Текст книги "Мужчины в нашей жизни"
Автор книги: Анастасия Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– А Алексей, он ведь и не догадывается, что купил именно мою квартиру?
– Пока не догадывается. Я думаю, будет лучше, если он узнает об этом на суде.
– Это уж слишком! Надо заранее все ему объяснить.
– Не надо! Я тебя прошу, не надо!
– А что мы будем делать, выйдя из суда? Квартиру, предположим, объявят моей, и я должен буду выставить твоего брата на улицу.
– Не на улицу.
– А куда же?
– Я знаю куда!
– Тогда объясни.
– У меня есть хороший, продуманный вариант. Пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем больше.
– А если суд решит по-другому?
– Тогда и поговорим.
– Но тон у тебя такой, будто ты знаешь ответы на все вопросы.
– А я и знаю. Не веришь?
– Не совсем… Из-за всех этих тайн и недомолвок мне трудно общаться с Алексеем. Он по-своему очень интересный человек, но я все время думаю, что у нас впереди разборки.
– А ты не думай.
– А как он похож на тебя! Странно будет конфликтовать с человеком, так поразительно на тебя похожим.
– Это я на него похожа. Я ведь младшая.
Глава 7
За неделю своего пребывания в Москве Лешка окончательно впал в уныние.
При первой же встрече адвокат объяснил ему: юридические права на квартиру старого владельца не вызывают никаких сомнений. Версия с псевдо-Вороновой тоже бесперспективна. Убитый горем Лешка пытался объяснить мне почему, но я отказывалась слушать.
– Я устала, Леш.
– От чего? – недоумевал брат.
– От проблем.
– У тебя-то какие проблемы?!
Он считает, что пространство именно вокруг него превратилось в ареал обитания мировых проблем, а остальные жители планеты, от проблем автоматически отсеченные, цветущие и порхающие, обязаны ему активно сочувствовать. Особенно он укрепился в этой мысли, навестив маму.
– Да тебе просто скучно! Объявить мать душевнобольной! Ты сама-то, часом, в своем уме?..
– Теперь она, слава богу, поправляется… А сначала… – Я пыталась восстановить свое доброе имя. – Не я же ее душевнобольной признала – врачи.
– С врачами-то давно все ясно! Им только деньги неси, а они расстараются! Такого понаговорят!.. Я на эти трюки в Германии насмотрелся.
В Германии Лешка работал в госпитале, поэтому коммерческий аспект современной медицинской практики знал как свои пять пальцев… Много, много чего знал Лешка! Не знал он только, что происходило с мамой два месяца назад.
– Ну, допустим, случился у матери сдвиг. Легкое завихрение. Ты ее в эту клинику – а сама развлекаться… со своим Глебом.
– Леша, стыдно так себя вести! Так раскиснуть из-за какой-то квартиры… Ни за что ни про что набрасываться на родную сестру! Где твое мужество?
– Какое мужество? Через две недели меня прилюдно бомжем объявят! Тебе наплевать! Для тебя жилье не проблема. – Взглядом пролетария, попавшего в дом к буржую, Лешка окинул мою комнату.
– Зря мы все-таки доверились этому Капошке!
– Не, с виду нормальный мужик…
– Леш, а о чем вы говорили с мамой? – неожиданно вспомнила я.
– Да ни о чем! Ерунду всякую… Задала пару вопросов про Германию. Оказывается, она бывала в Ганновере, отец там лекции читал. А мама с ним так просто ездила.
– А ты не помнишь?
– Да чего, я должен все помнить, что ли?! Еще она про тебя спросила.
– Про меня? – Я насторожилась.
– Все замуж тебя мечтает выдать, – буркнул Лешка хмуро. – Не за этого, так хоть за того.
– За кого за того?
– А ты чего, не знаешь? Был у тебя какой-то Влад, что ли…
– Вы же знакомы, – напомнила я.
– Блин! Во блин-то! Ты бы помолчала, а?! Благодаря ему, ублюдку этому, мне скоро откроется крутая перспектива энное количество лет кантоваться на московских улицах, чердаках и в подвалах!
– Ну ладно, не паникуй раньше времени. А что спрашивала обо мне мама?
– Что спрашивала, что спрашивала?!! – огрызнулся брат. – Спрашивала, видел ли я этого Влада у нас дома. Я говорю: видел, только не Влада, а Глеба!
– Да ты что?! Ты сказал: не Влада, а Глеба?! Так прямо и сказал?!
– Натали, я не понимаю, ей-богу! – Должно быть, я так закричала и затряслась, что перепугала Лешку – он даже забыл о надвигающихся перспективах бомжевания. – Что надо было говорить? Ты бы хоть предупредила…
– Откуда я знала, что вам непременно захочется обсуждать мою личную жизнь?
– Да нужна ты была – обсуждать тебя и твою жизнь! Мать спросила…
– А про квартиру она тогда тебя тоже спрашивала?! – Я продолжала выходить из себя. – Или ты просто так рассказал?! Сам? По собственному почину? Участия захотелось!
– Что ж тут такого? – начал брат примирительно. – Всем хочется участия.
– Невинное желание! – Новый приступ гнева овладел мной. – Мне оно обошлось в сотни, в тысячи километров нервов! Про деньги я лучше помолчу… – Я прервалась на полуслове, неожиданно вспомнив, что мои обвинения по меньшей мере безосновательны. Доктор много раз повторял: рецидив – следствие запущенности болезни. Но праведный гнев все еще рвался на свободу. – Хосится усястия, – передразнила я брата. На этот раз получилось беззлобно, скорее смешно. Примерно как в детстве.
После «приятного» разговора мы сразу разошлись по своим комнатам. Глеба дома не было – на два дня уехал в Тулу, и я радовалась, что он не слышал нашей разборки.
Глеб по-прежнему был не в курсе моего плана, поэтому чем меньше оставалось до суда, тем тревожнее делалось у него на сердце.
– Понимаешь, эти скандалы… Люди не могут сдержаться и, бывает, такого друг другу наговорят… Чего и не думали никогда! – сказал он мне во время очередного нескончаемого разговора. Такие разговоры мы вели теперь почти каждую ночь.
Боже мой, до чего я их ненавидела! Остро ощущалось: мы бессмысленно тратим время, и я страдала от этого чувства. Драгоценное время, выброшенное на ветер, как деньги… В эти часы хотелось совсем других слов, другой эмоциональной атмосферы, другого тона… Про квартиру я и так знала все! И про Лешку! И про Глеба! Как дело ни поверни, он гадостей никому говорить не станет, зато и слушать их не собирается. Мой Глеб – благородный и гордый!
Он выше всякой житейской грязи, рассуждала я про себя, когда, высказав свои предположения и тревоги, он засыпал, уткнувшись в мое плечо. И в дальнейшем, когда мы пойдем по жизни рядом, я буду его от этой грязи оберегать. Но не сейчас! Другого такого случая проучить Лешку у меня просто не будет. Чем-то всегда приходится жертвовать!
Закрывшись у себя в комнате, я вспоминала наши бесконечные ночные разговоры. Потом сегодняшнее объяснение с Лешкой. А дальше – свой план. По большому счету эти сложные переживания и разборки – просто буря в стакане воды. Все закончится хеппи-эндом, как в примитивном кино. И только благодаря тому, что мой план существует.
А все-таки Лешка неисправим. Только о себе! Неужели забыл, что мама больна и ей нельзя волноваться…
От скуки и оттого, что думать уже совершенно не о чем и по-прежнему невозможно заснуть, я начала перебирать в памяти Лешкины оправдания, бессмысленные и долгие.
– Натали! Глеб нисколько не хуже того… Владика. Мне было бы намного приятнее иметь такого родственника, как он… Натали, что я не так сказал? Я не хотел, право слово…
Объяснять я ему ничего не стала, зато теперь места найти себе не могла. Как отнеслась мама к этой новости? А вдруг, пока я тут перекладываю с места на место горячую подушку, у нее начался новый приступ? Завтра поеду к ней после работы… Нет, после работы не получится – в клинике к этому времени уже заканчивается прием. Отпрошусь у Александры Николаевны на час, лучше – на два… или попробую уйти после обеда?
– Наталья Павловна, какие проблемы? – спрашивает на следующий день начальница, выслушав мой отчет о работе со стажеркой.
– Никаких проблем. Настя очень славная девочка, вдумчивая, исполнительная, толковая.
– Не увиливайте! Говорите, что стряслось.
Чтобы вызвать меня на доверительный разговор, привлекаются дополнительные средства – несколько порций фирменного крем-брюле. Аппетитное мороженое в круглой железной вазочке… Есть в Александре Николаевне что-то такое железное.
– У меня мама заболела.
– Сердце?
– Нервный срыв.
– Что ж вы молчали?
Александра Николаевна напомнила мне о программе медицинского страхования, которой могут воспользоваться сотрудники нашей фирмы и даже члены их семей.
– А если надо, я могу вам рекомендовать…
– Спасибо, мы уже решили вопрос лечения. Если не возражаете, я уйду сегодня после обеда. Мне необходимо навестить маму.
– Какие могут быть возражения?
В знак согласия Александра Николаевна опускает подбородок на грудь. Отсутствие шеи позволяет ей совершить это движение с неожиданной грациозностью. Я пробую повторить аналогичное действо и – не справляюсь. Вот оно, несомненное преимущество ракообразных перед всеми остальными биологическими видами, типами и классами!
– Только вы сначала немного успокойтесь. Выпейте чаю, – никак не угомонится начальница.
Я выпила любезно приготовленный Александрой Николаевной чай, но все равно по дороге в клинику продолжала почти физически страдать от волнения. Волнение – тяжелое, желеобразное – клокотало у меня в груди, потом поднялось к горлу, и казалось, еще немного – и я выплюну на асфальт громадный, липкий, трепещущий кусок. В моем мозгу волнение превратилось в медузу. Не в обычную, каких прибивает к берегам в шторм, а в экзотическую – из музейного аквариума. В университете мы изучали что-то наподобие, я попыталась вспомнить название, но в голове вращались только противные репредистриевы рыбы.
– Не о чем волноваться! – успокаивала я сама себя. – Если бы что-то случилось, музыкальный доктор давно бы позвонил!
– Не позвонил бы! – подавала голос медуза. – Зачем ему раньше времени навлекать на свою голову неприятности…
Мама в белом шелковом халате полулежала в кресле с книгой в руках.
– Ната! Наточка! – обрадовалась она.
И у меня мелькнула странная мысль, впрочем, в то мгновение доставившая мне что-то вроде удовольствия: еще неизвестно, кто из нас двоих сильнее болен.
– Натка, за тобой волки гонятся? – Мама говорила со мной как в детстве – тепло и просто.
– Да нет, какие волки, – окончательно растерявшись, пробормотала я. – Просто с работы отпросилась, мне надо еще вернуться туда…
– Ты спешишь?
– Да, но я…
– Не стоило тебе сегодняшний визит затевать, – произнесла мама с улыбкой, и я, даже не вполне отделавшись от медузы, тоже улыбнулась в ответ, радостно и легко.
– Я просто соскучилась по тебе, мамуль!
– Соскучилась-соскучилась… Алеша говорит, ты замуж выходишь… за хорошего человека.
Очередной камень скатился с моего сердца. Известие о Глебе не потрясло, не расстроило, не обидело маму. Она расспрашивала о нем спокойно и деловито: чем занимается, где учился, какие у него привычки, где мы познакомились.
Я задумалась. Если рассказывать про наше с Глебом знакомство, придется и о квартире говорить. О той квартире, которая одновременно принадлежит и Глебу, и Лешке… А вдруг упоминание о квартире неприятно поразит маму? После того как она начала поправляться, мы еще ни разу не обсуждали эту тему.
– Мама. – Я набрала полную грудь воздуха. – Глеб – хозяин квартиры, которую купил Лешка.
– Надо же! – Мама сразу уловила смысл моей довольно-таки путаной фразы. – И как же, интересно, он на тебя вышел? Где он тебя нашел? – Я сбивчиво пересказала историю нашего знакомства. – И ты его в собственную квартиру не пускала?
– Не в его собственную, а в Лешкину! Сначала решила, что передо мной банальный аферист. Думала, покажу ему подлинные документы, он увидит их, испугается… Он не испугался, а показал свои! И вот ситуация: у меня документы – у него документы. У обоих все законно, ключи я не хочу отдавать, а время – двенадцатый час.
– И что ты предприняла в этой ситуации?
– Предложила ему остаться у нас. В Лешкиной комнате переночевать.
– А потом?
– Потом нам хочешь не хочешь приходилось встречаться на предмет всяких адвокатов, бумажек, исковых заявлений. И вдруг – ты только представь! – он мне звонит и приглашает через час поужинать в ресторане. Якобы хочет поблагодарить за гостеприимство. Я приехала в ресторан, а там – целый банкет. И он во всеуслышание заявляет: «Это Наталья – моя невеста!»
Я снова переживаю ту сумасшедшую радость, осветившую мою жизнь в тот парадоксальный и прекрасный миг, озоновую легкость, неописуемое состояние души, обретшей после долгих бесплодных странствий свое тело.
Мама сейчас же заражается моей радостью: у нее розовеют щеки, она бурно вздыхает. Может, не стоило ее волновать такими рассказами… Но ведь это волнение со знаком плюс!
– Ну вот и хорошо. Я… я очень за тебя рада. Но скажи, как твой Глеб смотрит на историю с Алешей? Будь они чужие люди, все понятно, но…
– Если квартиру присудят Глебу, я перееду к нему и оставлю Лешке свою часть жилплощади, – выдала я на одном дыхании.
Мама немного помолчала.
– Ната, не спеши, – начала она после паузы. – Зачем тебе убегать к мужу, как бесприданнице?
– Раньше, между прочим, все уходили к мужу! Так вопрос вообще не стоял! А мое приданое – я сама. Зарабатываю очень даже сносные деньги, вожу машину, умею готовить, стирать, убирать. Но, мама, Глебу это не нужно! Он совершенно небытовой человек. Ты знаешь, как он сделал мне предложение?
– Ну хорошо. – Мама улыбнулась по-прежнему ласково, но немного насмешливо. – Сейчас вы передвигаетесь по облакам. А рано или поздно вам будет тесно в одной комнате. Когда у вас родится ребенок…
– Придумаем что-нибудь. Обмен с доплатой, например. Или продадим нашу квартиру, купим двухкомнатную подальше от центра. Или кредит возьмем.
– Зачем пускаться на какие-то ухищрения, если у тебя есть собственное жилье? Ты могла бы получить свою долю.
– Прекрати, пожалуйста! Какие доли?! Ты ведь не собираешься нашу квартиру продавать?
– Я бы не хотела, но если надо…
– Ничего не надо! И никакие доли мне не нужны!
– Вот ты какая у меня, Ната. – Мама покачала головой. – Бессребреница. – Бесприданница и бессребреница – как из русской народной сказки… И в наше-то меркантильное время!
– Да никакая я, мам, не бессребреница! Просто зачем нам какие-то доли?! В крайнем случае, если не будет получаться с обменом, немножко поживем у тебя. Лешка ведь все равно за границей… Не выгонишь?
– Буду счастлива, – ответила мама серьезно. – Но ты понимаешь, все может измениться. Я думаю, тебе надо оставить за собой долю в нашей квартире. Чисто формально, юридически.
– И что для этого делать придется?
– Точно не знаю, я ведь не юрист. Но мне кажется, надо включить Лешку в число участников приватизации и разделить квартиру в равных долях – его, твоя и моя.
– Наверное, ты права, мам. Но это так муторно!
– Не так и муторно. Я сама займусь. Только вот подлечиться надо как следует. – Мама весело подмигнула.
И я почувствовала: она окончательно вернулась к жизни! Спокойствие, юмор, умение быстро ориентироваться в происходящем – эти свои исконные свойства характера мама демонстрировала в самом лучшем виде.
– Как здорово! – воскликнула я, не сдержавшись.
– Не здорово, а нормально. Каждый должен свое получить. – Мама все рассуждала о скучном квартирном вопросе, но от меня не укрылось, что она тоже чему-то ужасно рада.
Глава 8
В конце июля Александра Николаевна на две недели уехала в отпуск. Перед отъездом пригласила меня к себе, отдала последние распоряжения:
– Во-первых, на время моего отсутствия обязанности начальника подразделения переходят к вам. Во-вторых…
– Я не смогу сейчас исполнять эти обязанности, – невежливо перебила я. – Моя мать больна, брат только что приехал из-за границы, кроме того…
– Тем не менее вам нужно попробовать! – Александра Николаевна тоже не дослушала мои возражения, она вообще не любила церемониться. – После того как я приеду, вы начнете работать в должности зама. Надо подготовиться, войти в курс.
– Но работа эксперта кажется мне привлекательнее! К тому же в нашем офисе всего несколько человек, не странно ли на пятерых экспертов иметь двух начальников?
– Вы опять не дослушали, Наталья Павловна! Что это сегодня с вами? Не бегите впереди паровоза! С понедельника к нам приходит новый сотрудник, к осени, возможно, возьмем еще двух-трех. Надо расширяться! Почему ж нет? Спрос на наши услуги существует, и, заметьте, растущий спрос!
– Новый сотрудник тоже стажер?
– Стажер в каком-то смысле. А вообще отставной военный.
– Да? – удивилась я. – И с ценными бумагами уже успел поработать?
– В том-то и дело, что нет. Уволился из армии, курсы какие-то закончил… Но мне кажется, эта работа должна у него пойти. Вы только помогите ему, пожалуйста. Или лучше пусть Валерия Викторовна на первых порах присмотрит за ним. Не забывайте, сейчас главная ваша задача – координация работы офиса.
Я и не забывала. С утра уходила раньше, вечером возвращалась позже.
– Тебя одолевает комплекс отличницы, – подкалывал меня Лешка.
– Не усердствуй зря, – вторил ему Глеб. – Тебе там работать осталось месяц. В августе поедем на Памир, а вернемся – надо уже в Новотрубинск собираться.
Лешка шутливо набрасывался на Глеба:
– Ты требуешь от моей сестры слишком больших жертв! Хочешь, чтобы она оставила службу на пике карьеры и поселилась в дремучей провинции? Что ты, Натали, будешь делать в Новотрубинске? Крестиком вышивать?
– Гладью! – бросала я на ходу, торопливо чмокала своих пересмешников и убегала на работу.
В последние дни Лешка почти не ныл. Но именно теперь мне стало его по-настоящему жалко. Жалко до того, что я была почти готова прервать эксперимент.
Пока он капризничал, оскорбительно намекал на привилегированное положение, незаслуженно доставшееся мне в этой жизни, я действовала с хладнокровием естествоиспытателя. Но стоило ему сломаться… Потерянный, порой заискивающий, часто нетрезвый взгляд пронзал меня до самых глубин души.
Каждый раз, уходя из дома, я подавляла тяжелый вздох и целый рой смутно осознаваемых желаний.
На работе, впрочем, все быстро забывалось.
– Ты представляешь! – влетела в кабинет Валерия. – Ты представляешь, откуда взялся этот Анатолий Иванович?
– Откуда?
– Это же армейский друг Варенова, мужа Александры! Все у нас в стране по блату: было, есть и будет всегда! А я-то по простоте душевной удивлялась, зачем она такого дубаря на работу взяла.
– Он стажер. Не справится – всегда уволить можно.
– Слушай! Он мне вчера выложил всю подноготную.
– Неужели всю?
– Всю! Мы обедать вместе ходили. Он меня в «Болтай и жуй» пригласил. Видит, что я бьюсь с ним как рыба. Вроде как из чувства благодарности.
– Видите, хоть что-то хорошее. Хоть благодарность! Не совсем потерянный для мира товарищ.
– Да не-е… – на деревенский лад тянет Валерия Викторовна. – Он мужик неплохой… Неплохой, – добавляет она, подумав.
– А что за подноготная?
– А подноготная ихняя, вареновская.
По словам бестолкового Анатолия Ивановича, Варенов – муж Александры Николаевны – необыкновенный пройдоха и проныра. Кто в наше время остался в армии? Всем известно – одни дураки. Стажер даже на эту тему анекдот вспомнил.
«Учительница спрашивает на встрече выпускников:
– Иванов, ты кем стал?
– Бизнесменом.
– Молодец! Всегда хорошим мальчиком был, к знаниям стремился! Ну а ты-то, Петров, что? Знать ничего не хотел, учился на одни двойки.
– А я генерал! И сейчас знать ничего не хочу, но чтоб к утру было!»
К числу таких генералов и принадлежал Варенов. Не к генералам, правда, – к полковникам, но это все равно. Иные полковники лучше генералов устроены… Удачливый, ловкий. Такое умел местечко найти! Но что замечательно – как бы высоко Варенов ни взлетал, всегда помнил про Анатолия Ивановича. Благодаря ему наш стажер с ветерком прошагал по армейским дорогам. А то услали бы в Тмутаракань какую-нибудь. Оттуда потом и не выберешься.
Однако настал и для Варенова судный день. Не успел академию закончить – не нужен стал, отправили в отставку. Только Варенову – что? Разжился на прощание казенными капиталами – собственный бизнес открыл. Стройматериалами теперь торгует.
Анатолий Иванович тоже пробовал себя в вареновском бизнесе… В каком только качестве ни пробовал – ничего не получалось! Естественно, опуститься до такого, чтоб работать грузчиком или шофером, отставному полковнику в голову не приходило. А Варенов в один прекрасный день возьми да заяви:
– Пошел вон отсюда.
– Как так? – удивился Анатолий Иванович.
– Тут не армия! Денежки мои собственные, с чего я их стану в помойку выкидывать?
Анатолий Иванович слегка прошелся по адресу обидчика, точнее, по адресу его денежек. У Варенова в этой жизни есть абсолютно все, он даже собственный корабль имеет. А денежек у него по-прежнему куры не клюют.
Закончил бы наш стажер свою жизнь под забором, но Александра Николаевна посоветовала обратиться на биржу труда. На бирже Анатолий Иванович поступил на какие-то курсы. Учеба шла туго. Курсы пришлось оставить и продолжать свою профессиональную переподготовку у нас в офисе, под присмотром Валерии Викторовны.
Валерия радовалась, возмущалась и смущалась. Однако природная честность и прямота не позволили ей скрыть от меня самого главного:
– Наташа, мы его ничему не научим. Только время даром потратим и деньги.
– Пока учите, – пожала я плечами. – Варенова выйдет из отпуска, скажете ей.
Но тема Анатолия Ивановича нравится Валерии сама по себе, безотносительно к результатам. Она теперь часто заглядывает ко мне поболтать о своем, о самом заветном…
После ее заветного юные лица Насти и Лейлы кажутся особенно серьезными. И говорят они, наоборот, только о серьезном. Вот кто на самом деле подвержен комплексу отличниц!
– К сожалению, Лейла, придется переделывать. Ты воспользовалась не той шкалой…
– Но, Наталья Павловна! – В черных глазах Лейлы читается укор. – Вы же сами нам объясняли…
– Извини! – Услышав телефонный звонок, я мгновенно забыла о существующих в мире шкалах оценки и методиках проведения экспертного анализа. – Мы продолжим попозже.
Девушка почтительно вышла из кабинета, а я нажала кнопку «SEND» на телефоне с таким чувством, с каким самоубийцы спускают курок. День сегодня необыкновенный – день судебного разбирательства по делу о Лешкиной квартире.
И я не ошиблась в своих предчувствиях: Лешка действительно собирался расстрелять меня. За все! За то, что из множества выставленных на рынок квартир я предложила ему купить именно эту! За то, что из всех бесчисленных адвокатских контор я подписала контракт с самой убогой, беспомощной, голимой.
– Ты мне сам прислал ее адрес… – слабо возразила я.
Но Лешка не слушал:
– И надо было устраивать эту комедию с Глебом! Давно объяснила бы мне, кто он такой, сами бы обо всем договорились! В тысячу раз лучше, без всякого суда.
– Попробуйте договориться теперь…
– Хм! Теперь! Суд подтвердил его права на квартиру. Он не до такой степени придурок! Понятно, почему ты изо всех сил стремилась запихнуть мать в сумасшедший дом!
– Я стремилась?
– Чтобы в родительской квартире мне не досталось ни метра! Мать хотела объявить недееспособной, квартиру перевести на себя. А потом выйти замуж за Глеба – еще и той квартирой завладеть.
– Лешка!
– Что – Лешка? Лешка теперь бомж! Без определенного места жительства!
Лейла деликатно приоткрыла дверь – комплекс отличницы гнал ее исправлять допущенные ошибки. Спросила:
– Наталья Павловна, к вам можно?
Я покачала головой. Надо подумать, подвести итоги. Итак, мой эксперимент с треском провалился. Брат ни минуты не может находиться в тяжелых обстоятельствах. Горе не сделало его терпимее и мудрее. Каким ты был – таким ты и остался!
Господи, для чего я полезла в его жизнь? Что собиралась доказать, объяснить, продемонстрировать? Свое благородство? Обстоятельства сложились таким образом, что о благородстве и заикаться нельзя, дай бог отмыться от той грязи, которой Лешка только что меня окатил.
Сказать ему:
– Я хотела, чтоб ты почувствовал, хотя бы немножко: у этой жизни есть темные стороны.
Он рассмеется:
– Тебе завидно, что твоя жизнь – помойка, а моя – райский сад!
Нечто подобное, только, конечно, совсем в других выражениях, уже однажды сказал мне Глеб. Глеб… Я совсем забыла о нем. Наверное, ему тоже досталось от Лешки. Он – подлинно невинная жертва моих дурацких экспериментов!
Однако настроение у Глеба – безмятежное и спокойное. Дело с квартирой завершилось так, как должно было завершиться. Еще ему по-человечески жаль моего брата. Надо отдать должное: держался Лешка очень корректно. Хотя и удивился, узнав, кто такой Глеб, но не более того. Расстались они вполне мирно, как и положено будущим родственникам. Куда поехал Лешка, Глеб точно не знал. Сам он торопился на работу: новые проблемы и незавершенные дела, а пора уже подумать об отпуске.
– Ты тоже подумай.
– Я думаю, Глеб.
– Наташ… в принципе это не мое дело, но я хотел спросить про Алексея… Где он будет жить?
– Ну как ты думаешь где? – ответила я устало. – Похожа я на человека, способного выкинуть родного брата на улицу? Конечно, на Ленинском проспекте! То есть он получит часть квартиры в собственность, а жить будет по старому адресу – в Ганновере.
– Тем более ты теперь переедешь ко мне… Я думаю, нам надо устроить новоселье!
– Новоселье? Ты же говорил, что родился в этой квартире.
– Действительно, я в ней родился, а вот пожить мне там не пришлось. Я получил ее в наследство от деда, сделал ремонт, вскоре уехал в Новотрубинск и так далее. Ну и что с новосельем?
– Как скажешь.
Мне очень хотелось выдавить из себя хоть капельку радости, но, увы, – в моих словах дышала одна унылая покорность. Безбрежная унылая покорность. Море унылой покорности… Океан. Но Глеб, кажется, хотел именно покорности. Сказал в первом же серьезном разговоре: ты должна соглашаться со мной. Так ему проще. По жизни он не борец.
«Жуткое зрелище будет представлять наше семейство – слабый человек и безропотная жена. – Я криво усмехнулась. – И дети – такие же слабые, унылые, безропотные – родятся от этого союза».
Я представила себе семью: трое детей, отец и мать. Все в серых мешковатых одеждах, почти в рубищах, дети даже не поймешь кто – девочки или мальчики. И бредут они все вместе по пыльной средневековой дороге с посохом и заплечными мешками. Бредут и бредут, словно вырванные из времени.
– Наталья Павловна, объясните, пожалуйста, почему нельзя по этой шкале!
Лейла уже несколько раз заглядывала в кабинет. Мое неподвижное сидение перед включенным монитором она расценила как уклонение от непосредственных служебных обязанностей. А раз так – нужно срочно призвать меня к порядку. Это все разные грани комплекса отличницы…
Закончив консультировать Лейлу, я позвонила Лешке.
– Значит, так, – говорила сухо, без предисловий. – Мы с мамой давно, задолго до суда, решили, что ты получишь свою долю квартиры на Ленинском. Третью часть. Мне кажется, у тебя нет поводов для истерики.
– Да что ты понимаешь? – как вепрь, взревел мой брат. – Я потерял такую квартиру! Считай, у меня из кармана просто вытащили сто тысяч баксов! Прикинь?! Про Ленинский-то понятно! Ленинский – это само собой. Но мою собственную квартиру вернуть уже не получится… В суде мне знаешь что посоветовали? Найти Воронову и стребовать с нее деньги, а я…
– Поезжай к матери и обсуди с ней вопрос своего водворения в нашу квартиру. Только веди себя прилично! – сердито отчеканила я в ответ и с удовольствием зашвырнула телефон в глубины стола Александры Николаевны.
А Ленинский-то, значит, само собой! А я думала… Сначала Лешка почувствует, что оказался без дома, а потом, когда я поделюсь с ним своим планом, оценит мой поступок. И смягчится. Увидит: я просто так готова отдать ему свою собственность. Поймет: это нормально – жертвовать собой для других. Пусть не собой, но хоть своим. Пусть имуществом, а не жизнью.
Но Лешка такое развитие событий изначально мыслил как единственно возможное. Называя себя во всеуслышание бомжом, брат просто рисовался… О чем говорить? Водворение блудного сына и брата в родительский дом – всего лишь мелкая жизненная деталь, несущественная подробность. О таких на третий день забывают!
Остаток дня я прожила с неприятным, гадливым чувством. Не хотелось работать, не хотелось идти домой. И к Глебу ехать не хотелось. Он (так некстати!) затеял праздник, назвав его малым новосельем. Угощал чем-то вкусным, наливал красное вино в узкие высокие стаканы, ежеминутно обнимая, целуя меня или поглаживая мои колени… Внутренний неуют усилился еще и потому, что в последний раз я бывала в этой квартире в обществе Влада. Совсем не к месту вспоминались эпизоды из прошлого, ненужные откровенные подробности, шокирующие мою целомудренную натуру. До чего странно и причудливо может иногда завернуться жизнь!
Отчаявшись хоть немного меня развеселить, Глеб поинтересовался, в чем причина столь плохого настроения.
– Голова болит. – Я выдала первое, что пришло на ум, и тут же почувствовала: у меня действительно болит голова.
– Тяжело быть начальником?
– Тяжело! Скорее бы Александра Николаевна возвращалась из отпуска.
– Тяжела ты, шапка Мономаха, – засмеялся хмельным смехом Глеб.
А я, сколько ни пила в тот вечер, не смогла даже немного расслабиться, не говоря уж о том, чтоб напиться.
– Вот поедем на Памир, оттуда, с высоты, все такой ерундой покажется: суды, квартиры, ценные бумаги… У тебя голова от переутомления болит. Я сейчас уложу тебя спать.
Я покорно разделась и легла на Лешкин диван. Брат купил его в дорогом мебельном салоне на Можайском шоссе. Приглядывался и приценивался целый месяц, ждал: может, скидки на диван будут, но так и не дождался, по-моему… Почему Лешка не закатил сцену Глебу? Не смог, обезоруженный его интеллигентностью? Или не захотел поступаться своим имиджем обаятельного, легкого человека? Перед посторонними неудобно. А вот с родными удобно все.
Я закрыла глаза, и тут же перед моим мысленным взором задвигалось серое семейство. Куда это они шли всю ночь по пыльной дороге?
