Текст книги "Мемориал Августа 1991 (СИ)"

Автор книги: Андрей Прокофьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

     – Это когда ты в гости к нему ездил в ‘’Либеральный рассвет’’? – перебил Ироним Евстратиевич.

     – Нет, когда в городе его встретил. Больше недели прошло, просто из головы у меня вылетело. Чего пьяному не померещится.

     Ироним Евстратиевич терпеливо и с интересом ждал продолжения. Несмотря на свой бывший сан, он до полусмерти любил разные мистические истории. Много раз сам на себя накладывал взыскания за это дело, но все одно не мог преодолеть жуткое искушение. После же визита к ним Толстозадова, Ироним Евстратиевич и вовсе не прекращал думать, о подобной тематике в виде; снов, знаков, предчувствий и прочей ерунды, – которой так богата родная глубинка.

     – В общем приснился мне Толстозадов, господи, как плохо он выглядел. Какой-то весь раздувшийся, будто протух на солнце. Тогда первый раз он хорошо выглядел – солидно, а сейчас, скажем прямо, не очень. С ним старик в генеральской форме, до того забавный, только мне ни до смеха, сдерживаюсь. Толстозадов тогда сказал.

      – Леопольд Сигизмундович полюбуйся на него, это значит, он меня имел ввиду, – продолжил Иван Васильевич.

     – Так что он? И что за Леопольд Сигизмундович, нехорошее имя отчество – спросил и уточнил одновременно Ироним Евстратиевич.

     – Да что он. Палкой своей с черепом по полу колотил. Кричал так, что уши закладывало. Он, вероятно, посчитал, что я пьяный и ничего не пойму. Только я, Евстратиевич, не такой дурак сразу отрезвел, хоть и на время.

     – Что же я его не видел? – обиженно произнес Ироним Евстратиевич.

     – А я почем знаю. Не удостоил он тебя своим вниманием, что еще скажешь – засмеялся Иван Васильевич.

     – Странно – с полной серьезностью произнес Ироним Евстратиевич.

     – Дурак ты, чем дальше от таких деятелей, тем лучше – произнес Иван Васильевич, наливая водки.

     – Зачем тогда Ваньша, ты свой мемориал соорудил?

     – Причем здесь мой мемориал. Сейчас бы я его строить не стал, а тогда настроение было. Но, а потом пришлось уже и душу в него вкладывать – Иван Васильевич заглотил водку, не дождавшись Иронима, который, как кажется, на время забыл о ней родимой.

     – Ты что думаешь, Толстозадов к тебе со мной пожаловал? Нет, мой друг, мемориал ему твой нужен. Сам ведь, помнишь, что начал ты его делать в те дни, когда только первые проблески нашего времени проявлялись. Первый день тогда был, когда об этих чепистах объявили. Это – знак. Первый ты Ваньша, отдал должное священному действу!!! Понимаешь меня или нет?

     – Что во всей России – первый? – недоверчиво, но с выражением довольства на лице, переспросил Иван Васильевич.

     – Если Толстозадов здесь появился, то это и есть главное доказательство твоего первенства. Понимаешь ты, что значит образ Толстозадов для нашего времени – любуясь сам собой, произнес Ироним Евстратиевич.

     – Похож он сильно на одного господина, вот это я понимаю – пробурчал Иван Васильевич.

     – Образ он принял, в то время – не меняя выражения лица и интонации голоса, возвестил Ироним Евстратиевич.

     – Может и образ, только возникает у меня к тебе вопрос, о божьем промысле. Но не вяжется этот господин со святыми канонами церкви нашей православной.

     – Брось Ваньша лезть со своими сомнениями, в дело тебе неведомое, надо, значит так надо. Давай, лучше рассказывай, что там в твоем сне дальше было – жестко одернул, Ироним Евстратиевич.

     – Сказал он: что скоро приедут к нам с тобой люди из соседнего города. Нужно будет им оказать помощь и слушаться их, чего бы они ни сказали. Дело говорит: ‘’жизни или смерти’’ – глухим голосом, выражая внутреннее недовольство, произнес Иван Васильевич.

     – Он так и сказал, что к нам с тобой? Ты не врешь? – переспросил Ироним Евстратиевич.

     – Так и сказал, так что радуйся. Не забыл о тебе святой Толстозадов, упомянул на ночь глядя – с иронией ответил Иван Васильевич.

     – Ты Ваньша, чем недоволен? Лицо у тебя так и скуксилось. Догадываюсь: гордыня тебя с жадностью мучают. Как же слушаться приезжих, кормить их. Что не прав я?

     – Прав, конечно, почему я должен слушаться приезжих, когда я первым мемориал заложил? Скажи мне? – не уступал другу Иван Васильевич.

     – Думаю, что у них есть что-то более важное, чем мемориал. Уверен, что так и будет. Такие вещи просто так не происходят – с важным видом произнес Ироним Евстратиевич, он уже заметно опьянел, голос стал высоким, лицо передергивалось от выпитого, а глаза быстро перемещались, то туда, то сюда.

     Иван Васильевич задумался о чем-то своем, опустил охмелевшую голову вниз.

     – Он сказал тебе, когда они пожалуют?

     – Нет Евстратиевич, сказал: ‘’скоро’’ – зевнул Иван Васильевич.

     – Вот теперь картинка шире стала, хоть через сны, но много ли мы знаем о промысле всевышнего – загадочно произнес Ироним Евстратиевич.

     – Ты о чем, какая картинка? – ничего не понял Иван Васильевич.

     – Я тебе говорил о своем сне, совсем недавно. О посланнике нечистого в наших краях. Так вот, все – это одно дело. Нечистый сюда прислал своего слугу, чтобы… – здесь Ироним Евстратиевич запнулся, соображая, как ему лучше сформулировать мысль.

     – Чтобы помешать этим – добавил Иван Васильевич.

     – Не только этим, но и нам вместе с ними. Так я думаю. Только, как его вычислить? – пьяным голосом сказал Ироним Евстратиевич, упер подбородок в согнутую в локте правую руку, смотря куда-то в сторону от Ивана Васильевича.

     – Ну, это несложно. У нас чужаков не так много бывает. Совсем иное, что ты или мы, будем с ним делать, если он посланник самого нечистого. Вот – это вопрос, тебя он первого на кресте и подвесит – не выдержав серьезности разговора, уже перебравшим голосом засмеялся Иван Васильевич.

     – Не смешно, как с ним быть, я пока не знаю, но думаю, что приезжие нам и подскажут – даже чересчур серьезно произнес Ироним Евстратиевич, покачнулся, вставая со стула, посмотрел на Ивана Васильевича, уже мало чего соображающим взглядом, после чего добавил – Пойду я на диван в гостиной прилягу, что-то разморило меня от твоего угощения. Бываешь ты Ваньша щедрым на бесовское угощение.

     Ироним Евстратиевич еле перемещая свое щуплое тело, двинулся в соседнюю комнату, а Иван Васильевич высказался ему в спину.

     – Пельмени нужно было есть. Хорошие, бульон внутри такой, что пальчики оближешь.

     …Ироним Евстратиевич метался по дивану, испытывая на себе контраст пьяных сновидений. Иван Васильевич допив водку, уснул в кресле, успев съесть еще два десятка горячих пельменей, которые ему лично принесла тетка Ефросинья. Она еще стукнула своей грубой палкой по полу, напомнив своим недовольством самого Толстозадова, делавшего то же самое, только не наяву, а во сне. Хотя бес его знает, где явь, а где сон, когда хорошо льется водочка и смачно дымятся аппетитные пельмени, покрытые белым покрывалом жирной, как масло сметаны.

     Проспали они совсем недолго, не прошло и часа, как тетка Ефросинья трубным низким голосом, совсем несоответствующим ее сгорбленной фигуре и почтенным годам, разбудила обоих, объявив.

      – Там люди городские приехали. Вставайте алкоголики проклятые (при этом она с особым призрением посмотрела на Иронима Евстратиевича) Машина шибко дорогая у них. А у одного значок государственный. Вставайте позорники, беда на мою голову, позор какой. Государевы люди, а эти пропойцы валяются средь бела дня!!!

     Иван Васильевич вскочил с кресла. Ироним Евстратиевич оказался возле него в одно мгновение, начал руками причесывать волосы, сбившиеся в бесформенную копну.

     – Черт их принес, когда не ждали – недовольно пробурчал Иван Васильевич, потянувшись к бутылке с водкой.

     – Поставь на место нечестивец – закричала тетка Ефросинья, Иван Васильевич злобно на нее глянул, но уступил, убрав руку от бутылки, – Ироним приведи себя в нормальный вид. Смотреть на тебя не могу, чего ты на этого придурка смотришь. Столько до этого дел полезных сделал: и церковь у нас, считай новая, и село переименовали богоугодным названием, да и все остальное. Зачем с ним время проводишь, не пара он тебе – пропащий человек, в грехи потонул, а ты с ним и за бутылку, вот и результат – гневно продолжила Ефросинья Петровна.

     – Ну, ну тетушка. Ты не забывайся, я уже не малец прыщавый. Харчей быстро лишу, сама в монастырь к Питириму поедешь – прикрикнул Иван Васильевич.

     – Ты меня не пугай. Питирим приедет, вставит нагоняй тебе богохульнику и тебе Ироним, ещё раз на орехи достанется.

     – Прости сестра, бес проклятый меня всё искушает.

     После слов Иронима Евстратиевича, Иван Васильевич громко рыгнул.

     – Сам к нему ходишь, посмотри на него – в том же тоне продолжила тетушка.

     – Хватит, сказал, без вас хреново!!! – закричал Иван Васильевич.

     Только эта сценка осталась позади, как бегом в гостиную влетела одна из помощниц тетки Ефросиньи и испуганно сказала.

      – Идут по лестнице.

     – Давай, встречай гостей, что встал, как истукан – обратилась к любимому племяннику, тетка Ефросинья.

     – Здравствуйте гости дорогие – произнес Ироним Евстратиевич, опередив Ивана Васильевича.

     В гостиной появилась группа людей в количестве пяти человек. Двоими из них были представительницы прекрасного пола. Иван Васильевич, не ожидавший такого количества гостей на какое-то время, потерял способность говорить: ‘’целая делегация, мать его, и каждому услужи’’ – мелькало у него в голове.

     Эдуард Арсеньевич сразу опознал, кто здесь хозяин, кто нужен в первую очередь. Ироним Евстратиевич страстно жал всем по очереди руки. Тетка Ефросинья, находящаяся чуть в стороне, крестилась и искоса поглядывала на не вписывающегося в делегацию рыжебородого человека: ‘’Господи, такой все, что плохо лежит, сразу потащит’’ – думала она про себя, а на деле, всем старательно кланялась, включая и этого неприятного типа.

     Иван Васильевич Подкулачник остался не удел, но ненадолго. Эдуард Арсеньевич учтиво сделал шаг навстречу ему и пафосно, официально представился.

     – Калакакин Эдуард Арсеньевич, помощник делегата, заместитель правого отдела.

     На пиджаке Эдуарда Арсеньевича блестел выразительный значок, привлекая к себе максимум внимания хозяев дома, и Иван Васильевич глядя на значок больше, чем на лицо Эдуарда Арсеньевича, пробубнил.

      – Подкулачник Иван Васильевич, местный предприниматель, если хотите – землепашец, большой сторонник, верный адепт ‘’Грядущего общества’’.

     Последние слова, видимо, родились под влиянием блистающих бриллиантовых планок значка. Не успел Иван Васильевич закончить, как перед Эдуардом Арсеньевичем, предстал Ироним Евстратиевич. Он во второй раз протянул тому свою руку, из-за рта Иронима шел стойкий запах свежего перегара, опухшее лицо, говорило о том, что принятие спиртного происходило совсем недавно, и Эдуард Арсеньевич не почувствовал, в отличие от Карины Карловны, какого-то отвращения, а напротив глазами искал следы веселья в виде бутылок и закуски.

     – Ироним Евстратиевич Нововеров, бывший настоятель местного прихода и ваш верный слуга, в сложившихся обстоятельствах.

     После вперед вышла Карина Карловна.

     – Карина Карловна Бурштейн, совладелец акционерного общества ‘’Народное изобилие’’, управляющая предприятием и всеми активами по Н-ск области.

     Внешний вид и голос Карины Карловны, конечно, не могли переплюнуть значок Эдуарда Арсеньевича, но впечатление произвели, настолько сильное, что Иван Васильевич с Иронимом Евстратиевичем открыли рты, а тетка Ефросинья посмотрела на Карину Карловну с высшей степенью почтения.

     – Это мои помощники; Андрей Павлович Кусков – рабочий, Инна Владимировна Денисова – менеджер. Также наш большой друг, соратник, ведущий профессор психологии Смышляев Иннокентий Иванович.

     После слов Карины Карловны на переднем плане оказался Иннокентий Иванович. Он многозначительно, учтиво поклонился, используя одну лишь голову.

     – Очень приятно, такая важная и красивая дама в нашем обществе, очень рад, очень рад – подал голос Ироним Евстратиевич.

     – Ну, не стоит дорогой Ироним Евстратиевич – неожиданно смутившись, произнесла Карина Карловна.

     После ее слов, дело в свои руки взял Иван Васильевич, с недоверием поглядывая в сторону Рыжей бороды.

     – Давайте гости дорогие, сейчас к столу. Через пять минут, все соберут – произнес он с интонацией широкого душевного подъема.

     В это время прислуга уже накрывала, всем, что было под рукой, большой стол в этой же гостиной.

     – Неудобно вышло – промычал Иван Васильевич – Я не представил свою тетку – Ефросинью Петровну.

     – Ненужно беспокоиться – произнесла старуха, но Карина Карловна, а вслед за ней и все остальные, учтиво поприветствовали Ефросинью Петровну. Иннокентий Иванович с Эдуардом Арсеньевичем даже попытались поцеловать сморщенную руку Ефросиньи, но она не дала им этого сделать, строго сказав.

      – Я живу духовной жизнью и подобное излишне, господа.

     Старуха говорила чистую правду. Ее внешний вид не давал в этом усомниться. Сгорбленная, вся в черном, включая голову, завернутую в глухой платок. Длинное платье, подметающее пол и строгая даже страшная своим аскетизмом палка – в руках. Профессор отметил бросающийся в глаза контраст между теткой и племянником, подумал о неизбежном, не всегда правильном временном порядке.

     Рыжая борода не занимался умозаключениями. Он хотел поскорее заняться набиванием живота. Тем более на столе к тому времени, появились нехитрые закуски из вареного мяса с горчицей и хреном, колбасы и сыры, соленные и маринованные огурцы, помидоры. Женщина приятной наружности и привлекательной формой объемной груди, внесла ароматный, горячий хлеб. Рыжая борода сглотнул слюну один раз, подумал, что это некультурно, но не сдержался еще дважды, когда другая женщина средних лет, не уступающая первой в миловидности и форме фигуры, поставила на стол большой запотевший графин с водкой, большую бутыль с красной настойкой на рябине. А первая женщина, в один момент, оказавшись возле второй, держала в руках огромное блюдо с дымящимися, сумасшедшим ароматом пельменями.

     – Прошу к столу гости дорогие. Угощайтесь, извините, что так скромно. Но мы не ждали вас сегодня – произнес Иван Васильевич, широко расставив руки, загоняя этим жестом гостей за стол.

     Рыжая борода тут же жадно накинулся на угощение. Аппетитная не меньше, чем пельмени, первая из женщин разлила в хрустальные стопки водку. Рыжая борода хотел проглотить свою порцию, не дождавшись тоста, но его стремление, перехватил строго осуждающий взгляд Карины Карловны, и с недовольной миной на лице Рыжая борода оставил свою попытку.

     Иннокентий Иванович думал о другом: ‘’Странно никто не озвучил цели визита, ни у кого из местных не возник вопрос, значит, они либо все знают, либо стесняются спросить, боясь значка Эдуарда Арсеньевича. Скорее первое, вон, как скакал Ироним Евстратиевич. Ощущение, что он ждал гостей каждый божий день’’.

     – За встречу в моем скромном поместье!!! – поднял стопку с водкой Иван Васильевич.

     Все чокнулись, включая Инну, раздался звон хрусталя. Рыжая борода снова вызвал неудовольствие Карины Карловны, громко отрыгнув после принятия водки. Иван Васильевич старался вести себя крайне осторожно, боясь строгой дамы, которая сидела напротив него: ‘’При такой бабе, ни пернуть, ни пошутить, ни харкнуть’’ – думал Иван Васильевич, очень аккуратно закусывая кусочком колбасы.

     Вторая привлекательная женщина, внесла на широком подносе большую жаренную курицу, поставила на стол. Рыжая борода вылупился на ее грудь третьего или более размера. Инна проделала то же самое, с разницей в том, что она сначала посмотрела в сторону бородатого, а потом на то, что заставило его очередной раз забыть обо всем на свете. Глубоко внутри Инну противно кольнула скрытая ревность. У нее не было и не предвиделось такой объемной формы женского достоинства.

     – Мы вас ждали, может не сегодня, но сегодня был разговор о вашем предстоящем визите, и наконец-то вы приехали – не удержался Ироним Евстратиевич.

     Женщина, которая наливала водку в первый раз, сделала это вторично.

     – Давайте за наше общее дело!!! – многозначительно и, еще не зная сути дела, произнес Ироним Евстратиевич, вскочив со стула со стопкой водки в руках.

     Все встали, чокнулись, выпили. Иван Васильевич жестом подозвал к себе одну из домашних женщин, что фыркнул ей на ушко. После этого женщины покинули гостиную.

     – Сами управимся, нечего уши греть – произнес он, зачем-то объясняя свое решение.

     Рыжая борода заметно потускнел, а Инна рассмеялась, мысленно.

     Карина Карловна акцентированно прокашлялась, чтобы обратить на себя наибольшее внимание. Прием, привычный для нее, удался и все присутствующие за столом притихли, обратив свои взгляды на Карину Карловну.

     – Ситуация у нас такая. Мы прибыли сюда, как можно догадаться, не с пустыми руками. Самим Толстозадовым нам были переданы важнейшие предметы, которые нам необходимо разместить у вас, после чего, на нас всех ляжет колоссальная ответственность за сохранение тайны.

     – Вы Карина Карловна имеете в виду, размещение того, что вы привезли, в мемориале ‘’Памяти августа 1991 года’’ – опередив Ивана Васильевича, который, вроде бы начал открывать рот, спросил Ироним Евстратиевич.

     – Мы привезли, приложив к этому серьезные усилия в плане конспирации, шкатулку самого сеньора Толстозадова. Она имеет важнейшее значение, как символ сохранения, нашего с вами времени и, что само собой разумеется всего ‘’Грядущего общества’’. Есть необходимое условие – при заложении ларца. Должны быть представлены все общественные группы ‘’Грядущего общества’’. У нас с этим все в порядке; Предприниматель, чиновник, рабочий, крестьянин, священник, молодое поколение – все на месте, и я думаю, нам не стоит тянуть с процедурой закладки ларца.

     – Но я бывший священник, нужно Адриана привлечь – высказал сомнения Ироним Евстратиевич.

     – Подумаем – произнесла Карина Карловна.

     – И так сойдет – уверенно заявил Эдуард Арсеньевич.

     – Не согласится Адриан – пробубнил Иван Васильевич.

     – Но сеньор Толстозадов ничего об этом не уточнял, когда мы виделись – озвучил свои размышления Ироним Евстратиевич.

     —Вы знакомы с сеньором Толстозадовым? – малость удивилась Карина Карловна.

     – Конечно, он был у нас совсем недавно – гордо произнес Иван Васильевич.

     – Тогда точно сойдет – облегченно произнес Эдуард Арсеньевич.

     – Всяко – вставил свое Рыжая борода, запихивая в рот большую ложку с парочкой пельменей внутри.

     – Не хватает студента – подал голос Иван Васильевич.

     – Я же сказала: молодое поколение, Инна работает ведущим менеджером и, к тому же, заочно получает второе высшее образование – напомнила Карина Карловна, посмотрев на слегка смутившуюся Инну.

     – Я думаю, есть еще одно немаловажное обстоятельство, о котором почему-то не упомянул сеньор Толстозадов, но согласитесь, что это резонно. Нам необходимо провести здесь полных два дня – вмешался в разговор Иннокентий Иванович.

     – Непонятно для чего ждать целых два дня? Я хоть и отпросился у Дмитрия Кирилловича и Леры, но всему же есть предел – возмутился Эдуард Арсеньевич.

     – Ни у кого так и не появилось версии – спросил профессор, наблюдая, что его соратники не могут понять, о чем он пытался им сказать.

     Ответа не последовало. Иннокентий Иванович хотел начать объяснение своей мысли, как из-за открывшейся двери в гостиную, раздался скрипучий голос тетки Ефросиньи.

     – Через два дня будет очередная годовщина образования ‘’Грядущего общества’’.

     – Но Толстозадов ничего об этом не написал – неуверенно произнесла Карина Карловна и тут же начала перечитывать послание – Нет ничего – покачав головой, добавила к сказанному Карина Карловна.

     – Кажется, этот человек что-то сказал мне, когда я его видела – крайне тихо и робко произнесла Инна.

     – Что он еще говорил – с явным неудовольствием в голосе отреагировал Эдуард Арсеньевич.

     От этого Инна сразу примолкла.

     – Говорите милочка, если начали – вмешался профессор.

     – Он сказал мне, передавая письмо.

     – ‘’Поторопитесь, осталось несколько дней, затем придется ждать целый год’’.

     – Инна ты уверена в этом, или может тебе сейчас пришло это в голову – с очень серьезным выражением на лице спросила Карина Карловна.

     – Я не уверенна в точности слов, но о времени, точно сказал – еще тише произнесла Инна.

     – Согласитесь, что все это логично. В таком деле символизм многое значит – появился в разговоре, еще сильнее опьяневший Ироним Евстратиевич.

     – Вероятно, что это так. Но мне хотелось побыстрее закончить дело – снова не согласился Эдуард Арсеньевич.

     – Эдя хватит уже ныть. Говорят тебе, что нужно ждать, значит, будем ждать. Или ты опять хочешь встретиться с товарищами? – изменив корректному тону, перейдя на более привычную форму, Карина Карловна одернула Эдю, но тот и не думал сдаваться.

     – Если мы будем торчать здесь двое суток, то тогда не только мне, но и всем остальным, как я полагаю, предстоит встретиться с товарищами.

     – Мне от чего-то кажется Эдя, что ты совсем не против с ними пообщаться. У тебя с ними почти симбиоз, к тому же твои бонусы, от общения с ними – немного перебрав тембра, произнесла Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич на этот раз ничего не ответил Карине Карловне. Остальные с интересом ожидали продолжения пикировки, но ее не последовало.

     – Покурить у вас можно? – спросил Рыжая борода у Ивана Васильевича.

     – На балконе, вот выход – ответил тот.

     Рыжая борода вышел из гостиной на просторный балкон, который окружал собою по периметру весь дом Подкулачника. Инна успела подумать о том, что Рыжая борода не понравился хозяину, и ей при этом было абсолютно ясно, в чем причина этого. Она еще глянула на недовольную физиономию Ивана Васильевича, который напоминал истинное чудовище, и перед ним даже Рыжая борода выглядел агнцем божьим. Профессор произнес что-то отвлеченное, – и тут с балкона появился Рыжая борода. Он даже не появился, а заскочил с вылупленными глазами и торчащей от возбуждения или испуга бородой.

     – Он здесь!!! Он уже здесь!!! – завопил Рыжая борода.

     Все тут же вскочили со стульев, с ужасом смотря на безумное лицо рыжебородого.

     – Кто? – спросила Карина Карловна.

     – Архип Архипович!!! – выпалил Рыжая борода.

     Эдуард Арсеньевич с Кариной Карловной посмотрели друг на друга, через мгновение к ним присоединился недоуменный взгляд Иннокентия Ивановича. Хозяева в составе; Ивана Васильевича и Иронима Евстратиевича вовсе ничего не понимали.

     – Это тот пожилой мужчина, который был на фабрике с господином Репейсом? – спросила Инна, второй раз за последнее время, видя Рыжую бороду жутко испуганным.

     – Не с господином Репейсом, а с товарищем Репейсом. Да, это он. Он искал меня, хотел отнять ларец – подтвердил Рыжая борода.

     Ироним Евстратиевич начал судорожно креститься и что-то быстро шептать.

     – Каким образом? – спросила Карина Карловна, обращаясь, как показалось со стороны, к самой себе, но Эдуард Арсеньевич поспешил к ее словам добавить свое мнение.

     – Чего удивляться, мать твою, это же товарищи. Зачем я ввязался во все это. Теперь точно товарищ Репейс заберет все мои достижения – Эдуард Арсеньевич, впадая в истерику, сел на стул, уронил голову на руки, не стесняясь остальных присутствующих.

     – Ты Эдя в своем уме или как? Чего ты устраиваешь!!! – закричала Карина Карловна.

     Эдуард Арсеньевич не пошевелился и ничего не ответил. Карина Карловна раздраженно выдохнула, произнесла пару матерных слов, повернула голову и впялилась в лицо Иронима Евстратиевича, который с окаменевшим видом произнес.

     – Говорил тебе Ваньша, что сон мне был. Смеялся ты надо мной, сейчас, что скажешь? – грозным голосом, несоответствующему щуплому виду с наполовину выщипанной бородкой проговорил Ироним Евстратиевич.

     – Что это и есть посланник нечистого? – набитым ртом (несмотря на всю нервозность), произнес Иван Васильевич.

     – Какой еще посланник нечистого? – поднял свою голову от стола Эдуард Арсеньевич, следующим движением он проглотил налитую в стопку водку, которая стояла прямо перед его носом.

     – Сон мне был, что явился к нам в село, этот самый посланник. Теперь я понимаю, в чем дело. Предупреждение мне было.

     Ироним Евстратиевич под воздействием очередной дозы спиртного преобразился, почувствовал уверенность. Сейчас он выглядел торжественно, как будто готовился через какое-то время вступить в схватку с посланником нечистого, да что там посланником – мог бы он, если принять еще ровно две порции, выйти на самого нечистого, но только не переборщить, три будет много, и тогда нечистый без проблем одолеет Иронима Евстратиевича, и вряд ли поможет ему в противостоянии Иван Васильевич с теткой Ефросиньей, и тогда не удастся заслужит полное прощение отца Питирима.

     – Что делать будем? – обратилась ко всем Карина Карловна.

     – Я на улицу не выйду, упаси бог, от этого Архипа Архиповича. Он уже переродился, еще на фабрике он был иным, а сейчас и подумать страшно – испуганно, опережая всех, заявил Рыжая борода.

     – Я могу походить, посмотреть, если что нужно – спокойно предложил профессор.

     – Нам нужно в первую очередь посмотреть ваш мемориал Иван Васильевич – резонно, подумав, сказала Карина Карловна.

     – Это можно – ответил Иван Васильевич.

     – Скажите господин хороший, а сколько коров у вас в стаде? – неожиданно и совершенно не в тему, спросил Рыжая борода.

     Иван Васильевич поднял на того удивленные глаза, затем ничего не понимая посмотрел на окружающих, которые молчали, то ли от желания услышать ответ, то ли от неожиданности вопроса.

     – Немного, голов пятьсот, наверное – по-прежнему плохо соображая, ответил Иван Васильевич.

     – Здорово – закатив глаза произнес Рыжая борода, спокойно взял со стола графин с водкой и, не обращая внимания на своих соратников, наполнил полный фужер (в нем до этого был сок), заглотил содержимое внутрь, громко отрыгнул, после чего опомнившись, произнес, слегка смутившись.

      – Я дико извиняюсь, господа.

     Мемориал ‘’Памяти августа 1991 года’’, откровенно разочаровал Карину Карловну, тоже самое, по всей видимости, испытывал и Эдуард Арсеньевич. Инна с Рыжей бородой остались равнодушны к модерновому объекту искусства, а Иннокентий Иванович с интересом изучал важнейшее, как символ эпохи произведение творческой мысли. Сам Иван Васильевич Подкулачник не пытался как-то рекламировать или нахваливать свой мемориал. Он лишь зевал, затем подкашливал и снова зевал.

     – Что-то не так, дорогой Иван Васильевич? – спросила Карина Карловна, услышав пятый или шестой зевок.

     – Спать что-то тянет. Комнаты вам приготовлены. Тетка Ефросинья свое дело знает.

     – Баньку, нам бы приготовить – нагло предложил Эдуард Арсеньевич.

     – Вечером будет, даже две – снова зевнув, ответил Иван Васильевич.

     – Как-то не очень отражает радостное событие, ближе к похоронной панихиде. Вы не обижайтесь Иван Васильевич – честно произнес Иннокентий Иванович.

     Иван Васильевич не стал спорить, а лишь произнес.

      – Да уж.

     Мемориал действительно выглядел странно. Это был памятник в виде гранитного обелиска, в основании которого была уложена зеленоватая мраморная плитка. Гранит имел металлическую рамку, которая давно некрашеная, заржавела. На верху этой конструкции находился металлический цветок кустарного изготовления. Еще имелась надпись: ‘’В честь событий открывших прямую дорогу к обогащению и свободе’’. Ни числа, ни года, при этом не было, а трава пролезла через стыки мраморной плитки. Птицы постарались не меньше, и, кажется, приблудная свинья сделала подкоп с одной стороны мемориала.

     Сам он находился на заднем дворе, возле двух больших строений складского назначения. Забор высотой не менее двух метров ограждал произведение искусства от посторонних глаз, он же создавал постоянную тень, делая мемориал еще ближе к кладбищенскому памятнику.

     Иван Васильевич подозвал невзрачного мужичка в доисторическом фартуке, стоявшего с метлой в отдалении от соратников, осматривающих мемориал.

     – Иди сюда, каналья

     Тот быстро подбежал к Ивану Васильевичу, заискивающе улыбнулся и снял серую кепку перед важными гостями хозяина.

     – Давай, наведи здесь полный порядок. И вообще, почему ты здесь не хера не убираешь? Не пойму что-то?

     – Так барин, не было указаний, мне на этот счет. Ефросинья Петровна ничего не говорили – промямлил мужичок в фартуке, его глазки испугано забегали.

     Иван Васильевич недовольно вздохнул, снова произнес.

      – Да уж.

     – С сегодняшнего дня, чтобы полный марафет был. Понял?

     – Понял барин. Чего здесь не понять.

     – Да еще краску возьми… – здесь Иван Васильевич засомневался, какую лучше выбрать.

     – Позолоту нужно – подсказала Карина Карловна.

     – Да возьми эту позолоту. Если нет, то Гришке скажи, чтобы привез.

     – Слушаюсь барин.

     – Иди уже, людям смотреть на тебя противно.

     – Тунеядец сразу видно – вставил свое умозаключение Рыжая борода.

     – Естественно, что тунеядец. Они все тунеядцы сраные. Спасу нет, на это дело. Только вот, где взять хорошего холопа. Трудно у нас с этим – угрюмо согласился с Рыжей бородой Иван Васильевич и при этом с сомнением глянул на самого рыжебородого...

     …– Здесь они голубчики, никуда не делись – довольный самим собой произнес Архип Архипович.

     – Кто из местных сказал? – спросил Митрофан Андреевич.

     – Не понадобилось этого, обошелся без всяких расспросов – гордо объявил Архип Архипович.

     – Я уже с десяток человек расспросил. Никто ничего не знает. Один старичок по имени Игнат, сказал мне.

      – Вроде строил Подкулачник какую-то гадость у себя во дворе. Пьяный, он об этом говорил с гордостью, только точно не знаю, давно было.

     – Так – эта мерзость, у него во дворе? Я думал, где-то в открытом поле – огорчился Архип Архипович.

     – Специально для нас, он, что ли готовил свой памятник – засмеялся Митрофан Андреевич – Давай присядем – предложил Митрофан, и они уселись на вкопанную в землю скамейку.

     – Ты Архип не рассказал, как узнал, что они здесь – напомнил Митрофан Андреевич.

     – Рыжую бороду видел, собственной персоной, на балконе у Подкулачника. Здесь Митрофан, ошибки быть не может. Теперь скажи, что делать будем?