть масло. И сердце – галопом-метрономом: 90+60+90. Пот надо было вытирать, что я и сделал. Вот тут-то мысли и полетели по трещавшей голове: – А где кепка? А где очки? Это не мои руки!!! Куда я попал?? Боль в затылке усилилась. Осмысление того, что я попал куда-то не в ту степь (или оперетту, как вариант) сдвинуло что-то рационально-звериное. Липучесть страха осталась, но вылезло любопытство. И это любопытство через глаза получило допинформацию. Ещё раз осмотрелся. Здание почты начала 21 века безмятежно так находилось рядом с казачьими куренями и собором, скорей всего, начала 20 века. 12 октября так славно вписалось в конец июля – начало августа, судя по винограду и яблокам. И это всё не сходилось с тем, что я привык видеть, мешало что-то. Любопытство подтолкнуло посмотреть ещё раз на руки. Долго смотрел, Буратины помогали: – Ну, это же не мои руки! А вот глаза без очков значит уже мои. Так это же всё сон. Вон и звука нет. Я сглотнул – появился звук. Множество. Множество звуков непечатного содержания.
– Пи-пи-пи-пи. Роман. Пи-пи-пи-пи Рома. Пи-пи-пи. Помоги, мля! Это если с цензурой. Буратины напряглись и попрятались. И в голове щёлкнуло и прояснилось, а в животе появился кусок льда. Пазл с надписью "Переезд мозгов" – это было копирование меня родного там и внедрение в этого Рому здесь. Аккуратно взяли и насильно впихнули. Поэтому и голова так болит, и слуха не было, и боковое зрение в мерёжках. – Занесло тебя, чувак, скорее всего, далеко и надолго. Вот тебе шанс. Пользуйся. Подсознание твердило о нетвёрдости тела и духа в течение некоторого времени. – Терпи, терпи. Бойтесь своих желаний – они сбываются. Глупость, какая-то получалась вселенская. Но не слишком ли я сужаю границы? Чувствую, что деревенею, а статуи ходят и ходят вокруг. Брр. Душа пребывала в сомнениях, а тело требовало воды. Сухой лёд был в теле. Сверху сухо, дальше лёд. – Дай бог терпения. Ла-ла-ладно, ввяжемся, а там посмотрим. Зовут же.
Зов этот и погнал на авантюры. Я даже осязал это как шило в нижнем мозге. И ещё моё подсознание ляпнуло: не бзди, старый. Мою природную осторожность предали. Буратины это сделали. Отлип я от двери и вошёл в тамбурок, держась за стены руками. Там царил полумрак и глаза, после улицы, видели нечётко, а вот нос уловил химические запахи. Пахло масляной краской и ещё чем-то. Сделал пару шажков и остановился на пороге в коридор. Тут и зрение стало пособником этих деревяшек.
– Так, вот те раз. Коридор был новым. То есть после капитального ремонта.
– Вот те два. На новом линолеуме сидел человек. Правую руку он протягивал мне, а левой зажимал нос, из которого шла кровь.
– Вот те три. Человека я этого не знал и не видал ни разу.
– Вот те четыре. Не знал, как его зовут. – И как тут выкручиваться, герр Штирлиц? Человек щёлкнул пальцами. Помогай, мол, раз уж припожаловал. Я и помог в меру своих сил. Здоровый мужик, чуть меня не завалил. Мужик прошёл к раковине, пять шагов сделать, стал смывать кровь. Смывал долго, потом попил водички, достал платок, намочил его и приложил к носу. Пока он всё это делал, я его рассматривал. Выше среднего роста, крепкого телосложения, крупная голова выбрита, нос прямой. Это я увидел в профиль. Одет в кожаную коричневую куртку, серо-синий джемпер, синие джинсы и красно-коричневые туфли – дерби. Мои раздраенные мозги сделали таки первый правильный вывод. – Он меня знает как работника почты. Придётся от этого и плясать.
– Так, чел, дай воды попить. Это я так сказал. Человек повернул голову. Синие, насмешливые глаза осмотрели меня снизу доверху. Ну и я себя осмотрел. Так, на ногах тоже красно-коричневые туфли – только лоферы. Джинсы голубого цвета, зелёный джемпер и оранжевая замшевая куртка. Весёленькое такое цветовое сочетание стиля денди. – И, небось, волосы жёлтые или фиолетовые.
– А тебе тоже нехило досталось. Вон аж зелёный стал. Ну, ты же на улице был. Я вздрогнул, у мужика был такой мощный голос, басил он так знатно, что изделия папы Карло пропищали: "Это Карабас-Барабас, ой-ой-ой, гони его, Михалыч, на улицу! Я аж этим деревяшкам поддался, чуть не сказал, чтобы мужик шёл к паперти. Но быстро взял себя в руки. – Э, как меня непоёного повело агрессивно к возможному союзнику. Союзник, в это время спросил:
– А скажи-ка Рома, у тебя на глаза не наезжала этакая, хрень. Он пощёлкал опять пальцами. – Ну, такая тёмная. Я коротко кивнул подтверждая. И сделал шаг к раковине, давая понять, что тоже хочу пить. Тут и заметил возраст мужчины. – Так, лет пятьдесят, могучий казачина! Пацан ещё.
– Слушай, а что ты такой зелёный? Так, а это уже рецидив вопроса. Этого я не любил.
– А ты, чел, иди на улицу, тоже позеленеешь. Обещаю. Вот так его я и мои Буратины морально и подготовили к подвигу. Он, болезный и пошёл. Я приложился к водичке. Божественный нектар, право слово. В теле такая гибкость образовалась. Напился досыта, самочувствие резко улучшилось, до разлития в воздусях полного благолепия. А в голове только моя деревянность осталась. На улице было тихо. Вышел. Голова болела, но ноги держали тело. – Неплохо, после "впихивания" то. Плохо. Audi я не нашёл. – Стал ты, дядя, безлошадным. С окраин мозга полезли почему-то мародёрские замашки. Я их даже не гасил. Зачем. Лето тут играло всеми колерами, но жары я не чувствовал. Чела обнаружил у машины. Автомобиль стоял у гаража, этакая помесь УАЗ-буханки и Газели, грузопассажирский, полноприводный и зелёный по цвету. Я подошёл поближе рассмотреть неведомую зверушку. Не зря подошёл. Машинка и дала подсказку. К стеклу на месте водителя были прикреплены две картонки в пластике – талон ТО и водительское удостоверение на имя – Борисова Ивана Николаевича. – Хм, аббревиатура – БИН. С фото смотрела мордаха моего незнакомого коллеги. Мне подсказала, а вот сам вездеход оказался с секретом. На радиаторной решётке сверкал серебром, положенный на бок ромб из которого выбивались золотистые буквы – ЗиР. Номер был – П22 554ДК. Шофёр этого "монстра" в это время снял с себя кожаную куртку и джемпер, открыл дверь, положил одежду на сиденье. Остался он в светлой безрукавке. Руки Николаевича, покрывали затейливые разноцветные татуировки. – Даа, филиал Третьяковки в деревне Большие Бзяки на статуе бога Зевса, бритого. Подумал и успокоился. – 100% союзник был на лицо.
– Рома, блин, где мы? Со страхом спросил Николаевич. Я пожал плечами. Опасения плескались в глазах моего компаньона. – Боязнь я тебе сейчас собью.
– Слушай, э, мистер БИН, а не сходить ли нам в разведку-с? Мистер обиделся.
– А ты, ты – Рэмба, недоделанный. Тревоги из глаз мистера исчезли, там уже был гнев и молнии. – Точно – Зевс. Чуть-чуть я перебдел. – Сейчас тебя, Рома, будут пинать, возможно, ногами.
– Николаевич, пойдём, осмотримся, а?
– Слабак! И по широкой дуге, обходя меня, болезного, Николаевич пошёл к воротам.– Опять перебдел! Я поплёлся следом. Тут случилось комичное событие. На крылечко куреня, стоящего рядом с почтой, вышла казачка с жестяным тазом. Увидела нас, тазик выпал из рук, а казачка мелко-мелко закрестившись, скрылась.
– Оба-на, скрылась. Это Николаич.
– И окапалась. Это я.
– А если с ружьём выйдет?
– А если найдёт! Оставив фланг не прикрытым, мы пошли дальше. Вышли, осмотрелись. Людей не было видно, поэтому мы осматривали объекты. В том числе и местное Солнце. Солнце находилось в фазе обеда и сиесты. Справа и перед нами, постройки были старыми, столетней давности. Слева – парк с колесом обозрения и оградой, магазин " Мебель" и ДК из нашего времени. Бульвар с каштанами тоже был.
– А где кафешка? Николаич показал рукой на место рядом с "Мебелью". – А это что? Рука показывала на легковой автомобиль перед главным входом почты. Опять вопросы дуплетом. "Мебель" появилась года два назад. Там у меня. А машину, "Ниссан" Микра красного цвета, бросила какая-то бизнес-леди местного разлива. Это я вслух не говорил. Я только плечами пожимал. Дошли до Микры, моя голова получила ещё обрывок информации от разглядывания фасадов.
– Плохой из тебя разведчик, Рома. Прогудел Николаич, разглядывая машину.
– Это почему же?
– Ты, Матроскин, на номер посмотри. Внимательно посмотри.
– Номер как номер. – Е470ЮТ, 161 регион и триколор. Меня больше интересовали вывески на почте и на соседнем здании. На почте – ЕВРАЗИЙСКАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ. ПОЧТОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ г. ЯСНЫЙ. На другом, уменьшенной и состаренной копии почты, значилось – ПОЧТА. ТЕЛЕГРАФЪ. ст. ЯСНАЯ. Ясный, Ясная, мне было ничего не ясно. И тут забава опять повторилась. Из двери старой почты вышли два, теперь уже, мужика. Увидели нас, открыли рты и обалдевшие скрылись, как и баба мелко крестясь. – Так, судя по одежде мужиков и алфавиту, нас перекинуло в год так 1912. Мысль была чёткая и в барашках. Николаич сел в это время в "Ниссан" Машинка явственно так просела.
– Прихватизируем? Я наклонился к окну со стороны пассажира.
– Чево? Николаич это слово совсем не знал. Это если судить по лицу. – Какие тут люди везучие живут. Почта новая, машины почтовые новые! "Ваучеризации" не проходили! Что завидовать, ты прокололся, шпион – осадил внутренний голос. Так, это был первый мой косяк. Тьфу-тьфу. Ёжась от сомнений в провале себя любимого, залез в Микру.
– Чево добру пропадать! Пускай в гараже постоит. Николаич сказал – Николаич сделал. Правильный есть пацан, Николаич! – Виват первой мародерки. Подумал я. Через три минуты Микра стояла в уже закрытом гараже.
– Итак, у лялек игрушка есть. Пойдём, Рома, порадуем девочек.– Давай, гонец радостных известей, сам "радуй". Мне вот как то совсем не хотелось. Вошли опять в здание почты, Борисов закрыл на засов служебный вход. У меня перед глазами промелькнула какая-то схема, но запомнил я только несколько ядовито-зелёных стрелочек. – Это что ещё? И сколько их там, кстати, этих лялек? Хотелось узнать, только видеть хотелось, как-то так издали, этот ликующий момент. Так вот раздумывая, я как зомби поплёлся за насвистующим Николаичем. Почему зомби? Потому что они не потеют. Вроде как не потеют. Шёл и рассматривал коридоры, двери, окна. – Неплохой они тут ремонт замутили. Панели из МДФ, абрикосового цвета краска, а пол имел ровную поверхность без всяких выступов, труб и порожков. Николаич дойдя до двери операционного зала насвистывать, перестал, видно осознал, что новости будут, не очень благосклонно оценены и восприняты. – А потом, наиболее вероятно, будет женская истерика, слёзы и другие нерукотворные явления. Этим моментом, ты, Лжерома и должен воспользоваться. Только спокойнее надо, с лицом так сказать, сфинкса. Такая вот перспектива будущих событий, стала вырисовываться, пока правда без конкретики. А если чуть-чуть конкретнее, то чего-то не хватало. Какая-то неправильность была, это к гадалке не ходи, но. – А на лялек, коллег этого Ромы, надо всё же бросить взгляд. За это время, что я думал, мы, минуя оперзал, окрашенного также в абрикосовый, дошли до двери с табличкой: "Комната отдыха". Николаич распахнул дверь и, оставив её открытой, прошагал к столу. Я остановился на пороге. За накрытым белой скатертью овальным столом сидели три женщины, лицом к нам. Одна, постарше, две – моложе её лет на двадцать. – Так, одна майор, а те ефрейторши! Симпотные дамы. Тётя-майор, с волевым лицом, привыкшая "повелевать" женским коллективом, носила на голове замысловатую причёску цвета "рубин RF5". – Устав видно это позволял. А молодые были блондинками, натуральными, короткострижеными. – Хорошо сидят. Чай кушают. Осмотрел комнату. Холодильник "Indesit", кухонный стол-тумба, микроволновка "Rolsen", музыкальный центр и тульский самовар.
– Сидим, чай кушаем? Моими словами спросил дамочек Николаич.
– Ты же знаешь, Борисов, на почте с часа до двух перерыв. Война войной, а обед по расписанию. Это "рубиновая" ответила.
Шарах! Кодовое слово прозвучало! "Перерыв". Я развернулся и двинул, откуда пришёл.
– Рома, ты куда, мля? Это – Борисов.
– Роман Михайлович, вы куда? Это уже кто-то из ефрейторш.– Мля, мля, сам там млякай, если слов не хватает. Это я "чуваку" Борисову. – Гран мерси за подсказку, молодая военная! Значит – Михалыч. Отчество было таки в масть!! Пальцы на руках стало пощипывать. Это тоже был хороший знак. – Оживаю! Тело довело меня до двери с надписью: "Страховой отдел", из левого кармана джинсов достало связку ключей и с третьей попытки открыло дверь из нержавейки. – Кажется, сработала остаточная память тела. Внутренний взор показал детальный план здания. Ну, ту схему с ядовито-зелёными стрелками. И это было прелестно. Огляделся. И кабинет был хорош. Новая мебель, новый сейф, ЖК-монитор, компьютерное кресло, телефон. – Нам пора производить идентификацию, Роман Михайлович! Из правого внутреннего кармана куртки достал паспорт. – Вот только присядем и начнём-с! Уселся в кресло. На обложке было – Паспорт гражданина Евразийской конфедерации. Без комментариев. Перелистнул. – Ух-ух! БОРН Роман Михайлович, 11 ноября 1976 года рождения, город Ясный Донского края. Без комментариев, это я про Донской край. – А ещё БОРН был – Р(э)МБо!! Ха– ха– ха! С фото смотрел симпатичный фейс зеленоглазого ухоженного мужика. – Омолодили. Ты, Михалыч, тут – пижонистый молодой! Дальше в паспорте была страница постоянного проживания: Донской край, город Ясный, улица Солнечная 83 корпус А. Военнообязанный. Женат на гражданке: Бестен Матильде Александровне, 1980 года рождения, в браке 13 лет. Имеется дочь – Лолита Андреевна Борн. – Хо-хо! Весёленькое дело. Жена – Матильда, дочь – Лолита, тёща наверно – Изабелла, а тесть – Саша. Стоп, а почему дочь – Андреевна? Пролистал паспорт назад. Свадьба была на два месяца позже рождения Лолиты. – Имеет место "скелет в шкафу" – подвёл я промежуточный итог. Личная жизнь Романа с начала семейной жизни была архи-запутанной. Почесал затылок. Левой рукой взял календарный штемпель, посмотрел число – 12.10.2012. 8-00. Даты совпадали. Потом приподнялся и выгреб из всех карманов вещи Ромы, снял часы. – Произведём по-быстрому осмотр вещей этого, как его там, метросексуала города Ясного. Если судить по вещам. А в наличии были: бензиновая зажигалка "Zippo", пластиковые карты – Visa Gold и MasterCard Евразийского Банка Развития, пачка Winston, деньги, мобильник Nokia N8, блокнот, водительское удостоверение, какие-то бумажки и часы Rolex Daytona. – Ролекс? Да ты Рома – Суперпижон! А дома, небось, стоит Porsche Cayenne. И возишь ты, Рома, свою Матильду по парижам, вместе с тёщей и Лолитой. А Саша дома сидит на хозяйстве. Ха-ха. Только было не потешно, потому, что за стенами почты была – терра инкогнито. Непонятная. Я покосился в окно, а там была тишь да благодать.
– Делом надо заниматься, делом, товарищ Борн! Посмотрел на часы, Ролекс показывал – 13-39. Но в делах возникла заминка – тактического свойства. Бросаться "под танки" не хотелось. И мысли о моих действиях приходили по очереди. По одной. – Водки б выпить. Водки не было – был коньяк. Большая бутылка "Hennessy VSOP" стояла за моей спиной в глубине открытой полки с табличкой – Степной. Я даже не удивился, когда повернулся на стуле и увидел её. Нагло, борзо, но конспирация – 99,9%. Потому что искали бы там проверяющие в последнюю очередь. Взял её, родимую, левой рукой. – А почему я всё беру левой рукой? Что я тут стал левшой? Или Рома – левша? – Чё тут думать, прыгай, давай! – А это кто там вякает? А по сопатке! – Гля, ещё не выпил, а уже – ты меня уважаешь? Это я себя так отвлекал. Таким вот "мужским" разговором. – Э, да, а почему 0,9 литра в бутылке? Дракону не доливают молочка! Я буду жаловаться! В ООН!! – Пей уже давай! Это – продолжение. Свинтил пробку. – Будем считать это приёмом лекарства. Для всех, не жадничай только. Ромакаквкусно! Недурственно, даа!! Сделал я три глотка, потом рассовал по карманам вынутые вещи, достал из сейфа ключи от оружейки и пошёл вооружаться.– А то, как голый на ярмарке. Это сработал инстинкт предков иметь дубину побольше. Дубинки-пистолеты тут имели место, и совпадали с местным менталитетом о свободном владении короткоствольного нарезного оружия. Бутылку коньяка прихватил с собой. Через минуту, открывал оружейную комнату и уже был под "мухой", как то быстро этанол оказался в головном мозгу. – А должен быть там через шесть минут. Это какой-то неправильный коньяк, а вот профессор Удолин рекомендовал пить только хорошее пойло для "хождений" по астралу и другим землям. Боль в затылке прошла. – И то дело. На стол для чистки пистолетов поставил коньяк, взял следующие ключи. Клац, клац, клац, сработала сирена сигнальной системы. Отключил сирену. Когда открывал сейф с пистолетами, пожаловали "гости". Николаич и дамы, семейства "кудахчущие". Что им там говорил – скорее всего, не говорил – Борисов о переносе во времени, но испугались они уже тут, от моей наглой "милитаризации". Николаич тормознулся у бутылки, а вперёд вылезла возмущённая майорша. От возмущения она даже говорить не могла, а вот Николаич смог.
– Ты смотри, у Борна даже бухло превосходит наше! – Какое превосходство Борна? Мы ж ещё в первой серии! Тут и у "рубиноволосой" прорезался голос.
– Борн, зачем ты открыл оружейку и берёшь пистолеты? Ой. Ты ещё и ПЬЁШЬ на рабочем месте!! Какое безобразие! Борн, что ты задумал делать? Что ты, молчишь? Я сейчас же звоню в милицию!! Так вот возмущалась Эльза Густавовна Самойлова, зам. начальника почты. Это я на бейджике прочитал, закреплённого на её белой блузке.
– Та хоть в Кремль звони, Эльза, работа у нас сегодня отменяется. Это Николаич.– Кажется, мы влипли.
– Ему кажется! Если, кажется креститься надо! Бушевала Эльза Густавовна. – А я всё – таки позвоню! – Не тормози, позвони! Хоть родителям, хоть в Кремль и, начальству обязательно. Эльза, дама за сорок, и стала звонить начальству, потом в милицию, потом родным. Потом к ней присоединились остальные. Николаевич даже бутылку отставил. Я тоже попробовал позвонить. Городская и мобильная сеть отсутствовала напрочь. И у лялек стала проступать лёгкая истерика. – Пора давать противошоковое "лекарство". Я указательным пальцем показал на бутылку, а потом на дамочек. Потом показал четыре пальца. Николаевич меня понял правильно, и из ящика стола появились четыре стаканчика. – Они что и в оружейке пьют? Про себя возмутился я. Николаич быстренько разлил коньяк.
– Зачем?– спросила Эльза. – И куда это мы влипли? Борисов, отвечай, а то ЭТОТ Борн ... Партизаны, и пи– пи– пи– пи– пи. Вот! Николаич аж одобрительно крякнул. Глаза у Лиэль Александровны Самойловой, инженера – дочка Эльзы! – и Зоси Витальевны Лескиной, оператора склада стали ещё больше от удивления. Их ФИО я на бейджиках прочитал.
– Мама!
– Что, мама? Эти, мужики и опять – пи-пи-пи!!
– Эльза, не мельтеши, выпей коньячка, пока Борн угощает. Басовито произнёс Николаич. Самойлова-старшая послушалась. – А не дружат ли они – Борисов и Эльза – случайно, организмами? Это я про себя. Потом звякнули, стукаясь, стаканы. Выпили без меня. – Им – "лекарство", мне – перебор, голова перестала болеть и ладно. Потом Борисов толкнул короткую речь, куда это мы попали во время обеда. Затем "ой", "ай", "ох" чередовались с другими буквами великого и могучего. Матерная была у нас дискуссия. Я, кстати, не участвовал, а потом Эльза все-таки смирилась. Мы поделили пистолеты, я взял один ИЖ-71, Николаич забрал два других. Он ещё натянул на себя бронежилет "Казак – 9 Фи" оливкового цвета, пистолеты и запасные магазины всунул в карман на груди БЖ. Я пристроил ИЖ слева на поясе в кобуре "Эфа-3". Закрыл оружейку, потом служебный вход, потом было: мальчики – налево, девочки – направо. Потом я с Зосей покурил, и после этого все влезли в "ЗиР". Пятиместный. – Что это интересно за аббревиатура такая – ЗиР? Завод имени кого? Расположился я справа от Николаича, мысленно перекрестился, и мы выехали со двора. Целью поездки решили избрать наши домашние адреса.
– На фиг мне эта станица, хочу домой! – капризно сказала Эльза.
– Да кто же спорит, сударыня. Сначала ко мне, потом к Борну, а потом и к вам, на хутор, сердешные. Обозначил план действий Николаевич. Поехал он бессовестно, по встречной, ибо транспорта вокруг не наблюдалось. Ляльки щебетали на заднем сиденье. "Лекарство" действовало. Доехали до ДК, дорогу "перегородило" асфальтированное шоссе, оно шло от канала до речки Чепрак, как потом выяснилось. – А не Солнечная ли это улица? Вопрос, на который я не знал ответа. Шоссе мы пересекли, притормозив, я успел ещё рассмотреть здание казарменного типа напротив ДК, свежеокрашенное.
– Кажется, с утра здесь был субботник! Поделился Николаич.
– Здесь или вообще? Заинтересовалась раскрасневшаяся Эльза.
– Или как! Николаич вёл "ЗиР" и комментировал: – Смотри, везде заборы и наличники покрашены, сорняки убраны, вон флаги царские вывесили. Или праздник будет или начальство ждут. План работ выполнили, теперь, небось, у них сиеста. Казачков и, правда, видно не было.
Машина проехала длинный квартал. Дальше у нас должен был быть рынок, магазины, ДК "Орион", районная администрация и стадион. Но был только, сверкающий сусальным золотом куполов, ещё один собор, ну и домики казаков. Дом, где жил Николаич, здесь отсутствовал. – Так: 0-1 в пользу казаков. Ляльки притихли. Искоса глянул на Николаича. Борисов побледнел, желваки играли на скулах, зубы были крепко сжаты. – Проняло, казачину. Неподецки. Борисов щёлкнул пальцами, и Эльза подала ему прихваченный коньяк, погладила по плечу, повздыхала. – Кто интересно меня будет гладить, если у Романа дом тоже не обнаружиться? Николаич приложился к бутылке, грамм так на сто. – Наверно правильно, усиленная доза для снятия стресса, ему не помешает. Николаич закрыл бутылку и отдал её Эльзе. Потом в упор глянул на меня.
– Ладно, трогай, погорелец. Команда, хоть и в мягкой форме произнесённая мной, была всё – таки командой для Борисова.
– Ладно, Борн, проехали, поехали к тебе. Проехали четыре квартала и свернули на асфальт. – Всё таки это – Солнечная. Я видно тоже бледанул, Эльза и меня стала гладить. – Может она экстрасенс, чутко-отзывчивый. Ещё подумал я. – Так, и что мы тут имеем? Ага, вон спутниковая антенна, зелёный забор, а вон оно – дерево! Тьфу ты, дом! – Так крыша над головой в городе, э, в станице у меня есть. Борисов свернул в это время к моему подворью. Я вытер испарину со лба. – 1-1. Тайм – аут.
Глава 2.
Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, сорокалетний здоровяк, уроженец станицы Мигулинской, сидя за круглым обеденным столом, откушав чаю, жаловался своей жене.
– Сколько я сегодня с утра, Катенька, нервов потратил и не передать!
– Ты всё в заботах, всё в заботах, атаманушка. А нервы надо беречь, отдых тебе нужен, сокол мой ненаглядный. Жалела супруга его верная жена. Сидя рядом за столом и отложив вязание, она гладила его ладонь. Ласка атаману нравилась.
– Катенька, уже неделю бьюсь, а кажется, что ничего к смотру и не готово. А отдыхать я даже и не знаю когда буду. Настроение атамана не улучшалось. – Вот и с утра сердце ворохнулось не хорошо так. Жена всплеснула руками.
– Божеж, ты мой, может доктора, Яков Степаныча, позвать?– испугалась Катенька.
– Да нет, Катя, сердце у меня не болит, просто предчувствие было нехорошее. Пошёл на попятную, атаман. – Может всё и наладится, бог даст. Широко перекрестился. Жена, хорошо знавшая мужа, для виду угомонилась, но в душу забрались сомнения. – Может его кто сглазил? Ведь молодой он для этого поста, всего полгода как назначили. Взялась за вязание, привычная работа успокаивала, и Катя наперёд знала, что она сумеет помочь мужу. – К вечеру придумаю. А ночью ещё добавлю. Месяц назад ей исполнилось тридцать и она, потомственная казачка была чудо как хороша. Атаман сидел и любовался, раскрасневшееся от каких-то своих мыслей, Катенькой. Отдыхал душою атаман. И чего греха таить, тоже настраивался на ночь. За столом ещё сидели: Варя, десятилетняя дочка атамана, спокойная девочка и главная помощница жены и шестилетний, перемазанный зелёнкой, пострелёнок Ромка, любимчик всей семьи. Хозяйка квартиры, Матрёна Меркуловна, уехала в гости в Тихорецкую. Ромка, непривычно тихий, поглядывая то на мать, то на отца и думал, как сказать, что он сломал велосипед. Не сам, друзья помогли. – Вот те крест, вздую этого задаваку – Гришку! Божился он про себя. Шатров-старший, отвлёкшись от рассматривания жены, посмотрел на сына. Учудил сегодня Ромка. Встречая отца, приехавшего на обед, умудрился упасть с брички и рассадил себе подбородок. Ору было много, особенно когда мазали зелёнкой ранку. – А что это он сидит такой тихий? Опять что-то натворил? Подумал Шатров и хотел уже Ромку спросить. Но не успел. По глазам ударила темнота, курень тряхнуло, потом зрение восстановилось. Ромка испугавшись, заревел. Атаман протерев, разом взмокшее лицо оглядел своих домочадцев. Перепуганы были все.
– Так, а ну тихо! Не к месту скомандовал. Но строгий голос помог, бледность у домочадцев стала проходить. Выпели святой воды – от испуга – принесённой Катенькой, Ромка опять затих. Тихо спросил жену, что той привиделось. Катя так же тихо ответила:
– Какая– то темнота нашла и дом тряхнуло. Закрестилась. – Может это, землетрясение?
– Может быть. Главное, дети успокоились! Достал часы. – Через четверть часа надо ехать на службу. Жена стала убирать со стола. Варя пошла, поливать комнатные цветы в залу. Через минуту оттуда донеслось:
– Ой, папенька, маменька, идите сюда! Голос у Вари был удивлённый.– Хм, что она там нашла? Опять Ромкины проделки! Шатров прошёл в залу, жена – за ним.
– Что ты тут нашла, дочка?
– Вон там!! Варя показывала в окно. Атаман шагнул к окну, посмотрел и обмер. Рядом ойкнула Катенька. Через дорогу, на месте пустыря, где купец Собакин собирался построить большой лабаз и конюшню, стоял необычный дом в три окна. Рядом находился флигель. Шатров, прошедший сотником русско-японскую войну, испугался. Отшатнулся от окна. Зажмурился, моля про себя, чтобы морок исчез, но когда снова открыл глаза, дом с флигелем стоял на месте. Непоколебимо! Непреклонно! Вопреки, так сказать всему. Захотел истово перекреститься, призывая на помощь святого угодника Николая, но на нём повисла, испуганная не меньше его, Катерина. Прижалась к нему роскошной грудью, и, обхватив до боли правую руку атамана, шептала: – Господи, помоги, господи, помоги!! Шатров скосил глаза на жену. У бледной Катеньки были такие широко распахнутые глазища, что атаман, аж ими залюбовался. – Чудо, как хороша, Катерина Васильевна!! Фу, отлегло. Потом перевёл глаза на Варю, стоящую от него слева. – Ты смотри, какая храбрая у меня дочка. Мы до жути перепугались, а ей только любопытно! Варенька, своими синими с длинными ресницами глазами на самом деле, с любопытством, спокойно, разглядывала подворье напротив. – Эка стыдоба так мне пугаться! Да ещё при родных. Защитничек! Разберёмся! А жену сейчас успокоим. Шатров посмотрел на жену, взгляд скользнул в вырез кофточки – дома Катя не носила казачью одежду – упёрся в ложбинку, шумно дышащей Кати, а левая рука, воровато, хапнула её правую грудь.
– Фу, охальник! Яркий румянец, мигом скрыл бледность жены, руку Шатрова она отодвинула от своей груди, но не отодвинулась от атамана, ослабила только хватку: – Ой, извини! Посмотрела снизу в глаза Шатрова, глаза уловили его фривольную насмешливость, и стала успокаиваться. Шатров, показав свободной рукой на Варю, сказал жене:
– Смотри, какая смелая и учись! Чуть отодвинулся от жены, – А где Ромка? Ромка! Пойду искать пострела, да не переживай Екатерина Васильевна, ты же – казачка. Погладил по спине, рука собралась спуститься ниже, потом подумала-подумала и не решилась. С сожалением.
– Разберёмся! Голос атамана приобрёл властность. Оставил на попечение дочери жену, он вышел из куреня. Ромку он нашёл во дворе, сидящего на заборе. Тот, обернувшись к отцу, засыпал вопросами:
– Папа, а это джинн перенёс на собакинский пустырь этот дом? А зачем? А почему? А как? Папа, ты ничего не знаешь! А это джинн сделал!
– Это – суслик. Мы его не видим, а он есть! Дальше Шатров-старший, односложно отнекивался, он с опасливым интересом рассматривал подворье напротив. Дом имел четырёхскатную крышу, крытую какой-то странной красно-коричневой черепицей. Штукатуреные стены были окрашены в бежевый цвет, так же выглядел флигель в два окна. Только флигель имел фронтон из особливых досок, и перед флигелем росли две пирамидальные вроде как пихты. Окна дома были закрыты диковинными ставнями наполовину. Над домом и флигелем торчали радиовышки, на доме была какая то "тарелка" и белый ящик. Ещё был деревянный забор с бетонными столбиками, крашеный в зелёный цвет.
– Папа, а это что? А это, что гудит? Оу! Атаман приподнялся на носочки и увидел – дорогу из асфальтобетона – как в Москве – и по ней со стороны центра станицы ехавший большой автомобиль. Он сдёрнул Ромку с забора. – От греха подальше! Ромка аж зашипел от обиды, но папа сказал: "Цыц, малой!", и Рома послушался, только прилип к забору, со жгучим интересом, наблюдая за действиями машины и странным поведением отца. – А папаня, кажется, испугался! Пойду мамке скажу!! Но Шатров не был напуган, как он говорил станичникам, служившим с ним в 19-м донском казачьем полку: – Меня вид неприятеля успокаивает. Прищурившись, атаман рассматривал машину, которая затормозив, свернула к, невесть откуда появившемуся, дому. На дверце машины Шатров увидел надпись "Почта ЕК". Из остановившегося автомобиля вылез шофёр, бритый, в не казачьей одежде, с разноцветными татуировками рук, другой – пассажир – быстро открыв калитку, атаман видел только голову и верхнюю часть тела, в оранжевом, прошёл к дому. Отсутствовал "гость" минут пять. Много чего передумал атаман за это время, ещё отвлекала жена и Ромка, который завалил отца вопросами.