Текст книги "Львы и Сефарды (СИ)"
Автор книги: Анастейша Ив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
В последний раз.
Мэл Росс»
Не плакать. Черт возьми, не плакать…
Строчки расплываются перед глазами. Ну и дурак же ты, мой сбитый летчик, ну и идиот… Я не могу. Листок слетает на пол, а я сижу и плачу над ним. Чем же ты думал, Малкольм, если говорил такое… и что ты мог бы сделать с Аделаром… Его бы уничтожили эти слова. Убили бы последнюю надежду в его сердце. Ту надежду, которая еще горит там, в подземелье… Я сижу, уткнувшись лицом в ладони, и тихо всхлипываю. А дверь приоткрывается, и Малкольм смотрит на меня с порога.
– Я так и знал, – вздыхает он.
– Что ты знал? – Я поднимаю голову. – Прости, но ты кретин. Другого слова нет. О чем ты думал, а? – Встаю и подхожу к нему. – Чего ты добивался? Ты хотел его добить? Он верит в тебя, идиот! – Мой голос срывается. – Он любит тебя, в конце-то концов! А ты с ним так… как…
– Ну, тихо, тихо, не кричи, – Мэл берет меня за руки. Я касаюсь лбом его плеча. – Я только что вернулся из подземелья. Я видел те два факела, Данайя.
– И?..
– Я видел, – горько усмехается он. – Но все не так, как ты сказала. Горит только один. И это мой.
Глава двадцать первая. Пока не гаснет свет
– Твой факел? Только твой? – переспрашиваю я, все еще не понимая, что произошло. – Ты не ошибся?
– Как я мог ошибиться, если мы… если мы вместе даже там, – произносит он на выдохе. – Но он не мог. Температура только-только спáла, он только недавно пришел в себя…
Я оборачиваюсь на двери. Да, Мэл прав. Аделар не мог бы погасить факел. Да и не стал бы он этого делать. Есть только один человек, у которого была причина и возможность совершить такое. Человек, который изобрел регенератор, не мог не знать, что пройти туда можно лишь через галерею факелов. Он много раз ходил там – среди мертвых и живых.
Талита Уэллс… могла.
– Послушай! – Я хватаю Малкольма за руку. – Приставь к Аделару охрану. Сейчас же и немедленно. Будь рядом с ним и никого не подпускай, понятно?
– Но зачем?
Я мешкаю с ответом.
– Ему грозит опасность, Мэл, – произношу, понизив голос. – Опасность от своих. Среди эшри есть предатели. Их двое. Я их знаю. Думаю, ты тоже.
– Кайтен Уэллс?
– И его мать.
По выражению лица Малкольма я вижу, что он явно обескуражен. Конечно же, он видел Кайтена среди хедоров. Но то, что к этому причастна и Талита… Наверняка ему сложно поверить в это. Но у меня уже все сложилось. В моей голове все наконец предельно ясно.
– Уэллс сейчас среди «белых мантий», – повторяю я уже известную истину. – На это мы никак не можем повлиять. Но среди нас – Талита. И факел не мог погасить никто, кроме нее. Мэл, именно она допустила неисправность в регенераторе – она хотела, чтобы ты погиб! Она мстит вам, Стерегущим. И Аделару тоже. Они с Кайтеном выпустили птиц Истока и натравили их на него.
– Все потому, что мы не смогли вернуть домой ее Сарцину?
Так и сказал – «ее», а не «мою»…
– Да, именно поэтому… Спаси его! – Я поднимаю письмо с пола и показываю его Мэлу. – Ты же хотел. Ты же с самого начала только этого и добивался. Не упусти его. Спаси…
Он молча берет у меня письмо, снова прячет его и смотрит на дверь. Я тяжело дышу, как перед дракой. Все горит внутри. Я знаю: только Малкольм сейчас сможет защитить своего друга. Только он сможет стать для него несокрушимой защитой. Сейчас, когда к нам неумолимо приближается тьма.
– Он не умрет, Данайя, – говорит Мэл хорошо знакомым тоном. – Что угодно. Я не допущу. Я не отдам его.
И стремительно вылетает в коридор. Я медлю еще пару минут. Я думаю, что я могу сделать. Мне остается только одно: найти Талиту. А это будет очень сложно, учитывая все разветвления подземных катакомб народа эшри. И я знаю, что никто мне не поможет. Не придет ни Зодчая, ни Иокаста. А в одиночку – не смогу. На что мне полагаться, на инстинкты?
И все же я бросаюсь на поиски. Если Талита погасила факел буквально несколько минут назад – пока я читала письмо – то вряд ли она, пожилая женщина, успела бы скрыться там, где ее невозможно будет найти. А значит, я вполне смогу ее перехватить. Перехватить и не позволить подобраться к Аделару. Да и к Малкольму, в конце концов. Если она узнает, что двое Стерегущих вместе, она сможет расправиться с обоими сразу. Нужно держать ее подальше от комнаты Аделара. Всеми правдами и неправдами – остановить и удержать.
Я вбегаю в тот коридор, дергаю за рычаг и жду, пока опустится мост. Факелы сияют на том берегу, и, вступая на доску, я протягиваю руку, чтобы закрыть глаза от яркого света. Сейчас он кажется мне ослепительным. Меня физически тянет в ту сторону. Я знаю – я не отступлю ни перед чем. И это… сила. Сила, наполняющая меня, словно львиный рык. Как то сияние, что все еще внутри меня.
Я перебегаю мост и оглядываюсь по сторонам. Факелы горят вокруг меня, и я словно оказываюсь в длинной веренице тьмы и света. Кулаки сжимаются сами собой. Мы слишком долго были на коленях. Мы – и эшри. И я не отдам никого из них, ни наименьшего, ни наибольшего. Я пришла разрушить – и спасти. Теперь я – Зодчая. Для них. Здесь и сейчас.
«Я не отдам, я не отдам, я не отдам…»
Я подбегаю к первому факелу, который висит на стене после факела Савитара Деверро. Потом ко второму. Потом к третьему – и так далее. Мне необходимо знать всех их, всех тех, кто еще жив, кого я все еще могу спасти. Мой взгляд натыкается на факел Иокасты аль-Сафри. И он горит. Но факела Сарцины нет вообще. Нет ничего, что напоминало бы о ней. Я делаю глубокий вдох и бегу дальше. Дальше и дальше – в самый конец коридора. Туда, где ждут меня два сигнальных огня, два факела, два Стерегущих. Я не могу их не спасти. Я не могу не защитить обоих. Сначала я сплела линии дорог с одним, спася его три раза, потом единожды я помогла выжить второму. И теперь – финал. Спасти тех, кого можно спасти. Зажечь и загореться.
Факел Аделара еще теплый. Значит, его и вправду погасили несколько минут назад. Я заворачиваю в ответвление коридора, где находился регенератор, и прислушиваюсь. Так и есть – оттуда доносятся шаги.
Но что я сделаю? Нападу сзади, как Иокаста – на Ангу? Но я не Гончая, я не могу. Я не могу ударить в спину, даже если этого потребует моя цель. Я делаю еще один шаг вперед и затаиваюсь у стены, прижимаясь к ней спиной. Там, дальше, есть проход, но я не знаю, куда он ведет. А значит, мне нельзя допускать, чтобы Талита ушла дальше, чем регенератор. Я слышу ее пение – ту самую незатейливую песенку, которую она насвистывала перед тем, как я подслушала ее разговор с сыном. В ней она просит кого-то гореть, не угасать, но она сама же гасит свет в других. Я усмехаюсь одним уголком губ. Кем бы она ни была и какую власть бы не имела, она не получит никого из них – ни Малкольма, ни Аделара, ни кого-нибудь еще.
Шаг. Еще один. Еще.
Расстояние сокращается.
С потолка гулко капает вода, как будто бы идет бесшумный дождь.
Дороги сходятся и расплетаются опять.
Пока не гаснет свет, пока не гаснет свет…
Талита оборачивается на меня.
– Данайя?!
Миг – и все вокруг погружается во тьму.
А тень, мелькнувшая за моей спиной, набрасывается сзади и с размаху бьет меня чем-то тяжелым по затылку.
…Я прихожу в себя в огромном зале. Понимаю, что это Зал хроник. Света нет и здесь, а все, что есть – это светильники в руках Талиты и Кайтена. Пару секунд я оторопело вожу глазами по таким знакомым стенам, а потом замечаю, что мои руки связаны за спиной. Я сижу у стены, откинувшись на нее затылком. В голове звенит, как будто изнутри ударяют в колокол. Все тело противно ноет. Талита и Кайтен стоят у дверей Истока. Я догадываюсь, что они собираются сделать. Но тут Кайтен оборачивается и встречается со мной глазами.
– Что вы со мной сделали? – спрашиваю я сердито.
– Скажи лучше, что сделала ты, – Кайтен приближается ко мне. – Спасительница наших предателей.
– Мэл и Аделар…
– Наши великие, несокрушимые Стерегущие, – вклинивается Талита, не оборачиваясь. – Ты знаешь, что они сделали с нашим народом. Ведь из-за них Гончие забирают наших детей.
– Да, знаю, но… все не так, как вам может казаться, – Я дергаюсь, делая попытку освободить руки. – Среди Гончих есть и женщина из эшри. Она учит ваших детей тому, кто они на самом деле. И они могут вернуться, если захотят. И Стерегущие не виноваты. Виновата только ваша дочь.
А вот последнее я зря сказала. Талита резко поворачивается ко мне, и свет выхватывает из темноты ее злобное, изрезанное морщинами лицо.
– Весь этот кодекс эшри о запрете на оружие, – произносит она с отвращением. – Если бы мы согласились драться, наши дети были бы с нами.
– Вы потеряли бы гораздо больше, чем сейчас! – Я повышаю голос, я блефую. – Прах к праху, кровь за кровь, да, Кайтен Уэллс? Так вы считаете, Талита? – Мне удается встать, пускай и на колени. – Мир бы уже давно ослеп и был бы обескровлен, если бы мы отдавали глаз за глаз и кровь за кровь.
– Оставь ты эти миротворческие речи! – грубо обрывает меня Кайтен. – Теперь другое время. За грехи надо платить. А ты встала на дороге.
– Встала – и буду стоять! – выкрикиваю я. Смаргиваю подступившие предательские слезы. – Можете делать все, что вам угодно. Можете сломать меня, изранить, превратить мою жизнь в кромешный мрак, лишить меня всего, чего только можно, можете убить меня…
Несколько капель холодной воды падают мне на лоб.
– …но не смейте трогать их.
Говорю – и выдыхаю. Отчаянно хочется плакать, но я держусь. Есть то, что придает мне сил. И я не знаю, Исток это или то, что с самого начала находилось внутри меня.
– Зачем? Зачем ты так трясешься за их жизни? – Кайтен наклоняется надо мной. – Они давно уже не стоят даже самой мелкой монетки. Этим двоим уже не загореться вместе. У них разные дороги.
– И поэтому вы думаете, что их так просто уничтожить? – догадываюсь я. – Вы ошибаетесь. Вы просчитались. Они… сильнее, чем вы думаете. Но оба уязвимы. Они люди. Все мы просто люди.
– И вот, увидев это, ты возомнила себя их спасительницей, – говорит Талита насмешливо. – На что ты надеешься? Ничего не выстроить и не восстановить. Все это давно потеряно во тьме.
Я сжимаю кулаки еще сильнее. Мне нечего сказать. Я проиграю. Но что это за тепло в моих ладонях? Почему становится так жарко? Я вспоминаю, как светились руки Иокасты. Пальцы сводит судорогой. Вот оно что. Я впиваюсь ногтями в кожу, концентрируясь на свете, что горит внутри меня. В воздухе пахнет горелым. Я делаю движение запястьем – и понимаю, что освободилась. Веревка, связывавшая меня, сгорела. Сгорело все, что сковывало нас.
– Кто ты такая? – спрашивает Кайтен с издевкой.
И я отвечаю:
– Зодчая.
Бросившись вперед, я вскакиваю и вырываю светильник из его руки, хотя он мне не нужен. Я оставляю Кайтена во тьме и опрометью кидаюсь к его матери. Стекло со звоном разлетается на части. Метким ударом я выбиваю и вторую лампу, и она превращается в осколки под моими ногами. Я чувствую хруст, и это придает мне силы. Талита шарахается вбок, а я налетаю грудью на дверь, ведущую в Исток, и резко разворачиваюсь. Прижимаюсь к ней спиной. Руки жжет, когда я прикасаюсь к плотному дверному полотну.
– У вас нет оружия, – говорю, переводя дыхание. – Я не позволю. Я не подпущу вас к реактору. И вы не сделаете мне… ничего.
Уэллсы смотрят на меня оторопело. Я начинаю понимать, на что они рассчитывали. Они думали, что заберут меня, и кто-нибудь из Стерегущих обязательно примчится мне на выручку. Я все это время была приманкой, но я обыграла их. Благословляю птицу, ранившую меня в сердце. Теперь они бессильны. Никто не притронется к реактору, пока я здесь стою.
– Ты думаешь, ты знаешь силу Истока? – снова подает голос Талита. – Я была здесь, когда он зарождался. И мне не нужно открывать его, чтобы убить тебя.
– О, расскажите это вашим птицам, – Я смеюсь и запрокидываю голову. – Потому что я вас не боюсь.
Руки Талиты тоже светятся. Она сжимает их, переплетает пальцы. Но внезапно дверь открывается, и в зал врываются Стерегущие. Я даже рта открыть не успеваю. Сердце, дернувшись в груди, продолжает биться.
Они пришли за мной.
Вдвоем.
– Всем стоять! – кричит Аделар.
Выглядит он все еще неважно: рука на перевязи, а каждое слово, наверное, дается с трудом: горло же все-таки пострадало. Но он стоит позади Малкольма, возвышаясь над ним, как стена, и держит его за плечо. Мэл не оборачивается, не смотрит на него. Но я чувствую: что-то поменялось в его взгляде.
– Талита, отпусти ее! – приказывает он. – Ты обезоружена. Дай нам пройти к реактору. Все можно обсудить. Пусти.
– Обезоружена, говоришь? – Она поворачивается ко мне. Уголки ее рта криво изгибаются. – Смотри же, Зодчая. Смотри, как падает твой Стерегущий.
В мгновение ока в ее ладонях вспыхивает нечто, похожее на шаровую молнию. Я понимаю: это импульс. Тот же, что и в птицах – а может, и мощнее. Я не успеваю даже вскрикнуть. Шар стремительно летит в Малкольма.
– Мэл! Нет!
Миг – и Аделар бросается наперерез, отталкивая Малкольма, и за долю секунды импульс врезается в него. До моих ушей долетает крик боли. Он валится, будто подкошенное дерево, и хватается за левое колено. Как и тогда, во время боя с птицами. Я вздрагиваю, и свет в моих руках вдруг резко гаснет. Я прижимаю ладони к лицу и сгибаюсь впополам.
– Аделар!..
Даже в темноте я вижу, как Малкольм за какую-то долю секунды успевает подхватить его.
– Что ж ты натворил, дурак… – шепчет он сбивчиво. – Прости меня… удар был мой…
Талита с завидной резвостью бросается прочь из зала. Кайтен – следом. Я понимаю, что импульс был только один – иначе она убила бы и меня, и Мэла. Это ее последний ход. Я подбегаю к Стерегущим, но Мэл отталкивает меня в сторону.
– Беги за ними, – приказывает он, дыша тяжело и нервно. – Давай! Беги, кому сказал!
Я оборачиваюсь.
И бегу.
Глава двадцать вторая. Пожалуйста, не сгорай
Я бегу за Уэллсами по коридору. Бегу, то и дело уклоняясь от всяких рычагов и железок, которые так и норовят упасть мне на голову и попадаются под ногами. Бегу, не теряя дыхания. Что с Аделаром? Этот его взгляд, когда он прыгнул вперед, подставившись под удар огня… Он упал, подбитый светом – и тогда Мэл подхватил его. И снова это жгучее желание успеть, этот липкий страх перед опозданием… Я видела это. Видела в его глазах. Он подхватил его, схватил за плечи, не дал удариться об землю головой или больной рукой. Но чем, чем Мэл ему поможет? Насколько серьезна рана? Не потеряет ли адмирал способность ходить? Что, если он снова потеряет сознание?.. Вопросы, вопросы, вопросы… Поворот за поворотом. Я знаю, куда они ушли. Я знаю, где они могли пытаться спрятаться.
В регенераторе.
Да, я разбила его панель, но его стены все еще прочны и могут стать укрытием. Последний ход Талиты был направлен против Малкольма – не против Деверро. Она не могла даже подумать, что адмирал оттолкнет своего друга и возьмет удар на себя. А это значит, я права. Они снова просчитались. Просчитались, думая, что Стерегущих так легко разбить поодиночке. Потому что все-таки их двое. Их так и будет двое – навсегда и на всю жизнь.
Вылетев из-за очередного поворота, я успеваю увидеть, как Талита чуть ли не силой заталкивает сына в регенератор – вернее, в то, что осталось от кабины. Заталкивает – и резко разворачивается ко мне.
– Что смотришь? – говорит она насмешливо и нервно, сжимая кулаки. – Спасай их! Ну, давай! Иди!
– Ты подстрелила адмирала! – кричу я в ответ. – Ты пыталась убить Малкольма! Я не оставлю вас в покое, пока вы оба не получите свое!
Она хватает ртом воздух, готовясь что-то ответить, но я опережаю ее снова.
– Поломка в этой чертовой машине – не твоих рук дело? – Мои ногти до боли впиваются в кожу ладоней. – А птицы, вырвавшиеся на волю?.. Талита Уэллс, – Я понижаю голос. – Зачем тебе все это? Отвечай!
– Твой Малкольм Росс убил мою сестру! – Кайтен в отчаянии бьет ладонями по стеклу. – Деверро не сумел ее вернуть – и ладно, черт с ним, на самом деле! Но Мэл, – Он отодвигает мать в сторону и выходит из кабины. – Мэл предал нас. Она погибла по его вине. И если бы он не переметнулся к азарданцам, она до сих пор была бы жива!
– Тогда – погибли бы все вы!
Мой крик внезапно обрывает все. Я слышу нарастающий гул, но не могу поклясться, что это все – не шутки моего сознания. Я на пределе. Миры сталкиваются, взрываются галактики, а странствующий свет проходит сквозь меня все вновь и вновь. Вот он, наш горизонт событий. Мы сейчас взорвемся. Я разрушу это все до основания. Теперь я поняла, о чем нам говорила Зодчая. И я смогу разрушить эту ложь, из-за которой рвались линии дорог и проливалась кровь.
Я – Зодчая.
Я – странствующий свет…
– Послушайте меня, – Мой голос резко хрипнет. – Это конец. На самом деле. То, что я скажу, покажется вам бредом. Но это так. Ведь дело в том, что Малкольм… сделал это ради вас.
– Что ты сказала? – спрашивает Талита почти беззвучно.
– Он сделал это, чтобы не выдать вас альхедору и тем, кто хочет вас найти и уничтожить! – Я вижу, как сереет лицо Кайтена, и останавливаю взгляд на нем. – О чем ты думал, брат мой эшри? Кто из вас предатель – Малкольм или ты?
– Кайтен, что она несет? – Мать резко поворачивается к сыну.
– И я не говорю, что Мэл – спаситель и герой! – Я снова обращаю на себя внимание. – Он был неправ. Он совершил много ошибок. Но если бы не он – и вы, и адмирал, и весь народ давно был бы истреблен. Погибло бы все то, за что вы столько лет сражались на невидимой войне. А вы пытаетесь убить того, кто ради вас пожертвовал всей своей жизнью. Он все перечеркнул и сжег все корабли… лишь для того, чтоб ваши могли вновь свободно ходить по земле и небу.
Они молчат. Я знаю, что мои слова шокировали их. Что ж, я на это и надеялась. Разрушить все. Перевернуть все с ног на голову. Я тяжело дышу, а гул все нарастает. Я понимаю – он реален. И тогда я оборачиваюсь – а за моей спиной стоит Сааба Карн и несколько десятков человек.
– Пришедшие из тьмы приветствуют тебя, – говорит Иокаста, стоящая рядом с аль-синх.
Аль-синх берется за один из рычагов – и тут же между мной и Уэллсами падает железная стена.
– Вот так, Данайя-эшри, – говорит Сааба. – Мы пришли.
Я оторопело перевожу взгляд со стены на нее, потом опять на стену и опять на нее. А потом – разворачиваюсь и, преодолев несколько шагов между нами, крепко обнимаю Зодчую. Я слышу, как усмехается Иокаста. Они стоят у Зодчей за спиной – их много, они сильные и молодые. И тут я понимаю: это эшри. Дети из народа, забранные Гончими. Они вернулись. Они здесь. Вернулись те, из-за кого мы начали эту войну. Мы – потому что я принадлежу им, а они – мои. Мой дом и мой народ – все они здесь. Здесь, в этих подземельях. Мы едины.
– Ты… заключила их в темницу? – спрашиваю я, не отрываясь от Саабы.
– Да, – отвечает она. – Мало кто знает, но за регенератором есть дополнительные комнаты и хранилища. Там могут находиться только те, кто осужден всенародным собранием. За ними обязательно придут – с той стороны. Их не оставят без наказания.
– Как вы пришли сюда? – Я наконец смотрю ей в глаза. – Вы подняли восстание?
– Нет, Гончие изгнали нас, – Сааба улыбается. – Белое Воинство дало приказ нас отпустить. Они сказали, что второй побег плененного однажды – страшный знак. А ты сбегала от них дважды.
– Даже так…
Я снова вспоминаю про тот зал, где я оставила Малкольма и раненого Аделара. Сжимаю руки Зодчей.
– Они что-то сделали тебе? – спрашивает она чутко, будто прочитав мои мысли.
– Не мне, – Я смотрю вдаль, в коридор. – Талита подстрелила Аделара. Импульсом Истока, в ногу. Он остался там. Не может встать.
– Деверро там один? – Она с тревогой хмурит брови.
Я отпускаю ее руки и решительно прохожу сквозь толпу:
– Сейчас увидите.
Обратная дорога до Истока кажется мне бесконечной. Я иду и боюсь того, что я могу там увидеть, когда вернусь. Греет только мысль, что Деверро не умрет – ведь Малкольм с ним, да и от раны в колене вряд ли можно умереть. А Зодчая идет рядом со мной, и мне так хочется узнать, что она скажет, когда все поймет. Поймет, что Малкольм – он и есть тот самый. Что они нашли друг друга – даже раньше, чем смогли это понять. Надеюсь, хоть сейчас-то они это поняли.
Пускай не гаснет свет. Пускай теперь все будет хорошо.
Когда мы входим в зал, свет там уже горит. Я оставляю замерших у входа Зодчую и ее людей, а сама прохожу чуть вперед. Деверро полулежит у стены, а Мэл склонился над ним и лоскутом, оторванным от рубашки, осторожно перевязывает ему ногу – медленно, сосредоточенно, стараясь не причинить лишней боли. Они меня даже не замечают. Слезы невольно выступают на глазах.
– Малкольм…
Он оборачивается – и резко выпрямляется. Смотрит на Зодчую и всех, кто с ней. Наверное, он многих из них знал. Он растерянно переводит взгляд с одного на другого, а Аделар, увидев эту картину, слегка удивленно улыбается. Улыбается, несмотря на испуг и боль.
– Сааба Карн… – говорит он. – Ты привела их.
– Я не могла иначе, адмирал, – Она почтительно кланяется ему. Ее люди повторяют за ней. – Я уходила для того, чтобы однажды возвратить их нашему народу. И вот, они здесь. Перед вами.
– Вы ранены… – начинаю я, глядя на колено адмирала, которое он даже не может разогнуть, не говоря уже о том, чтобы встать.
– Всего лишь в ногу. Могло бы быть гораздо хуже, – обрывает Малкольм. Снова поворачивается к Аделару и протягивает ему руку. – Ты… ну зачем ты это сделал? Я же должен был… Зачем ты пал ради меня?
Пару секунд Деверро смотрит на его ладонь, потом опять ему в глаза. Приняв помощь, он встает и пытается ступить на ногу, но, пошатнувшись и едва слышно охнув от боли, вцепляется в плечо Мэла.
А затем, вдруг высвободив руку из перевязи, крепко и порывисто обнимает своего друга.
– Дурак здесь ты, дружище, – говорит он, улыбаясь. Голос дрожит – или мне только кажется. – Я знал. Я ждал, что ты вернешься. На самом деле я давно тебя простил. Я никогда тебя не предавал, ты понял?.. Прости. Прости и ты меня, пожалуйста… прости…
– Все в прошлом, брат. Оно того не стоит.
Мэл тоже обнимает его – сначала нерешительно, потом всё крепче, зарываясь лицом в плечо. Жаль, что я не могу видеть его лица. Я невольно прикасаюсь пальцами к щекам. Сааба поворачивается ко мне.
– Так это… он? – спрашивает она еле слышно.
– Да. Он, – отвечаю я, не отрывая взгляда от Стерегущих. – Малкольм Росс. Стерегущий горные пути.
Иокаста, как маленькая, обнимает Зодчую и прижимается щекой к ее плечу. Малкольм помогает адмиралу опереться на себя. Молчание в зале кажется музыкой и светом. Оно заполняет наши тела, разрывая плотную ткань тьмы, которая царила внутри нас все это время. Молчат они, молчим и мы. Все сказано, все сделано и все исправлено. И пусть случатся еще битвы и кровь, паденья и полеты, взрывы и пожары – ветер изменился. Он принес тепло и свет. Вернул все на круги своя. Мы все разрушили, чтоб снова сотворить. Из пепла мы восстали, насаждая красоту.
Мы обрели друг друга в свете и в огне…
– Сааба тебя быстро на ноги поставит, – говорит Малкольм Аделару. Зодчая с готовностью кивает. – Тихо, тихо, старайся не наступать, ты же хромаешь… Плохо тебе? Сильно болит нога?
Деверро вздыхает, но старается улыбнуться.
– Болит…
Я осторожно подхватываю адмирала с другой стороны.
– Кайтен и его мать в темнице, – докладываю, глядя на Саабу. – Это она закрыла их там. Вовремя нажала на рычаг.
– Настанет час, и с ними разберемся, – обещает Аделар. – Главное, что они больше не смогут причинить нам вред.
– Она сказала им всю правду, адмирал, – вклинивается аль-синх, которая, как оказалось, слышала мой крик. – Теперь ее узнали все. Дочь пламени и вечного сияния оправдала свое имя.
– А Стерегущие нашли друг друга после стольких лет…
Слезы текут по щекам, оставляя на них соленые дорожки. Но это слезы не отчаяния или горя. Я знаю, что финал еще не близок. Что мой брат еще так далеко от меня, и что Седая Госпожа расставила свои сети. Но что-то внутри меня все же изменилось. Что-то изменилось в воздухе и в свете. Как будто я вернулась домой. Все просто: я вдруг осознала, что мой дом – там, где они. И мой брат тоже будет со мной вместе. Здесь. Среди народа. Ведь среди эшри больше нет врагов.
– Что будешь делать дальше? – спрашивает Аделар, сев на одну из железных неработающих машин. – Собираешься в Энгеду?
– Для нас осталось кое-что еще, – Мэл обнимает меня одной рукой. – Мы должны вернуть ее брата. Ведь за этим мы и отправились в дорогу.
– А после?
– После… – Летчик смотрит прямо мне в глаза. – Встретимся в пути. Данайя аль-Гаддот принадлежит к народу эшри так же, как и ты, Сааба или кто-либо из них. Она не сможет быть вдали от вас.
– А ты – принадлежишь? – спрашиваю я его.
Малкольм какое-то время молчит.
– Он не хедор и не азарданец, – вдруг подает голос Сааба. – Он – Стерегущий горные пути. Он – твой брат, Аделар. Вы оба – части одного целого. И мы – один народ. Ведь так должно быть.
Малкольм снова смотрит на Аделара.
– Правда? – спрашивает он серьезно.
В глазах Деверро вспыхивает искра.
– Да.
– Тогда вернемся, – говорит он, улыбаясь.
– Вместе, – добавляю я.
