Текст книги "Львы и Сефарды (СИ)"
Автор книги: Анастейша Ив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава двадцать третья. Человеческий фактор
Я сижу на краю кровати Аделара. Его нога перебинтована и лежит в приподнятом положении, а в руках – то самое письмо. Он перечитывает его уже в который раз. Сааба только что вышла отсюда – она делала перевязку и проверяла, есть ли все необходимые лекарства. А сейчас я сижу и смотрю на дверь. В кои-то веки тишина не оглушает, не изматывает и не заставляет выть от горя. Тишина успокаивает. Мне и вправду нужно многое осмыслить. Всем нам. Когда все осталось позади, мы наконец можем вздохнуть спокойно, обернуться и взглянуть на то, что мы оставили.
– Скоро вы будете знать его письмо наизусть, – говорю я после долгого молчания.
– Возможно, – отвечает он. – Я же теперь знаю, где настоящий он. И что он чувствует на самом деле. Поэтому я и закрыл его собой.
– Сначала вы, узнав, что Мэлу плохо, отправили его в регенератор, – припоминаю я. – Это раз. Затем оттуда вытащили, когда случилась поломка. Это два. И наконец – сейчас… Три раза, адмирал. История о линиях дорог. Вы слышали? Вы верите?
– Конечно, слышал, – улыбается он и откладывает письмо. – Да только линии дорог – всего полдела, если и не меньше. Дорога может быть одна, но вот идти по ней мы можем хоть навстречу друг другу, хоть прочь друг от друга… Да так, что разминемся и, возможно, даже не заметим. Ведь Мэл спасал меня гораздо больше, чем три раза. А понял я это только сейчас. Наверное, моя вина перед ним гораздо больше, чем его – передо мной.
– Не стоит вам теперь об этом думать, – Я переплетаю пальцы рук и снова чувствую тепло. – Вы – наш герой. И все, что кроме этого – уже неважно… Как нога? Сильно болит?
– Наступать на нее пока что не могу, но на мне все заживает весьма быстро… – Аделар приподнимается на локтях. – Рука уже почти не беспокоит. С шеи Зодчая тоже скоро снимет повязку. А там, возможно, построим новый регенератор… Жаль, что вы с Малкольмом будете уже далеко.
Я замолкаю и вздыхаю. Голос дороги снова пробуждается внутри. Я будто бы раскалываюсь надвое. Я знаю, что мой путь окончится в Энгеде, там, где Седая Госпожа и мой маленький брат. Что будут еще битвы и лишения, что ни одна победа не дастся нам легко и просто, как не давалось ничего до этого. Но в то же время мое сердце хочет быть здесь. Я нашла свой дом в этих подземельях, я нашла свой свет в сигнальных огнях, я нашла свою надежду в голограммах зала у Истока. Я так хочу увидеть этот мир. Хочу, чтобы Стерегущий и его народ пускали свои корабли по пескам всей Лиддеи, чтобы их таланты возродили нашу сожженную землю и сделали ее такой, какой она была до Первых смут. Они ведь хотели подарить такую надежду всем – эшри и сефардам, Гончим и аутентам, хедорам и сатрапам. Но никто не знает, что ждет всех нас в конце пути.
Дверь снова приоткрывается, и в комнату заглядывает Малкольм. Он выглядит ужасно уставшим, но все же что-то в нем переменилось. Исчез тот затравленный взгляд загнанного в угол зверя. Он устал и измотан, но он спокоен. Он открывает дверь и проходит к нам. В руке держит костыли, на которых пришел сюда. Я поспешно встаю, но он делает мне знак оставаться на месте.
– Ты их там что, собственноручно из дерева выстругивал? – спрашивает Аделар серьезным тоном, но глаза его смеются. – А до этого еще, наверно, ждал, пока это дерево вырастет?
– А ты спешишь куда-то? – парирует Малкольм и ставит костыли, прислонив их к бортику кровати. – Ты обещал меня прибить, как только встанешь. Так вот, я бы хотел чуть-чуть отсрочить этот момент торжества вселенской справедливости.
– Если я и вправду захочу это сделать, никакая вселенская справедливость тебя не спасет… – Теперь адмирал уже по-настоящему улыбается. – Вообще-то у меня для этого было уже достаточно возможностей. И ты до сих пор цел и невредим. Какого ты обо мне мнения, черт возьми?
Мэл шутливо поднимает руки вверх. Я пытаюсь представить этих двоих в ранней юности, но оставляю все попытки – не слишком-то они и изменились, если уж на то пошло. Аделар садится на кровати, кладет обе ладони на раненое колено – похоже, двигаться ему все-таки больно. Потом берется за один костыль и осторожно поднимается. Малкольм тут же поддерживает его с другой стороны. Я тоже встаю: судя по всему, Стерегущие опять что-то задумали.
– Эй, ты уверен, что дойдешь? Туда и обратно? – спрашивает Мэл.
– Дойду, куда я денусь, – успокаивает его Аделар. – Ты вон со сломанной лодыжкой черт знает сколько добирался по пустыне из Стеклянных скал. И, как ни странно, не свалился замертво. Куда уж мне…
– Да, в самом деле, очень странно, – говорит Малкольм ворчливо. Потом смотрит на меня и улыбается, как сытый и довольный лев. – Сам подумай, если бы я там свалился замертво, встретил бы я эту женщину?
– «Эта женщина» очень хочет знать, куда вы собрались, – Я складываю руки на груди и, тряхнув головой, перебрасываю на спину несколько тонких кос: летчик все-таки сдержал слово и привел мою голову в приличный вид. – И ей страх как интересно, можно ли и ей туда же.
– Это даже не обсуждается, – Аделар поворачивается ко мне. – Мы пойдем в ту галерею. Зажигать мой факел.
– Вот как…
Я потираю ладони одна о другую и приподнимаю кисти.
– А если я зажгу его своими же руками?
– В самом деле… – говорит Мэл.
Он подходит ко мне и берет меня за руку. Аделар уже разобрался с костылями и стоит у входа, ожидая нас. Даже в таком положении его взгляд не теряет привычной адмиральской укоризны.
– Обжечься не боишься? – спрашивает он Малкольма.
– Руки благодаря ей я уже резал, – замечает тот. Смотрит на меня – глаза в глаза, улыбка в улыбку. – Да и зубы она мне уже показывала. Но, думаю, своим сиянием она меня не тронет… Не тронешь ведь, Данайя-эшри?
– С чего это ты так уверен? – Я поднимаю брови.
Его губы – у моего уха.
– Потому что ты любишь меня.
Я шутливо отталкиваю его и отскакиваю в сторону. Аделар покорно ждет, пока мы закончим объяснения в любви, а потом протягивает мне пару длинных перчаток:
– Наденешь, когда зажжешь. При всей твоей огромной любви к этому человеку, ты все еще не можешь полностью контролировать свою энергию. А мне не хочется, чтобы ты обожгла его или вообще сожгла тут что-нибудь.
– Ну, знаете ли…
Я хочу еще немного повозмущаться, но решаю все-таки оставить это на потом. Мэл проходит вперед и увлекает меня за собой. Слегка отставая, за нами направляется адмирал. С костылями он справляется явно лучше, чем Малкольм – до него. Мы идем молча – я и Мэл рука в руке, и вскоре Аделару удается нас догнать. Коридоры пусты и светлы. Я и не замечала, что здесь столько света. Где-то за прочными каменными стенами слышится звук, похожий на стук колес. Земля под нашими ногами чуть подрагивает. Я удивленно смотрю вниз.
– Деверро, что это?
– Наши поезда, – отвечает он. – Они ходят по скрытым тоннелям. Большинство из них грузовые, но есть и пассажирские. Например, как тот, на котором завтра утром вы отправитесь в Энгеду.
– А кто их водит? – допытываюсь я.
«Завтра мы отправимся в Энгеду…»
– Они на автоматическом управлении, – объясняет адмирал. – Так легче и безопаснее. Меньше человеческого фактора.
«Завтра мы отправимся в Энгеду…»
Я замолкаю, вслушиваясь в эхо его слов в своих ушах. Да, этого не избежать – в конце концов, подземелья эшри были для нас таким же полустанком, как и скалы Гончих. Полустанком на нашем общем далеком пути. Но почему-то мне не хочется со всем этим прощаться. Я знаю, что Мэл пообещал Аделару вернуться, когда мы заберем у «белых мантий» Вика, но все же что-то здесь неправильно. Я смотрю на адмирала: он ранен и не может ходить без костылей, а лечить ногу придется довольно долго, что бы он там ни говорил. Первый советник оказался предателем, а преемников у него нет. Кто же будет заботиться о народе, если мы уйдем? И снова я раскалываюсь надвое. Есть то, что я хочу, и есть то, что будет правильным.
Человеческий фактор, человеческий фактор…
– Послушай, Мэл…
Он не дает договорить. Впереди показываются те два факела, и он решительно направляется туда. Снимает факел Аделара со стены. Я все еще стою там, где стояла. Мне будет сложно это сделать. Мне будет сложно рассказать ему о том, какое решение я приняла в эти минуты. Но выбор уже сделан. Не ради меня, не ради Вика и, наверно, даже не ради народа – ради Аделара.
– Готова? – спрашивает адмирал.
– Готова…
Я беру факел в ладони, закрываю глаза и вспоминаю все то, ради чего я оказалась здесь. Тепло струится сквозь мои крепко сжатые пальцы. Я боюсь открывать глаза, боюсь смотреть – ни на огонь, ни на лица Стерегущих. Ведь они еще не знают, что я приготовила для них. Не знают, как я стараюсь принять это и какая война идет внутри моего разума. Но так, и только так будет по-настоящему правильно. И никакой человеческий фактор не сможет мне помешать.
Да. Да, мой сбитый летчик.
Да, мой адмирал.
Навеки – так.
Пара секунд – и пламя загорается. Я открываю глаза и улыбаюсь. Улыбаюсь, глядя на него – теперь я не могу оторвать от него глаз. Я смотрю на Стерегущих сквозь мерцающее пламя. Пусть все так и останется, думаю я. Да будет так отныне и навек. Мы, трое. И да будем мы несокрушимы. Вместе – или порознь. И ни одни дороги да не разведут наших путей…
– Получилось, – говорит Мэл полушепотом.
Деверро забирает факел и возвращает его на место. Мои руки все еще пульсируют теплом. Мэл подает мне те злосчастные перчатки. Глаза у него такие, что я беру, не возражая. Беру, не отрывая глаз от той стены и надписей на ней. Не глядя, натягиваю сначала правую перчатку, потом левую.
И чувствую, как мой безымянный палец проходит сквозь что-то тонкое и металлическое.
– Малкольм?..
Я вытягиваю руку.
Так и есть – на моем пальце красуется тоненькое, плоское, похожее на переплетенную проволоку кольцо.
– Малкольм Росс!!!
Он, улыбаясь во все тридцать два, подступает ко мне вплотную. Берет меня за руку и приближает ее к свету.
– Ты… – начинает он.
– Я выйду за тебя, – произношу я быстро и на выдохе. – Да, Малкольм. Я согласна. Быть твоей женой…
Все отступает. Человеческий фактор, Энгеда, выбор – все превращается в пыль. Мэл… черт возьми, он сделал это. Сделал мне предложение. Мы поженимся. Я стану для него той, кого он будет любить всю жизнь. И… видит небо, я ведь с самого начала только этого и хотела.
Сзади неслышно подходит Аделар. Опирается на один костыль и, похоже, вообще не обращает внимания на боль. Он улыбается. Берет мою руку и вкладывает ее в руку Малкольма. Они оба сияют от счастья.
– Ты будешь любить ее больше жизни? – спрашивает он.
– Буду, – Мэл смотрит на мне в глаза, в его глазах и на его волосах мелькают отблески пламени. – Клянусь тебе, Данайя Росс. Беру тебя, как драгоценность, как великую награду, как стрелу в своей руке, как свою плоть и кровь. Клянусь, что буду рука об руку идти с тобой, пока мы еще живы на земле.
– А ты, Данайя Росс? – Деверро смотрит на меня.
– Клянусь тебе, – начинаю я, не отрывая взгляда от летчика. – Клянусь, что буду тебе и подругой, и возлюбленной, и матерью твоих детей. Клянусь, что не оставлю, не покину и не предам тебя. И, даже если разойдутся линии дорог… я выберу ту, которая в итоге приведет меня к тебе.
Говорю – и сама же диву даюсь, откуда все это во мне. Но правда остается правдой: я люблю его. Люблю, как саму жизнь, и даже больше. Он – мой сбитый летчик, он – мое спасение, мой друг, мой капитан… мой муж. Я – жена Стерегущего. Кажется, это сон. Но это – наяву.
Деверро берет наши руки в свои.
– Да будут долги ваши дни, – говорит он, глядя на меня с отеческой теплотой. – Да будут вечны.
Мэл целует меня под пылающими факелами. Я растворяюсь в этом моменте и не думаю ни о чем.
Но вместе с этим мне так сложно примириться с тем, что уже следующим утром мне придется его оставить.
Глава двадцать четвертая. Город за горизонтом
Утро в подземельях непривычно прохладное. Не могу закутаться в одеяло настолько, чтобы мне наконец стало тепло. Холод как будто зарождается внутри меня, и это так непривычно для той, кто привык носить внутри огонь Истока. Я лежу одна: Мэл отправился за завтраком. Поднимаю руку и, прищурившись, смотрю на свое колечко. Когда мы вернем Вика, я обязательно позабочусь о том, чтобы светлый след на пальце Малкольма перекрылся новым кольцом. Все получается так правильно и хорошо, что аж непривычно. Я обрела супруга, Вик обретет отца, а Мэл – сына. И мы будем здесь, среди народа эшри, будем заботиться об их процветании и безопасности, а неразлучные Стерегущие наконец смогут трудиться плечом к плечу. Но для этого я должна сделать кое-что еще.
Я сказала об этом Малкольму. Похоже, он сразу догадался, к чему я веду – просто потому, что на моем месте он поступил бы точно так же. Но я понимаю, как тяжело ему меня отпустить. Если бы не свадьба, все было бы немного легче… что ж, значит, так было надо. Теперь у меня есть еще одна причина вернуться живой и с Виком – вернуться домой, сюда, к мужу и его народу. Холод на секунду отступает, уступая место привычному теплу. И как я раньше этого не понимала? Мы все принадлежим друг другу. Мы – чьи-то братья или сестры, чьи-то спутники, чьи-то возлюбленные, чьи-то родственные души. На самом деле переплетены все наши линии дорог. И убери отсюда одного – такая сеть распустится и распадется, словно паутина. Ведь мы прочны, словно паучья сеть, которая удерживает самолеты.
Пусть же она удержит хоть кого-нибудь из нас от нового падения…
Дверь открывается, и заходит Мэл с металлической тарелкой. Я потягиваюсь, перекатываюсь на край кровати и ложусь на живот, подперев голову ладонями. Я не могу налюбоваться им. На его тарелке – несколько лепешек, чаша с медом и горсть арахиса. Я прищуриваюсь, вдыхая запах свежей выпечки.
– Ты так долго… – говорю тихонько.
– Хочешь побыть со мной подольше перед уходом? – Он все понимает: смотрит пристально и чуть исподлобья. – Я на всю жизнь с тобой, а ты так беспокоишься о нескольких минутах.
– Мне тоже нелегко, – говорю я, садясь и принимая из его рук лепешку с медом. – Я просто знаю, что так будет правильно. И мне не страшно, знаешь? Мне совсем не страшно…
– Как тогда, в ущельях Гончих?
– Нет, наоборот, – Я улыбаюсь. – Тогда как раз и было страшно. Не-из-вест-но. А сейчас я все понимаю. Я знаю, кто я и где я должна быть. Теперь осталось просто сделать это.
– Ты повзрослела… – Мэл склоняет голову набок. – Ты не такая, какой была, когда спасла меня. Ты сильная… и стойкая. И очень, очень смелая.
– Эти дороги сделают таким кого угодно, – возражаю я. – Твоя дорога заканчивается здесь. Моя – чуть дальше.
Он молча гладит меня по руке, поправляет короткий сползший рукав. Какое-то время мы молча завтракаем. В такие моменты больше всего хочется что-нибудь сказать – сказать красивое и важное, такое, чтоб запомнилось, но ничего не приходит на ум. Я снова думаю, что дорога все упростит. И если что-то должно быть сказано – оно будет сказано, если чему-то полагается свершиться – оно свершится. Я спокойна, я слишком спокойна для человека, сделавшего этот выбор. Я была спокойна вчера, когда человеческий фактор взял свое в моем сознании, и я спокойна сейчас. Я не хочу отступать от своего пути. Впервые выбор дался мне вот так легко.
– Аделар не придет прощаться, – говорит наконец Малкольм, нарушая молчание. – Не сможет. У него сильно разболелась нога. Я заходил к нему, сказал, чтобы лежал и не вставал пока. Он под присмотром Зодчей.
– И твоим, – напоминаю я, улыбаясь. – Конечно же, он ведь не может вечно строить из себя непобедимого, пусть лучше отлежится и подлечит ногу… И скажи ему, чтоб постарался избавиться от костылей до моего возвращения. Без них ему гораздо лучше.
– Да он и сам об этом знает, – Мэл улыбается в ответ. – Но должен же хоть кто-то о нем беспокоиться.
Он говорит это так серьезно, что мне становится не по себе. А ведь он прав. Стерегущий одинок, как никто из нас. Советник предал его, а ни жены, ни возлюбленной у него нет. Теперь к нему вернулся Мэл, но до этого Аделар слишком долго был один. И я не знаю, что творилось у него в душе.
– Хоть кто-нибудь… – эхом отзываюсь я. – Мне жаль его. На самом деле. Он всегда один. Скажи, так было с самого начала?
– Всегда, – отвечает Малкольм. – Сколько я знал его – не было рядом с ним ни одной женщины, а братьев и сестер у него нет. У Стерегущих песчаные дюны не принято иметь двоих или больше… Наверно, это у него в крови. Он одинок. Ему не привыкать.
– Сколько ему лет? – вдруг спрашиваю я.
– Да он на два года меня старше, – отмахивается Мэл, грустно усмехаясь. – А так ведь и не скажешь, правда?
– На два года? Я думала, ему лет сорок пять как минимум… – удивляюсь я. – Да уж, выглядит он старше.
– Стерегущие из эшри всегда быстро угасают, – говорит Мэл. – Вернее… угасали. Потому что я не дам ему сойти в могилу слишком быстро.
– И ты это уже доказал… – Я снова улыбаюсь. – Видишь, любимый? Все правильно. Я верю в это. Я не сомневаюсь. А ты?
– Я не могу сомневаться, любовь моя, – Он наклоняется и целует меня в лоб. – Мы слишком многое прошли, чтоб подвергать это сомнению.
И он, как и обычно, прав. Я думаю о том, какими станем мы, когда все это наконец закончится. Когда мы будем вместе, когда станем настоящей, полной семьей – вместе с Виком. И если б только эшри смогли выйти из своих подземных укрытий, если бы все стало так, как было еще до Первых смут… Я закрываю глаза. Голограммы Зала хроник снова появляются в моих воспоминаниях.
– Скажи, все эшри – здесь? – спрашиваю, не открывая глаз. – Анга ведь говорила мне, что они разбежались по земле…
– Что ж, Королева-Гончая не врет, – Даже в темноте я чувствую его усмешку. – Нет, не все. Оставшиеся – в Азардане.
– В Азардане? – Я распахиваю глаза.
– Да, там, где я жил все эти пять лет… – Малкольм оглядывается по сторонам, как будто нас могут подслушать. – И они… другие. Чужие. Слуги князя азарданского. Предатели.
– В каком смысле, Мэл?
– Главный принцип эшри – полный отказ от работы над оружием, – напоминает он. – Как раз за это мы и были изгнаны. Но были те, кто пересек границы, поднялся вверх, на скалы, и присягнул на верность Азардану. Сейчас они разрабатывают там вооружение для их могучей армии. Настолько мощной, что наши белые отряды – всего лишь дети с деревянными мечами.
– Ничего себе… – шепчу я пораженно.
– Да, это так, – горько подтверждает Малкольм. – И среди них – Герард Деверро. Отец нашего адмирала.
– Что?
Я даже встряхиваю головой. Так вот поэтому, понимаю я внезапно, Аделар всегда один. Не так уж и легко впускать в свое сердце чужаков, если самый родной человек – отец и Стерегущий – предал, вступив в ряды тех, кто убивает твоих земляков и топчет сапогами города. И вот поэтому, поэтому Деверро так долго не мог простить Мэла – ведь он по сути, сделал то же самое.
– Ты сейчас думаешь, что я недалеко от них ушел, – Малкольм как будто угадывает мои мысли. Я поспешно мотаю головой. – Нет-нет, Данайя. Ты знаешь, почему я сделал это. Герард Деверро и те, кто был до них еще во время Смут – изменники и трусы. Они хотели сохранить свою шкуру, и плевать им было, под чьи плети подставляться. Но Аделар-то этого не знал… не знал, что я не из таких.
– Как хорошо, что все осталось в прошлом… – Я наклоняюсь и прижимаюсь лбом к его груди.
Энгеда ждет. Я чувствую это всей кожей и всем сердцем. Я знаю, что мой поезд отправится через полчаса. И я знаю, что прощание будет нелегким. Но я приму это и выдержу достойно. Я львица, нашедшая своего льва и отправляющаяся за львенком. Так правильно.
Так и должно быть.
…Мы стоим на перроне у состава – я и Мэл. Наверно, даже хорошо, что Аделар не смог прийти. Нет, это, конечно, очень плохо – то, что рана у него болит и будет болеть ещё долго – но все-таки будет лучше, если мы попрощаемся наедине. Поезд похож на жестяную коробку с маленькими окнами, за которыми все равно до самой конечной не будет ничего не видать. Я смотрю вглубь тоннеля. Скоро я исчезну в нем. Исчезну, чтоб вернуться. А Мэл останется вот здесь, на этом берегу. И это непривычно. Я привыкла, что уходит он, а я пытаюсь удержать его. Но в этот раз – не так.
– Не страшно ехать в темноте? – спрашивает Мэл.
– Ни капли, – отвечаю я и вспоминаю, что я сказала о темноте адмиралу. Теперь я так не думаю. – А долго это?
– Несколько часов пути, – говорит он. – Остановка на заброшенной станции у самых окраин. Там такая глушь, что даже хедоры не бродят. Зато до города – рукой подать. Постарайся поспать, тебе это понадобится.
– Посмотрим… – Я вздыхаю. – Ну что? До встречи?
Вот как же глупо получается…
– До встречи, – Малкольм наклоняется и оставляет на моих губах короткий поцелуй. – Пусть это случится поскорее.
– Я ненадолго, – обещаю я. – Мне ведь есть, куда возвращаться. Нам есть… – Поезд едва слышно подает голос протяжным гудком. – Ой, он зовет меня… Уже?
– Уже, – улыбается Мэл. – Ты у меня сильная. Храбрая. Отчаянная душа. Ты вернешь нам Вика. И это будет радостная месть всем нашим бедам.
– Обязательно будет! – обещаю я порывисто. Подхватываю вещи и смотрю на дверь вагона. – Мне пора. Мне правда пора…
Малкольм молча прикасается губами к моей руке с кольцом, крепко обнимает меня на прощание и отпускает. Я захожу в пустой вагон, и поезд, вдруг качнувшись, плавно трогается с места. А мой летчик остается на перроне, и его лицо, мелькнув в прорези окна, исчезает за поворотом в полной темноте. В вагоне горят пару лампочек, но мне они не нужны. Я откидываюсь затылком на сиденье, коротко вдыхаю и закрываю глаза.
Впереди – Энгеда.
Впереди – Седая Госпожа.
Впереди – мой брат.
