Текст книги "Воля дороже свободы (СИ)"

Автор книги: Анатолий Герасименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Кат оглянулся. Развалины за его спиной по виду отличались от прочих. Когда-то здесь, наверное, работал завод, где и создали деталь, послужившую Кату якорем. Но неведомая, жестокая мощь вдоволь покуражилась над заводом, а то, что осталось после, разрушило время. Бессмысленно уходила вдаль линия косых столбов. Высился над землёй громадный, частью обвалившийся бункер. В череде одинаковых земляных курганов угадывались топливные цистерны. Тут и там виднелись ямы, заполненные чёрным содержимым, вроде мазута: такие же Кат видел около прорвавшегося Разрыва на Китеже.

Вокруг всё было мёртвым – уже очень давно. Немыслимо давно.

– Ох, мама, – прошептал Петер, глядя вверх.

Кат снял очки, чтобы лучше видеть. В вышине колыхались гигантские багровые сгустки – тоже знакомые по Китежу. Только тут они заполняли небо целиком, от края до края. Комковатые, слоистые, кровавого цвета тучи медленно текли, струились, закручивались в воронки. И они светились собственным грязным, воспалённым светом. Из-за этого всё кругом было окрашено в оттенки красного. Даже обгоревшие остовы домов были не просто чёрными, а багрово-угольными.

– Это Батим? – сипло спросил Петер.

Кат продолжал оглядываться. Здесь не было деревьев и травы, лишь торчали из-под земли пружинистые завитки чего-то похожего на колючую проволоку. Воздух пронизывала сырая магия. От неё накатывала дурнота, кожу стягивало, будто намазанную клеем. В довершение и без того нерадостной картины с неба сыпался мелкий, едкий дождик.

А вдали, в нескольких верстах от холма, развалины обрывались, будто скошенные исполинской косой, и дальше до самого горизонта простиралась пустыня.

Там шёл в наступление Разрыв.

– Да, – сказал Кат. – Это Батим.

Петер громко сглотнул.

– И… И что теперь? – спросил он. – Как нам найти Основателя? В смысле – Бена?

Кат помедлил. Он только что заметил ещё одну странную деталь пейзажа. На границе с областью Разрыва творилось что-то непонятное. Какой-то тонкий кривой столб соединял небо и землю. И этот столб…

Кат прищурился, напрягая глаза.

Нет, показалось. Столб не двигался, просто торчал на месте – то ли чудом сохранившаяся башня, то ли таким же чудом уцелевший огромный памятник.

– Для начала, – сказал Кат, – необходимо укрытие. Надёжно защищённое место. Потому что, если я правильно понял, Основатель сам нас найдёт. И к этому лучше быть готовыми.

Петер кашлянул.

– Ага, – сказал он. – Ясно. Ну и воздух здесь, да?

Кат моргнул. Столб на горизонте исчез. «Померещилось, что ли?»

–Пойдём, – сказал он. – Нужно отыскать что-то с крышей. И желательно с целыми стенами.

Тут он сообразил, что забыл проверить духомер. Закатал рукав плаща и обнаружил сюрприз: прибор не светился. Совсем. То ли необычно долгое путешествие по Разрыву вытянуло всю энергию до капли, то ли духомер был сбит с толку местным магическим фоном.

Обдумывать варианты Кат не стал.

– Пневма нужна, – бросил он. Петер ещё не успел откликнуться, а Кат уже вытянул руку и поймал его взгляд. Чуть расслабился в предвкушении знакомой истомы, что вот-вот прокатится через руку в грудь и разольётся по телу, наполняя, освежая…

Ничего не было.

Ни истомы, ни притока энергии.

Петер стоял с остекленевшими глазами, Кат шевелил пальцами перед его лицом – и всё.

Он даже забыл про счёт времени и спохватился лишь тогда, когда увидел, что у мальчика дрожат коленки. Кат тут же отдёрнул руку, и Петер обессилено брякнулся на задницу.

– Ух, – пролепетал он, – вот теперь чувствую…

«Зато я ничего не чувствую», – сердито подумал Кат. На всякий случай он проверил духомер. Камень по-прежнему был мёртв и тускл.

Петер глубоко дышал, приходя в себя.

– Воды попей, – сказал ему Кат. – И колбасы возьми. С сухарём.

Петер вяло кивнул и полез в сумку. Пока он ел, Кат с тревогой прислушивался к себе. Он не ощущал колотья в пальцах, тошноты и прочих симптомов упыриного голода. Однако не приходил самый главный признак насыщения, который всегда безошибочно и победоносно указывал на то, что в жилах течёт вдоволь пневмы.

Кат не был пьян.

Он ещё раз задрал рукав и пристально изучил духомер. Прибор выглядел исправным – насколько может быть исправным кусок камня, вставленный в стальную оправу. Но он оставался просто камнем, белым, как варёный рыбий глаз. Без малейших следов волшебства.

Впервые за много лет Кат не знал, сколько энергии осталось в его собственном теле.

«Вот ведь сволочь, – подумал он. – И как проверить?.. А если придётся в Разрыв убегать? Это ж самоубийство выйдет. И пацан теперь пустой, как лузганная семечка».

Петер между тем доел сухарь с колбасой и поднялся на ноги.

– Я в порядке, – заявил он надтреснутым голосом.

Было ясно, что в ближайшие два-три часа его лучше не трогать.

– Тогда пойдём, – сказал Кат, – раз в порядке.

Они спустились с холма и побрели вдоль цепочки курганов. Похоже, давным-давно это действительно были цистерны для топлива или ещё чего-то: одинаковые, круглые, вросшие в землю.

– Тут была война? – спросил Петер вяло.

Кат повёл плечом:

– Джон так сказал.

– Интересно, живые остались?

– Надеюсь, нет, – буркнул Кат.

Обогнув широкую, заполненную смоляной жижей яму, они с Петером направились вдоль линии столбов к гигантскому бункеру. Его бетонный бок, весь в щербинах и трещинах, возвышался над землёй на десяток саженей. Входа не было видно.

– Демьян, – сказал Петер, – отчего здесь всё такое? Почему вообще бывают войны, а?

Кат поскрёб голову: из-за магического фона кожа под волосами немилосердно чесалась. «Всё ему «почему» да «отчего»…»

– Почему бывает смерть? – спросил он.

Петер повёл подбородком.

– Ну… Так устроено, – сказал он растерянно. – Люди живут, потом умирают.

– Вот и на войне: люди живут, потом умирают. Много и сразу, – под ботинком Ката что-то хрустнуло. – Так устроено. Сколько история помнит – столько это и тянется. Война – часть человеческого существования. Неотъемлемая.

– Но это же кошмар, – возразил Петер вконец упавшим голосом.

– Жизнь вообще страшноватая вещь.

Петер помолчал.

– Я знаю, – сказал он тихо. – Но война, она… Она хуже всего. Богам нужно было прекратить войны. Раз и навсегда.

Кат фыркнул:

– С чего бы? Богам нравилось воевать. Думаю, к Батиму они тоже руку приложили. Как следует приложили, с размаху. Так что богов сюда не впутывай. Людям самим надо дорасти до того, чтобы прекратить войны.

– Думаешь, они смогут когда-нибудь? Ну, дорасти?

«Какая разница, что я думаю», – Кат высморкался в два пальца.

– По одиночке, может, и смогли бы, – сказал он. – Но это нужно сделать всем одновременно. А люди очень херово организуются для чего-то хорошего. Вот для плохого – это да, легко.

Он по привычке оглянулся.

Нахмурился.

«Что за дела?»

Над разрушенным городом снова виднелся кривой столб. Казалось, на этот раз он был гораздо ближе.

– Почему ты… – Петер остановился, поглядел назад. – Ой.

Кат, сморщившись от напряжения, всмотрелся в столб. Тот на его глазах изогнулся – медленно, по-змеиному.

И вдруг втянулся в тучи.

– Пёсья мать, – сказал Кат. – Это ж вихрь.

– Торнадо, – выдохнул Петер непонятное слово. – Надеюсь, мимо пройдёт…

Кат повернулся на каблуках и быстро зашагал к бункеру. «Дверь, – думал он. – Пролом. Хотя бы яма какая-нибудь». Возвращаться в Разрыв было опасно – учитывая обстоятельства, они с Петером могли не пережить такого путешествия. Требовалось надёжное место, чтобы спрятаться от вихря.

Сзади нарастал шум. Кат его слышал уже давно, просто до этого считал обычным шелестом ветра, который усиливало эхо среди развалин. Теперь шумело громче – необычно, неприветливо. Нехорошо.

– Сюда идёт! – напряжённо произнёс Петер. – Демьян…

Кат поглядел через плечо.

Столб на таком расстоянии уже не выглядел столбом. Жирное, живое щупальце спустилось из-под туч. Извиваясь, надувая под собой мусорные облака, слепо потыкалось в землю. Будто искало что-то. Укоротилось, исчезло.

Кат в замешательстве остановился.

«Может, пронесёт?»

Наверху сверкнуло. Щупальце соткалось из багрового круговорота в небесах и опустилось вновь.

Совсем близко.

На тот самый холм, где они только что были.

Кат побежал. Рюкзак захлопал по спине, полы плаща разошлись, взметнулись куцыми крыльями. Петер догнал и понёсся рядом, хрипло дыша ртом.

Стена бункера приближалась – высокая, древняя, равнодушная к двум копошащимся у её подножия букашкам. За спиной ревел вихрь: это был тяжёлый, монотонный звук, в котором гудение огромной воздушной массы смешивалось с грохотом поднятых над землёй, сталкивающихся друг с другом, перемалываемых обломков.

Налетел ветер. Лягнул в спину, облепил лицо волосами, поднял столбом мелкий сор. Кат кое-как протёр глаза, принялся отплёвываться на бегу. Рядом закашлялся Петер. Вихрь, казалось, вот-вот готов был их нагнать.

«Неужели придётся в Разрыв? – думал Кат. – Хоть бы что-нибудь…»

Тут он разглядел сквозь клубы пыли какую-то тёмную трещину в бетонной стене бункера. Поначалу расстояние не давало оценить размеры, но уже через сотню шагов стало ясно, что трещина – не меньше двух аршинов в ширину. Добежав, Кат схватил Петера за плечо и прыгнул в глухую черноту, надеясь, что его не встретит бездна, не обвалятся на голову балки, не случится ещё какой-нибудь пакости…

Ничего не случилось.

Внутри бункера было сумрачно и сыро. Рёв вихря отдавался гулко, как в бочке – да они, по сути, и попали в громадную бочку. Сверху давил груз темноты, но темнота означала, что над головой – крыша. Правда, неизвестно, выдержит ли эта крыша натиск бури. «Выдерживала ведь как-то раньше, – подумал Кат, приводя в порядок дыхание. – Авось и теперь справится».

В следующий миг красноватый свет, проникавший снаружи в трещину, потемнел. На бункер обрушился вихрь. Исполинское здание вздрогнуло. Сквозь рёв урагана донёсся протяжный скрип, с невидимого потолка что-то посыпалось. «А может, и не справится, – подумал Кат, отряхиваясь. – Холера. Вот я попал-то».

Петер всхлипнул.

– Давай в Разрыв? – спросил он, цепляясь за рукав Ката. – А, Демьян? Наверное, пора уже?

Кат стряхнул его руку.

– Нет. Нельзя. Пропадём.

– Почему? – завывающе спросил Петер.

Кат задрал манжету и сунул браслет мальчику под нос.

– По кочану! – рявкнул он. – Мы пустые, оба! Там и ляжем!

Вихрь ударил по бункеру сильней прежнего. Сверху послышался треск.

– Ох, мама, – прошептал Петер. – Мама, мама…

Буря окружила их со всех сторон. В широкую трещину, визжа, рвался ветер. Уши вдруг заложило до боли. Кат отступил от входа, тряся головой. Свет почти померк, но было видно, что снаружи с бешеной скоростью несутся обломки, камни, картечью летит щебёнка. Сверкнула молния, шваркнул сухой раскат грома. Потом ещё. Бункер вздрагивал и стонал на разные лады, как живой.

«Взять у мальчишки пневму, – стучало в голове Ката. – И уходить. Но мальчишка-то погибнет… Твою-то мать, а если я здесь вправду не могу дух пить? Тогда и сам сдохну, когда в Разрыв выйду. И даже если не сдохну – что потом? Как без него сюда вернусь, без донора? Ада, Ада, во что мы вляпались, ети эту жизнь, ети твою болезнь, ети всё подряд!»

– Лицо! – закричал вдруг Петер, указывая пальцем. – Там лицо!!

«Рехнулся с перепугу», – подумал Кат. Он глянул туда, куда смотрел Петер, и неожиданно для себя тоже увидел лицо. Кипящие потоки щебня и песка складывались в призрачную, искажённую злобой физиономию. Черты её текли и менялись, но Кат всё равно различал два тёмных пятна на месте глазниц – каждое размером с тележное колесо – и оскаленную, исходящую грязной пеной пасть.

Это было так дико и страшно, что хотелось проснуться. С криком.

Задыхаясь, щуря глаза, Кат протянул руку и зачерпнул невидимое в воздухе. Он понимал, что это не поможет. Просто хотел защититься – единственным способом, который знал.

«Дуй, ветер буйный, свей росу медвяную....»

По бетонной стене залпом простучали камни. Бункер тряхнуло. Вой урагана стал пронзительным, сверлящим. Нахлынула темнота, будто что-то заслонило щель извне.

«Пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в чистое поле…»

Внезапный порыв ветра ударил в грудь. Петер задавленно вскрикнул. Кат, не удержавшись на ногах, грохнулся, приложившись копчиком об пол. Перекатился, подобрался, встал. Убрал с лица спутанную паклю волос. Посмотрел вперёд.

В прореху медленно возвращался свет. Было видно, как проносится по воздуху какая-то рванина, щепки, всякая мелкая дрянь.

Лицо исчезло.

«Воля мне, свобода, дивная дорога».

Ветер вроде бы утихал. Может, вихрь уходил дальше – терзать и без того истерзанные руины, бесноваться над пустой землёй. А может, это была короткая передышка перед очередным ударом. В любом случае, оставалось только одно: ждать, забившись под ветхую крышу бункера, и надеяться, что та не обвалится.

Пол под ногами вдруг принялся ощутимо вибрировать. Одновременно откуда-то послышался новый звук, непохожий на всё, что они слышали раньше – громкий шорох.

– Это что? – прошептал Петер.

Кат встряхнулся и наклонил голову, прислушиваясь. Шорох нарастал, теперь ясно было, что он доносился снизу: что-то скреблось там, под землёй, шелестело, ворочалось.

Пол содрогнулся, поддав в ступни.

Петер ойкнул.

Кат выругался.

Толчок повторился, снова и снова, с каждым разом всё сильней.

«Не понос, так золотуха, – обречённо подумал Кат. – Валить отсюда надо… Да только куда?»

Раздался глухой взрыв. В трёх саженях от них бетонные плиты пола вспучились, затем какая-то могучая сила ударила снизу, взломав их и подбросив обломки на аршин вверх.

Кат шагнул назад. Петер тоже попятился, споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за Ката.

В проломе между плитами мелькнуло нечто большое, тёмное. Послышалось сиплое фырканье, ворчание, хлюпающие вздохи. Выгибаясь в немыслимых местах, выросла мосластая лапа. Ухватила когтями бетонную плиту, откинула, точно картонку.

И вдруг сгинула. Исчезла в глубине, откуда появилась.

Петер громко сглотнул.

– Всё, – сказал Кат, хватая мальчика за плечо. – Уходим.

– Ага, – тот мелко закивал, потом вскинул перепуганные глаза. – Так а там же торнадо…

– Похер, – оборвал Кат и боком, чтобы не выпускать из вида яму, двинулся к выходу.

«Эта уродина пострашней любого вихря будет, – подумал он. – Вон когти какие. С одного удара пополам порвёт».

Над ямой забрезжил свет. Слабый, желтоватый, очень мирный с виду.

– Не бойтесь! – крикнул кто-то по-божески. – Идите сюда!

Кат остановился. Свет стал ярче, на стенах качнулись тени. Из ямы показался человек. У него было круглое одутловатое лицо, самое обычное, и обычные руки – никаких когтей и лишних суставов. Над головой человек держал фонарь.

– Идите! – повторил он. – Буря сейчас вернётся, времени мало! Ну?

Словно подтверждая его слова, за спиной у Ката завыл, набирая силу, ветер. Бункер отчаянно заскрипел.

– Пойдём? – спросил Петер неожиданно спокойным голосом.

Кат хотел сказать, что это не лучшая мысль. Что ему никогда не нравились люди, которые начинают знакомство со слов «не бойтесь». Что этот человек появился из-под земли подозрительно вовремя – как раз тогда, когда им грозила смерть от разбушевавшегося вихря. И что обстоятельства, сопутствовавшие его появлению, не внушают доверия ни на вершок, а внушают только ужас.

Но Петер уже топал вперёд, к яме.

– Добрый день! – крикнул он. – Спасибо, что выручили! Дела у нас шли совсем плохо!

– Здесь у всех дела идут плохо, дружок, – отозвался хозяин фонаря. – И уже довольно давно. Меня зовут Фьол Юханссон, я тут вроде как за службу спасения.

Произнеся эти слова, он принялся вылезать наружу. Сперва показалась его грудь, потом – туловище, а затем – ноги.

Если их можно было так назвать.

«Держите меня семеро, – подумал Кат. – Ну и срань».

Петер остановился. Не отрывая взгляда от человека с фонарём, сделал пару неверных шагов в сторону.

– Извините, – пролепетал он.

А потом нагнулся и выблевал всё, что съел полчаса назад.

X

Рождение первого поколения людей-богов, сильных и могущественных, было подобно рождению сверхновой звезды. Терраформирование, возведение городов, обустройство промышленности – всё это делалось нечеловечески быстро и с невиданным размахом. Часто – при содействии самого Основателя.

Столь же нечеловечески быстрыми оказались и первые войны, закончившиеся почти мгновенной гибелью населения планет, на которых они возникли. Те, кому повезло уцелеть, свидетельствовали: Основатель пытался остановить враждующих. Но это было ему не под силу.

Однако нашлись счастливые миры, где никто не воевал. Там благополучно родилось второе поколение, за ним – третье и так далее. Правнуки первопроходцев были неизмеримо слабее своих предков. Если они затевали свару, то в дело шла не смертоносная магия, а примитивное оружие: пороховое, реактивное, метательное.

В эти войны Основатель уже не вмешивался, считая их, по-видимому, чем-то вроде естественного отбора. А может, он попросту наблюдал вырождение своих подопечных и постепенно разочаровывался в эксперименте.

Постепенно разочаровывался.

Лучший Атлас Вселенной

Они шли.

Они шли по бесконечному подземному тоннелю.

Они шли по бесконечному подземному тоннелю очень долго.

Со стен, шелестя, пластами опадала глина, под ногами чавкала холодная грязь. Фонарь тихо умирал и всё никак не мог умереть совсем. Слабел, позволяя теням сомкнуться вокруг путников, затем разгорался вновь. Тогда впереди становился виден Фьол: его лысина, ниже – обтянутая стёганой курткой спина, и ещё ниже – блестящее, кольчатое, пульсирующее месиво. Смотреть на Фьола не хотелось, поэтому Кат по большей части разглядывал землю, из которой состояло всё вокруг.

Земля была разной. Стены походили то на слоёный пирог, то на морщинистую кожу, то на слежавшийся печной шлак. Временами тоннель изгибался, обходя скальную породу, в которой посверкивали угодившие под луч фонаря искорки кварца. Тут и там виднелись чьи-то норы, веером расходились следы от лап, когтей, ползучих тел – земельную толщу населяла всевозможная жизнь. И странно было порой видеть торчавшие из стен обрывки кабелей, металлические штыри, балки. Похоже, катастрофа, о которой говорил Джон, случилась так давно, что останки цивилизации успели погрузиться в землю на десяток саженей, а то и больше – Кат не представлял себе глубину тоннеля.

Было невыносимо душно.

Рядом шагал Петер. Шёл ссутулившись, бросал за спину короткие взгляды, желая рассмотреть того, кто двигался позади – и одновременно страшась этого. Кату тоже хотелось оглянуться, но он сдерживался, потому что знал: ничего не изменится от того, что он снова увидит крота.

Его лапы-ковши с когтями, растущими отовсюду, как попало, прямо сквозь роговую кожу.

Его покатые, усыпанные грубой чешуёй плечи.

Его голову с костяным тараном на конце вытянутого рыла.

Его глаза, запрятанные в складках век. Разумные, недобрые. Голодные.

Крот заполнял телом весь просвет тоннеля. От него волнами расходился вонючий жар, как от разгорячённого коня. И он не переставая бормотал, всё время повторяя какие-то слова на своём языке. Голос звучал утробно, будто коровья отрыжка. «Ы-ру-ху-бо, га-гы-бу-ра, хэ-го-гу-ду» – не то брань, не то заклинание, бесконечное, злобное.

Короче, крот действовал Кату на нервы.

А впереди топало ещё одно такое же чудище – на случай, если тоннель просядет, и потребуется быстро устранить преграду.

Кротами этих существ называл сам Фьол. Видно, подобрал самое подходящее слово на божеском языке для обозначения создания, которое передвигается под землёй и хорошо для этого приспособлено. Как себя называли сами кроты, Кат не интересовался.

Ни Фьолу, ни его подопечным свет не требовался, поэтому фонарь отдали Кату. Не сказать, чтобы от фонаря делалось намного светлее, но всё-таки он разгонял темноту. Шагать неизвестно куда под землёй в компании гигантских страшилищ – малоприятное занятие, и оно стало бы ещё менее приятным во мраке.

– Прошу прощения, сударь, – хрипло произнёс Петер, – нам долго осталось идти?

– Почти пришли, – ответил Фьол, не оборачиваясь. Голос у него был старческий, чуть дребезжащий. – Мы уже в городе. Скоро будем на месте. Скоро-скоро…

Мимо проплыла круглая дыра в стене, и ещё одна – напротив: перекрёсток двух тоннелей. Повеяло тёплым воздухом, стало чуть легче дышать. Кат повёл наугад фонарём, но темнота в дыре была непроглядной, и свет потерялся в ней, как в бездне. Через несколько шагов попался ещё один перекрёсток, затем – ещё. Стены больше не походили на слоёный пирог, стали гладко-матовыми, словно бы оштукатуренными. Похоже, этим отрезком тоннеля пользовались часто и помногу. Всё сильней делался запах – спёртый звериный душок, точно на собольих фермах. Соболи в Китеже вырастали размером как раз с батимских кротов. Только соболи были гораздо симпатичнее – пушистые, ласковые. И не бормотали себе под нос угрожающий вздор.

Помня слова Фьола, Кат ожидал, что вот-вот увидит нечто, хотя бы отдалённо напоминающее город. Блеснут в очередной дыре огни, разойдутся стены тоннеля, взгляду откроется полутёмная, огромная пещера, где между норами бродят кроты. Протоптанные когтистыми лапищами улицы, площади, дым от печурок, с помощью хитрых приспособлений выводимый на поверхность земли… Как-то так.

Но спустя полчаса Кат понял, что город – это просто система тоннелей, пронизавшая толщу земли. Порой где-то рядом слышались кротовьи голоса, топот, звучали глухие удары. И всё. На глаза им никто не попадался. Лишь тянулись верста за верстой гладкие стены, да тянуло затхлым ветром из боковых ходов. Вначале Кат тупо дивился тому, что тоннели не обваливаются под весом огромной земляной массы, что давила сверху. Потом решил, что от катастрофы подземный город хранит магия – возможно, побочный эффект излучения, разлитого в атмосфере планеты.

Когда Кат вконец изнемог от ходьбы и дурных предчувствий, а Петер начал дышать ртом и спотыкаться на каждом шагу, путешествие внезапно закончилось. Дорога пошла в гору, своды раздались, потом тоннель резко свернул в сторону, и Фьол остановился.

– Пришли, ребятки, – сказал он. – Это мой дом, моя берлога.

Кат обнаружил, что они очутились посреди пещеры в несколько саженей шириной. Тут же в пещеру ввалился сопровождавший их сзади крот. От соседства двоих монстров стало тесно, жарко и смрадно. В промежутке между кротовьими телами, на дальней стене Кат разглядел большой, пятнистый от ржавчины люк с поворотным запором, похожим на корабельный штурвал. Фьол приблизился к люку – движения были плавными, текучими – и, навалившись всем телом, повернул штурвал против часовой стрелки. Люк бесшумно отворился.

– Заходите, – сказал Фьол и прибавил ту же фразу, что насторожила Ката в начале их знакомства: – Не бойтесь. Ничего не надо бояться. Никогда…

Протиснувшись мимо горячего, жёсткого кротовьего бока, Кат подошёл к люку. Светя перед собой фонарём, переступил порог. Следом вошёл Петер.

Фьол пролаял трёхсложное слово – что-то вроде «хы-ды-ду!» Один из кротов отозвался, повторив это самое «хы-ды-ду» смирным, послушным тоном, явно соглашаясь исполнить приказ.

И люк за спиной Ката с механическим чмоканьем захлопнулся.

– Самому-то мне привычней в темноте, – раздался голос Фьола. – Но специально для вас…

Сверху полился трепещущий свет. Кат заморгал, привыкая.

– Добро пожаловать, – сказал Фьол и протянул руку. – Это вам теперь без надобности, а?

Щурясь, Кат отдал фонарь. Фьол бережливо погасил выдохшийся кристалл.

Помещение, где они оказались, было похоже на курятник – как запахом, так и теснотой. Под ногами хрустел мелкий утоптанный мусор. Низкий потолок держали подпорки, сделанные из обрезков труб, деревянных рассохшихся столбов, обломков бетонных балок и тому подобного хлама. Затхлый воздух, казалось, липнул к коже. По стенам шмыгали юркие кляксы цвета ржавчины: должно быть, местные тараканы.

Вся прихожая (если допустить, что в курятниках бывает прихожая) была заставлена аппаратурой. Металлические стойки – многоэтажные, решётчатые – ломились от нагромождений странных приборов, собранных, по всей видимости, из частей других приборов. Вились обросшие пыльными лохмотьями провода, слепо отсвечивали побитые циферблаты, торчали из панелей стёртые ручки и облезлые тумблеры. Кое-где хмуро помигивали глазки индикаторов. Агрегаты тесно мостились друг к другу, между стойками виднелись узкие извилистые проходы: похоже, хозяин не испытывал неудобства, ежедневно протискиваясь сквозь составленный из техники лабиринт.

От всего этого несло таким грязным фоном, что у Ката стягивало кожу на спине. Будто от морской соли.

В углу, стиснутый с боков приборными стойками, виднелся зарядный щиток – облупленный, допотопной конструкции, с кольчатыми шлангами, громоздким шлемом и с похожими на кандалы браслетами для запястий. Рядом косо притулилась вешалка, где висели несколько бесформенных кусков ткани, очевидно, служивших Фьолу одеждой. Под вешалкой лежала груда технического хлама: мотки проволоки, какие-то детали, болты, осколки кристаллов и прочее.

«Долго же он всё это собирал», – подумал Кат.

Между тем Фьол, исчезнувший на минуту в лабиринте приборов, объявился вновь. В руках у него была большая миска с какими-то хлопьями. Хлопья подозрительно напоминали цветом сновавших повсюду тараканов.

– Желаете пообедать? – спросил он. – Силы подкрепить?

– Не стоит, благодарю, – ответил Петер поспешно.

– Тогда прошу за мной, – сказал Фьол, закинул в рот щепотку содержимого миски и, жуя, исчез в проходе между приборными стойками.

Петер потянул носом.

– Не съест же он нас, – прошептал он и устремился в лабиринт.

«Легко, – подумал Кат. – Если только сперва прикончить сумеет». Однако вслух ничего не сказал и последовал за мальчиком. Приборы от его шагов дрогнули и угрожающе задребезжали.

Лабиринт привёл Ката в небольшую комнатку, округлую, с закопчённым потолком и обшарпанными обоями в географических пятнах плесени. Здесь оказалось меньше аппаратуры, стойки с приборами были сдвинуты к стенам, так что посредине оставалось немного пространства, занятого, впрочем, почти целиком кроватью – широкой, с резной деревянной спинкой и витыми ножками. Рядом примостилась железная, военного вида тумбочка и походный складной стул. Под потоком горел кристалл: хозяин заранее позаботился об удобстве гостей.

Фьол заполз на кровать, пристроил рядом миску и с облегчением откинулся на истлевший блин подушки. Куртка его распахнулась, открыв рубаху, из ворота которой выглядывала немытая жирная шея. Снизу же, там где кончался подол куртки, творилось нечто невообразимое: всё шевелилось, блестело слизью, порой распадалось на отдельные отростки и вновь сливалось в единую скользкую массу.

– Присаживайтесь, – сказал Фьол и повёл рукой, указывая. – Вот как раз свободный стул. Жаль, только один. Нечасто у меня бывают гости, хе-хе.

Кат бросил в угол рюкзак, не церемонясь, взял стул и сел, вытянув ноги во всю немалую их длину. Петер, тоже не церемонясь, плюхнулся рядом на пол и достал из рюкзака флягу. Торопливо открутил крышку и поднёс ко рту.

Ката внезапно пробрало злобой.

«Сейчас всё выхлебает, щенок, – подумал он. – Зачем я вообще ему воду отдал? Это же просто ходячий мешок с пневмой. Обошёлся бы и так, мне нужнее…»

Петер, не успев сделать глоток, спохватился, отнял флягу от губ. Протянул Кату:

– Демьян, будешь?

Злоба схлынула – так же внезапно, как и накатила. Кат поморщился, потёр висок основанием ладони. «Чего это я?.. – мысли ползли с натугой, преодолевая сопротивление, точно мухи по липкой бумаге. – Как пацан без воды-то? Ему силы надо восстановить, я же подчистую всё выбрал. А сам теперь взъелся без повода… Совсем меня этот Батим грёбаный доконал».

Петер держал флягу на весу и вопросительно хлопал ресницами.

– Пей, – сказал Кат.

Петер припал к горлышку и принялся шумно глотать. Фьол наблюдал за ним.

– Сколько же лет я не видел нормального человеческого мальчишку, – промурлыкал он.

– Сколько? – спросил Кат.

Фьол заулыбался. У него не было бровей и ресниц. В остальном его одутловатое лицо имело самый обычный вид: мешки под глазами, похожий на клубничину нос, складки по бокам крупного рта.

– Я довольно старый, если ты об этом, – сказал он. – Старый, старенький... Но давайте к делу. Вас ведь направил сюда Репейник? Ну, тот бог с маленького острова?

– Угу, – кивнул Кат.

Фьол покачал головой.

– Давненько никто не заявлялся на Батим вдвоём. Вам, ребятки, ого-го как повезло. Приборы засекли двойной экстремум, я сразу взял верное направление. Потому и успел вовремя. Обычно-то я не успеваю, знаете ли. Спасти получается примерно… Ну, скажем, одного из семи.

Он усмехнулся.

– Ты, значит, нас ждал? – спросил Кат.

Фьол мелко закивал, всё так же кривясь – то ли доброжелательно, то ли с хитрецой. Из-за отсутствия бровей лицо его словно бы выражало все эмоции сразу. И не выражало в конечном счёте ничего.

– В этом суть моего житья-бытья, – сказал он. – Понаставил везде детекторов, да и поджидаю. Ровно как паук в центре паутины… Впрочем, пауков я тоже давно не видел. Скажите-ка, там, откуда вы родом, есть пауки?

– Есть, – сказал Кат.

Петер, наконец, оторвался от фляги.

– Вы нам поможете, сударь Фьол? – спросил он. – Кажется, мы здорово влипли. Разрыв вторгается в миры, вы ведь в курсе, да?

Фьол засмеялся – со странным дробным звуком, будто кто-то потряс мешок, набитый костями.

– Ещё бы не в курсе! Проклятая пустыня подбирается к кротовьим норам. Скоро даже мне придётся оставить берлогу… Однако, надеюсь, сперва вы мне поможете, молодые люди. А там уж и я в долгу не останусь. Слово инженера! Да-да, я раньше был инженером. И сейчас им остался. Видали мои машинки, а?

Кат завладел флягой и сделал мощный глоток.

– Рассказывай, – предложил он, утирая губы. – Чем тебе помочь?

– Всё довольно сложно, – сказал Фьол. – Я, знаете ли, последний нормальный человек на этой планете. Носитель здорового генома…

– Ну-ну, – сказал Кат.

Нижняя часть тела Фьола пришла в движение – словно плеснули кипятком на клубок червей.

– Это не мутация, сынок. Верь – не верь, а родился я таким же, как ты. Далеко отсюда, в другом мире. Просто моему бывшему хозяину хотелось, чтобы я выглядел именно так. Вот он меня и улучшил. Двойная выгода: не надо тратиться на штаны, и можно передвигаться по вертикальным плоскостям.

– Ничего себе, – тихонько проронил Петер.

Кат поёрзал на стуле, стараясь почесать зудевший от магического фона хребет. В затылок дул хилый сквознячок: похоже, здесь всё-таки устроили какую-никакую систему вентиляции.

– Впрочем, это не важно, – продолжал Фьол. – Важно то, что все местные давно эволюционировали в подземных жителей… Вам знакомо слово «эволюционировать», а, ребятишки?

– Знакомо, сударь, – смиренно сказал Петер.

– Хорошо, – Фьол расплылся в улыбке. – Если проще, они изменились. Изменились внешне – ну, вы видели… И внутренне тоже. Привыкли, что всё время нужно прятаться. Живут в темноте, в духоте. Питаются всякой земляной нечистью. А ведь умеют выбираться на поверхность! Могут смотреть на свет. Бегать, охотиться. Но боятся. С рождения боятся и до самой смерти. А я вот не боюсь!