Текст книги "Ее высочество няня (СИ)"

Автор книги: Анастасия Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 12

– Не стану скрывать, когда вас предложили на должность няни для моего брата, я была несколько удивлена, – задумчиво проговорила принцесса. – Захиревший род, полузабытое имя. Даже от вашего замка остались одни развалины.

– Нет, левая башня еще стоит, – возразила я просто ради того, чтобы что-нибудь сказать. Куда клонит коронованная кукла, я пока не понимала, и потому предпочитала наглости осторожность.

– Стоит, – рассмеялась своим серебряным смехом Эрика, – на родовых землях размером с носовой платок. Не подскажете, остатки замкового рва еще принадлежат вам, или уже соседям?

– Я не интересовалась такими деталями, – ровно отозвалась я.

– А я вот поинтересовалась, – посерьезнела принцесса. – Канава, бывшая некогда замковым рвом, все еще ваша. А вот подъемный мост, если бы он каким-то чудом сохранился, вам опустить было бы уже некуда. За рассадником тростника и лягушек – чужие земли. Вас устраивает такое положение вещей?

– Не то чтобы очень, – обтекаемо ответила я.

А что тут можно было еще сказать? Не говорить же, что мне, как и Орте, глубоко плевать на «родовые» земли. Да, я каталась туда в среднем раз в год. Просто чтобы не привлекать к себе внимания. Аристократ, не представляющий, в каком состоянии находится обитель его предков, выглядит по меньшей мере странно.

– А вы хотели бы это изменить? – испытующе посмотрела мне в глаза Эрика.

«Так вот оно что! – дошло до меня. – Новую няню решили банально купить.

Причем в кредит. Вряд ли сейчас принцесса может сделать для моих «родовых» земель хоть что-то ощутимое. Быстро…»

Не дождавшись бурых восторгов, принцесса отвела глаза и откинулась на спинку кресла.

– Вы осторожны. Мне это нравится. Я наводила о вас справки. Одинокая слабая девушка, вынужденная выживать в жестоком мире мужчин. Какой-то капитал родители вам оставили, но судя по вашему образу жизни, совсем немного. Вы милы, воспитаны, родовиты. Вполне могли бы поправить свои дела путем замужества. Но не сделали этого. Почему?

– Мало кого интересуют бесприданницы, – допрос, топорно завуалированный под дружескую беседу, начинал меня напрягать. – И большинство из них не годится мне в мужья.

– Понимаю, понимаю, – покивала принцесса. – Сама в таком же положении…

Я позволила себе усмехнуться, красноречиво покосившись на корону на голове страдалицы.

– Ах, вы об этом… Почему всех так восхищает эта тяжесть? Будь моя воля, я бы запрятала ее в самый дальний чулан! – вопреки собственным словам, Эрика заботливо поправила «тяжесть» и сплела пальцы на коленях. – Корона – мой долг и обязанность, а не привилегия!

«Не зачтено, ваше высочество, сказали бы мои учителя, – мысленно усмехнулась я. – Не стоило так ласково наглаживать «долг и обязанность».

– Как видите, я предельно откровенна, – не услышав от меня ожидаемых слов сочувствия, принцесса слегка сбилась с пафосного тона. – Мой брат слишком мал.

И, увы, останется таким еще долгие годы. Регентский совет рвет власть в разные стороны. А страдает моя родина. Вы понимаете?

Я, разумеется, все понимала. Девчонка вдруг освободилась от власти отца и почувствовала вкус к свободе. Разодетый фаворит, отцовская корона на голове, мымра в прихожей, и девочка вообразила себя вершительницей судеб. Вот только к этой роли ее явно не готовили. И не знает она ровным счетом ничего ни о стране, которой так рвется править, ни о людях вообще. А уверенность в том, что корона превращает своего носителя в неуязвимого всезнающего полубога, уже выходила боком людям посерьезнее малолетней вертихвостки.

Вот только озвучивать это мое понимание не стоило. Принцессе я все равно ничего не докажу, а вот разозлю основательно. Вряд ли она прикажет меня арестовать. Но пакостить по мелочи точно начнет. А у меня и без обиженных принцесс врагов хватало.

– Я понимаю ваше беспокойство, ваше высочество, – осторожно, словно ступая по тонкому льду, заговорила я. – Но чем тут может помочь простая няня? Я не знакома с лордами из Регентского совета и не могу призвать их к солидарности. Да и вопросы политики и управления государством никогда меня не интересовали. Вы же наводили обо мне справки и наверняка знаете, что я с детства отличаюсь хрупким здоровьем. Матушка не мучила меня науками. Мое дело погремушки и подгузники. Следить за тем, чтобы его величество не глотнул воздуха во время еды. От этого бывает ужасная рвота. Несчастный младенец просто выплевывает все, что успел съесть…

Принцессу от моих откровений перекосило, и я поняла, что нахожусь на правильном пути.

– Вы не представляете! Молоко превращается в дурно пахнущие липкие хлопья. А уж если у малыша случится несварение, то подгузник…

– Довольно! – перебила Эрика, заметно позеленев.

«Какие мы нежные», – злорадно подумала я, послушно умолкая, тем более что о содержимом детских подгузников я знала не больше Эрики и очень надеялась не расширять свои знания в этой области в ближайшие лет сто.

– От вас никто не требует знаний в области политики, милая Анетас, – через силу улыбнулась принцесса. – Просто помните, что я такая же слабая девушка как вы в этом жестоком мире. Я всегда готова помочь вам. Но и ваша помощь может понадобиться мне. Никогда не знаешь, как повернется судьба.

– Вы хотите научиться ухаживать за младенцами? – картинно округлила глаза

– Что? – опешила девица.

«То единственное, в чем я тебе охотно помогу, – проворчала я про себя. – А если хочешь добиться от людей большего, то для начала научись не перевирать их имена! Меня зовут Атенас!»

– Ну как же… Вы же сами только что говорили о превратностях судьбы, – с наигранным испугом пояснила я. – Такое действительно может случиться с каждым. Вот я наследница древнего рода и…

– Да. Мне рассказывали, – перебила принцесса, брезгливо поморщившись.

Я опустила глаза, скрывая злой блеск. Девица приняла меня за бесполезную дуру и тут же перестала расточать любезности. Что ж. Тем хуже для нее и спокойнее мне.

– Так вы будете учиться? Я уверена, у вас получится, – подлила масла в огонь я. – Мне очень хотелось бы восстановить свой родовой замок.

– Нет. Я передумала. А если вы действительно хотите когда-нибудь обзавестись хотя бы родовым сараем, то научитесь не портить серьезным людям аппетит перед обедом, – отрезала Эрика, не глядя указав мне на дверь.

Я встала, всем своим видом изображая раскаяние, и отступила к двери:

– Простите, ваше высочество, я не подумала, что вы еще не пообедали. Ведь уже так поздно. А когда ухаживаешь за младенцами, на такие мелочи быстро перестаешь обращать внимание…

– Подите вон! – взвизгнула принцесса. И в ее голосе не было ни капли той игривости, с какой она часом раньше прогнала фаворита.

Я низко поклонилась, пряча усмешку, и вышла. Конечно, со временем принцесса разберется, что ее провели. Но судя по ее завышенному самомнению, случится это еще очень не скоро. А мне и такая отсрочка пригодится. И без нее количество интриганов, которые вдруг заинтересовались скромной няней, переходит всякие разумные границы.

Провожать меня обратно никто не собирался. Порадовавшись, что по привычке запоминала дорогу, я расправила плечи и, все еще довольно улыбаясь, направилась к выходу. Вышколенный лакей распахнул передо мной двери, и я, кивком поблагодарив его за расторопность, вышла на парадную лестницу дворца.

Чтобы нос к носу столкнуться с герцогом ла Вейном. Он стоял у перил на несколько ступенек выше и смотрел на меня немигающим взглядом змеи. Змеи, которая вот-вот вцепится мне в горло.

ГЛАВА 13

– Что вы здесь делаете с такой счастливой физиономией? – прошипел герцог, прожигая меня ненавидящим взглядом.

– Вас больше смущают мое присутствие или довольный вид? – холодно отозвалась я, внутренне подобравшись: начну оправдываться, и сразу можно заказывать катафалк. Хотя, какой катафалк? От меня даже пепла не останется!

– И то, и другое! – рявкнул ла Вейн и тут же, закусив губу, недовольно оглянулся на дверь, из которой я вышла. – Вы забыли, зачем вы здесь?! Так пойдемте, я вам напомню!

– Увы, не могу, ваша светлость, – присела в реверансе я. – Обязанности призывают меня в королевскую спальню.

Я шла по тонкому льду. Даже не по льду, а по лезвию бритвы. Полшага в сторону, и мне уже ничто не поможет. «Кретин! – злилась я, старательно удерживая на лице глуповато-несчастное выражение. – Ну, не ладишь ты с принцессой, черт с тобой, но меня-то зачем сходу впутывать в эти игры?! Неужели непонятно, что тут даже стены имеют уши?»

Видимо, герцог тоже наконец подумал о чем-то подобном, потому что громко выдал:

– А я вас куда, по-вашему, пригласил? В свою спальню, что ли?!

– В вашу? – округлила глаза я. – Ой, нет! Я не могу! Что станет с моей репутацией?!

С этими словами я проскользнула мимо мужчины и, нарочито громко топая, понеслась вверх по лестнице. Ла Вейну хватило ума дать мне уйти. Но перевести дух я смогла, только прижавшись спиной к двери королевской спальни. Глория, нервно прижимая к себе малыша, смотрела на меня перепуганными глазами, но у меня не хватало дыхания на какие-то объяснения. Точнее, я просто не хотела открывать рот, опасаясь, что вместо объяснений с языка полетят выражения, недостойные молодой аристократки.

– Вы выглядите так, будто за вами призраки гнались, – прошептала Глория.

– Призраки? – нервно рассмеялась я. – Нет никаких призраков!

– Есть, милая леди, – едва слышный бархатистый шепот огладил уши, заставив меня сжать кулаки и с ненавистью посмотреть на стену, где скрывался невидимый рупор.

– Опять?! Очень кстати! У меня как раз отвратительное настроение!

Не обращая внимания на попятившуюся кормилицу, я стремительно пересекла комнату и пинком распахнула дверь в свою спальню. Комната оказалась пуста. Недолго думая я рванула к потайному ходу. Фальшивая стена отъезжала, казалось, целую вечность. Я не стала ждать, пока она откроется полностью, и протиснулась в образовавшуюся щель.

– Иди сюда, скотина!

Мой голос ударился о низкие каменные своды и эхом рассыпался по коридору. Разумеется, мне никто не ответил. Мало того, когда эхо стихло, в пыльном полумраке повисла такая тишина, что даже мое сердцебиение казалось раскатами грома.

«Что за черт? – застыла я. – Лже-призрак мог удрать только сюда. Дверь я бы услышала!»

Я вернулась в комнату и уставилась на толстые засовы, которые сама же задвинула уходя. В памяти всплыло, как медленно открывался вход в потайной коридор. Я сглотнула и повернула замаскированный под настенный светильник рычаг. Фальшивая стена медленно, очень медленно поползла обратно.

Помотав головой, я дождалась, пока она вернется на место, и заклинила рычаг ножом для бумаг. Теперь открыть потайной ход с той стороны было невозможно. «Значит, он все еще здесь», – решила я, нащупывая рукоять стилета, скрытого в рукаве.

Стараясь удержать в поле зрения всю комнату сразу, хотя прятаться тут вроде было негде, я пятясь вернулась в королевскую спальню.

– Глория? Отсюда никто не выходил?

– Тут же никого не было, – резонно возразила молодая женщина, сделав еще один шаг назад. – Только повар приходил около часа назад. Он искал вас, чтобы…

– Мне сейчас безразлично, кто приходил! – перебила я, начиная подозревать, что в гостях у принцессы меня все-таки каким-то образом отравили. – Я хочу знать, кто вышел. Только что!

– Вы? – дрожащим голосом предположила Глория.

– Вы ничего не слышали? Только что? Тихий голос?

– Нет, леди ла Рум, – испуганно отозвалась молодая женщина, сдвигаясь так, чтобы между мной и нею оказалась пустая колыбель.

– Значит, показалось, – нервно усмехнулась я. – Извините, напугала вас.

– Нет, что вы. Бывает, – закивала Глория, но из-под прикрытия детской кроватки выходить не спешила.

– Так зачем, вы говорите, приходил повар? – спросила я первое, что пришло в голову.

– Он весь день ждал от вас посланца, – с плохо скрытым неодобрением в голосе сообщила она. – Но вы… У вас были важные дела.

– Вот ходить туда-сюда у него время есть, – проворчала я. – А приготовить обед – не нашлось. Кстати, вы голодны?

– Немножко, – убедившись, что я больше не скачу по комнатам бешеной козой, Глория слегка приободрилась. – Мы же все ждем ваших распоряжений.

– Распоряжений?

– Да. Повар не знает, какое меню вы предпочтете. Не будет же он готовить для нас отдельно. А герцог ла Вейн строго запретил кормилицам и личным служителям его величества есть где попало. Говорят, – она понизила голос, – что враги хотят отравить короля…

– О боги… – протянула я, сообразив, что мало того, что сама осталась без обеда, так еще и морила голодом восемь человек. – Обычное меню я предпочитаю.

Пустой желудок недовольно заурчал, сетуя на мою глупость. «Как я могла не подумать о такой ерунде. Грумель же упоминала об отдельной кухне для нашего маленького двора, – есть внезапно захотелось с удвоенной силой, и я невольно сглотнула голодную слюну. – Еще только не хватало, чтобы у кормилиц пропало молоко по моей милости».

– Леди ла Рум, – осторожно проговорила Глория. – Его величество только что поел. И, если я вам больше не нужна, то по дороге обратно я могу зайти на малую кухню.

– Обратно, это куда? – насторожилась я.

– К себе, – растерялась женщина. – При его величестве живете только вы и главная кормилица. А для нас выделены комнаты на первом этаже, в служебном крыле, – она ловко переложила спящего малыша в люльку и поправила платье. – Так я пойду.

– Думаю, госпоже Грумель все еще нездоровится, – покачала головой я. – Так что сегодня вам точно придется ночевать здесь. А возможно, и не только сегодня.

Глория ахнула, испуганно прижав руки к груди.

– Ну что вы так испугались? – постаралась улыбнуться я, обругав свои глупые скачки по комнате, перепугавшие молодую женщину. – Нет здесь никаких призраков. Мне просто померещилось.

– Призраки… Дело не в призраках, – стискивая пальцы так, что побелели костяшки, едва слышно пробормотала Глория.

– А в чем же? – нахмурилась я.

– Нет, ни в чем, – повысила голос она. – Все хорошо. Раз я нужна его величеству, то останусь здесь.

– Погодите, Глория, – покачала головой я, испытующе глядя на нее. – Минуту назад перспектива остаться здесь на ночь испугала вас до икоты. И я хочу знать, в чем причина.

– Нет никаких причин, леди ла Рум, – присела в реверансе кормилица. – Просто это оказалось очень неожиданно. Такая честь…

– Глория, давайте начистоту, – постаралась скрыть раздражение я. – Что…

Громкий стук в дверь прервал меня на полуслове. «Кто бы там ни был, пошлю к проклятым богам!» – чертыхнулась я.

На пороге появился слуга в темной ливрее, едва тронутой серебром.

– Леди ла Рум, герцог ла Вейн просит вас разделить с ним ужин! – официально возвестил он.

– Сожалею, но это невозможно, – так же официально отозвалась я. – Я порядочная женщина и блюду свою репутацию! Кроме того, мои обязанности не позволяют мне покидать спальню его величества так надолго.

Я понимала, что дразню дракона, так прямо отказывая главе тайной стражи.

Но спонтанно выбранную роль надо было играть до конца. Кто знает, какие глаза и уши есть у принцессы на этом этаже. Но кроме того была и другая причина: злость. Меня раздражало все вокруг. Чем внимательнее я присматривалась к окружающему, тем больше ядовитых пауков замечала. И уберечь маленькое голубоглазое чудо от них от всех – задача не из легких. А герцог ла Вейн, который на словах преследовал ту же цель, сунул меня сюда, не удосужившись хотя бы в общих чертах обрисовать ситуацию. Это внушало не самые приятные подозрения.

Лакей оказался на удивление вышколенным. Выслушав мою отповедь, он поклонился и молча вышел за дверь. Временно выбросив герцога с его странными играми из головы, я снова повернулась к кормилице.

– Итак, Глория. Почему вы не хотите оставаться здесь на ночь?

ГЛАВА 14

– Кто вам сказал, что не хочу? – окончательно испугалась кормилица. – Я хочу. Даже очень! Это же такая честь. Для его величества…

– Глория, – чуть строже проговорила я.

Этого хватило, чтобы молодая женщина нервно вздрогнула и расплакалась. Мысленно выругавшись, я прикинула, сколько чистых платьев у меня еще осталось, и нацепила на физиономию маску доброй подруги.

Через полчаса я знала все ее тайны. И, к моему облегчению, ничего слишком таинственного в них не было. Всего лишь молодая вдова, благодаря непредусмотрительному супругу оказавшаяся в сложной ситуации.

Глория выросла в приюте для благородных девиц. Проще говоря, в пристанище для тех, у кого кроме имени не осталось ровным счетом ничего. Разумеется, такая невеста не понравилась родственникам молодого офицера. Но тот топнул ногой и решил по-своему. Отец лишил смутьяна содержания, а заодно и наследства. Пару это не смутило. Офицерского жалования вполне хватало на их скромные нужды. Родился ребенок, а через месяц молодого отца не стало. Взбесившаяся лошадь, неудачное падение, и Глория осталась одна с младенцем на руках.

Самое неприятное, что погибший не успел еще отслужить пять лет, и по закону пенсион его вдове не полагался. Наступив на горло собственной гордости, она обратилась за помощью к родственникам покойного мужа. Но понимания не встретила. «Вы не интересовались моим мнением о вашей свадьбе, – отрезал свекор. – А теперь я не интересуюсь вашей жизнью».

История наверняка закончилась бы крайне печально, но тут понадобились кормилицы новорожденному принцу, и герцог ла Вейн вспомнил о вдове своего офицера. Для Глории это был шанс на спасение: главная кормилица у принца уже была, а ей предстояло жить с сыном при дворе на случай непредвиденных обстоятельств. Поначалу она боялась, что, случись в ней нужда, ее собственный сын окажется в приюте и там умрет. Но дни шли, о молодой вдове никто не вспоминал, и она успокоилась. И тут я затребовала ее в королевские покои, да еще и отпускать не спешу.

Я похлопывала несчастную по спине, стоически снося поток слез и причитаний, и мысленно решала очередную возникшую проблему. Если Глория будет бояться за собственного ребенка, о ее надежности можно будет забыть. Как она однажды плюнула на собственную гордость, так же плюнет и на верность, лишь бы сохранить жизнь сыну. И в то же время заменить ее было некем. Да и кто смог бы предсказать, не окажется ли замена в разы хуже не только наивной и мягкой Глории, но и недоброй памяти Грумель.

«Чертов ла Вейн! – злилась я. – Дай ей уверенность, что служба королю равна благу ее ребенка, и она горы свернет! Неужели нельзя было позаботиться о такой ерунде? Вот что мне теперь делать? Разве что… Разве что позаботится об этом самой?»

Идея осенила меня внезапно, заставив улыбнуться уже вполне искренне.

– Ну, хватит, Глория, – я похлопала рыдающую женщину по спине. – Я слышала, что от нервов молоко может стать горьким.

– Глупости, – всхлипнула та. – Вот пропасть, да, может.

– Ну и кому от этого станет легче? – закатила глаза я. – Его величеству, конечно, найдут другую кормилицу. А вашему сыну?

Вопреки моим надеждам, от испуга Глория разрыдалась еще сильнее, некрасиво шмыгая носом и вздрагивая. «Прощай, платье», – мелькнула в голове глупая мысль, и я со вздохом принялась успокаивать кормилицу. К моему удивлению, лучше всего подействовали невнятное бормотание и неопределенные обещания что-нибудь придумать. Наконец поток слез иссяк.

– Ну вот, молодец, – устало проворчала я. – Теперь подите займитесь своим сыном и возвращайтесь сюда. Ночью я вас снова отпущу на часок. Там есть кому за ним присмотреть в ваше отсутствие?

– Есть, – отозвалась Глория, и карие глаза снова наполнились слезами.

– Стоп! Стоп! Только не надо плакать! – перепугалась я. – Что опять не так?

С грехом пополам я выяснила, что служанке тоже надо платить, а почти все свое жалование женщина отдает за карточные долги покойного мужа.

– Я и не знала, что он играл! – сокрушалась она. – И когда только успевал? На службе у них это не дозволялось, а в любую свободную минуту он домой бежал…

Я заподозрила, что покойный бы тоже сильно удивился, узнав не только о карточных долгах, но и о своем умении играть в карты. Но разбираться с этим сейчас мне было недосуг. Я всучила Глории несколько монет из собственного кармана, выслушала длинные заверения, что она обязательно вернет все до грошика в начале месяца, и выпроводила из комнаты.

Оставшись в одиночестве, я едва не крадучись подошла к колыбельке и осторожно заглянула под полог. Маленький король спал, смешно причмокивая губами. Темные ресницы отбрасывали длинные тени на розовые щечки. Из-под расшитого кружевами чепчика виднелась прядь темных волос.

«И почему я думала, что все младенцы лысые?» – удивилась я, подавив желание коснуться умильного локона.

Я осторожно выпрямилась: еще только не хватало разбудить малыша, когда сама же отпустила кормилицу. Но улыбка не желала покидать мои губы: одного у старого разбойника Густава на отнимешь – сынок у мне получился чудесный.

«И вот это чудо чуть ли не каждый мечтает если не убить, то подчинить своему влиянию, – напомнил о себе здравый смысл. – Вот как тут извернуться, если я брожу как глухой в потемках, даже не представляя, кому можно хоть немного доверять, а кому нет?! Ла Вейн! Наглый, беспардонный, невоспитанный дурак! Это надо было догадаться нанять охранника и не объяснить, от кого следует охранять его сокровище».

При одной мысли о герцоге руки сами собой сжались в кулаки. Вот кого я бы с удовольствием подержала за горло! Все его объяснения, если несколько фраз, которыми мы обменялись, можно было так назвать, сводились к собачьей команде «Охраняй!». А кто или что угрожает маленькому королю, наглец уточнить не удосужился. И еще эта оговорка маркиза ла Брука… «Сохраните ему жизнь. Пока не получите других указаний». Вот как я должна была это понять? Что потом могут появиться другие указания? Например, отнять жизнь?

Я заскрипела зубами: «Ну, уж нет! Точно нет! Если не будет другого выхода, я его украду. Воровка я или нет, в конце концов?!»

Дикая идея, рожденная воспаленным мозгом, нравилась мне все больше и больше. А что? Корона это хорошо. Но жизнь важнее. А такой малыш в отличие от меня даже и не вспомнит, что когда-то вообще имел отношение к сильным мира сего. Правда, придется уезжать. И подальше. В этом королевстве ищейки ла Вейна рано или поздно меня найдут несмотря на все мои умения. Значит, понадобится другое королевство. Только и всего.

Приняв решение, я сразу успокоилась. Если не будет другого выхода, я увезу малыша подальше от всех убийц скопом. Увы, и от короны тоже. Но я в свое время предпочла бы жизнь, даже вздумай Орта поинтересоваться моим мнением.

Но проклятый герцог не желал покидать мои мысли. Да, грубый и властный, но было в этой грубости что-то располагающее. Какая-то прямота, что ли? Открытость? Искренность?

«Открытый и искренний глава тайной службы королевства! – я тряхнула головой. – Ты сама-то себя слышишь, бывшее высочество? Скорее уж можно поверить в милосердие ядовитой змеи или сострадание стервятника!»

– О чем задумались, ла Рум? – раздался вкрадчивый голос у меня над ухом.

Тело среагировало мгновенно, но все же недостаточно быстро: руку со стилетом перехватили в полете:

– Думать – это хорошо, это полезно, – тихо, почти нежно прошептал мне на ухо проклятый герцог. – От этого появляются умные мысли и развивается разум. Если вам знакомо это понятие…

Пока он наслаждался своим превосходством, я успела прийти в себя. Недаром матушка Орта всегда твердила: «Сначала убедись, что противник мертв, а потом рассказывай ему о своей победе».

– Да, – в тон герцогу отозвалась я. – Правда, некоторым приходится очень долго думать для появления умных мыслей. Но иногда даже до них доходит, что у человека две руки.

Я красноречиво опустила глаза. Ла Вейн проследил мой взгляд и глухо ругнулся. Ему в живот упиралось острие тонкой спицы, почти булавки, с красивой птичкой у основания. Хотя булавкой она выглядела только до тех пор, пока украшала мой корсаж. Сейчас же это были двадцать сантиметров стали, которые от сердца герцога отделяли лишь несколько слоев ткани.

Мужчина выпустил мое запястье и, бросив короткий взгляд в колыбельку, с удовлетворением кивнул. Но я готова была поклясться, что услышала тихий одобрительный смешок. «Ненормальный герцог», – подумала я, силясь понять, что же показалось мне странным в этом смехе. Но ла Вейн не дал мне времени на размышления.

– Убирайте свой арсенал, – вполголоса проговорил он, подходя к двери и отодвигая засов, который я лично задвинула полчаса назад.

– Как вы сюда попали?! – обозлилась я.

– Разделить мою трапезу вы отказались, – продолжал между тем наглец, не обращая на мое возмущение никакого внимания. – Поэтому я разделю вашу.

Он распахнул створки и, прислонившись к стене, принялся наблюдать, как слуги вносят небольшой стол и покрытые серебряными крышками блюда.

«Ненавижу тебя, ла Вейн!» – мысленно взвыла я, волей-неволей прикусив язык.