Текст книги "Я – Товарищ Сталин 5 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

Аддис-Абеба утопала в зное и смятении. Крики торговцев на амхарском, итальянском и ломаном английском сливались с рёвом моторов грузовиков, скрипом деревянных телег, запряжённых мулами, и далёкими раскатами артиллерии, доносившимися с северных фронтов, где итальянские войска сжимали кольцо вокруг абиссинских городов – Гондара и Дессие. Запахи шафрана, жареного кофе и пыли смешивались с едкой гарью выхлопов, создавая густую, почти осязаемую атмосферу, пропитанную тревогой. Город жил в предчувствии войны, и каждый его житель – от уличного торговца до иностранного авантюриста – ощущал, как время сжимается, словно пружина перед выстрелом.

Полковник Фёдор Иванович Вяземцев пробирался через толпу рынка, одетый в потрёпанную гражданскую одежду: выцветшую льняную рубашку, запылённые брюки и потёртую шляпу, скрывавшую его лицо. Под рубашкой, прижатый к рёбрам, лежал Маузер С96, рукоять которого отполировалась от многолетнего использования. Это был его старый товарищ, молчаливый и надёжный, но сегодня оружие должно было остаться в кобуре. Задача требовала не грубой силы, а хитрости – тонкой, бесшумной, смертельной, как яд гадюки.

Новый приказ из Москвы, переданный через Павла Судоплатова, начальника иностранного отдела ОГПУ, изменил его миссию. Мюллер, оперативник Абвера, плёл паутину лжи, угрожавшую советскому влиянию в Абиссинии. Бойня в Гондаре, где нашли гильзы с советской маркировкой и автоматы ППД-34, была его работой. Задача Вяземцева была ювелирной: устранить Мюллера, добыть доказательства махинаций Абвера и сделать это так, чтобы ни один след не указал на Кремль.

Рынок был лабиринтом из лотков, заваленных грудами шафрана, перца, яркими тканями и ящиками с контрабандой – от патронов до краденых итальянских винтовок. Торговцы выкрикивали цены, женщины в цветастых платках торговались за мешки зерна, а дети сновали между ног, ловя момент, чтобы стащить фрукт или монету. Вяземцев, в своей неприметной одежде, двигался осторожно, его глаза под козырьком шляпы выхватывали каждую деталь: человек, слишком долго возившийся у прилавка с манго, его руки были неподвижны; двое в европейских костюмах, чьи взгляды были внимательнее, чем у обычных торговцев; женщина, прикрывшая лицо платком, но внимательно следившая за каждым его шагом. Он знал, что агенты Мюллера повсюду, их глаза и уши были в каждом переулке, на каждом рынке, в каждом кафе. Мюллер был осторожен, почти неуловим. Оперативник Абвера, скрывавшийся под дипломатическим прикрытием, он редко покидал свою виллу в старом квартале, окружённую высоким забором, колючей проволокой и местными наёмниками, купленными золотом. Документы ему передавали только немцы через цепочку местных посредников, что делало его целью, которую невозможно поймать. Но Вяземцев знал его слабость: Мюллер был одержим контролем, особенно над своими операциями. Он лично проверял все важные бумаги, не доверяя даже ближайшим помощникам. Именно это ОГПУ собиралось использовать.

Через агента «Гадюку» Вяземцев узнал, что Мюллер ждёт партию поддельных писем, якобы доказывающих, что советские советники готовят покушение на Хайле Селассие. Эти бумаги передавались через цепочку: абиссинский курьер доставлял их местному связному, тот – немецкому помощнику, а помощник – самому Мюллеру. Вяземцев решил перехватить этот канал, заменив документы на отравленные. Бумаги, пропитанные бесцветным ядом, разработанным в секретных лабораториях ОГПУ, убивали при контакте с кожей, не оставляя следов. Яд был медленным: первые симптомы – головокружение, слабость, учащённое сердцебиение – проявлялись через час, а смерть наступала вскоре после этого, имитируя сердечный приступ или внезапную болезнь. Абиссинский курьер, местный связной, немецкий помощник и сам Мюллер – все должны были умереть, а улики Абвера оказаться в руках Вяземцева через его сеть информаторов. План был рискованным: если хоть одно звено цепочки заподозрит неладное, Мюллер ускользнёт, а советское влияние в Абиссинии рухнет.

Солнце клонилось к закату, окрашивая Аддис-Абебу в багровые тона, будто предвещая кровь. Небо над городом было тяжёлым, сгущались облака, обещающие редкий для этого времени года дождь. Вяземцев вошёл в маленькое кафе на краю старого квартала, где запах свежесваренного кофе и кислого теста инджеры пропитывал воздух. Стены были покрыты потрескавшейся штукатуркой, в углу тихо гудел старый вентилятор, тщетно разгоняя жару. Потолок был низким, с пятнами сырости, а на деревянных столах лежали выцветшие скатерти. Несколько местных сидели за столиками, потягивая кофе и перешёптываясь, их голоса тонули в гуле вентилятора. Вяземцев занял столик в углу, спиной к стене, чтобы видеть вход и окна. Он заказал чашку буны, позволяя пару скрывать его лицо, пока его глаза, привыкшие замечать малейшие детали, следили за каждым движением в кафе. Через несколько минут к нему подсел Теводрос, худощавый абиссинец. Теводрос был курьером, работавшим на немцев, но ОГПУ перевербовало его, пообещав золото и безопасность в Александрии. Он не знал, что его роль в этой игре – последняя.

– Есть? – прошептал Теводрос, его голос дрожал, выдавая страх. Его глаза метались, оглядывая кафе, словно ожидая, что из тени появится человек Мюллера.

Вяземцев незаметно передал под столом кожаную сумку. Она была тяжёлой, но небольшой, идеально подходящей, чтобы не привлекать внимания. Внутри лежали поддельные письма, изготовленные в Москве с ювелирной точностью: печати, подписи, бланки – всё было неотличимо от оригиналов, которые Теводрос должен был получить от немецкого связного. Бумага была пропитана ядом, который активировался при длительном контакте с кожей. Яд был бесцветным, без запаха, и его действие было неизбежным. Вяземцев надел тонкие перчатки, прежде чем коснуться сумки, и строго предупредил Теводроса сделать то же самое.

– Передай это своему человеку, – сказал Вяземцев, его голос был твёрд, но спокоен, как у командира, отдающего приказ перед боем. – Обычная точка, у рынка, в девять вечера. Назови код: «Дар Гадюки».

Теводрос кивнул, спрятав сумку под рубаху. Его пальцы дрожали, пот проступил на лбу, но он старался держаться уверенно.

– А если они заподозрят? – спросил он, его голос был едва слышен, почти заглушённый гулом вентилятора.

– Не заподозрят, – отрезал Вяземцев. – Письма идеальны. Они ждут их. Немцы не знают, что ты работаешь на нас. Делай, как сказано, и уйдёшь живым. Ошибешься – и никто не спасёт.

Теводрос замялся, его глаза метались, выдавая внутреннюю борьбу. Он знал, насколько опасен Мюллер.

– Его люди повсюду, – прошептал он, наклоняясь ближе, чтобы его не услышали за соседними столиками. – Они убили моих братьев, сказали, что те шпионили для итальянцев. Если что-то пойдёт не так…

– Не пойдёт, – оборвал Вяземцев. – Сделай своё дело, и через неделю будешь в Александрии с золотом. Не сделаешь – и Мюллер будет твоей наименьшей проблемой.

Теводрос сглотнул, его лицо побледнело, но он кивнул и поднялся. Сумка исчезла под его рубахой, и он растворился в толпе за дверью кафе, его фигура мелькнула в сгущающихся сумерках. Вяземцев допил кофе. Он мысленно прокручивал каждый этап плана, проверяя, нет ли слабых мест. План был простым, но требовал безупречности: отравленные письма, доставленные через Теводроса местному связному, затем немецкому помощнику, а от него – Мюллеру, убьют всех четверых. Вяземцев и его команда должны были лишь дождаться, пока яд сделает своё дело, и забрать документы через сеть информаторов. Но Мюллер был хищником, а не жертвой. Один неверный шаг – и всё могло рухнуть.

После ухода Теводроса Вяземцев вернулся в свой временный штаб – небольшую квартиру в центре города, скрытую за фасадом лавки торговца тканями. Квартира была скромной: голые стены, стол, заваленный картами и донесениями, и пара стульев, скрипевших при каждом движении. Здесь его ждали Иван, с талантом к скрытному наблюдению, и Михаил, специалист по взрывчатке и замкам, чьи навыки на этот раз не понадобились. Вяземцев разложил карту Аддис-Абебы на столе, отметив ключевые точки: рынок, где Теводрос встретится с Алемом, местным связным; немецкую миссию, где Алем передаст сумку Курту Вольфу, помощнику Мюллера; и виллу в старом квартале, где Мюллер получит бумаги. Каждое звено цепочки было просчитано, каждый шаг – выверен. Иван и Михаил получили приказ следить за рынком и миссией, но держаться на расстоянии, чтобы не спугнуть немцев. Вяземцев же должен был оставаться в штабе, координируя действия через сеть информаторов – уличных торговцев, абиссинских солдат, слуг в немецкой миссии и на вилле Мюллера. Он провёл с ними инструктаж, напоминая о важности незаметности: один лишний взгляд, одно неосторожное слово – и операция провалится.

В 21:00 Теводрос, следуя инструкциям, появился на рынке, в тени навеса у лотка с тканями, где свет фонарей едва проникал. Вяземцев получил сообщение от Ивана, наблюдавшего из переулка через бинокль: Теводрос встретился с Алемом, невысоким абиссинцем с цепкими глазами, работавшим на немцев за щедрую плату. Алем был связным, доставлявшим документы от курьеров к Вольфу. Теводрос передал сумку, произнёс код – «Дар Гадюки» – и отступил, как было приказано. Алем, не подозревая об опасности, открыл сумку, бегло просмотрел бумаги, коснувшись их голыми руками, и кивнул. Сумка исчезла под его одеждой, и он растворился в толпе, направляясь к немецкой миссии. Иван сообщил, что Теводрос, закончив передачу, ушёл в сторону своего дома, его походка была нервной, но он не оглядывался.

Вяземцев, сидя в штабе, отметил время в блокноте: 21:05. Первый этап сработал. Теводрос, не зная, что бумаги отравлены, уже был обречён – он держал их в руках, когда доставал для проверки. Алем, проверивший документы, тоже подхватил яд. Вяземцев подал знак Ивану продолжать наблюдение за рынком, а Михаилу – следить за миссией, держась незаметно.

В 22:30 Алем вошёл в переулок у немецкой миссии – обшарпанного здания с облупившейся краской, которое Абвер использовал как прикрытие. Его ждал Курт Вольф, невысокий мужчина в штатском, с суровым лицом и военной выправкой. Вяземцев получил сообщение от Михаила: Алем передал сумку Вольфу, произнёс код и ушёл. Вольф, как и Алем, бегло проверил бумаги, коснувшись их голыми руками, и сел в чёрный «Фиат» с затемнёнными стёклами. Машина направилась к вилле Мюллера в старом квартале, патрулируемой абиссинскими наёмниками с итальянскими винтовками «Беретта».

Вяземцев стиснул зубы, его сердце билось ровно, но внутри всё напряглось. Третий этап был завершён. Вольф, доставивший сумку, подхватил яд. Теперь всё зависело от Мюллера. По данным «Гадюки», он лично проверял все важные документы, не доверяя даже Вольфу. Вяземцев знал, что Мюллер откроет бумаги, и яд завершит свою работу. Его информатор на вилле – абиссинский слуга по имени Тсегайе, работавший на ОГПУ за скромную плату и надежду на лучшую жизнь, – должен был подтвердить смерть Мюллера и вынести его документы.

Тишина ночи нарушалась лишь редкими звуками: скрип телеги вдалеке, лай собак, шаги патрульных, обходивших тёмные улицы. Вяземцев сидел в штабе, его пальцы постукивали по столу, отсчитывая минуты. Его сеть информаторов работала безупречно, как часовой механизм. Первый сигнал пришёл через час после передачи сумки, в 22:10. Иван, следивший за рынком, сообщил по условному каналу – записке, переданной через уличного мальчишку: Теводрос рухнул на мостовую, возвращаясь домой. Его тело сотрясали судороги, прохожие закричали, кто-то побежал за врачом, но он был мёртв через минуту, его пальцы всё ещё сжимали платок, которым он вытирал пот после встречи с Алемом. Вяземцев стиснул кулаки – курьер выполнил свою роль, но его смерть могла насторожить немцев, если они свяжут её с документами. Он приказал Ивану следить за рынком, чтобы убедиться, что никто не начнёт задавать вопросы.

Через полчаса, в 22:45, Михаил передал через другого информатора – торговца фруктами, работавшего неподалёку от миссии: Алем, вернувшийся туда после передачи сумки, упал у входа, его лицо было бледным, глаза стеклянными. Он попытался что-то крикнуть охранникам, но рухнул, хватаясь за грудь. Наёмники бросились к нему, вызвали врача, но было поздно – яд завершил своё дело. Вяземцев выдохнул, отметив время в блокноте: 22:50. Двое из четырёх были мертвы. Теперь всё зависело от Вольфа и Мюллера.

Ещё через час, в 23:50, Тсегайе, слуга на вилле Мюллера, передал сигнал через условленный канал – лампа в окне его комнаты мигнула трижды. Вольф, доставивший сумку, начал жаловаться на головокружение и слабость, а затем потерял сознание в холле виллы. Наёмники запаниковали, не понимая, что происходит, и вызвали врача, но Вольф был мёртв к полуночи. Вяземцев ждал, его нервы были натянуты, как струны. Яд был медленным, но надёжным. Если Мюллер открыл бумаги, он уже обречён.

В 2:30 ночи Тсегайе передал финальный сигнал: лампа мигнула пять раз. Мюллера нашли мёртвым в его кабинете, окружённого разбросанными бумагами. Его лицо исказила гримаса боли, пальцы всё ещё сжимали одно из писем. Наёмники метались, вызывая врача и пытаясь понять, что произошло, но было поздно. Яд сработал безупречно. Вяземцев закрыл глаза, позволяя себе короткий миг облегчения. Все четверо – Теводрос, Алем, Вольф и Мюллер – были мертвы.

Утром Тсегайе встретился с Вяземцевым в заброшенном складе на окраине города, вдали от любопытных глаз. Он передал портфель, вынесенный через чёрный ход виллы, пока наёмники были заняты паникой. Внутри были не только поддельные письма, но и подлинные документы Абвера – шифровки, списки агентов, планы встречи в Лиссабоне и переписка с британскими контактами, включая имена и кодовые фразы. Это были доказательства, которые могли переломить ситуацию в пользу Москвы, убедив Хайле Селассие, что взрыв в Гондаре – дело рук немцев, а не СССР. Вяземцев бегло просмотрел бумаги, убедившись, что они подлинные, и спрятал портфель под китель.

– Уходи из города, – сказал он Тсегайе, вручив ему пачку денег и билет на корабль до Александрии. – И не возвращайся. Если останешься, тебя найдут.

Тсегайе кивнул, его лицо было напряжённым, но в глазах мелькнула благодарность. Он исчез в утреннем тумане, растворяясь среди узких улочек. Вяземцев вызвал Ивана и Михаила, передав им портфель.

– Доставьте это в Дессие. Немедленно. И ни с кем не говорите, даже с нашими.

– А ты? – спросил Иван, заметив напряжённое лицо Вяземцева. Он знал, что полковник редко показывал эмоции, но сейчас в его глазах читалась тревога.

– Вернусь к советникам, – ответил Вяземцев. – Надо убедить Хайле Селассие, что мы не при чём в Гондаре. Но британцы уже получили часть подделок. Нужно действовать быстро.

Иван кивнул, и команда разошлась. Вяземцев остался один, растворившись в утренней Аддис-Абебе. Город просыпался: торговцы открывали лотки, женщины несли корзины с инджерой, а где-то вдалеке слышался гул итальянских самолётов, патрулировавших небо. Теводрос, Алем, Вольф и Мюллер были мертвы, а документы Абвера – в руках ОГПУ.

Впереди ждали новые битвы. Вяземцев был готов. Он всегда был готов.

* * *

Сергей, в своём кабинете, ждал результатов операции. Наконец дверь кабинета открылась, и вошёл Павел Судоплатов. Его лицо, обычно непроницаемое, сегодня выдавало сдержанную удовлетворённость. В руках он держал тонкую папку с грифом «Совершенно секретно». Сергей поднял взгляд, отложил перо и жестом указал на стул напротив. – Товарищ Судоплатов, докладывайте.

Судоплатов сел, положил папку на стол и начал без лишних предисловий: – Товарищ Сталин, операция в Аддис-Абебе завершена успешно. Мюллер устранён. Вместе с ним ликвидированы трое его связных: абиссинский курьер Теводрос, местный посредник Алем и немецкий помощник Курт Вольф. Все четверо мертвы. Яд сработал, как и планировалось. Документы Абвера – шифровки, списки агентов, переписка с британцами – доставлены в Дессие нашей группой. Вяземцев лично проконтролировал передачу.

Сергей кивнул. Он знал, насколько важен этот удар. Мюллер с его умением плести интриги мог разрушить хрупкое влияние СССР в Абиссинии, особенно теперь, когда итальянские войска Муссолини давили на Хайле Селассие, а британцы и французы вели двойную игру, балансируя между поддержкой и предательством. – Подробности, – сказал Сергей. – Как именно это было сделано? И что с уликами?

Судоплатов открыл папку, вытащил лист с кратким отчётом и начал: – Вяземцев использовал цепочку передачи документов, созданную самим Мюллером. Поддельные письма, якобы доказывающие наше участие в покушении на Хайле Селассие, были заменены на бумаги, пропитанные ядом, разработанным в наших лабораториях. Яд бесцветный, без запаха, действует через кожу. Теводрос, Алем и Вольф проверили бумаги без перчаток, как и ожидалось. Мюллер лично вскрыл и изучил письма, что стало его концом. Наш информатор на вилле, Тсегайе, вынес подлинные материалы Абвера, пока наёмники были в панике. Вяземцев передал их в Дессие для дальнейшей доставки в Москву.

Сергей слегка прищурился, обдумывая услышанное. План был рискованным, но безупречным. Он мысленно отметил мастерство. – Следы? – спросил Сергей.

Судоплатов покачал головой. – Следов нет. Яд не оставляет химических маркеров, а симптомы соответствуют естественной смерти. Тела Теводроса и Алема осмотрены местными врачами – официально это сердечные приступы. Вольф и Мюллер умерли на вилле, их наёмники в смятении, но связать это с нами не смогут. Материалы Абвера подтверждают, что бойня в Гондаре – их провокация. Мы можем передать эти бумаги Хайле Селассие через наших советников, чтобы убедить его в нашей невиновности и указать на немцев.

Сергей откинулся на спинку кресла, его взгляд скользнул к окну, за которым Москва тонула в сером свете. Он знал, что Абиссиния – лишь один из фронтов. В Европе нарастала тень войны, Германия Гитлера набирала силу, а британцы и французы продолжали свою двойную игру. Но успех в Аддис-Абебе давал СССР козырь – доказательства немецких махинаций могли убедить Лигу Наций или, по крайней мере, Хайле Селассие, что Советский Союз – не враг, а союзник. – Что с Вяземцевым? – спросил Сергей, возвращая взгляд к Судоплатову. – Он остаётся в Абиссинии?

– Да, товарищ Сталин, – ответил Судоплатов. – Он сейчас в Дессие, работает с нашими советниками.

– Хорошо, – сказал Сергей, его голос стал твёрже. – Вяземцеву продолжать работу. Документы Абвера должны быть в Москве через неделю. Мы используем их для переговоров с Хайле Селассие и, если нужно, в Лиге Наций. И ещё, товарищ Судоплатов…

Он сделал паузу, его глаза впились в Судоплатова, и тот невольно напрягся. – Убедитесь, что никто из наших агентов в Абиссинии не заговорит. Ни Тсегайе, ни другие информаторы. Если хоть один след приведёт к нам, вся операция рухнет.

Судоплатов кивнул, его лицо стало ещё более непроницаемым. – Понял, товарищ Сталин. Тсегайе уже покинул Абиссинию, он на пути в Александрию. Остальные информаторы под контролем. Вяземцев лично следит за этим.

Сергей встал, медленно прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. Впереди ждали новые угрозы: Италия, Германия, внутренние враги в самом СССР. Но пока Вяземцев справился. Мюллер был мёртв, документы – в их руках, а советское влияние в Абиссинии укрепилось. – Свободны, товарищ Судоплатов, – сказал он, не оборачиваясь. – И держите меня в курсе.

Судоплатов поднялся, коротко кивнул и вышел, тихо закрыв за собой дверь. Сергей остался один. Он подошёл к окну, глядя на улицы Москвы. Где-то там, за тысячи километров, в жаркой и пыльной Аддис-Абебе, Вяземцев продолжал свою игру. И Сергей знал, что эта игра только начинается.

Глава 9

Токио в апреле утопал в розовато-белом море лепестков сакуры, которые, кружась в прохладном вечернем воздухе, оседали на влажную брусчатку Гиндзы. Город дышал весной: аромат цветущих деревьев смешивался с дымом угольных жаровен, запахом жареной рыбы и соевого соуса из уличных забегаловок. Неоновые вывески мигали, отражаясь в лужах, оставшихся после утреннего дождя. Улицы гудели привычным ритмом: звон трамваев, стук деревянных гэта, крики торговцев, расхваливающих свежую макрель, горячие бататы и сладкие данго, сливались в симфонию мегаполиса. Над крышами деревянных домов и кирпичных зданий возвышалась тёмная громада Императорского дворца, чьи стены в сумерках казались непроницаемыми, будто хранили тайны, о которых никто не смел говорить вслух. Вдалеке, в районе Асакусы, где старые дома с потемневшими балками теснились вдоль узких переулков, свет бумажных фонарей отбрасывал мягкие тени на мостовую, а из чайных доносились звуки сямисэна, вплетавшиеся в шум города.

Кэндзи Ямада вышел из редакции «Асахи Симбун» около семи вечера. Его серый пиджак, слегка потёртый на локтях, был застёгнут на все пуговицы, а фетровая шляпа, чуть сдвинутая набок, прикрывала усталые глаза за круглыми очками. В портфеле, небрежно болтавшемся в левой руке, лежали черновики статей о росте цен на рис и репортаж о весеннем фестивале в Уэно, где толпы горожан любовались сакурой, пили сакэ под бумажными фонарями и зажигали свечи в храмах. Но в кармане пиджака, прижатая к груди, покоилась шифровальная книжка, чья тяжесть напоминала о его настоящей миссии: добыть планы генералов и политиков – Араки, Тодзио, Хироты – и передать их в Москву. Мысли о риске, о Кэмпэйтай, чьи агенты, казалось, прятались в каждом тёмном переулке, не давали покоя. Его худощавое лицо с острыми скулами выражало напряжение, но он сохранял спокойствие, отточенное годами работы журналистом и подпольной деятельностью. Каждый шаг по улицам Токио был игрой, где малейшая ошибка могла стоить ему жизни.

Кэндзи шёл по улице, вдыхая весенний воздух, пропитанный запахом мокрой древесины, цветущих деревьев и угля от жаровен. Его шаги отдавались эхом на брусчатке, пока он не услышал другие – быстрые, уверенные, не похожие на случайные. Напрягшись, он не обернулся, лишь поправил шляпу и ускорил шаг. Улица впереди сужалась, переходя в переулок, где бумажные фонари отбрасывали мягкие тени на влажную мостовую, а запах мисо-супа из ближайшей забегаловки смешивался с сыростью. Шаги приблизились, и низкий, спокойный голос окликнул его:

– Ямада-сан, минутку. Нам нужно поговорить.

Кэндзи замер. Сердце заколотилось, ноги словно приросли к брусчатке. Он медленно повернулся, стараясь сохранить невозмутимое выражение. Перед ним стоял мужчина лет сорока, среднего роста, в тёмном пальто и шляпе с узкими полями. Лицо его было худым, с резкими чертами, а тёмные глаза внимательно изучали Кэндзи, будто выискивая малейший намёк на слабость. В правой руке он держал сигарету, дым от которой поднимался вверх.

– Вы кто? – спросил Кэндзи, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, хотя горло пересохло.

Мужчина улыбнулся уголком рта, но глаза остались холодными.

– Вы же журналист, Ямада-сан, – сказал он, затянувшись сигаретой. – А у меня есть важные данные. Меня зовут Сато Харуки, я из Кэмпэйтай.

Слово «Кэмпэйтай» ударило, как молот. У Кэндзи подкосились ноги, он сжал ручку портфеля, чтобы скрыть дрожь в руках, и заставил себя посмотреть в глаза Сато. Тот выглядел спокойно, почти доброжелательно, но Кэндзи знал, что за этой маской может скрываться всё что угодно – от вежливого разговора до камеры в подвале штаба военной полиции. Его мысли метались: бежать? Отказаться? Это было бы самоубийством. Кэмпэйтай не просит дважды, а их люди всегда ближе, чем кажется.

– Кэмпэйтай? – переспросил Кэндзи, приподняв бровь, чтобы скрыть страх. – И что военной полиции нужно от простого журналиста?

Сато выпустил дым в сторону, его улыбка стала шире, но не теплее.

– Не притворяйтесь, Ямада-сан. Вы не просто журналист. Вы любопытны. Слишком любопытны, – сказал он, сделав паузу. – Но это не допрос. Пока. Я хочу, чтобы вы выслушали меня. Есть информация, которая должна попасть в газету. Без имён, конечно. Садитесь в машину, поговорим.

Сато кивнул на чёрный автомобиль, припаркованный у обочины. Его бока, покрытые лаком, блестели под светом фонаря, а в окнах отражались огни Гиндзы, мерцающие, как звёзды в ночном небе. Кэндзи почувствовал, как холодный пот стекает по спине. Шифровальная книжка в кармане словно стала тяжелее, напоминая, что любая ошибка может стоить ему жизни. Он кивнул, стараясь выглядеть уверенно, и последовал за Сато к машине.

Сато сел за руль, бросив сигарету на мостовую, где она задымилась, попав в лужу. Он завёл мотор, и автомобиль плавно тронулся, скользя по улицам Токио. Кэндзи устроился на пассажирском сиденье, чувствуя, как его сердце бьётся в ритме двигателя. Салон пах кожей и табаком, а за окном мелькали огни Гиндзы – неоновые вывески, фонари, силуэты прохожих, спешащих домой под зонтами или в соломенных шляпах. Кэндзи пытался понять, что нужно Сато. Если Кэмпэйтай знает о его связи с Москвой, эта поездка закончится в камере, а может, и хуже. Но если Сато хочет использовать его как журналиста, это шанс – опасный, но шанс. Он сжал ручку портфеля, чтобы успокоить дрожь в руках, и посмотрел на Сато, чьё лицо в тусклом свете приборной панели казалось высеченным из камня.

– Куда мы едем? – спросил Кэндзи, стараясь, чтобы голос звучал небрежно, хотя пальцы нервно теребили край пиджака.

– В одно тихое место, – ответил Сато, не отрывая глаз от дороги. Его голос был ровным, но в нём чувствовалась стальная твёрдость. – Ресторан на окраине. Там можно говорить без лишних ушей.

Кэндзи кивнул, но внутри всё сжалось. Он знал, что «тихие места» Кэмпэйтай часто оказываются ловушками. Машина ехала около получаса, миновав шумные улицы Гиндзы, где толпы людей ещё гуляли под сакурой, и Асакусы, где фонари чайных отбрасывали тёплый свет на узкие переулки. Они въехали в район, где дома были ниже, а улицы тише, почти пустынные. Фонари здесь горели реже, и тени казались гуще, будто скрывали что-то зловещее. Наконец, автомобиль остановился у небольшого ресторана с вывеской, на которой каллиграфическими иероглифами было написано «Синий лотос». Изнутри доносились приглушённые голоса, звон глиняных чашек и запах жареного мяса, смешанный с ароматом соевого соуса и мисо.

Сато вышел первым, жестом пригласив Кэндзи следовать за ним. Внутри ресторан был скромным: несколько низких столов, бумажные фонари, отбрасывающие мягкий свет, и пара посетителей у дальней стены. Один, мужчина в потёртом кимоно, пил сакэ, уставившись в пустоту, другой, в мятом костюме, что-то бормотал своему спутнику, размахивая палочками для еды. Хозяин, пожилой мужчина в тёмно-синем кимоно с выцветшими рукавами, поклонился Сато, словно знал его, и указал на отдельную комнату, отгороженную потрёпанными сёдзи. Кэндзи вошёл следом, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, а шифровальная книжка в кармане словно жжёт кожу.

Они сели за низкий стол, на котором уже стояли чайник с зелёным чаем, две чашки, тарелка с маринованным имбирём, миска с жареным тофу и несколько ломтиков жареного угря, от которых шёл ароматный пар. Сато снял шляпу, открыв коротко стриженные волосы с проседью, и закурил новую сигарету. Его движения были неторопливыми, почти ленивыми, но глаза внимательно следили за Кэндзи, будто выискивая малейший намёк на слабость. Дым от сигареты завис в воздухе, смешиваясь с запахом чая и еды, создавая удушливую атмосферу.

– Итак, Ямада-сан, – начал Сато, наливая чай в обе чашки. Его голос был спокойным, но в нём чувствовалась стальная твёрдость, как у человека, привыкшего отдавать приказы. – Вы наверняка слышали о неспокойной обстановке в генеральском кругу. После мятежа 26 февраля армия на взводе. Молодые офицеры жаждут действия, старые генералы – власти. Но есть те, кто замышляет кое-что посерьёзнее.

Кэндзи сделал глоток чая, чтобы скрыть напряжение. Горьковатый вкус обжёг горло, но помог собраться. Мятеж 26 февраля, когда группа молодых офицеров попыталась захватить власть, потряс Токио. Их казнили, но волнения в армии не утихли. Раскол между милитаристами и теми, кто выступал за осторожность, становился всё очевиднее. Кэндзи кивнул, притворяясь заинтересованным, но не слишком, чтобы не выдать своего волнения.

– Слухи ходят, – сказал он осторожно, ставя чашку на стол. – Но я пишу о ценах на рис и фестивалях. Политика – не моя тема.

Сато усмехнулся, выпуская дым, который медленно поднялся к потолку, растворяясь в тусклом свете фонаря.

– Не лгите, Ямада-сан. Вы любопытны, как кошка. Журналисты вроде вас всегда лезут туда, где пахнет тайнами, – сказал он, сделав паузу и наблюдая за реакцией Кэндзи. – Не бойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Пока. Но мне нужна ваша помощь.

Кэндзи почувствовал, как кровь стучит в висках. Сато не упомянул конкретных связей, но его слова были слишком точными, словно он знал больше, чем говорил. Это могло быть блефом, но Кэмпэйтай редко блефует. Кэндзи заставил себя улыбнуться, хотя уголки губ дрожали.

– Помощь? – переспросил он, стараясь звучать небрежно. – Я всего лишь журналист. Пишу о том, что вижу. Что вы хотите?

Сато наклонился ближе, его голос стал тише, но твёрже.

– В генеральском кругу зреет заговор, Ямада-сан. Не такой, как в феврале, с криками и саблями. Эти тише, умнее. Группа офицеров, некоторые близки к Хироте, хочет остановить планы войны. Они трусы, Ямада-сан. Считают, что Япония должна сидеть тихо, торговать, кланяться Западу. Но я верю в силу армии. Война с Китаем, с русскими – это наш путь к величию. И я хочу, чтобы вы помогли это показать.

Кэндзи замер, чашка в его руке дрогнула. Это было противоположно его миссии. Сато не против войны – он её сторонник, фанатик, чьи глаза горели убеждённостью, почти маниакальной. Но зачем Кэмпэйтай раскрывать заговор? И почему через газету? Это пахло ловушкой, но Кэндзи не мог понять, в чём она заключается. Его миссия была ясна: найти генералов, выступающих за мир, добыть их имена и планы, чтобы передать в Москву. Сато же хотел, чтобы он разоблачил этих людей как предателей.

– Заговор? – переспросил Кэндзи, стараясь звучать удивлённо, чтобы выиграть время. – И вы хотите, чтобы я написал об этом? Без имён? Это опасно, Сато-сан, и для меня, и для газеты.

Сато кивнул, словно ожидал этого вопроса, и затянулся сигаретой, выпуская дым в сторону.

– Именно поэтому я пришёл к вам. Вы умеете писать так, чтобы не называть имён, но чтобы все поняли. Напишите статью. Намекните, что в армии есть раскол, что некоторые офицеры хотят предать Японию, остановить её движение к славе. Пусть люди увидят, кто настоящие патриоты, а кто – слабые духом, – сказал он, и его голос стал почти торжественным, как у проповедника. – Пусть Тодзио и Араки знают, что народ с ними. Пусть знают, что Япония жаждет войны.