Текст книги "Мемориал Августа 1991 (СИ)"

Автор книги: Андрей Прокофьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

     …Рыжая борода отчаянно работал. Ему нравилось новое место. По окончанию смены, он получал деньги вдвое больше чем в ‘’Народном изобилии’’. Тем более ждать этих самых денег было не нужно, и они быстро помещались в карманы его непонятных своей формой штанов, в которых было множество кармашков, замочков, застежек. Телефонная же связь с Верой, к сожалению, радости не приносила. Она по-прежнему отказывалась покинуть деревню и перебраться к нему в город. Рыжая борода частенько думал о самом худшем, вспоминая всех мужичков из деревни, которые могли иметь хоть какие-то виды на его Веру.

     Бабка Наталья зашла к нему вечером.

     – Деньги сегодня тебе платить или надумал в деревеньку свою вернуться.

     —Какая еще деревенька, только жить нормально начал – самодовольно сообщил борода, достал из кармана деньги и начал нарочито пренебрежительно отсчитывать купюры.

     – Ты милок на ‘’Ударнике’’ работаешь? – спросила бабка.

     – Там работаю и на ‘’Народном изобилии’’ числюсь. Аванс оттуда вчера получил – гордо ответил борода.

     – Это-то как? – изумилась бабка Наталья.

     – Бывает и так, счастье мне привалило полные штаны, иначе и не скажешь.

     – Жениться тебе нужно – бабка жадно пересчитывала несколько купюр, затем сунула их в карман своего поношенного фартука с желтыми цветами на голубом фоне.

     – Хочется мне сильно. Только дело не идет. Невеста моя из деревни приезжать не хочет, а вторая, и смотреть на меня не желает.

      Ответил Рыжая борода, под другой невестой подразумевая Инну.

     – Будь настойчив. Бабы – это любят. Сама еще помню свои золотые денечки – сказала бабка Наталья, покидая половину Рыжей бороды.

      И все же Инна несколько раз смотрела на Рыжую бороду и смотрела довольно странно. Он же работая, только и мечтал ее лишний раз увидеть. Пусть даже в обществе товарищей – это не помешает раздевать ее глазами.

      – ‘’Самый раз для меня бабенка и возрастом, и всем остальным’’ – мечтательно думал Рыжая борода, забывая в эти моменты о существовании Веры вовсе.

     После оплаты и ухода бабки Натальи, он сам не понял зачем залез в один из сараев. Где в огромном количестве был свален различный хлам, покрытый вечной пылью, перемешанной с грязью и какой-то неприятной вонью.

     Сама бабка Наталья, по всей видимости, не касалась этого добра добрую половину жизни. А борода не пожалел о нахлынувшем порыве. Настроение еще больше усилилось. Если до этого, оно проникало к нему через карманы брюк и куртки, в которых лежали вожделенные купюры, которые в свою очередь испускали почти радиоактивные лучи. А те тоже имели действо, просвечивая бородатого насквозь, улучшая самочувствие, влияя на настроение, поднимая тонус.

     Немного огорчала погода. Было пасмурно и заметно похолодало, хотя черт бы с этим делом, но не появлялась на огороде соседка, а если и появлялась, то была одета в огромное количество изделий из текстиля, которые в отличие от купальника сильно ее портили, меняли до неузнаваемости и что самое обидное, она, кажется, не имела об этом ни малейшего представления.

     Довольно быстро сметливый мозг бороды определил возможную выгоду из груды хлама. Две алюминиевые кастрюли, говорили сами за себя и с головой сдавали своих собратьев из цветного металла. Рыжая борода не сдержавшись, заурчал от грядущего успеха, завидев предмет из меди прямо перед своими ногами.

      – Откуда она чего узнает? Может после, если соседи не увидят. А приемщику Равшану все равно, он и по-русски еле лопочет.

     Четыре раза чихнул Рыжая борода разбирая, неожиданно свалившуюся на него удачу. Добыча получалась хорошей. Он приблизительно представлял вес, умножал его на стоимость килограмма и, конечно, думал о вопросе незаметного способа доставки добра к приемному пункту. Вывод был с одной стороны приятным, а с другой не очень, поскольку выходило три ходки до приемщика. Работа была окончена и возле большой кучи образовалась куча поменьше, к тому же, только один предмет в виде маленькой шкатулки вызывал некоторые сомнения: Вроде никель, вроде нержавейка?

     На шкатулке еще имелся сильно проржавевший замочек, который собственно и привлек внимание к самой шкатулке. Инстинкт человеческого любопытства быстро завладел бородой и через пару минут, он использую обух топора, покончил с замочком. Внутри лежали бумаги и два загадочных значка или ордена. Теперь у бороды перехватило дыхание. Он вытащил содержимое наружу, из рук выпала бумажка меньшего размера, на которой было написано: ‘’пионерская шутка’’. Эта надпись сбила его с толку, но Рыжая борода не потерял свой интерес сразу и, поэтому отложил шкатулку в сторону от кучи будущего заработка, а затем, положив находку на одну из полочек в этом же сарае, отправился для небольшого отдыха в дом.

     Аккуратно протер он шкатулку от грязи и пыли, взялся читать бумаги. Только попытка оказалась не самой удачной, он не понимал о чем идет речь: – ‘’Видимо, действительно пионерская игра, только что за ордена?’’

     Рыжая борода положил все обратно, а затем и определил место для находки, поставив ее на полочку серванта. Нагрузившись первым грузом, осмотревшись на все четыре стороны двинулся к приемному пункту.

     – Эдуард Арсеньевич вы подготовили все необходимые документы для закрытия этой поганой фабрики – сеньор Толстозадов, грозно смотрел на Эдуарда.

     – Все готово – ответил Эдуард.

     – Что вы на меня так смотрите? – неожиданно спросил сеньор Толстозадов.

     – Нет, я ничего – сразу замялся Эдуард.

     – То что мне было нужно, мы так и не нашли и информации все одно никакой нет. Пора прекращать – это дело – непонятно для Эдуарда Арсеньевича произнес сеньор.

     – Мы что-то там искали? – с видом полного дурачка спросил Эдуард.

     – Конечно, искали или вы думаете, что вы один работаете – нервно пробурчал сеньор Толстозадов.

     Эдуард Арсеньевич пожал плечами, хотел попросить разрешения на выход, но сеньор, спросил Эдуарда, о том чего он больше всего боялся.

     – Вы ведь знаете Эдуард Арсеньевич, кто я такой. Теперь я хочу узнать откуда и, что общего у вас с товарищами?

     Эдуард прирос ногами к полу.

     – Я жду! – блеснул глазами сеньор Толстозадов.

     —Я не знаю, откуда я знаю кто вы. Но вы не отсюда, так же как и эти товарищи – плохо владея собственным языком, озвучил Эдуард.

     – Откуда вы знаете их? – продолжил сеньор.

     – Николай Евгеньевич случилось так, что я со своими друзьями был у них в гостях, в их времени, и в вашем тоже – Эдуард Арсеньевич ляпнул лишнего и сейчас совсем плохо ощущал себя в пространстве.

     – Они вас пригласили?

     – Нет, хотя я не знаю. Просто мы попали туда прямо из здания ‘’Грядущего общества’’, по крайней мере, я.

     – Что же данное возможно, недаром я нахожусь здесь, а не в какой-нибудь силовой службе. Эдуард Арсеньевич вы понимаете, что я здесь для того, чтобы продолжалась ваша богом назначенная жизнь, или у вас от страха спеклось дерьмо в заднице. Я думаю, что в этом случае вам ненужно объяснять, что будет если товарищи в виде Репейса и Ефимози вернутся сюда в ином качестве.

     – А что существуют только эти товарищи? – спросил Эдуард.

     – Не понял – сеньор Толстозадов, громко положил на стол позолоченную авторучку.

     – ‘’Господи, как он похож на него, как вылитый. Господи, так это он и есть, почему похож?’’ – думал в эту секунду Эдуард.

     Сеньор Толстозадов замолчал, что-то рассматривал на столе.

     – Они, – Репейс и Ефимози у них главные? – уточнил Эдуард, не дождавшись ответа.

     Сеньор Толстозадов громко рассмеялся.

     – Это – эмиссары, мой дорогой. После них просочится вся нечисть, такого вида, что у вас не хватит воображения представить себе какие там индивиды и что самое главное, какие сюрпризы, они вам подготовили. И куда денутся все планы по высадке елочек на центральном проспекте, вся комфортная идиллия, торговые центры, и все чем вы живете, мои дорогие. То за что мы боролись долгие годы из-за дня в день.

     Слюни брызгали в разные стороны. Он разошелся на полную катушку в изложении своих душевных переживаний. Лицо покраснело. Одно веко начало дёргаться, голос, меняя интонацию, опускался в низкие тона, затем переходил в очень высокие тона. Все это мучительно вторгалось в испуганное сознание Эди, он в свою очередь, топтался с ноги на ногу, перенося тяжесть своего тела, справа налево.

     – Вы говорите страшные вещи – выдавил из себя Эдуард в тот момент, когда сеньор Толстозадов вытащил из кармана своего серого пиджака, белый с синей каемкой по периметру платок и начал обтирать им вспотевший лоб.

     – Я еще не закончил с этими, как вы говорите, страшными вещами. Великое дело можно изгадить очень просто. Вам, видимо, кажется, что кто-то создал для вас нерушимую основу, а вам теперь ничего ненужно делать и просто наслаждаться существующим укладом жизни – балдеть, дурачиться, радоваться. Только все вам, лишь кажется, потому что ничего незыблемого нет, и не может быть. Все создается работой, упорством и конечно умением. Если хотите знать больше – предательством, лицемерием, наплевательством. Избранная часть живет за счет основной массы тупиц, которые не могут и не желают чего-либо понимать. Но всегда существует опасность появления, так называемых товарищей. С этим и велась всегда борьба и не всегда успешно, как вам известно, Эдуард Арсеньевич. Масса страшная вещь, нужна искра, толчок и все может полететь в тартарары – сеньор Толстозадов замолчал, переваривая сказанное.

     – Теперь идите, готовьте документы для закрытия этой фабрики – сеньор Толстозадов поднялся со своего кресла, подошел к окну, и Эдуард понял, что в очередной раз сходит с ума.

     Облик толстяка изменился. Вместо серого костюма современного покроя, Эдуард видел черный фрак. По пухлым щекам сеньора Толстозадова распустились густые бакенбарды, а на голове был одет черный высокий цилиндр, знакомый Эдуарду, кажется всю сознательную жизнь. Толстая холеная рука сжимала набалдашник черной трости. Пальцы были украшены тремя огромными перстнями с большими бриллиантами и только, от чего-то во рту Толстозадова отсутствовала огромная, коричневая сигара, от которой обязательно должен был идти белесый дымок, но Эдуард был почти уверен, что следующая секунда, не спросив разрешения, вот-вот родит ожидаемую им сигару.

     Сеньор что-то бурчал себе под нос, и Эдуард затаив дыхание, осторожно ступая задним ходом, покинул кабинет. Затем еще минуту стоял в коридоре, пытаясь успокоиться.

     …Архип Архипович и без того долго засиделся в компании своего старого знакомого Игната Ивановича. Стариковский разговор ничего, не стесняясь, все время вертелся возле общих воспоминаний. Они были главной пищей общения, лишь изредка и, как бы совсем невзначай, допускали они в свою епархию мимолетные вставки сегодняшнего времени, которые содержали в себе насущную обыденность, тяжелого в своем однообразии бытового бреда.

     Хотя нельзя реальность, как бы она не была скучна, назвать бредом. Будет это неправильно и, к тому же совершенно ни в тему, и нет в повседневности ничего болезненного, – пусть муторно и противно. Иногда бывает и по-другому, от удовлетворения сделанного образуется заслуженная простота, реже от сказанного, но, несмотря на текущие метаморфозы, Архип Архипович воспринимал свою будничную жизнь, именно словом бред. Почему и откуда он взял это, и что чувствовал, с чем сопоставлял размеренный ход все быстрее уходящих от него дней и часов, но давно и прочно закрепил за собой перевернутое понимание, как себя самого, так и всего окружающего.

     – Пойду я Игнат. Кости ломит что-то. Может двинешь со мной, попробуем еще малость сообразить – поднявшись со старенького дивана, на такой же видавшей виды веранде, произнес Архип Архипович.

     – Нет, Архип, иди уже, не томи душу. Сейчас моя бабка заявится, начнет причитать. Уйду совсем с дерьмом съест – ответил Игнат Иванович.

     – Как знаешь, мое дело предложить.

     – Так ты ничего конкретно не предлагаешь, а так, может, что сообразим. Где соображать? В долг мне Клавка не нальет, сам знаешь и тебе тоже.

     – Что сразу Клавдия. Пойдем к Фоме или, вот Рыжая борода, мне, как земля колхозу должен – уверенно предложил Архип Архипович

     – Это тот, что у Натальи квартирует. Глянешь на него, придурок, придурком. Идет борода вперед торчит и сам несется, так, как будто его кто ошпарил – засмеялся Игнат Иванович, разминая желтыми от курева пальцами очередную сигарету.

     – Чудаковатый мужичок, ничего не скажешь. Ты еще не все про него знаешь – Архип Архипович снова присел на продавленный диван, рядом со старинным другом.

     – Помнишь Архип – начал Игнат Иванович.

     – Давай затем с этим помнишь. Пойдем к бороде, денег возьмем, а тогда уже и поговорим по душам – возразил Архип Архипович.

     – Мы с тобой уж сорок лет, как все по душам – вновь засмеялся Игнат Иванович.

     – Не переживай, чувствую, что уж недолго нас осталось по душам лясы точить.

     – Опять завел старую пластинку. А вот помнишь Саньку, как он тогда деда Василя изображал. Теперь может, кто нас с тобой изображает.

     – Нет, Игнат, им сейчас до нас дела нет. Прошли те времена, когда все в одном мире существовали. Кануло хорошее время в небытие – грустно не согласился Архип Архипович.

     – Ну, пойдем тогда – поднялся с дивана Игнат Иванович, суставы в его коленях громко хрустнули.

     – Старость – не радость – изрек он, вместе со скрипом позвоночника, избитую поговорку.

     – Сем килограммив получается – приемщик, коверкая слова среднеазиатским акцентом, сообщал Рыжей бороде итог его визита в массе.

     – Давай еще раз взвесь, там больше на табло было – не согласился с первоначальной информацией борода.

     – Конечно больше был, я за грязь и ржавчин списываю – уверенно произнес приемщик.

     – Это где видано, чтобы там грязи столько было – бурчал Рыжая борода.

     – Такой правил, не хочешь, иди в другой мест – стоял на своем приемщик.

     – Ладно, давай – неохотно согласился борода.

     Приемщик отошел в темноту гаражного бокса. Через минуту вернулся с потрепанным кошельком. С помощью калькулятора умножил вес на цену и начал грязными пальцами отсчитывать скомканные бумажки.

     – Еще сейчас принесу – сказал борода, аккуратно пересчитав деньги.

     – Давай, быстр, скоро закрывай, я уже.

     – Подождешь, две ходки у меня еще – заявил Рыжая борода.

     – Э нет, завтра принесешь, последнее. Где добыл стольк добра?

     – Места нужно знать – расплылся в самодовольной улыбке борода.

     – Давай, быстр – произнес приемщик ему вслед.

     Торопить бороду и не было никакой необходимости. Он, отмеряя метры огромными шагами, выдувая из ноздрей струи воздуха и глядя на свои униформенные боты, быстро набрал крейсерскую скорость. Пыль поднималась, рядом бежала маленькая дворняжка, а через десять минут, борода с двумя сумками снова стоял возле азиатского приемщика.

     На этот раз Рыжая борода не стал вмешиваться в работу приемщика. Тот отложил в сторону несколько предметов, произнес.

     – Не пойдот.

     Борода и после этого не стал спорить, от того что и сам сомневался в цветметности данных изделий.

     – Ты что Андрюха, бабку Наталью обворовал – раздался голос Архипа Архиповича.

     Рыжая борода застыл на месте. Архип Архипович с Игнатом Ивановичем подошли к нему вплотную и, как ни в чем не бывало, поздоровались с ним за руку. А приемщик в это время повторял процедуру с отсчитыванием помятых купюр.

     – С половья, что ли с бабкой металл сдаете – добил Рыжую бороду, своим предположением Игнат Иванович.

     – Да, я думаю, сдам весь этот хлам, а затем бабке скажу. Обрадуется, она, деньги получив – покраснев, ответил Рыжая борода.

     – Первым делом, пойдет узнавать в какую цену принимают металл, а уже потом тебя оглоблей по спине отходит, чтобы не пакостил – засмеялся Архип Архипович.

     Рыжая борода мялся с ноги на ногу. Приемщик передал ему деньги.

     – Завтр заходи – сказал он и скрылся в темноте гаражного строения.

     – Что еще есть на завтра? – спросил Архип Архипович и тут же добавил.

     – Ладно, пойдем Андрюха, угостишь хорошенько стариков и дело с концом.

     – Пойдем, сам хотел предложить – обрадовался Рыжая борода.

     – К тебе пойдем? – спросил Архип Архипович.

     – Пойдем ко мне – смело предложил Рыжая борода.

     …Шкатулка из неизвестного металла, потемневшая от воздействия земли и времени, стояла на старом серванте возле небольшого телевизора. Рыжая борода приволок свое сокровище в дом, чтобы еще раз посмотреть странное содержимое, которое тянуло его к себе чем-то недоступным для понимания, но четким и сильным, мелькающим на задворках мозга подсознательно

     Очень давно, Рыжей бороде посчастливилось совершить две находки, и он прекрасно помнил этот таинственный прилив возбуждения перед неизвестным, загадочным. В те годы он еще не знал сексуального влечения, не маячила еще в его голове всепоглощающая алчность. Поэтому пережитое ощущение далекой тайны сильно ударило в его детское сознание.

     Нашел он в те далекие дни, две царские монеты – серебром. Искал полосатых червей, собираясь на рыбалку, а ему подвернулся волшебный отголосок давно ушедшего времени. Монеты были темные, покрытые непонятного свойства налетом. Он долго очищал их, тер и мыл. Приведя их в надлежащую форму, спрятал в коробке, где хранил очень много всякого барахла, которое казалось ему самым важным и ценным из того, что имеется в жизни.

     Прятать свое достояние долго ему не удалось. Однажды вечером он забылся, и в комнату тихо вошел отец. Андрей не услышал его и увидел рядом с собой, лишь когда почувствовал его присутствие.

     – Откуда это у тебя? – спросил отец.

     – Нашел – честно ответил, он тогда.

     Лицо отца было опухшим от слишком частого употребления спиртного. Кожа топорщилась глубокими морщинами, а карие глаза уже давно впали в глубину глазниц. Рано поседели волосы, жесты были медлительны, слова спокойны.

     Одетый в старый кургузый пиджак и такие же брюки, он пришел с работы на три часа позже и должен был быть, привычно пьян, но сегодня вечером отец от чего-то выглядел абсолютно трезвым, и от него не исходил обычный для Андрея запах свежего перегара.

     Отец присел на кровать Андрея, протянул молча руку, и Андрей отдал ему две драгоценные монеты. Отец недолго рассматривал их. Андрей думал, что он сейчас вернет ему монеты назад, сказав что-то вроде.

      – ‘’Здорово сынок’’.

     Но он сказал совсем другое.

      – Андрюша ты понимаешь, что такие вещи не принадлежат тебе.

     – Но папа, я их нашел – ответил тогда Андрей, но уже при этом почувствовал волну наползающего странного испуга, который опережая время на самую малость, подсказывал Андрею, что сейчас, тяжелая, темная ладонь папы сомкнется, унося с собой самое дорогое, что есть у него сейчас.

     К голове прилила кровь, она же непривычно застучала в районе висков. Напряжение нарастало, давило приближающейся истерикой, которая имела в себе рвущиеся наружу слезы. Отец от чего-то долго молчал, его лицо, как казалось, ничего не выражало. Андрей попытался дополнить.

     – Папа я нашел их не у нас во дворе – хотелось этим обозначить, что это чужие монеты, но на отца его попытка не подействовала.

     – Сынок, я заберу монеты. Так лучше будет и мама тебе то же самое скажет – тяжело с не наигранной грустью, сказал отец.

     Слезы в одно мгновение преодолели последний рубеж и маленькими капельками покатились по детским щекам.

     – Сынок не плачь. Ты молодец, сделал хорошее дело, найдя монеты. Теперь наша с мамой очередь, решить, что с ними делать.

     Слезы продолжали бежать. Истерика отступила от Андрея, так и не начавшись. Отец ушел, забрав монеты. Андрей не заметил, как уснул в ту трагическую для него ночь. Монеты исчезли из его жизни, так же неожиданно, как и появились. Зато надолго врезались в его сознание четкие воспоминания об этом вечере, об уставшем и трезвом отце, горящим тусклым, чуть заметным с расстояния прожитых лет, светильником на фоне слегка зеленоватых обоев, на которых в изящной форме помещались красивые сплетения из неизвестных цветов, их листьев, их побегов…

     …Через год, может немного меньше ему повезло снова. Погода в тот день испортилась через час после того, как сама же начала радовать, появившимся на голубом небосводе солнцем. Ветер вроде начал интенсивно по-хозяйски разгонять, застрявшие со вчерашнего вечера, стягивающие собою все вокруг, тучки. Андрей еще несколько раз подумал, стоит ли ему идти на рыбалку, но у него в двух местах уже сутки стояли драгоценные, сплетенные из алюминиевой проволоки – корчажки. И это предрешало все. Даже если бы дождь начал накрапывать с самого утра, то он все равно бы пошел, только оделся наверняка теплее.

     Пройдя больше километра по круговой дороге, он вышел через густые заросли высокой, пахучей травы к берегу небольшой речки, которая, как и полагается, несла свою воду к более крупной реке. Получилось, что он немного ошибся или сбился с предполагаемого курса. Место, где находилась первая корчажка, находилось или справа от него, или слева. Он же оказался у крутого берега. Спускаться здесь было невозможно, и тем более не имело смысла, так как обманчивая своей глубиной вода подходила к самому отвесу земли. Андрей пытался сообразить в какую сторону ему идти, но долго не мог принять решения. Наконец-то убедив себя, что нужно вправо выше по течению. Если бы он был здесь – ниже, то вероятнее всего запомнил бы это место. Логическое рассуждение не подвело Андрея, и через пять минут он вышел на место, где ожидала его долгожданная рыболовная снасть.

     Улов оказался совсем небольшим. Два окуня и один красноперый, толстый чебак. Андрей покидал рядом с местом установки корчажки, удочку. Один только раз колыхнулся на воде поплавок. Погода к этому времени, как раз окончательно и обманула его. Ветер очистил небо, но не для удовольствия, а лишь для того, чтобы нагнать другие тучи, куда более грозные, черные и они не замедлили заняться привычным для себя делом. Мелкие, тонкие, но заметно холодные капли дождя стали оседать на одежде. Прозрачной слезой образовываться на зелени широких листьях папоротника. Через десять минут полностью намокла трава снизу. Андрей решил, что нужно скорее изымать вторую снасть и идти домой.

     Искать на этот раз было ненужно, так как он сейчас отлично знал, где стоит вторая снасть, и лишь пожалел о том, что поставил ее так далеко от первой. Пропитанная влагой трава мгновенно намочила его старенькие брюки, проникла в черные резиновые сапоги. А дождь все усиливался, и, к неудовольствию Андрея, ветер старательно помогал дождю. Он обдувал мокрую одежду холодной струей воздуха. Андрей старался пробираться, как можно быстрее, но, все же остановившись у спрятанной веревки, почувствовал, что сильно продрог.

     Улов и в этот раз не порадовал Андрея. Один окунь и два чебака, только меньше того, что оказался в первой ловушке. Он разложил, все свое по местам, прицепил корчажки на спину и двинулся в сторону дома.

     Сделав десяток шагов, Андрей соскользнул на размытой от дождя земле, скатился назад, очутившись одной ногой в холодной речной воде. Еще через мгновение, он начал подниматься из неудобного положения, но в метре от себя он увидел странный предмет. Первая мысль, что рукоятка пистолета игрушечная, пропала, не успев зацепиться в сознании. Подобным образом могла выглядеть, только настоящая рукоятка, настоящего пистолета.

     Находка уничтожила в одно мгновение: дождь, ветер, тучи, грязь на мокрых штанах, озноб, и вместе с этим всем, заставила забыть об алюминиевых корчажках, и не самом большом улове.

     Андрей вытащил пистолет системы наган, который к удивлению неплохо сохранился. Конечно, чтобы эта штука вернулась к своему прежнему назначению, нужно было бы постараться настоящему умельцу, но и в таком виде с предстоящей очисткой, находка была потрясающей.

     Андрей, представил лицо своего друга Витьки. Оно было пухлым с многочисленными веснушками, и оно на глазах Андрея менялось, от выражения удивления к гримасе непреодолимой зависти.

      – ‘’Дай мне его Андрюха. Я тебе два рубля дам за него’’.

     – Никаких рублей и отцу на этот раз не покажу – произнес Андрей, выбравшись по скользкому склону на промокшую грунтовую дорогу, изрядно поросшую серой, от дождя травой.

     Вода хлюпала в сапогах. Несмотря на то, что Андрей, выбравшись наверх первым делом, вылил влагу из сапог. Вероятно, что она скопилась в носках, выжимать последние он не стал и в приподнятом настроении, переходя на легкий бег, пустился в сторону дома, не обращая внимания на все не прекращающийся дождь.

     Хорошее настроение продержалось всего неделю. После Андрея ждало разочарование, еще куда большее, чем с серебряными монетами.

     Витька, как и полагал Андрей, канючил. Хотел выменять пистолет, еще он с завистью смотрел, как Андрей очищает свою находку от пыли и грязи. Вместе они держали в руках приятную тяжесть и, конечно, размышляли, о том, как оружие оказалось на берегу обыкновенной речки затерянной между леса, покосов и полей. Обязательно его оставил там умирающий от ран красный командир. У него кончились патроны (узнать есть ли в пистолете хоть один патрон они не могли, от того что не крутился барабан) Ночью жители деревни похоронили красных героев, но не заметили пистолет, ни они, ни белые каратели, когда смеялись над телами убитых героев.

     Далеко тогда был Андрей от переустройства собственного мозга с помощью перестроечных инъекций, которые привели его, в конечном счете, к поискам утраченной коровы. Хотя уже и в те годы он впитал в себя пьяные рассказы отца об этой самой корове. Только вот в те годы он просто собирал в свою небольшую голову, непонятную для себя информацию и, еще верил в незыблемость пионерской истины, не отставая в этом от своих товарищей. Особенно стыдно было бы ударить в грязь лицом перед пухлым Витькой, который, несмотря на свое телосложение, мнил себя не меньше, чем главным коммунистом в их округе. Делал при этом многозначительное лицо и даже упросил свою бабку, чтобы она перешила ему кожаную куртку, под его размер. Откуда взялась кожаная, потертая куртка в их обычной крестьянской семье, оставалось неизвестным, поскольку предки Витьки хоть и без всяких оговорок, поддерживали зарю новой эпохи, но комиссаров и чекистов, вроде в их рядах не было.

     Тогда казалось, что эта неделя длилась, как минимум пару месяцев, но неделя есть и будет неделей и в самом ее конце, случилось неприятное событие. Андрей, конечно, затем винил в этом Витьку, тот клялся всеми известными способами в своей непричастности, – пришлось поверить. Вряд ли кто станет разбрасываться столь серьезными словами, хотя маленький, противный осадок все же остался в глубине. И даже спустя много лет при воспоминаниях этой банальной истории в сознании Андрея появлялся этот гадкий осадок, а с годами он лишь усиливался, от того, что клятвы Витьки, казались, очевидно, лживыми, ушедшие годы делали черное дело и святая, простенькая правда становилась изощрённой, мерзкой, продуманной, хитрой – ложью.

     Они сидели во дворе. Пистолет лежал на уличном столике совершенно открыто. Неожиданно отворилась калитка, которая, вроде, была заперта на засов. Перед Андреем с Витькой появился местный участковый, вечно пьяный, с лошадиным лицом, беззубым ртом и лукавыми, гадкими глазенками, – такими, как будто он украл весь колхозный комбикорм и сейчас боится, что кто-нибудь все же осмелиться указать на него пальцем.

     – Вот это дела мальцы – участковый увидел пистолет и оказался возле него, быстрее, чем Андрей с Витькой успели закрыть открытые от неожиданности рты.

     – Откуда – это? – грозно спросил участковый, на Андрея пахнуло противным запахом самогона с добавлением давно не чищенных гнилых зубов.

     – Я нашел – промямлил Андрей.

     – Где нашел? – противный участковый уселся на доску, служившую во дворе скамейкой.

     – На речке, когда корчажки снимал – честно признался Андрей.

     – А я думал, это твоего дедули, по наследству, значит перешло.

     Тогда от этих слов внутри Андрея неприятно кольнуло. Он вспомнил пьяные речи папеньки на темно-грязной кухне их дома, где мелькали, то сам дедуля, то корова.

     Андрей ничего не ответил. Витька и вовсе смотрел в землю, не подавая признаков жизни.

     – Что делать будем, партизаны, контрики – засмеялся участковый.

     Он был крайне неприятен. Помимо внешнего вида с неопрятной формой, ему было уже под шестьдесят лет и, кажется, что он был фронтовик, но уважения не внушал.

      – ‘’У фрицев служил’’ – подумал тогда Андрей.

     Ребята продолжали молчать. Участковый закурил папиросу, несколько раз сплюнул желтой слюной на землю. Андрей посмотрел на его ногти, они были желтые, и как две капли воды походили на растекшийся по земле плевок. Еще помимо желтизны, отчётливо запомнилась форма его ногтей, они были удлиненные, какие-то скошенные.

     – Отец, когда дома будет? – спросил участковый, сделав очередную, глубокую затяжку.

     – Не знаю – ответил Андрей.

     – На рыбалке что ли?

     – Нет, ушел куда-то.

     – Ну, хорошо, знаю, где его искать – сказал неприятный участковый, поднялся с доски и забрав с собой пистолет, журавлиными шагами пошел в сторону дома дяди Гриши, лучшего друга папеньки.

     Что было вечером того же дня, Андрей вспоминать не любил. Он не мог оправдаться, его вина была не в том, что участковый изъял ржавый пистолет (как сказал папенька), а в том, что он ничего не сказал о пистолете родителям. Папенька в тот вечер, наказав его, очень сильно напился. Шатался по дому, говорил сам для себя многочисленные проклятия, относящиеся ко всему, что происходит в доме, деревне и во всей стране советов.

     Много воды утекло за прошедшее время в маленькой речке, текущей среди леса, полей, перелесков. Может совсем рядом с местом, где нашел Андрей свой пистолет еще и лежали его собратья: винтовки, пистолеты, обрезы, гильзы – а может, уже и нет. Ребята были недалеко от истины, предполагая происхождение находки. Летом девятнадцатого года в этом месте действительно был тяжелый бой. Между партизанами и отрядом белогвардейцев. Больше двадцати человек остались там навсегда, а те, что уцелели с обеих сторон не собирались хоронить товарищей, и естественно не побеспокоились о брошенном оружии. Партизаны, пробив спасительную брешь, двинулись, чтобы укрыться в соседней деревне. Солдаты, получив дезинформацию, от местных о том, что в их тыл вошли свежие партизанские формирования, поспешили покинуть это место, чтобы соединиться с основными силами, под командованием полковника Зубова.