Текст книги "Первый удар. Книга 3. Париж с нами"

Автор книги: Андрэ Стиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Что скажешь, Леруа?

На обратном пути в «Промочи глотку» они встретили одного за другим Клебера, Макса, Гиттона и Люсьена, которые направлялись в порт посмотреть на эсминцы…

– Нечего туда и ходить! Ты же видел: американские эсминцы! А что ты еще можешь узнать? Надо действовать, не теряя времени.

И вот неожиданность! У пивной стоит маленькая, легковая машина федерации партии. В дверях – Андрэ Дезирэ, первый секретарь федерации, и с ним какой-то совсем молодой товарищ, которого Анри не знает. С секретарем он хорошо знаком. Они часто встречались на собраниях – правда, раньше, до того, как Анри заменил Жильбера. Секретарю не больше тридцати лет, но в его присутствии Анри всегда овладевает некоторая робость. Второй товарищ, пожалуй, ровесник Анри.

Андрэ Дезирэ прежде всего по своему обыкновению спросил:

– Ну, как дела? – и только затем представил незнакомого товарища: – Поль Верье, член бюро федерации. – И положив руку на плечо Верье, добавил, как почетный титул: – Металлист с… – Анри не расслышал откуда. Ничего не поделаешь, придется потом разузнать.

– Ну, так как дела? – переспрашивает Андрэ Дезирэ. – Каково положение? Валяйте рассказывайте.

Все проходят в столовую пивной. Но Андрэ не из тех, кто любит устраиваться с удобствами; никогда не бывает, чтобы все спокойно уселись вокруг стола. Нет, не такой это человек – он из тех, кого называют живчиками. Моментально примостился на краешек стола, поставил ногу на перекладину стула, и совещание началось. Он умеет создать непринужденную обстановку. Вначале, когда он только появился, люди, бывало, не знали, как к нему обращаться, где у него имя, а где фамилия. Не разберешь! Говоришь Андрэ или Дезирэ и не понимаешь, по имени ли ты его назвал или по фамилии. Пробовали ставить впереди «товарищ» – все равно получалось нескладно. Однажды услышали, как кто-то назвал его Дэдэ, и все обрадовались – проблема была решена.

Анри, все же испытывая некоторую неловкость, – себя ведь не переделаешь, – коротко рассказал о событиях, без всяких комментариев, но ничего не опуская…

В Дэдэ есть одна черта, которая немного раздражает. Ты стоишь перед ним, обращаешься к нему, а он в это время беспрерывно чем-то занят. Руки у него никогда не лежат без дела. То он достает из карманов бумажки, разворачивает их, потом опять складывает, одну сует обратно в карман, другие разрывает на клочки и горкой кладет рядом с собой на стол… То отчеркивает какие-то места в газете, которая ему попалась на глаза… Сейчас он вынул записную книжку, изданную «Ви увриер»[3]3
  «Ви увриер» – еженедельная профсоюзная газета, орган ВКТ. – Прим. перев.


[Закрыть], и перелистывает ее, как будто ищет какой-то незанятый день. А если ты в этот момент остановишься, считая, что он тебя невнимательно слушает, он тут же, не поднимая головы, говорит:

– Да ты продолжай! Все в порядке.

Поль стоит рядом с Дэдэ, опираясь рукой на стол, и, глядя на Дэдэ, улыбается… И вслед за ним улыбаются все…

Ничего с Дэдэ не поделаешь. Это не от невнимания или безразличия. Наоборот. Но он именно так всегда и работает. Он должен делать несколько дел одновременно и все очень быстро, как наэлектризованный.

Несколько раз, отрываясь от записной книжки, он бросал взгляд на Робера, но так ничего и не сказал. Видно, решил отложить этот разговор.

Но вот Дэдэ закрыл записную книжку и, вместо того чтобы спрятать ее в карман, положил рядом с собой и прикрыл ладонью. Он поднял голову и, не отрываясь, стал смотреть в лицо Анри. Тот продолжал говорить.

Как сразу легко становится от этого взгляда! Оказывается – очень хорошо, что Дэдэ смотрит на тебя только теперь. Такое ощущение, будто в глазах Дэдэ за то время, что они были опущены на всякие бумажки, скопилось столько сил, и сейчас, когда этот взгляд устремлен на тебя, он одобряет, поощряет. Дэдэ слушает Анри еще внимательнее, чем раньше, и слушает именно глазами…

А ведь этот светлый взгляд, думает про себя Анри, может быть, обвиняет, прощупывает, выискивает, не забыл ли ты чего-нибудь, не скрыл ли. Анри внимательно присматривается. Нет, Дэдэ явно одобряет его и даже слегка кивнул ему головой, как бы догадавшись о его опасениях. И Анри стало легче говорить, ему все кажется более понятным, он тратит меньше слов и быстрее заканчивает.

– Ну что ж, по-моему все хорошо, – произносит Дэдэ с облегчением. Он встает и опускает вниз руку с записной книжкой. – Плохое начало не всегда можно исправить, но…

Дэдэ не удержался и снова откровенно посмотрел на Робера. Это вышло помимо его воли, и он тут же спохватился, как заметил Анри.

– …но, вы как будто… Да о чем говорить, задача перед нами огромная и труднейшая. Все мы дали захватить себя врасплох, все без исключения. Это должно послужить нам уроком. Сегодня наш порт стал местом, где враг решил провести испытание вещей, которые имеют в некотором отношении не местное, а мировое значение. Ну, хорошо, к этому мы еще вернемся. Не сейчас, с налета, и не здесь можно разрешить все эти вопросы. Но во всяком случае, если мы до сих пор недооценивали важность всего происходящего, то мы обязаны это сделать теперь. И главное – ни на секунду больше не упускать это из виду. А сейчас, как мне кажется, мы должны сделать из всего следующие выводы: во-первых, нельзя вести себя, как поплавки на воде, – то восторгаться, то впадать в отчаяние, то всплывать на поверхность, то уходить под воду. Из твоего рассказа, Анри, мне ясно: некоторые товарищи, а может быть и все, в какой-то момент слишком уж полны воодушевления, а через минуту вешают нос. Новое событие – и они опять окрылены. В общем все решает настроение. Другими словами, товарищи недооценивают важность событий. Нельзя на все реагировать с легкостью флюгера. Надо все время помнить, что ведешь серьезную, очень серьезную борьбу, товарищи. Взять хотя бы…

Дэдэ, положив на колено книжечку, раскрыл ее и разыскал там заметку, которую он только что сделал.

– Взять хотя бы… Прибытие американских эсминцев, скорее всего, действительно нам на руку, оно может свести на нет всю сегодняшнюю вербовку. Мы, несомненно, воспользуемся этим козырем. Да, скорее всего, это нам на руку… Но это не основание считать, что мы уже одержали победу. Никогда не следует недооценивать возможности противника. Мы сильны, и массы с нами – это верно. Враг ведет себя глупо, не считается с чувством национального достоинства, с самолюбием французов и, прежде всего, не учитывает, насколько у наших рабочих развито классовое сознание, – это тоже верно. Американцам кажется необъяснимым, почему во Франции столько коммунистов. Янки слишком самоуверенны. И ведут себя слишком заносчиво, так, словно хозяева тут они, а нас уже считают своей колонией. Но все это отнюдь не означает, что мы, со своей стороны, тоже можем делать глупости. Нельзя вести борьбу, считая, будто противник уже разбит. Наоборот, мы в любой момент должны быть готовы к новому удару, который никогда не явится точным повторением предыдущего. У врага каждый раз новые приемы. Нужно всегда помнить, что если мы что-то и упустили из виду, то противник все учтет. Вся их система на этом и основана. И даже если они что-то и проморгают, мы, со своей стороны, должны действовать так, будто они обо всем подумали, тогда мы всегда будем готовы к любым неожиданностям…

Дэдэ говорит очень просто, повторяя одни и те же слова, одни и те же обороты: «Это верно. Но это не основание… отнюдь не означает…» Они кажутся такими привычными, знакомыми, и Дэдэ от этого становится всем еще ближе, понятнее…

– Ну вот, возьмем хотя бы безработных. Вы подумали о них?

– Нет, ты прав, – откровенно признается Анри, обеспокоенно оглядывая товарищей.

– А враг, вероятно, о них подумал. Сколько раз он уже прибегал к этому средству. Наверно, их уже вызвали в порт или мэрию и сказали: или вы будете работать, или вам придется распрощаться с пособием для многодетных. Вы станете уже не безработными – а саботажниками.

– Разреши, Дэдэ, – прерывает Анри.

– Конечно, конечно.

– А вдруг их уже вызвали? Клебер, кто из безработных-коммун-истов живет поблизости?

– Пьерон, Куврер.

– Знаешь что, заскочи к ним, ладно? Спроси, не вызывали ли их случайно? Будем хоть, по крайней мере, знать.

Клебер, скрепя сердце, уходит. Ему очень хотелось дослушать Дэдэ, но долг прежде всего.

– Как мы могли забыть о такой важной вещи! В случае, если их на самом деле уже вызывали, нужно немедленно найти способ переговорить с ними, – волнуется Анри.

– Я как раз об этом подумал, – вставляет Робер.

– Ладно, там видно будет, – говорит Дэдэ. – Но вот вам новое доказательство того, что ни на минуту нельзя забывать о планах врага, надо всегда помнить – ничто не делается само собой, тем более противник у нас сильный. Ну ладно, это первое. Дальше. Второе, то, из-за чего, собственно, я к вам и приехал. Я хочу сказать, что, так как значение всего происходящего здесь выходит за рамки вашего порта, федерация приняла соответствующие меры. На завтра, на вторую половину дня, вы наметили демонстрацию? Очень хорошо. Но в организации движения должна принять участие не только ваша секция. Надо поднять на борьбу весь департамент, всех железнодорожников, рабочих других крупных центров, крестьян. Вопрос не только в проявлении солидарности с вами, это само собой понятно, но надо еще найти способ вовлечь в борьбу все население. Железнодорожники, например, могут… Ведь нет уверенности, что все горючее пойдет на местный склад… Я собираюсь написать этим же вечером статью для завтрашнего номера газеты, я просил поместить ее на первой странице. В «Юма», конечно, сообщат по телефону. Здесь речь идет о национальных интересах, и тот, кто не понимает этого, вообще ничего не понимает. «Юма» наверняка пришлет сюда своего корреспондента. К чему я все это говорю? Наши докеры должны понять – они не одиноки.

Эх, надо было мне сегодня утром об этом сказать, с сожалением думает Макс. Обязательно надо было. Ведь докеры, даже коммунисты, всегда опасаются, что они окажутся брошены на произвол судьбы. В самом деле, почему же Макс об этом не сказал? Пожалуй, потому, что и сам подсознательно думал так же, как его товарищи. Конечно, это вовсе не означает, что только слова Дэдэ переубедили его, до этого еще не дошло, но все же…

– Мне кажется, надо немедленно тиснуть об этом листовку, – не стесняясь, прерывает он Дэдэ, чтобы исправить свое упущение.

– Да, но для этого, – замечает Робер, – придется пойти… – он оглядывается по сторонам, нет ли посторонних, – к Люсьену. Повсюду кишмя-кишат охранники, и я решил спрятать профсоюзный ротатор. Они могли его у нас отобрать.

– А краска и все остальное? – интересуется Макс.

– Оставил там. Надо сходить в барак или же раздобыть в другом месте.

– Хотите, я этим займусь? – предлагает Макс.

– Ладно, – соглашается Анри.

– И текст тоже будет на мне?

– Пиши. Но учти: надо сказать не только о том, что мы не одиноки, об общей солидарности с нами и так далее, но вставить еще несколько фраз, объясняющих сущность предстоящей борьбы. Да, и не забудь подчеркнуть ту большую ответственность, которая лежит на нас, докерах. Не нужно впадать в другую крайность.

– Если хотите, я набросаю черновик, а потом мы все вместе обсудим? – предлагает приехавший с Дэдэ товарищ, тот самый Поль. Он тут же садится за стол и уже нащупывает ручку в верхнем кармане пиджака, совсем как птица, которая чистит клювом у себя под крылом. Дэдэ повернулся к нему и одобрительно кивнул головой: правильно.

Анри даже не находит нужным ответить. Поль – член бюро федерации, какие же могут быть возражения! Да и почему нет? Но Поль настаивает:

– Согласны?

– Конечно! Конечно, это будет неплохо, – отвечает Анри.

Макс уходит. Поль садится писать.

– Так вот, – продолжает Дэдэ, – на чем же я остановился? Ах, да, я говорил, что этот вопрос касается всей федерации. Ваша борьба имеет общенациональное значение. Но решающая роль в ней принадлежит порту. А порт – ваше дело, твое дело, – обращается он к Анри. – Сколько раз тебя попрекали: «Леруа занят только портом. Остальные ячейки секции заброшены, плетутся в хвосте». А теперь выходит, ты был прав. Особенно в такой момент, как сейчас. Если отбросить порт, что остается в секции? Ну, а порт ты знаешь лучше меня, лучше всех нас. Руководство федерации у вас под боком. Прибегайте к его помощи в случае надобности. Оно для того и существует. Но помните: у него нет вашего знания местных условий, и оно неспособно управлять кораблем так умело, как вы. Что скажешь, Леруа? – И Дэдэ легонько ткнул Анри кулаком в бок.

Анри тоже слегка толкает его в бок.

– Что ж, товарищ, попытаемся! – серьезно и глядя прямо в глаза Дэдэ, говорит он.

– Продолжайте в том же духе, – подбадривает Дэдэ. – Если тебе понадобится помощь, повторяю еще раз, дай нам знать. А для лучшей связи с нами мы решили выделить вам товарища из руководства федерации. Вот товарищ Поль Верье для того и приехал со мной. Ты не возражаешь, Анри?

– Нет.

Но Дэдэ все же пристально вглядывается ему в лицо, словно о чем-то догадываясь. Анри в самом деле в душе слегка взбунтовался, как будто к нему приставили надзирателя, который станет контролировать каждый его шаг. По правде говоря, он взбунтовался скорее против этой идиотской мысли, чем против присутствия Поля. Тот, когда о нем заговорили, тоже поднял голову и посмотрел Анри в лицо.

– Очень хорошо, – находит нужным добавить Анри под пытливыми взглядами Дэдэ и Поля. – Он сможет помочь нам советами. Очень хорошо.

Говоря это, Анри в то же время старается подавить в себе подозрение по отношению к Дэдэ. Не лавирует ли тот? Был ли он совершенно искренен, напирая так на то, что порт – это дело Анри? А вдруг он это сказал, чтобы подсластить пилюлю, чтобы Анри охотнее согласился на подобный контроль, вернее, помощь? Это было бы некрасиво со стороны Дэдэ. Если Анри не справляется, если считают, что он не может справиться, то лучше сказать это откровенно, а не ходить вокруг да около. А может быть, Поль, предлагая написать листовку, уже тем самым… Анри! Чорт тебя возьми, что с тобой? Ты же коммунист, как тебе могли прийти в голову подобные мысли? Что это еще за контроль? Почему уж не назвать конкуренцией? Валяй дальше. А в это время пароход… Ты ругаешь Робера, а сам-то хорош… Анри, на тебя ведь смотрят! Пусть эти товарищи догадаются о твоих мыслях, так тебе и надо! Воображало!

– Отлично, – говорит Дэдэ с еле заметной улыбкой, продолжая глядеть Анри в глаза. – А теперь…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Посмотри-ка на «Сидони»

– А теперь… – но Дэдэ не успел договорить, так как в пивную влетел Клебер.

– Дэдэ был прав! – возбужденно кричит он, еле переводя дух. Но его взволнованный вид еще ничего не доказывает – он вообще неспособен спокойно разговаривать, независимо от обстоятельств.

– …Конечно, они вспомнили про безработных. Дэдэ был прав и в другом. Они придумали еще новый трюк. Не стали вызывать безработных всех вместе, а обходят их поодиночке, это уж совсем подло. Вот и попробуй тут отвертеться! Никаких пособий многосемейным. Они уже нанесли визит Кувреру, а значит и у других побывали. Куврер – тот все же отказался, но даже он считает, что совершил геройский поступок. Да и правда, куда ему деваться? У него пятеро ребят. Поставьте-ка себя на его место!

– А Куврер и не подумал предупредить нас об этом! – возмущается Анри. – Да и все остальные… Скверно!

– Со всеми бывает, – утешает Дэдэ. – Когда на тебя насядут со всех сторон, ты невольно думаешь: ну, там и без меня все уже знают.

У Анри мелькает мысль, нет ли здесь какого-нибудь намека, но он тут же одергивает себя. Снова мудришь! Сообщение Клебера дает ему новый повод погрызть себя: нечего фыркать, когда тебе предлагают еще один ум в помощь… Скажи спасибо, что за тебя подумали о безработных… А ты-то воображаешь!.. Вот тебе в наказание! Если ты мужчина, ты сегодня же вечером все расскажешь Полетте. Пусть полюбуется… Не будешь больше разыгрывать из себя непогрешимого!..

– Как же быть? – говорит он вслух, но явно обращаясь к самому себе. И Дэдэ ничего не отвечает.

– Выходит, они одним махом вернули себе все, что нам удалось отвоевать после сегодняшнего утра! – вырывается у Робера. – Да еще с походом!

– Вот поплавок опять ушел под воду, – шутит Дэдэ. – Вниз, вверх…

– Нет, я просто констатирую факт, – оправдывается Робер. – Разве это не так?

– Другими словами, – продолжает размышлять вслух Анри, – мы даже не можем поговорить с безработными, заставить их всех вместе отказаться от работы! Завербованные придут на пароход поодиночке. Не станут же их собирать у ворот порта или даже у мола. Их порознь проведут к самому причалу. Чорт возьми! Как же быть? Какой найти выход?

Анри замолкает, но через секунду начинает излагать свои соображения по порядку и при этом загибает палец за пальцем, как будто считает.

– Так! Наши пикеты, конечно, сослужат службу и завербованным безработным. Но специально для них… что же придумать специально для них? Выпустить еще одну листовку?

Поль настораживается, перестает писать и поднимает голову. Анри продолжает:

– …Пожалуй, правильно! А как их раздать?.. Ладно, пусть этим займутся пикетчики… Охранники обязательно вмешаются, и нашим ребятам трудно будет спокойно поговорить с безработными, а с листовкой дело проще. Сунуть в руку или в карман – дело секунды, и можно тут же отойти в сторону. Надо в первую очередь выпустить эту листовку, а ту пока отложить. Времени в обрез… Который сейчас час? Без пяти одиннадцать? Не успеет высохнуть. Пока отпечатают на восковке… Алина орудует двумя пальцами и рекордов еще не ставит.

– Подожди, – прерывает Дэдэ, – в федерации это дело провернут быстрее, чем здесь, а вы тем временем будете заниматься первой листовкой. Она, кстати, может быть совсем короткой. Выигрыш во времени, в бумаге, да и читается легче… А на «Сидони» мы через какие-нибудь пять минут, если ехать бульварами, окажемся на улице Эпэ…

На улице Эпэ находится помещение федерации. «Сидони», как легко догадаться, прозвище малолитражки.

– Это выход! – соглашается Анри. – Значит…

– Так я займусь в первую очередь обращением к безработным? – прерывает его Поль.

– Нет, – говорит Анри, – если ты не возражаешь, я напишу сам.

Анри садится за стол, но тут же соображает: я займусь листовкой, и мне некогда будет обдумать все остальное. Да и с чего это мне пришло в голову обязательно написать самому, а не предоставить это Полю?.. Неужели ты снова принимаешься за свои глупости! А вот и Макс возвращается!

– Хотя, пожалуй, лучше пусть пишет кто-нибудь другой. – Анри встает. – Может быть, ты, Макс, возьмешься, а товарищ тем временем закончит листовку к докерам?

– Попробую, – соглашается Макс. – Значит, как можно короче?

– Итак, – продолжает Анри, загибая второй палец, – выпустим листовку, хотя этого недостаточно. Потом придумаем, как ее лучше распространить. Посмотрим тогда. Но что же еще? Что еще? – Анри в раздумье похлопывает себя по ноге и посвистывает. – Можно бы… да, да… нашел, кажется. В мэрии еще остались коммунисты, вернее, сочувствующие нам. Надо у них получить список адресов безработных. Вербовщики обходят их по домам, почему бы и нам не сделать того же? Часа два у нас еще есть. Ну, как вы к этому относитесь?

Дэдэ явно находит мысль блестящей, достаточно на него посмотреть. Поль тоже. Робер возражает, что это, пожалуй, трудно выполнимо. А Клебер – тот в полном восторге.

– Обойти всех – раз плюнуть! Мигом это провернем.

Да еще если нас будет несколько человек!

– Конечно, тем более на велосипедах, – вставляет Гиттон. – И не такое проделывали.

– Поручи это мне, ладно? – предлагает Клебер. – Кого там надо повидать насчет списка?

Анри оглядывает товарищей. Тут все свои, надежные люди. Правда, Папильон не в партии, но в общем… Можно безбоязненно назвать имена.

– Поль Лекур, старик Крюшон… постой, постой – это прозвище, фамилия его Бутейон, или еще Пьер Сальвэ, ты его должен знать. Он социалист, но из честных. Пожалуй, у него ты скорее всего и получишь список.

Энтузиазм, охвативший Клебера и самого Анри – правда, у него это проявляется менее шумно, – передался и Дэдэ и Полю. Поль как раз только что закончил свою листовку и встал.

– Давайте-ка, – предлагает Дэдэ, – обсудим эту листовку, а потом и вторую, ее к тому времени товарищ закончит, – Дэдэ кивает в сторону Макса. – И тогда я оставлю вас в покое. Но прежде чем начать обсуждение листовок, я еще раз хочу вернуться к главному вопросу, из-за которого я, собственно, к вам и приехал. Как вы относитесь к тому, чтобы сегодня вечером созвать комитет секции?

– Я тоже об этом думал. Но спешить нечего, мы успеем оповестить товарищей. После обеда можно быстро это сделать, – объясняет Анри.

– Хорошо. Может быть, и Леон Сантер к тому времени приедет сюда. Ему, наверное, еще ничего не известно о всех наших событиях, но он все равно собирался приехать сегодня вечером. Значит, тем более надо устроить собрание.

Леон Сантер – товарищ из Центрального комитета, который прикреплен к местной федерации.

Тут Дэдэ вдруг замечает у себя в руках записную книжку – он не прятал ее специально, чтобы не забыть о чем-то важном.

– Ах да, чуть не забыл. Правда, тут ничего нет особенно срочного, но тем более мы можем упустить это из виду. Пока ты говорил, я просматривал в своей записной книжке, какие собрания у нас могут сорваться в связи с последними событиями. Я имею в виду главным образом собрания, посвященные сбору подписей против перевооружения Германии. Ну, сорвать это, конечно, ничего не сорвет. Даже наоборот, можно воспользоваться всем происходящим для мобилизации людей на борьбу против ремилитаризации Германии. Но я все же хотел вам напомнить, что нельзя из-за парохода забрасывать все остальное. Все может сослужить свою службу.

Дэдэ всегда так строит свою речь, что одна мысль логически вытекает из другой – это его излюбленный прием.

– Раз вы наметили план, то не следует его перекореживать по всякому поводу. Это отнюдь не означает, что в нем ничего нельзя изменить. Только незачем под первым же предлогом отказываться от него и тут же начинать действовать в обратном направлении…

– Эх, плакал сегодня мой танцевальный вечер в Союзе молодежи! – вырывается у Клебера. Он все еще здесь. Не так-то легко надеть куртку, если в рукавах отпоролась подкладка… Вечно попадаешь не туда. Правда, Клебер, воспользовавшись этим, на сей раз дослушивает Дэдэ до конца.

– А у меня срывается мой завтрашний обход! Вот несчастье! – Франкер должен был начать кампанию сбора подписей против перевооружения Германии.

– Надо будет подумать, может, как-нибудь все утрясется. Ведь все между собой связано, и все может сослужить службу, – говорит Дэдэ.

* * *

А вот с листовкой произошла небольшая заминка. Макс кончил писать как раз в тот момент, когда Дэдэ сунул свою записную книжку в карман. Начали с листовки Макса, – она более спешная. Все шло хорошо. Заменить два-три слова, чепуха…

– Imprimatur![4]4
  В печать! (лат.)


[Закрыть] – приказал Дэдэ. Все догадались, что это должно означать. Где он только откопал такое слово! Но почему не посмеяться? И все рассмеялись, воспользовавшись случаем.

Поль протянул свою листовку Дэдэ.

– Нет, нет! – возразил тот. – Дай сперва Анри.

Анри взял листовку, прочел ее и молча передал Дэдэ.

– Что-то ты не пляшешь от восторга, – подшутил Дэдэ, с улыбкой поглядывая на Поля. От Дэдэ ничего не ускользнет! Поль в ответ тоже улыбнулся. Анри почувствовал себя неловко.

– Ты прочти, – предложил он.

– Нет, ты выскажись первым, – настаивал Дэдэ.

– Ладно, но ты все же сперва прочти, мы сможем лучше обсудить.

По правде говоря, Анри хотел выгадать время, чтобы проверить себя. Листовка ему совсем не понравилась. Вообще-то неплохая листовка, не хуже любой другой… основные мысли проведены… но для поставленной задачи она не подойдет. Возможно, здесь дело только в том, как все изложено… Во всяком случае, с докерами не так надо разговаривать. Листовка должна быть яснее, проще, целеустремленнее, без обиняков. Такая, чтобы ее можно было прочесть и понять так же быстро, как быстро она будет отпечатана и распространена…

Но прежде чем высказать свои замечания, Анри хотел проверить себя, чтобы говорить с чистой совестью. Для этого требовалась одна минута. Не вызвано ли его желание раскритиковать листовку какими-нибудь нехорошими побуждениями? Не руководят ли им опять какие-то идиотские соображения? Нет, наверняка нет! Дружище, ты все же принимаешь меня чорт знает за кого! На этот раз все в порядке – все чисто.

Конечно, не очень-то приятно критиковать члена бюро федерации… Можно говорить сколько угодно: у нас это принято, мы сплошь да рядом это делаем и так далее… А вот когда надо, то у тебя язык не поворачивается… конечно, если ты не считаешь себя семи пядей во лбу.

Дэдэ уже прочел и поднял глаза от листовки, но тут, к счастью, Поль сам помог Анри:

– Дэдэ, ты тоже не пляшешь! – засмеялся он.

Анри высказал все свои соображения.

– Пожалуй, Анри прав, – поддержал Дэдэ.

– Присоединяюсь к вам обоим. Я слишком плохо знаю докеров, – признался Поль. – Да и вообще я набросал только проект, ясно, что его надо править. К тому же разговаривали и мешали мне, а я спешил… Придется всем нам вместе поработать над ним. Ну, Анри, перо тебе, по праву.

Всегда легче раскритиковать листовку или статью, чем исправить… Но все же Анри довел дело до конца, правда, со своей всегдашней оговоркой: с меня нельзя требовать, я ведь не шибко ученый.

– Мы тоже, к твоему сведению! – успокаивает его Дэдэ.

Дома обычно Полетта наводит лоск, выправляет ошибки. Иногда даже все переписывает наново. У нее как-то здорово получается. А здесь, без Полетты… Хорошо хоть Макс стоит за спиной и помогает. Правда, он тоже не ахти сколько классов окончил, но зато читает уйму! И не всякую всячину, а серьезную литературу. Кстати о Полетте… Женщинам-то хоть сообщили обо всем?

* * *

Не таким простым оказался и разговор между Анри и Дэдэ. Когда стали прощаться, Анри отозвал Дэдэ в сторону, за машину.

– Что такое? – недовольно спросил Дэдэ. Он противник всякого шушуканья.

– Как же быть с Робером? Не понимаю, почему ты ничего о нем не сказал.

– Мне казалось, так будет лучше. Ты-то с ним поговорил об этом? Ну, значит, он уже все понял. И будь спокоен, знает, что я разделяю твое мнение. Пока достаточно. Всегда надо бережно относиться к людям, а теперь особенно.

– Ты и мог бы сделать это бережно, без всякой резкости высказать свое отношение. И тем самым помог бы ему исправить ошибку. Кроме того, стало бы ясным, что здесь дело не в моем личном отношении к нему, понимаешь?

– Да, пожалуй… В этом, пожалуй, ты прав. Но, кстати, подумай, нет ли тут и с твоей стороны чего-то неправильного. Я говорю не о твоем личном отношении к нему, нет! Но просто сперва набрасываешься на человека и только потом видишь – виноват не столько этот человек, как то, что многие проблемы у нас еще не решены. Ошибки именно оттого и происходят, что какой-то вопрос еще не разрешен. Нельзя обрушиваться на одного человека и все валить на него.

– Я и не собирался обрушиваться на него, ты сам знаешь. Но я все время работаю вместе с ним и последнее время замечаю, что товарищ начал сдавать. Нельзя же наблюдать, как он скатывается все ниже, и не попытаться спасти его.

– Согласен. Только я говорю о Чутком, бережном отношении к человеку. Посмотри-ка на «Сидони». Она выглядит гораздо старше своего возраста. Вся разболтанная, части еле держатся. Видишь? – Дэдэ ткнул ногой в заднее крыло, привязанное с одной стороны веревкой. – И вся она в таком состоянии. А ты сам знаешь, как с нею обращаются, вот в этом-то и дело…

* * *

Да, Анри знает, как трудно приходится «Сидони». Она, бедняжка, повидала виды. Но тут уж ничего не поделаешь. В этом все несчастье. Машина очень нужна, просто позарез, и в свое время, чтобы ее купить, пошли на большие жертвы. До малолитражки у федерации был грузовичок – он и сейчас еще существует, – большую часть времени находившийся в ремонте. Случалось, что он выходил из строя прямо посреди дороги и всех подводил. Представляете себе, сколько времени теряли зря! Особенно при далеких поездках, когда отправлялись куда-нибудь проводить собрания. Бывало так: выедут в деревню четверо или пятеро коммунистов, а обратно ехать не на чем – грузовик застрял. И вот они ночью добираются как могут обратно – кто на автобусе, кто поездом. Домой попадают только к утру, промерзшие до костей, голодные, да к тому же еще выясняется, что денег на обратный путь они истратили столько, что стыдно просить федерацию возместить расходы.

С «Сидони» дело обстоит лучше. Лучше для людей, но не для машины. В нее частенько набивается до шести человек. Во всяком случае, пятеро – это обычная норма. Под тем предлогом, что кому-то одному совсем недалеко. Высадив пятого пассажира, остальные облегченно вздыхают и устраиваются поудобнее. «Нет, больше так ездить нельзя! – уверяют они. – У меня за эти десять километров совершенно отнялась нога, прямо не знаю, куда ее пристроить». – «А я скрючился в три погибели, чтобы не прошибить потолок, и вывихнул себе шею. Хорош я буду на собрании со свернутой на бок головой! А тут еще на каждом шагу ямы, все кишки растрясло». А если среди пассажиров едет член генерального совета, то чего только ему не приходится выслушать об этих «его» дорогах. И уж не сомневайтесь, что именно ему уступают место на коленях! Пусть себе стукается головой в потолок! Лампочки внутри машины, конечно, давно уже нет, ее разбили. К счастью, такие поездки всегда сопровождаются смехом и шутками, и Робер обычно отличается больше всех. Вспомните хотя бы поездку во время последних частичных выборов в одном из кантонов… Вообразите себе банку, набитую сардинками, которые корчатся от смеха, и у вас будет полное представление… Каких только историй не рассказывает Робер…

Вот вам одна из них. Было это прошлой зимой. Ехали еще на старом грузовичке… Снег выше колен, а в канавах – по самую шею. Ехали Дидло и Робер. Робер сидел у руля. Дорога шла по насыпи, с обеих сторон тянулись похожие на овраги старые карьеры. Вдруг в самом опасном месте – так всегда бывает – погасли фары. Дидло сразу заволновался: «Ты тормози! Тормози!» – «Интересно, как я буду тормозить, – спокойно заметил Робер. – Тормоза ведь не работают, ты же знаешь». Ладно. Машина продолжала ехать в кромешной тьме. Наконец она уткнулась носом в сугроб и остановилась. «Уф! – облегченно вздохнул Дидло. – И как это только мы ухитрились не перевернуться в овраг!» Он тут же открыл дверцу, а Робер, решив узнать, во что они врезались, высунулся вслед за ним… Откуда-то снизу до него донеслись крики. Оказывается, они повисли над самым оврагом. Ну, а бедняга Дидло скатился прямо в пропасть, рассказывал Робер.