Текст книги "Я – Товарищ Сталин 7 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 14

Ночь опустилась на Аддис-Абебу, но в особняке фитаурари Тадессе, возвышавшемся на холме в северной части столицы, жизнь не замирала. Его резиденция была воплощением богатства и власти, редким даже среди элиты Абиссинии. Построенный из белого известняка, добытого в горах близ Гондэра, особняк сиял в лунном свете, словно жемчужина в море теней. Высокие арочные окна, обрамлённые витражами с изображениями древних царей, львов и ангелов с огненными мечами, отбрасывали разноцветные блики на мраморные полы внутреннего двора, выложенные мозаикой в виде солнечного диска, окружённого звёздами. В центре двора журчал фонтан, вырезанный из чёрного базальта; его струи переливались в свете масляных ламп, подвешенных на кованых бронзовых цепях, чьи звенья были украшены тонкой гравировкой в виде виноградных лоз. Стены двора покрывали резные панели из сандалового дерева, инкрустированные перламутром и золотом, с изображениями сцен триумфов Абиссинии: от легендарной победы при Адуа до коронации Менелика II, чья фигура в золотой мантии возвышалась над поверженными врагами. Над входом в главный зал висел герб Тадессе – золотой лев, держащий копьё, окружённый созвездием из девяти звёзд, выгравированных на массивной бронзовой плите, отполированной до зеркального блеска.

Внутренние покои особняка были шедевром роскоши, созданным, чтобы подчёркивать статус владельца. Зал для приёмов, где Тадессе встречал гостей, был устлан персидскими коврами ручной работы; их узоры переливались оттенками шафрана, кобальта, изумруда и глубокого кармина, создавая ощущение, будто пол оживает под ногами, словно поверхность озера, тронутого ветром. Потолок украшала мозаика из цветного стекла, изображавшая звёздное небо над пустыней Данакиль, с золотыми нитями, вплетёнными в стекло, чтобы имитировать мерцание звёзд в безлунную ночь. В центре зала стоял массивный стол из эбенового дерева, отполированный до зеркального блеска, на котором красовалась серебряная чаша, наполненная свежими фигами, гранатами, манго и редкими плодами личи, привезёнными из далёких восточных портов. Рядом стоял хрустальный графин с тэджем – медовым вином, чей сладковатый аромат, смешанный с нотами высокогорных трав, наполнял воздух, сливаясь с дымом сандаловых курильниц, расставленных в углах комнаты. Их бронзовые основания были украшены изображениями леопардов, а тонкие струйки дыма поднимались к потолку, создавая лёгкую дымку, словно в зале витал дух древних ритуалов.

Стены зала украшали трофеи, собранные предками Тадессе и им самим: копья с костяными наконечниками, отполированными до блеска, щиты из шкуры буйвола, усыпанные серебряными заклёпками, и старинный меч в позолоченных ножнах, принадлежавший, по слухам, одному из предков Тадессе, воевавшему при царе Теодросе. Над камином, выложенным чёрным мрамором с прожилками белого кварца, висела картина маслом – портрет самого Тадессе, изображённого в парадной шамме тёмно-синего цвета, расшитой серебряными нитями. Его орлиный взгляд и величественная осанка излучали власть, словно он был рождён править. Полки вдоль стен были заставлены книгами в кожаных переплётах, свитками с древними текстами на гээзе и арабском, а также бронзовыми статуэтками, изображавшими воинов в доспехах и львов с оскаленными пастями. В углу стояла резная ширма из красного дерева, расписанная сценами охоты на антилоп, где воины с копьями преследовали добычу на фоне золотых закатов. За ширмой скрывалась небольшая дверь, ведущая в личный кабинет Тадессе, где хранились его самые ценные документы и карты, запертые в сундуке из кедрового дерева, украшенном бронзовыми пластинами.

Тадессе стоял у окна, глядя на раскинувшийся внизу город. Его высокая статная фигура в тёмно-синей шамме, расшитой серебряными нитями, излучала уверенность и солидность. Смерть Раса Кассы, потрясшая Аддис-Абебу, не вызвала в нём ни малейшего волнения. Для Тадессе это было лишь очередное событие в шахматной партии, которую он вёл годами. Рас Касса был героем для народа, но для Тадессе – лишь фигурой, чьё падение открывало новые возможности. В тронном зале император Хайле Селассие поручил ему найти виновных в взрыве на базаре, но Тадессе видел в этом не приказ, а шанс – шанс укрепить свою власть, пока Лев Иуды слабел под тяжестью войны и заговоров, а слухи о его возможном бегстве в Лондон подтачивали его авторитет.

Дверь зала отворилась, и слуга – молодой парень в белой тунике с золотой каймой – низко поклонился.

– Господин, гость прибыл.

Тадессе кивнул, не отрывая взгляда от города, где огни факелов и масляных ламп мерцали, словно звёзды, упавшие на землю.

– Проводи его сюда. И принеси ещё тэджа. Пусть подадут тот, что из мёда с высокогорья, выдержанный три года.

Через минуту в зал вошёл мужчина, чья осанка и уверенные движения выдавали прирождённого лидера. Это был Зэудиту Вольде-Мариам, новый вождь народа тиграи, сменивший убитого Менгесху. Зэудиту был высок, худощав, с резкими чертами лица, напоминавшими хищную птицу. Его тёмные проницательные глаза словно пронзали собеседника, а тонкие губы, слегка изогнутые в полуулыбке, скрывали смесь уверенности и хитрости. Длинная шамма цвета слоновой кости, расшитая чёрными и золотыми узорами, подчёркивала его статус, а на поясе висел изогнутый кинжал в ножнах, инкрустированных бирюзой и яшмой, чьи камни переливались в свете ламп. Его имя, редкое и звучное, означало «коронованный» на языке тиграи и идеально отражало его амбиции, которые он не скрывал. Его появление в Аддис-Абебе было событием: лидеры тиграи редко покидали свои земли на севере, где горы и долины служили им крепостью, но хаос после взрыва на базаре и слухи о бегстве императора заставили его действовать.

– Фитаурари Тадессе, – произнёс Зэудиту. – Я пришёл, как ты просил.

Тадессе повернулся, его взгляд встретился с глазами Зэудиту. Он указал на кресло у стола, обитое тёмно-красным бархатом с золотыми кистями, чьи нити слегка покачивались от лёгкого сквозняка.

– Садись, Зэудиту. Нам есть что обсудить.

Зэудиту опустился в кресло, его пальцы небрежно коснулись рукояти кинжала, словно проверяя его наличие. Этот жест был почти бессознательным, но Тадессе заметил его, как замечал всё, что могло выдать намерения собеседника. Он сел напротив, наполнив два серебряных кубка тэджем. Аромат мёда с высокогорья наполнил воздух, смешиваясь с дымом сандаловых курильниц.

– Смерть Раса Кассы, – начал Тадессе, его голос был ровным, лишённым эмоций, словно он обсуждал погоду, а не трагедию, унёсшую десятки жизней. – Это ход в игре, которую кто-то ведёт против нас. Я вижу в этом руку иностранцев. Немцы, возможно, итальянцы. Они хотят, чтобы мы перегрызлись.

Зэудиту сделал глоток тэджа, его брови слегка приподнялись, а в глазах мелькнула искра интереса.

– Ты говоришь о врагах снаружи, но что насчёт врагов внутри? Народ неспокоен, Тадессе. Рас Касса был символом сопротивления, его победы над итальянцами в горах вдохновляли всех. Его смерть – не просто потеря, это сигнал. Император слаб, и ты это знаешь. Ходят слухи, что он собирается бежать в Лондон. Если это правда, кто удержит Абиссинию от падения?

Тадессе улыбнулся, но его улыбка была холодной, почти насмешливой, как у человека, который знает больше, чем говорит.

– Ты веришь в эти разговоры о бегстве, Зэудиту? Или просто используешь их, чтобы подтолкнуть меня к тому, чего хочешь ты и твой народ?

Зэудиту не отвёл взгляд, его глаза сузились, а полуулыбка стала чуть шире.

– Я верю в то, что вижу. Хайле Селассие говорит о сопротивлении, но его советники всё чаще говорят о Лондоне. Его трон шатается, и ты это видишь не хуже меня. Если он уедет, страна останется без лидера. И кто тогда встанет у руля? Ты, Тадессе? Или кто-то другой, кто воспользуется неразберихой? Мои люди в Тиграе уже говорят, что Абиссинии нужен новый вождь. Сильный. Тот, кто не боится ни итальянцев, ни предателей во дворце.

Тадессе знал, к чему клонит Зэудиту. Тиграи всегда были амбициозны, а смерть Менгесхи, их прежнего лидера, только разожгла их жажду власти. Зэудиту, с его силой, ресурсами и харизмой, был опасным союзником – и ещё более опасным врагом. Его слова были не просто предложением, а вызовом, проверкой, насколько далеко Тадессе готов зайти.

– Ты предлагаешь мне предать императора? – спросил Тадессе. – Захватить трон, пока Хайле Селассие ещё сидит на нём?

Зэудиту поднял руку, словно останавливая его. Его жест был уверенным, но не агрессивным, как у человека, привыкшего вести переговоры на грани.

– Это не предательство, Тадессе. Это реальность. Если император уедет – а он уедет, это лишь вопрос времени, – кто-то должен взять власть. Лучше это будешь ты, чем марионетка немцев или итальянцев. Но мои люди не поддержат тебя просто так. Тиграи – это сила, которую ты не можешь игнорировать. У нас лучшие воины, лучшие разведчики. Мы можем держать север, пока ты укрепляешь центр. Но за это я хочу гарантий.

Тадессе прищурился, его пальцы медленно вращали кубок с тэджем, отражая свет ламп. Он знал, что Зэудиту играет в сложную игру, где каждый шаг был просчитан.

– Каких гарантий? – спросил он, хотя уже предвидел ответ.

Зэудиту наклонился вперёд, его глаза горели решимостью, а голос стал твёрже.

– Ключевые посты. Мои люди должны занять места в новом правительстве: министр обороны, губернаторы провинций, командующие армией. Тиграи проливали кровь за Абиссинию, и мы не останемся в стороне, когда будет делиться власть. Если ты хочешь, чтобы мы стояли за тобой, дай нам то, что мы заслужили.

Тадессе молчал, его взгляд скользнул по мозаике на потолке, словно он искал ответ в звёздах, мерцающих в стекле. Предложение Зэудиту было дерзким, но ожидаемым. Тиграи всегда держались особняком, их лидеры видели себя равными императору, если не выше. Но Тадессе знал, что уступка Зэудиту означала бы раздел власти, а это могло привести к новым конфликтам. Амхара, Оромо, Сомали – все регионы захотят своей доли, и Абиссиния, и без того ослабленная, развалится на части.

– Ты просишь слишком многого, – сказал Тадессе. – Если я дам твоим людям ключевые посты, другие регионы взбунтуются. Мы не можем позволить себе раскол, Зэудиту. Не сейчас, когда итальянцы дышат нам в затылок, а немцы плетут свои интриги.

Зэудиту рассмеялся.

– Раскол? Он уже и так случился, Тадессе. Смерть Раса Кассы – не просто убийство. Это сигнал. Кто-то хочет, чтобы мы перегрызлись, пока итальянцы маршируют в сторону столицы. Если ты не дашь моим людям то, что они хотят, Тиграи может решить, что лучше договориться с врагом, чем сражаться за трон, который вот-вот рухнет.

Тадессе почувствовал, как гнев закипает в груди, но он сдержался, сохраняя маску спокойствия. Зэудиту играл жёстко, балансируя на грани угрозы и предложения. Он был прав в одном: Абиссиния была на грани. Смерть Раса Кассы лишила армию одного из лучших командиров, а слабость императора становилась всё очевиднее. Если Тиграи отвернётся, страна падёт, и Тадессе не собирался допустить этого – но не ценой своей власти.

– Хорошо, – сказал Тадессе. – Я подумаю над твоим предложением. Но я не дам обещаний, пока не увижу доказательств твоей лояльности.

Зэудиту кивнул, его улыбка стала шире, но в ней не было тепла.

– Умно, Тадессе. Ты хочешь, чтобы я доказал свою верность, прежде чем ты дашь мне власть. Хорошо. Я докажу тебе это, но взамен я хочу, чтобы ты начал готовить почву. Император уедет – это лишь вопрос времени. Когда это случится, ты должен быть готов взять трон. А мы, Тиграи, будем за тобой.

Тадессе посмотрел на Зэудиту, пытаясь понять, насколько тот искренен. Лидер тиграи был хитёр, как лис, и его слова могли быть ловушкой. Но выбора не было. Если император действительно покинет страну, Тадессе должен быть готов действовать – и не позволить Зэудиту или кому-либо ещё диктовать ему условия.

– Я услышал тебя, – сказал он. – Но знай, Зэудиту, если Тиграи предадут меня, я найду тебя. И ни один кинжал, даже украшенный бирюзой, не спасёт тебя от моего гнева.

Зэудиту рассмеялся, на этот раз искренне, его глаза загорелись весельем.

– Я верю тебе, фитаурари. Поэтому я здесь. Мы оба хотим, чтобы Абиссиния выстояла. Но выстоять она сможет только под сильным лидером. И я вижу его перед собой.

Тадессе не ответил. Он встал, подошёл к окну и снова посмотрел на город. Огни Аддис-Абебы мерцали внизу, словно звёзды, упавшие на землю. Он знал, что Зэудиту прав: время разговоров заканчивалось. Зэудиту допил тэдж и поднялся, его шамма слегка колыхнулась, отбрасывая тень на ковёр.

– Я жду твоего решения, Тадессе. Мои люди готовы. Дай мне знать, когда будешь готов назвать имена тех, кто займёт посты. Но помни: время не на нашей стороне.

Он поклонился и вышел из зала. Тадессе знал, что Зэудиту – человек, который может стать либо союзником, либо врагом. И в этой игре ставка была не только его жизнь, но и судьба Абиссинии.

Тадессе подошёл к столу, его пальцы пробежались по карте Аддис-Абебы, лежавшей среди бумаг, испещрённой его заметками. Он знал, что должен действовать быстро. Император Хайле Селассие был символом, но символы не выигрывают войны. Если слухи о его бегстве подтвердятся, Тадессе должен быть готов заполнить вакуум власти. Но он не собирался делить трон с Зэудиту или кем-либо ещё. Тиграи могли быть союзниками, но только до тех пор, пока их амбиции не пересекут его собственные.

Он вызвал слугу и приказал принести его личный дневник, хранившийся в резном сундуке из кедрового дерева, украшенном бронзовыми пластинами с изображениями орлов. Когда слуга вернулся, Тадессе открыл дневник, его страницы были испещрены записями о политических манёврах, военных планах и именах тех, кто мог быть полезен – или опасен. Он начал писать, его перо скользило по бумаге, оставляя чёткие уверенные строки. Он записал имя Зэудиту и рядом – вопросительный знак. Тиграи были силой, с которой приходилось считаться, но Тадессе не собирался отдавать им слишком много. Он должен был найти баланс: использовать их поддержку, но держать на расстоянии.

Он закрыл дневник, его пальцы задержались на кожаном переплёте, словно он пытался запечатлеть этот момент в памяти. Он подошёл к камину, где тлели угли. В этом зале, окружённый роскошью, он чувствовал себя королём без короны – пока без короны. Но корона была близко, ближе, чем когда-либо. Он взял кубок с тэджем, сделал медленный глоток и посмотрел на портрет над камином. Человек на картине смотрел на него с той же уверенностью, с какой он сам смотрел на мир. И в этот момент Тадессе понял, что его время пришло. Абиссиния падёт или возвысится – и это будет зависеть от него.

В то же самое время в Асмэре, столице итальянской колонии Эритрея, жизнь протекала в ином ритме. Улицы города, вымощенные булыжником, отражали свет газовых фонарей, а воздух был пропитан запахами жареного кофе и табачного дыма, витающего из таверн. В одном из таких заведений, «Il Corno d’Oro» – баре с низкими потолками, пропахшем ромом и специями, – жизнь текла своим чередом. Итальянские офицеры в выглаженных мундирах смеялись за столами, их голоса сливались с мелодией аккордеона, на котором играл старик в углу. Стены таверны украшали рисунки местных пейзажей, а на полках за стойкой стояли бутылки граппы и арака, соседствующие с глиняными кувшинами, наполненными местным пивом.

За угловым столом, в тени, отбрасываемой медным канделябром, сидел полковник Витторио Руджеро ди Сангаллетто – фигура, чьё имя звучало как отголосок старой итальянской аристократии, но чья репутация была далека от благородства. Его загорелое лицо с резкими скулами и глубокими морщинами выдавало годы, проведённые в африканских кампаниях, а серые глаза хранили холодную расчётливость. Мундир, расшитый золотыми галунами, был слегка помят, а пуговицы расстёгнуты, обнажая шёлковую подкладку, пропитанную запахом дорогого одеколона. На столе перед ним стояла полупустая бутылка граппы и хрустальный бокал, в котором отражались блики свечей. Витторио был известен в Асмэре как человек, который всегда был открыт для сделок, особенно тех, что пахли золотом или властью. Его связи с контрабандистами и местными информаторами делали его незаменимым для итальянской администрации, но и мишенью для тех, кто искал рычаги давления.

К столу подошёл молодой эритреец по имени Йемане Теклемариам. Он был худощав, с гибкими движениями, как у пантеры. Одетый в потрёпанную льняную рубаху и выцветшие брюки, он выглядел как один из множества местных, слоняющихся по Асмэре в поисках заработка. В руках он держал поднос с кувшином арака, но его настоящая миссия была иной. Подойдя к столу полковника, он поставил кувшин и, словно невзначай, уронил сложенный лист бумаги, который скользнул к руке Витторио.

Полковник прищурился, его пальцы, унизанные перстнями, медленно развернули записку. В свете канделябра он прочёл лаконичное сообщение, написанное аккуратным почерком на итальянском: «Полковник ди Сангаллетто, есть возможность хорошо заработать. Встреча завтра в полночь у старого маяка на побережье. Не упустите шанс».

Витторио поднял взгляд, его губы искривились в саркастической усмешке. Он небрежно бросил записку на стол и сделал глоток граппы, не сводя глаз с Йемане.

– Кто тебя послал, парень? – спросил он. – И не вздумай лгать. Я чую ложь, как акула кровь.

Йемане встретил его взгляд, не дрогнув. Его лицо оставалось спокойным.

– Эта записка от одного выходца из Абиссинии, – ответил он тихо, так, чтобы его слова не долетели до соседних столов. – Он не назвал имени, но сказал, что вы поймёте. Сказал, что вы… человек, который видит возможности.

Витторио рассмеялся. Он наклонился ближе, его пальцы постучали по столу рядом с запиской.

– Выходец из Абиссинии, говоришь? – Он прищурился, словно пытаясь разглядеть в Йемане что-то большее, чем просто посыльного. – И что же этот твой абиссинец хочет от меня? Информацию? Или, может, пришёл за моей головой и просто заманивает меня?

Йемане слегка пожал плечами, его лицо оставалось непроницаемым.

– Он сказал, что вы узнаете всё на встрече. Но предупредил, чтобы вы пришли один, без ваших солдат. – Он сделал паузу, словно это могло придать словам больший вес. – Сказал, что это может стоить больше, чем всё золото в вашей казне, полковник.

Витторио откинулся на спинку стула. Он знал, что такие записки редко приходят без причины. Кто-то в Аддис-Абебе – или, может, ближе – искал союзников, и Витторио был именно тем человеком, который мог продать свою лояльность за правильную цену. Но он также знал, что такие сделки опасны. Один неверный шаг – и его голова может оказаться на пике, выставленная на всеобщее обозрение у ворот Асмэры.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я приду. Но передай своему абиссинцу: если это ловушка, мои люди найдут его. И ты, Йемане, тоже не спрячешься. Я знаю твоё лицо.

Йемане кивнул, его губы тронула едва заметная улыбка, словно он ожидал этой угрозы.

– Я всего лишь посыльный, полковник. Но я передам ваши слова.

Он повернулся и исчез в толпе, его фигура растворилась среди посетителей таверны. Витторио остался сидеть, глядя на записку. Его пальцы медленно скомкали бумагу, но он не выбросил её, а спрятал в карман мундира. В его голове уже крутились мысли о том, кто мог стоять за этим сообщением. Если за запиской стоит кто-то значимый, это может быть его шанс крупно разбогатеть.

Он допил граппу, чувствуя, как тепло алкоголя разливается по груди. Завтрашняя ночь у старого маяка обещала быть интересной. Витторио ди Сангаллетто не был человеком, который упускает возможности. Но он также не был глупцом, чтобы доверять неизвестному абиссинцу – или эритрейцу, который знал слишком много для простого посыльного.

Глава 15

Сергей сидел за массивным письменным столом, его пальцы медленно постукивали по зелёному сукну, покрывавшему столешницу. На столе перед ним лежали аккуратно сложенные папки с документами, бронзовый чернильный прибор и тяжёлый телефон с чёрной эбонитовой трубкой. Тишина в кабинете нарушалась лишь лёгким скрипом пера, когда он делал пометки в блокноте.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Глеб Иванович Бокий, начальник ОГПУ. Его худощавая подтянутая фигура излучала сдержанную энергию. Лицо с кругами под глазами говорило о бессонных ночах. Он остановился перед столом и положил папку на сукно.

– Товарищ Сталин, – начал Бокий, – у нас срочные новости. ОГПУ задержало двух армейских полковников, уличённых в работе на японскую разведку.

Сергей откинулся в кресле, его пальцы замерли. Он не выказал удивления, но взгляд стал острее, словно он уже просчитывал последствия.

– Назови фамилии.

Бокий открыл папку, пробежал глазами по верхнему листу и ответил:

– Полковник Григорий Ефимович Руднев, служил в Москве, в штабе Московского военного округа. Второй – полковник Пётр Семёнович Вельяминов, дислоцирован на Дальнем Востоке, в штабе Особой Краснознамённой Дальневосточной армии.

Сергей слегка прищурился. Он наклонился вперёд, положив локти на стол, и посмотрел прямо в глаза Бокию.

– Что они передали японцам?

Бокий выдержал взгляд, но его пальцы слегка сжали край папки, выдавая напряжение.

– Данные о численности войск, – ответил он. – Сведения о расквартировании частей, их численности, а также о видах вооружения. Руднев передавал шифрованные сообщения о бронетехнике и артиллерии Московского округа: количество танков, гаубиц, их техническое состояние. Вельяминов отправлял японцам данные о наших укреплениях вдоль границы, численности пехотных дивизий и расположении аэродромов на Дальнем Востоке. Пока это всё, что мы смогли подтвердить. Но, товарищ Сталин, мы уверены, что они действовали не одни. Сейчас ведём поиск их сообщников.

Сергей молчал, его взгляд скользнул по папке. В голове крутились десятки вопросов. Японская разведка славилась изощрённостью, и если два полковника – один в Москве, другой на дальних рубежах – оказались завербованы, сеть шпионов могла быть гораздо шире. Он знал, что японцы работают не одиночками, а паутиной, где каждая нить вела к другой, и где-то в центре скрывался организатор, которого ещё предстояло найти.

– Как их вычислили? – спросил Сергей. Его голос оставался спокойным, но в нём чувствовалась скрытая угроза, словно он проверял не только Бокия, но и всю систему ОГПУ.

Бокий перевернул страницу в папке.

– Руднев попался на перехвате шифрованных сообщений, – начал он. – Наши радисты в Москве засекли передачи с неизвестного передатчика в районе Замоскворечья. После анализа сигналов мы вычислили источник – квартиру, в которой никто не жил. При обыске нашли шифровальные книги и копии документов из штаба Московского округа. Вельяминова выдал его сослуживец. Тот заметил, что полковник слишком часто запрашивал отчёты о передвижении войск, не связанных с его прямыми обязанностями. Он сообщил в ОГПУ, и мы установили за Вельяминовым слежку. Три дня назад его поймали с поличным в Хабаровске, когда он готовил очередное шифрованное сообщение для передачи через курьера.

Сергей кивнул. Он знал, что ОГПУ действует эффективно, но даже их ресурсы не были безграничными. Если японцы завербовали двух полковников, их агенты могли проникнуть глубже, чем казалось. В его прежней жизни, в другом времени, он знал, как шпионаж может изменить ход истории.

– Что ещё? – спросил он. – Есть ли следы, ведущие к другим?

Бокий слегка кашлянул, словно собираясь с мыслями. Он понимал, что каждое слово сейчас взвешивается, и ошибка могла стоить ему доверия.

– Мы предполагаем, что они работали через сеть, – ответил он. – Руднев в Москве упомянул на допросе некоего «человека с востока», который передавал инструкции через шифрованные каналы. Мы пока не знаем, кто это. Вельяминов молчит, но его сослуживец сообщил, что видел, как полковник получал запечатанный конверт от неизвестного в штатском на железнодорожной станции в Хабаровске. По описанию – азиат, возможно, японец или кореец. Мы проверяем все контакты обоих полковников за последние полгода. Но, товарищ Сталин, это не всё.

Сергей поднял бровь, его взгляд стал ещё острее.

– Продолжай.

Бокий перевернул ещё одну страницу и вытащил лист с машинописным текстом, испещрённый пометками красным карандашом.

– У Руднева нашли зашифрованное письмо, – сказал он. – Оно отличается от его обычных сообщений. В нём упоминается некий «объект в горах», без уточнений. Мы думаем, это может быть связано с секретными разработками – возможно, с испытаниями нового вооружения или военными объектами. Расшифровать полностью пока не удалось. Наши криптографы работают, но японцы используют новый шифр, сложнее прежних.

Сергей почувствовал раздражение, но подавил его. Он знал, что Бокий делает всё возможное, но неполные ответы его не устраивали.

– Почему не выяснили больше? – спросил он, его голос стал холоднее. – Два полковника, оба на ответственных постах, и вы до сих пор не знаете, кто их завербовал? Кто их связные? Это недопустимо, Глеб Иванович.

Бокий выдержал взгляд, но его пальцы слегка дрогнули, закрывая папку.

– Мы работаем, товарищ Сталин, – ответил он. – Допросы идут круглосуточно. Руднев начал говорить, но осторожничает, пытается выторговать смягчение приговора. Вельяминов молчит, но мы усилили давление. Их сообщников мы найдём, это вопрос времени. Японцы действуют хитро, не оставляют явных следов. Мы проверяем всех, кто мог быть с ними связан. Уже задержаны трое подозреваемых в Москве и двое в Хабаровске. Их допрашивают.

Сергей встал и прошёлся по кабинету. Он остановился у окна, глядя на Кремль, окутанный утренней дымкой. Москва просыпалась, а здесь, в кабинете, решалась судьба страны. Японская угроза на Дальнем Востоке была реальной. Маньчжурия, оккупированная японцами, служила плацдармом для их амбиций, и СССР был следующей целью. Если полковники передали данные о войсках и вооружении, японцы могли готовить удар или провокацию, чтобы ослабить советскую оборону.

– Вы понимаете, что это значит? – сказал он, не оборачиваясь. – Если японцы знают о наших войсках, они могут ударить там, где мы слабее. Мы не можем позволить слабость, Глеб Иванович. Не сейчас.

Бокий кивнул, его лицо стало ещё серьёзнее.

– Я понимаю, товарищ Сталин. Мы удвоили усилия. Оперативные группы на Дальнем Востоке получили приказ усилить наблюдение за границей. Проверяем все шифрованные передачи, которые могут быть связаны с японцами. Но нам нужно больше времени, чтобы вскрыть сеть.

Сергей повернулся, его взгляд был тяжёлым, но не лишённым понимания. Он знал, что Бокий – один из лучших, но даже лучшие могли ошибаться.

– Время – это то, чего у нас нет, – сказал он. – Если японцы готовят удар, они не будут ждать. Я хочу, чтобы вы лично контролировали допросы. Мне нужны результаты: имена, связи, планы. Всё, что они знают. И ещё, Глеб Иванович, – он сделал паузу, его голос стал тише, но более угрожающим. – Проверьте всех, кто был рядом с Рудневым и Вельяминовым. Даже тех, кто кажется вне подозрений. Японцы не работают с одиночками. Если они добрались до полковников, то могли добраться и до других.

Бокий кивнул.

– Будет сделано, товарищ Сталин. Я доложу, как только появятся новые данные. Мы не дадим японцам шанса.

Он повернулся и направился к двери. Когда дверь закрылась, Сергей остался один. Он открыл одну из папок, но мысли были далеко. Кто-то проверял страну, её силу, её готовность. Он должен был ответить так, чтобы у любого отпало желание проверять СССР на слабость.

Он взял перо и начал писать в блокноте. Он записал имена – Руднев, Вельяминов, «человек с востока». Рядом с каждым поставил знак вопроса. Эта игра была непростой. Но он не собирался проигрывать.

* * *

Сергей отложил перо и потёр виски, словно пытаясь прогнать усталость, накопившуюся с каждым новым донесением. Он потянулся к телефону и снял трубку. Короткий звонок – и на другом конце послышался голос:

– Слушаю, товарищ Сталин.

– Судоплатова ко мне, – сказал Сергей. – Немедленно.

– Есть, товарищ Сталин.

Он положил трубку и откинулся в кресле. Его взгляд скользнул по папкам, каждая из которых была словно мина замедленного действия. Он знал, что японцы работают так, что каждая деталь – от шифрованных сообщений до подкупа офицеров – тщательно продумана. Чтобы противостоять им, нужно было не просто реагировать, а опережать, перехватывать инициативу. Он должен был повернуть игру в свою пользу, и для этого ему нужен был человек, способный мыслить так же хитро, как японцы.

Вскоре дверь кабинета отворилась. Вошёл Павел Судоплатов, начальник иностранного отдела ОГПУ. Он остановился в шаге от стола, держа в руках тонкую папку.

– Товарищ Сталин, – произнёс он. – Вызывали?

Сергей кивнул, указав на стул напротив.

– Садитесь, Павел Анатольевич. Есть разговор.

Судоплатов опустился на стул, положив папку на стол. Он выглядел как человек, готовый к любому вопросу, к любому испытанию. Сергей знал: Судоплатов не из тех, кто теряется под давлением. Это был человек, умевший держать эмоции под контролем, просчитывать ходы противника и находить решения там, где другие видели лишь тупик. Именно поэтому он и вызвал его.

– Что нового у японцев? – спросил Сергей. – Изменилось ли что-то в их планах?

Судоплатов открыл папку, но даже не заглянул в неё – он знал всё наизусть.

– Ничего не изменилось, товарищ Сталин. Наши источники в Маньчжурии и Токио подтверждают, что японцы готовят наступление на июль. Мы также перехватили сообщения, указывающие на то, что японцы пытаются завербовать новых агентов у нас, в Хабаровске и Владивостоке.

Сергей слегка прищурился, его пальцы начали медленно постукивать по зелёному сукну. Китай, раздираемый внутренними конфликтами и ослабленный японской оккупацией Маньчжурии, был ненадёжным союзником. Если японцы начнут наступление, китайцы вряд ли смогут оказать серьёзное сопротивление, что позволит японцам позже сосредоточить все силы против СССР.

– Китайцы готовы? – спросил Сергей, хотя ответ он предвидел.

Судоплатов покачал головой, его лицо стало ещё серьёзнее.

– Нет, товарищ Сталин. Чан Кайши поглощён борьбой с коммунистами и внутренними оппонентами. Его армия разрозненна, плохо вооружена и не готова к полномасштабной войне с японцами. Наши агенты в Шанхае и Нанкине сообщают, что японцы активно подкупают местных командиров, чтобы те не вмешивались в их планы. Некоторые китайские генералы уже получают деньги от японцев через посредников. Если японцы ударят в июле, китайцы, скорее всего, просто отступят или сдадутся. В лучшем случае они будут вести партизанские действия, но этого недостаточно, чтобы серьёзно отвлечь японцев.