Текст книги "Четыре подвала (СИ)"

Автор книги: Андрей Прокофьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава вторая

Петр Васильевич ничего не понимал. В эти секунды он буквально потерялся в пространстве. Преступник находился от него на расстоянии вытянутой руки, но не реагировал, не видел его. И это не было каким-то превосходным театральным, психологическим приемом, не было и крохотной доли сомнения в том, что этот тип действительно не видит и не слышит.

Прошло не менее двадцати секунд, преступник свернул вправо, его очертания скрылись в том углу, рядом с которым находится один из подземных переходов. Петр Васильевич бросился следом за убийцей. Но запнулся, но упал. Сильная боль прострелила правую ногу. Меньшая боль ощущалась в правом плече. И было потеряно время, вот об этом, а не о боли как таковой мгновенно подумал следователь. Быстро подняться не получилось. Нога отказывалась работать, её прорезали болевые ощущения. Только Петр Васильевич был упрям. Он превозмогая неприятные симптомы, всё же оказался в вертикальном положении, он двинулся туда, где только что скрылся преступник. Но сделав несколько тяжёлых шагов, преодолев пару метров, вынужден был остановиться. Впереди себя, чуть левее, ближе к чей-то подвальной двери, он уже во второй раз видел две горящие красные точки, которые не двигались, которые сейчас вынуждали Петра Васильевича не двигаться самому. Ведь помимо визуального восприятия стало отчётливо слышно рычание, бывшее негромким, бывшее из того разряда, когда речь идёт о предупреждении, об обозначении намерений.

– Ну, хорошо – вслух произнес Петр Васильевич.

О том, чтобы двигаться вперёд не было и речи. Следователь отлично понимал, что он сейчас явно не в том состоянии, чтобы вступить с этим хищником в открытое противостояние. Да и можно ли было вовсе как-то четко определиться. Ведь много времени не потребовалось, ведь необычная встреча уже имела место быть. А значит, что мысли о том, что перед ним и есть тот самый монстр, что ничего ему первично не показалось, находились на самом переднем плане. Петра Васильевича нельзя было даже хоть один раз за всю службу упрекнуть в трусости, не было этого порока и сейчас, было четкое и осознанное понимание того, что сейчас и здесь о преступнике нужно забыть, сейчас здесь можно и нужно думать лишь о том, чтобы сохранить собственную жизнь. Самоуверенность, самодеятельность (ведь так без сомнения можно было охарактеризовать действия Петра Васильевича) не всегда бывают к месту, не всегда бывают полезными и безопасными. Особенно когда случается происходящее на фоне полного незнания, когда в темноте непознанного, в той самой власти мрака. Вот тогда вариант самого печального исхода очень уж реален. И обо всем этом отлично знал следователь, конечно, он в данный момент не размышлял подобным образом, но подсознательно знал, поэтому уже две минуты не двигался с места. Не двигалось с места и то, что обозначало себя двумя красным точками, глухим сдавленным рычанием, и никак не отреагировало на произнесенные следователем слова.

– Значит, ты здесь живёшь. Получается, что это твоя территория – проговорил Петр Васильевич, обращаясь к неопознанному животному, которое оставалось на прежнем месте, и сейчас было слышно его дыхание, неприятное, тяжёлое, враждебное.

Но это животное не проявляло желания напасть на следователя. Если бы хотело, то давно бы это сделало.

Минула ещё одна минута. Петр Васильевич сделал два шага вперёд, остановился. Зверь, находившийся в темноте, не отреагировал. Петр Васильевич сделал ещё два шага. Зверь громко зарычал. Петр Васильевич тут же замер. И вот тогда его недруг появился перед ним, оказался посередине подвального коридора. Конечно, отсутствие освещения делало своё дело. Но и так, с помощью тусклых и неестественных, своим присутствием здесь, светотеней следователь мог различить, понять, что перед ним находится очень крупная черная собака. Размером с Кавказскую овчарку, и даже больше этого, с красными глазами, с приоткрытой пастью. Но всё же обычная собака. Может волк, черный волк.

– Спокойно, я уйду, мне сейчас нет дела до твоих владений – тихо произнес Петр Васильевич, понимая, что перед собакой или волком нельзя проявлять спонтанного страха, нельзя показывать ему спину.

Петр Васильевич двинулся назад очень медленно, делая это задним ходом. Животное сделало движение за ним следом. Петр Васильевич остановился. Он попытался что-то увидеть рядом с собой, но хоть какой-нибудь предмет, хоть что-то что могло бы сойти за оружие.

– Тебе интересно, ты хочешь на меня посмотреть. Я тоже рад был тебя увидеть. Теперь мне многое стало ясно – проговорил Петр Васильевич.

Петр Васильевич произнес эти слова. И в этот момент прямо над его головой зажглась электрическая лампочка.

Нет, это всё же была очень крупная собака. У волка другое строение черепа, и лапы, да у волка иное соотношение тела и конечностей.

Петр Васильевич сделал ещё движение в обратном направлении. Ему нужно было до перекрестка, где лестница вверх.

– Собака Баскервилей, так тебя называли когда-то давно – проговорил следователь, очень медленно сдвигаясь в сторону выхода.

Заскрипела входная дверь в подвал. Собака Баскервилей повернула морду на звук, открыла пасть, обнажив ровные крупные клыки, а затем резко развернулась, сделала так, что Петр Васильевич вздрогнул, что у него перехватило дыхание, и скрылась там, где за несколько минут до этого скрылся убийца Нины.

Петр Васильевич глубоко выдохнул. Не было уже ощущения стыда по поводу того, что у него трясутся руки. Тут же и с ещё большей силой заявила о себе боль в ноге. Петр Васильевич двинулся к выходу, делая это по-прежнему спиной вперёд. И только достигнув перекрестка, следователь повернулся, теперь перед его глазами была лестница, противно скрипела, двигалась, приоткрытая дверь, за которой располагалась ночь. Чужая, далёкая, пришедшая не отсюда – это странное чувство накрыло Петра Васильевича, когда он толкнул дверь от себя. И оказалось, что не ошибся. То, что видел он было ему незнакомо. Пришлось уже в какой раз остановиться. Нужно было что-то извне, чтобы осознать происходящее. Куда исчез деревянный городок. Откуда появились иностранные автомобили непривычной формы.

А вокруг не было никого. То есть совсем ни одной живой души.

Кто включил свет? – сам у себя спросил Петр Васильевич и сделал движение в сторону лестницы крыльца.

Тут же с удивлением осознал, что у него не болит нога. Что он может идти свободно, поэтому ускорился. Предчувствие не обмануло, его автомобиля не было там, где он его оставил.

Собака Баскервилей – сам себе сказал Петр Васильевич, осматриваясь по сторонам, и это действие он сделал не зря, потому что увидел человека, того самого человека, убийцу, который вышел из подвала дома 38/2, через ту дверь, в которую вчера вечером вошла Нина и больше не вышла оттуда самостоятельно. Только на этот раз Петр Васильевич не торопился. Он напротив быстро сделал шаг влево, прижался к стволу дерева, чтобы убийца его не видел.

– Кто вы мистер Хайд. Как мне вас понимать, чтобы вы понесли заслуженное наказание. И что в конце концов здесь вообще происходит – продолжал напряжённый разговор с самим собой Петр Васильевич, наблюдая и старательно запоминая внешний облик убийцы.

Это был мужчина примерно пятидесяти лет. Среднего роста, в меру упитанный, соответствующий свои годам. У него были полностью седые волосы. Короткая стрижка. Двигался он странно, он часто замедлял ход, он всматривался в окружающую обстановку, он явно боялся появление чего-то извне. Его глаза немного выпирали вперёд, были большими, так же как и ресницы. Все остальное, оно так же не отличалось миниатюрностью, но и определить его черты лица как крупными тоже было нельзя. Все определялось симметрией сочетания размеров. Но, впрочем, такое лицо было запоминающимся, и это с удовольствием отметил следователь. Конечно, что времени на наблюдение много не было. Тем более, убийца двинулся прямо в направлении Петра Васильевича.

Пришлось быстренько спрятаться, присесть на корточки, укрыться за кузовом незнакомого чужого автомобиля. Убийца не заметил Петра Васильевича, прошел мимо, покинул территорию двора. Следователь выждал полминуты, а затем двинулся следом. Но сделал всего несколько шагов, – и замер на месте, вынуждено и непредвиденно потерял драгоценные секунды, ведь двор вернулся к своему нормальному виду. Жигуленок Петра Васильевича стоял перед ним. На своем месте был деревянный, сказочный городок. Петр Васильевич поспешил на выход, по узкой асфальтированной дорожке, – и сразу вернулась боль в ноге и плече, и тут же столкнулся с нос к носу с полной женщиной, в руках которой были две объемные сумки.

– Ой, что это вы – произнесла она, испугавшись.

– Извините – пробурчал Петр Васильевич и прибавил ходу.

Он увидел убийцу на расстоянии в сотню метров от себя. Тот успел сменить направление, он сейчас двигался в сторону улицы Мюниха, за которой будет школа. Шел преступник быстро, сейчас он уже не смотрел по сторонам. В проходе между двумя девятиэтажкам преступник был вынужден остановиться, и это помогло следователю сократить расстояние, преступнику помешал автомобиль, который совершал маневр разворота на ограниченном пространстве.

Дальше следовал пустырь, бывший небольшого размера. За ним несколько пятиэтажных домов, за которыми было видно школу. Можно было прямо, но преступник взял влево, он уходил к частному сектору. Он достиг школы, которая сейчас была от него справа, и в этом месте убийца остановился.

Если бы он обернулся, то увидел бы Петра Васильевича, потому что тому негде было укрыться, но последний этого не делал, а спустя какие-то десять секунд он исчез прямо на ровном месте.

Петр Васильевич, продолжая ощущать боль, бегом бросился вперёд. Он это сделал, руководствуясь необъяснимым порывом. Он это сделал так, как человек пытается успеть в закрывающуюся дверь автобуса на остановке. Нужно ли было подумать, – нет для этого времени не имелось. Стоило ли рисковать – это если и придет, то позже. А так следователь рванулся, и он успел заскочить в этот невидимый автобус. Вновь впереди него двигался убийца. Вновь иное время управляло пространством, вновь исчезли всякие болевые ощущения, и волнами накатывал страх неосознанного.

А ведь это будущее. Это самое настоящее будущее – думал Петр Васильевич, и холодными мурашками покрывалось всё его тело.

Он явился к нам из будущего. Или это так, или я сошел с ума – продолжал думать Петр Васильевич, следуя за убийцей, следуя за тем, чего не существует вовсе.

Оказались возле широкого перекрестка, который был хорошо знаком Петру Васильевичу в несколько ином виде, но координаты ведь не изменились. Здесь вообще не так много изменилось, но всё же ошибки в определении неопределенного быть не могло. Это было другое время. В котором Петра Васильевича скорее всего нет. Как только об этом подумал, так сразу стало трудно дышать, как заявила о себе сильная боль в ноге. Стремительно следователя стали покидать силы, как будто кто-то открыл спускной кран. Преступник же начал отрываться, расстояние между ними увеличилось. Петр Васильевич прилагал усилия через не могу, и это всё же дало нужный результат, Петр Васильевич сумел увидеть, в какой дом зашёл убийца, какую калитку он открыл, а затем её же за собой закрыл. На большее сил не было. Да и только сейчас возникла страшная мысль, говорившая с неприятной настойчивостью о том, что ведь нужно как-то возвращаться назад.

Дом на перекрестке, эти улицы, та меньшая от строительного управления, ладно, здесь ясно – сам себе шептал Петр Васильевич, двигаясь назад, делая это медленно и тяжело, ему было трудно дышать, его точно что не существует в этом времени. Но всё же шел, нужно на то самое место, нет пока иного варианта. Голова кружилась, сильно давило слева в области сердца. Ноги двигались с огромным трудом, тряслись руки. Всё тело было чужим, наполовину онемевшим.

– Дедушка, вы себя хорошо чувствуете? – обратилась к Петру Васильевичу женщина средних лет, рядом с которой был мужчина, по всей видимости, её муж.

– Я терпимо себя чувствую – ответил Петр Васильевич.

– Вы нехорошо выглядите, вы весь ужасно бледный – сказала женщина – Давайте, я вызову скорую помощь – добавила она.

– Нет, не нужно, спасибо, мне здесь близко – ответил следователь.

Через десять метров он свернул вправо. Возле него находился большой универсальный магазин, имевший странное название «Абрикос». Магазин был закрыт, но на площадке возле дверей стоял белый иностранный автомобиль. Петр Васильевич подошёл к нему, ему нужно было зеркало, а точнее, что собственное отражение в этом зеркале.

Уличного освещения было достаточно, чтобы увидеть самого себя в зеркале. Петр Васильевич видел лицо глубокого старика, которому уж точно успело исполниться девяносто лет.

А каков этому предел? – сам у себя спросил Петр Васильевич, сделал вслух, но тихо, но шепотом.

Он имел ввиду свой возраст. Он подразумевал то, есть ли он в этом времени или его нет. Для этого нужно знать две даты: первая – это какой сейчас год, вторая, если она существует, – это дата его собственной смерти. Но можно и примерно, сейчас ему 56 лет, узнать нынешний год, прибавить к этому и примерно будет ясно. Первую дату узнать можно, а значит.

Петр Васильевич искал глазами людей. И ему повезло появились трое молодых парней, очень странно одетых. Но впрочем, от их возраста в любое время вряд ли можно ожидать чего-то нормального.

– Молодые люди, можно мне у вас спросить – произнес Петр Васильевич, сделал это громко, но и сам сейчас понял, что у него слабый, скрипучий старческий голос.

Парни остановились. Один из них сделал шаг ближе к Петру Васильевичу и произнес: – Что хотел старик?

– Ребята, какой сейчас год? – спросил Петр Васильевич.

Троица оболтусов громко засмеялись.

– Во даёт старикан, ты чо совсем из ума выжил. Хоть куда идти-то знаешь – произнес тот, который заговорил со следователем.

– Чо ты, это вообще серьезно. Наклейки везде висят: помогите найти чела, возможна потеря памяти – смехом идиота отреагировал на слова друга его товарищ, бывший ниже ростом, который тянул дым из какой-то пластмассовой штуковины.

– Этого чела что ли!? – дополнил третий, бывший во многом похожим на первого, а вообще, все они были одинаковыми по всем признакам.

– Так какой год? – произнес Петр Васильевич.

– Двадцать первый, дедуля – ответил тот, который тянул дым, воняющий фруктовым химическим запахом.

– Не понял – изумлённо произнес Петр Васильевич, он действительно не смог понять сразу.

– Не он реально не в себе. Его нужно в этот центр поддержки малоимущих сдать – захохотал один из них.

– Две тысячи двадцать первый год – громко возвестил всё тот же, пускающий кольцами дым.

– Две тысячи двадцать первый – вслух повторил Петр Васильевич и пошел в сторону от троих молодых идиотов.

– Две тысячи двадцать первый, это значит, что мне девяносто четыре года – произнес Петр Васильевич, увидел лавочку возле подъезда девятиэтажного дома, с трудом передвигая ноги, пошел к ней.

До назначенного места, где случился переход было примерно двести-триста метров. Но нужно отдохнуть, хотя бы малость перевести дух.

Девяносто четыре года – это очень много. В этом времени я совершенно немощен. Значит, что вряд ли смогу противостоять преступнику. Жив ли я? Или меня здесь нет, а вот это спорно и непонятно. Если бы мне было сто четырнадцать, даже сто четыре, то точно бы, что меня нет, а так, ведь чем черт не шутит, да и выгляжу я на эти самые девяносто четыре. Но ничего не могу в таком состоянии. Хотя ведь я не сразу стал таким, значит время есть, какое-то время есть.

Размышлял следователь, сидя на лавочке, находясь в полном одиночестве во власти совершенно чужой ему ночи. Через несколько минут Петр Васильевич поднялся на ноги и пошел к границе перехода. Было отчётливо страшно: а если не сработает, если он останется здесь, если убийца заманил его сюда, обманул как пацана, чтобы таким образом покончить с ним.

Кажется здесь, кажется, но ничего не происходило, по обе стороны условной границы находился две тысячи двадцать первый год. У Петра Васильевича всё поплыло в глазах. Он может вернуться только тогда, когда здесь появится преступник. Петр Васильевич двинулся к уже знакомой лавочке. Когда он сел, ему сильно захотелось спать. У него начали закрываться глаза, он несколько раз глубоко зевнул и не заметил, как отключился.

Спал или не спал – этот вопрос случится позже. А сейчас он видел страшное. Та самая черная собака из подвала, в зубах, за шею тащила мертвую девочку, на которой была школьная форма, которой было не больше двенадцати лет.

Красный пионерский галстук болтался от движения, он же выстрелом врезался в сознание Петра Васильевича, который не видел лица девочки, оно было обращено вниз. Её ноги болтались по земле, на левой ступне не было обуви.

Школьная форма, пионерский галстук, но сейчас каникулы, самая середина летних каникул – стучало в голове следователя, вызывая целый поток противоречивых сомнений.

Он поднялся с лавочки. Он как можно быстрее пошел к границе перехода. Куда вот-вот должна была подойти эта проклятая собака Баскервилей, со своей добычей в зубах, которая двигалась в направлении две тысячи двадцать первого года из года тысяча девятьсот восемьдесят третьего. Вот в этом сомнения быть не могло, эта школьная форма, этот алый пионерский галстук – год восемьдесят третий. Ему же надлежало в обратном направлении, им нужно разминуться. И видит ли его эта чертова собака Баскервилей сейчас, ведь он видит её, он видит за её спиной то время, в которое ему необходимо вернуться. А всего навсего недавно, бог знает сколько времени тому назад, но там ничего не было.

Только как бы там ни было, Петр Васильевич двигался навстречу тому, от чего холодный комок застревал в глотке, не осознавая в какой плоскости он находится, в какой из множества возможных.

Они практически поравнялись. Справа находился столб уличного освещения. Петр Васильевич прислонился к нему спиной. Он четко видел некое обособленное пространство, в котором был бледный туман, в котором появилась собака с девочкой в зубах, которая сверкнула красными глазами, которая не ожидала встретить следователя здесь, но и которая ничего не сделала, не выпустила свою добычу из пасти. Петр Васильевич рванулся в туманную пелену.

Кто-то тряс его за плечо. Следователь очнулся, перед ним стоял дворник, у которого в руках была метла.

– Ты что это, мил человек, иди домой, опохмелиться небось не лишним будет – произнес дворник и улыбнулся, от него пахнуло куревом и водкой.

– Где я, что это – пробормотал Петр Васильевич.

– На лавочке уснул. Такое бывает, что уж здесь такого. Это когда смешаешь водку с вином, то со мной так же бывало – ответил дворник.

– Я не пил водку, не пил и вина. А какой сейчас год?

Дворник лукаво улыбнулся.

– Какой год? А говоришь, что не пил вина и водки. Знаешь, мил человек, у меня есть портвейна малость, я человек добрый, не переживай, а затем домой пойдешь – сказал дворник.

– Хорошо, а год какой? – настаивал на своем Петр Васильевич.

– Восемьдесят третий, лето на дворе. Тебе повезло, зимой бы замёрзнуть мог. В прошлом годе один так и отдал душу, сидя на лавочке, совсем чуть-чуть не дошел до подъезда, и как так, но пути господни неисповедимы – произнес дворник.

– Спасибо тебе, я пойду, спасибо – сказал Петр Васильевич и поднялся с лавочки.

– А портвейн, я ведь не шутил – вдогонку проговорил добрый дворник.

– Спасибо друг, но как-нибудь в другой раз, спасибо – ответил следователь.

Пришлось ускориться. Ощущения были ещё те. Какой-то странный и несвязный туман – было или не было, может со мной что-то случилось, как с мальчиком Андреем, он ведь так же не мог ни в чем определиться. А значит было всё это, и будущее, и убийца, и эта ужасная собака Баскервилей, которая тащила из нашего времени в будущее мертвую школьницу. Боже, какой ужас.

Петр Васильевич потратил минут пять-шесть. Сильной боли в ноге не было, но ноющая была. Значит, что падение в подвале было. Да и родной Жигуленок терпеливо дожидался своего хозяина там, где он его оставил, а именно возле дома 38/3.

Петр Васильевич открыл дверцу авто. Безотказно завелся мотор. Автомобиль тронулся с места. На улице было ранее утро. Через два с половиной часа Петру Васильевичу необходимо было быть на службе.

Глава третья

Петр Васильевич чувствовал себя совершенно разбитым. Такого с ним, как ему виделось, не было никогда. Ужасно хотелось спать, слипались глаза, шумело в голове. Петр Васильевич по началу стал собираться на службу, но быстро понял, что это очень плохая идея. Поэтому он позвонил своему начальнику, поэтому он отпросился, сделал то, чего не делал никогда. Воспоминания возвращали к тому, что имело место совсем недавно, они же плавали в странном тумане неосознанных сомнений. Даже старушка Галина Ивановна, наблюдавшая из окна за тем, во сколько появился он возле подъезда, даже она казалась каким-то потусторонним элементом. Только было, и хорошо, что супруга Петра Васильевича в это время не находилась дома, уехала в гости к своей матери, а то бы выяснений отношений было не избежать. Супруга Петра Васильевича была женщиной вспыльчивой и ревнивой. Были к этому поводы в прошлом. Впрочем, что об этом. Хотя ведь всё равно разговоров не избежать, потому что Галина Ивановна видела из окна своей квартиры, что Петр Васильевич приехал рано утром, приехал в совершенно непривычное время. А Галина Ивановна была из тех старушек, для которых такие вещи очень уж многое значат. Но и здесь, ведь Петр Васильевич к подобным порокам любознательности относился скорее что положительно, в силу своей профессии. Но и конечно понимал всё из этого вытекающее.

Петр Васильевич лег спать, но нервное напряжение бесследно не минуло, поэтому целый час не мог отключиться. Да и это странно проведенное время на лавочке тоже можно было ведь назвать сном или какой-то его родственной формой, видимо, что и это вносило свои коррективы. Но как бы там ни было ещё через полчаса Петр Васильевич заснул. Спал долго, спал не видя снов. Проснулся в четыре часа дня, по-прежнему ощущая себя неважно. Затем смотрел телевизор. Вышел на улицу, в магазин, чтобы подышать свежим воздухом. Прогулка пошла на пользу. Возвращаясь назад, вспомнил о том, что хотел взять домой для работы кое-какие бумаги. До районного отделения было недалеко, но Петр Васильевич всё же воспользовался автомобилем. Подъехав, сразу увидел на стоянке личный автомобиль Кречетова. «Чего это он, уже дома должен быть» – подумал Петр Васильевич. Пройдя дежурного, поздоровавшись со всеми, кто попался на пути, спросил у одного из них о том, что случилось, почему начальник до сих пор здесь. В ответ коллега лишь пожал плечами. Петр Васильевич поднялся в свой кабинет, взял там то, что хотел. Вышел, закрыл дверь, пошел к выходу, но почему-то передумал, поэтому вернулся назад, постучал в дверь кабинета Кречетова.

– Здравствуй, Сергей Павлович – поздоровался Петр Васильевич.

– Здравствуй, заходи, самочувствие вижу улучшилось, если здесь появился – проговорил Кречетов.

– Да, малость полегчало, видимо, всё же переутомился.

– Мы с тобой уже не те, что были двадцать лет назад.

– Это уж точно, только ты чего домой не идёшь?

– Работал, работал, совещание в райкоме на носу, отчёты – улыбнулся Кречетов.

– Ясно.

– Да, это ясно, а что у тебя, что думаешь по поводу этих долбанных подвалов. Это надо же, ещё этот мальчишка из головы не вышел, всё же свои внуки ему ровесники, как здесь такое – по-дружески проговорил Кречетов.

Вообще они были знакомы давно, у них сложились хорошие дружеские отношения, причем не только по службе, а и помимо служебных обязанностей: вместе ездили на рыбалку, за грибами, были друг у друга в гостях, на праздничных застольях, да и вообще, тем более они были практически ровесники.

– Убийцу видели, у меня есть его подробное описание – сказал Петр Васильевич и сделал крохотную паузу, вспоминая, ведь он сам для себя добыл это подробное описание, но об этом пока что товарищу говорить не стал – Начнем розыск по приметам, проведем опрос свидетелей, посмотрим картотеки, свяжемся с соседями – в общем, всё как всегда.

– Ты уверен в том, что этот человек убийца?

– Да, на процентов девяносто уверен.

– А эти двое в доме на Усть-Киргизке, по ним ведь тоже до сих пор ничего нет. Можно ли предположить, что это этот же преступник?

– И да, и нет, но больше – да. Эти дела связаны через мальчика Андрея, точнее, через его местожительство, ну, и эти подвалы, из которых он пропал. Так что, скорее, что да. И странные следы преступления, где в обоих случаях фигурирует присутствие крупного хищного зверя. Думаю, что собаки, очень большой собаки – ответил Петр Васильевич, и вновь мысленно вернулся к самому себе: почему думаю, я лично видел эту ужасную тварь, она меня чуть не отправила на тот свет, чуть не сделала ещё одним персонажем в этом деле, и я бы сейчас здесь не сидел, но что-то пошло не так, а почему что пошло не так?

– Ты о чем задумался? – Кречетов вопросом вернул Петра Васильевича в реальную плоскость.

– Да, так – невнятно пробурчал Петр Васильевич.

– Значит, собака Баскервилей – улыбнулся Кречетов.

– Получается, что та самая собака Баскервилей – спокойно отреагировал Петр Васильевич.

– Ну, тогда выходит, что найти её, её хозяина не так уж сложно. Она большая, её нужно где-то содержать, кормить, она производит отходы жизнедеятельности. Если она не в подвалах, то её нужно в необходимый день туда привести – пустился в размышления Кречетов.

– В том-то и дело, что с этим простым ничего не выходит. А как раз наоборот: никто ничего не видел, осмотр ничего не дал. Конечно, мы уже завтра проведем полный тщательный обыск всех четырех подвалов. Так же я дал распоряжение ещё раз сверить любую информацию относительно жильцов злополучного двора, о наличии родственников, друзей, коллег в районе Усть-Киргизки, да и того, кто там жил раньше. Конечно, знакомых, друзей, всех тех, кто мог общаться, знать убитых Николая и Людмилу. Ещё ликвидируем эти странные подземные переходы. Ну и конечно ориентировка, фоторобот предполагаемого убийцы – это везде куда только можно. Добавлю, что теперь тех, кто берет ключи будут записывать по фамилии, с номером квартиры и временем, когда взял, когда отдал.

– Вот это вообще что-то, и опять же, как я понимаю, никто и ничего об этом – вставил своё Кречетов.

– В том и дело, что никто и ничего – отреагировал Петр Васильевич.

– Всё это да. Но и отработайте девчонку. Кто, с кем, когда, чем вообще жила. Ну ты понимаешь.

– Это конечно, но почти уверен, что она стала случайной жертвой, что здесь её личная жизнь не имеет никакого отношения – высказал своё мнение Петр Васильевич.

– Сам знаешь, что всякое бывает. Думаешь, что ниточка через Усть-Киргизку, к примеру, а она окажется через девушку Нину.

– Согласен, слушай, спросить хочу. А то я что-то, но не было ли в последнее время в нашем районе, хотя нет в нашем не было, в нашем городе убийства девочки школьницы, примерно лет одиннадцати, где-то может в мае месяце. Или где-то в районе, в области – неожиданно спросил Петр Васильевич, чем явно удивил своего товарища, тот смотрел на друга с некоторой степенью изумления.

– Этого ещё не хватало. Насколько я знаю, то ничего такого не было. Не могу ручаться за соседние регионы, нужно будет сделать запрос.

– Слава богу, что всё нормально – произнес Петр Васильевич.

– Подожди, ты вообще откуда это взял? Говори мне, такое озвучить просто так ты не мог – вполне серьезно спросил Кречетов.

– Старею я. Только что сон мне приснился отвратительный. В этом сне собака Баскервилей, которая в зубах тащит девчонку в школьной форме, у той галстук пионерский на ветру колышется. Я в холодном поту проснулся. Знаешь, вся эта атмосфера. Ты там один раз был, а я уж раз пять, видимо, вот и отложилось в голове вся эта мистическая дрянь – ответил Петр Васильевич.

– Ты это, если что, то давай отдохни, нервы беречь нужно. То ты меня прям напугал. Кстати, есть у нас один молодой, перспективный сотрудник, может ему поручить это дело – сейчас голос Кречетова прозвучал с налетом некой иронии, но и не могло быть иначе, он не мог прямым текстом озвучить: я отстраню тебе, пусть другой следователь дело ведёт – да и не было в этом никакой нужды.

– Музафаров? – спросил Петр Васильевич.

– Да, он ведь сам просился к тебе, на это дело. Говорит, что вырос в этих окрестностях – подтвердил Кречетов.

– Так значит, отлично, буду иметь ввиду, если он там вырос – произнес Петр Васильевич.

На столе у Кречетова зазвонил телефон. Он поднял трубку, он слушал внимательно и нервно, это было написано у него на лице, и Петр Васильевич тут же с ужасом догадался, о чём идёт речь, холодный пот выступил у Петра Васильевича под рубашкой.

– Понял уже что домой звонили. Нет, я ещё здесь. Перекройте весь этот район, со всех сторон, слышите, всех туда. Отмените любые другие дела! – закричал Кречетов и бросил телефонную трубку, она громко стукнула о корпус телефонного аппарата.

Петр Васильевич молчал. Он смотрел на Кречетова, Кречетов смотрел на Петра Васильевича.

– Ты реально видел это во сне? – тихо спросил Кречетов.

– Да, провалиться мне на этом месте, клянусь, что так и было – ответил Петр Васильевич.

– Девчонка пропала, на Усть-Киргизке, неподалеку от того дома, где убили этих двоих. И вот ещё, бабушка говорит, что нет её школьной формы, галстука пионерского. Зачем ей одевать школьную форму, когда не нужно идти в школу – проговорил Кречетов, а затем платком вытер пот со лба.

– В школе, возможно, что какой-нибудь летний лагерь, что-то вроде отработок на каникулах, ну, это как оно обычно – произнес Петр Васильевич.

– Спросила Приходченко уже, нет ничего такого. Летний лагерь не посещала, отработка закончилась у неё давно, была сразу по окончанию учебного года. Так что в школе не была. А вот на территории школы, то там у них стадион, там ребята бывают – сказал Кречетов.

– А дом, тот проклятый дом?

– Не знаю пока что. Сейчас ищут. Скоро весь этот поселок на уши поднимем. Хотя, если твой сон, то получается, что поздно, что не найдем девочку.

– Не стоит так. В первую очередь этот дом. А сон, то куда ночь туда и сон – нервно отреагировал Петр Васильевич, ему было нехорошо, а главное, что по-настоящему страшно, ведь он в эти мрачные минуты был практически стопроцентно уверен в том, что девочки уже нет, что она мертва, что её тело на расстоянии в тридцать восемь лет отсюда, но как он об этом сейчас скажет начальнику, нет торопиться не нужно, нет нужно использовать то, что он знает пока что один, иначе толку не будет, всё пойдёт прахом, а гости из будущего продолжат убивать в прошлом, нет, их если и невозможно будет поймать, то обязательно нужно загнать обратно, назад в будущее, закрыть эту приоткрытую дверь.