Текст книги "Проверка на любовь"
Автор книги: Андреа Семпл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
Глава 32
Если бы все это происходило в кино, то по сюжету на улице бы шел дождь. Не тот мягкий и спокойный, к которым мы привыкли здесь, в Лондоне. Нет, сейчас бы на нас обрушился настоящий тропический ливень. А те несчастные, которые забыли прихватить с собой зонтики, теперь бы разбегались в потоках воды, прикрывая головы газетами. Ну а я сама шла бы сквозь завесу этого невероятного дождя, ничего не замечая вокруг, до ниточки пропитываясь водой и своим горем.
Но это не кино. А даже если и так, то это кино не про меня.
Мое состояние души никак не подействовало на местный климат. Все так же светит солнце, дует легкий ветерок. По узкой ленте голубого неба между крышами незатейливым узором разместились ватные облачка, словно они были там всегда, с начала сотворения мира.
Какой-то праздный гуляка, глупо улыбаясь, чуть не врезается в меня на тротуаре. Впрочем, он сегодня не одинок. Мне кажется, что весь район Ноттинг-Хилл нынче надел на лица золотозубые ухмылки. И вот так у меня проходит то, что может оказаться последней солнечной субботой в этом году.
Дездемона, чтоб ее!..
Я понимаю, что мои выводы могут быть не совсем верными. Остается вероятность и того, что Люк говорил мне правду. Ну, что та девушка, с которой он мне изменил, совершенно мне незнакома, так же, как, собственно, и ему самому. Я понимаю и то, что сами они наверняка никогда не признаются в том, когда именно начали встречаться. Эту тайну они скорее всего раскроют только в том случае, если к ним будет применено какое-нибудь хитроумное средневековое орудие пытки, специально созданное для того, чтобы причинить человеку самую страшную физическую боль. Но это тоже нереально. Где мне взять такое орудие?
Да тут и не требуется никаких серьезных доказательств. Я и так уже знаю, что Люк был мне неверен так же, как сейчас Дездемона оказалась неверной по отношению к Алексу. То есть получается, что сейчас Люк сознательно встречается с ней, прекрасно понимая, что творит. Он в курсе всех событий, и догадывается, что за всем этим стоит. И то, как долго они встречаются, теперь уже совсем другой вопрос. Вы тоже можете догадываться о том, когда все это началось, но мне видней, потому что теперь я поняла, что знаю немного больше, чем вы.
Например, мне известно то, что Люк ходил к ней на встречу еще за два месяца до своего страшного признания. Но это было, могу поклясться, самое невинное свидание. Он сказал мне, что ему нужно взять у нее интервью, он хочет написать статью о рынке вакансий в области высоких технологий. И хотя статью он так и не написал, у меня не возникло тогда никаких подозрений. Да и почему я должна была ставить под сомнение его честность? У него нередко получалось так, что именно его материал отвергали в самую последнюю минуту. Но вот теперь, заново воскрешая в памяти события, я смотрю на них немного по-другому. Мне становится интересно, что именно они тогда обсуждали вдвоем? Неужели их связь началась как раз после того интервью?
Возможно. Не исключено. Ну, я не знаю.
Вот вам и Люк. То вы видите его насквозь, то он опять становится непроницаемым. Теперь я понимаю, что от этого лживого изменника можно ждать чего угодно. Абсолютно чего угодно.
Правда, я сама не сильно отличаюсь от него.
Вот, скажите, куда я сейчас направляюсь?
И почему никак не могу остановиться?
Ближайшая станция метро находится в противоположной стороне. Но я продолжаю неумолимо приближаться к той самой заветной бирюзовой двери. Разве это хорошая затея?
Конечно, нет. Я повторяю это про себя несколько раз, но тем не менее решительно нажимаю на кнопку звонка. А в общем, мир полон не слишком хороших затей, почему именно я должна составлять исключение? Я пребываю в шоке. Меня травмировали душевно. Я ничего не соображаю. Вот так примерно звучат мои оправдания, и я тоже не забываю вбивать их себе в голову.
Сейчас для меня существует только один человек, которого я хочу видеть, и находится он вот за этой дверью. Я знаю, что он там. Я чувствую его. Он всегда имел место в моей жизни, верно? Ведь это он первым признался мне и сказал: «Я люблю тебя». Раньше всех других, включая Люка и Сайраджа. И тем более задолго до всех этих одноразовых вариантов. Мой первый бывший. И при всем этом я его совершенно не знаю.
Но если уж на то пошло, получается, что я не знала и Люка. И, как уверяет меня Джеки, знать другого человека не так уж и здорово, и значение познания друг друга человечество сильно преувеличило. Я знаю, как он выглядит. Это, наверное, самое главное. Эти приятные черты лица, которое с годами стало только чуть шире. Брови, которые теперь разрослись и стали гуще. Нижняя челюсть – она теперь выглядит более мужественно. И вот именно это лицо теперь постоянно возникает перед моим мысленным взором. Лицо взрослого, самостоятельного человека. Уверенного в себе. И он словно манит, завлекает меня.
Но когда он открывает мне дверь, ему словно снова только что исполнилось шестнадцать лет. Нервно подергивающиеся губы, беззащитные глаза… Все то, что я помню о нем, каким-то образом вернулось к нему, отбрасывая меня во времени на много лет назад.
– Спасибо, что зашла сюда, – просто произносит он. Вернее, он даже не успевает договорить эту фразу, и при слове «сюда» я впиваюсь губами в его губы и отталкиваю его внутрь квартиры.
– Марта! – Он начинает задыхаться. – Подожди!
Но я не слушаю его. Я прижала его к стене, и его голова неудобно упирается в стеклянную рамку репродукции Миро, повешенной в коридоре.
– Мы не можем…
– Но мы уже это делаем.
И эта страстная борьба губ продолжается. Господи, как он умело целуется! Такое впечатление, что последние девять лет он только этим и занимался, и за что потом получил степень доктора. Такая нежность и одновременно такая глубина! Теперь и не вспомнить о той технике, которую мы в шутку называли «рыбка в стиральной машине». Теперь он целуется по-взрослому. Нет, это, конечно, еще не тонко продуманные и спланированные поцелуи возмужавшего человека, но тем не менее они горячие, нетерпеливые и напряженные. Мои глаза закрыты. Но вот я на какую-то долю секунды приоткрываю их. Времени хватает как раз для того, чтобы уловить, как напряжено его лицо: оно преисполнено боли, страдания и наслаждения.
Я осторожно, не отрывая своих губ, веду Алекса в гостиную, он неуклюже пятится. Пока добираемся до диванчика, мы уже наполовину раздеты. Все следы сопротивления окончательно испарились.
Но тут я повсюду чувствую присутствие Дездемоны. В каждом предмете. В телевизоре, сосновой тумбочке у окна, в динамиках, стеклянном журнальном столике, ковре и даже в самом диванчике. Словно это безмолвные свидетели нашего преступления. Каждая вещь, как мне кажется, способна будет потом ей все рассказать. Вся комната стоит на ее стороне.
Но мне наплевать. Сейчас мне действительно все равно. Похоже, что Алекс полностью разделяет мое состояние. А ведь для него это значит куда больше, чем для меня. Да, он высказал мне свои сомнения, но он же еще ничего не знает.Он не видел того, что пришлось созерцать мне.
Конечно, я могла бы рассказать ему обо всем прямо сейчас. Он мог бы узнать о том, что Люк и Дездемона в эту минуту, вдоволь насладившись сексом, лежат на ковре и с упоением курят, получая удовольствие от каждой затяжки.
Однако все произойдет именно так, как задумала я. Я должна убедиться в том, что он все делает сознательно, имея на то свою причину (будь она справедливая или нет). Что он хочет переспать со мной, а не просто делает все это только ради отмщения.
Может быть, ради мести так поступаю я одна?
Именно этот вопрос почему-то начинает терзать меня, в то время как Алекс убирает руку с моей груди и проводит ею по ноге, а затем начинает снова пробираться вверх. Я задыхаюсь и осыпаю его поцелуями, что ему, по всей видимости, очень нравится.
Однако, нет. Все не совсем так. Вернее, совсем не так. Я не буду притворяться и внушать себе, что он делает это все не из-за Дездемоны. Конечно, она сыграла тут не самую последнюю роль. Частично она тоже причастна к его измене. Может быть, именно поэтому у меня в голове сейчас заиграла мелодия из «Рокки»? Да-да-да-а-а…
Ну а почему же я решила, что мы сейчас делаем нечто лучшее, чем они? Наверное, потому, что у нас это получается более реально и искренне.
Итак, все дело в Дездемоне. И в Люке. И конечно, я просто замкнулась на Алексе. Но тут еще надо учитывать появившуюся для меня возможность все начать заново. Не говоря уже о том, что я живу только лишь в настоящем времени, так пусть природа берет свое. Но больше всего сейчас меня волнуют, конечно, эти глаза: манящие, позволяющие мне окунуться в них с головой.
И хотя мы еще полураздеты, мы уже готовы для секса. Его рука скользит между моих ног, доходит до основания копчика, и ему тоже все становится понятно. Вот я чуть отодвигаюсь, он убирает руку, и я опускаюсь прямо на него.
Я чувствую, как он вошел в меня, и только теперь меня посещает странная мысль: а ведь Дездемона в любую минуту может вернуться. Она окажется здесь, в комнате, и мы ее даже не услышим. И тогда Другая Женщина встретится лицом к лицу с еще одной Другой Женщиной. Вот я сейчас открою глаза и увижу, что она стоит рядом, готовая убить нас. Точно так же, как недавно хотелось это сделать мне самой.
Но тут в моей голове звучит голос Джеки: «Ну, какой ты назовешь лучший способ уйти из этого мира? Смерть всадницы!» Вот это будет оргазм так оргазм!
Я смотрю на Алекса и вижу, что он тоже пребывает в вечности настоящего момента. Он сосредоточен на своем удовольствии, своем и моем тоже. Теперь я осознаю, что он успел усовершенствоваться не только в поцелуях. Этот парень действительно способен на многое. Он сумеет состряпать настоящую бурю чувств, тем более что все ингредиенты здесь присутствуют. Мини-поездка девятилетней давности сменилась банкетом чествования компании Мишлен, а я только сижу и наслаждаюсь подаваемыми мне блюдами.
«Ах, если бы это чувство могло продлиться, – размышляю я, – если бы оно не проходило, и каким-то образом сохранилось навсегда. Если бы только существовал способ запечатать его в волшебном сосуде, а потом откупоривать его и понемногу пользоваться содержимым всю оставшуюся жизнь. Если бы только…»
Когда все заканчивается, я вижу в его глазах сожаление. Он еще находится внутри меня, но лицо его морщится. И он начинает всхлипывать.
– Что я натворил? – вопрошает Алекс, как будто и в самом деле не знает, что здесь только что произошло.
– У нас с тобой только что был чудесный секс, – говорю я. – У тебя и у меня, – повторяю, чтобы он не подумал, будто ослышался.
– Я ненавижу себя, – медленно произносит он.
– Ну что ты, – я стараюсь говорить беззаботно. – Ты, конечно, умеешь улучшить девушке настроение.
– Нет, дело не в тебе, Марта. Ты сама все понимаешь. Ты была потрясающа, – бормочет он. – А вот я… – хлюп – собираюсь – хлюп – жениться. – Он поднимается, скручивает презерватив со своего еще не обвисшего члена и одевается.
– Мне это известно, – самодовольно киваю я. – На Дездемоне.
Глаза его затуманиваются. Он начинает открыто паниковать:
– Она может вернуться в любой момент.
– Нет.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает он, заворачивая использованный презерватив в очень большую салфетку.
– Ну, а где же она сейчас, по-твоему?
– Она… в магазине, наверное.
– Ходит и рассматривает витрины, прикидывая, что нужно купить? – подсказываю я, но он не замечает моей иронии.
– Ну, да. Именно так. – Он исчезает в ванной со свернутой салфеткой в руке. Я надеваю джинсы и футболку. Слышен звук спускаемой воды в унитазе. Алекс снова возникает передо мной.
– Ты мне говорил, что в последнее время она только этим и занимается.
– Чем?
– Разглядыванием витрин.
– Да-да, верно… – Он вытирает глаза и старается побыстрей успокоиться. – И вот теперь я ей верю. По-настоящему верю.
В воздухе повисает самый главный вопрос, и, чтобы решить все окончательно, я его озвучиваю:
– Ты ее любишь?
Он молчит. Серьезный вопрос подразумевает такой же серьезный ответ. В конце концов, любовь – штука непростая. Она настолько сложна, что у древних греков для обозначения ее существовало целых девять слов. Наверное, им было проще разобраться в своих отношениях. А вот мы сократили ее название до шести букв, и поэтому скорее всего теперь на каждом шагу сталкиваемся со всевозможными проблемами.
– Я женюсьна ней.
– А ты ее любишь?
И снова тишина. Он смущен. В этот момент до него скорее всего доходит, что женитьба и любовь все же не синонимы.
– Ну, если бы я ее не любил, разве бы я на ней женился?
Он произносит это так, что сомнений у меня не остается: он сам этого не знает.
– По-всякому бывает.
– Правда?
– Правда, – авторитетно киваю я.
– Ну, тогда тем более не знаю.
Вот это я и хотела услышать. Мне нужно было убедиться в его сомнениях, в его неуверенности. Не потому, что мне хочется, чтобы Дездемона получила то, чего она заслуживает, а просто мне не хочется причинять Алексу душевной боли. Мне хочется защитить его, оградить от неприятностей, и в то же время я хочу, чтобы он узнал всю правду. А вообще-то, если хорошенько подумать, это одно и то же.
Я прикуриваю сигарету, последнюю в пачке, и глубоко затягиваюсь.
– Пошли отсюда, – предлагаю я.
– Зачем? И куда?
Там, на улице, две машины сердито гудят друг на друга.
– Поглазеем на витрины.
Глава 33
Я не собиралась ничего ему рассказывать. По какой-то непонятной причине мне захотелось, чтобы он увидел все своими глазами. Так же, как пришлось об этом узнать мне. Все в полном цвете. Он должен был все увидеть, услышать, обонять и прочувствовать, как это вынесла я всего час назад.
Но как только мы выходим из квартиры, я начинаю сомневаться в своем решении. Не исключено, что увидев такую картину, он окончательно потеряет рассудок. Конечно, мне приятно представить, что он сломает Люку нос, но это только в мыслях. А как будет на самом деле? Наверное, меня это не слишком обрадует.
Поэтому, когда Алекс второй раз интересуется, куда же мы все-таки направляемся, я сразу признаюсь.
Тогда он спрашивает:
– А зачем?
Вот здесь мне приходится замедлить шаг и сказать ему:
– Ты оказался прав.
Этот ответ озадачивает его так, словно я общаюсь с ним на латыни.
– Насчет Дездемоны, – поясняю я. – Ты оказался прав.
– Что ты имеешь в виду? В чем я был прав? – Его перепуганные мальчишечьи глаза подсказывают мне, что он сам, может быть, и не желает слышать всего того, что я собираюсь ему рассказать.
– Дездемона кое с кем встречается, – говорю я, стараясь быть объективной и непредвзятой. Алекс шумно вдыхает воздух, словно пытается проглотить мои слова.
– Что ты имеешь в виду? – И хотя эта информация его полностью сражает, он все же понимает, что по улице, кроме него, еще ходят другие люди, а потому старается сохранить присутствие духа.
– Ну, ты говорил мне, будто подозреваешь Дездемону в измене. И теперь я подтверждаю, что ты оказался прав. Так оно и есть.
– Но тебе-то откуда об этом знать?
– Я ее видела.
– С другим мужчиной?
– С другим мужчиной.
– Что ты имеешь в виду?..
– Алекс, выслушай меня. Я видела, как Дездемона, твоя Дездемона, делала то, что делали недавно мы с тобой на диванчике, с другим мужчиной.
– К-каким еще другим мужчиной?
Наверное, мне не надо было всего этого затевать, в конце концов. Может быть, надо было так и оставить его в неведении, но зато с чувством вины. Хотя нет. Вопреки общему мнению, неведение как раз и не является никаким блаженством. Неведение – это несчастье, которое вот-вот произойдет. Эдакая бомба замедленного действия.
– С моим бывшим.
Я наблюдаю за тем, как эта новость начинает свое путешествие по его лицу. Сначала она достигает бровей, и они сдвигаются и морщинят кожу на переносице. Затем она попадает в глаза, распахивает веки и расширяет зрачки. Последним реагирует рот – нижняя челюсть чуть ли не отваливается.
– Неужели ты… хочешь… сказать…
– Боюсь, что так.
– Это Люк?
Я чуть заметно киваю.
– Нет, нет, нет, нет. – Алекс перешел на шепот.
– Я только что видела их.
– Где?
– У Люка.
Он замолкает и погружается в раздумья:
– Но ведь мы… скоро… поженимся. – Эти слова обращены не ко мне. Сейчас Алекс только лишь произносит вслух свои мысли.
– Алекс, послушай меня. Если ты просто хотел на ней жениться, зачем тогда вызывал меня на встречу и рассказывал мне о своих сомнениях и подозрениях? Почему нам захотелось сделать то, что мы с тобой сделали? Ты ведь знал давным-давно, что у нас с тобой ничего не получилось. А насчет Дездемоны у тебя были сомнения уже с самого начала. Правда?
Пожалуйста, скажи, что так оно и есть. Пожалуйста, я не хочу, чтобы получилось так, будто это я все вам испортила и расстроила вашу свадьбу.
Но, как мне кажется, ответа мне не получить. Похоже, он вообще не слышал моего вопроса. Он сражен. Тогда я снова заговариваю с ним, на этот раз более строго:
– Алекс, вы собирались пожениться. Да. И это была бы Самая Большая Ошибка, совершенная в твоей жизни. Разве не так? То есть, Алекс, приди в себя и подумай об этом хоть одну минутку. Уж если ты так сильно любишь Дездемону, как хочешь показать, то какого черта ты только что занимался сексом со мной, учитывая, что ты меня практически не знаешь? То есть почти не знаешь? Я видела тебя только один раз без Дездемоны. Подумай об этом. Это могла быть и не я, а кто угодно другой. Это уже не так важно. Вот в чем дело.
На этот раз мои слова возымели на действие. И хотя он сознает, что находится на шумной городской улице, он не может сдерживать себя, еще немного – и он расплачется.
– Нет, тут все важно. И я правда любил Дездемону.
Я не могу не заметить, как он напрягся.
– А теперь?
Он смотрит на меня так, будто перед глазами у него все плывет, как в тумане:
– Не знаю.
Мы ускоряем шаг.
– Прости, что я тебе все это рассказала. Так было надо.
– Не извиняйся. – Он снова останавливается и задает мне вопрос, на который мне бы очень не хотелось сейчас отвечать:
– Ну а если бы ты их сегодня не видела вместе, тогда то, что произошло между нами, случилось бы вообще когда-нибудь?
Я быстро перебираю в уме возможные варианты ответов:
Да, конечно. Это произошло бы в любом случае.Нет, слишком откровенная ложь.
Нет, конечно, нет. Ни за что бы я ничего подобного не совершила.Нет, а вот здесь слишком много правды.
Возможно. Кто знает? Если, конечно, ты бы тоже этого захотел.Слабо, невыразительно. Ни то ни се. И тогда я выпаливаю:
– Честно говоря, я не знаю. Но мне бы этого хотелось.
Вот в чем заключается успех. В умении ничего не испортить и не усложнять и без того нелегкую ситуацию.
– Но, Алекс, ты уверен, что нам все-таки следует туда пойти?
Я зачем-то задаю ему этот вопрос, хотя заявиться к Люку первоначально было исключительно моей идеей.
– Конечно.
И что же мы видим, когда заходим в квартиру? Выражение «все получилось не так, как я предполагала» как можно точнее подходит к данной ситуации.
Поначалу мне показалось, что Алекс вообще никак не реагирует на происходящее. То есть совершенно никак. Он просто стоит и воспринимает то, что видит, словно отделен от этого какой-то невидимой преградой. Ну, как будто он наблюдает данную сцену через одностороннее зеркало. Затем он как-то неестественно и странно начинает кивать. Похоже, мысль у него примерно такая: «Понятно, значит, вот оно как».
– Марта! (Это выкрикивает Люк.)
– Алекс! (А это уже исходит от Дездемоны.)
– Но как же так? Как вы попали сюда? – Люк тяжело дышит, и как мне кажется, это не только от того, что он в шоке.
Я вынимаю руку из кармана и покачиваю связкой ключей у него перед носом:
– Можешь забрать их, – говорю я и кидаю ключи прямо в него.
Алекс, до сих пор не произнесший ни слова, разворачивается и идет к выходу.
– Алекс, подожди! – Лицо Дездемоны являет собой настоящее произведение искусства, картину «Крик», если быть точной. Это водоворот паники, выраженной в ее раскрытой пасти. Кстати, весь солнечный блеск ее кожи и румянец на щеках тоже куда-то исчезли, как будто смытые водой. Она лихорадочно напяливает на себя одежду, и Люк старается от нее не отставать.
Я следую за Алексом к двери, мы спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Очутившись на свежем воздухе, он резко разворачивается, так, что мы с ним оказываемся нос к носу.
– И что ты обо всем этом думаешь? – спрашиваю я, изо всех сил пытаясь определить его настроение. Мне кажется, что он пребывает в полном замешательстве, его разрывают противоречивые чувства: праведный гнев и что-то еще…
– Я… я не знаю. – И чтобы пояснить свой ответ, добавляет. – Много чего думаю.
В этот момент я сознаю, что чувствую себя просто омерзительно.
Чего я пытаюсь добиться, зачем я привела его сюда? То есть ради кого и ради чего я все это сделала? Для Алекса? Не надо себя обманывать, Марта. Ну, хорошо, может быть, он пребывал в каком-то непонятном состоянии тогда, на диване, но все же… Кому все это было нужно в первую очередь?
Прежде чем он успевает ответить мне что-либо вразумительное, Люк и Дездемона выскакиваются на тротуар, продолжая одеваться прямо на ходу. На другой стороне улицы прогуливается мужчина с ребенком, пристегнутым к животу, и делает вид, что совершенно не обращает на нас никакого внимания, хотя пялится исключительно в нашу сторону.
Алекс поворачивается к Дездемоне. В какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он очнется и, как Отелло, придушит ее прямо здесь.
Но ничего подобного не происходит.
И уж тем более он не собирается ломать нос Люку. Вместо этого он искусно переводит свои эмоции «на медленный огонь» и начинает говорить, используя в своей речи фразы, напоминающие названия песен:
– Как долго все это длится? Не желаете поделиться информацией?
Дездемона и Люк отвечают одновременно:
– Неделю (это говорит Дездемона).
– Три месяца (Люк).
Три месяца.Попробуем мысленно вернуться назад.
– Мой день рождения, – вслух вспоминаю я. Танцзал «Фабрик». Там-то они вдвоем неожиданно и потерялись.
– Послушайте, давайте обойдемся без сцен, – предлагает Дездемона. Это заявление странно слышать от женщины в одной туфле, с торчащим из-под мышки лиловым бюстгальтером. – Алекс, прошу тебя, дорогой. Я люблю тебя. Я люблютебя. Я люблю тебя.Прошу, Алекс, пойми, прошу.
Алекс смотрит на нее и не может поверить:
– Да, очень похоже на правду, Дез, не так ли? – И тут его, наконец, прорвало: – Вот что я думал, познакомившись с тобой. Господи, как же безграничны запасы любви и преданности у этой девушки! Она, конечно же, очень любит меня. Так я решил. И как же мне повезло, что я женюсь именно на ней, на той самой, что только что держала во рту член какого-то придурка.
– Эй-эй, полегче, – жалобно бормочет вышеупомянутый Придурок.
– Но, Алекс, насрать мне сто раз на этого гребаного Люка. Я люблю тебя.
Глаза Люка вылезают из орбит:
– Что ты сказала?!
– Да брось ты, Люк, ты самый несчастный ублюдок на этой земле.
– Но ты мне говорила…
Вот это уже лучше.
– Что? И ты мне поверил? Неужели ты решил, что я брошу Алекса ради тебя? Спустись с небес на землю. – Слова Дездемоны звучат, словно звонкие пощечины, и лицо Люка искажается от боли. – Ты искренне поверил, что я предпочту тебя ему? – Невольно я обращаю внимание на ее голос, вернее, на интонацию. Она изменилась или, скорее, стала прежней, такой, какой была у Дез еще в школьные годы.
– Нет. Скорее всего тебе хотелось нас обоих. – Голос Алекса приобретает относительное спокойствие.
Дездемона делает неловкий, спотыкающийся шаг, едва не вляпываясь в собачье дерьмо. При этом ее светлые волосы, подхваченные порывом ветра, поднимаются почти вертикально.
– Неужели ты не видишь, неужели ты не понимаешь, что дело вовсе не в Люке. И дело не в тебе. А дело в… а дело в… – Так и не сообщив нам, в чем же действительно дело, Дездемона поворачивается ко мне, и ее ледяные голубые глаза замерзают окончательно.
– А тебе, твою мать, небось нравится все это, да? Увидеть все это. Хотя бы, твою мать, разок в твоей гребаной жизни такое было, твою мать?
Как ни странно, я в жизни не слышала, чтобы Дездемона сквернословила, даже в школе. А тут в течение пяти секунд она трижды вспомнила мать и еще кое-что. Неплохо, мать твою!
Дездемона выдохлась и заткнулась. Зато Люк, отвернувшись от нас, приступил к самобичеванию («О глупец, глупец, какой же я глупец!» – почти нараспев повторяет он, словно трагик в любительском спектакле.)
И тогда, словно подстрекаемая ненавидящим взглядом Дездемоны, я начинаю выкладывать ей все факты.
Факт первый. Она утащила у меня моего бой-френда в мой же день рождения (нехилый подарочек, не так ли?)
Это плавно перетекает в Факт второй: к разрыву отношений между мной и каким-то Придурком.
Факт третий. Она решает выйти замуж за Алекса, продолжая трахаться за его спиной.
Факт четвертый. Она всякий раз демонстративно утирала мне нос, описывая свою фантастическую – мать ее! – жизнь, и даже пригласила стать у нее на свадьбе подружкой.
Затем следует Факт пятый. Она упорно продолжает свои игрища, хотя уже поломала жизнь троим.
Факт шестой, факт шестой…
Я уверена, что существует еще что-то, просто сейчас это не приходит мне в голову. Да это и неважно. Пяти фактов хватает по самые уши. Дездемона хранит молчание. На какой-то миг мне кажется, что лед в ее глазах вот-вот растает. Я ненавижу ее. Конечно же, ненавижу. И наверное, ненавидела всегда. Так же, как она ненавидела меня. И все это скрывалось за ширмой нашей «дружбы». Все это оказалось фальшивкой, так же, как и ее неестественно голубые глаза.
И теперь, когда я гляжу на ее растрепанные волосы, футболку, надетую второпях задом наперед и лиловый бюстгальтер, валяющийся у ее босой ноги – я начинаю понимать, что таковой Дездемона и является на самом деле. На животном уровне. И хотя чувство ненависти к ней я продолжаю испытывать, оно смешивается уже с чем-то более мягким. Не жалостью, конечно, но чем-то похожим.
– Все кончено, Дез. – Голос Алекса рассекает воздух, как невидимый меч, разрубая Дездемону на мелкие кусочки. – И не из-за тебя с Люком, а из-за меня с Мартой.
Что?
– Что? – одновременно вырывается у Люка и Дез.
Алекс с убедительным запинанием продолжает:
– Дело в том… что… Я и Марта… Марта и я… м-м-м… мы любим друг друга. – Затем он делает два шага по тротуару, останавливается передо мной на расстоянии для поцелуя и, подмигнув мне так, чтобы нашей онемевшей аудитории этого не было видно, запечатлевает закатно-солнечный поцелуй на моих губах.
Я отвечаю ему в том же духе и заключаю его в объятия. Мы являем собой классическое клише страсти и любви.
– Ах ты, сучка! – взвизгивает Дездемона. – Подлая блудница! (Это она вынесла еще с той поры, когда мы любили цитировать Шекспира.)
А-а-а! Я чувствую, как мою голову оттаскивают от лица Алекса. Та самая женщина, которая недавно просила обойтись без сцен, теперь схватила меня за волосы и трясет, как сошедший с ума кукловод – марионетку. Черт! А ведь это дьявольски больно!
Алексу каким-то образом удается освободить меня от ее по-школьному дикой хватки. Вырвавшись из ее цепких рук, я замечаю, что на другой стороне улицы собралась уже толпа зевак. Очевидно, публика решила, что присутствует на съемках «Джерри Спрингер Шоу».
– С тобой все в порядке? – заботливо интересуется Алекс.
– Да, – отвечаю я, потрясенная физически, но не сломленная морально.
Ну пожалуй, хватит, а то вас, наверное, уже тошнит. На лицах Дездемоны и Люка застыло такое выражение, будто их вот-вот вывернет наизнанку прямо на тротуар.
– Пошли отсюда, Марта, – заявляет Алекс, хватая меня за руку. Мы уже уходим, когда Алекс оглядывается и бросает через плечо: – Мы будем вас навещать.
Уже сворачивая за угол Монтано-стрит, я тоже оглядываюсь, и Люк ловит мой взгляд. Он молча смотрит мимо смешанной с грязью Дездемоны, и в глазах его читается вопрос, на который у меня не найдется ответа.
Их уже не видно, а мы продолжаем идти, держась за руки.