Текст книги "Улыбка зверя"

Автор книги: Андрей Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Теплоход все дальше и дальше уплывал от страшного места. За соседним столиком жизнерадостно помянули “топляков”.

– Ты, знаешь, – вымолвил наконец Прозоров, – мне показалось, что там, в толпе этой…

– Да, – перебила Ада. – Ты не ошибся. Это был он…

– И мы по-прежнему пребываем в закономерности случайностей, – отрешенно произнес Прозоров.

– Нет, мы попросту пребываем там, где пребывать должно, – откликнулась Ада. – И лично меня это здорово обнадеживает…

– То есть?..

– Обнадеживает в принципе… Остальное додумай сам.

УРВАЧЕВ

После короткого разговора с неведомым человеком, в руках которого оказался мобильный телефон Мослака, Сергей Урвачев почти не сомневался в том, что он потерял двух своих лучших бойцов. А когда он поднял на ноги свою московскую службу информации и та, перезвонив ему на рассвете, сообщила, что ни Мослак, ни Длинный в номере своем не появлялись, и что в последний раз их видели в казино за несколько минут до беседы Урвачева с незнакомцем, последние надежды и сомнения отпали, – бойцов кончили!

Урвачев почти не спал в ту ночь, занимаясь кропотливым анализом и сопоставлением событий, произошедших за последнее время. То, что его людей могли как-нибудь вычислить и убрать люди Ферапонта, было маловероятно, к тому же Ферапонт о его вероломных замыслах категорически не догадывался, что подтверждалось многочисленными косвенными признаками. Вероятнее всего, в дело вмешался неожиданный фактор, который Урвачев определил для себя как некую “третью силу”. И кое-какие соображения по поводу этой “третьей силы” у него к утру уже имелись. Причем в данных соображениях присутствовал и парадоксально-позитивный оттенок. Во всяком случае, можно было попробовать использовать эту неведомую и, судя по результатам, весьма квалифицированную силу в собственных видах и интересах. Только для начала нужно было ее выявить и уяснить руководящие ей мотивы. С данной задачей Урвачев мог справиться самостоятельно, однако, как решил он, это заняло бы слишком много времени, а потому, отправляясь с визитом к мэру, он, кроме обсуждения сложившейся обстановки, рассчитывал заручиться оперативной помощью непосредственно от властных структур…

Первым пунктом в разговоре с Колдуновым естественным образом фигурировал недавний инцидент, случившийся в ресторане “У Юры”.

Вениамин Аркадьевич самым задушевным тоном справился о состоянии здоровья собеседника, а далее сообщил, что располагает кое-какими сведениями, относительно выстрела, доставленными ему начальником милиции Рыбаковым. Оказывается, неудачливый стрелок был задержан буквально через несколько часов после покушения, но поскольку находился в невменяемом состоянии и связных показаний дать не мог, то поначалу выдерживался в одиночной камере и на допросы не вызывался. Однако вчерашним вечером следователь прояснил кое-какие любопытные детали…

– Да знаю, знаю, – равнодушно отмахнулся от выдерживающего многозначительную паузу мэра Урвачев. – Какой-то придурок из “шанхайских”… Вот, чмо! Я его вытолкал в шею из ресторана накануне нашей встречи. Но не учел человеческого фактора. Все это, оказывается, происходило на глазах у его девчонки. Псих обиделся насмерть и пальнул сдуру… Видите, насколько наша жизнь полна всяких непредвиденных случайностей…

– А вы, насколько я могу судить, подозревали Егора Тимофеевича Ферапонтова? – Колдунов с проницательным прищуром поглядел в глаза Урвачева.

– Ни секунды его не подозревал, – усмехаясь, сказал Урвачев. – Буду с вами предельно откровенен, Вениамин Аркадьевич… В самый момент выстрела уже знал, что это – не Ферапонт. Другое дело, рано или поздно… ну, вы понимаете… И у меня имеются очень веские основания для подобных выводов, хотя, полагаю, не стоит посвящать вас в хитросплетения всех подробностей наших отношений с моим партнером…

– Я, Сергей Иванович, и не нуждаюсь ни в каких подробностях, но совершенно с вами согласен, что логика вещей именно такова…. – задумчиво отозвался Колдунов. – Я еще в самом начале нашего знакомства думал именно об этом. Буду тоже откровенен: один из вас в деле – лишний. И глубоко убежден, что лишним является как раз наш общий друг Ферапонт.

Теперь уже Урвачев внимательно поглядел в глаза Вениамина Аркадьевича.

– Я чист перед законом, – сказал Урвачев значительно. – Во всяком случае, с формальной точки зрения ко мне комар носа не подточит… Это, как вы его назвали, “наш общий друг” по свойству своего характера очень любил принимать личное практическое участие во всех силовых акциях. Любитель, знаете ли, острых ощущений… А это первый признак натуры низменной.

– Я имел возможность заметить, что друг наш не очень развит в культурном отношении, – вставил Колдунов. – Что настораживает в перспективе.

– Это бы ничего… У всякого человека есть собственные слабости и всякий имеет право на реализацию свойств своей натуры, которую, как известно, не переделаешь… Но он оставлял следы, а следы эти, я вам доложу, весьма багровые, весьма…

– Но с другой стороны, общая политическая ситуация в стране в какой-то степени диктовала ему именно такую модель поведения, – стеснительно кашлянул в кулачок Колдунов.

– Времена меняются, дорогой Вениамин Аркадьевич, – вздохнув, произнес Урвачев. – И времена меняются стремительно. А логика этих перемен говорит о том, что нынче следует решительно отмежевываться от подобных людей. Само знакомство с ними бросает на всех нас гигантскую черную тень, и уже одно простое соседство фамилий в каком-нибудь пустяковом следственном протоколе чревато… Представьте себе сочетание Колдунов и Ферапонтов в какой-нибудь газетной кляузе… Нехорошо. Непоправимый вред репутации.

– Да, нехорошо, – согласился Колдунов. – Здесь-то на месте я пока еще в состоянии пресечь кривотолки, но ведь Егор Тимофеевич нынче в Москве действует…

– И очень активно. И обязательно там наследит. Да наверняка наследил уже. И если допустить возможность, что тамошние органы выйдут на него, а это весьма реально, дорогой Вениамин Аркадьевич; так вот, если они всерьез возьмутся за него, то рано или поздно пойдут трепать и вашу фамилию, и мою… Но главное, представьте себе, какая опасность нависнет над комбинатом, над нашим общим делом… Приедут сюда спецгруппы из Центрального РУБОП, с Лубянки, начнется такая рубка…

Колдунов подошел к окну, некоторое время стоял в задумчивости, барабаня пальцами по стеклу. Урвачев молчал, давая ему время для размышлений.

– Так-то так, но послезавтра я улетаю в Америку… – не оборачиваясь, проговорил Колдунов. – Но дело, собственно, не в этом – я в любом случае вмешиваться в решение ваших проблем не собираюсь… Ну пошлите, в конце концов, своих людей. Я не знаю, как это делается на практике, но знаю, что такая практика существует в вашей… в вашей….

– Понятно, деятельности. Спешу сообщить, Вениамин Аркадьевич: своих людей я уже послал…

– Вот как? Так в чем же вопрос?

– Кто-то пострелял моих людей. Очень профессионально пострелял и, в буквальном смысле, упрятал концы в воду. И мне достоверно известно, Вениамин Аркадьевич, что Ферапонт к этому злодеянию не имеет ни малейшего отношения.

– Тэ-эк-с… Уж не меня ли вы подозреваете?..

– Ну что вы, уважаемый Вениамин Аркадьевич! Как можно! Тут действовала какая-то покуда неизвестная третья сила. Неизвестная ни мне, ни вам, ни Ферапонту… Я очень напряженно думал над всем этим. И кое-что надумал… Я перебрал все возможные варианты, опять же не стану отягощать вас ненужными подробностями, и пришел к выводу, что наиболее вероятный мотив – личная месть.

– Ну и кто же этот народный мститель?

– Видите ли, из всех наших людей при невыясненных обстоятельствах гибнут и пропадают именно те, кто сжег фермера с семьей. Помните эту акцию Ферапонта?

– Как же, – поморщился Колдунов.

– Я ведь его отговаривал, – поспешил оправдаться Урвачев. – Изо всех сил… Но Ферапонта отговорить невозможно. Итак, Горыныч, Мослак, Длинный… Конопля и Тимоня… – Урвачев и этих покойников как-то автоматически навесил на неведомого мстителя. – Все они были в тот вечер там. Я провел подробное расследование и выяснил, что накануне к фермеру приезжал какой-то рыбак из Питера, а потом он бесследно исчез. Не логично ли было ему обратиться в милицию? Дескать, вот я приехал, а тут трупы и пожар… Но он почему-то не обратился!

– Черт возьми! – воскликнул Колдунов и ударил себя ладошкой по лбу. – Это ведь было накануне нашей первой деловой встречи! Верно?

– Ну…

– Я вспомнил этого загадочного посетителя, который не давал мне покоя… Это же Прозоров! Я же с детства его знал!

– Ну и каким боком этот ваш Прозоров относится к фермеру?

– Сводный брат. То-то меня мучила память…

– Уважаемый Вениамин Аркадьевич, – озабоченно сказал Урвачев. – Нужно немедленно выяснить все про этого Прозорова. Кто он, откуда, профессия, адрес, телефон…

– Он в военном училище, помнится…

– Ага! Значит, кадровый военный. Уже кое-что. Я вас прошу, Вениамин Аркадьевич, по своим властным каналам узнайте как можно подробнее… Я, конечно, со своей стороны тоже буду действовать, но вам, все-таки сподручнее. Позвоните прокурору. В рамках уголовного дела об убийстве, запросы-вопросы, то-сё… Ага?

ПРОЗОРОВ

Возвратясь после речной прогулки, Ада вдруг почувствовала болезненную усталость, а потому быстренько приняла ванну и забралась в постель. Прозоров же уселся на табурет и до поздней ночи, почти не меняя позы, просидел на кухне в одиночестве.

Взгляд его был рассеян, одна угловатая и тяжкая как булыжник дума ворочалась в голове и не было у этой беспросветной думы ни исхода, ни разрешения. Стучали часы на стене, стихал городской шум за окном, а Прозоров все сидел и сидел, уставившись в одну точку, в след сигаретного ожога на клеенке, и точка эта то раздваивалась, то вновь сходилась в округлую коричневую кляксу…

Когда он поднялся и прошел в спальню, Ада давно уже спала и дыхания ее не было слышно. Мерцал пустой экран телевизора, наполняя комнату тусклым светом, отчего она показалась Ивану Васильевичу похожей на реанимационное отделение. Прозоров выключил телевизор, услышал тихий вздох Ады. Он тоже вздохнул и, не раздеваясь, прилег на самом краешке постели, подложив под затылок сцепленные кисти рук. Точно в таком же положении он очнулся на рассвете. За окном ровно шумел дождь и Прозоров остро ощутил, что лето прошло окончательно и бесповоротно, что впереди тусклая осень, а за ней сырая бесконечная зима…

Он покосился на спящую Аду. Тонкое лицо ее было бледно и спокойно, и как ему показалось, на нем лежала печать какой-то покорной беззащитности…

“И все-таки, нет, – подумал он. – Поеду к Романовскому. Он зубы съел на этих лейкозах… Надо же хоть что-то делать, в конце концов…. Старик опытный, что-нибудь да подскажет…”

Прозоров, стараясь не шуметь, отправился в ванную, умылся, затем, не включая света в прихожей, нащупал плащ, сунул ноги в ботинки и вышел на лестницу, осторожно прихлопнув за собой дверь.

“Зонт забыл, – спохватился он, но не решился еще раз щелкать замком. – Пес с ним. Только бы Романовский был на месте”, – думал он, застегивая на ходу плащ, и пускай иллюзорно, но явно ощущая, как вся тяжесть его надежд, сомнений, тоски и упований как-то сама собою перекладывается отныне на сутулые хрупкие плечи Романовского – старичка-онколога из знаменитого военного госпиталя. И от того, будет ли он на месте, зависела жизнь Прозорова, – так по крайней мере, ему казалось…

Ровно через три часа промокший до нитки Прозоров, не дожидаясь блуждающего где-то на верхних этажах лифта, бодро взбежал по лестнице, погремел ключами, выискивая нужный, несколько раз ошибся, но наконец дверь поддалась.

– Ты где пропадал? – выглядывая в прихожую, сонно спросила Ада.

– Все отлично, малыш! – улыбаясь, воскликнул Иван Васильевич, сделал шаг навстречу и, подхватив ее на руки, закружил в тесном коридоре. – Все в полном порядке! Молодец, старик! Умный старик! Ай да Романовский!

– Ты что, Прозоров? – слабо сопротивлялась Ада, пытаясь выскользнуть из его крепких объятий. – Пил с утра?

– Пьян, Ада, пьян как сапожник, – проговорил Прозоров, осторожно опуская ее на пол. – Вот что… У тебя заграничный паспорт есть?

– Да, – сказала Ада, пристально вглядываясь в лицо Прозорова.

– Отлично! И у меня есть. Визы нам сделают. В три дня…

– Какие визы?

– В Германию. В фатерланд! Клиника “Эйзель”. Немцы, Ада, все-таки великая нация! Правда, берут дорого, но зато надежно. Денег у нас хватит, а не хватит – добудем! Семьдесят процентов излечения. Так что твоя лейкемия – тьфу! Мираж…

– Это тебе Романовский сказал? Кто он?

– Гениальный врач. Практик. Он весь подводный флот лечил, он все знает!

– Что знает?

– Абсолютно все знает! Чудак, я ему доллары сую, а он матерится… Пришлось за коньяком бежать. И не устоял старик, взял. Как миленький взял. Кто ж перед настоящим французским устоит? А он, я тебе доложу, великий любитель выпить. Профессионал, знаток вин и прочих напитков. Он, Ада, все знает… – Прозоров трещал без умолку, его распирала деятельная беспокойная энергия, хотелось немедленно собрать вещи и бежать в аэропорт, лететь в клинику “Эйзель”…

– А как же Ферапонт? – напомнила Ада.

– К черту! Времени нет. Пусть живет и дышит.

– Нет, Прозоров… Нельзя оставлять долги без оплаты…

– Ах, Ада, долги, конечно, отдавать следует, но нет времени. Пока его вычислишь, отследишь, подготовишься… Месяц уйдет. Если бы можно было как-нибудь, мимоходом, попутно…

– Телефон, – сказала Ада.

– Не понял…

– Телефон, – повторила она, снимая трубку и подавая ее Прозорову. – Межгород, судя по звонку. Я чай поставлю, ты вымок весь…

– Алло, слушаю, – весело крикнул в трубку Иван Васильевич. – Кто это? Как это неважно, еще как важно…

– Иван Васильевич, – сквозь дальний шорох и треск говорила трубка. – Мы с вами позавчера разговаривали…

Сердце Прозорова гулко и тревожно стукнуло, улыбка сошла с лица. Они сумели вычислить его домашний номер! А значит, и адрес, и фамилию… И все, все, все… И, может быть, даже причастность к ситуации с “курьером”… Но – как?! И зачем они ему звонят?

– Прошу вас, не бросайте трубку, – вежливо продолжал голос. – Я надеюсь, мы с вами договоримся… Алло, вы слышите?

– Слышу, – глухо ответил Прозоров, бегло оглядывая прихожую, мысленно собирая необходимые вещи и прикидывая, сколько времени потребуется на спешную эвакуацию.

– У меня к вам, как к отменному профессионалу, есть очень конкретное предложение, – выговаривал между тем голос. – Я очень рассчитываю на вашу помощь в одном деликатном деле…

“Западня!” – стукнуло в голове у Прозорова.

– Во-первых, уважаемый Иван Васильевич, отбросьте сразу же все ваши подозрения, – успокоил голос. – Вы же сами понимаете, что у нас было достаточно времени и благоприятных обстоятельств для того, чтобы, не обнаруживая себя… В общем, вы понимаете…

– Хорошо, – сказал Прозоров. – Давайте дело.

– У вас в почтовом ящике пакет. Потрудитесь спуститься и забрать его. Не откладывайте. Мало ли какому хулигану придет в голову мысль взломать ящик… В пакете вы найдете ответы на вопросы и, надеюсь, все сомнения ваши благополучно разрешатся сами собой… До свидания.

– Прозоров, – позвала Ада из кухни. – Скидывай сейчас же мокрую одежду и иди пить чай. Кто это был? Жена?

– Хуже, – сказал Прозоров. – Погоди, Ада, я сейчас…

Загнав в ствол “стечкина” патрон, он осторожно вышел из квартиры, замкнув дверь на ключ, спустился по лестнице к почтовому ящику. Извлек из него плотный тяжелый пакет. Опасаясь взрывного устройства, тщательно и аккуратно прощупал его. Затем аккуратно надорвал край. Из дыры выпали две пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке.

– Деньги к деньгам… – мрачно пробормотал Иван Васильевич, заглядывая в конверт и вытаскивая сложенный в четверть лист бумаги. – Та-ак, стало быть, и план прилагается… Лихое начало…

ФЕРАПОНТ

С утра шел дождь и глухо шумели за окном деревья Измайловского парка. Место было укромное и обустроенное. Деревянный дом, принадлежавший некогда администрации лесопарка, был обнесен высоким чугунным забором, ворота снабжены электронными замками, и все же на душе Егора Ферапонтова было неспокойно. События последних дней были непонятны, а потому тревожны. И события эти стали происходить с пугающей частотой сразу же после того, как он уехал из Черногорска в Москву. Во-первых, исчез курьер. Опытнейший и надежный Хромой бесследно пропал вместе с кейсом, набитым деньгами. Мухтар и Цыган, испытанные бойцы, сумели отсечь ментовский хвост и уйти. В принципе, поступили они правильно…

Ферапонт, уткнувшись в холодное стекло окна лбом, закусил губу. Неприятное воспоминание о припадке бешенства, с которым он не сумел справиться, дав команду растерзать верных подручных, заставило его досадливо скрипнуть зубами, – чего на него нашло?.. Воистину – дьявол попутал… Ладно… Что сделано, то сделано, хрен с ними… Не хватало еще ему переживать и мучиться раскаянием. Может, он и не прав, поторопился с высшей мерой наказания, но, с другой стороны, пропало шестьсот кусков зелени! А такой цены жизни этих тварей никак не стоили! Да, потеря… Наживется со временем, но все равно досадно.

Теперь – иная незадача: кто-то попытался замочить Рвача без его, Ферапонта, ведома. Сошка, “шанхайская” шестерка… Оборзела шпана, сколько их не учи, волчат… Но, главное, промазал, сука, вот что по-настоящему горько… А пришелся бы свинец по надлежащему адресу, как бы все славно и мило решилось… Безо всяких на него, Ферапонта, косяков со стороны братвы, чинно-благородно, несчастный случай, пышная тризна, зареванная красавица Ксения…

Ферапонт не удержался, достал из бара початую бутылку виски, отхлебнул глоток. С минуты на минуту здесь должен был появиться гонец от Рвача. Рвач предупредил, что разговор предстоит очень серьезный и требует соблюдения всех норм конспирации. Просил даже включить генератор белого шума, устраняющий возможность прослушивания. И чтобы – никаких свидетелей. Что-то там с комбинатом… Мутит Рвач. Сорок штук гонцу попросил отдать, на какие такие дела?

Ферапонт приблизился к письменному столу, стоящему напротив окна, выдвинул ящик, осмотрел четыре ровненьких запечатанных пачки валюты. Вяло подумал:

“А, пожалуй, Рвач, прав – перед бойцами не следует светиться с генеральными делами и деликатными переговорами… Это правильно, максимум секретности. Запомнит рожу гонца будущий изменник или же стукач… А дальше – кто знает, куда и какие нити потянутся, на кого грешить? Да и плохо Москва действует на бойцов, развращает, на переоценки ценностей толкает, на критические мысли наводит… Да и уже, поди, кое-что пронюхали бойцы. Больно морды у них напряженные были, когда отсылал их в бильярдную… Так, что еще? Мослак и Длинный. Тоже дела непонятные, и тут серьезно разбираться нужно, дотошно… Сплошная цепь неприятностей, полоса неудач… – Ферапонт снова приложился к горлышку, запрокинул голову. Затем косо поглядел за окно. По садовой дорожке шел человек. Плащ, очки, кейс. – Гонец. Точно. Ну что же…”

– Ну что же, – сказал он, открывая дверь и впуская гостя. – Входи…

– Егор Тимофеевич? – доброжелательно улыбаясь, осведомился вошедший.

– Он самый, – хмуро подтвердил Ферапонт, направляясь к столу. – Ну, что там у вас стряслось?

– Деньги приготовили? Позвольте взглянуть…

– Хрена ли на них глядеть, – проворчал Ферапонт, вновь выдвигая ящик и выкладывая пачки на столешницу. – Почему Рвач сам не дал, из своих? У меня тут все рассчитано, каждый грош…

– Ну что вы, – ласково сказал гонец. – Зачем это ему? Каждый платит за себя сам…

Что-то в этих словах да и в самом голосе гостя насторожило Ферапонта, и он, не поднимая глаз, снова рванул на себя задвинутый было ящик, но тот, вероятно, перекосился и не хотел выдвигаться.

– Стоп! – жестко приказал пришелец. – Так не годится. Не надо этих нервных движений.

Ферапонт поднял глаза и увидел именно то, что и ожидал увидеть.

“С глушителем! А братва в бильярдной… Ах, Рвач…”

– Руки на стол, – холодно и спокойно произнес киллер.

– Даю вдвое больше, – осипшим голосом предложил Ферапонт. – Втрое!.. Ты меня свяжешь и спокойно уйдешь… Можешь рот заклеить липучкой, вон она…

– Хорошо, только ты сам себе заклей… Втрое – это будет полторы сотни…

– В сейфе, – Ферапонт кивком головы указал на стоящий в углу комнаты сейф. – Ключ под письменным прибором…

– Отойди от стола и – заклеивайся, – ровным голосом произнес незнакомец. – Осторожней с ножницами, не уколись… И, пожалуйста, без резких движений. А то у меня спусковой крючок слишком разболтался. От частого употребления. Такой чувствительный стал, прямо беда. А в починку отдать все времени нет…

– Это ты… поосторожнее… Ствол-то отведи в сторонку на всякий случай …. – обрезая ленту, процедил Ферапонт.

– А вот ствол отводить в сторону нецелесообразно, – прозвучал доверительный ответ. – С вами глаз да глаз… Народ шустрый, изворотливый…

– Ну, сволочь, Рвач! – приклеивая ленту к щеке и морщась болезненно, констатировал Ферапонт. – Ох, сволочь…

– Людям надо прощать, – посоветовал незнакомец, поднимая назидательно указательный палец свободной руки. – Сказано: “Люби ближних и прощай врагов”. А ты, брат, мало любил ближних… Более того, ты их совсем не любил… Э-э, что с тобой, Ферапоша?..

– Случайно, – плачущим голосом, сконфуженно объяснил Ферапонт. – Само…

– Удивительно, такой герой, а в трудную минуту пукаешь некстати. Причем, полагаю, со всеми вытекающими… Смешно, честное слово. Солидный мужчина… Так, брат, ты меня совсем разжалобишь… Жить-то хочешь, поди?..

– Хочу, – покорно кивнул Ферапонт.

– Ну, хорошо, – сказал убийца. – Я, пожалуй, соглашусь вернуть тебе твою поганую жизнь… И денег не возьму. Но ты должен выполнить одно мое условие. Я тебе предлагаю обмен…

– Согласен, – горячо произнес Ферапонт. – Любой обмен… “Вольво” твоя. В придачу к обмену…

– Это хорошо. Щедро. А обмен вот какой, – с расстановкой сказал страшный гость. – Ты сейчас вернешь мне жизнь брата. Жизнь его дочурки и жизнь его жены. Мелочь ведь… Людишки простые, тихие… А я тебе тут же возвращаю твою единственную и неповторимую… Ну как?

– Сволочь… – прохрипел Ферапонт.

– Вот видишь, не можешь…

– Ненавижу!

– Люби ближних, – напомнил собеседник. – И никогда не бери от жизни больше, чем сможешь потом отдать.

– А сам? Сам-то?

– Да, – сказал оппонент. – Об этом я как-то не задумывался… Надо будет как-нибудь на досуге…

Ферапонт, пригнув голову, хищно рванулся к Прозорову и концовки фразы уже не слышал.

Иван Васильевич сунул пистолет за пояс, смахнул со стола деньги в кейс, затем подошел к сейфу и открыл дверцу.

– Ого, – произнес он скучно. – А ведь еще недавно я экономил на поездке в автобусе…