Текст книги "Я – Товарищ Сталин 5 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Москва, 13 апреля 1936 года

Кабинет Иосифа Сталина был сердцем советской власти, местом, где решения отдавались эхом по всему миру. Карты покрывали стены: Советский Союз с его бескрайними степями и промышленными узлами, Европа с её изломанными границами, где уже тлели угли будущей войны, и Африка, чьи контуры всё чаще привлекали внимание Кремля из-за разгорающейся борьбы империй. Воздух в кабинете был тёплым, пропитанным густым запахом табака, свежих чернил и лёгкой пылью, осевшей на тяжёлых бархатных шторах, слегка колыхавшихся от сквозняка.

Сергей сидел за столом, его пальцы медленно, ритмично постукивали по свежему отчёту Генштаба Красной Армии, доставленному курьером. Стук в дверь разрезал тишину кабинета. Дверь скрипнула едва слышно, и в комнату вошёл Павел Анатольевич Судоплатов, начальник иностранного отдела ОГПУ. В руках он держал папку с печатью ОГПУ, её края были истёрты от частого использования.

– Товарищ Сталин, срочные разведданные из Берлина, – сказал Судоплатов. – Немцы активизируют операции против нас. Абиссиния – это только начало, но их удар может переломить ситуацию.

Сергей указал на стул напротив.

– Садись, Павел Анатольевич. Докладывай подробно. Что за провокации? И почему именно сейчас?

Судоплатов сел, положил папку на стол. Листы внутри были машинописными, на тонкой сероватой бумаге, с пометками красными чернилами, перемежающимися зернистыми фотографиями и зашифрованными заметками, написанными мелким почерком. Он подвинул один лист к Сталину – ключевой документ, выделенный красным.

– Наш агент, кличка «Гадюка», внедрённый в штаб Абвера в Берлине, прислал это вчера через Варшаву. Декодировали час назад. Резня в Гондаре – работа немцев. Взрывчатка, спрятанная в ящиках, гильзы с советской маркировкой, автоматы ППД-34 – всё организовано Абвером, чтобы обвинить нас в терроре. Их цель – не просто хаос в Абиссинии, товарищ Сталин. Они хотят разжечь антисоветские настроения, подорвать доверие Хайле Селассие к нашим советникам и толкнуть его к британцам или даже итальянцам.

Сергей взял лист, его пальцы пробежали по строчкам, выхватывая детали: имена агентов Абвера, даты поставок поддельных гильз через порты Джибути, упоминание о некоем «мистере Картере», который заманил Рас Менгешу в ловушку. Отчёт был скрупулёзным: Абвер, под руководством Вильгельма Канариса, отправил элитную команду, выдающую себя за американских авантюристов. «Мистер Картер» был маской, вероятно, для Ханса Мюллера – агента Абвера, возможно, с опытом СС, действовавшего под чужим флагом, чтобы запутать следы.

– Это ведь не всё, Павел Анатольевич? – спросил он. – Немцы не тратят ресурсы на одну операцию. Что ещё? И кто этот Мюллер – пешка или игрок?

Судоплатов наклонился ближе, его голос понизился до шёпота, словно стены кабинета могли предать их Гитлеру.

– «Гадюка» сообщает, что Гитлер держит под личным контролем операции против нас. Абвер готовит цепь провокаций: в Испании, где гражданская война вот-вот выйдет на максимальную эскалацию; в Турции – устроят саботаж на торговых путях через Босфор, подкупая местных чиновников; в Иране – подстрекательство племён к атакам на иностранных дипломатов, якобы с подачи СССР. Всё синхронизировано, чтобы выставить СССР агрессором, дестабилизирующим мир. Но самое тревожное – Гитлер ищет сближения с британцами. Канарис готовит встречу в Лиссабоне через месяц, в нейтральном отеле. Они предложат обмен: разведданные о наших тайных маршрутах в Африке за британский нейтралитет, возможно, даже молчаливое согласие на итальянскую экспансию. «Гадюка» знает имена участников, даты, кодовые фразы.

Сергей встал, прошёлся к окну. Апрельское тепло оживило Москву, окрасив её в зелёные тона, но в кабинете воздух был тяжёлым, как перед грозой. Его разум лихорадочно просчитывал варианты: в другой временной линии, которую он знал, 1936 год был годом падения Абиссинии под натиском Италии, провалом Лиги Наций и шагом к мировой войне. Но здесь советские поставки – винтовки, пулемёты, солдаты и советники – замедлили итальянцев, укрепив Хайле Селассие. Теперь Абвер нанёс ответный удар, бивший по репутации СССР. Временный союз Берлина и Лондона был бы катастрофой: Британия, алчная до своих колоний, могла купиться на немецкие обещания, особенно если поверит в «советский террор» в Гондаре. Сталин знал, что Гитлер скоро повернёт на восток, но пока фюрер разыгрывал тонкую партию, используя Абвер как скальпель для точечных разрезов.

Он повернулся к Судоплатову.

– Мюллер. Что о нём известно?

Судоплатов показал фотографию: мужчина в немецкой форме, лицо под шляпой, глаза холодные, как сталь.

– Мюллер, оперативник Абвера в Аддис-Абебе, прикрытие – дипломат. Специалист по саботажу и дезинформации, лично курировал Гондар. Он не пешка, товарищ Сталин, а паук, плетущий сеть от Африки до Европы. Абвер кормит британцев ложью: наши поставки в Абиссинию подаются как «коммунистическая агрессия», Гондар – как «советский террор». В Лиссабоне Канарис предложит карты наших тайных маршрутов за молчание по Судетам и колониям.

Сергей вернулся к столу, пальцы коснулись папиросницы, но он не открыл её, вместо этого постучал по дереву.

– Что предлагаешь, Павел Анатольевич? Как остановить их, не развязав войну?

Судоплатов выпрямился.

– Первое: нейтрализовать Мюллера и его сеть. «Гадюка» знает двух его агентов в Абиссинии – местных, купленных золотом. Наши агенты могут устранить их тихо: авария, отравление, без следов. Второе: опровергнуть ложь. Соберём доказательства – шифровки, фото подделок, показания «Гадюки» – для Хайле Селассие. Третье: Лиссабон. Слить детали встречи французам через наши парижские каналы, анонимно. Даладье клюнет на угрозу немецкого усиления – они боятся ремилитаризации. Утечка через «Фигаро» или дипломатические круги сорвёт переговоры.

Сергей кивнул, его разум рисовал карту операций: линии от Москвы к Аддис-Абебе, от Берлина к Лиссабону, от Парижа к Лондону. ОГПУ был молотом, но эта операция требовала скальпеля. Провал подпитает немецкую пропаганду, а бездействие отдаст Абиссинию британцам.

– Мюллера убрать, – сказал он. – Без шума. Кто справится?

Судоплатов ответил:

– Полковник Фёдор Вяземцев, старший советник в Дессие. Он добудет доказательства и устранит Мюллера чисто.

– Хорошо, – сказал Сергей. – Выполняй, Павел Анатольевич, время не ждёт.

Судоплатов козырнул и вышел, шаги затихли в коридоре.

Сергей вернулся к столу, его пальцы пробежались по карте Африки, лежащей поверх других бумаг. Красные линии обозначали маршруты советских поставок: винтовки, пулемёты, ящики с патронами, доставляемые под видом торговых грузов. Чёрные линии – итальянское наступление, медленно, но неумолимо сжимающее кольцо вокруг Гондара и Дессие. Немецкий ход в Гондаре был не просто провокацией – это был сигнал, что Абвер готов играть грязно, используя подделки и ложь, чтобы переломить хрупкий баланс. Сталин знал, что Хайле Селассие в отчаянии: его армия, хоть и усиленная советским оружием, была измотана, а британцы нашептывали обещания защиты в обмен на разрыв с Москвой. Потерять Абиссинию значило потерять плацдарм в Африке, а с ним – шанс показать миру, что СССР может быть не только угрозой, но и союзником для угнетённых.

Он снова взял отчёт Судоплатова, перечитывая ключевые строки. «Гадюка» был их лучшим агентом в Берлине, но даже его сообщения были лишь фрагментами головоломки. Абвер действовал с дерзостью, которой Сергей не ожидал в 1936 году: Германия ещё не была той военной машиной, какой станет через три года, но Канарис уже плёл сети, которые могли навредить советскому влиянию. Лиссабонская встреча была особенно опасной. Если британцы поверят Канарису, если они согласятся на обмен разведданными, СССР окажется в изоляции, окружённый врагами со всех сторон.

* * *

Лондон, 14 апреля 1936 года

Утро в Лондоне выдалось ясным и тёплым, с редкой для апреля голубизной неба, раскинувшегося над городом. Солнечные лучи заливали высокие окна Министерства иностранных дел на Уайтхолле. Внутри здания, в лабиринте коридоров с дубовыми панелями и высокими потолками, царила привычная суета: скрип перьев по бумаге, ритмичный стук печатных машинок, приглушённые голоса клерков, сортирующих бесконечные стопки документов.

Сэр Артур Уилсон, помощник заместителя министра иностранных дел, шагал по коридору третьего этажа, сжимая тонкую папку и запечатанный конверт. Его лицо, обычно бесстрастное, с тонкими морщинами у глаз, сегодня выражало лёгкое беспокойство. Конверт в его руках был необычным: плотная бумага кремового цвета, без обратного адреса, с единственной надписью, выведенной аккуратным почерком: «Сэру Генри Кавендишу, лично». Печать на конверте была сломана, но он выглядел нетронутым, словно никто не осмеливался вскрыть его до назначенного получателя. Уилсон остановился перед массивной дубовой дверью кабинета Кавендиша, постучал дважды – коротко, но твёрдо – и, не дожидаясь ответа, вошёл.

– Доброе утро, сэр Генри, – сказал он, слегка наклоняя голову. Его голос был ровным, но с ноткой неуверенности. – Вам письмо. Прибыло утром от русского эмигранта из Парижа, как сообщил курьер. Я подумал, вам стоит взглянуть немедленно.

Сэр Генри Кавендиш, грузный мужчина лет пятидесяти с аккуратно подстриженными седеющими усами и усталыми глазами, поднял взгляд от бумаг, разбросанных на его массивном столе. Его кабинет был воплощением британской сдержанности: стены, обшитые тёмным деревом, отражали мягкий свет солнечных лучей, пробивавшихся через высокие окна; полки, заставленные книгами в кожаных переплётах, хранили мудрость прошлых веков; портрет короля Георга V, строгий и непреклонный, висел над камином, где давно не разводили огонь. На углу стола стояла фарфоровая чашка с недопитым чаем, уже остывшим, а рядом лежала стопка отчётов, испещрённых красными пометками. Кавендиш нахмурился, его густые брови сошлись над переносицей, когда он посмотрел на конверт в руках Уилсона.

– Русский эмигрант? – переспросил он. Его голос, низкий и хрипловатый от многолетнего пристрастия к сигарам, прозвучал скептически. – Что за чушь, Артур? С чего это русским в Париже писать мне? Белогвардейцы опять клянчат деньги для своих безнадёжных заговоров? Или это очередной шутник, решивший поиграть в шпионов?

Уилсон пожал плечами, его пальцы нервно сжали папку, которую он всё ещё держал.

– Не могу знать, сэр, – ответил он, протягивая конверт. – Курьер сказал, что это срочно, и настоял, чтобы я передал лично вам. Письмо выглядит… необычным. Без обратного адреса, но ваше имя написано чётко.

Кавендиш взял конверт, повертел его в руках, словно пытаясь разгадать его тайну через прикосновение. Бумага была тяжёлой, почти роскошной, с едва заметной текстурой, которая говорила о её дороговизне. Но отсутствие обратного адреса и странная лаконичность надписи настораживали. Он достал серебряный нож для бумаг и аккуратно разрезал верхний край конверта. Когда он вытаскивал сложенный лист, из конверта высыпалась щепотка белого порошка, похожего на мелкую муку, которая осела на столе, оставив лёгкое мерцающее пятно. Кавендиш замер, его брови сдвинулись ещё сильнее.

– Что за чёрт? – пробормотал он, наклоняясь ближе к столу. Порошок был почти невесомым, с лёгким блеском, как тальк, и казался совершенно неуместным в строгом кабинете. – Артур, это что, шутка? Кто-то решил посыпать меня мукой?

Уилсон, стоявший у двери, выглядел растерянным, его глаза метались от порошка к лицу Кавендиша.

– Не знаю, сэр, – ответил он, его голос дрогнул. – Может, это… химическое? Надо вызвать службу безопасности.

– Чушь, – отмахнулся Кавендиш, хотя в его тоне появилась тень сомнения. Он развернул письмо, его пальцы двигались медленно, словно он предчувствовал, что содержимое изменит всё. На листе, написанном мелким, но разборчивым почерком, были строки, от которых у него перехватило дыхание:

Сэр Генри, Лиссабон – это ловушка. Немцы плетут паутину, чтобы обвинить Москву. Их агенты в Джибути маскируют грузы под советские, а в Гондаре кровь Рас Менгеши лежит на их руках. Не верьте тем, кто говорит о русских. Ищите правду в Париже, на улице Сент-Оноре, 17. Время истекает, и Судный день ближе, чем вы думаете. Я тот, кто знает их игры.

Кавендиш перечитал письмо, его пальцы слегка дрожали. Лиссабон? Он знал о готовящейся встрече, о которой шептались в кулуарах МИДа. Немцы предлагали обмен разведданными, чтобы заручиться нейтралитетом Британии в африканских делах, особенно в Абиссинии, где итальянское наступление набирало силу. Это была секретная информация, известная лишь узкому кругу – не больше дюжины человек в министерстве. Упоминание Гондара, Рас Менгеши и конкретного адреса в Париже – улица Сент-Оноре, 17 – делало письмо пугающе точным. Какой-то эмигрант не мог знать таких деталей. И этот порошок… Он отложил письмо, чувствуя, как лёгкое головокружение накатывает волной, а в висках начинает пульсировать.

– Артур, – сказал он, потирая висок, его голос стал тише. – Убери это со стола. И вызови кого-нибудь, пусть разберутся с этим… мусором.

Уилсон кивнул, но не успел шагнуть, как Кавендиш внезапно кашлянул, его лицо побледнело, словно кровь отхлынула от щёк. Он схватился за край стола, пытаясь встать, но ноги подкосились. Фарфоровая чашка опрокинулась, звякнув о деревянную поверхность, и чай растёкся тёмной лужей, смешавшись с белым порошком. Кавендиш рухнул обратно в кресло, его дыхание стало прерывистым, хриплым, словно он пытался вдохнуть через сжатое горло.

– Сэр Генри! – воскликнул Уилсон, бросаясь к нему. – Что с вами? Вам плохо?

Кавендиш не ответил. Его глаза закатились, тело обмякло, голова откинулась назад. Уилсон замер, его сердце бешено колотилось. Он бросился к двери, распахнул её и закричал, его голос эхом разнёсся по коридору:

– На помощь! Сэру Генри плохо! Вызовите врача!

Через пятнадцать минут кабинет Кавендиша превратился в сцену ужаса. Дверь, обычно запертая, стояла приоткрытой, и кучка клерков столпилась у входа, перешёптываясь и вытягивая шеи, чтобы разглядеть происходящее. Уилсон, бледный как полотно, стоял у стола, не в силах отвести взгляд от бездыханного тела своего начальника. Сэр Генри лежал в кресле, голова была запрокинута, глаза полузакрыты, словно он погрузился в глубокий сон. На столе, рядом с опрокинутой чашкой, белел рассыпанный порошок, теперь смешавшийся с пролитым чаем, образуя грязноватую кашицу. Письмо лежало рядом, слегка смятое, его углы загнулись от неловкого движения Кавендиша.

В кабинет вошли двое мужчин в тёмных костюмах – представители службы безопасности МИДа. За ними следовал врач, пожилой мужчина с седыми бакенбардами, в белом халате, с кожаным чемоданчиком в руках. Он склонился над Кавендишем, его пальцы, твёрдые, но с лёгкой дрожью, проверили пульс на шее. Лицо врача оставалось непроницаемым, но его глаза сузились, когда он заметил порошок на столе.

– Он мёртв, – сказал врач, выпрямляясь. – Пульса нет. Но этот порошок… Нужно немедленно изолировать кабинет и вызвать полицию.

Уилсон, всё ещё стоявший у стола, почувствовал, как горло сжалось, словно невидимая рука сдавила его.

– Порошок? Вы думаете, это яд? – Его голос дрожал, слова вырывались с трудом. – Я же говорил ему, чтобы он не трогал это письмо!

Высокий сотрудник безопасности с суровым лицом и резкими чертами шагнул к столу, внимательно осмотрел порошок, но не прикоснулся к нему. Его глаза, холодные и цепкие, скользнули по комнате, словно он искал невидимого врага.

– Никто ничего не трогает, – сказал он резко. – Уилсон, расскажите всё с самого начала. Кто принёс письмо? Когда? И что за история про русского эмигранта?

Уилсон сглотнул, пытаясь собраться с мыслями. Его пальцы нервно теребили манжет рубашки.

– Курьер доставил его утром, около девяти, – начал он, его голос был слабым, но он заставил себя говорить. – Сказал, что письмо от русского эмигранта из Парижа. Я не видел отправителя, конверт был без обратного адреса. Я передал его сэру Генри, он открыл, и… этот порошок высыпался. Он прочёл письмо, а потом ему стало плохо. Всё произошло за минуту.

Младший сотрудник безопасности, с лёгкой щетиной на подбородке, взял письмо, держа его за край через платок. Он прочёл текст, его брови поднялись, и он передал лист старшему коллеге.

– Лиссабон, Гондар, Сент-Оноре… – пробормотал он, его голос был тихим, но напряжённым. – Это не просто письмо. Это угроза или провокация. Нужно отправить в лабораторию. И порошок тоже.

Врач, всё ещё стоявший рядом с телом Кавендиша, покачал головой.

– Если это яд, он действует молниеносно, – сказал он. – Симптомы – головокружение, потеря сознания, остановка дыхания – указывают на нейротоксин. Но я не эксперт. Скотланд-Ярд разберётся.

В коридоре послышались тяжёлые шаги, и в кабинет вошёл инспектор Скотланд-Ярда Томас Блейк, коренастый мужчина в твидовом костюме, слегка помятом после долгой смены. Его усталый взгляд обвёл комнату, задержавшись на теле Кавендиша, порошке и смятом письме.

– Господа, – сказал он, потирая подбородок, его голос был низким, с лёгкой хрипотцой. – Мёртвый дипломат, загадочный порошок и письмо от русского? Похоже на дешёвый детективный роман. Рассказывайте.

Уилсон, всё ещё дрожа, пересказал события, пока Блейк записывал в маленький блокнот. Сотрудники безопасности оцепили кабинет, запретив клеркам входить, их голоса в коридоре смолкли, уступив место напряжённой тишине. Вскоре прибыли ещё двое полицейских, один с чемоданом для сбора улик. Они осторожно собрали порошок в герметичный контейнер, а письмо упаковали в пластиковый пакет.

– Если это яд, – сказал Блейк, глядя на Уилсона, – вы единственный свидетель. Не покидайте здание, пока мы не разберёмся. И держите язык за зубами. Это может быть политическое убийство, и я не хочу, чтобы газеты раздули скандал раньше времени.

Уилсон кивнул, его руки всё ещё дрожали. Он видел перед глазами лицо Кавендиша – бледное, неподвижное, с полузакрытыми глазами – и порошок, рассыпанный по столу, как снег. Его мысли путались: кто мог знать о Лиссабоне? И почему письмо указывало на Париж? Он чувствовал себя пешкой в игре, где правила устанавливал кто-то другой.

В Аддис-Абебе, в душной комнате маленькой виллы на окраине города, Мюллер сидел за столом, заваленным картами, шифрованными донесениями и телеграфными бланками. Его лицо, обожжённое африканским солнцем, было напряжённым. Солнечный свет, пробивавшийся через узкое окно, отражался на его столе, освещая карту Абиссинии, где красные линии обозначали маршруты советских поставок. Чёрные линии показывали итальянское наступление, медленно сжимающее кольцо вокруг Гондара и Дессие. Мюллер знал, что его план – убийство Кавендиша – был лишь первым ходом в сложной партии, где Абвер должен был переиграть СССР и Британию.

Порошок, разработанный в секретных лабораториях Абвера, был его идеей. Быстродействующий, незаметный, он идеально подходил для устранения цели. Мюллер действовал по собственной инициативе, не ставя в известность высшее руководство Абвера. Это была его игра, его шанс доказать, что он не просто оперативник, а архитектор большой интриги, способный изменить ход истории. Он откинулся в кресле, его пальцы постукивали по краю стола, пока он перечитывал телеграфный бланк с подтверждением: письмо доставлено в Лондон.

– Всё идёт по плану, – пробормотал он.

Его помощник, молодой немец по имени Курт, вошёл в комнату, держа новый шифрованный отчёт.

– Господин Мюллер, – сказал Курт, протягивая лист. – Курьер в Лондоне мёртв. Никаких следов. Британцы уже в панике, слухи о русских распространяются по Лондону.

Мюллер кивнул, его губы тронула холодная улыбка.

– Хорошо, – сказал он. – Пусть думают на ОГПУ. Главное – никаких следов, Курт. Если нас заподозрят, всё рухнет.

Курт кивнул, его лицо осталось бесстрастным.

– А в Гондаре? – спросил он. – Документы готовы?

– Да, – ответил Мюллер, указывая на стопку бумаг на столе. – Поддельные письма от советских советников с печатями ОГПУ. Они уже у местных агентов. К утру Хайле Селассие получит их и поверит, что Москва предала его.

Курт кивнул и вышел, его шаги затихли в коридоре. Мюллер вернулся к карте, его пальцы пробежались по маршрутам через Джибути. Он видел перед собой шахматную доску, где каждая фигура двигалась по его воле. Убийство Кавендиша было лишь началом. Следующий ход – дискредитация советских советников в Гондаре, а затем – полный разрыв отношений Абиссинии с СССР. Он знал, что действует в одиночку, без одобрения Берлина, но это только разжигало его амбиции. Если план удастся, его имя станет легендой в Абвере.

В Лондоне, в кабинете на верхнем этаже Министерства иностранных дел, министр Энтони Иден стоял у окна, глядя на залитую солнцем улицу. Его лицо было мрачным, пальцы сжимали край подоконника, пока он пытался осмыслить случившееся. Смерть Кавендиша потрясла МИД, и слухи, несмотря на запрет Скотланд-Ярда, уже просочились в редакции газет. В кулуарах шептались о русских, о возможной причастности ОГПУ, но никто не подозревал, что за этим стоит Мюллер, чья рука искусно направляла события из далёкой Абиссинии.

Иден повернулся к своему помощнику, молодому дипломату по имени Ричард Пирс, который нервно перебирал бумаги на столе.

– Ричард, – сказал Иден. – Что известно о Кавендише? Кто знал, что он связан с Лиссабоном?

Пирс, худощавый мужчина с тонкими чертами лица и аккуратно зачёсанными волосами, поднял взгляд от бумаг.

– Сэр, Лиссабон обсуждался только на закрытых совещаниях, – ответил он. – Кавендиш был одним из тех, кто готовил встречу с немцами. Но письмо… оно слишком точное. Упоминание Гондара, Рас Менгеши, этой улицы в Париже… Это не может быть случайностью. Кто-то знает больше, чем должен.

Иден кивнул. Лиссабонская встреча была важным этапом в британской политике в Африке. Если немцы предлагали нейтралитет в обмен на разведданные, это могло изменить баланс сил, особенно в Абиссинии, где итальянское наступление угрожало интересам Британии. Но теперь, с мёртвым Кавендишем и ядом на его столе, всё усложнилось. Он знал, что слухи о русских могут подтолкнуть кабинет к разрыву с Москвой, но намёк на немецкую игру в письме заставлял его сомневаться.

– Вызовите Скотланд-Ярд, – сказал он. – И выясните всё о Сент-Оноре, 17. Если это ловушка, я хочу знать, кто её поставил. И подготовьте телеграмму в Аддис-Абебу. Нам нужно понять, что происходит в Абиссинии.

Пирс кивнул и поспешил к телефону, набирая номер инспектора Блейка. Иден вернулся к окну, его взгляд скользил по оживлённой улице, где лондонцы, не подозревая о надвигающейся буре, шли по своим делам. Он чувствовал, что Лондон стал полем битвы, где невидимые игроки разыгрывали свои карты, и каждая ошибка могла стоить слишком дорого.

В Париже, на узкой улице Сент-Оноре, дом номер 17 выглядел неприметно: старое здание с облупившейся штукатуркой, узкие окна, закрытые деревянными ставнями, которые не открывались годами. Никаких вывесок, никаких следов жизни – лишь тень заброшенности, окутывающая фасад. Именно сюда вёл след, указанный в письме, но дом был пуст.

Мюллер в Аддис-Абебе отложил карту и взял шифрованное донесение, только что расшифрованное Куртом. В нём сообщалось, что британская пресса подхватила слухи о «русском следе», а в МИДе началась паника. Он улыбнулся. Он знал, что время играет на его стороне.

В Лондоне ночь опустилась на Уайтхолл, но в Министерстве иностранных дел свет горел до утра. Энтони Иден собрал экстренное совещание в своём кабинете, где собрались лишь самые доверенные лица: Ричард Пирс, двое старших дипломатов и представитель военной разведки, майор Уильям Кроуфорд. Иден стоял у стола, его пальцы сжимали спинку стула, пока он смотрел на собравшихся.

– Господа, – начал он, – смерть Кавендиша – это не просто убийство. Это удар по нашей политике в Африке. Если это русские, мы стоим на пороге дипломатического кризиса. Но если это не они… – Он сделал паузу, его взгляд упал на письмо. – Тогда кто? Немцы? Итальянцы? Или кто-то третий, кто хочет стравить нас с Москвой?

Кроуфорд, коренастый мужчина с коротко стриженными волосами, заговорил:

– Сэр, письмо слишком точное, – сказал он. – Лиссабон, Гондар, Рас Менгеши… Это не случайные детали. Кто-то знает о наших планах и играет с нами. Упоминание Сент-Оноре может быть ловушкой, но мы обязаны проверить.

Пирс, сидевший напротив, кивнул.

– Я уже связался с нашими людьми в Париже, – сказал он. – Они проверят адрес. Но, сэр, я согласен с майором: это не похоже на работу русских.

Иден кивнул, его разум лихорадочно просчитывал варианты. Он знал, что Лиссабонская встреча – это шанс удержать баланс сил в Африке, но теперь, с мёртвым Кавендишем, всё висело на волоске. Если Британия отвернётся от Москвы, это может укрепить позиции Германии и Италии. Но если письмо правдиво и немцы действительно плетут интригу, то Британия рискует стать пешкой в их игре.

– Свяжитесь с Аддис-Абебой, – сказал он наконец. – Я хочу знать, что происходит в Абиссинии. И подготовьте отчёт для премьер-министра. Это дело не должно выйти за пределы этого кабинета.

Игра Мюллера набирала обороты, и каждая новая жертва была лишь разменной монетой в его далеко идущих планах.