Текст книги "По дорогам Вечности (СИ)"
Автор книги: Анастасия Калямина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
Зольтер, тяжело дыша и кашляя, поднялся с пола и произнёс «Потэрцио-Магнарус».
Как Золотский и ожидал, это оказался Олус Пифраттер.
– Ладно, – решил Золотский, – мне их одному не унести, подмогу пора вызывать.
***
В общем, как выяснилось позже, подозрительно вёл себя не только Морквинов. Димка, успел предупредить, что Саймон ничего не помнит. И они, до поры до времени, решили ему не напоминать о том, что Карси, оказывается, умерла. Пусть он лучше живет в неведении!
Единственный, кому идея не понравилась, оказался Альфред.
– Нельзя его так обманывать! – возмущался брат Карсилины, когда они все вместе обсуждали этот план. – У вас не получится всегда скрывать...
– А мы плавно подготовим Саймона к этой новости, – сказал Зольтер. – И тогда, есть вероятность, что он не займется неосознанным саморазрушением.
– Ну да, если учесть, что весь мир сейчас говорит о безвременной кончине принцессы, – помрачнел Альфред. – Он и сам быстрее всё вспомнит.
– Нельзя ему пока говорить! – рассердился Прохор. – Я не хочу, чтобы мой сын опять...
– Вы как хотите, но я в этом не участвую! Я не хочу потерять друга, – Альфред разозлился и вышел из помещения.
Мартина за это время не сказала ни слова, сидя в углу в кресле. Прохор Рейли сердито на неё взглянул:
– Может, ты поговоришь со своим братом?
Та промолчала. Она вообще последнее время мало с кем разговаривала.
***
Ни Зольтер, ни Серебринка, ни Прохор, когда приходили навестить Саймона, говорить про Карси не решались, да и тон у них был натянутый, притворно весёлый. Говорили исключительно о его самочувствии, да о своих делах. Они делали вид, что не замечали медальон Карсилины, он лежал у Саймона на тумбочке, на самом видном месте.
Саймон спрашивал, почему Карси не приходит повидаться, или, хотя бы, забрать амулет, и почему ему нельзя никому звонить.
На этот вопрос либо не отвечали, либо говорили, что Карси очень занята, и её направляют в какую-то командировку. А юноша всё больше понимал, что все его обманывают, и это было очень неприятно осознавать.
Наверное, Карси просто не хочет его навещать. Как же они могли так серьезно поругаться? И почему? И почему у Саймона ее амулет, если они в ссоре, Карси должна была оставить его у себя, а не посылать с Димкой. Но, может они и не в ссоре?..
Да что, в конце концов, происходит! Почему они молчат! Так можно с ума сойти!
Даже тётя Ира, и та была с ними заодно! Прохор Рейли её подготовил, предупредив, что о Карсилине лучше не упоминать, если не хочет, чтобы здоровье племянника ухудшилось.
– Саймон! – воскликнула она, появляясь на пороге палаты.
– Здравствуй, тётя, – поприветствовал юноша, помахав ей рукой.
Её радость была искренняя, в отличие от тех, кто заходил к нему ранее.
Она тут же положила на кровать пакет с апельсинами и сказала.
– Как же тебя так угораздило!
Саймон пожал плечами, не зная, точнее, не помня, за что его сюда "угораздило".
– Какой же ты бледный! Исхудал весь! – покачала головой тётя Ира, разглядывая племянника. – Тебе витаминов, наверное, не хватает...
Ну вот, понеслось! Тётина любимая тема, "Какой ты у меня болезненный!". Нужно переключить её на что-нибудь другое!
– ...Совсем они тебя запустили, так и окочуриться недолго, – причитала она. – Твой папаша...
Тут она собиралась возмутиться по поводу Прохора, который недавно объявился и вообще плохой отец, но Саймон перебил:
– Тёть, а сама то ты как поживаешь?
– Нормально поживаю. Меня твоё состояние больше волнует!
Тему разговора сменить не удалось, Саймон не отчаялся и предпринял ещё одну попытку:
– Как тебе город, понравился?
Она сделала вид, что не слышит, сообщив:
– Я думала забрать тебя в Зебровск. Тут такие ужасы в газетах пишут, да и...
Тётя замолчала, вспомнив, о чём предупреждал Прохор, и, боясь сказать лишнего.
– А что пишут? – не понимал Саймон, ему никто не давал газет.
– Неважно, – улыбнулась она и достала из сумки небольшую потрёпанную книгу. – Вот, возьми. Я подумала, тебе тут скучно, будет хоть, чем заняться.
Обложка у книги была жёлтого цвета, прямо как стены этой палаты. "Древнемассийские мифы".
– Ладно, поправляйся. Я завтра зайду...
***
Площадь лорда Шиндвела.
В этот солнечный осенний день по ней бегали ребятишки из соседней школы. Учительница мирно разговаривала о чем-то со старушкой, жующей семечки, сидя возле фонтана на железной скамейке.
Тут, заплакала девочка. Учительнице пришлось оторваться от "увлекательной" беседы.
– Что такое, Марви? – подбежала она к бедолаге.
Семилетняя девочка в белой курточке, белой шапочке и жёлтых брючках, плакала, держа в руках коробочку мела. А рядом с ней смущённо топталась мрачная девушка в сером плаще.
– Она, она... – ревела малышка, показывая пальцем на девушку. – Она мой розовый мелок сломала!
– Простите, я случайно на него наступила, – буркнула виновница в своё оправдание.
– Под ноги смотреть надо! – Рассердилась учительница и подняла обломки мелка.
Кусочки мела в её руках срослись, и она протянула его девочке. Та перестала плакать, и принялась дорисовывать на квадрате плитки розового кота с крыльями.
Девушка в сером плаще насупилась и отошла. Она не могла ничего чинить, только разрушать. Такая уж у колдунов магия.
Затем, она остановилась, увидев надпись корявым почерком: "Маша. Б + Дана. Л. = дуры", а рядом с этой, через два плиточных квадратика более аккуратную: "Маша. Б + Гена. В = Любовь".
Девушка усмехнулась. Вероятно, первая надпись, это месть Маше от Гены. Людям ведь свойственно думать иногда, что их любят те, кто ненавидит. Наивность. По крайней мере, Сулитерия так считала.
На душе у Сулитер было неспокойно. Лучшая, точнее, единственная подруга умерла по её вине. Девушка вздохнула, вспоминая...
...Это было словно вчера. Сулитерия очнулась у себя в комнате.
На её картфольном бордовом кресле сидела тётушка Гадритта. Она равнодушно смотрела на племянницу, а потом сказала холодным тоном:
– Ты от меня даже в потустороннем мире не скроешься.
– Что такое, почему я не умерла?.. – не понимала племянница.
– Ты так быстро не отделаешься!
Гадритта встала с кресла и, медленными грациозными шагами, подошла к кровати Сулитерии.
– Так это ты меня оживила? – поинтересовалась племянница, чувствуя, что здесь кроется какой-то подвох. Это её пугало.
– Карсилина оказалась слишком глупа, решила, что твоя жизнь нынче ценится дороже, чем её собственная. Я не могла упустить возможность и позволила принцессе пожертвовать жизненную энергию, – ехидно объяснила тётушка.
– Но, это же получается... – с ужасом понимала Сулитер. – Ведь, без этой энергии Кари...
– Ты умнее, чем я думала! – Ухмыльнулась Гадритта, разглядывая свои длинные чёрные ногти, на которых были нарисованы черепа.
– Она не должна была!..
Сулитерия поднялась с кровати и встала напротив тёти. Новость её ошеломила.
– Пора бы учесть, что у меня всегда есть запасные варианты! – Ухмыльнулась Гадритта, зло, глядя на племянницу. – Небось, понравилось быть мёртвой?
– Уж лучше так, чем служить тебе! – парировала Сулитер, но тётушку это не уязвило.
– Между прочим, я о тебе забочусь...
– Заботится она! Как же! Я себя воскрешать не просила! Тем более вот так! Надоело всё! Ухожу из "СиТм"..
– Никуда ты не уйдёшь! – рассердилась Гадритта. – Если бы кое-кто использовал яд по назначению, твоя тётушка не пошла бы на этот шаг...
– Уйду! Я не хочу ставить крест на своей жизни только потому, что моя тётя злая колдунья!
– Быть злодеями – судьба Трегторфов!
Прошипела Гадритта, желая взять и заехать длинными ногтями по лицу племянницы и оставить глубокие царапины, но сдержалась и вышла из комнаты.
– Я с этим не согласна! – крикнула Сулитерия, запуская стеклянной рамкой, с изображением символа "СиТм" (чёрный волк, с красными глазами), в дверь.
Рамка разлетелась вдребезги.
Сулитерии было очень обидно. Почему она не может жить так, как хочет! Почему она всё время должна подчиняться! Это несправедливо!
Выход только один. Чтобы вырваться из-под этого гнёта, нужно устранить Гадритту. А своими собственными силами этого делать нельзя! Здесь поможет "ДС", Фротгерты.... Ну или, хотя бы, Саймон Рейли.
Как это ни странно, но Сулитерия последнее время часто о нём думала. Во-первых, её терзало чувство вины, во-вторых, она, почему-то решила, что может помочь Саймону покончить с Гадриттой, ну а в-третьих,... она очень хотела подружиться, и это желание было искренним...
Тьмы в её душе практически не было, чего не скажешь о Гадритте, в душе которой не было даже крошечной песчинки света, которая могла бы её спасти...
***
"Древнемассийские мифы. Миф о том, как был создан Мир.
Однажды в Колльдинсе (пустом тёмном холодном пространстве, в котором не было вообще ничего) появился Лойро (светящийся шар). Лойро не был живым. Он являлся некой мудрой субстанцией.
Из Лойро должен появиться бог Звена и начать создавать мир. И бог появился. Он вылетел из светящегося шара, и дал себе имя Желлистин. Для того чтобы создать мир, ему нужно было несколько набросков. Он, без устали, создавал много картин из звёздочек, делал наброски живых существ, природы, всего того, что хочет запечатлеть. Колльдинс в мгновение ока заполнился сверкающими блёстками, освещенными лишь Лойро.
Затем бог Желлистин создал мир. Он достал из Лойро много песка, и слепил планету. Планета была ровная, круглая и серая. Совсем не такая красивая, как хотелось Желлистину.
Огорчённый этим фактом, он уже хотел разрушить всё, но на планете вдруг появилось очень красивое существо, рождённое этим миром. Существо назвало себя Юслиман (Единорог), расправило свои крылья и подлетело к Желлистину. Молча, оно стукнуло копытами по Лойро, и из него вылетели искры. Коснувшись планеты, они разукрасили мир в мгновение ока. Такой красоты Желлистин ещё не видел. Правда, когда Желлистин хотел до неё дотронуться, его руки замерзали. И назвал он этот мир так же, как всё свое пространство – Колльдинс.
Назвал, но не подумал, как исправить проблему. Вот он сидит вместе с Юслиманом на тёплом Лойро, а планета замерзает. И вряд ли существа, которых он там поселит, смогут выжить.
А Юслиман, тем временем, перестав раскрашивать мир, взглянул на Желлистина и очень удивился. Желлистин был похож внешне на ромбик с ручками, и, по сути, им и являлся. Он начал смеяться, почему это сотворение мира достаётся каким то ромбам, а не более красивым существам.
Желлистин очень обиделся. Пока он был в пространстве один, никто его внешность ещё не высмеивал. А тут появился этот Юслиман, и даже не извиняется за своё поведение!
Разгневавшись, Желлистин испепелил своего помощника, а пепел смахнул на Мир. Лойро начало сиять так ярко, что Желлистину пришлось зажмуриться. А планета стала оттаивать, и из пепла Юслимана появлялись существа.
Только эти существа не могли видеть Желлистина, сидящего на сияющем колесе. Колесо защищало его от посторонних глаз. Ведь Желлистину не нравилась собственная внешность.
Бог Желлистин не хотел смотреть на свою планету, потому что на ней не было никаких живых ромбов, кубов, кругов, треугольников. Всех тех, чье существование он смог бы вытерпеть.
Он создал мир, и пожалел об этом. Да и существа, на нём проживающие, были очень похожи на Юслимана. «Надо было делать их по своему подобию» – Горестно подумал Желлистин, и стал думать, как избавить мир от такого большого количества самонадеянных единорогов. Он решил призвать себе в помощь других богов, которые могли путешествовать сквозь Колльдинсы.
Зато, планета перестала быть такой холодной"...
Саймон закрыл книгу и положил её на тумбочку, рядом с амулетом Карсилины. Ему помнилось, как-то в детстве мама читала эту легенду. Тогда он очень смеялся, представляя недовольный ромбик и планету, на которой жили ехидные единороги. Причём, у единорогов были очень острые зубы, как у акул. Ох уж это детское воображение! Интересно, а у древних массийцев все божества были такие закомплексованные?
Вскоре навестить друга пришли Альфред и Мартина. Видимо, когда они сюда шли, обсуждали что-то. Саймон открыл им дверь.
Они вошли в палату, и даже не улыбались. Когда Альфред взглянул на медальон своей старшей сестры, покоившийся на тумбочке, то помрачнел ещё больше. Он взял его и положил на ладонь.
– Ты вспомнил, что тогда случилось? – спросила Мартина.
Саймон хотел ответить, но Альфред не дал этого сделать:
– Он не сможет вспомнить. Если только...
Их слова не предвещали ничего хорошего.
– Вы о чём? – настороженно поинтересовался юноша.
Альфред промолчал. Мартина открыла свою клетчатую сумку, достала газету и дрожащей рукой протянула её брату.
– Те, кто приходил до нас, говорили что-нибудь про Карси? – Альфред взял газету и положил медальон обратно на тумбочку.
– Они сказали, что Карси уехала. На какую-то олимпиаду от университета.
Беспокойство нарастало. Непонятно, почему Карси сама об этом не сообщила, да и медальон оставила! Саймон и до визита Альфреда с Мартиной очень из-за этого переживал.
– Карси даже ЛЭПСу не прислала... – сказал Саймон, обиженно. – Кажется, мы сильно поссорились. Она обиделась и не хочет меня видеть, наверное.
Альфред переглянулся с сестрой и сказал:
– Саймон, она не обиделась. Просто, у нее нет возможности тебя навестить.
– Почему? – Саймон даже растерялся.
– Тебе лучше присесть... – В свою очередь добавила Мартина и усадила его на стул.
Её брат выдержал паузу, не решаясь, этого сказать, затем вздохнул и выдал:
– Мистер Рейли уговорил врачей, чтоб они заблокировали тебе некоторые воспоминания, – он старался, чтоб голос звучал спокойно.
– Что за...
– Ты ведь не помнишь, что Карси умерла.
Саймон вздрогнул и посмотрел на Альфреда. Может, он соврал? Это шутка какая-то, да?
– Это правда, – И он дал другу газету.
Газета за двадцать шестое ноября. Первая полоса гласила: «Жестокий удар Гадритты Трегторф! Принцесса Карсилина убита главой „СиТм“!»...
Дальше Саймон читать не смог, в глазах затуманилось от слёз.
На него накатили воспоминания, которые так старательно блокировали доктора. Это было невыносимо.
Альфред и Мартина ушли, решив, что ему стоит побыть одному.
18
– Бал в подземелье
Через неделю Саймона выписали. Доктора, конечно, до-последнего отказывались это делать, ссылаясь на то, что он ещё слишком болен, и не хотели рисковать. Но тётя Ира их уломала. Тем более, врачам удалось добиться, стабильности. Отчасти этому способствовала его кратковременная амнезия, а может и то, что они каждый день и не по одному разу напускали успокоительные чары.
Хотя, Саймону нельзя было волноваться, существовала вероятность, что он снова может выкинуть этот "фокус" с температурой.
Прохор зашел ровно в одиннадцать дня, весь такой солидный, впрочем, как и всегда. Он принёс сыну одежду, каких-то шибко жизнерадостных тонов. Саймон, вопреки его желанию, надел тот чёрный костюм, в котором его сюда привезли, и повесил на шею золотой медальон Карсилины, спрятав его под рубашку.
Когда они вышли из больницы, в глаза сразу же ударил яркий солнечный свет, от которого Саймон почти отвык. Его отец подвёл сына к раритетному чёрному автомобилю. Если честно, раньше Саймон думал, что тот не умеет водить.
– Значит так. Во дворец мы сейчас не поедем, – сказал Прохор, подождав пока юноша займет своё место на заднем сиденье, и заводя машину.
– Почему?
– Я хочу, Саймон, чтобы ты жил со мной, – ответил он, поправляя зеркальце. – Ты всё-таки мой сын, и я должен о тебе заботиться.
– Не надо обо мне заботиться, – не согласился Саймон, насупившись. – Уже не маленький...
– Ошибаешься, – улыбнулся тот. – Для меня ты всегда останешься глупеньким маленьким мальчиком!
Саймон не помнил, чтобы до этого видел, как он улыбается.
– Мне нужно обратно во дворец, там Карси... – юноша оставался печальным, не переставая думать о ней. – Да и тебе с Фольмой мешать не хочу. У вас скоро ребёнок появится...
– Пока ты болен, будешь жить у меня, и точка! – отрезал Прохор. – А там видно будет.
На этом их диалог закончился. Прохор молчал всю дорогу, а Саймон не хотел разговаривать.
Они доехали до особняка Прохора Рейли. Розы, которые произрастали у него во дворе, были ухоженные и цвели яркими крупными пятнами, на фоне мрачного фасада.
– Знаю, тут ещё многое нужно переделать, – рассказывал Саймону отец, когда они шли по каменной дорожке, ведущей к крыльцу. – Нужно убрать эту угнетающую обстановку. Решил начать с роз. Оказалось, что Навира очень любит выращивать цветы. Немного магии, и они могут цвести хоть круглый год! Она, кстати, пирожков напекла, специально к твоему приезду...
Он ещё что-то болтал, но Саймон его не слушал. Окружающая действительность казалась скучной, как старая потрёпанная фотография, на которой нельзя ничего различить.
Саймон подошёл к цветущему кусту роз, и протянул руку к большому алому цветку, как будто сомневался в его подлинности. Осторожно коснулся его насыщенных лепестков, цветок вдруг поник, почернел и ссохся. Он оторвался от потемневшего стебля и упал, разбившись, словно был стеклянным.
– Саймон! Ты чего делаешь! – испугался Прохор.
– Это случайно. Я не хотел, – извинился его сын, почувствовав небольшой укол совести.
– Не подходи больше к цветам, они ещё живые. Тут нужна положительная энергетика! Они пропускают сквозь себя эмоции, ощущают наше состояние через прикосновение.
– Ты так разбираешься в растениях...
– В своё время, я погубил розы, которые посадила твоя мама. Я был безутешен, думал, что они дадут хотя бы крошечное ощущение того, что Фолия рядом, но цветы умирали, как только я их касался. Не мог остановиться....
Он вздохнул и воскликнул с горечью:
– Если бы ты знал, как прекрасны были эти розы!
Саймон не знал, что ответить, но на всякий случай отошел от цветов на безопасное расстояние.
Его отец выдержал паузу, и продолжил, как ни в чём не бывало:
– Ты лучше в дом проходи, Навира стол накрыла...
– Я не голоден.
– Саймон! Нельзя обижать старую и больную женщину, ей будет очень неприятно, если ничего не съешь. Поверь, она вкусно готовит.
Они поднялись на крыльцо, Саймон взялся за дверную ручку, но помедлил входить в особняк.
– Не стесняйся, проходи, – улыбнулся ему отец.
И тут юноша спросил:
– Ответь на один вопрос. Ты действительно любишь Фольму? Только честно.
– Понимаешь... – замялся Прохор Рейли, он этого не ожидал. – Фольма... Я не чувствую к ней особой симпатии...
– Как? – не понял его сын. – А зачем ты тогда женишься?
– Она мать моего будущего ребёнка. А, как человек порядочный...
Саймон открыл дверь, не дав ему договорить. Когда вошли в прихожую, Прохор буркнул:
– Ладно, не будем об этом.
Тема Фольмы была ему неприятна.
А Саймон заметил, что в прихожей висят большие ветвистые оленьи рога, на которых удобно разместились три чёрные шляпы-цилиндра.
– Это мне кто-то на корпоративе "Чалинвеста" подарил, три года назад, – пояснил Прохор. – Позавчера я рылся на чердаке и нашёл их. Хорошая вешалка.
На кухне был накрыт небольшой столик, что стоял возле единственного окна, подоконник которого занимали горшки с геранью. На плите в кастрюле что-то варилось, деревянная ложка, парящая над ней, периодически это помешивала.
Пахло супом, пряностями и чем-то имбирным.
Сын с отцом разместились за столом, Саймон сел спиной к холодильнику. Есть, по-прежнему, не хотелось.
Навира, как всегда похожая на престарелую монашку, положила им суп и ушла звать Фольму.
Фольма оказалась довольно худощавой девицей лет тридцати. Короткие крашеные в молочный цвет волосы чуть-чуть не доставали до плеч. Её лицо напоминало поросячье. Она сверкнула маленькими непонятного цвета глазками и ушла с кухни, бросив Навире:
– Принеси мне клубники!
Голос у Фольмы был очень писклявым, как у чайки.
С Саймоном она не поздоровалась. Впрочем, он с ней тоже.
Прохор Рейли принялся за свой суп.
Саймон вяло водил ложкой по остывающему борщовому "болотцу" в тарелке.
– Почему не ешь? – не понял его отец, опустошив свою тарелку.
– Аппетита нет...
– Голодной смертью умереть не позволю!
– Я супы не ем.
Прохор даже чуть не подавился куском хлеба, когда это услышал.
– С каких это пор? – удивился Прохор.
– Сколько себя помню, – ответил Саймон. Отец не так много знал о нем.
Он, правда, супы не ел, по крайней мере, большинство. Борщ, щи и тому подобные кулинарные изыски ему можно было не предлагать. Юноша их с детства ненавидел. А сейчас, в связи со всем пережитым, ему вообще есть не хотелось. Аппетит ушёл, не прощаясь, и не оставив обратного адреса.
– Надеюсь, ты не собираешься морить себя голодом? – с подозрением спросил Прохор и протянул сыну пирожок, лежащий на красивом узорчатом подносе. – Как жаль, что раньше не взялся за твоё воспитание.
Саймон взял пирожок, неохотно откусил от него кусочек и стал уныло жевать.
Раздался писк домофона, а затем на кухню вбежала Навира, говоря:
– Господин, там журналистка пришла.
– Зачем? – удивился Прохор Рейли.
– Говорит, хочет интервью взять у вашего сына.
Саймон, услышав это, подавился.
– Хм... – Насупился Прохор Мылченко.
– Собирается расспросить его насчёт принцессы.
Юноша вздрогнул, снова думая о Карсилине. Ему, между прочим, нельзя волноваться.
– Навира! – Прохор встал из-за стола. – Ну, просил же!
– Так мне её впускать?...
Мужчина задумчиво посмотрел на сына:
– Говорить с ней, или нет, решать тебе, Саймон.
Саймон отложил пирожок, нервно сглотнув, и сказал:
– Пусть уходит.
Прохор с помощью магии, направил тарелку в мойку:
– Люди хотят знать, какой была их принцесса. В этом нет ничего плохого.
Саймон глубоко вздохнул, у него не было желания давать интервью. Кроме того, он боялся, что, отвечая на вопросы о Карси, разнервничается.
– Пусть уходит! – Повторил Саймон, громче.
– Навира, скажи журналистке, что я не намерен её впускать, – отдал распоряжение его отец.
***
После обеда Прохор показал сыну его комнату. Находилась она на третьем этаже, небольшая, стены украшали старые синие в полоску обои, как внизу, в большой комнате. Только, не такие выцветшие. Рядом с большим буковым комодом располагалась кровать с резными ножками. Возле стенки на высоком тёмном шкафу стояли антикварные кувшины, коллекцию которых собирала ещё прабабушка. Серо-голубые занавески загораживали единственное окно, и то маленькое.
Ну что ж, до завтра можно потерпеть. Саймон решил во что бы то ни стало вернуться во дворец, там ему было спокойнее.
– Ты, надеюсь, не обидишься, я в комнату, которую хотел выделить тебе, поселил Фольму. Ей эта не понравилась. Но это временно! – смутился Прохор, пытаясь оправдаться.
Саймону было непринципиально, в какой комнате сегодня спать. Да и беременным, они ведь нервные, уступать надо.
Ещё, завтра он собирался наведаться в ЧАЛИКУН, отчислиться. Оставаться на этом факультете было выше его сил, приходить туда на пары, и каждый раз чувствовать, как же сильно ему не хватает Карси....
Карсилина мечтала стать боевым магом, а Саймон уже ничего не хочет. Да и какой из него теперь боевой маг, если он даже сам себя чуть не убил, хоть и подсознательно. Однокурсники уже, наверное, бесчисленное количество зачётов сдали...
Отчистится из университета, уйдет в подполье, и будет деградировать. А может, просто скукожится от недостатка амбиций и потери желания жить.
Из комнаты Саймон не выходил. Навира щедро приносила ему еду. Её стряпня оставалась нетронутой. Вечером заглянула тётя Ира, но юноша с ней даже не разговаривал.
А ночью он спал плохо, мучили кошмары про смерть Карси, и Саймон просыпался в холодном поту. Ворочался в кровати и не мог уснуть. А в форточку приведением завывал сквозняк.
Рано утром Саймон оделся и спустился в гостиную, где уже пил чай с круассанами Прохор Рейли. Фольма ещё спала, она, как оказалось, по натуре сова.
– Ты куда-то собрался? – спросил отец, сидя на диване и глядя на огонь в камине.
Если уж он камин зажигать стал, то, вероятно, чувствовал себя более-менее счастливым.
– Хотел пройтись до университета. Забрать документы... – пояснил Саймон.
– Что? – Не понял Прохор, выпрямившись в кресле.
– Да, я хочу отчислиться...
– И кем ты будешь после этого?! Дворником?! – рассердился он.
И почему все родители, чуть что, сразу дворника вспоминают, даже маги, и те туда же! Дворником всех школьников и студентов пугают.... Хотя нет, ещё есть вариант с уборщицей, но это уже для женской аудитории.
– Ты спятил! – не соглашался Прохор. – Бросать начатое, всё равно, что экипажу покинуть не тонущий корабль и оставить его крысам!
– Какой смысл учиться там теперь? Я не знаю...
– А ну хватит! – крикнул его отец. – Пожалуйста, Саймон! Я стараюсь всё для тебя делать, ты, наверное, из-за комнаты обиделся. Если хочешь, могу попросить Фольму выбрать себе другую...
– При чём тут какая-то Фольма!
– Тогда что тебе мешает взять себя в руки и прекратить сходить с ума! – он встал с дивана, отложив чашку с кофе.
Саймон промолчал, а его отец, одарив сына придирчивым взглядом, сказал:
– И, почему бы тебе не начать с собственного внешнего вида? Надень что-нибудь жизнерадостное, яркое. Или, хотя бы, причешись! Ты ведь ещё помнишь, как выглядит расческа?
– Такая штука с зубчиками, – Саймон даже изобразил расчёску, словно они сейчас собирались играть в "Крокодила", хотя, пантомима вышла не очень.
– Ну, так...
– Не хочу, – ответил юноша, на удивление равнодушно. – Для того чтобы носить что-нибудь яркое, нужно жизни радоваться.
Отец не терял надежды переубедить сына:
– Ну, хотя бы, не чёрное...
– Нет.
– Ты что теперь, так всю жизнь будешь ходить? – в голосе Прохора даже ирония появилась.
На себя бы сначала посмотрел, прежде чем критиковать!
– Возможно.
Саймон сказал это и ушёл, дальше спорить бесполезно. Тем более, отец позволяет себе слишком много!
Когда юноша оказался на улице, было очень холодно, и шёл снег. Но возвращаться и просить у отца куртку он не стал. Большие белоснежные хлопья, медленно, как пушинки падали. Ветра не было, и они спокойно ложились на дорогу. Первый снег в этом году. Солнце спряталось за большую серую тучу, создавая тусклую атмосферу.
Саймон решил, что ЧАЛИКУН подождёт, и направился во дворец Фротгертов. Отчислиться он всегда успеет.
А вот Карси ждать не может, её навестить нужно.
Дрожа от холода, Саймон вышел за ограду и телепортировался на лужайку королевского дворца. Зелёная трава лужайки была засыпана снегом, словно глазурью, и он скрипел под ногами. Охранник вышел из сторожки, не сразу узнав юношу, но, потом остановился...
***
На кладбище династии Фротгерт было всё так же прохладно. Тусклый безжизненный свет разливался по всему помещению. Саймон медленно шёл вдоль ряда надгробий, боясь потревожить покой мёртвых и злого грифона, украшающего потолок.
Он опустился на колени возле надгробия Карсилины, снял с шеи её медальон и крепко сжал в руке, чтобы не заплакать. Холодный металл амулета даже не нагрелся, не желая принимать его тепло.
– Чудеса закончились, – наконец сказал Саймон, – Их нет, Рыжик. Они остались в той жизни, теперь уже поздно что-то менять.
Вдруг Саймон услышал за спиной музыку. Судя по всему, вальс. Затем – голоса. Ничего не понимая, он обернулся. Вместо одной из стен образовался светлый зал, по размерам такой – же, как кладбище. Словно его отражение. Только могил и надгробий не было. Там находилось очень много людей в бальных нарядах, как будто они являлись выходцами с других эпох.
Саймон встал, отряхнулся, повесил медальон обратно на шею, и решил проверить, что это за сборище. Наверное, розыгрыш уставшего воображения. Юноша обошёл несколько могил и пересёк черту зала, думая, куда пропала стена, и озираясь.
Люди танцевали, не замечая его. В конце зала, на помосте играл оркестр.
– Приветствую вас, юноша, – улыбнулась Саймону высокая леди в голубом пышном платье с оборочками, и с длинными до пояса прямыми пшеничного цвета волосами.
– Здравствуйте.
Всё-таки, это не похоже это на галлюцинацию.
– Извините, а вы не могли бы сказать, что тут происходит? – спросил Саймон, отказываясь верить, что бредит уже до такой степени.
– Это бал! – воскликнула дама. – По случаю того, что ещё сто лет прошло...
– Ничего не понимаю. А вы кто?
– Я королева Листона, Карсилина I. Где-то в 1680 каком-то году я взошла на трон. Точнее, к сожалению, не помню. Давно это было.
Надо сказать, ответ удивил. Может, эта дамочка так креативно соврала? И Саймон одарил её скептическим взглядом:
– И вы до сих пор не умерли...
– Глупенький! – хихикнула леди. – Меня убили в 1699 году!
Всё, Саймон чувствовал, что ему пора вызывать психиатра! Или ей пора вызывать. И, почему она так оптимистично говорит о собственной смерти! Что за странное не пойми что!
– Но вы же ещё живы, – не сдавался юноша, надеясь разглядеть в ней хоть какую-нибудь прозрачность. Женщина была абсолютно телесная, и даже не светилась. На щеках у нее имелся здоровый румянец, даже у Саймона такого нет, да и пройти сквозь нее вряд ли получится!
– Ну что ты на меня так смотришь! Я, правда, мертва. И остальные, кто здесь находится, тоже!
Хотя, если её убили в 1699 году, может, она привыкла быть мёртвой, и свою прошлую жизнь воспринимает как одну большую комедию, которую чуточку подзабыла?
– Что за аномалия? – буркнул Саймон, скрестив руки на груди.
– Аномалия? Может ты и прав. Знаешь, чем это место славится?
– Не знаю.
– А я и отвечаю! Раз в сто лет одна из стен кладбища исчезает, и на ее месте возникает зал, в нём проходит бал! Сюда сходятся почти все, кто здесь похоронен!..
Всё кто тут захоронен? Но, если они такие мертвецы, то почему выглядят, как живые? Так... Мозг тихо скручивается в трубочку, это вне восприятия Саймона!
– Иногда хочется ощутить себя живыми, – неожиданно сказал усатый мужчина в рыцарских доспехах, только без шлема.
– А это кто? – спросил Саймон у леди. Ожидая, что это окажется какой-нибудь троюродный брат сестры её бабушки.
– Это? – Леди посмотрела на мужчину в рыцарских доспехах. – Это мой муж.... Так на чем я остановилась?
Ну, слово "муж" звучит проще того факта, что все покойные Фротгерты здесь собрались.
И тут Саймон понял, раз они тут ВСЕ, то, возможно, он увидит Карси! При этой мысли его сердце бешено подскочило. Казалось, оно хочет выпрыгнуть из грудной клетки.
– Скажите, а вы не видели... – попытался спросить Саймон, стараясь унять дрожь и заставить сердце прекратить дико выстукивать.
– Кого?
– Принцессу Карсилину...
– Это та, что так и не стала королевой? Не знаю народа здесь много, – ответила леди. – Ты посмотри, может и найдешь...
– А если не найдешь, – вставил ее супруг, – подходи к нам, вместе веселиться будем.
– Возможно, – бросил Саймон и отошёл.
Дальше с ними разговаривать не хотелось.
Заиграла очень быстрая музыка. Большинство из присутствующих ринулись в пляску, построившись кругами, один круг в другом. Саймона при этом чуть не сбили с ног, и пришлось отойти. Еле протиснувшись сквозь круги танцующих, он расположился в самом далеком углу. Он пытался высмотреть среди них Карси. Но её всё не было, и не было. Неужели она не придёт!
