Текст книги "Львы и Сефарды (СИ)"

Автор книги: Анастейша Ив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава двадцать пятая. Барабаны Госпожи

С первыми лучами закатного солнца я ступаю на землю Энгеды. Станция-призрак, на которой остановился мой поезд, тоже находится под землей, и поэтому мне пришлось подниматься по лестнице вверх, прямо по стене, а потом еще и открывать тяжелый каменный люк. Выбравшись наружу, я еле подавила в себе желание растянуться прямо на этой горячей от солнца земле – сколько же времени я не видела неба? И как они, эшри, выживают без солнечного света над головой? У них есть Исток и Солнечный ветер, но небо… что может заменить его? Я не знаю. Я выпрямляюсь и ступаю на землю Энгеды. Городские окраины уже совсем близко от меня.

Энгеда – великий город. Даже стоя здесь, на пустыре, среди колючек и камней, я смотрю на его стены и башни и прихожу в трепет. Каким же было это место тогда, еще до Первых смут? Я вспоминаю голограммы у Истока, и мое сердце вздрагивает. Это другой мир. Совсем другой. Все смешалось в моей голове. Последний раз я видела эти места почти три года назад. Я могу поклясться, что знаю каждую трещину в этих зданиях и каждый камень в гладких мостовых. Но ведь могло быть иначе. Я знаю этот город таким, каким я оставила его, и я видела его таким, каким он был задолго до меня. Каким он должен быть. Но что, если сейчас он окажется совершенно другим? Или это я смотрю на него другими глазами? Глядя на него, я вижу не отобранную родину – я вижу тюрьму. Перевожу глаза вдаль – а там, за городской чертой, совсем близко высятся башни Праотцов и Зиккурат.

Вот, вот она – тюрьма. Вот храм, построенный задолго до всех нас. Дань памяти Непризнанным Праотцам, чьих имен уже давно никто не смог бы назвать полностью. Дань памяти тем, кто убивал и уничтожал. Дань памяти всем тем, кого не помнят. Никто ведь не вспомнит ни их чинов, ни рангов, ни имен. Равно как никто не помнит тех, кто возводил эти величественные здания – они кажутся насмешкой на фоне изрядно побитой войной столицы.

Равно как никто не помнит тех, кто что-то строил…

…чтоб помнили, необходимо это сжечь.

Я отгоняю эти мысли. Почему-то слова Зодчей все еще звучат внутри меня. Но ведь сама Зодчая и есть та, кто строит, а не разрушает. И от этого еще яснее слышится мне горькая насмешка. Но, может быть… не все так однозначно? Там, при последней встрече с Кайтеном и его матерью, я назвала себя таким же титулом. Я – Зодчая. И я пришла не созидать, а разрушать. Я разрушаю ложь, которой все было опутано, как паутиной. Я разрушаю стены и ломаю цепи. Так кто же я на самом деле? Дороги, которыми я иду, хранят смерть за каждым поворотом… Могу ли я разрушить и их тоже? Я не знаю. Я пришла сюда за своим братом. И я разрушу все оковы Госпожи, которыми она еще способна удержать его.

Проводя ладонями по лицу, я снова натыкаюсь пальцем на проклятую шестеренку у себя во лбу. Я не знаю, как в Энгеде относятся к сефардам, если эти самые сефарды просто ходят по улицам и никого не трогают. Когда меня изгнали, мне не запрещали возвращаться. Но помнят ли меня здесь как дочь Самара Гаддота, сатрапа из гильдии Энгеды? Столица – великий город. Так каковы мои шансы на то, чтобы спокойно пройти по улице и не натолкнуться ни на одного из тех, кто знал меня или моего отца? Я опять не знаю. Я рискую. Я привыкла рисковать вместе с Мэлом, а теперь я рискую одна. И это меня совсем не радует. Но это был мой выбор, и он был правильным. А значит, я не проиграю. Я просто не имею права проиграть.

Я покрываю голову так, чтобы ткань закрывала лоб по самые брови. Да, сомнительная затея, но вдруг сработает? Мне вообще теперь полагается ходить на людях с покрытой головой, ведь я… со вчерашнего-то дня… уже замужем. Но это все будет потом. Я скоро получу ответы абсолютно на все свои вопросы – даже на те, которые я и не подумала бы задавать.

Миновав городские ворота – такие широкие, что по ним могут спокойно разъехаться две или три колесницы – я вхожу за черту города. Здесь довольно тихо, но я чувствую едва слышный гул. Мне даже начинает казаться, что земля чуть подрагивает под моими ногами. Я знаю – это звуки, доносящиеся из центра. Там – лошадиное ржание, грубые окрики хедоров, визгливые голоса торговцев, нахваливающих свой товар, детский плач и скрип колес по мостовым… Как же давно меня здесь не было, черт побери. Я здесь уже чужая. Солнце освещает стены города, и город будто загорается – от блеска и от чьей-то любви.

Не моей любви.

Я знаю, они счастливы здесь – особенно те, кто живут на нижних этажах. Нижние этажи домов всегда самые роскошные и комфортные, потому что они строятся самыми первыми. Остальное – лишь надстройки, и, чем выше, тем беднее они выглядят. Здесь, если ты на высоте, гордиться тебе нечем. Здесь высота есть пустота и бедность. И все же они могут чувствовать себя счастливыми – да, даже те, кто обитает выше всех. У них есть небо, звезды и облака. У них есть птицы, которые садятся на карнизы и заглядывают прямо в душу своими умными глазами, ожидая, пока человеческая ладонь протянет им крохи хлеба. В Энгеде это – высшая степень любви.

Но не моей любви.

Моя любовь – другая. Не такая. Моя любовь всегда негромка, но отзывается стекольным звоном вдалеке. Моя любовь – не дикий танец в лагере кочевников, моя любовь – горящий факел в подземельях эшри. Моя любовь – не пожар, а пепелище, по которому я ползаю на коленях, выбирая и выхватывая то ценное, что не сумели выхватить у бушевавшего здесь пламени. Моя любовь не принадлежит ни одному городу и ни одной земле. Моя любовь принадлежит одному мальчику и двоим мужчинам. И я покрыла голову, скрывая заплетенные Мэлом косы, чтоб сохранить и их – от ветра или от чьего-либо меча. Так и любовь свою я прячу, закрываю, заплетаю прочными узлами, чтобы никто и никогда не протянул к ней рук. Моя любовь зашифрована в линиях на ладонях и в тонких нитях вен, она птицей проглядывает сквозь решетки ребер. Пусть города горят чужой любовью, и пусть пути сплетаются в петлю. Моя любовь ведет меня, как компас – корабли среди пустыни.

И ничего, кроме любви.

И никого, кроме них троих.

Пока я иду, на меня почти не обращают внимания – разве что попрошайки на углах и дети, играющие на самодельных свирелях. И первые, и вторые хотят денег, а их у меня нет. Я и забыла, как они выглядят. Там, где я жила, разменным средством было что угодно, смотря с кем и на что размениваешься. А здесь… а здесь уже цивилизация, а не дикие земли. Особо прилипчивая стайка ребятни бежит за мной до поворота и тут же замирает, как только я оборачиваюсь. Я успеваю подумать, что это мой взгляд так действует на них, но в следующий миг я понимаю, почему они застыли, будто статуи. Я поднимаю голову и вижу на стене здания знак в виде двух змей, пожирающих друг друга. Меня тотчас же пробирает дрожь. Я знаю, что все это значит.

Такой рисунок – знак того, что в доме жил самоубийца. Неважно, кем он был и как свел счеты с жизнью – этих змей рисуют хедоры сразу же после того, как установят, что случилась не простая, а умышленная смерть. Я мельком оглядываюсь по сторонам: дом заброшен. Так и есть – жить в доме, где проживал самоубийца, считается страшным знаком. А малышня остановилась, потому что знает про еще одно поверье – пройдешь по одной стороне дороги с той стеной, на которой нарисован этот символ – жди беды. Все тут же переходят на другую сторону, лишь бы не поравняться со змеями и не навлечь на себя горе. А я иду вперед. Я уже видела похожий знак два года назад. Я видела его в своем воображении – на своем доме.

Тогда, когда хотела прыгнуть с его крыши, с высоты в двенадцать этажей. Тогда, когда лишь мысль о Вике оттащила меня прочь.

Я думала, что мне нечего терять, и поднялась на крышу, чтобы все закончить раз и навсегда. На следующий день после того, как память о моем отце была поругана, после того, как в моем лбу оказалась проклятая шестеренка, после того, как мои ноги ощутили жар горящих углей. В ту ветреную ночь Вик, сам того не зная, спас мне жизнь. Я просто не смогла бы его бросить, и именно тогда я и задумала украсть его. Теперь же я опять пытаюсь сделать то же самое. Я думаю, что спасаю его, но на самом деле это он всегда меня спасает. Мой маленький, но очень храбрый мальчик. Ведь это он уберег меня от страшной ошибки, это он не побоялся взяться за спасение любви всей моей жизни – а значит, так или иначе все мои заслуги в равной степени принадлежат и ему тоже. Он столько сделал для меня и для всех нас, сам того не зная. Запустил в движение машину, разрушающую ложь и возрождающую красоту. Эта машина, эта цепь событий привела к поистине великому – к открытию правды о Седой Госпоже, к возвращению детей народа эшри, к примирению двух Стерегущих. Привела к началу.

«– Я выбила его себе. Как шанс на жизнь. Я хотела, чтобы он был жив. И плевать, что мне самой больше всего на свете хотелось убиться.

– Только лишь хотелось?»

Я чувствую, как складывается воедино то, что не могло сложиться со времен последних Смут. Концы одних нитей – в моих руках, концы других – в руках Малкольма и Аделара. Когда мы совершим отчаянный рывок… какая ложь останется стоять?

Я так хочу, чтоб они снова были рядом…

…и именно для этого я отправляюсь в точку невозврата.

Я слышу звуки барабанов. А это значит, хедоры опять отправляются в свой патруль. Значит, белый вихрь снова заберет кого-то и отбросит в темноту. Мне жизненно необходимо, чтобы это была я. И тут же понимаю: мне нужно срочно разыскать Крессия Ларда.

Я сумасшедшая, я знаю. Снова лезу в логово врага, когда вполне возможно было бы придумать четкий план и провернуть все без потерь и крови. Но я рискую – снова. Рискую, потому что Малкольм бы рискнул. Вот только чем на этот раз…

Наблюдая, как приближаются солдаты в белых мантиях, я опираюсь на стенку, выглядываю из-за угла и вспоминаю все до мелочей. Мне нужен Кресс. Последний раз мы виделись с ним в ущельях Гончих, и тогда он чуть было не убил меня. Важное уточнение, хорошо бы не выпускать его из головы. Что же касается их сговора с Кайтеном Уэллсом… Интересно, доложили ли ему, что оба Уэллса в темнице? Думаю, что да. Он знает, что их план по уничтожению Малкольма, а заодно и Аделара и всего народа эшри, провалился с треском. Лард всегда держит руку на пульсе. Это звучит еще интереснее, если учесть, что он все еще лекарь… А значит, он, должно быть, зол, как тысяча гиен. Мне это, в общем-то, и на руку, и нет…

Итак, Кресс знает, что Мэл жив. Тогда моя попытка обмануть сорвалась из-за Кайтена, а после – из-за Анги. Я знаю, что цель Кресса – да и Седой Госпожи, наверно, тоже – это Малкольм. А значит, у меня есть шанс. Шанс сыграть в двойную игру. Сделать вид, будто я поддалась. Ведь у меня есть то, чего они так яростно желают – информация. Разменная монета, которой нет цены – хоть в поселении сефардов, хоть на Зиккурате. До него я тоже доберусь.

И пусть это случится поскорее…

– Отведите меня к Крессию Ларду!

Я выскакиваю на дорогу прямо перед командующим патруля, так что его лошадь встает на дыбы. Ритм барабанов резко сбивается, как сбивается и ровный строевой шаг барабанщиков. Лошадь ржет и фыркает, а всадник смотрит на меня с весьма недобрым лицом.

– Ты кто еще такая? – спрашивает он грубо.

– Меня зовут Данайя, – говорю я и, подумав, опускаюсь на колени. – У меня есть информация для Крессия Ларда. Прошу вас, покажите мне, где я могу его найти.

– Туда таких бродяг и оборванцев не пускают, – усмехается он. – Что ты такого можешь ему рассказать, чего он сам не знает? Тайну государственной важности?

– Представьте себе, да!

Молчание.

Я делаю глубокий вдох – и выдаю последний козырь:

– Я жена Малкольма Росса!

Что-то меняется в лице командующего. Я прямо чувствую, как щелкают шестеренки в его мозгу. Бросив быстрый взгляд на свой отряд, он спрыгивает с лошади и подает мне руку:

– Вставай уж, девка. Лард с тобой сам разберется…

Рывком подняв меня с земли, он подсаживает меня на свою лошадь и сам садится спереди. Я крепко вцепляюсь в седло. Качнувшись, дома и мостовая начинают плыть назад. Я смотрю в одну точку и не могу понять, что именно я сейчас сделала. Решение пришло ко мне само – я даже не задумывалась, чем мне зацепить их. Что ж, это тоже часть игры. Мне восемнадцать лет, а я надумала перехитрить альхедорского сына и женщину, чье имя произносят только по углам и шепотом. Но я клянусь – сама себе и всей Лидее: то, о чем лишь шепчут в спальнях, вскоре будет объявлено с самых высоких крыш столицы.

И все-таки, как я до этого додумалась? Как будто что-то подсказало мне, что делать и как говорить. Я чувствую, что есть в этом нечто неуловимое и знакомое, то, что вертится на языке, но не находит сил сорваться с губ. Что-то похожее уже однажды было. И наконец – внезапно, как и всегда – я понимаю, чей пример привел меня сюда.

Я совершила то же, что и Малкольм Росс.

Пять лет назад.

Глава двадцать шестая. Время упасть

Я ожидала увидеть совсем не то, что вижу. Мое воображение рисовало картину роскошных и богатых палат, где, должно быть, и плетут свои интриги Лард и Госпожа. Но то, что передо мной – это нечто другое. Резиденция альхедора осталась далеко позади – глупо было думать, что за два года я забуду, где она. Сейчас же мой конвой останавливается перед невысокой аркой, за которой я вижу двор, выложенный белым камнем.

– Дальше нельзя, – говорит командующий и спрыгивает с лошади. Я игнорирую протянутую руку и слезаю сама. – Эй, вы! Стоять здесь и ни шагу с места. Я позову, когда прикажет Лард.

Патруль нестройно кивает. Командующий пропускает меня вперед, и под арку я вхожу первая. Еле сдерживаюсь, чтобы не начать нервно теребить кольцо на пальце. Спину надо держать прямо, голову – ровно. Да, для них я – жена предателя, но это моя игра, и я доведу ее до конца. И они не получат ни меня, ни моего мужа, ни моего адмирала, ни моего брата. Финал уже так близко.

Я иду и смотрю по сторонам. Цветов здесь нет, только маленький фонтан, из которого жадно пьют воду две тощие кошки. Дом стоит как бы в форме квадратной скобки. В нем центральный корпус и два крыла, и из всей отделки в нем – только колонны и литые цветы под плоской крышей. Ограждения на крыше нет, а значит, вряд ли кто-то поднимается туда. Выглядит все это, конечно, не бедно, но и не настолько роскошно, как я думала. Командующий молча следует за мной, наши тени накладываются одна на другую. Сделав мне знак остановиться, он обходит меня и стучит в центральную дверь. Дверь тут же приоткрывается, и из щели показывается рыжая голова мальчишки-слуги.

– Командующий Саллех – к господину Ларду, – докладывает ему хедор. – Немедленно. Дело не терпит отлагательств.

Мальчишка, кивнув, приглашает его войти. Я иду следом и провожаю слугу долгим взглядом. На вид ему лет двенадцать-тринадцать. Он чуть старше моего Вика. Внутри меня что-то дергается и начинает противно ныть. Где мой брат? Что с ним? Не стал ли он одним из таких? Что, если он тоже верно служит хедорам и Госпоже? Мысли набрасываются на меня с новой силой, словно вороны в том подземелье. Мэл и Аделар… Ну почему они так далеко? Они бы точно знали, что нам делать. Они бы встали по обе стороны от меня, и втроем мы были бы непобедимы. Но жизнь распорядилась по-другому. Я так хочу, чтобы все осталось на своих местах к тому моменту, как мы вернемся. Все то, что мы установили и построили, пока еще такое хрупкое. Я не хочу, чтобы хоть что-то пошатнулось.

– Добро пожаловать домой, Данайя.

Голос Кресса мигом заставляет меня встрепенуться. Я невольно проверяю капюшон – покрыта ли голова. Перевожу взгляд на него – он стоит в конце одного из коридоров, в нескольких шагах от меня. Я так погрузилась в свои мысли, что не заметила его. Прозевала врага, стоящего так близко. Больше нельзя будет допускать подобных слабостей. Плевать, что мое сердце не переставая кричит, слушая все это. У меня нет права на ошибку. Не сейчас.

– О чем ты говоришь, когда ты говоришь о доме? – Я выпрямляюсь, убираю руки с капюшона. – Твои хедоры лишили меня дома. Меня – и моего брата. Здесь моя тюрьма, а не мой дом.

– Заткнись! – грубо одергивает меня Саллех.

– Эй, оставь ее, командующий, – Кресс подходит ближе. – Я ведь ждал, что она будет здесь. Отдай ее мне.

– Она говорит, будто она жена Малкольма Росса, – докладывает тот, не отступая от меня. – Того самого предателя, переметнувшегося к азарданцам.

– Сефард и дезертир, вот это пара… – усмехается Лард краем губ. – Саллех, ступай отсюда. Ты и твоя стража ждите у ворот. Я дам вам знак, что делать.

Помедлив, командующий отходит. Отходит с видом хищника, на чью добычу только что посягнул вожак стаи. Я слушаю, как он уходит прочь, но я не оборачиваюсь. Посмотрим, что же с ними станет, когда добыча вывернется из лап смерти и не покалечится при этом.

– Зачем ты пришла? – вдруг спрашивает Кресс, вплотную подойдя ко мне.

– Ты сказал, что ты ждал меня, – отрезаю я. – Так лучше ты скажи мне. Для чего я здесь.

Я смотрю в его глаза, а он – в мои. Кулаки невольно сжимаются, как и губы. Я делаю глубокий вдох: нельзя. Нельзя, чтобы Исток, который во мне, хоть как-то проявил себя. Я не могу опять подставить Аделара с Мэлом под удар. Мне нужно контролировать себя. Держать себя в руках. Для моего сияния еще не пришло нужное время. Еще не пора рвать все оковы разом.

– Быстро же ты добралась, – говорит мне хедор. – Странно, что одна. Или Малкольм тормозил тебя? Ведь у него же перелом…

– Послушай, если бы он мог, он был бы здесь и первым бы взглянул тебе в глаза! – Я повышаю голос. – Но я сама решаю, что мне делать. Это мой брат и моя дорога. Я пришла за ним. Скажи мне, где он.

– А что ты дашь мне в обмен на него? – Кресс прищуривается. – Уж не свое раскаяние ли?

– Нет. Не дождешься, – отрезаю я. – В обмен я расскажу тебе, что на самом деле произошло пять лет назад.

– Решила все-таки идти путем своего отца?

Я замолкаю, не догадываясь, что ответить. Я отчаянно пытаюсь все это связать. «Добро пожаловать домой», – сказал он мне до этого. Домой – в Энгеду? Мы ведь жили здесь, пока наши жизни не рухнули, словно руины древних храмов. Но за два года этот город перестал считаться моим домом. Я до последнего не знала, где мой дом. И я нашла его только теперь. Но Ларду про все это знать необязательно.

– При чем здесь мой отец? – спрашиваю я. – Самар Гаддот – и Малкольм Росс… Лард, я не вижу связи. Объясни!

Кресс подступает еще ближе. Наши руки невольно соприкасаются, но он не делает лишних движений. И что-то мне подсказывает, что не случайно. Он боится меня? Вряд ли. Одно его слово – и я тут же упаду замертво к его ногам. Он уважает меня? Нет и еще раз нет – я женщина, сефард, жена предателя. По его меркам я – чуть выше уличной собаки. Я еще нужна ему? Но для какой цели? Нужно быть предельно осторожной. Я хожу по краю пропасти. Один неверный шаг – и я сорвусь, а вслед за мной сорвутся Стерегущие, все эшри и мой брат. Я не могу позволить себе лишних слов и вопросов. Я стою перед лицом врага. Талита Уэллс, Кайтен и Гончие по сравнению с ним ничего не значат. Они могли уничтожить человека, но не народ. Да и я тогда защищала не народ – отдельных людей. Сейчас же линии дорог ведут меня на новое поле битвы.

Кресс не отвечает. Смотрит пристально и выжидающе. Непонятно еще, кто кого допрашивает.

– Что ты знаешь о Стерегущих? – спрашивает наконец. – Это многое однажды прояснит.

– А что тебя интересует? – отзываюсь я. – Лард, они давно обернулись легендами. Народ их обожает, Гончие – клянут. Никто не может поведать настоящей правды. Мне интересно, что об этом знаешь ты.

– Ты переводишь стрелки, – улыбается он губами, но глаза – змеиные, холодные – все так же неподвижно смотрят на меня. – Ты обещала дать мне информацию, но ты увиливаешь от ответа. Так почему я должен верить тебе?

– Послушай! – Я решительно отталкиваю его руки и отступаю. – Я спасла предателя своей державы. Я брела по пустыне и по каньонам, я знаю Гончих Третьих смут и видела дроны над своей головой… Белое Воинство говорило со мной, и я слышала их речи о великом воссоединении! – Перед глазами снова появляются бесплотные прозрачные фигуры. – Лард, все они верят в них. Но я же знаю, что все это – голограммы. Я видела и того мальчика в пустыне. Я знаю, чьих это рук дело. Я знаю больше, чем ты думаешь.

Только бы отвести его от Стерегущих, только бы увести прочь, в сторону, только бы сменить тему…

Я чувствую огонь внутри себя. Я приближаюсь к той черте, за которой будет поздно что-либо менять.

Поздно спасать себя.

– Мальчик, – говорит вдруг Лард. За его спиной раздаются чьи-то шаги, но я не спешу выглядывать и смотреть, кто там. – Сын нашей Госпожи.

– Сарцины Росс, – добиваю я.

Меня вдруг захлестывает ярость.

– Его убили хедоры, Лард. Его убили вы!..

Он бросается вперед и зажимает мне рот ладонью, но я бью его по колену и по сгибу локтя. Я не слишком сильна, но я резче. И мне уже нечего терять. Кресс сгибается, прижимает обе ладони к ноге, и я, вконец потеряв страх и контроль, отвешиваю ему звонкую пощечину. Потеряв равновесие, Лард глухо валится к моим ногам. Я сжимаю кулаки, и сияние вновь прорывается сквозь кожу. Но он этого не видит. Он поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. Во взгляде нет ни капли страха и, тем более, раскаяния. Он ненавидит меня.

– Данайя, я не стал бы…

– А я – стану!

Резким движением я срываю с его груди хедорский значок и наступаю на него ногой. Перед глазами, будто в ускорении, проносится все то, через что нам пришлось пройти. Я вспоминаю пожар на рассвете и пепел на своих руках. Вспоминаю крушение поезда и Мэла, бледного, как стенка, от страха и от боли. Вспоминаю клеймо Гончих у себя на шее, которое я скрываю, как могу. Вспоминаю ту бессмысленную драку на Плато и ужас в глазах Иокасты. Вспоминаю поломку в регенераторе и бессильную ярость Аделара. Вспоминаю факелы и таблички в подземелье. Вспоминаю вырвавшихся птиц и кровь на руках адмирала. Вспоминаю дроны над головами и сделку в пещерах Гончих. Вспоминаю летящий в Малкольма огненный шар и Аделара, схватившегося за раненую ногу…

Вам мало, спрашиваю?

Мало?!

Не отдам еще и Вика!

Не отдам!..

Вскочив, Кресс бросается на меня и хватает за горло. Я бью его под дых, пытаюсь вывернуться из рук, но не могу. И в тот момент, когда я налетаю спиной на дверь, она с треском проламывается под моим весом. Обломок дерева рвет на спине одежду. Я задыхаюсь от страха и от боли. Все как будто замедляется. Подо мной – темнота и пустота.

Еще один подвал?..

Ноги срываются в пробоину. Я падаю. Лард, мигом отпустив мое горло, вцепляется обеими руками в мои пальцы, тащит меня вверх. Я болтаюсь в воздухе, как лист на дереве. Я знаю: он не собирается меня спасать. Он вытащит меня – и уничтожит. А значит, у меня есть только один путь. И я не знаю, сколько локтей высоты подо мной. Не знаю, что за дверь я умудрилась выломать. Не знаю, что там ждет меня, внизу.

Но это…

…что ж, наверное, это – мое время упасть.

Я собираюсь с мыслями за несколько секунд. Мне хватит храбрости. Я сильная. Так будет правильно. Упасть – значит иметь хоть малейший шанс на жизнь. Сдаться ему – значит умереть. Я слишком далеко зашла. Теперь – пора довериться тому, что будет. И, если я выживу, я только выиграю время. Я ничего ему не сказала. Ничем не выдала ни себя, ни Мэла, никого. А значит… я свободна.

И наконец… я разжимаю пальцы.

Выскальзываю из держащих меня рук.

И – лечу вниз.