Текст книги "История имперских отношений. Беларусы и русские. 1772-1991 гг."
Автор книги: Анатолий Тарас
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 45 страниц)
В беларуском языке глагол «дзякаваць» (благодарить) в качестве сказуемого в предложении руководит дательным падежом, в то время как в русском – винительным. В современном беларуском литературном языке БССР наряду с преобладанием правильных для него форм стали появляться и русские формы. Например, «усе выступаючыя горача дзякавалі Савецкую Apмію» вместо «дзякавалi Савецкай Арміі», и так далее.
Напоследок обратим внимание на частое использование в современном беларуском литературном языке БССР предлога «па» и в тех синтаксических функциях, в которых он, в отличие от русского языка, не употребляется. Вот примеры: «толькі Вялікая Кастрычніцкая сацыялістычная рэвалюцыя, самая грандыёзная па маштабах, самая глыбокая па cвaix задачах і мэтах, разьбіла асновы нацыянальнага прыгнечаньня». По-беларуски же скажем «найбольш грандыёзная маштабамі», или «паводле маштабаў», «найбольш глыбокая паводля cвaix задачаў і мэтаў». Нельзя писать «ракета пайшла па зададзенаму курсу», это не по-беларуски. По-беларуски пишем «ракета пайшла згодна з зададзеным курсам».
Подобное употребление под влиянием русского языка предлога «па» наиболее часто встречается в языке 1-й категории текстов, а во 2-й категории, в языке художественной литературы, лишь в редких случаях.
Фразеология и идиоматические выражения
Каждый язык имеет свою специфику не только в строго определённых грамматических формах – фонетике, морфологии и синтаксисе, – но и в присущих лишь данному языку оборотах речи, которые ни под какие общие грамматические правила не попадают, потому что каждый такой речевой оборот подчинён правилам, установленным им самим. Обычно эти обороты речи относятся к фразеологии, или к идиоматическим выражениям. В современном беларуском литературном языке БССР, главным образом в текстах 1-й категории, находим уйму специфически русских выражений, чуждых беларускому литературному языку и ранее в нём не употреблявшихся. Нет их и в беларуских народных говорах. Вот несколько примеров этого ряда русицизмов:
– Заслугоўвае ўвaгi пастаноўка пытаньня (заслуживает внимания постановка вопроса) аб больш рацыянальным выкарыстаньні (использовании) рабочай сілы ў калгасах»; Вялікай yвaгi заслугоўвае творчасьць беларускага жывапісца Пятра Сярпевіча». Здесь перед нами буквальный перевод русского выражения заслуживает внимания, большого внимания заслуживает, чему соответствует беларуское выражение – заслугоўвае на ўвагу, на вялікую ўвагу заслугоўвае.
– На самай справе. Дословный перевод специфически русского на самом деле. По-беларуски – узапраўды.
– Ты яснасьць унясі. Опять таки дословный перевод русского выражения внеси ясность, которое передается одним беларуским словом выясьніць, или высьветліць.
– Па ўcix швах затрашчалі тылы імперыялізма – сугубо русское по всем швам в дословном переводе. Белорусский адекват – затрашчаць на ўсе застаукі.
– Піліп па праву лічыцца лепшым работнікам вытворчасьці – идиоматическое русское выражение по праву, которому в беларуском языке есть адекватная замена – правільна лічыцца, справядліва лічыцца.
– 3 хваляваньннем глядзіцца тая частка фільма, дзе паказана, як на завод прыехаў Мікіта Сяргеевіч Хрушчоў; Цяпер, як ніколі патрабуецца, каб прапагандыст добра валодаў тэорыяй; Сем мільёнаў дамоў мяркуецца пабудаваць у сельскай мясцовасьці[125]125
Число приведённых автором однотипных примеров здесь и далее значительно сокращено. – Прим. Пер.
[Закрыть].
Здесь перед нами примеры автоматического перенесения в беларуский язык специфически русских выражений с безличными формами возвратных глаголов: смотрится та часть фильма; требуется, чтобы пропагандист…; предполагается построить.
Весьма опасно для беларуского языка насаждение в нём сугубо русских оборотов речи и идиоматических выражений, они опаснее русицизмов в области словарного состава, потому что разрушают внутреннюю структуру языка, его причинный характер.
Между тем в беларуском языке есть адекватная замена почти каждому русскому обороту речи, почти каждой идиоме. Молодой беларуский языковед, кандидат филологических наук Анатолий Аксамитов приводит примеры таких адекватов[126]126
Журнал «Маладосць». 1959. № 9. с. 139.
[Закрыть]. Так, вспомнив басню великого русского баснописца Крылова «Мартышка и очки» с её моралью: «чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться», Аксамитов указывает на бытующую в беларуском фольклоре такую же по смыслу пословицу: «Паглядзі, сава, якая сама». О человеке незлобивом, с доброй душой, беларус скажет, что ён вока (глаз) табе незапарушыць, русский же в таком случае говорит – он пальцем тебя не тронет.
Русицизмы в области лексики
Процесс русификации беларуского языка наиболее широко затронул его лексический материал, словарный состав, что вполне объяснимо: даже при нормальном, ненасильственном влиянии одного языка на другой оно легче и проще воздействует на лексику, нежели на фонетику, морфологию или синтаксис.
Слова, заимствованные из русского языка, можно разделить на три общие категории:
1) Слова, хотя и со славянскими, но чуждыми беларускому языку корнями или с корнями непродуктивными, которые не образуют в нём морфологическое гнездо и выступают только в отдельных словах, далёких по своему значению и способу построения от соответствующих им русских слов;
2) Слова с корнями, присущими также беларускому языку и продуктивными, которые, однако, в том значении, какое они имеют в русском языке, в беларуском не употребляются, или же имеют совсем другую внешнюю структуру, нежели в русском;
3) Слова, которые в той же форме существуют и в беларуском языке, но имеют совсем другое значение.
Беларуский советский языковед Н. Круковский предпоследнюю группу слов называет структуралистскими кальками с русского языка, а последнюю группу – кальками семантическими.
Приведённые выше три категории русицизмов лишь ничтожно малая часть словесных заимствований из русского языка… По оценке уже цитированного нами языковеда Н. Круковского, одни только непосредственные, прямые заимствования, которые мы отнесли к первой категории слов – с разными в обоих языках корнями – составляют примерно 3–5 % всего словарного запаса современного беларуского литературного языка.
Беларуский языковед Янка Станкевич, рецензируя «Русско-белорусский словарь», изданный Институтом языкознания АН БССР и насчитывающий около 86 тысяч слов, замечает, что «в беларускую часть словаря введено не менее двух третей русских слов, написанных по-беларуски, причём искажённо, в нормативах «реформы»[127]127
См.: «Беларускі зборнік» Института изучения СССР (Мюнхен). 1957. № 7. с. 165.
[Закрыть] (имеется в виду реформа 1933 года).
Кстати, в предисловии к этому словарю прямо сказано, что «он, особенно в белорусской своей части, решает задачи нормативного характера». А это значит, что нормы словаря являются обязательными в его практическом использовании. Вот как далеко и быстро зашёл процесс русификации беларуского языка!
Н. Круковский относит к непосредственным заимствованиям из русской лексики только те слова, которые мы выделили в первую категорию. Слова из второй и третьей категории он относит к опосредованным заимствованиям, то есть к калькированию (так называется в языкознании процесс образования слов и выражений данного языка по образцу и типу слов и выражений другого языка).
На самом деле, однако, и здесь, за редкими исключениями, слова, выделенные нами во вторую и третью категорию, заимствованы из русского языка напрямую. О калькировании, которое происходило бы внутри беларуского языка, по его органическим законам, можно говорить лишь в отдельных случаях.
Это, на наш взгляд, подтверждается двумя важными обстоятельствами.
Во-первых, абсолютно исключено, чтобы за столь короткий срок, какие-нибудь 30 лет, которые прошли с того дня, когда началась в БССР русификаторская вакханалия, – чтобы за это время могли произойти внутри беларуского языка столь огромные изменения в направлении его русификации.
Во-вторых, почти все заимствованные из русского языка слова, которые Круковский относит к опосредованным заимствованиям, имеют в беларуском свои собственные адекваты, которые употребляются по сей день параллельно с русицизмами в том же значении. Или же бытовали в беларуском языке до начала процесса русификации и лишь в ходе её оказались отброшенными.
Таким образом, во всех трёх группах слов русского происхождения, во всех случаях внедрения в беларуский язык русских грамматических форм, которые заняли место исконно беларуских, мы имеем дело с непосредственным, прямым, чаще всего механическим заимствованием русской лексики, что является свидетельством сознательного, запланированного, насильственного процесса русификации беларуского языка.
Наиболее опасными для беларуского языка являются те введенные и вводимые в него русские слова, которые мы отнесли ко второй и третьей категории. Поскольку у этих слов общие с русскими словами корни, причём в обоих языках эти корни продуктивные, неспециалисту, не языковеду, трудно распознать их русское происхождение.
Данным обстоятельством, очевидно, можно объяснить тот странный на первый взгляд факт, когда множество русицизмов обнаруживается в текстах даже тех беларуских советских авторов, которые являются искренними защитниками чистоты беларуского языка. Они просто не замечают, не понимают, что пользуются русицизмами, употребляя слова, отнесенные нами ко второй и третьей категории. Другое дело русицизмы первой категории, корни которых либо не существуют в беларуском языке, либо являются непродуктивными или малопродуктивными, – такие русицизмы тотчас распознаются как чужаки, пришельцы из русского.
Советский ученый М. Д. Каммари определил общие принципы, согласно которым «подобия и соответствия в языках народов СССР обусловлены влиянием русского языка». Эти подобия и соответствия, по Каммари, выражаются «прежде всего в заимствовании специфически русских и особенно новых советско-русских фразеологических сочетаний и в калькировании их; во-вторых, в освоении основного фонда интернациональной лексики при посредничестве русского языка». А языковеды И. Белодед и М. Медьничук определили русский язык как «источник усовершенствования национальных языков»[128]128
Журнал «Вопросы языкознания». 1959. № 5, с. 11.
[Закрыть].
Все беларуские советские языковеды единодушно утверждают, что беларуский язык, особенно в советский период, увеличил свой словарный запас путем заимствований из русского. Н. Круковский объясняет это следующим образом:
«Какими бы широкими ни были возможности словообразования на базе собственного лексического материала, они всё же не могли полностью обеспечить и удовлетворить стремительно возрастающую потребность общества в новых словах. Поэтому беларуский язык обращается за помощью к русскому, заимствуя из него необходимые слова, которые в силу тех или иных причин не могут быть созданы на базе собственных языковых средств».
Точку зрения Круковского разделяет другой беларуский советский языковед Ф. Янковский: «Заимствование является необходимостью только тогда, когда в языке нет соответствующего слова». (Выделено нами – С. С.)
Отложим пока рассмотрение слов интернационального происхождения и обратим особое внимание на то, что лишь весьма незначительное число заимствований из русского языка, бытующих в современном беларуском языке, можно отнести к словам, которые подтверждали бы, что они пришли в беларуский язык, как специфически русские и «совершенно новые советско-русские выражения», что они являют собой «источник усовершенствования беларуского языка», что они именно те слова, которые «не могли быть созданы на базе собственных языковых средств».
В основном же русицизмы внедряются в беларуский язык в тех случаях, когда русифицируемые беларуские слова имеют совсем другие корни, нежели соответствующие им русские. Это во-первых. Во-вторых, когда беларуские слова и соответствующие им русские хотя и имеют общие корни, но рознятся своей структурой, то есть этимологическим строением; в-третьих, когда беларуские и русские слова с общими корнями и общим этимологическим строением рознятся семантически. Во всех трёх случаях беларуские слова, которые теми или иными элементами отличаются от русских, механически выбрасываются из словарного запаса беларуского языка и столь же механически заменяются русскими.
…В свете всего сказанного ответ на вопрос, какова конечная цель языковой политики Советского Союза, становится однозначным. Эту цель назвал всё тот же Н. Круковский:
«Сближение беларуского и русского языков уже зашло настолько далеко, что начинает образовываться пласт новых общих слов, которые являются началом нового, грядущего лексического единства».
По вполне понятным причинам Круковский «забыл» добавить, что это «грядущее лексическое единство» основывается исключительно на базе русского языка, а не за счёт взаимовлияний, взаимодействия всех языков Советского Союза. На практике только нерусские языки вынуждены «развиваться», «совершенствоваться», «обогащаться», опираясь на язык великого русского народа, Ему же нет нужды «обогащаться» за чей бы то ни было счёт!
Тем, кто незнаком со всеми аспектами политической жизни СССР, может показаться весьма странным и непонятным, что не только партийные «просветители», но и специалисты, языковеды единодушно утверждают, что явная русификация беларуского языка – естественный процесс. Мало того, полезный для него. Так, кандидат филологических наук А. Аксамитов, который уже цитировался нами, после своих аргументов в защиту чистоты и самобытности беларуского языка вдруг приходит к выводу, несовместимому с его собственными высказываниями:
«В настоящий момент беларуский язык развивается путем его неуклонного сближения с великим русским языком. Но было бы ошибкой видеть в этом процессе упадок беларуского языка. Напротив, именно здесь отражается его наиболее полное и интенсивное развитие».
Те же утверждения встречаем и у Круковского:
«Процесс сближения беларуского языка с великим русским не является итогом деградации беларуского языка. Наоборот, это итог… интенсивного его развития».
Думается, ни Аксамитов, ни Круковский сами не верят в то, что говорят, однако вынуждены принести непременную дань коммунистической идеологии.
4. Язык художественной литературы
Как не раз уже было нами подчеркнуто, многие беларуские писатели и поэты смело противостоят русификации родного языка. И они не одиноки – их поддерживают учителя и студенчество. Это противостояние стало наиболее явным и решительным в годы, когда началась послесталинская «оттепель» (1956–57 гг.), после развенчания культа личности Сталина.
Если сравнить господствующий в БССР, узаконенный литературный язык – язык научной, политической, технической и пропагандистской литературы, включая язык периодической республиканской печати – с языком беларуской художественной литературы, то нельзя не увидеть, что это во многом разные языки, настолько язык художественной литературы, хотя и он изрядно засорён русицизмами, отличается от языка прочих текстов. Художественная литература, защищаясь от русицизмов, смирилась лишь с теми из них, которые сделались общепринятыми и полностью вытеснили соответствующие им беларуcкие грамматические формы и слова.
Так, кроме русицизмов, навязанных реформой 1933 года, в языке художественной литературы возобладали такие русицизмы, как, например, форма родительного падежа множественного числа имён существительных женского рода – «непрыемнасцей», «магчымасцей» (беларуское окончание – «яў», а не «ей»: «магчымасцяў», «непрыемнасцяў»). Плод русификации – лишённые беларуских окончаний формы деепричастий именительного падежа единственного числа: «падбіт», «зроблен», «узят». По-беларуски – «падбіты», «зроблены», «узяты».
Русицизмами являются также синтаксические формы дополнений в винительном падеже вместо родительного, когда глаголы, которым подчиняются эти формы, употреблены с отрицанием. Если говорить о лексике, то здесь русицизмов уйма: укоренились в языке художественной литературы такие, например слова, как «ачаг», «аплот», «знешній» (вместо беларуского слова «вонкавы»), «рабяты», «урач», «аб’ява», «беззаветны», «шэсце» (чуточку видоизмененное русское слова «шествие»), «член», «чарціць» и т. п.
Но есть и отрадные примеры. Так, в художественных беларуских текстах поныне нет чуждых беларускому языку форм деепричастий настоящего времени действительного залога, образуемых из возвратных глаголов («пачаўшыйся», «адбыўшыйся»),– хотя в официальном газетно-журнальном языке эти формы бытуют на правах нормы. Не встретишь в языке художественной литературы и таких русицизмов, как «састаў», «здзелка», «каварны», «мяцеж», «плацёж», «прадставіць» и т. д.
Изучая тексты беларуской художественной литературы, можно проследить на конкретных примерах сам процесс русификации, увидеть, как это делается. Сперва то или иное русское слово появляется в официальном языке изредка, как бы спонтанно, и употребляется параллельно с соответствующим ему беларуским словом. Например, вот уже несколько лет наряду с беларуским словом «танны» (дешёвый) стало время от времени появляться чисто русское по происхождению слово «дзяшовы», которое, мелькая иногда в газетах и журналах, в язык художественной литературы пока не проникло. Но, думается, что с ним произойдет то же самое, что с такими русицизмами, как «папрок» (упрёк) и «поезд».
В официальном языке «папрок» и «поезд» употребляются параллельно с их беларускими адекватами «дакор» и «цягнік», однако последние употребляются гораздо реже. И, напротив, в языке художественной литературы слова «дакор» и «цягнік» встречаются во много раз чаще, нежели «папрок» и «поезд». Есть множество других примеров, которые говорят о том, что употребление того или иного русицизма в языке художественной литературы всего лишь вынужденная дань писателя официальному направлению, а не тенденции самого языка, не тенденция автора.
Изучая тексты беларуской художественной литературы, можно проследить на конкретных примерах, как писатели в процессе редактирования своих произведений при подготовке их к отдельному изданию после опубликования в журнале избавляются от русицизмов, допущенных в первоначальной публикации. Как правило, русицизмы эти отбрасываются авторами и заменяются исконно беларускими словами и грамматическими формами.
Писатели стремятся сохранять чистоту родного языка, но положение их сложное: политика русификации требует от них, чтобы они избегали «узких провинциализмов», «архаизмов», якобы искусственно созданных беларуских «неологизмов», что на практике приводит к отрыву от живого языка народа, из которого художественная литература черпает свое богатство. В результате отрыва от народной языковой стихии язык современной беларуской художественной литературы оскудевает, становится бедным и бесцветным. И всё же он, несмотря ни на что, выгодно отличается от официального языка не только гораздо меньшим количеством русицизмов, но и стремлением сохранить животворную связь с глубинным народным языком. Пока что в языке беларуской художественной литературы присутствует немало глубинных народных слов и выражений, в том числе «провинциальных», которые обогащают языковую палитру.
Беларуский автор В. Красовский, приводя немало примеров порочных переводов, сделанных с русского языка на беларуский в республиканских газетах и в БЕЛТА, указывает и основную причину такой порочности:
Весьма меткое предостережение Красовского можно с полным правом отнести ко всему официальному газетно-журнальному языку в БССР, как в текстах переведённых с русского, так и в текстах оригинальных. Но к языку художественной литературы, даже при всех его русицизмах, его неестественном убожестве и значительном отрыве от народного языка, это замечание отнести нельзя.
5. Беларуские писатели в защите языка
Роль беларуских писателей и поэтов в борьбе за сохранение чистоты беларуского языка, в противостоянии русификации огромна. Пожалуй, только писатели сегодня сполна осознают важность такой борьбы и стремятся вынести обсуждение проблемы на общественную трибуну… Начиная с 1956 года писатели, а вслед за ними и работники культуры по сей день выступают в защиту языка публично. В основу дискуссии положен абсолютно правильный посыл беларуского советского филолога Ф. Янковского, что «безразличие к языку – это безразличие к народу и его культуре»[130]130
Ф. Янковский. Равнодушие к родному слову. «ЛiM». № 38 от 11.05.1957.
[Закрыть]. Поэтому дискуссия о языке распространилась на все области беларуской культуры, заострив вопрос до предела: быть или не быть беларуской культуре, а в конечном итоге – беларускому народу?
…В широком плане дискуссию эту начал реабилитированный в 1956 году бывший узник сталинских лагерей, писатель Янка Скрыган. Его статья под скромным заголовком «Думкi аб мове» (Мысли о языке) содержала в себе следующий главный тезис:
«Знать язык – это значит знать законы его построения, знать его народную основу. Только зная народную основу языка, можно правильно и просто высказать ту или иную мысль, естественно, повинуясь законам данного языка, построить фразу, употребить единственно уместное для этой фразы слово, правильно поставить ударение: надо знать, как произносятся гласные, согласные, мягкие и твёрдые звуки данной речи в конкретной фразе, дабы сохранить звучание языка. Знать язык – это значит знать, как говорит народ»[131]131
ЛіМ. № 38 от 11.05.1957.
[Закрыть].
«Знать, как говорит народ», и, понятно, формировать свой язык на базе народного – главное требование к тем, чьим делом является Слово. Далее Скрыган говорит, обращаясь к своим коллегам:
«Слишком рано мы отрываемся от народной творческой среды и, не успев приобщиться к её богатствам, спешим укрыться в рабочих кабинетах. Но сквозь стены кабинетов до нас с трудом доходят и блеск народной мысли, и гибкость фразы, и меткость присказки и мудрость наблюдения. Всё это мы черпаем из газет и чужих книг. Отсюда зачастую наша сухость и бесцветность, канцеляризмы и однообразие».
Сходные мысли развивал беларуский советский литературный критик Алесь Адамович. Указав на отрыв писателя Ивана Шамякина от народного языка и отметив, что писатели 20–30-х годов «считали своей важнейшей обязанностью следить, чтобы беларуский литературный язык произрастал на основе всех богатств народного языка», А. Адамович высказал пожелание в адрес современной беларуской литературы:
«Литературный беларуский язык в последние десятилетия стал более нормативным, стала богаче его лексика. И то, что литературный «книжный» язык стал больше очищаться от разговорного – абсолютно закономерно. Но это не значит, что… литературный язык должен быть лишён народных, бытовых и даже сугубо «местных» красок, что он должен быть похож на «переводной» язык. На дистиллированную воду, которая хотя и чистая, но малоприятная на вкус»[132]132
ЛіМ. № 21 от 13.03.1957.
[Закрыть].
Как уже отмечалось, в процессе русификации из беларуского языка выбрасываются и заменяются русскими все те слова, которые своим корнем или формой строения отличаются от соответствующих слов русского. Это обосновывается необходимостью очищения литературного языка от «узких диалектизмов» или «провинциализмов». Алесь Адамович решительно выступил в защиту «диалектизмов»:
«Не надо нам слишком бояться понятия «диалектизм», надо сначала прислушаться, как данное слово звучит, вдуматься, насколько оно меткое и понятное. В любом, в самом маленьком «сусеке» живого народного языка можно порой найти крупные зерна народной мудрости и остроумия».
…Нельзя оставить без внимания интересные и острые замечания Е. Ермаловича о так называемых «диалектизмах», к которым, о чем уже говорилось, причисляются все отличные от русского языка слова и формы, что влечёт за собой изгнание их из беларуского языка. Ермалович пишет:
«Неразработанность литературных норм приводит к тому, что у нас считаются диалектизмами такие слова, которые никогда диалектизмами не были и не могут быть с точки зрения самых элементарных требований лингвистики… Где искать границу между диалектизмами и литературным языком? Такой абсолютной границы нет. Но если слово имеет беларуский или общеславянский корень, если оно бытует в народе, если народ его понимает или может понять по самой природе его корня, нашим критикам и редакторам не стоит придираться к этому слову. Такие слова значительно расширяют и обогащают нашу лексику, которая ни в коем случае не ограничивается словарём, насчитывающим восемьдесят тысяч слов, а раза в два, а может и в три богаче»[133]133
ЛіМ. № 8 от 25.01.1958.
[Закрыть].
…Беларуские писатели выступили не только в защиту народных элементов беларуского языка, которые из него выбрасываются под видом «диалектизмов», но и, пусть менее смело, в защиту его традиций, в защиту старого языка, слов и выражений, которые отбрасываются как «архаизмы». Ещё в самом начале дискуссии об языке, в 1957 году беларуский советский литературный критик Владимир Юревич писал:
«Беларуский язык существует не одно столетие. И в современном литературном языке мы встречаем множество элементов, которые были свойственны языку XIX, XVIII века и ещё более ранним столетиям. Писатель не имеет права не обращать внимания на традиции, сложившиеся в далёком прошлом. Если послушаться иных «реформаторов» и отказаться от фонетического принципа, на котором построено правописание современного беларуского языка, то к чему это приведет? К отказу от основы общенародного языка и, стало быть, от его самобытности»[134]134
ЛіМ. № 34 от 27.04.1957
[Закрыть].
Позже тот же В. Юревич совершенно верно отметил:
«Трудно понять тех людей, которые считают своей заслугой то, что они забыли родной язык, ещё труднее понять их, если они работают на радио, где живое слово, обращённое к народу, должно составлять основное содержание творческой деятельности каждого штатного сотрудника и приглашённого исполнителя… Беларуское радио должно иметь в эфире свой национальный облик»[135]135
B. Юревич. Художественное слово на радио. «ЛiM». № 6 от 22.02.1961.
[Закрыть].
…Кроме теоретических рассуждений о народности языка и его чистоте, во многих выступлениях беларуских писателей приводятся конкретные примеры русификации беларуского языка, слова и выражения, живьём перенесенные из русского. При этом указывается, какие конкретно беларуские слова они вытеснили чисто механически. Однако никто ни разу не назвал эти чуждые нашему языку элементы их собственным именем – русицизмы. Даже совсем свежие русицизмы, только что привнесенные в беларуский язык, участники дискуссий, авторы публикаций и выступлений обозначают окольным путем. Дескать, «народ так не говорит», «это не беларуское слово», «канцелярщина», «книжность», «похоже на перевод» и тому подобное.
И хотя в советском лексиконе существуют термины «полонизм», «германизм» и подобные им, термина «русицизм» нет! Нет именно потому, что русицизмы в БССР «принято рассматривать» не как чуждые нашему языку элементы, а, напротив, как естественное и благотворное явление, обогащающее все нерусские языки.
Как известно, старый беларуский литературный язык – это язык Великого Княжества Литовского. Он развился на основе северо-западных говоров беларуской народности и литературным стал уже в первой половине XV века. В связи с политическим и национальным упадком Беларуси в XVII и XVIII веках он прекратил свое существование в качестве живого языка.
Новый беларуский литературный язык стал складываться в начале XIX века на волне беларуского национального возрождения, развиваясь на основе западных говоров беларуской народной речи. Как при своём зарождении, так и в дальнейшем он уже не пользовался старым литературным языком, протяженная, последовательная связь с которым была утрачена. Он развивался и обогащался на базе народного беларуского языка, черпая из него все необходимые ему слова и выражения, и создавая для новых понятий необходимые неологизмы, опираясь при этом на внутренние законы этого народного языка. Такой путь развития беларуского литературного языка длился до начала 30-х годов XX века, когда был внезапно прерван по воле советских русификаторов. С той поры единственной основой дальнейшего развития нашего литературного языка стал русский язык, как предлагает советская лингвистика и как официально требуют партийные директивы от нерусских языков.
Боле того, как мы видели на множестве примеров, из беларуского языка удаляются те его грамматические формы и слова, которые в нём существовали и были общепризнанны, но отличались от соответствующих русских форм и слов. Таким образом, русификация происходит не только одновременно с развитием беларуского литературного языка, но и распространяется на то его состояние, в котором он находился до начала русификаторской кампании, и о чем ни советские языковеды, ми партийные директивы в области языка не упоминают.
…Стоит напомнить, что в самом начале кампании по русификации нерусских языков народов Советского Союза (в начале 30-х годов) главное внимание… было направлено на внезапное и полное прекращение языковых процессов, посредством которых нерусские языки пополняли свою лексику словами интернационального значения, ориентируясь в основном на западные языки и обходясь без посредничества русского языка. Например, русификаторская кампания в отношении украинского языка, как показал профессор Р. Смаль-Стоцкий на богатом фактическом материале, фактически началась с требования унификации на русской основе не только технической и научной терминологии, но и вообще всех слов иностранного происхождения. И в БССР главным объектом большевистских нападок стала деятельность Терминологической Комиссии Беларуской Академии Наук – по причине выработки ею беларуской научной и технической терминологии в отрыве от русского языка.
После реформы 1933 года последующая языковая практика в СССР уже полностью завершила процесс русификации слов иностранного происхождения, так что беларуским элементом в этой категории слов осталось только правописание, да и то сильно русифицированное. Ныне даже некоторые личные имена рассматриваются в беларуском литературном языке как слова иностранного происхождения и используются с русскими языковыми особенностями. Весьма унизительно и то, что в беларуский язык механически введены из русского языка отчества, никогда ранее не употреблявшиеся ни в литературном языке, ни в народных диалектах.
…Таким образом, советская языковая политика направлена на прекращение сразу двух равноправных процессов нормального и естественного развития беларуского литературного языка: его базирования на беларуском народном языке и его ориентации на Запад в области усвоения необходимых интернациональных слов, принуждая и в первом, и во втором случае ориентироваться исключительно на русский язык.
Главным лозунгом беларуского национального возрождения всегда был лозунг, призывающий к сохранению родного языка. Ещё в конце XIX века Франтишек Богушевич страстно воскликнул: «Не пакідайце ж мовы нашай беларускай, каб ня ўмёрлі» Каб ня ўмёрлі, не исчезли мы, беларусы, с исторической арены. В XX веке Янка Купала, духовный вождь беларуского народа, во многих своих программных стихах определял роль родного языка как самого важного и могучего фактора нашего национального бытия. Ныне историческую задачу сохранения этого фактора решают наследники Купалы, беларуские писатели и поэты – носители и выразители национального самосознания.
