Текст книги "Я – Товарищ Сталин 5 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

4 мая 1936 года Джеймс Уинтер сидел за своим столом, разбирая телеграммы, которые могли перевернуть баланс сил в Восточной Африке. Высокий, худощавый, с резкими чертами лица и серыми глазами, он выглядел как типичный английский служащий: тёмно-серый костюм, аккуратно завязанный галстук, волосы с лёгкой сединой, зачёсанные назад. Но за этой внешностью скрывался человек, чья двойная жизнь была постоянной игрой на грани. Утро началось с перехваченной телеграммы из Аддис-Абебы, расшифрованной за ночь. Она гласила, что император Хайле Селассие, теряя надежду на победу над итальянскими войсками, планировал бежать в Лондон, ища убежища у британцев. Он собирался сесть на пароход в Джибути в течение недели под охраной Королевского флота. Эта информация была взрывоопасной: уход императора укрепил бы позиции Муссолини, а советские поставки оружия для абиссинского сопротивления оказались бы под угрозой. Джеймс знал, что Москва должна получить эти сведения немедленно, и каждая минута промедления увеличивала риск.

Короткий разговор с коллегой Эдмундом Греем добавил ещё одну деталь: британцы временно ослабили блокаду советских грузов в Красном море. Это был не жест доброй воли, а холодный расчёт, чтобы затянуть конфликт в Африке, ослабляя итальянцев, союзников Гитлера. Джеймс понимал, что Советы воспользуются этим, чтобы усилить своё влияние в регионе. Он вытащил лист бумаги и, используя шифр на основе модифицированного квадрата Виженера, закодировал данные о планах Хайле Селассие и ослаблении блокады, замаскировав их под отчёт о поставках шерсти в Порт-Судан. Сложив бумагу, он спрятал её во внутренний карман пиджака. Вечером он передаст сообщение через радиопередатчик, спрятанный в его доме в Кенсингтоне, в тайнике под половицами чердака.

Полковник Артур Кроу, его начальник, заглянул в кабинет.

– Уинтер, что по Абиссинии? Советы суют туда оружие. Найдите их агентов, и быстро, – бросил он и вышел, хлопнув дверью, отчего стопка бумаг на столе Джеймса чуть не рассыпалась.

Джеймс кивнул, не отрывая глаз от телеграммы, но его мысли уже кружились вокруг предстоящей передачи. Давление двойной жизни сдавливало грудь, словно тугой корсет. Он балансировал между долгом перед MI6 и тайной работой на Москву, и каждый день был испытанием, где малейший промах мог стать фатальным. Он провёл рукой по волосам, стараясь сосредоточиться, но в голове уже прокручивались возможные сценарии: что, если его заметили? Что, если кто-то в MI6 начал копать глубже? Его пальцы сжали край стола, пока он пытался вернуть себе хладнокровие.

В полдень Джеймс вышел на Кинг-стрит, перекинув пальто через руку. Лондон пульсировал жизнью: чёрные такси гудели, пробираясь через толпу, газетчики выкрикивали заголовки о наступлении итальянцев в Африке, а прохожие – джентльмены в котелках, рабочие в кепках – спешили по своим делам, их голоса сливались в непрерывный гул. Джеймс заметил мужчину в котелке, опустившего зонтик ниже обычного, словно скрывая лицо, и женщину в шляпке-клош, чей быстрый взгляд показался подозрительным. Но затем он почувствовал это – присутствие, едва уловимое, но явное, как холодное дыхание на затылке. Кто-то следил за ним.

Используя отражение в витрине магазина одежды, он заметил его: мужчина в рабочей кепке, коренастый, с широкими плечами и румяным лицом, шёл в толпе, держа руки в карманах поношенного твидового пиджака. Его тёмные, немигающие глаза были прикованы к Джеймсу. Шрам над левой бровью выделялся на обветренной коже, а в правом кармане пиджака виднелся лёгкий бугор – возможно, револьвер, блокнот или что-то ещё. Сердце Джеймса забилось быстрее, но он сохранил ровный шаг, решив выяснить, как далеко тот зайдёт и кто он такой. Его разум лихорадочно анализировал: это мог быть агент MI6, проверяющий его лояльность, советский связной с новым заданием или немец, охотящийся за агентом вроде него. Каждая из этих возможностей несла свою угрозу, и Джеймс знал, что должен действовать осторожно.

Он свернул на Парламент-сквер, протиснувшись через группу туристов, разглядывающих Биг-Бен. Их голоса, обсуждающие последние новости, создавали шумный фон, но Джеймс был сосредоточен. Он замедлил шаг, поправляя галстук, и использовал отражение в окне припаркованного такси. Мужчина в кепке был там, в двадцати ярдах позади. Джеймс отметил детали: поношенные, но крепкие сапоги, какие мог носить докер, и лёгкая сутулость, выдающая человека, привыкшего к физической работе, но его глаза и движения говорили о другом – о профессиональной выучке. Он пересёк площадь, нарочно замедляя темп, чтобы проверить, как поведёт себя преследователь, и вошёл в узкий переулок, где гул голосов из пабов смешивался с шумом города.

Остановившись у газетного киоска, Джеймс купил The Times, делая вид, что изучает заголовки, но его глаза следили за отражением в витрине напротив. Мужчина в кепке стоял у фонарного столба, притворяясь, что читает листовку, но его взгляд был прикован к Джеймсу. Кепка была низко надвинута, но шрам над бровью выдавал его. Джеймс решил выяснить, насколько упорен преследователь, и двинулся к оживлённой улице, где толпа клерков, рабочих и уличных торговцев текла к рыночной площади. Мужчина следовал за ним, его шаги стали ближе, а движения – увереннее. Джеймс заметил, как тот избегает прямых взглядов прохожих, держась в тени толпы, но не теряя его из виду.

Его разум перебирал варианты. Если это MI6, то его могли заподозрить из-за какой-то мелочи – неверного слова в разговоре с Кроу, задержки с отчётом, случайного взгляда, который кто-то заметил. Возможно, кто-то в отделе начал проверять его маршруты или перехватывать его корреспонденцию. Если это Советы, то это могла быть проверка лояльности или попытка передать срочное сообщение без обычных каналов. Если немцы или итальянцы, то он уже мишень, и его жизнь висит на волоске. Джеймс ускорил шаг, петляя по переулкам, где звуки джаза лились из подвальных клубов.

На углу Дин-стрит он увидел возможность: рыночная площадь, полная людей, торговцев и уличных артистов. Скрипач играл бойкую мелодию, собирая толпу, и Джеймс юркнул за тележку с товарами, присев, чтобы наблюдать. Мужчина в кепке остановился, его глаза метались по площади, выискивая Джеймса. Их взгляды встретились через толпу, и Джеймс ощутил холод профессионализма в его взгляде – это был не любитель. Движения мужчины, его осанка, то, как он держал руки в карманах, выдавали тренированного агента. Джеймс дождался, пока тот отвернулся, и метнулся в боковой переулок, его туфли стучали по мостовой. Он побежал, пальто развевалось, пока не достиг паба «Золотой якорь». Внутри гудела толпа: матросы, клерки, торговцы спорили у стойки, их голоса сливались в гул. Джеймс протиснулся через них, задев локтем чей-то бокал, и выскользнул через заднюю дверь в узкий двор, заваленный пустыми ящиками. Он замер, прислушиваясь. Шагов не было. Он оторвался от преследователя – пока.

Но чувство угрозы не отпускало. Джеймс решил удвоить осторожность, меняя маршрут через Сохо. Он свернул на Уордор-стрит, где фонари отбрасывали свет на асфальт, а толпа редела, уступая место одиночным прохожим, спешащим домой. Остановившись у витрины книжного магазина, он притворился, что разглядывает обложки, но проверил отражение – пусто. Но он знал, что это не конец. Он прошёл ещё несколько переулков, петляя между пабами и лавками, где свет окон создавал островки в темноте. Каждый звук – скрип колеса тележки, шорох шагов, гудок такси – заставлял его сердце биться быстрее. Его рука сжимала маленький нож в кармане пальто – старая привычка, не раз спасавшая его в прошлом.

Джеймс направился к рынку на Бервик-стрит, чтобы убедиться, что слежки нет. Толпа здесь была плотной, торговцы сворачивали лотки, а покупатели спешили домой с корзинами. Он остановился у газетного киоска, притворяясь, что читает заголовки, и проверил отражения в витринах. Мужчины в кепке не было. Он свернул на Олд-Комптон-стрит, где джаз и смех из пабов создавали шумный фон. У входа в подвал с живой музыкой он огляделся – никого. Но его мысли всё ещё были заняты преследователем. Он решил ещё раз проверить, не следят ли за ним, и свернул на Ковент-Гарден.

Площадь гудела: уличные артисты жонглировали, торговцы спорили с покупателями, такси сигналили, пробираясь через толпу. Джеймс смешался с ней, двигаясь медленно, чтобы заметить любое подозрительное движение. Он остановился у лотка с газетами, притворяясь, что выбирает выпуск, и проверил отражения в окне кафе. Никого. Он прошёл через площадь, петляя между группами людей, и свернул в переулок, ведущий к Стрэнду. Там он остановился у витрины, наблюдая за улицей. Мужчина в кепке не появился, но Джеймс знал, что расслабляться рано. Его разум перебирал детали: шрам над бровью, поношенный пиджак, уверенные шаги. Этот человек был не случайным прохожим, и его присутствие означало, что кто-то – MI6, Советы или кто-то ещё – подобрался слишком близко.

Вернувшись домой, двухэтажный дом из красного кирпича встретил его тишиной, только тикали часы в гостиной. Элизабет, его жена, была в кухне, её руки были покрыты мукой – она пекла хлеб. Её каштановые волосы были заплетены в косу, карие глаза светились теплом, когда она улыбнулась.

– Снова задержался, Джеймс, – сказала она мягко, но с ноткой беспокойства. – Министерство утопило тебя в бумагах?

Он заставил себя улыбнуться, целуя её в лоб.

– Просто длинный день, любовь моя, – ответил он.

Поздно вечером, когда Элизабет и Томас легли спать, Джеймс поднялся на чердак. В тайнике он хранил радиопередатчик – компактный, с чёрным корпусом, чьи лампы слабо светились в темноте. Он надел наушники, настроил частоту и начал передавать зашифрованное сообщение о Хайле Селассие и блокаде в Красном море. Его пальцы быстро стучали по ключу, отправляя сигнал в эфир. Передача заняла несколько минут, после чего он выключил передатчик, спрятал его обратно и вернулся в спальню, где Элизабет спала, не подозревая о его тайнах. Но образ мужчины в кепке не давал покоя. Джеймс лёг в постель, но сон не шёл. Он перебирал детали: шрам над бровью, поношенный пиджак, уверенные шаги. Этот человек был профессионалом, и его присутствие означало, что кто-то подобрался слишком близко.

Он лежал в темноте, слушая ровное дыхание Элизабет, и его мысли возвращались к мужчине в кепке. Что, если он вернётся завтра? Что, если это только начало? Он вспомнил, как однажды в прошлом, в другой стране, он едва избежал провала, заметив слежку в последний момент. Он решил, что завтра ещё больше усложнит маршрут, добавив новые повороты и остановки, чтобы убедиться, что слежка прекратилась. Но в глубине души он понимал: тот, кто начал эту игру, не отступит так просто.

* * *

5 мая 1936 года Токио задыхался от жары, какую не ждали весной. Солнце висело в небе, словно раскалённая медная тарелка, и жгло всё: асфальт, стены домов, даже воздух, дрожавший, будто мираж над пустыней. Улицы Гиндзы, обычно гудящие толпами, притихли – люди прятались под навесами лавок, лениво обмахиваясь бамбуковыми веерами. Торговцы, потные и раздражённые, поливали тротуары водой, но асфальт тут же высыхал, шипя под солнцем. Вместо аромата цветов город пропах нагретым деревом, уличной пылью и жареными каштанами, которые шкворчали на жаровнях у перекрёстков. Вдалеке, над крышами, виднелись кроны парка Уэно, пожухлые от зноя.

Кэндзи Ямада выбрался из здания «Асахи Симбун» около шести вечера, чувствуя, как пот пропитал воротник рубашки. Пиджак болтался на руке, шляпа съехала на затылок, очки запотели от духоты. В портфеле лежали наброски статей – о забастовке текстильщиков в Осака и новом мосте через реку Сумида, – но голова была забита другим. Пятнадцать дней назад в ресторане «Синий лотос» Сато Харуки, агент Кэмпэйтай, велел написать статью о расколе в армии. Кэндзи так и не справился. Главный редактор отмахнулся от черновика:

– Ты что, Ямада, нас всех под монастырь подвести хочешь?

Кэндзи не спорил. Без фактов лезть в дела военных – чистое безумие. Но Сато ждал, и его терпение могло лопнуть.

Он шёл по улице. Пот тёк по вискам, рубашка липла к спине. У ларька, где старуха в застиранном платке торговала ячменным чаем, Кэндзи остановился. Стакан, холодный и скользкий, немного остудил горло, но тревога сидела внутри, как заноза. Три дня назад из Москвы пришла шифровка: «Втереться в доверие. Выяснить планы Сато». Задача ясная, но выполнить её – всё равно что сунуть руку в осиное гнездо. Сато не был простаком, которого можно обвести вокруг пальца. Его глаза, холодные и цепкие, видели насквозь, а слова всегда таили подвох.

Кэндзи свернул в узкий переулок, где тени от домов давали слабую передышку. Пахло сушёной рыбой и подгоревшим рисом из забегаловки. Из открытых окон доносилось радио – диктор бубнил о торговле с Маньчжурией, перемежая новости рекламой зубного порошка. Кэндзи ускорил шаг, но остановился как вкопанный. У конца переулка, под старым каштаном с пожелтевшими листьями, стоял чёрный автомобиль. Его лак блестел, а у открытой двери, облокотившись на капот, курил Сато Харуки. Пиджак расстёгнут, шляпа брошена на сиденье, сигарета тлела в пальцах.

– Ямада-сан, – сказал Сато, выпуская дым. – Пятнадцать дней. Я тебе неделю давал.

Кэндзи сжал ручку портфеля, пальцы напряглись. Сердце заколотилось, но он встретил взгляд Сато.

– Сато-сан, – ответил он, стараясь говорить спокойно. – Я старался. Редактор зарубил статью. Без доказательств он не пропустит. Вы же знаете, как это работает.

Сато затянулся, дым растаял в жарком воздухе. Он шагнул ближе, Кэндзи напрягся, готовый к чему угодно.

– Зарубил? – переспросил Сато, прищурив глаза. Голос стал тише, жёстче. – А ты, похоже, и не рвался. Я дал тебе шанс написать статью. А ты решил, что можно водить Кэмпэйтай за нос. Пожалеете об этом.

Кэндзи проглотил слюну, в горле пересохло. Он хотел возразить, но Сато махнул рукой.

– Хватит. Садись в машину. Поехали ко мне.

Кэндзи замер. К Сато домой? Это хуже, чем ресторан. Там были люди, намёк на безопасность. Дом – его территория, где он мог сделать что угодно. Но отказаться было нельзя. Кэндзи кивнул.

– Ладно, – сказал он, поправляя очки. – Но зачем домой? Можно в чайной поговорить.

Сато усмехнулся.

– Надоели твои отговорки, Ямада. Хочу выпить, потолковать без лишних ушей. Садись.

Кэндзи забрался на пассажирское сиденье. Сато завёл мотор, машина покатила по улицам. Кэндзи смотрел в окно, пытаясь взять себя в руки. Москва велела втереться в доверие. Если Сато хочет выпить, это шанс. Надо стать своим – не просто журналистом, а человеком, с которым можно говорить начистоту. Игра была опасная, но пути назад не было.

Они ехали минут тридцать, миновав Гиндзу и Асакусу. Машина въехала в тихий район на окраине: низкие дома с черепичными крышами, заборы с плющом. Дом Сато был одноэтажный, с раздвижными дверями и садом, в котором росли азалии и сосна. Сато вылез, махнул Кэндзи.

Внутри дом был почти пустой: татами, низкий стол, подушки, ширмы с выцветшими журавлями. На стене висела гравюра с Фудзи, её белая вершина казалась холодной. В углу стояла полка с книгами, тремя бутылками саке и статуэткой Будды. Сато достал бутылки, две глиняные чашки, миску с сушёными кальмарами, миску с маринованным имбирём и тарелку с жареным тофу, от которого шёл пряный аромат.

– Садись, Ямада, – сказал он, разливая саке. – Здесь можно говорить без оглядки.

Кэндзи опустился на татами. Напиток пах рисом и сладостью, обжигая горло. Тёплый, с горчинкой, он немного снял напряжение.

– За что пьём, Сато-сан? – спросил Кэндзи, стараясь говорить легко. Надо быть осторожным, но открытым – Сато должен видеть союзника.

– За Японию, – ответил Сато, поднимая чашку. Его глаза блестели фанатизмом. – За её силу.

Кэндзи чокнулся и выпил. Саке согрело грудь, но тревога осталась. Он смотрел на Сато, прикидывая, как далеко тот может зайти. Москва требовала информации, но Сато был осторожен.

– Сато-сан, – начал Кэндзи, ставя чашку, – вы говорили про заговор. Без фактов, имён – как мне писать статью? Да и редактор не пропустит. Боится военных.

Сато налил ещё, посмотрел на Кэндзи, покачав головой.

– Твой редактор – трус, – сказал он, отхлебнув. – Как те, кто держит Японию на коленях. Напиши, чтобы люди почувствовали: в армии есть предатели. Пусть знают.

Кэндзи кивнул, взял кусочек тофу, пряный вкус смешался с горчинкой напитка. Он выпил, держа голову ясной.

– Вы уверены, что война – это единственный путь? – сказал он, глядя поверх чашки. – Торговля, развитие – разве это не лучше? Война – это разруха. Не все в армии с вами согласны, да?

Сато хмыкнул.

– Торговля? Кланяться американцам? – сказал он с презрением. – Это слабость, Ямада. Япония должна быть сильной. Китай, русские, Запад – все плюют на слабых. А те, кто за мир, – предатели. Думают, письма и сборища их спасут. Мы знаем каждого.

Кэндзи почувствовал, как сердце стукнуло. Намёк на противников войны. Он налил Сато, пододвинув чашку.

– Вы правы, – сказал он убедительно. – Но предатели – это серьёзно. Кто они?

Сато усмехнулся, выпил. Его щёки покраснели.

– Хитрый ты, Ямада, – сказал он, смягчая голос. – Любопытный. Но не суй нос глубоко. Они шепчутся по углам, пишут друг другу бумажки, собираются втихую. Но я знаю, где их искать.

– Где? – спросил Кэндзи небрежно. – Если я хочу писать, мне нужны намёки. Редактор тоже хочет конкретику, иначе такую статью только выбросить.

Сато рассмеялся, откинувшись назад. Он взял кальмара, пожевал и запил.

– Конкретику? – сказал он, ухмыляясь. – Уэно. Старые дома. Офицеры пьют, болтают, думают, что их не видно. А мы всё видим.

Кэндзи запомнил. Уэно, дома. Он взял имбирь, кисловатый вкус немного оживил его. Жара не утихала, пот тёк по спине и лицу.

– Уэно? – переспросил он. – Это всё? Дайте больше информации, Сато-сан. Статья без деталей – это пустой лист.

Сато наклонился, его дыхание пахло саке. Глаза блестели, но настороженность оставалась.

– Хватит тебе и этого, – сказал он. – Пиши про раскол. Намекни, что есть предатели. Ты умеешь, я читал твои статьи.

Кэндзи кивнул, подливая. Сато пил быстро, движения становились более резкими.

– Вы знаете всё, – сказал Кэндзи, добавляя восхищение. – Работа в Кэмпэйтай – как охота? Выслеживать людей, находить их слабости. Каково это?

Сато усмехнулся, его глаза загорелись.

– Охота, да, – сказал он, смакуя. – Сидишь тихо, ждёшь ошибки. То письмо забудут сжечь, то слово не то скажут. И всё – они наши.

– И много врагов поймали? – спросил Кэндзи, подливая ещё.

Сато выпил. Его тон стал хвастливым.

– Десятки! – сказал он. – Коммунисты, шпионы, умники против армии. Думают, что спрячутся в чайных Асакусы, в Китае, у русских. Но мы всё видим!

Кэндзи похолодел. Русские? Блеф или намёк? Он улыбнулся, поднял чашку. – За вашу охоту, – сказал он, выпивая. – Как вы их находите? Анализируете слухи?

Сато расхохотался, чуть не опрокинув бутылку. Он налил себе ещё и махнул рукой.

– Слухи? – сказал он, смеясь. – У нас всюду глаза и уши. Служанки, торговцы, монахи – все доносят. Люди глупы! Пишут планы, выдумывают шифры, а мы читаем. Один армейский капитан хотел мира с Китаем. Письма писал кураторам, прятал их. А мы всё нашли.

Кэндзи замер, скрывая волнение.

– И что с ним? – спросил он, притворяясь любопытным.

Сато махнул рукой.

– Пропал, – сказал он зловеще. – Как все, кто против нас. Но есть покрупнее. Генералы, Ямада. Те, кто против Тодзио, против войны. Собираются, думают, что мы слепые.

Кэндзи запомнил. Он подлил ещё.

– Знаете, кто? – спросил он. – Зачем тогда статья? Если вы их и так возьмёте.

Сато улыбнулся и выпил.

– Для людей, – сказал он торжественно. – Пусть читают, знают предателей, а те пусть боятся. Ты напишешь. Ты умеешь.

Кэндзи кивнул. Саке кружило голову. Сато пил, его слова путались. Кэндзи решил рискнуть.

– Дайте намёк, – сказал он, наклоняясь. – Кто эти генералы?

Сато расхохотался, хлопнув по столу.

– Уэно! – сказал он, ухмыляясь. – Старые дома. Пьют, болтают, думают, не видно. Мы видим.

Кэндзи понял, что имён Сато не назовёт. Лезть дальше было опасно.

– Знаешь, Ямада, – сказал Сато, – я за тобой слежу. Но ты не предатель, а? Ты свой?

Кэндзи улыбнулся.

– Я просто журналист, – сказал он легко. – Пишу, что вижу. Как и вы, хочу, чтобы Япония была сильной.

Сато хлопнул Кэндзи по плечу и улыбнулся.

– Хороший ты парень, Ямада! – сказал он заплетающимся языком. – Думал, ты трус, как твой редактор. А ты свой! Пей ещё! Спасём Японию, а? Пиши, я помогу!

Кэндзи улыбнулся, скрывая напряжение. Сато был дружелюбен, но опасен. Он хлопнул Кэндзи ещё раз.

– Слушай, – сказал он, наклоняясь. – Мы их найдём, этих… – он сжал кулак, рассмеялся. – Мы с тобой, а? Вместе!

Кэндзи выпил, голова кружилась. Пора было уходить. Он встал, пошатнулся, пробормотал, что поздно.

– Поздно, Сато-сан, – сказал он. – Завтра в редакцию.

Сато махнул, улыбаясь.

– Иди, свой парень… пиши… вместе сделаем…

Кэндзи выбрался на улицу. Ноги заплетались, саке туманило разум. Дом был далеко, пешком не дойти. У перекрёстка стоял велосипедный рикша – худой парень в соломенной шляпе, лениво крутящий педали. Кэндзи махнул ему, назвал адрес. Парень кивнул, Кэндзи забрался в повозку. Она катила по узким улицам, мимо домов, где светились окна. Кэндзи закрыл глаза, саке гудело в голове. Он вспомнил Сато, его пьяную ухмылку, слова про Уэно. Надо написать шифровку.

Повозка остановилась у храма, где каменные фонари заросли мхом. Кэндзи вылез, бросил в ящик для подаяний пару иен, звякнувших о дерево, хлопнул в ладоши, пробормотал молитву. Вскоре рикша довёз его до дома. Кэндзи сунул парню несколько иен, тот буркнул что-то и укатил. Кэндзи вошёл, зажёг лампу, свет упал на татами. Он сел за стол, достал книжку и написал: «Сато Харуки. Упоминает Уэно, дома, офицеров. Имена неизвестны. Требует статью. План: использовать доверие, добыть детали». Он лёг на татами, сон не шёл. Игра становилась всё опаснее, но отступать было некуда.