Текст книги "Скромное обаяние художника Яичкина"

Автор книги: Анастасия Зубкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– К тебе, – отрезала бабуля.

– Понятно, – кивнула я. – Я отказываюсь сторожить убийцу, если ты его не свяжешь. Причем, свяжешь хорошо. И учти, если он там мне все опять разнесет, ты даришь мне свое плетеное кресло-качалку. И помогаешь клеить обои.

– Договорились, – хмыкнула бабуля, выхватила у меня мой шарф и в момент скрутила злодея в египетскую мумию (тот лежал неподвижно, снег не таял в его волосах, если честно, в тот момент стало страшно за его здоровье). – Сидите здесь, – зачем-то уточнила бабуля, и резво почесала из переулка. Мы остались сторожить негодяя. Можно подумать, у нас была возможность куда-нибудь отсюда деться.

Бабулины шаги затихли, и стало тихо. Только теперь я поняла, как на улице холодно, и принялась кутаться в свой пуховик. Метель прекратилась, с неба крупными хлопьями падал снег, кружась в свете единственного фонаря, скупо освещавшего переулок.

– Г-м-м-м, – прокашлялась Катерина, – а если нас тут застукает милиция?

– Не знаю, – покачала головой я, – сделаем вид, что хотели его сдать властям. Мол, стали свидетелями жестокого и коварного убийства и обезвредили преступника. Нам еще, может, медаль дадут. Нас еще, может, в новостях покажут.

Смотанный моим шарфом злодей тем временем со стоном приходил в себя, тряс головой и пытался сфокусировать на нас взгляд. Мощно его бабуля приложила, ничего не скажешь…

– В новостях? – с сомнением протянула Катерина, разглядывая его физиономию, – и по какому каналу?

– По Первому, – прыснула я. На редкость бессмысленная ситуация. Ну кто еще в этом мире догадается побежать за вооруженным убийцей, опасаясь лишь одного – что не сумеет его догнать? Только моя дорогая бабуля.

Глава шестнадцатая, в которой бабуля разговаривает по паштету, а я занимаюсь ночным кормлением

– Все просто, – объясняла бабуля, – я звоню его хозяевам, а по моей команде вы будете кричать. Поняли?

– Поняли, – кивнули мы с Катериной.

– Что вы поняли?

– Что нам надо кричать.

– А зачем вам надо кричать? – бабуля начинала терять терпение.

Мы с Катериной тупо переглянулись.

– Затем, что пытать мы этого типа не будем, а когда человек орет, его невозможно опознать по голосу без специальной техники. Будем надеяться, что техники у них нет, в любом случае, стоит попробовать. Ясно?

– Ясно, – кивнули мы с Катериной.

– Репетиция, – похлопала в ладоши бабуля, – Приготовились, начали. Это, – бабуля показала нам коробку паштета, – к примеру, телефон. Сейчас я буду в него говорить… Итак: здравствуйте, ваш человек у нас, – бабуля серьезно покивала кому-то в «трубку», – если вы не расскажете нам все про чертового Яичкина с его невероятно доставшим нас «Автопортретом», мы оторвем ему голову. Ах, не боитесь? – вспылила бабуля, – тогда мы сейчас будем его пытать, – бабуля дала нам отмашку. Мы с Катериной снова тупо посмотрели друг на друга. – Орите, – возмущенно прошипела бабуля, закрывая «трубку» рукой.

И мы заорали. Ух, как красиво заорали. Вот что мы с Катериной умеем делать хорошо – это орать. В комнатах что-то с грохотом обрушилось – как позже выяснилось, это рухнул с кровати наш таинственный убивец.

Шишку на голове набила ему бабуля в подворотне здоровенную. Просто не нарадоваться на нее – такую ладную. Но в целом убивец оказался крайне стоек к серьезным внушениям. Его ничего не брало. Этот удивительно неприметный мужичок средних лет даже не мычал – только вращал глазами и сопел. Лишь один единственный раз он издал весьма странный сдавленный сип, когда бабуля наклонилась над ним и зловеще проговорила: «В герои, стало быть, набиваемся?». Но злодей быстро взял себя в руки, и дальше не проронил ни звука.

Пока бабуля вела пыточно-дознавательные мероприятия, я робко повесила в коридоре куртку нашего пленника, предварительно тщательно ее обыскав. Документов при нем не оказалось. Тогда я аккуратно поставила у входной двери его ботинки и вздохнула – какими гадостями приходится заниматься. Бабуля что-то угрожающе рокотала в комнате.

Единственное, что было при нашем душегубе, кроме пистолета, это мобильник. Когда мы поняли, что никакими угрозами из него ни слова не вытянешь, мы полезли в его телефон. Телефонная книжка аппарата пустовала («А парень-то молодца», – одобрительно покивала бабуля), но вот набранных владельцем телефона номеров в памяти осталось аж три штуки. Бабуля издала победоносный клич, и отправилась на кухню.

Я немного постояла над негодяем, лежащим неподвижно на нашей с Пашкой гостевой кушетке. Еще бы неподвижно, бабуля извела два рулона скотча, чтобы его к этой кушетке прикрутить. Мерно тикали часы, из форточки веяло влажной прохладой (к ночи на Москву неожиданно упала недолгая февральская оттепель).

– Ну вы там как, ничего? – осторожно спросила я. Убивец молчал. – Вам, может, покрывалко какое дать? – продолжала я. Молчание. – А в туалет не хотите? – пленник отвернулся к стене и остался лежать молчаливый, гордый и непокоренный.

Я заботливо зажгла узнику совести ночник, укутала его одеялком и вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. А то мало ли, притащится наш дорогой котик, и начнет издеваться над связанным человеком. А связанный человек не выдержит, и возьмет дорогого Егорушку в заложники, а только этого нам еще не хватало. Егорушка, приятное во всех отношениях животное, должно получать еду раз в каждые четыре часа, и ему совершенно нельзя нервничать.

На кухне восседали Катерина с бабулей и держали большой совет: Катерина валялась на диване и приходила в себя после пробежки, а бабуля деловито осматривала пистолет нашего гостя. Пожонглировав немного орудием убийства, бабуля долго смотрела в дуло, покачала головой и спрятала его под мою плиту. Сказать по правде, под плитой у меня хранится такая нечеловеческая куча всякого хлама, что пистолет там совершенно затерялся. Пистолет! Да там бомбу ядерную можно спрятать, и никто вовек не отыщет!

– Итак, начали, – бабуля окинула нас воодушевленным взглядом, – я звоню, вы кричите.

– Бабуль, – сварливо начала я, – скажи мне одну вещь.

– Да, дорогая? – вскинула бровь бабуля.

– Почему с завидным упорством, раз в квартал ты берешь кого-нибудь в заложники?

– Не знаю, детка, – вздохнула бабуля, небрежно поигрывая мобильником, – но они всегда все плохие. Мы же не изверги.

Я громко хмыкнула. Бабуля набрала первый из сохранившихся в памяти номеров.

– Приготовились… – зашептала она нам, зажимая динамик рукой, – Здравствуйте… – бодро начала она, но вдруг стушевалась, а потом и вовсе сбросила звонок.

– В чем дело? – завопили мы с Катериной.

– Что за черт, – пробормотала растерянная бабуля, – круглосуточная химчистка…

– За две минуты до убийства Безбородько этот мужик звонил в круглосуточную химчистку? – изумилась я.

– Может он брюки туда свои любимые отдал, – захихикала Катерина и закинула ноги на обеденный стол, – а потом места себе не находил – а ну как испортят?

– Вот выдержка у мужика, – ухмыльнулась бабуля, – он мне даже нравится.

– Бабуля, – сварливо напомнила я, – час назад этот очаровательный мужик с офигенной выдержкой убил человека. И нас бы убил, если бы ты ему не наваляла.

– Детка, ты всегда была редкостной занудой, – отмахнулась от меня бабуля, – набираю второй номер, приготовились!

– Теперь будет столовая, – зашептала мне на ухо Катерина, – или доставка продуктов на дом – надо же этому типу чем-то питаться? Он у нас совсем не худенький…

– Цыц, – сделала страшные глаза бабуля и вдруг заговорила неприятным стальным голосом, короткими, рублеными фразами, – слушайте внимательно. Два раза повторять не буду. Меня зовут Марья Степановна. Ваш человек у нас. Пока он в относительной безопасности. Нам нужен «Автопортрет». Иначе вашему человеку будет плохо. Я ясно выражаюсь? – в трубке зашелестел чей-то голос. Бабуля внимательно слушала. – Верно, это надо обсудить. Меня не интересует происхождение «Автопортрета». Меня не интересуют все ваши истории. Нет, платить я не собираюсь. Я собираюсь прийти и взять «Автопортрет». Иначе ему будет плохо, – бабуля махнула нам с Катериной и зажала уши.

Мы дико заорали. Я вот всегда дивлюсь, как отвратительно мы это делаем. Становится очень тревожно и неприятно. Такое ощущение, что кто-то обдирает твой позвоночник напильником.

Бабуля вскинула руку и мы стихли.

– Ему будет еще хуже, – проговорила она в трубку, морщась после нашего крика. – Вы даже представить не можете. Встречаемся на нашей территории. – Бабуля назвала какой-то невразумительный адрес.

– Где это? – прошептала мне на ухо Катерина.

– А хрен его знает… – пожала плечами я.

– В два, – подвела бабуля черту. – Но сначала я позвоню. В двенадцать. Если вы не возьмете трубку, ваш человек умрет через пятнадцать минут. Это будут тяжелые пятнадцать минут.

– Вот ужас-то, – просвистела Катерина, – звучит очень убедительно.

Бабуля дала отбой, аккуратно переписала номер, по которому только что звонила, некоторое время задумчиво рассматривала аппарат, потом выковыряла из него сим-карту и не менее задумчиво запалила ее на зажигалке.

– Маньячка, – вздохнула я.

– А все-таки, – ухмыльнулась бабуля, – так спокойнее.

– Что за адрес ты им назвала? – поинтересовалась я.

– Один мой знакомый держит под Химками гараж. Там и будем встречаться, – неопределенно пожала плечами бабуля.

– Какой знакомый? – не отставала я.

– Один, ты его не знаешь. Если начнут пробивать адрес гаража, будут слегка удивлены, но не посмеют сунуться к такому человеку без подготовки.

– А кто это? – повторила я погромче.

– Детка, не все ли равно, – отмахнулась от меня бабуля, – это же такая ерунда, просто в Химках есть гараж, который принадлежит одному большому человеку, и у меня по случаю есть ключи от него.

– Удивительно, да? – повернулась я к Катерине.

– Обалдеть, – прижала руки к груди в притворном изумлении Катерина.

– И откуда у нее эти ключи, откуда? Думаю, упали с неба…

– Отставить, – добродушно пророкотала бабуля, – давайте ужинать и спать. Галочка, у тебя еда есть?

– У меня всегда есть еда, – с достоинством ответила я и заглянула в холодильник, – правда, иногда – какая-то странная, – добавила я с сомнением оглядывая полки.

Картошки все-таки у меня немного нашлось, а в морозилке я недавно заныкала великолепные сосиски.

Приложение № 16. Бурный жизненный путь великолепных сосисок

1. Димка купил килограмм сосисок и понес их к нам, но по дороге встретил приятеля, они посидели на лавочке перед своим подъездом. Димка ушел, а сосиски остались.

2. Димка притащился к нам, обнаружил пропажу сосисок, долго сокрушался по этому поводу, часа в три ночи он так изнылся, что мы пошли эти сосиски искать. Ничего не нашли.

3. Возвращаясь с работы, Димка увидел объявление в подъезде: «Кто вчера забыл на скамейке сосиски, обращаться к консьержке». Сосиски лежали в ее морозилке.

4. Димка явился за сосисками, забрал их и отнес к нам домой. Я сунула их в морозилку.

5. Пашка забрал сосиски на работу.

6. Пашка принес их обратно, потому что на работе его начали кормить.

7. Егорушка стащил пакет с сосисками и унес их на балкон.

8. Я догнала Егорушку, отобрала у него пакет, выдала ему в качестве военного трофея одну сосиску, остатки сунула в морозилку.

Глава шестнадцатая, в которой бабуля разговаривает по паштету, а я занимаюсь ночным кормлением (окончание)

Также у нас имелась банка салата из необъятных запасов Пашкиной мамы. Пока Катерина чистила картошку, я немного всплакнула, потому что жизнь без дражайшего супруга была не мила. Бабуля попыталась меня утешить, но по части сантиментов она никогда не отличалась впечатляющими успехами. Так что я трубно высморкалась и пошла варить сосиски.

– Что в итоге мы имеем с гуся? – начала бабуля, наблюдая, как я вяло выковыриваю из банки салат в плошку.

– Какого-то мужика в бороде, которого убил другой мужик, без бороды, которого мы зачем-то поймали, с друзьями которого мы завтра встретимся в гараже какого-то третьего мужика, – бодро отрапортовала Катерина, посыпая солью закипевшую картошку.

– Нить верная, но акценты расставлены не точно, – одобрительно покивала бабуля, – главное для нас – «Автопортрет».

– На фига убили Безбородько? – подала голос я.

– Не хотят, чтобы он кому попало болтал про «Автопортрет», – разволновалась Катерина.

– Я вот одного не могу понять, – бабуля устало потерла лоб рукой, – чем им так ценен этот самый Яичкин? Я не понимаю, что за художник такой?

Я пожала плечами, кто ж его знает, этого Яичкина – вот дадут нам его «Автопортрет» и посмотрим. Если дадут.

– Ты думаешь, в обмен на этого дядю нам завтра дадут «Автопортрет»? – озвучила я свою светлую мысль.

– Конечно нет, – ответила бабуля, голос ее лучился оптимизмом, – но мы прощупаем почву.

Некоторое время мы молчали. Почему-то мне не понравилось бабулино намерение «прощупать почву», было в этом что-то неприятное. Почему-то щупать почву она предпочитает боем, и чем мероприятие опасней, тем больше оно приносит ей удовольствия. Богатое воображение услужливо предоставило мне радостную картину: десяток вооруженных головорезов гоняется за нами по гаражу «одного большого человека» и палит в воздух. С другой стороны – какой у нас был выбор? Наши доблестные мужчины вторые сутки томились под замком, и все из-за какого-то «Автопортрета».

Катерина тем временем бодро разложила по тарелкам картошку с сосисками и уселась их уплетать за обе щеки. Бабуля тоже кушала с аппетитом, словно завтра нам не надо было тащиться в Химки навстречу довольно сомнительным приключениям. Я вяло поковыряла свою порцию и тоскливо уставилась в окно.

На ночлег мы распределились следующим образом: бабуля отправилась почивать на наше с Пашкой супружеское ложе (я заявила, что отказываюсь спать там без своей дражайшей половины), а мы с Катериной устроились на кухонном диване, благо раскладывался он в небольшое летное поле. В гостевой комнате (где у нас был склад коробок и крайне необходимых вещей) почивал негодяйский убивец.

Бабуля сгоняла его в туалет (издевательства он сносил молча), но на мои предложения покормить человека дьявольски расхохоталась, и заявила, что пара дней голодовки ему пойдут на пользу.

Мы улеглись, выключили свет и уставились в потолок.

– Не представляю, как тут можно уснуть… Столько всего… Невероятно… – примерно в таком духе Катерина минуты две клялась, что не сможет сомкнуть глаз, и тут же уснула.

У меня же, как назло, сна не было ни в одном глазу. Я попыталась растолкать Катерину чтобы поболтать, но тут же получила в глаз и на всякий случай откатилась подальше. Попыталась почитать при свете мобильника, но единственное, что можно было найти на кухне – это нуднейший Пашкин компьютерный журнал. Пару минут я попыталась продраться сквозь столбики непонятных определений, которые и произнести-то вслух конфузно, сдалась, закрыла журнал и вытянулась под одеялом.

Дальше я лежала в темноте и мучительно вглядывалась в потолок. В голову лезли всякие страшные мысли. Бандиты, дражайший супруг, таинственный художник Яичкин, бедный господин Безбородько – все смешалось в одну кучу и не давало заснуть. Приглушенно шумел холодильник, бродил по коридору Егорушка, сопела под боком Катерина, а я ворочалась и вздыхала.

В конце концов, я не выдержала и рывком села на кровати. Потом поднялась, считая все углы, дошла до холодильника, вытащила из него свою недоеденную картошку с сосисками. Щедрой рукой положила туда салату, заварила чаю и бросила в чашку два куска сахара. Подумала, и бросила еще один. И понесла все это нашему убивцу.

В его комнате стояла мерная тишина – лишь часы тикали. Занавеска колыхалась над окном, а негодяйский негодяй кулем лежал на кушетке. Я вошла и поставила на тумбочку еду и чай.

– Кушать хотите? – тихо спросила я. Убивец молчал, настороженно глядя на меня. – Небось, хотите, – ответила я сама себе. – Давайте, я вас покормлю? Развязывать я вас, конечно, не буду, так что придется поесть с вилочки из моих рук. Давайте?

Негодяй молчал, тогда я присела к нему на кровать, подцепила на вилку кусок сосиски и поднесла к его рту. Некоторое время он боролся с собой, а потом жадно вцепился в сосиску, и дальше дело у нас пошло как по маслу.

– Вы не думайте, – приговаривала я, – мы вообще не хотели в эту историю лезть, при случае скажите вашим. Мы думали, что сейчас нам Семен Александрович даст наводку на картину художника Яичкина, мы ее найдем, и наших мужиков отпустят бандиты, а тут вы появились, стрелять начали…

Убивец молча жевал и смотрел на меня.

– Вы чай сладкий любите? – спросила я, выскребая тарелку, – понравился вам салат? Это моя свекровь делает, вкусно, правда?

Убивец кивнул. Я ждала, не скажет ли он чего еще, но он молчал и смотрел. Я принялась поить его чаем, он жадно пил.

– Как вы думаете, – бормотала я, – ваши отдадут за вас «Автопортрет», или в рукопашную пойдут? Мы очень мирные люди, мы не любим драться.

Убивец поперхнулся чаем и испуганно посмотрел на меня. Может, он – немой?

Глава семнадцатая, в которой появляется один большой человек из Химок

– Что бы ни случилось, – удовлетворенно окинула бабуля результат своей работы, – этот дружок уже вряд ли отвяжется без посторонней помощи.

Я посмотрела на нашего любителя стрелять по бородатым мужчинам и в который раз за это утро вздохнула. Если честно, я не очень уверена, что он сможет отвязаться и с посторонней помощью – прикрутила его к заднему сидению своей «Волги» бабуля так, что динамитом не отковырнешь. Учитывая, сколько мы отвязывали его от гостевой кушетки, отныне придется бабуле ездить с этим товарищем вечно. С другой стороны – не скучно, всегда есть с кем поговорить. Правда, наш пленник до сих пор хранил благородное молчание. Вообще не говорил ни слова, но, судя по всему бабулю это мало заботило.

– Доезжаем до Химок, машину мы бросаем во дворах, – терпеливо рассказывала бабуля, – а сами идем на дело. Но сначала надо кое с кем встретиться.

– Раз пошли на дело я и Рабинович, Рабинович выпить захоте-е-е-е-ел… – с чувством пропела я, отодвигаясь подальше от нашего пленника. Естественно, сидеть на заднем сидении с кровожадным убийцей выпало мне – кто бы мог предположить что-то другое. Я вижу в этом подвох: еще с утра Катерина заявила, что ни под каким соусом не собирается сидеть рядом с человеком, который чуть что – принимается стрелять в людей из пистолета, и бабуля тут же доверила эту почетную обязанность мне. Просто для проформы я решила повозмущаться – можно подумать, меня кто-то слушал.

– Отчего не выпить бедному еврею, – с удовольствием подтянула Катерина, – если у него нет больше де-е-е-е-ел?

По лицу нашего отважного, загадочного и молчаливого пленника пробежала рябь глубокого отвращения, судя по всему, он не пополнил ряды почитателей наших с Катериной певческих талантов. Не Паваротти мы, прямо скажем, не Паваротти. Бабуля подмигнула убивцу, щелчком отправила очередной бычок в ближайшую урну (прямое и безоговорочное попадание, учитывая, что от машины до урны шагов пятнадцать), вскочила за руль и дала по газам.

Проснулась я от резкого торможения: в бабулиной машине я предпочитаю впадать в анабиоз, как только она поворачивает ключ зажигания. Водит она чудовищно. Вернее, водит бабуля вполне прилично, но такой наглейшей, беспардоннейшей, сверхнаплевательской манеры езды надо еще поискать. Если на сложном повороте вас подрезала серая «Волга», обогнула рядом идущий джип (справа разумеется), срезала угол по тротуару и исчезла в точку на горизонте, а за рулем вы мельком разглядели точеный профиль коротко стриженной женщины с дымящейся папиросиной в зубах – знайте, вы повстречались на дороге с моей бабулей. Молитесь, чтобы эта встреча не повторилась, потому что бабуля – водитель неистовый, яростный и несдержанный. Причем, пытаться призвать бабулю к порядку – гнилое дело, лучше не нарываться.

Приложение № 17. Возмущенный мужчина пытается призвать мою бабулю к порядку

Мизансцена. Бабулина «Волга», в окно которой по пояс влез здоровенный бритый амбал. Он орет и размахивает руками. Примерный смысл его речей в том, что водить так, как моя бабуля нельзя, и сейчас он ей покажет кузькину мать. Предварительно амбал перекрыл нам дорогу своей серебристой «Ауди А 6», так что деться нам от него некуда. Бабуля невозмутима. Я пытаюсь залезть под сидение.

Амбал : Совсем охренела, дура старая? Куда прешь? Я чуть в кювет из-за тебя не улетел! Я столбик из-за тебя снес! Ты мне денег должна!

Бабуля (достает папиросу и закуривает): Водить научись, крикун.

Амбал (в истерике): Это я крикун? Это я крикун? Сука ты, вот ты кто! Гони бабки! Никуда не поедешь иначе! Да тебя мои люди на такое бабло разведут!

Бабуля расслабленно затягивается.

Амбал : Выйди из машины! Ключи сюда! Я сказал: «Выйди из машины»! Гони ключи, тогда и поговорим! Что расселась? Ты, оглохла, что ли!

Бабуля ждет, пока истерика амбала прекратится.

Амбал : Ты у меня всего лишишься! Ты по миру пойдешь! Что молчишь? Тупая что ли? Тупая, да? (запал иссякает, амбал пыхтит и плюется).

Бабуля ухмыляется и манит амбала пальцем. Тот наклоняется к ней. Бабуля что-то тихо говорит ему на ухо, потом с улыбкой откидывается на водительском сидении, затягивается и выпускает дым ему в лицо. Амбал цепенеет, багровеет, пыкает, мыкает, вылезает из окна и бодро бежит к своей машине. Раздается визг шин по мокрому асфальту, «Ауди» исчезает в точку на горизонте.

Аплодисменты. Под мои крики «Никогда больше с тобой в машину не сяду!», бабуля везет меня в Макдональдс.

Глава семнадцатая, в которой появляется один большой человек из Химок (окончание)

Кстати, до сих пор понятия не имею, что она тогда тому мужику сказала. Поверьте, я пыталась открыть тайну этой загадочной фразы. Мне бы она тоже очень пригодилась в жизни. Вот стоим мы с Машкой в очереди в нашу редакционную столовую. Остался последний горшочек рыбы, запеченной с овощами в сметане. Тут прибегает Николай Аполлинарьевич, хватает этот горшочек, и на всех парах убегает за дальний столик пожирать его. Догонять Николая Аполлинарьевича бросится только маньяк, но, вооруженная специальной бабулиной фразой, я могла бы отстоять свою поруганную честь.

– Детка, очнись, мы выходим, – пнула меня в плечо бабуля и накинула на нашего убивца клетчатый плед, укрыв его с головой. Маскировка удалась блестяще. Если раньше на заднем сидении бабулиной «Волги» был хорошо виден спеленутый скотчем человек, то теперь там явно угадывался куль, подозрительно похожий на труп.

– Н-да, – с сомнением протянула я, – главное для нас – не вызывать подозрений.

– Выматывайся, – рявкнула бабуля, – время не терпит!

Зевая, я вылезла из машины и огляделась вокруг, силясь понять, куда бабуля нас завезла. Мы стояли во дворах бесконечных кирпичных девятиэтажек – огромные, вымахавшие за последние сорок лет в небо деревья, покосившиеся карусели на детских площадках, кусты, на которых заливаются воробьи, недоеденная ими еще с прошлого года рябина, кривой снеговик с пластмассовым ведром на голове у качелей…

Бабуля закрыла машину и деловито почесала к гаражам, смутно угадывавшимся за углом. Мы с Катериной подобрались и не менее резво поковыляли за ней, оскальзываясь на каждом шагу.

– Девочки, – коротко инструктировала нас через плечо бабуля, – нам надо иметь крайне представительный вид, а потому старайтесь помалкивать, и все запоминайте.

– Мне страшно, – бухнула я.

– Не бойся, – хохотнула бабуля, – нас подстрахуют.

– Кто? – живо поинтересовалась Катерина, – Гарри Поттер?

– Ха-ха, – фыркнула бабуля, – гораздо лучше. На случай непредвиденных обстоятельств нас будет страховать владелец гаража, в котором я назначила встречу.

– Бабуль, – аккуратно начала я, – а кто он?

– Он хороший человек, – мягко ответила бабуля, – ты даже видела его пару раз. Он искусствовед, как и Евгюша, только теперь его бизнес ведет дочь, а он занимает депутатское кресло. Прошу тебя быть с ним поласковей.

– Бабуля, – проговорила я, – у тебя очень странный голос.

– У меня? – насквозь фальшиво изумилась бабуля, – не пори чепухи, с голосом у меня все в полном порядке.

– Где я видела этого типа? – продолжала допытываться я.

– Ну, пару раз, – неопределенно пожала плечами бабуля, – в детстве.

– Когда? – если меня что-то интересует, я не отстану, у меня журфак за плечами.

– Не важно, – сурово отрезала бабуля, оборачиваясь ко мне, – не важно. Это очень хороший человек.

– Да что ты все заладила: «хороший человек, хороший человек», – взорвалась я, – кто он такой?

– Это не он случайно бежит нам на встречу, раскинув руки для объятий? – светски поинтересовалась Катерина, до сих пор хранившая молчание.

Тут и я заметила: странно загребая ногами, к нам быстро приближалась высокая долговязая фигура. Когда она поравнялась с нами (а произошло все довольно быстро), стало понятно, что это длиннющий и худющий лысый старик в невероятно дорогом долгополом пальто. Он светился, как начищенный пятак.

– Зямочка! – вскричала бабуля и припустила ему навстречу. Дальше последовала невероятная сцена. Они подбежали друг к другу, как в кино: на бабулиных щеках играл румянец, ее манто развевалось, а старикан, казалось, был готов лопнуть от счастья. Зямочка подхватил бабулю на руки и принялся кружить ее. Затем бабуля тоже попыталась приподнять его, но он выкрутился, снова подхватил бабулю и принялся кружить с новой силой. Мы с Катериной наблюдали за этой сценой, разинув рты. Сказать, что мы были потрясены – ничего не сказать. Но, самое страшное, что где-то в глубине души я и ожидала чего-нибудь подобного.

– Машка, – подвывал Зямочка (хоть бы узнать как его зовут, а то дедушке уже далеко за 65, и звать его «Зямочкой» как-то неудобно). Ни разу в жизни не слышала, чтобы мою бабулю кто-нибудь звал Машкой. Ничего себе, нашел Машку, тьфу.

– Когда они поженились с Евгением Карловичем официально? – просвистела мне на ухо Катерина.

– Две с половиной недели назад, – ответила я потерянно.

– Мне кажется, – захихикала Катерина, – это будет самый короткий брак в практике Марьи Степановны.

– Ты ее не знаешь, – покачала головой я.

В плане семейных ценностей бабуля всегда была кремень. Она водила миллион каких-то невообразимых знакомств, причем некоторые эти знакомства были очень, очень накоротке. С детства я привыкла: если звонит в дверь какой-нибудь кошмарный тип, то не стоит отправлять его к чертовой матери (как меня, в принципе, всегда и учила бабуля), вполне возможно, что через пять минут выяснится, что типа этого зовут Олежка (Модестушка, Карлушка, Диегушка, Ральфочка, Чинь-Юньгушка и так далее), и он окажется самым близким, самым дорогим бабулиным товарищем. Они примутся обниматься и вспоминать Беларусь (Владивосток, Пекин, Париж, монгольские степи, тайгу) и сыпать такими леденящими кровь подробностями, что слабонервным лучше удалиться. Но семья – святое. Дедули всегда сияли как солнце над толпами Вавочек и Гиечек.

Бабуля тем временем исполнила с Зямочкой (кстати, вспомнила, типа звали Василий, как он умудрился заработать себе такое нелепое прозвище – непонятно) какое-то подобие акробатического рок-н-рола и блаженно замерла у него на груди.

– Г-м, – это я попыталась напомнить им, что мы с Катериной еще здесь и, надо сказать, уже замерзли.

– А, детка, – бабуля посмотрела на меня так, словно только что увидела, – знакомься, это Зямочка… То есть, Василий… – она с мукой посмотрела на своего дорогого Зямочку.

– Геннадьевич, – разрешил бабулины затруднения тот.

– Да-да, – покивала бабуля, – а это моя внучка Галочка, – и зачем-то добавила громким шепотом, – та, которая мелкая, – и ее подруга Катенька, – Катерину она не стала никак комментировать, вместо этого обласкала взглядом Зямочку.

Я достала мобильник и проверила время.

– Без пятнадцати два, – огласила я бесцветным голосом, – что мы собираемся делать?

– Машка, – засиял великолепной вставной челюстью Зямочка, – тебе растет достойная смена.

– А то, – ухмыльнулась бабуля, – не нарадуюсь порой на нее, – впрочем, принимать всерьез эту похвалу не следовало – по бабулиному лицу нельзя было сказать, что она «не может на меня нарадоваться», скорее, наоборот.

– Ваши друзья торчат тут с часа, – подобрался Зямочка, – сначала бродили вокруг гаража, пока не увязли в сугробах, – потом оцепили всю территорию и замерли. Сидят так уже полчаса: двое дежурят у входа в гаражный кооператив, двое – у дыры в заборе, неподалеку от моего гаража торчат еще трое – укомплектовались неплохо.

– И? – вскинула бровь бабуля.

– Ну, я решил, что перестраховаться не помешает, – смущенно улыбнулся Зямочка (все-таки зубы у него отменные), – и натыкал там наших ребят, – если те начнут рыпаться, то недолго и нестрашно. Эти какие-то дикие, торчат там как пеньки. Мои все замаскированы.

Мы с Катериной помалкивали и переминались с ноги на ногу – ветер был самый что ни на есть февральский, со всеми прелестями: пронизывающий, колючий и отвратный. К тому же, мы на редкость удачно встали – на самом продуваемом месте. Как объяснила бабуля, чтобы хорошо видеть вход в гаражи, но нас оттуда никто не видел. Слов нет, стратегический пункт был выше всяких похвал, но как же холодно!

– Главное, Машка, не бойся, – сжал бабулины руки в своих Зямочка, – все устроим в лучшем виде.

– Обижаешь, – пробасила бабуля, – обижаешь дорогой, только тот зовется храбрым, кто не знает слова страх. Заботит одно, что если…

– Что если они запсихуют и начнут палить? – закончил за бабулю Зямочка, – Тогда прикроем, мои ребята и на крыше сидят. Перестраховался, так сказать. Первый, кто вызовет хоть какие-то подозрения, получит пулю.

– В ногу, – проговорила бабуля, вглядываясь вглубь гаражей.

– Разумеется, мы же не беспредельщики, – и тут бабуля с Зямочкой отвратительно захохотали. Из этого хохота любой мог заключить, что именно беспредельщики они и есть. И это их очень радует.

Больше всего во всем этом меня бесили две вещи.

Во– первых, как эти двое понимали друг друга -с полуслова, с полужеста. Договаривали друг за друга фразы, перекидывались нежными взглядами и вели себя так, словно Евгений Карлович – это так, минутное увлечение. Я, конечно, понимаю, что вряд ли внучка имеет право голоса, когда речь заходит о бабушкиной личной жизни, но на этот счет у меня было свое мнение, и я обязательно постараюсь его до нее донести, как только представится возможность.

Во– вторых, меня злила до изумления та ковбойская лихость, с которой бабуля с Зямочкой (глупейшая кличка, впрочем, так ему и надо, соблазнителю чужих жен) строили планы по превращению города Химки в филиал Дикого Запада. Пальба по ногам, малоизвестные «ребята» (представляю себе тех ребят), оцепления и прочее. Евгений Карлович такого бы никогда не допустил.