Текст книги "История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг."

Автор книги: Анатолий Тарас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 45 страниц)

Выпуск периодических изданий в 1950–1960-е годы свидетельствовал о неуклонном расширении процессов русификации в БССР. Если по количеству выпускаемых журналов на беларуском и русском языке в 1965 году соотношение было ещё в пользу беларуских: 11 млн. 413 тыс. экземпляров против 3 млн. 714 тысяч, то в издании газет наблюдалась иная картина. Начиная с 1959 года, годовой тираж газет на русском языке превысил годовой тираж беларуских. В 1956 году выходили 172 газеты на беларуском языке общим тиражом 128 млн. 773 тысячи экземпляров, русских – 43 названия тиражом 107 млн. 663 тысячи. В 1959 году – 144 млн. 65 тысяч на беларуском языке и 147 млн. 353 тысячи на русском. В 1965 году – 176 млн. 238 тысяч на беларуском языке и 265 млн. 209 тысяч – на русском.

Увеличение объёма тиражей газет на русском языке происходило за счет и республиканских, и районных, и ведомственных многотиражных изданий. В 1956 году выходили 7 республиканских газет на беларуском, 6 – на русском языке. Все областные и районные газеты Витебской, Гомельской, Минской и Могилёвской областей выходили только на беларуском языке. В Брестской области газета «Заря» (областная) выходила на двух языках, 23 районные газеты – на беларуском, 4 – на русском языке. В Гродненской области областная газета тоже выходила на двух языках.

Но с 1963 года, после реорганизации, проведённой в соответствии с постановлением ЦК КПБ от 21 апреля 1962 года, сразу 7 межрайонных газет перешли на русский язык. Из республиканских газет 5 стали выходить на беларуском, 5 на русском языке. В последующие годы это соотношение неуклонно изменялось в пользу русскоязычных изданий – как по числу названий, так и по тиражам. Например, в 1970 году в БССР выходили 175 республиканских, областных, городских, районных и многотиражных газет, из них 132 на беларуском языке (75,43 %) и 43 на русском (24,57 %).

Но гораздо важнее другое обстоятельство – весьма значительное превышение совокупных тиражей газет и журналов на русском языке над беларускими изданиями. Только с 1970 по 1983 год годовой тираж таких журналов возрос на 2,5 млн. экземпляров, а годовой тираж газет – на 166 млн. В 1983 году издавалась 75 названий русскоязычных журналов (включая научные и ведомственные) с годовым тиражом 7,4 млн. экземпляров, а также 76 газет разовым тиражом 3,4 млн. экземпляров.

Красноречивой иллюстрацией к сказанному могут служить темпы русификации гродненской областной газеты, формально считавшейся двуязычной. Если в 1955 году тираж русского варианта «Гродненской правды» составлял 18 600 экземпляров, а беларуского – 5 тысяч, то в 1960 году соотношение было 38,800 экземпляров на русском языке и 1 тысяча – на беларуском. В следующем юлу (1961) на русском языке выходили 45 523 экземпляра, и только 373 – на беларуском!

Кроме того, в весьма большом объеме в республику поступали центральные газеты (в частности, «Правда», «Известия», «Комсомольская правда», «Красная Звезда», «Гудок», «Советская культура»), общественно-политические, научно-популярные и литературные журналы («Огонёк», «Спутник агитатора», «Крестьянка», «Техника – молодёжи», «Физкультура и спорт», «Знание – сила», «Вокруг света», «Новый мир», «Октябрь», «Нева», десятки других). Все они выходили в Москве, на русском языке. Среди этих издании было немало детских («Мурзилка», «Пионерская правда», «Костёр», «Юный натуралист», «Юный техник», «Юный художник» и другие).

Издание книг. Уже к середине 50-х годов возникло достаточно сложное положение с изданием литературы на беларуском языке. В ряде публикаций газеты «Литература и искусство» была отмечена слабая заинтересованность Государственного издательства БССР в издании книг беларуских писателей. Оно расходовало бумагу в первую очередь для выпуска «ходовой» литературы на русском языке. Например, 100-тысячными тиражами ежегодно издавались такие книги, как «Консуэло» Жорж Санд, «Три мушкетёра» Александра Дюма, «Красное и чёрное» Анри Стендаля, «Таинственный остров» Жюль Верна и им подобные. Беларуский литературовед С. Александрович с горечью отметил: «учреждение, призванное развивать и обогащать национальную литературу и культуру, превращается в коммерческое предприятие».

Параллельно снижались тиражи оригинальных беларуских изданий. Для большинства произведений прозы тираж составлял 5 тысяч экземпляров, для поэтических сборников – 2 тысячи. Явно недостаточными были тиражи изданий на беларуском языке для обеспечения учебного процесса. Например, в 1956 году ни Белгосиздат, ни Учпедгиз БССР не запланировали переиздание на беларуском языке трилогии Якуба Колоса «На распутье». Вместо этого готовилась публикация этого классического произведения беларуской литературы на русском языке. Такой подход способствовал углублению русификации, ибо беларуским школьникам в районных и сельских школах приходилось изучать трилогию в переводе на русский язык. Повесть-сказка Змитрока Бедули «Серебряная табакерка» дважды издавалась на русском языке, один раз её издали на литовском, а вот на беларуском языке отдельной книгой она так и не вышла.

Не выпускались до конца 50-х годов полные собрания сочинений ни одного беларуского писателя.

Ситуация, сложившаяся с изданием беларуских книг, явилась результатом отношения руководителей системы книжной торговли к этому вопросу. В большинстве случаев не издательства устанавливали тиражи беларуской литературы, а руководители книготорговли диктовали их издательству, руководствуясь позорной «теорией», что беларуская книга якобы «неходовая», а потому надо издавать её в минимальном количестве. Но в ходе дискуссии, происходившей в 1956–57 годах на страницах республиканских газет, было убедительно доказано, что книги беларуских писателей делали «неходовыми» сами торговые организации. Как правило, читатели не знали, что в продаже имеются те или иные произведения, потому что они лежали на складе, а после списывались как затоваренная продукция. Несмотря на выявление подобных фактов, Министерство культуры БССР совсем не спешило исправлять недостатки в работе Белгосиздата и книжной торговли. Несомненно, руководители министерства получали соответствующие инструкции в ЦК компартии.

В 1959 году в республике издали 1315 названий книг, из них 57 % (744 книги) на русском, и только 43 % (571 книга) – на беларуском. В следующие 11 лет ситуация ещё больше ухудшилась: в 1970 году было издано 428 названий книг на беларуском языке совокупным тиражом 9,4 млн. экземпляров (37,3 % от общего тиража), тогда как тираж русскоязычных книг достиг 15,8 млн. экземпляров (62,7 %).

В январе 1964 года республиканская газета «Литература и искусство» опубликовала письмо от жителей деревни Городечно Новогрудского района. Они писали:

«При полной свободе печати и огромных возможностях развития родного печатного слова мы никак не можем уже который год найти и купить настенный или настольный белорусский календарь. Многие люди хотели бы выяснить: что за иностранцы засели в белорусском издательстве в Минске? И кто им дал право вести денационализаторскую политику? Разве они никогда не читали произведений Ленина о национальном вопросе?»

«Глас народа» не остался незамеченным. Заведующий сектором печати, радио и телевидения идеологического отдела ЦК КПБ А. Толстик сообщил редакции, что письмо рассмотрено. Он отметил, что в 1963 и 1964 году издавался настольный перекидной календарь на беларуском языке, тираж которого составил 20 тысяч экземпляров. На 1965 год тоже запланировано издание настольного перекидного календаря на беларуском языке тиражом 25–30 тысяч экземпляров. Но такие отдельные обращения и ответные «меры быстрого реагирования» абсолютно не влияли на общие тенденции. И что такое 25-тысячный тираж для более чем трех миллионов беларуских семей?!

Редакционный совет издательства «Народная асвета» («Народное просвещение») фактически проигнорировал в начале 80-х гг. рекомендации и предложения Министерства просвещения БССР по номенклатуре и языку выпускаемой продукции. Так, в 1982 году только 13,9 % методической литературы для учителей издательство выпускало на беларуском языке, а 86,1 % – на русском языке; научно-популярной литературы для школьников – 25 % на беларуском и 75 % – на русском языке. Подобная диспропорция наблюдалась в течение ряда лет. В результате школьные фонды методической и научно-популярной литературы в 1985 году почти на 95 % состояли из книг на русском языке.

В 1985 году общий тираж книг на русском языке достиг в БССР величины 46 млн. экземпляров, тогда как беларуских составил 5 млн. экз. Иначе говоря, общий тираж книг на русском языке в 9,2 раза превосходил тираж беларуских.

Кроме того, из РСФСР, других союзных республик в магазины и библиотеки БССР поступало очень много научной, технической, исторической, общественно-политической и художественной литературы на русском языке.

Уничтожение памятников национальной истории и культуры

Республиканская газета «Литература и искусство» 2 июня 1956 года напечатала статью доктора искусствоведения М. Кацера «Нужны срочные меры». В ней он привёл многочисленные факты разрушения ценных исторических памятников. Причём происходило уничтожение архитектурных и культурно-исторических памятников как не включенных в списки по охране наследия, так и тех, что находились под охраной государства.

Например, в Минске на площади Свободы было уничтожено прекрасное здание XVIII века – башня ратуши, а для строительства спортивного комплекса на древнем минском Замчище был выкопан котлован площадью около 500 кв. м, глубиной до 8 метров. На древнем городище Витебска развернулось строительства театра. Разрушались древние городища в Орше, Турове и Полоцке, замки в Лиде, Креве, Новогрудке, Смольянах.

Кацер требовал «срочно улучшить работу отделов Министерства культуры БССР, призванных заниматься охраной памятников, оживить работу научно-методического совета Академии наук БССР».

Письмо Кацера вызвало многочисленные отклики читателей, в которых они тоже возмущались безответственным отношением республиканских и местных управлений культуры к памятникам беларуской истории и культуры. Но Комитет по делам строительства и архитектуры при Совете Министров БССР не спешил реагировать на обращения.

В защиту памятников архитектуры выступили на общем собрании научные сотрудники Института истории АН БССР. Они поддержали инициативу учёных Москвы по созданию добровольного общества охраны памятников архитектуры, избрали комиссию по созданию общества в составе Я. Корнейчика, М. Гринблата и Л. Побаля. С призывом «Дорожить культурным наследием народа» обратился со страниц газеты в сентябре 1956 года тогдашний заведующий сектором этнографии и народного творчества Института истории АН БССР Адам Залесский.

В связи с этим обращением в редакцию «Литературы и искусства» пришло много писем. В конце концов властям пришлось как-то отреагировать на многочисленные обращения общественности и учёных, связанные с проблемами сохранения культурно-исторического наследия. 22 сентября 1956 года постановлением Совета Министров БССР в Минском художественном училище была открыта группа прикладного искусства по ткачеству и вышивке. Министерство культуры приступило к созданию в Государственном историко-краеведческом музее в Гродно отдела этнографии. В 1958 году в Минске начали строить Государственный музей.

Должностные лица разных рангов дали ряд обещаний с целью успокоить общественность. Но на деле почти ничего не изменилось. Разрушение памятников продолжалось, как правило – под предлогом крайней их ветхости. Например, в Полоцке по прямому указанию секретаря ЦК КПБ С. Пилотовича в середине 70-х годов была взорвана самая древняя на территории БССР каменная церковь, построенная ещё в начале XIII века. За семь с половиной столетий она пережила многое, но варварство большевиков доконало уникальный памятник. Таких случаев известна не одна сотня.

Уничтожение памятников истории и культуры производилось вполне сознательно. Партийные идеологи настойчиво проводили в жизнь установки русских партийных историков, таких, как Анна Панкратова, Борис Греков и им подобных, утверждавших, что не было у беларусов своей собственной истории. Дескать, цивилизация, культура, государственность – всё у них от русского народа!

Борьба с попытками защиты родного языка и культуры

В 1956–57 годах, в связи с «хрущёвской оттепелью», в некоторых республиканских периодических изданиях появились публикации в защиту беларуского языка, исторического и культурного наследия. Одним из первых в защиту родного языка выступил Борис Саченко, тогда ещё студент, а впоследствии – известный беларуский писатель.

Острые, справедливые выступления беларуских писателей в защиту родного языка, а также требование профессора-литературоведа Михаила Ларченко «о пересмотре оценок в истории беларуской литературы» вызвали сильное недовольство партийных идеологов. Орган ЦК КПБ, газета «Звезда» 12 января 1957 года поместила статью «убеждённых партийцев» – историка Л. Абецедарского и литературного критика А. Сидоренко «За идейную чистоту наших литературных позиций». Эти авторы выразили возмущение тем, что «в последнее время на страницах некоторых республиканских газет и журналов отдельные наши писатели, литературоведы и критики выступили с путанными, объективно-вредными статьями». Основная критика адресовалась редакции газеты «Литература и искусство», которую «борцы за идейную чистоту» обвинили «в потере чувства ответственности перед нашим обществом».

Выступая на III Пленуме Союза писателей БССР в марте 1957 года, Петрусь Бровка обещает «родной коммунистической партии» и её «ленинскому центральному комитету», что организация беларуских писателей исправит свои отдельные недостатки и не позволит «никаким реакционным силам внести разлад в свои ряды». Ещё бы, ведь партийные органы рассматривали художественную литературу как одну из форм идеологии! По их мнению, работники «литературного фронта» были обязаны «не только воспевать высокие коммунистические идеалы, но и уметь вести борьбу за них в ежедневной практической жизни».

В 1958 году подвергся жесткой критике беларуский писатель Алексей Кулаковский за «искажение событий, отступление от принципов социалистического реализма» в повести «Добросельцы». С осуждением этой повести выступили тогдашний заведующий кафедрой беларуской литературы Брестского пединститута В. Тележник, академик АН БССР, писатель М. Лыньков, министр культуры БССР Г. Киселёв. Запуганный перспективой расправы писатель срочно выступил с публичным покаянием, признал все свои «ошибки».

После 1955 года инакомыслие («диссидентство») получило определённое распространение в БССР. Но, во-первых, в меньших масштабах, чем в РСФСР или Украине. А во-вторых, оно проявлялось, прежде всего, в форме защиты беларуского языка, культуры и истории.

Например, исследователь истории средневековой литературы, кандидат филологических наук Николай Прашкович в статье «Слово про Афанасия Филипповича» подчеркнул важное значение Брестской религиозной унии для интеграции беларуского народа в европейскую культурную среду. Кандидат философских наук Николай Алексютович (1921–1967) заявил в 1958 году, что Великое Княжество Литовское «по своему этническому составу, по своей территории и культуре было преимущественно белорусским». Это положение противоречило официальной историографии, согласно которой беларусы впервые обрели свою государственность только после января 1919 года. Немедленно оба автора-смутьяна подверглись жёсткой критике в коллективах по месту работы, а затем и на страницах научной печати.

В октябре 1966 года студенты беларуского отделения филологического факультета БГУ обратились в ЦК КПБ с требованием перевести обучение их отделения полностью на беларуский язык. За это инициаторов обращения Александра Рязанова и Виктора Яроца обвинили в «национализме» и приняли меры с целью устранения их из БГУ. В итоге А. Рязанов и В. Яроц «не смогли» сдать зачёт по армейской подготовке и были вынуждены продолжить свое обучение в Брестском и Гомельском педагогических институтах.

Было немало других аналогичных случаев, но для иллюстрации достаточно этих двух.

3. Народное образование

Средняя школа

За годы войны большинство средних и начальных школ на территории БССР были сожжены либо разрушены. В 1944–46 годах школы в большинстве случаев работали в случайных помещениях, нередко – лишённых отопления. Дети часто не имели ни букварей, ни тетрадей, ни перьевых ручек, писали огрызками карандашей на газетной бумаге. Однако к 1951 году в городах, районных центрах, посёлках и во многих деревнях кризис в отношении школьных зданий, учебных пособий и принадлежностей удалось преодолеть. Высшее партийное руководство СССР придавало огромное значение школьному образованию, которое оно считало важнейшим средством идеологической обработки молодого поколения. Поэтому «центр» отпускал средства, необходимые для скорейшего восстановления школьной системы в регионах, пострадавших от войны.

Учителя. Школьных учителей первые 5–10 лет после войны катастрофически не хватало. Поэтому на работу в БССР союзные власти направили несколько тысяч учителей из других республик, которые, естественно, не знали беларуского языка.

На 1 января 1946 года в республике работали 51 413 учителей, в том числе беларусов – 38 345 (74,58 %), поляков – 7924 (15,41 %), русских – 3181 (6,19 %), евреев – 1489 (2,9 %), украинцев – 474 (0,92 %). Казалось бы, русских было немного, примерно столько, сколько насчитывалось их в общей массе населения. Но это данные в целом по республике, тогда как в западных областях уже тогда наблюдался «перекос» в сторону русских. Например, в Гродненской области, помимо поляков и евреев, работали 3334 учителя-беларуса и 1118 русских.

Всего за пять лет, к 1 января 1951 года число школьных педагогов достигло 72 133 человек, то есть, оно возросло почти на 20 тысяч человек. Более чем на половину этот рост обеспечили учителя русской национальности. Данная тенденция сохранялась вплоть до начала 60-х годов.

Русские и беларуские школы. На 1 сентября 1946 года подавляющее большинство начальных и средних школ в БССР – 10 937 (96,8 %) были беларуские, лишь 363 средние школы (3,2 %) в городах вели обучение на русском языке.

В течение всего последующего периода происходило неуклонное сокращение численности школ с беларуским языком обучения (далее в тексте – просто «беларуских») и увеличение количества русскоязычных (далее – «русских»). Кроме того, в связи с введением в 1949 году обязательного 7-летнего обучения власти начали открывать двуязычные школы (в первую очередь в Минске и Минской области), учащиеся которых не знали толком ни беларуского, ни русского языка.

В первую очередь, число беларуских школ сокращалось в Минске и в областных центрах, во вторую – в городах, являвшихся административными центрами районов. Так, если в 1945/46 учебном году из 28 минских школ половина были беларуские, то в 1952/53 учебном году из 46 минских школ только 9 (19,6 %) остались беларускими. То есть, за семь лет «удельный вес» их в столице сократился в два с половиной раза, хотя в абсолютных цифрах – лишь на 5 школ.

В Бресте к сентябрю 1952 года из 14 школ осталась всего одна беларуская! В Гомеле весной 1941 года насчитывалось 25 беларуских школ, к весне 1953 года их количество сократилось до 8, то есть, более чем в три раза! В том же 1952/53 учебном году 29 районных центров западных областей республики вообще не имели ни одной беларуской школы!

Весьма характерно то обстоятельство, что перевод школ на русский язык обучения производился по команде «сверху», без учёта не только мнения родителей учащихся, но и этнического состава школьников. Например, в 1952/53 учебном году из 383 учеников русской семилетней школы № 7 города Минска 335 (87,5 %) являлись беларусами.

В сентябре 1955 года из 11 346 школ республики 10 730 (94,5 %) были беларуские (их «удельный вес» снизился, по сравнению с 1946 годом, на 2,3 %), 667 школ (5,8 %) – русские (увеличение на 2,6 %), а 24 школы (0,4 %) вели обучение на двух языках.

Через три года, в сентябре 1958, во всей БССР работали 11 492 школы. Из них 10 784 (93,8 %) считались беларускими, 667 школ (5,8 %) – русскими, 24 школы (0.4 %) оставались двуязычными. Но при этом в областных и районных центрах (без Минска) картина выглядела иначе. Там насчитывалось 504 школы, из них 329 русских (65,3 %), 21 двуязычная школа (4,2 %) и только 154 беларуских (31,5).

Однако уже в то время во многих школах, формально считавшихся беларускими, все предметы, кроме беларуского языка и литературы, с 5 по 10-й классы, преподавались на русском языке. Например, так было в якобы беларуских средних школах – Клинокской и Хуторской Червенского района, Коминтерновской Бобруйского района, Бобруйской школе № 13, Виленской № 1, Молодечненской № 1, Поставской № 2 и ряде других. Фактически, беларуский язык в этих школах изучался как отдельный предмет.

За 12 последующих лет, к сентябрю 1970 года, численность русских школ возросла до 1580 – на 913 школ (достигнув показателя 15,1 % от числа всех школ республики), тогда как число беларуских сократилась на 1903 школы (до 8881). Необходимо подчеркнуть в связи с этим то обстоятельство, что подавляющее большинство беларуских школ находилось в деревнях и поселках, тогда как почти все русские школы были городскими десятилетками либо семилетками.

В следующие 10 лет (с сентября 1970 до сентября 1980), количество русских школ увеличилось ещё на 27 школ, тогда как число беларуских резко сократилось (в 1,8 раза). Осталось 4909 школ с формально беларуским языком обучения, хотя, как уже сказано, в действительности это далеко не всегда соответствовало реальности. За те же 10 лет (1970–1980) «удельный вес» численности учеников в беларуских школах БССР сократился с 51,1 % до 35 %, тогда как «доля» учащихся русских школ выросла с 48,9 % до 65 %.

Эта тенденция сохранилась и в последующие годы. На 1 января 1985 года в республике имелись 1684 русские школы и 4285 беларуские.

Итак, за 40 лет (с 1946 года по 1985) число беларуских школ сократилось на 6652 (в 2,5 раза), тогда как число русских школ увеличилось на 1321 (в 4,6 раза). Но гораздо сильнее впечатляют изменения, произошедшие в соотношении численности учащихся: в 1985 году в русских школах обучались 1 млн. 1517 человек (73 % от общего числа школьников), тогда как в беларуских – 373 912 школьников (27 %). Как видим, среднее число учащихся в русских школах составляло 594,7 человека, а в беларуских – 87,3 человека. То есть, все беларуские школы относились к числу малокомплектных сельских или поселковых, тогда как все русские школы (в том числе сельские десятилетки, появившиеся в больших деревнях) имели нормальную численность и учащихся, и преподавателей.

Русский и беларуский языки в обучении. Как уже сказано выше, сразу после войны возникла и сохранялась до начала 70-х годов тенденция роста численности школьных педагогов некоренной национальности. В этом не было бы ничего плохого, если бы учителя, приезжавшие на работу в БССР из РСФСР и других союзных республик, в разумные сроки овладевали беларуским языком и вели на нём обучение. Однако никто от них этого не требовал. Более того, в педагогических институтах (а затем и в педагогических училищах) беларуский язык довольно скоро оказался в роли пасынка. Поэтому процент учителей, способных осуществлять учебную и воспитательную работу на беларуском языке, непрерывно сокращался. Но это – лишь одна сторона проблемы.

Другая сторона заключалась в том, что в школах республики преобладали учебники и учебно-методические пособия на русском языке. Так, уже в августе – сентябре 1944 года Наркомат просвещения БССР получил от Наркомпроса РСФСР 550 тысяч экземпляров учебников. До начала лета 1945 года их завезли ещё 1 млн. 200 тысяч экземпляров. В результате школы Беларуси примерно на треть обеспечивались не беларускими, а русскими учебниками. Например, к 1 сентября 1945 года в Гродненскую область централизованно завезли 87 442 экземпляра учебников, из них 25 212 (28,8 %) – на русском языке.

В последующие годы обеспечение школ республики учебниками и пособиями за счет фондов РСФСР прекратилось. С этой задачей вполне успешно справлялось учебно-педагогическое издательство БССР. Но вместо того, чтобы подготовить и издавать книги на беларуском языке по всем школьным дисциплинам, оно сделало своим правилом перепечатку работ российских авторов. Например, многие поколения беларуских школьников изучали физику по учебнику А. В. Перышкина, историю по учебнику М. В. Нечкиной, алгебру по пособию Я. И. Перельмана, русский язык – по учебнику Бархударова и Крючковой, и т. д.

В начале 1951 года по решению ЦК компартии республики был освобождён от занимаемой должности министр просвещения БССР Платон Саевич, отстаивавший концепцию обучения всех граждан республики только на беларуском языке. В 1952 году его предали суду по обвинению в «национализме». Советский суд, «самый гуманный в мире», приговорил заслуженного 59-летнего деятеля просвещения к 25 годам лагерей![140]140
  П. Саевич (1892-1956) в 1911 окончил Свислочскую учительскую семинарию, в 1924 – Коммунистический университет им. Свердлова в Москве. В 1926-29 был деканом в Беларуской сельхозакадемии, в 1929-32 ректором Коммунистического университета БССР, в 1932-33 директором Института истории партии при ЦК КПБ. В 1947-51 являлся министром просвещения. Его выпустили на свободу и реабилитировали уже в 1954 году, но пережитые страдания не прошли даром, через полтора года после возвращения домой Саевич умер, не дожив до 64 лет. – Прим. Ред.


[Закрыть] А новый министр уже в апреле издал приказ об отмене в русских школах выпускного экзамена и переводных экзаменов (из младших классов в старшие) по беларускому языку.

В июне 1952 года было принято постановление ЦК КПБ «О ходе преподавания русского и белорусского языков в школах БССР в свете учения товарища Сталина о языкознании». В нём подчеркивалась «политическая важность» овладения русским языком всеми гражданами Беларуси. С этого времени усилился процесс сокращения численности беларуских школ и фактического вытеснения из учебного процесса предметов, преподававшихся в них на беларуском языке.

С сентября того же года, по предложению ЦК КПБ, было ограничено изучение беларуской истории и культуры в Белгосуниверситете. В школах республики в тот период отдельный предмет «История БССР» не изучался (его ввели с середины 60-х годов). История беларуского народа эпизодически упоминались в процессе преподавания курса «История СССР».

Через пять лет, в апреле 1957 года, ЦК КПБ принял очередное постановление, посвященное школе. Помимо прочего, в нём было отмечено, что во многих семилетних беларуских школах и в большинстве средних беларуских школ преподавание всех предметов, за исключением беларуского языка и литературы, велось на русском языке. В то же время ученики пользовались учебниками на беларуском языке. Вследствие такого положения вещей, ученики не вполне понимали объяснения учителей, особенно по дисциплинам естественно-научного цикла. Многие учителя вели обучение на смеси беларуского и русского языков (т. е. на пресловутой «трасянке» – В. М.). Понятно, что их ученики тоже говорили и писали на смешанном языке, безграмотно излагая свои мысли как по-русски, так и по-беларуски.

С сентября 1957 года во всех русских школах БССР была введена практика освобождения части учеников от обязательного изучения беларуского языка. Проект соответствующего постановления Бюро ЦК КПБ утвердило ещё 15 мая того же года. Во-первых, в постановлении было сказано:

«Разрешить Министерству просвещения БССР освобождать от обязательного изучения белорусского языка учеников – детей тли кадрового состава Советской Армии. Военно-воздушных и Военно-морских сил и пограничных войск независимо от того, в канон класс русской школы БССР они поступают».

Во-вторых, постановление освобождало от обязательного изучения беларуского языка и литературы тех учеников VII–X классов, которые приезжали вместе с родителями (не военнослужащими) из других республик на постоянное жительство в БССР. А ученики, поступавшие в III–VI классы, должны были изучать беларуский язык и литературу, но переводились в старшие классы на протяжении трех лет независимо от оценок по этим предметам.

Весной 1959 года Верховный Совет СССР принял закон «Об укреплении связи школы с жизнью и дальнейшем развитии системы народного образования в СССР». Его немедленно (уже 8 апреля) продублировал Верховный Совет БССР. По новому закону, изучение беларуского языка и литературы в русских школах (как отдельных предметов) отныне в наибольшей мере зависело от умения родителей учащихся представить убедительные доводы в пользу «освобождения» детей от беларуского языка.

Например, профсоюзный комитет предприятия «Осинторф» 18 июня 1959 года направил письмо в Министерство просвещения БССР и в Республиканский комитет профсоюзов, в котором сообщил, что от рабочих и служащих данного предприятия поступили многочисленные заявления с просьбой открыть с нового учебного года русские классы в местной беларуской средней школе. Мотивация родителей была такова:

«Длительное время по направлению высших и средних специальных учебных заведений на предприятии работают специалисты русской национальности, которые имеют детей и кровно заинтересованы в обучении своих детей на русском языке».

В Министерство просвещения посыпались письма и заявления от бывших военнослужащих, оставшихся в БССР на постоянное жительство, отлип, приехавших сюда на работу из других союзных республик. Все они просили освободить их детей от изучения беларуского языка и литературы, мотивируя это необходимостью избавления учащихся от перегрузки учебной работой:

«Так как они не владеют белорусским языком, в семьях разговаривают только на русском языке и не видят практической целесообразности изучать белорусский язык параллельное изучением русского».

Процесс «освобождения» школьников от беларуского языка быстро распространился и на другие категории учащихся. Во многих городских школах его стали трактовать таким образом, что главное – желание либо нежелание родителей, а дает ли закон им право на это – особого значения не имеет. В результате такой своеобразного подхода процесс русификации школ приобрел в 60-е годы катастрофические размеры.

Особенно заметно это было в Минске. Министерство просвещения провело здесь в начале 1966 года выборочную проверку в шести русских школах (№№ 11, 18, 26, 35, 75, 93). Выяснилось, что в средней школе № 11 от изучения беларуского языка и литературы были освобождены все 790 учеников! В восьмилетней школе № 18 эти предметы изучали только 63 ученика из 550 (11,5 %). В средней школе № 75–102 ученика из 783 (13 %). В средней школе № 93–189 учеников из 1010 (18,7 %). В средней школе № 35–218 из 1056 учеников (20,6 %). Больше всего учеников изучало беларуский язык в средней школе № 26–42 % (295 из 703 школьников), но и здесь они составили менее половины общего контингента.