Текст книги "Проверка на любовь"
Автор книги: Андреа Семпл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава 29
Что же мне так необходимо именно сейчас?
Я могу вам сказать точно. Сначала мне нужно услышать успокаивающий голос Фионы, когда я нажму на кнопку переговорного устройства у двери ее подъезда. Затем мне потребуется увидеть ее лицо, идеальное во всем и преисполненное дружеского тепла. Мне нужно рассказать ей о том, что произошло, а потом так же внимательно выслушать ее мнение. Мне нужно, чтобы она утешила меня и приободрила, а на десерт угостила чем-нибудь сладеньким.
Но я получаю совсем не то, чего хотела. Теперь-то я могла бы это предвидеть.
Голос, который я слышу у двери в переговорном устройстве, принадлежит вовсе не Фионе, а Стюарту. И даже стоя внизу, через потрескивание и посторонние шумы, я улавливаю, что там, наверху, что-то случилось. Я сразу поняла это.
– Стю, это я.
– Впускаю.
Когда я добираюсь до лестничной площадки, где живет Фиона, сердце у меня падает.
Здесь наверняка произошло что-то ужасное.
Как правило, у психологов не хватает времени, чтобы развивать в себе шестое чувство. Кроме того, они говорят, что человеку и пяти вполне хватает. Экспериментально было доказано, что это действительно так. Но сейчас я сомневаюсь в этом. Конечно не в данный момент, не теперь, когда я начинаю пробираться в какое-то темное и неведомое пространство. У меня возникает какое-то неприятное ощущение, граничащее со страхом, и кожа покрывается мурашками.
Дверь открывается, и я вижу Стюарта, вернее, кого-то или что-то, что находится внутри Стюарта.
– Что такое? Что тут произошло? Где она? – я сыплю вопросы один за другим, не дожидаясь ответов.
Я вхожу в квартиру, и Стюарт отстраняется, давая мне дорогу. По гостиной как будто прошлось торнадо. Все предметы либо разбиты, либо валяются на полу. Либо и то и другое сразу. Словно в программе криминальных новостей.
Жирная черная земля из цветочных горшков с юккой мрачными шрамами пересекает блестящий паркет гостиной. Сами растения и черепки валяются рядом с торшером (который, в паре с телевизором, уцелел здесь среди полного разгрома).
Высокая подставка для CD-дисков опрокинута, так же, как и громоздкий самодельный книжный шкаф. У моих ног валяется экземпляр «Как иметь то, что вы хотите (и хотеть то, что вы имеете», с обложки голливудской улыбкой скалится автор. Другие книжонки из серии «Помоги себе сам» и справочники по психологии разбросаны вперемешку с землей и осколками стекла.
– Какого…
Мне страшно. Мои мысли мелькают, как строчки из репортажа в «Дейли Мейл».
«Я являюсь свидетельницей последствий беспощадной кражи со взломом, – проносится у меня в голове, – предпринятой бандой молодежи, у которой от героина заклинило мозги, и они искали средства для добычи новой дозы наркотиков». Однако, немного поразмыслив, я прихожу к выводу, что это не так. Ничего не пропало. Все, конечно, перевернуто, но остается в пределах квартиры.
И тут до меня доносится какой-то странный звук. Какое-то тихое страдальческое поскуливание. Оно исходит из спальни. Что-то внутри меня переворачивается, я испытываю приступ тошноты. Кажется, с того момента, как я переступила порог этого дома, прошла уже целая вечность, и я попала в параллельную вселенную. На самом деле я здесь всего несколько секунд. Десять, не больше, если уж быть до конца точной.
Пошатываясь, я направляюсь в спальню, следуя за молчаливым Стюартом, и понемногу картина событий начинает проясняться. Плач-поскуливание исходит от Фионы. Она лежит на кровати, поверх одеяла, лицом вниз, и откровенно рыдает. Волосы ее, всегда причесанные и аккуратно уложенные, теперь растрепаны. Сама Фиона одета в один халат.
Поняв, что в комнате присутствую я, или просто осознав, что тут есть кто-то посторонний, она пытается успокоиться. Я вижу и слышу, как она сдерживает себя, все глубже зарываясь лицом в одеяло. Тем не менее у нее пока что ничего не получается – слезы продолжают душить ее.
– Фи, это я, Марта. – Она ничего не может еще мне ответить, и я вопросительно смотрю на Стюарта. Его глаза тоже на мокром месте.
– Что тут произошло? – негромко спрашиваю я.
Я уже представляю, что это могло быть, и все же его ответ бросает меня в дрожь:
– Карл, – гневно выдыхает Стю. – Это все натворил Карл.
Правда, его короткая фраза не до конца проясняет ситуацию, и тогда Фиона, немного успокоившись, садится на кровати. Увидев ее лицо, я невольно вздрагиваю, из моего рта вылетает сдавленный вскрик.
Лицо ее изуродовано.
Куда исчезла матовая мягкость ее кожи? Пурпурный синяк у левого глаза и розовый шрам на щеке. На лбу красуется больничная повязка, один глаз совсем заплыл.
Но самое страшное – то, как она смотрит на меня. Нет, это не она, во всяком случае, это не тот взгляд, к которому я так привыкла. Ее глаза, вернее, один глаз, тот, который еще способен что-то видеть, выражает смирение, будто он устал притворяться. Фиона кажется мне далекой и какой-то нереальной. Глядя на опущенные, скорбно застывшие уголки ее рта, я начинаю думать о том, что она больше никогда не сможет улыбаться.
Я подхожу к ней и неуклюже забираюсь на кровать. Я обнимаю ее, а она опускает голову мне на плечо. Я очень осторожно держу ее, как драгоценный предмет, который может разбиться при одном неверном движении.
– Прости, – почти беззвучно шепчет она. – Прости меня.
Я печально гляжу на массажную щетку на тумбочке, ту самую щетку, которой столько раз приходилось играть роль микрофона. Перед моим мысленным взором возникает другая Фиона: она все на той же кровати, но она задорно поет под пленку-видео, стараясь подражать мимике Элвиса. Меня одолевает чувство ностальгии, и я кусаю губы, чтобы не расплакаться самой. Вот что может наделать с человеком предмет, который мы с ней почти что «одушевили».
В комнате повисает напряженная тишина, но уже через некоторое время Стюарт начинает рассказывать, что же все-таки у них тут произошло.
– Это все он. Прибежал, как полоумный, избил ее, потом разгромил всю квартиру. Проклятый наркоман!
Я вижу, что Стюарта трясет от страха и гнева одновременно, пока он говорит мне все это. Фиона поднимает голову и вытирает слезы.
– Когда ты сюда пришел? – спрашиваю я Стюарта, стараясь говорить спокойно.
– Спустя полчаса после того, как все это случилось. Мне позвонила Фи, и я тут же примчался.
В течение десяти последующих минут он уже посвящает меня во все подробности этой жуткой истории, а Фиона иногда поправляет его, а время от времени просто издает нечеловеческие стоны, от которых кровь стынет в жилах.
В общем, дело было так. (Я постараюсь быть объективной и не приукрашивать события.) В начале недели Фиона неожиданно обнаружила, что Карл тайно снимает деньги с ее банковского счета и тратит их на кокаин. Она и раньше знала, что у него еще существует «проблема» с этим делом, но не представляла себе, какой размах она может принять. После нашей вечеринки она решилась поговорить с ним начистоту. Как вскоре выяснилось, Фиона совершила непоправимую ошибку. Карл разъярился, и в приступе злости сначала разнес всю квартиру, а потом переключился и на Фиону. Он схватил ее за волосы и швырнул на пол. Несчастная женщина поднялась на ноги. Голова у нее кружилась. И она еще не до конца понимала, что происходит. Но этим Карл не ограничился. Он поволок ее (опять же за волосы), через гостиную на кухню. Здесь он ударил ее и истерично захохотал. Фиона плакала и умоляла пощадить ее. Тогда он снова ударил ее, и она, отлетев в сторону, сильно стукнулась о плиту. Фиона опять очутилась на полу, а кухня ходила ходуном у нее перед глазами. В этот момент Карл расстегнул ширинку и достал свой пенис. Он собирался изнасиловать ее, но, к счастью, почему-то передумал.
Когда Фиона позвонила брату, тот находился в пабе: расслаблялся после рабочего дня. Стю прибыл к сестре через двадцать минут и сразу же принялся упрашивать ее пойти с ним сначала в больницу, а потом в полицию. Она приняла душ и на врача все же согласилась, хотя сразу же наотрез отказалась заявлять на Карла в полицию. Фиона до сих пор уверена в том, что это лишь усложнит ее положение. Ей сделали перевязку, и медицинская сестра в больнице сказала ей, что больше ничего делать ей не нужно, поскольку ее травмы – так уж получилось! – поверхностные.
Час назад Фиона со Стюартом вернулись домой.
Стюарт уже успел оправиться после шока. Он устроился рядом с сестрой и, нежно поглаживая ее ногу, выглядит озабоченно и рассерженно одновременно.
Теперь надо решить кое-какие вопросы. Например, с квартирой. Где Фионе ночевать сегодня и как поступить с Карлом?
– Все будет хорошо, – стараюсь я успокоить подругу, и мои слова кажутся мне какими-то жалкими и ненастоящими. Мне даже кажется, что ответ повис в воздухе, и он настолько же очевиден, насколько и противоречит моему утверждению.
Никогда у нее с Карлом уже ничего хорошо не будет. Никогда.
Глава 30
Я никогда не могла понять, что же такого Фиона нашла в Карле. Это, конечно, не означает, что в нем вообще не было ничего особенного, просто я не сумела эту изюминку разглядеть. Но и сама Фиона, очевидно, видела его только с одной стороны.
В психологии существует такой термин, как «эффект гало». Один человек выбирает какую-то черту характера в другом человеке и рассматривает всеего поведение только исходя из этой одной черты, отчего оцениваемый становится либо полностьюположительной личностью, либо полностьюотрицательной. Разумеется, такое происходит очень часто среди влюбленных. Поэтому некоторые люди и утверждают, что, влюбившись, ты лишаешь себя возможности узнать этого человека получше.
И то, что он сделал, – то, что он натворил неделю назад, конечно, Фионе было особенно трудно пережить из-за все того же «эффекта гало». Теперь Карл стал для нее чужим и далеким. Наверное, его поступок был тяжелейшим преступлением, за которое его, к сожалению, никто судить не будет.
Полиция вообще ничего не узнала о случившемся, и теперь уже вряд ли когда-нибудь узнает. Мы со Стюартом пытались убедить Фиону вызвать полицейских, мы умоляли ее. Но она вбила себе в голову, что этим только ухудшит свое положение. Правда, мне такой аргумент был совершенно непонятен. Тем не менее она осталась непоколебима в своем решении.
Фиона переехала к Стюарту. Впрочем, и этого она могла не делать, поскольку квартиру с Карлом они снимали на абсолютно равных правах.
– Здесь для меня остается слишком много воспоминаний, – объяснила она. – Слишком много.
Итак, теперь она обитает там, где располагаются знаменитые ангары Уайтчапела. Ее окружают образы Келли Брук и Анжелины Джоли, которыми увешаны стены в комнате Стю.
Сейчас мы втроем находимся в спальне ее братца. Затхлый запах, который я хорошо помню, все еще царит здесь, хотя сейчас его немного забивает мускусный аромат дезодоранта «Линкс».
– Я уверена, что ты могла бы пожить у Джеки. Она поймет и войдет в твое положение, если я ей все объясню…
– Нет. – Фиона мотает головой. – Я не хочу, чтобы об этом знал кто-то еще. А мне пока что и здесь хорошо.
– Марта, в ближайшие три недели тут никого больше не будет, – поясняет Стюарт, развалившись на кровати – Джим и Уэбби (его товарищи по жилью) все еще отдыхают в Австралии.
– Но, послушай, Фи, неужели ты считаешь, что тебе здесь самое место? Кстати, Стюарт, пойми меня правильно и не обижайся. – Я оглядываю комнату, напоминающую хорошо сохранившийся «Завет тинэйджеровского тестостерона». Отовсюду на меня смотрят герои кинофильмов вроде тех, что в «Смертельном оружии», и крошки с «роскошными базуками».
– Все в порядке, – кивает она, посматривая на брата. – И потом, это единственное место, где я сейчас могу оставаться.
Лицо ее еще хранит следы нападения Карла. Правда, синяк почти рассосался, и повязку сняли, но у нее остается все тот же жалкий вид побитой собаки, признающей свое полное поражение.
Я понимаю, почему Стюарт так ждал возвращения Карла. Ему хотелось сразу же отомстить за сестру. Заставить страдать этого негодяя. Вышибить ему «его проклятые зубы до последнего». Но я, наверное, все же поступила правильно, что избежала этого столкновения. Я вовремя увела Фиону из квартиры и пригрозила Карлу, что если он только еще раз попытается приблизиться к ней, то о его похождениях будет немедленно сообщено полиции.
Всю последнюю неделю я как можно больше времени проводила с Фионой. Я пыталась беседовать с ней на самые разные темы, чтобы помочь ей поскорей все забыть. Но эта тактика не имела успеха. Да, человеку неопытному могло показаться, что с Фионой все в порядке. Она не плакала через каждые пять минут и не пялилась целый день в окно, а также не слушала «Смитс» и не цитировала Сильвию Плат.
Но она больше не поет караоке со своей щеткой-микрофоном. Она ни разу не произнесла свои знаменитые «чтоб меня волки съели» или, например, «яйценосные яйца». И она совершенно не улыбается. Во всяком случае той самой своей знаменитой улыбкой пресс-атташе. Иногда губы ее растягиваются, но такое выражение может появиться на лице разве что старой вдовы.
Другими словами, Фиона уже не та, какой была раньше.
Но изменился и Стюарт. Я смотрю на него и не узнаю. Он вырос и поумнел всего за одну неделю. Похоже, забота о сестре сделала его мудрее. Он стал более цивилизованным, что ли. Например, теперь он называет меня по имени, тогда как раньше пользовался всевозможными кличками и прозвищами (Мартс, та самая Сеймор и так далее).
Да, и самое главное: он стал наливать пиво в стакан!
Конечно, перемены малозаметные, но я думаю, что они имеют весьма большое значение.
Разумеется, история с Фионой повлияла и на меня. Не скажу, чтобы я кардинально изменилась, но на некоторые вещи я стала смотреть по-другому. Я стала понимать то, что в мире существуют и другие вещи, кроме как трахаться с тем, с кем не стоило бы. Кроме того, кокаин пусть лучше употребляют инспектора дорожного движения, если им так хочется. И образ Люка с другой женщиной стал не таким болезненным. Теперь я больше переживаю за Фиону, вспоминая, как жестоко и несправедливо поступил с ней Карл.
Ей пришлось куда хуже!
Когда такое случается, тут уж нельзя рассчитывать на то, что все пройдет и поправится. Никаких улучшений быть не может. Никогда.
Я стала многие вещи видеть ясней. Например, теперь мне совершенно ясно, что не существовало никогда тысячи Люков. Он был всегда один-единственный, тот самый, которого я любила.
Тот, с кем мы постоянно обменивались шутками, когда ходили по магазинам раз в неделю.
Тот, кто частенько говорил «чушь собачья», а потом еще и добавлял, «верно?» чтобы получить подтверждение своему мнению.
Тот самый, который охранял меня во время сна.
И он мне изменил.
Но может быть, я немного несправедливо рассуждаю? Не исключено, что Джеки тоже в чем-то права. Возможно, мужчины остаются верными, когда им не предоставляется выбора. Ну, конечно, я имею в виду немного другое, а не то, на что намекала Джеки.
Вот, посмотрите на Алекса. Симпатичный парень. Нет, он отличный парень. Самый лучший. Однако то, что я являюсь субъектом, а не объектом, его измены, не меняет сути дела. И, если быть честной до конца, когда я впервые увидела Алекса после столь долгого перерыва, я тоже не отличилась верностью. Хотя бы мысленно. И хотя «мысленный секс» намного безопасней секса реального, он остается таким же грязным. Итак, Марта Сеймор, пора делать выводы и расставлять все по своим местам. Время прощать (Люка) и забывать (Алекса).
Меня ждет реальный мир. А находится он на расстоянии поездки в метро.
Глава 31
Последний раз, когда я приходила сюда, меня переполняла уверенность, что больше ноги моей не будет в этой квартире. Вы, наверное, тоже это помните. Я тогда забрала свои пожитки, поэтому у меня не оставалось повода снова сюда возвращаться. Но это было тогда.
С запозданием в целых два месяца я все же решаюсь последовать своему же совету и еще раз все обговорить с Люком. Понимаете, хотя я все время повторяла примерно те же слова своим читательницам, я сама почти не верила себе же. Мне казалось, что жизнь должна быть черно-белой. Оказывается, она гораздо сложней и, как правило, многоцветна, как хороший фильм, отснятый на пленке «Техниколор».
Люк вставил в окно новое стекло.
Я пытаюсь рассмотреть что-нибудь, стоя на тротуаре. Но у него в квартире опущены жалюзи. Может быть, его там и нет. Сейчас половина пятого. Да, не исключено. Надо было бы ему сначала позвонить, как он мне советовал.
Ну, и черт с ним. Так или иначе, я уже здесь.
Я перехожу улицу и нажимаю на серебристую кнопку, рядом с надписью «Квартира № 2». Ответа нет. Обратите внимание на то, что это мог быть некий знак свыше. Так бы, во всяком случае, сказала Фиона. Она бы посоветовала мне отступить и вернуться домой. Перенести встречу на другой раз.
Ключи. Мои ключи. У меня ведь осталась связка ключей от этой квартиры. Когда я писала ему прощальную записку, я как-то даже не вспомнила о том, что надо бы оставить ему и ключи. Он их и не просил, а потом все как-то забылось само собой. Не исключено, что он о них уже и не помнит.
Я вынимаю ключи из кармана и открываю входную дверь. Она захлопывается за мной с громким металлическим лязгом. Итак, я пришла и стою в холле. Тут присутствует все тот же знакомый запах: дешевое дезинфицирующее моющее средство, смешанное с ароматом дорогих духов. Слева на стене – ряд почтовых ящиков. Из ящика Люка торчит целая пачка коричневых конвертов, скрученных в рулон. Лифт стоит на первом этаже, тишина. Я решаюсь просмотреть его почту.
В основном это счета и разный рекламный мусор. Послание из «Интернет Плэнет», возможно, чек. Конверт от общества студенческих займов, который почему-то смотрится очень сердито. Вот и все. Сама не знаю, чего я ожидала здесь увидеть. Любовное письмо от мисс Икс, запечатанное ее поцелуем? Нет, надо взять себя в руки и собраться с мыслями.
Я запихиваю конверты обратно и поднимаюсь по лестнице. Здесь мне снова мерещится Люк, совершенно голый и отчаянно повторяющий мое имя. Я улыбаюсь. Добираюсь до лестничной площадки. А вот и его дверь. Та самая, которую мне приходилось отпирать и запирать, наверное, тысячу раз.
Я медлю и переминаюсь с ноги на ногу на знакомом бежевом ковре. Оглядываю себя со всех сторон: как я одета. Я старалась и подбирала себе костюм так, словно мне было все равно, во что облачиться для такой встречи. Обычная футболка и джинсы. Я слегка поправляю волосы и стучусь.
В этот момент сердце мое начинает бешено колотиться. Люк дома. Это я знаю наверняка. Я чувствую его запах. Теперь в любую секунду до меня могут донестись его шаги. Вот сейчас он повернет ручку двери и окажется передо мной. Он раскроет рот от удивления, но ему все равно будет приятно видеть меня. Нет-нет, надо контролировать себя и ни в коем случае не произнести какой-нибудь ерунды, вроде: «Я люблю тебя, Люк. Я прощаю тебя, возьми меня назад, или я умру одинокой и печальной старушкой».
Что ж, это прозвучит довольно жалко. Я явилась сюда, чтобы серьезно с ним поговорить, вот и все. Мы с ним оба далеки от совершенства, вот и решили разобраться в своих отношениях. И ничего более. Но мне почему-то хочется, чтобы наша беседа значила нечто большее.
Я повела себя достаточно глупо. Я приняла поспешное решение, и упрямо продолжала придерживаться его. В результате я чуть не лишилась работы, чуть не расстроила свадьбу своей подруги. Но и этого мало. Я сама стала превращаться в какую-то сексоголичку. Я должна быть вместе с Люком. То есть он и сам, кажется, не против. Так что же нам мешает вновь вернуться друг к другу?
Но к двери так никто и не подходит.
Моя натянутая улыбка гаснет.
Я уже собираюсь повернуться и уйти, но тут до моего слуха доносятся звуки музыки, несущиеся откуда-то из глубины квартиры. Я снова стучусь, и вновь не получаю ответа.
Вот черт! Но ведь я не зря сюда приходила!
Используя ту же извращенную логику, с которой героини фильмов ужасов решают выяснить, откуда доносится страшный вопль, я сую ключ в замочную скважину и решительно поворачиваю его.
Меня сразу же оглушает музыка. Это Принц, песня «Когда плачут голуби», причем какая-то новая аранжировка. Я даже и не знала, что у Люка есть такая запись. Вот дерьмо! Может, он уже сам съехал отсюда? Никогда он так громко в квартире музыку не включал.
Меня охватывает какое-то нехорошее предчувствие.
– Люк! Люк, это я.
И снова никакого ответа. Наверное, он не слышит меня из-за музыки. Я топаю дальше по квартире. Миную ванную и заглядываю направо. Тут его нет. Тогда я всматриваюсь в приоткрытую дверь спальни. И здесь никого.
И в этот момент я слышу этот ни с чем не сравнимый звук, перебивающий гитары и синтезаторы восьмидесятых – это мяуканье, смесь стонов, преисполненных наслаждения.
Дверь в гостиную чуть приоткрыта, и щель не шире большого пальца. Я отступаю и смотрю внутрь комнаты. На подоконнике горят две свечи, отчего вся гостиная озаряется приятным золотистым светом. Сердце стучит так, что я начинаю за него опасаться. Я нервно сглатываю и меняю позицию, чтобы мне стала видна вся комната целиком. В коридоре темно, и меня не будет видно тому, кто сейчас находится там, в гостиной. Вот книжный шкаф, знакомые плакаты на стенах и декоративные пепельницы.
Вон оно! Та самая картина, которая прежде возникала только в моем воображении, теперь разворачивается передо мной во всей своей жестокой красе. Люк лежит голый на полу с другой женщиной. Той самой Другой Женщиной. Она наклонила голову, ее угловатое тело расположилось верхом на Люке, и она мчится куда-то бешеным галопом. Но вот она запрокидывает голову, и я имею возможность разглядеть ее лицо. Я не могу сдержаться, из моего горла вырывается вопль. По крайней мере, я сама слышу его достаточно отчетливо. Я вижу эти ледяные голубые глаза, и застываю на месте, не в силах шевельнуться. Вот она снова роняет голову, и начинает издавать Дез-ДЕМОН-ические стоны.
Поначалу я просто стою в полумраке коридора и ничего не могу понять. Моя голова попросту отказывается мне служить. Я пытаюсь сообразить, что же все это означает, словно пытаюсь разглядеть скрытый рисунок на плакате «Мэджик-Ай».
Я вижу Люка.
Я вижу Дездемону.
Люк находится внизу.
Дездемона находится наверху.
В это время рука Люка тянется к глубокой тарелке: той самой черно-белой тарелочке, из которой я всегда ела свои кукурузные хлопья с орешками. Вот его пальцы высовываются из тарелки, с них капает масло, и я сразу же улавливаю запах. Что-то очень знакомое. Лаванда? Лаванда с имбирем? А вот и бутылочка из-под масла валяется на полу, почти рядом со мной. Все ясно: это иланг-иланг. Но Люк никогда не верил в эффективность ароматерапии!
Это невероятно.
Такая знакомая и родная рука Люка теперь касается правой груди Дездемоны. Он обмазывает эфирным маслом ее сосок, затем его рука скользит по ее спине и переходит на ягодицы.
Что это со мной творится? Почему я до сих пор продолжаю стоять здесь и наблюдать за этой порнографией ужасов, происходящей наяву? За этим буйным аромасексом? Но я ничего не могу с собой поделать. Мои ноги будто примерзли к полу. Меня терзают противоречивые чувства. Мне одновременно хочется уйти отсюда и ворваться к ним в комнату, чтобы выдрать все ее блондинистые волосы до последнего с ее поганой блондинистой головы.
Перебивая смешанную какофонию сексуальных стонов и криков плачущих голубей, в моей голове раздается голос. Это очень старая запись: «Марта, расслабься». И потом еще, на более высоких тонах: «Это была всего лишь шутка. И даже если получилось не совсем смешно, разве я виновата, что оказываю на парней такое воздействие?»
Но пока этот голос снова и снова повторяет одни и те же фразы в моем мозгу, а смотрю на Люка и вижу, как сморщилось его лицо от этого агрессивного наслаждения. Физиономия у него более оживленная, чем была когда-либо во время секса со мной. Может быть, эти тщательно выбритые щеки и бархатистый подбородок и кажутся мне такими знакомыми, но более ничего. Все остальное изменилось. И сама комната тоже.
Разумеется, все те же плакаты в стиле «кич» и мебель «модерн» продолжают оставаться на своих местах. Но та отрицательная энергия, которую я почувствовала еще в свой прошлый визит сюда, теперь стала переполнять воздух. И все вокруг теперь мне кажется омерзительным в этом неестественном свете. Отныне эта невидимая война стала для меня очевидной.
…расслабься…
Я возвращаюсь взглядом к Дездемоне, словно наезжаю на нее кинокамерой, чтобы получить крупный план. В отличие от Люка, она все так же красива. Сейчас она пятерней проводит по своим роскошным волосам. Их тела как будто хорошо знакомы друг с другом. Видимо, это далеко не первое их свидание. И даже не второе.
Мой разум все еще отказывается верить увиденному.
Именно в этой комнате мы любили лежать на полу, как два ребенка, и играть во всякую детскую ерунду, а то просто щекотать друг друга до истерики или сражаться подушками. В этой комнате мы ели, пили и спали, ночь за ночью, в течение почти двух лет. Здесь мы сидели, обнявшись, вон на том крохотном диванчике, и часами смотрели видеофильмы или дурацкие новости по четвертому каналу.
И никаких свечей у нас при этом не было. И тем более эфирных масел. И уж сколько раз мы спокойно обходились без секса.
Я снова оглядываю пол. Их одежды нигде не видно. Значит, это не спонтанный секс. Выходит, у них все было запланировано заранее. Эта тарелка, музыка, да и сама атмосфера. Не удивлюсь, если увижу сейчас где-нибудь поблизости свежую клубнику и кубики льда. И это у них продолжается уже давно. Что бы она ни наплела Алексу, ей нужно было придумать отговорку на целый день. Я уверена, что после того, как они насладятся друг другом, они немного отдохнут, перезарядятся и пойдут по новому кругу. В этом можно даже не сомневаться.
В этот момент, продолжая держаться «в своем седле», она вдруг слегка поворачивает голову в сторону двери, туда, где стою я. Ее глаза полузакрыты, а я стою в тени. Она тонет в море удовольствия. Но даже, учитывая все это, я чувствую, что на какую-то долю секунды, ей удается все же меня разглядеть.
Она не вздрагивает и не вскрикивает. Выражение ее лица остается все таким же: это взгляд победителя, пребывающего в состоянии экстаза. И снова я слышу этот голос пятнадцатилетней давности: «Любовь… преимущества… Начинает и выигрывает Дездемона». И вот она здесь и добивает меня своими спортивными достижениями.
Однако вскоре до меня доходит: она никак не может меня видеть. Меня обманывает мое собственное зрение. Я стою против света. Да и слышать они меня не могут, настолько громко грохочет у них музыка.
Но больше я здесь оставаться не могу. Я понимаю, что еще несколько минут – и я полностью потеряю над собой контроль. Да и Люк скоро должен выдохнуться. Неважно, как он старается продержаться подольше, очень скоро его «иланг-иланг» должен все-таки «выстрелить и разрядиться».
Я тихонько отступаю, продолжая наблюдать за этой парочкой, за тем, как поблескивает их золотистая кожа, а затем поворачиваюсь и ухожу. Когда я запираю замок, то слышу, что диск с песнями «Принца» закончился. И я покидаю эту квартиру под бурные крики, означающие их одновременный оргазм.
Дверь за мной захлопнулась, и я снова оказываюсь на свету. Теперь вниз по лестнице и скорей прочь отсюда, на улицу, на свежий воздух…
