Текст книги "Скромное обаяние художника Яичкина"
Автор книги: Анастасия Зубкова
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Хорошо, – скривился тот, словно разом заглотил целый лимон, – будем беседовать так.
– Рада, – кивнула бабуля, закидывая ногу на ногу, – что мы понимаем друг друга.
– Вы целиком в моей власти, – начал Зямочка, беря себя в руки, – надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет.
– Предположим, – усмехнулась бабуля.
– Машка, прекрати разыгрывать из себя оскорбленную невинность, – закатил глаза Зямочка, – я сдержанно перенес, когда ты вышла замуж за это ничтожество, за это травоядное, за этого никчемного, пресного, невыносимо…
– Довольно, – взмахнула рукой бабуля, – я в восторге от твоего красноречия, можешь продолжать по делу. Когда ты выпустишь нас отсюда?
– Не выпущу, пока не узнаю имена всех, кого ты впутала в это дело. Номера счетов, названия организаций – мне нужна вся информация, – с достоинством сложил руки на груди Зямочка.
– Вот мы и приехали, – просвистела я в Катеринино ухо, – ему нужны счета и названия организаций. Парень явно обратился по адресу, – Катерина обреченно покачала головой и прикрыла глаза.
– К тому же я никак не пойму, чего ты добиваешься, – продолжал Зямочка.
– Мне нужен «Автопортрет», – заявила бабуля, – не делай такие глаза, Зямочка, я сразу тебе об этом сказала.
– Да как ты не понимаешь, – задохнулся Зямочка, – как ты не понимаешь, что влезла в дело о миллионах! Влезла, и с невероятной наглостью требуешь себе «Автопортрет»! Откуда ты о нем вообще узнала? С чего ты взяла, что за эти три года он еще не утек в частную коллекцию?
– Тряс бы ты тут сейчас так гузкой, дорогуша, – фыркнула бабуля, – если бы этот «Автопортрет» куда-нибудь утек.
Зямочкины бугаи побагровели и мелко задрожали. На всякий случай я вжалась поглубже в наши тюфяки и притворилась мебелью. Поймите меня правильно, я ничуть не сомневаюсь в бабулиных бойцовских качествах, но кто знает, сколько бугаев притаилось за дверью, и скольких из них бабуля успеет вырубить до того, как сюда подтянутся силы ОМОНа и конной милиции.
– Хорошо, – по-людоедски осклабился Зямочка, демонстрируя свою шикарную вставную челюсть, – будем по делу. Я хочу узнать лишь одну вещь: чьи интересы ты тут представляешь?
– Не твоего ума дело, – отрубила бабуля, – мне нужен «Автопортрет» и баста.
– Машка, это невероятная, ни с чем не сравнимая наглость, – взвился Зямочка, – вмешиваться в мои дела, захватывать в плен моего племянника…
– Так это был наш хваленый Гена? Продолжатель дела и наследник империи? – изумилась бабуля.
– Да, – гаркнул Зямочка.
– Как он вырос, – покачала головой бабуля, – как быстро растут дети, Зямочка, а? Вот и моя внучка, Галочка, еще вчера играла в куклы, а сегодня – такая красавица… Да вот же она, лежит рядом со мной в подвале, куда ты нас посадил. Не бойся, моя прелесть, – бабуля зажала мою шею в железный захват и принялась гладить по голове, – дядя Вася не очень страшный, у него кишка тонка…
– Машка, – прорычал Зямочка.
– Да, Зямочка, да, – продолжала бабуля умиленно. Я чудом извернулась из ее крепких объятий и без сил упала на Катерину.
– Машка, – бедный Зямочка пошел багровыми пятнами и заиграл кадыком, – эти парни могут пристрелить тебя в два счета, так что не перебивай меня! Ты вмешиваешься в мои дела, заметь, в очень большие дела, провоцируешь нас на убийство, захватываешь Гену в заложники и требуешь «Автопортрет»! Неслыханная наглость!
– Ты слышишь, детка, – доверительно склонилась ко мне бабуля, – мы спровоцировали их на убийство.
– Блин, – поежилась я, отодвигаясь на случай, если бабуле снова придет в голову заключить меня в объятия.
– Нет нам прощения, – продолжала бабуля сокрушенно. – Слушай, – прорычала вдруг она, – ты долго будешь мне тут мозги канифолить? Что это за театр с заключением нас в подвале? Что за драма с каким-то мейерхольдовским оттенком? Что за Яичкин такой?
– К-какой Яичкин? – спросил Зямочка, пожевав губами.
– Ну, этот чертов художник, налабавший эту дурацкую картину? – неистовствовала бабуля, – ты тоже, хорош, гусь, ввязался в какую-то ерунду! Это же уму неподвластно, чем теперь вынуждены заниматься приличные люди! Я не столько в обиде на тебя, что ты приложил меня по кумполу, сколько не понимаю, ради чего ты это сделал! Ради шедевра какого-то Яичкина? Ну ладно, меня в это дело ввязаться заставили обстоятельства, но тебе-то зачем лезть в это все? Марать руки убийством? Как тебе не стыдно, Зямочка? Ты всегда был редкостным жучарой, но – убийство?
– Знаешь что, – всплеснул руками Зямочка, – ты… ты… Ты! – тут Зямочка до корней волос залился багровым, рванул свой дурацкий шейный платок и принялся ловить ртом воздух. Потом Зямочка кинул на бабулю взгляд, полный невысказанной муки, махнул своим бравым ребятам и пулей вылетел из подвала.
Загрохотала дверь и снова погас свет.
– …, – сказала я, – восхитительно поговорили.
Короче, вторые переговоры за последние два дня были провалены.
Глава двадцатая, в которой мы с Катериной узнаем три правила настоящей соблазнительницы
– Итак, дорогая, – шептала бабуля Катерине, – учитывая, как на тебя пялился тот здоровячок, который не является нашим обднофамильцем, ты – наша тяжелая артиллерия.
– По-моему, Марья Степановна, – шептала Катерина в ответ, – ваш Зямочка пялился на вас гораздо больше.
– Катенька, мы уже обсуждали этот вопрос, – свистела бабуля, – Зямочка вряд ли поведется, если я вдруг начну разыгрывать страстную любовь к нему, и будет начеку. Дорогая, поверь, это не так сложно, как тебе кажется. Ты взрослая, красивая, опытная женщина…
– Марья Степановна, – шептала взрослая, красивая, опытная женщина, – мне страшно, и ничего не получится. Да и зачем его соблазнять? Мне совершенно не улыбается разводить нежности с каким-то незнакомым мужиком.
– Дорогая моя, – терпеливо говорила бабуля, – наша цель – не организовать тут порнографический кружок, а действительно соблазнить, запасть парню в душу, чтобы он почувствовал не животное влечение, а истинную ответственность и почти любовь.
– Вот-вот, – вздыхала Катерина, – может, на порнографический кружок я еще как-то и сгожусь, но вот дальше – увольте, пользы от меня не будет. Да и какой смысл?
– А смысл, милая, в том, что, проникнувшись любовью и уважением, наш Цербер собственноручно выпустит нас отсюда, а, в идеале, и «Автопортрет» нам принесет.
И так до бесконечности. Бабуля уламывала Катерину пустить в ход свои неоспоримые чары уже битый час. За это время я успела подремать (благо, тюфяков Зямочка навалил нам предостаточно), посчитать слонов и накидать в уме план статьи про весенний авитаминоз и методы борьбы с ним (насколько я знаю Светку, на апрель у нас всегда стоит весенний авитаминоз, и пишу всегда про него я).
Спустя полчаса после Зямочкиного беспорядочного отступления, свет в нашей темнице вновь зажегся, и к нам вошли Перевалов с напарником. Вооружены парни были до зубов, а потому бабуля, попримерявшись некоторое время то к одному, то к другому, оставила мысль о нападении с применением насилия на другой раз. Однофамилец втащил к нам биотуалет, а напарник пристроил его в дальнем углу за трубами. Потом парнище (здоров он был как боров) принялся подробно объяснять, как этим самым туалетом пользоваться («Ну ты еще штаны спусти, стюардесса хренова», – пророкотала бабуля). Глаз при этом он с Катерины не сводил. Моя скромная особа им не приглянулась (уж не знаю, радоваться или огорчаться), зато нам пообещали скорый ужин. На вопросы, где наши вещи и мобильники, отвечать не стали. Обиделись, наверное.
Когда охранники изволили отбыть, Катерина долго оплакивала свою «Нокию», а я ругалась на бабулю. Мол, она могла быть и поласковей с дорогим нашему сердцу Зямочкой, тем более что тот, кажется, был расположен к конструктивному диалогу.
– Ты плохо знаешь Зямочку, – фыркнула бабуля и вдруг перешла на свистящий шепот, – никогда он не был готов ни к какому конструктивному диалогу, зато всегда поджимает хвост, стоит на него чуть-чуть надавить. К тому же, теперь мы располагаем ценнейшей информацией.
– Какой? – простонала я.
– Говори шепотом! – залепила мне вслепую подзатыльник бабуля, – говори шепотом.
– Почему? – прошептала я, потирая ушибленное место. Точность у бабули была снайперская, вне зависимости от того, в темноте она била, или на свету.
– Потому что Зямочка только что наглядно продемонстрировал нам, что он редкостный жмот.
– Каким образом? – поинтересовалась Катерина.
– Во-первых (и не в самых главных), – начала бабуля, – если в этом подвале и есть видеонаблюдение, то оно не снабжено прибором ночного видения.
– С чего ты взяла? – обиженно спросила я.
– Потому что этот старый дурак долго шарил глазами по подвалу и искал нас. Если бы он видел наши перемещения на пульте видеонаблюдения, то прекрасно бы знал, в каком углу мы сидим.
– Хорошо, – зачем-то похвалила бабулю я.
– Спасибо, детка, – поблагодарила меня она. Я ждала нового подзатыльника, но бабуля сменила гнев на милость и продолжала. – Во-вторых, он прекрасно расслышал, как я ругала в полный голос его сомнительные достоинства, но не услышал, как я шепотом его нахваливала. Значит, микрофоны здесь стоят совершенно несерьезные. Не знаю, за какие деньги он оборудовал свой подвал, но мог бы и побольше раскошелиться: его техника не улавливает шепот. Тоже мне, Малюта Скуратов, ну смешно, девочки…
– А это значит, – начала я.
– А это значит, – закончила бабуля, – что все секретные переговоры мы будем вести шепотом, – судя по ее голосу, она была необыкновенно довольна. – В-третьих, Зямочка повел себя как распоследний кретин, когда устроил подвал для заключения несогласных с его политикой ведения дел в своем доме.
– Мы в Зямочкином доме? – всполошилась я.
– Разумеется, – зашипела бабуля, – ты видела его халат? А я его видела не один, и даже не два раза. Это его главный домашний наряд, старикашке кажется, что в нем он выглядит как истинный аристократ, – бабуля не выдержала и фыркнула.
– И? – прошептала я, когда она отвеселилась по поводу Зямочкиных парадных нарядов.
– Что – и? – возмутилась бабуля, – если здесь Зямочкин дом, то здесь и наш «Автопортрет». Если здесь наш «Автопортрет», то у нас есть возможность его позаимствовать.
– Отлично, – порадовалась я, – осталась самая малость: выбраться из подвала и найти, где он его прячет.
– Теперь перейдем к главному, – заговорила бабуля так, словно прорыв на свободу был делом решенным. – Катенька, ты слушаешь?
– Вся внимание, Марья Степановна, – прошептала Катерина, – вся внимание.
– Отлично, потому что тебе придется соблазнить охранника. Того, который покрупнее.
– Соблазнить охранника? – выдохнула Катерина.
– Ну, примерно так, – смутилась бабуля.
– Марья Степановна, – зашептала скороговоркой Катерина, – ни за что, даже не говорите мне ничего, ничего не выйдет, Марья Степановна, я никому не нравлюсь, это вообще не по моей части, все, что угодно, хотите, Марья Степановна, я грохну кого-нибудь?…
– Он тебе не приглянулся? – с дьявольской кротостью спросила бабуля.
– Марья Степановна, – булькала Катерина, – не в этом дело. Я его даже не разглядела.
– Ну а в чем тогда дело? – продолжала змеиться бабуля, – женщине полезно мужское внимание, у нее от этого начинают по-особому гореть глаза…
– Да не надо мне никакого горения в глазах! – вспылила Катерина, с трудом удерживаясь, чтобы продолжать шептать, – и охранник ваш не уперся ни с какого конца.
Приложение № 20. Про Катеринину больную мозоль
Тут надо пояснить отдельно, на какую больную мозоль с очаровательной непосредственностью приземлилась бабуля. Моя Катерина – человек фантастически невезучий в личной жизни. Ни разу еще не встречала человека, который бы так мечтал о супружестве, и у которого с этим супружеством так бы все плохо складывалось.
Тихий ангел Катерина, которая покупала тонны кружевных подушечек, уютных покрывалец и занавесочек на кухню, готовая целыми днями разогревать своему дорогому супругу полуфабрикаты в микроволновке, домоседка и редкая красавица, пребывала в вечном попадосе. Вполне пристойные на вид претенденты на руку и сердце Катерины оказывались на поверку кончеными маньяками, тихими алкоголиками и любителями оттачивать удар левой на своей лучшей половине, или в самый неподходящий момент извлекали из загашников жену и троих детей, или спешно отбывали за границу на постоянное место жительства. Дома у Катерины не удерживался ни один. Некоторых приходилось изгонять насильно (как-то раз для этого даже пришлось вызывать бабулю), некоторые сами испарялись, как эфир, едва речь заходила о женитьбе.
А замуж Катерине хотелось очень, и ее можно понять. Все эти белые наряды, рыдающие тети и бабушки (которые уже плешь проели бедняжке на тему внуков и племянников), праздничные банкеты, последующие пляски, кидание букета, свадебное путешествие, кольца и тонны фотографий… Все эти картины с издевательской настойчивостью лезли Катерине в голову, и чем дальше от нее была перспектива их осуществления, тем больше хотелось. Это когда ты замужем, тебе на все это наплевать, а если нет – то ты беззащитна перед этой напастью. Я Катерину понимаю прекрасно.
Сначала она делала вид, что ей, по большому счету, на все это наплевать, тем более что с работой у моей дорогой подруги складывалось все куда как удачно. У себя в конторе она давно занимала руководящий пост (и не уговаривайте меня произнести вслух название Катерининой должности, с детства мои мозги отказывались работать, как только сталкивались с чем-то финансово-экономическим), а потому о неладах на личном фронте удавалось забывать. Но куда же тут денешься, каждому хочется любви и тому подобных вещей, и около года назад Катерина с маниакальной настойчивостью отправилась налаживать личную жизнь. Получилось у нее это чудовищно.
По аналогии с бессмертной формулой «украл – выпил – в тюрьму», Катерина двигалась по маршруту «познакомились – съехались – разъехались», и на каждом последующем этапе «разъехались» она становилась все мрачнее.
После отъезда очередного раскрасавца, Катерина пришла ко мне, гаркнула на Пашку, чтобы тот посмотрел телевизор, извлекла из своей сумки бутылку коньяка, мрачно ополовинила ее, прикуривая одну сигарету от другой, а потом разрыдалась. Я тоже разрыдалась, потому что это все было очень несправедливо, и потому что вторая половина Катерининой бутылки пришлась на меня. Потом Катерина злобно вытерла слезы, и заявила, что завязала с личной жизнью и со всеми попытками ее наладить. Мол, ей и так хорошо живется. Мол, достало ее все это хуже горькой редьки, и она решительно не понимает, почему мужики от нее бегают, то ли она вся с головы до ног покрылась чешуей, то ли у нее растут рога, но ей все равно, потому что отныне Катерина ничего общего со всем этим иметь не будет.
С того момента прошло уже полгода. Я старалась не затрагивать болезненную тему, втайне надеясь, что все благополучно разрешится само собой. Катерина же упорно сторонилась мужчин и, по ее собственным уверениям, чувствовала себя прекрасно. Так что, вполне можно себе представить, как ее порадовало бабулино предложение соблазнить охранника. Я думаю, Катерина с большим воодушевлением отправилась бы на бой за чемпионский титул с боксером супертяжеловесом.
Глава двадцатая, в которой мы с Катериной узнаем три правила настоящей соблазнительницы (окончание)
Впрочем, бабулю на всю эту пораженческую муть не возьмешь. Бабуля сказала, что Катерина должна соблазнить охранника – считайте, что охранник уже соблазнен и дело в шляпе.
– Дорогая моя, – сладко пела бабуля, благо в темноте не было видно выражения ее лица, – если бы ты знала, как я тебя понимаю. Ты думаешь, эти козлы не возили меня мордой по батарее?
– Не знаю, – буркнула Катерина.
– Так знай, – отрезала бабуля, – и мотай на ус. К тому же, один из них, в чьих глазах я считала себя неотразимой, несколько часов назад съездил мне чем-то тяжелым по черепу. Кстати, детка, чем это он меня так?
– Дверцей от шкафчика, – вздохнула я, – как там твоя голова?
– Вот и я говорю, – подхватила бабуля, – как там моя голова? Вернее, где была моя голова? А все почему? Потому что я забыла первое правило соблазнительницы: никогда не переоценивай свою привлекательность в глазах соблазняемого объекта.
– Я вроде бы где-то читала, – подала голос Катерина, не замечая, что уже встала на пусть соблазнения охранника, – что соблазняя, наоборот надо считать себя неотразимой.
– Эх, – расстроилась бабуля, – если мы будем путаться в основах, у нас ничего не выйдет. Соблазнительница обязана считать себя неотразимой, потому что, детки, мы неотразимы, но вот переоценивать, насколько наша неотразимость подействовала на тот или иной объект, не стоит. Вполне возможно, что объект неверно расставит приоритеты, и переориентируется на что-нибудь другое. Вот Зямочка, к примеру, предпочел вашей покорной слуге «Автопортрет» художника Яичкина, и это печально.
– А какое второе правило соблазнительницы?
– Их сразу два, – отрезала бабуля.
– Как это? – удивилась я, по всем окрестным городам и весям известная соблазнительница, просто нарадоваться на меня все не могут, такая великолепная. Но ведь интересно же!
– Существует второе правило соблазнительницы, пункт первый, гласящее, что мужика, который ищет барышню-дочку, слабую и беззащитную, следует брать на жалость, – наставительно прошептала бабуля, – и существует второе правило соблазнительницы, пункт второй, гласящее, что мужика, жаждущего угодить под каблук, мечтающего о мамочке, следует брать грубой силой и ором.
– А третье правило соблазнительницы? – прошептала Катерина.
– Третье правило соблазнительницы заключается в том, что необыкновенно важно правильно отделить первых мужиков от вторых, потому что они обожают маскироваться. Итак, соблюдаешь все три правила, со всеми подпунктами – попираешь властителей мира ногами. Не соблюдаешь – сидишь в заднице.
– Второе вероятнее, – погрустнела Катерина.
– Дорогая, – прошептала бабуля, – наука шагнула далеко вперед, при помощи простых, проверенных методик мы сможем преодолеть сопротивление материала и скакать на коне.
Тут бабуля замолчала на несколько секунд, выдерживая драматическую паузу.
– И?… – я нетерпеливо нащупала бабулину руку, – к какому типу у нас принадлежит наш клиент?
– Надо подумать, – протянула необыкновенно довольная бабуля, – надо подумать. Не заблуждайтесь, девочки, что это так легко определить. Наш дружок выбрал себе профессию охранника – это можно истолковать и в пользу первого типа, и в пользу второго. С одной стороны, вероятно, ему и правда нравится заботиться и охранять (а это значит, что мы имеем дело с мужиком-папочкой), с другой, он может ловить кайф от своего устрашающего вида и серьезности должности (тогда мы столкнулись с мужиком-сыночком). Далее, он явно запал на нашу Катеньку. Она – шикарная высокая брюнетка с умопомрачительными формами. Это – скорее, в пользу мужика-сыночка. Третье – он долго не знал, куда пристроить биотуалет, а это выдает заботливость и аккуратность, присущую мужику-папочке. И четвертое. Я уже давно провела небольшой тест на всхожесть, и оказалось, что наш клиент – мужик-сыночек.
– Какой тест? – спросила потрясенная я, в конец измотанная бабулиной любовью к театральным эффектам.
– Я нахамила ему, – возликовала бабуля, – к тому же, предложила ему при всех снять штаны. Мужик-папочка постарался бы меня подавить и нагрубил бы в ответ. Мужик-сыночек стушевался и замолчал. Сомнений нет – перед нами будущий подкаблучник, упорно подделывающийся под мужика-папочку. Полдела сделано.
– Ты слышала, Катерина? – приободрила я Катерину, – полдела сделано.
– Отлично, – хмуро порадовалась Катерина, – мне намного лучше. И что я теперь должна предпринять, Марья Степановна?
– Продолжать в том же духе, Катенька. Все мужики обожают, когда женщина чередует пощечины с пряниками, но в нашем деле надо начать с пощечин. Он приносит нам ужин. Ты едко высмеиваешь его манеру одеваться, ходить и говорить. Он слабо отбрыкивается. Ты гнешь свою линию. Дальше – импровизируй. Твоя цель – чтобы он выпустил нас из подвала и указал, где лежит «Автопортрет».
– А если он не знает? – полюбопытствовала я.
– Пусть как-нибудь выкручивается, – хмыкнула бабуля.
– Ну и все, – скисла Катерина, – ничего не выйдет.
– Еще как выйдет, – прошептала бабуля, – держи нос морковкой. Ты у нас редкостная красавица. Помни, научный подход – наша сила.
– Красавица, или научный подход? – склочно спросила Катерина.
– И то, и другое. Сразу, – отрезала бабуля, пошарила руками и что-то с треском разорвала.
– Ой! – вскрикнула Катерина, – кофта новая была!
– Забудь, – шепнула бабуля.
И тут, как по команде, снова загремела наша дверь.
Глава двадцать первая, в которой Катерина ругает всех мужиков мира, а я ни на секунду не забываю о работе
– Ты уверена, что все идет хорошо? – в который раз спросила я, – ее нет уже час.
– Спокойно, детка, – прошептала бабуля, – все идет как нельзя лучше. Я и не надеялась, что Катерина его так легко подцепит.
Что правда – то правда. Развела нашего едоноса Катерина на ура.
Пока я жмурилась и пыталась понять, где Зямочка достал такую яркую лампу, Перевалов завис в дверях (он нас мало интересовал, потому что Катеринины прелести оставили его равнодушными), а его доблестный здоровяк-напарник приволок нам поднос с едой (это и был наш клиент). Парень, и правда, пялился на Катерину как баран на новые ворота. Пока он кряхтел, пристраивая поднос на полу, наша будущая соблазнительница, гроза всех здоровяков-охранников, Великая и Могучая Разбивательница Сердец, мялась и бледнела. Бабуля ощутимо пнула ее ногой. Катерина глубоко вздохнула, как перед прыжком в ледяную воду, и бухнула:
– У вашего Зямочки в охранниках все такие придурки, или ты один тут такой выискался?
– Не понял, – помотал головой объект, не подозревая, что к нему применяется научный подход. Мы с бабулей благоразумно молчали.
– Я говорю, что не буду есть пищу, которую принес такой придурок, – продолжала Катерина, входя во вкус.
– Чем это я тебе придурок? – потерянно спросил объект.
– Ты в зеркало давно на себя смотрел, чучело? – мерзким голосом продолжала Катерина, – удивительно придурковатая рожа. Сидеть в одном подвале с тобой противно!
– Ты это, – неуверенно проговорил парень, – прекрати.
– Жень, пошли, – позвал от двери товарища Перевалов. Он тоже никогда ничего не слыхал о хитрой науке соблазнения, а потому маялся и хотел на воздух. В этом мы, кстати, с ним были солидарны.
– Подожди, – оскалился наш будущий спаситель, – чего это она ко мне так?
– Ненавижу недоумков, – скривилась Катерина как от сильной вони, – ты хоть пару классов-то закончил?
– Закончил! – взвился объект, – зачем так говорить? Я даже в техникуме учился!
– Не в техникуме, а в ПТУ, – откорректировал курс Перевалов, поддержал, так сказать, товарища.
– …, – ответил с позором заложенный Катеринин ухажер, – ей-то с этого чего?
– А мне с этого ничего! – отрезала Катерина, – поднос поставил – и вали отсюда! Все вы на одно лицо – и все уроды!
– Не пойду я никуда! – взвизгнул учившийся в ПТУ (подозреваю, ему пришлось нелегко) охранник, – ничего мы не на одно лицо, я, между прочим, на Брюса Уиллиса похож!
– Которого подкачали велосипедным насосом, – прошептала мне на ухо бабуля. Я уткнулась ей в плечо и начала смеяться.
– Поговорите у меня еще! – прорычала Катерина, вскакивая на ноги. И тут нас ожидало явление. Простите, Явление. Художественно разорванная бабулей кофта распалась на Катеринином королевском плече и нас озарило сияние шикарных Катерининых форм.
– Богиня победы, – просвистела мне в ухо бабуля, – она прекрасна.
– Валькирия, – покивала я, утирая слезы.
От такой картины объект соблазнения на секунду зажмурился, снова открыл глаза и был вторично сражен Катериниными красотами. Та не замечала убийственной силы своей наготы, а яростно продолжала:
– Дома будешь характер показывать, дебил, – проорала она, – распустились! Совсем с ума посходили! Устроили тут! Жизнь на все это кладешь, мучаешься, страдаешь, а ради чего? Ради таких вот кретинов, слова доброго вы все не стоите!
Охранник стоял, как громом пораженный, подозреваю, что он и вовсе не слышал, что ему орет Катерина, а стоял на предательски слабеющих ногах и с восторгом пялился на мою разрумянившуюся от возмущения и отчаяния подругу.
– Э-э-э-э, – сумел из себя выдавить охранник.
– Что? – взвопила Катерина, – что ты молчишь? Вот урод! Тут всю душу ему выворачиваешь, а он молчит! Ты слова хоть какие-то знаешь?!
– З-знаю, – просипел тот.
– Борзая какая, – выдохнул восхищенный Перевалов.
– Ага, – потерянно покивал его товарищ.
– Надо это… – неуверенно выговорил Перевалов, – надо Василию Геннадьевичу сказать, что она тут буянит…
– Да, – простонал наш клиент, силясь отвести глаза от Катерины, – давай ее к нему отведем?
– Зачем? – не понял Перевалов.
– Нам сказано что? – быстро заговорил соблазненный охранник, обласкивая Катерину взглядом, – если что – сразу к Василию Геннадьевичу. А это – не просто «что», это «ЧТО»…
– Толстая морда! Дебил! Обезьянья задница! – выкрикивала Катерина, размахивая кулаками.
– Тебе, то есть, – в который раз покраснел наш охранник, – вам не холодно? Тут дует очень по углам, – наш новый друг попытался прикрыть Катеринины плечи своей курткой и мелко задрожал. Бабуля закатила глаза и фыркнула, но на нас с ней давно никто не обращал внимания. Я тем временем приглядывалась к ужину – какая-то куча пластиковых коробочек. Есть хотелось невероятно, но не полезешь же их открывать, когда на твоих глазах разыгрывается такое!
– Не трогай меня своими грязными лапами! – завывала тем временем Катерина, швыряя куртку сраженного охранника на пол.
– Меня Женя зовут, – застенчиво бормотал тот.
– Кретинское имя! – бушевала Катерина. – Ненавижу!
– Ну что – повели ее, что ль? – поскреб в затылке Перевалов.
– Да-да, – покивал Женя, и уже Катерине, – осторожно, тут ступеньки начинаются. Вы извините… – он снова попытался прикрыть Катерину курткой, но она снова отшвырнула ее на пол.
– Пшел вон! – вопила она, – болван!
Женя мягко, но крепко обхватил Катерину и повел к выходу.
– Эй, – разволновалась я, – куда?
– Молчи, – дернула меня за рукав бабуля, – можно подумать, он ее к Зямочке повел…
– Бабуля, но он же с ней черти что сделает! – зашептала я, подрываясь отбить Катерину.
– Да он пальцем до нее дотронуться побоится, – засвистела мне в ухо бабуля, – наука! Наука, детка!
– Сукин сын! Урод! Мурло! – слышались крики Катерины с лестницы.
– Аккуратненько, приступочка, – кротко мямлил Женя, робко поддерживая Катерину, и дверь в наш подвал захлопнулась. Погас свет, и снова наступила темнота.
Я вскочила и принялась бегать, заламывая руки.
– Вот мы дуры, – причитала я, – вот дуры мы с тобой, бабуля, дорогая…
– Детка, если тебе хочется побегать, – спокойно пробасила бабуля, – бегай с умом, помни, что тут бетонный пол и трубы, не грохнись и не треснись обо что-нибудь головой.
– К черту! – бормотала я, – куда увели Катерину? А если их там десять человек?
– Дорогая, – проговорила бабуля, – успокойся и сядь. Их там наверняка больше, чем десять человек, но Женя ни за что не поведет нашу Катерину туда, где они сидят. Мальчик сейчас в ее руках как масло. Доверься ей, у нее определенно талант.
– Какой талант, бабуля, какой талант?! – шептала я, – Она столько всего ему наговорила, что этот Женя сейчас ее где-нибудь грохнет. Неужели этого нет в твоей науке?
– Нет, – хмыкнула бабуля, – и в помине.
– А что есть? – напирала я.
– На самом деле, детка, – продолжала веселиться бабуля, – правил соблазнения существует только одно.
– Какое? – потерянно спросила я.
– Красавица должна заговорить, – сказала бабуля, – все остальное неважно.
– А как же все, что ты тут только что развела? – опешила я.
– Фигня на постном масле. Просто Катенька была так не уверена в успехе, ее надо было подбодрить. И потом, у девочки накопилось, что сказать мужчинам. А такое нельзя держать в себе.
– А как же все то, что ты тут нам продекларировала? – я даже не удивилась. Моя бабушка – страшный человек, – ты все придумала?
– Почему же придумала, – обиделась бабуля, – я про это где-то читала.
– Где? – подозрительно скривилась я.
– Где-то, – вздохнула бабуля. – Главное тут, что парень с самого начала был в таком восторге от Катерины, что она могла сразу ему в морду плевать, а он бы стоял и улыбался. А тут она с ним заговорила – он, небось, от счастья чуть не скончался.
После бабулиных слов я надолго замолчала. Все-таки это удивительно. По части что-нибудь кому-нибудь наврать я и сама не промах (профессия обязывает), но до бабули мне далеко. Каким восхитительным, отборнейшим враньем она может вас попотчевать! Причем, заметьте, все это из самых добрых побуждений. Надо же, три правила соблазнения… А я уже повелась, приготовилась мотать на ус, думала, превращусь в роковую женщину, у ног которой трепетно замерли толпы восхищенных мужчин… Надо будет об этом матерьяльчик Светке предложить. Ну, не о толпах восхищенных мужчин, а о бабулиной науке. «Три правила соблазнения». Нет, три мало. «Десять правил соблазнения или походный набор стервы». Вот как раз обдумыванием этого походного набора я и занималась, пока не сообразила, что Катерина сидит где-то наверху в обществе потрясенного Жени уже почти час, и от них ни слуху, ни духу.
– Откуда ты знаешь, что все идет нормально? – доканывала я бабулю, которая от меня уже на стену лезла.
– Просто знаю и все, – огрызалась она.
– А вдруг? – замирала я.
– Иди к черту, – шипела бабуля.
– А если…
– Отстань, – изнемогала она.
– Но как же…
– Детка, – взвилась бабуля, – просто верь мне, наберись терпения и жди!
Я набралась терпения и села ждать. Через пятнадцать минут стало понятно, что тут никакого терпения не хватит, зато у нас есть целый поднос еды. Не знаю, насколько еда заменяет терпение, но я нашарила одну пластиковую коробку, извлекла из нее вполне пристойную котлету и вмиг умяла. Попыталась запить ее соевым соусом, проплевалась, нашарила пакет сока, разом выпила половину и съела вторую котлету. Что приятно – к вопросу ужина Зямочкины ребята подошли с душой, и это радовало. Бабуля от еды рассеянно отказалась, заявила, что будет думать, и замолчала.
Я вытерла руки о наши тюфяки, легла, почистила себе банан и продолжила придумывать правила соблазнения для будущей статьи. Матерьяльчик и в самом деле получится отменный, Светка будет довольна. Главное правильно все закрутить и расставить нужные акценты.
Приложение №21. Фрагмент моей будущей статьи «Десять правил соблазнительницы или походный набор стервы»
Главное в нашем деле – не бояться. Страх – совершенно лишняя деталь нашего туалета. Орите на объект во весь голос, не стесняйтесь в выражениях – в конце концов, это даст вам возможность почувствовать себя хозяйкой положения. Никогда не сдавайтесь без боя. Причем, пора понять, что бой – он бой и есть, это не фигуральное выражение, не красивая метафора, вуалирующая тонкие интриги и словесные перепалки. Бой – это открытые военные действия в условиях, приближенных к полевым. Деритесь, ругайтесь и держитесь молодцом. И будьте уверены, вам непременно повезет. Должно повезти. Короче – вперед, никаких глупых страхов и тревожных рассуждений из серии «могу ли я, получится ли». Конечно, получится. Право дело, ну сколько же можно, пора и честь знать. Как пить дать получится.
