Текст книги "Каштановый прииют (СИ)"

Автор книги: Анастасия Холодова-Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3

Мягкий свет через занавески, комната университетского кампуса. Тишина, он один. Летние каникулы, наверное. Или зимние. Лежит, смотрит в потолок. Белый, в мелких трещинках. На улице звуки, воет ветер, очень сильный. Прикрывает глаза рукой. Если поспать, то всё пройдёт. Но не может спать, закрывает глаза – и перед ними стоит качающийся крест. Влево-вправо, доводя до исступления, до дикой усталости. Он ничего кроме неё не чувствует, кроме усталости.

Крест, туда-сюда, качается, сука.

Смотри.

Отвернись.

Смотри!

Отвернись, иначе торкнешься.

Смотри, ублюдок!

Она держит голову больно, царапая ногтями, чтобы смотрел. Не даёт закрыть глаза, хватая веки грязными пальцами, пахнущими миррой. Капля масла ползёт по лицу, попадает в глаз. Боль, жжение, слёзы, много слёз. Смех людей, им нравится, им весело от этой боли. Горите в Аду! Все.

– Сдохните, мрази, вы все, сдохните! И будете гореть вечно!

Крик до срыва, отшатываются, ну пусть. Пусть боятся. Смеётся дико, глядя в потолок, захлёбываясь воздухом, кашляя. Пустота.

День икс начался с ливня. Он был не просто сильным, а очень сильным. Голова разболелась не на шутку, Вильям долго считал пульс, чтобы не идти за тонометром, и пришёл к выводу, что это просто спазм. Он был из тех людей, которые никогда не допускают мысли, что какое-то лекарство может не понадобиться, поэтому закинулся анальгином из своей аптечки, ещё немного посидел в комнате и пошёл в больницу. Его пациентка из стационара была назначена на десять, она была именно такой, как её представил Вильям, когда читал карту. Нервная, плаксивая, она тут же вцепилась в него, как в спасательный круг. И ему нужно было только медленно, но уверенно вести её к суше. Довела себя из-за жестоких родственников, которые хотели видеть её балериной и всё детство продержали на жесточайших диетах. Но все его мысли занимал совсем другой пациент. Она, несомненно, важна, но не занимательна настолько, насколько занимал его этот Дитмар. Дотерпеть бы до обеда.

Около часу дня он поднялся на третий этаж. Даже в мыслях это было так необычно и благословенно, что казалось чем-то невероятным. Бредовые больные всегда представляли из себя головоломку. Одну из тех, где нужно ручкой по бумаге провести мышку к сыру, а не к кошке. Только если на бумаге лабиринт был виден сверху, сейчас он оказался в роли мыши и увидит только стены, повороты и тупики. И ему придётся нащупать кое-что важное, чтобы взять пациента за руку и вести за собой. И если где-то он свернёт не туда, пациент свернёт вместе с ним. Двойная ответственность, но как же потрясающе приятно потом смотреть в чистые глаза пациента, вошедшего в стойкую ремиссию. Ради этого стоит рисковать.

Профессора на месте не оказалось, уехал в университет. Получив карту и номер кабинета у старшей медсестры, он, стараясь скрыть, что хочет натурально прыгать от радостного возбуждения, быстро прошёл по коридору к себе. Какое приятное слово. Да, этот кабинет был его. Уютный, ничем не отличающийся от кабинета мистера Форинджера, кроме пустоты. На полках и стенах пусто, на столе только лампа. Вдохнув полной грудью свежий воздух проветренного кабинета, Вильям присел за стол и выложил из кармана счастливую ручку и блокнот, специально купленный для работы. Это будет первой деталью. Открыв карту на последней записи, он внимательно перечитал и захлопнул папку. Нужно самому составить мнение о пациенте, поэтому сначала приём, потом чтение карты. Главное, что последний сеанс был целых три недели назад и закончился вспышкой агрессии. Значит, ему придётся начать всю работу с чистого листа. Когда часы наконец показали два часа дня, в дверь вежливо постучали.

– Войдите.

Дверь открыл санитар. Он приветственно кивнул и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить пациента. Вильям выдохнул в последний раз и натянул на лицо дежурную спокойную улыбку. Дитмар медленно, как сомнамбула, вплыл в кабинет, нервно натягивая рукава халата на пальцы и подёргивая плечом. Дёрнулся, когда за ним закрылась дверь, и, кинув взгляд на Вильяма, тяжело вздохнул. Дошёл до его стола, опустился на кресло и попытался залезть на него с ногами. Он оказался настолько худым, что смог полностью поместиться на крохотном сидении. Подтянув острые колени к лицу, он надвинул рукава халата посильнее на кисти и наклонил голову. Вильям мысленно сравнивал его с фотографией. Отощал, глаза ещё более впалые, на всём лице выделяются только кончик носа и крупные губы. Серые, бесцветные глаза не смотрели на него, а метались по комнате. Немного неровно обстриженные волосы сеткой закрывали лицо. Вильям вздохнул и взял ручку в руку.

– Здравствуйте, меня зовут Вильям Салтрай, я ваш врач, – Дитмар мелко дёргался, слегка раскачивался на стуле и смотрел снизу, сильно наклонив голову. Смотрел в угол, над плечом Вильяма, как будто там кто-то стоит. – А как вы хотели бы, чтобы я обращался к вам?

– Я… – парень слегка выпятил губу, пытаясь то ли произнести, то ли вспомнить. Наконец его лицо прояснилось, он даже выпрямился и перестал так сильно клонить голову. – Дит-мар. Да. Дитмар.

– Я буду задавать вам вопросы, постарайтесь на них ответить, чтобы я мог с вами работать. Как вы себя чувствуете?

– Получше… Вчера плохо. Было.

– Физически? У вас что-то болит?

– Нет… Просто плохо.

– Хорошо. Дитмар, не подскажете, какой сейчас месяц? – Вильям сделал вид, что собирается записать.

– Осень.

– Да, осень. А месяц какой? – Дитмар нахмурился, кинул взгляд за окно и мотнул головой.

– Не знаю.

– Дитмар, сколько вам лет? – молчание. Пауза начала нехорошо затягиваться, когда наконец Дитмар задрал рукава, открывая кисти рук, и принялся загибать пальцы.

– Тридцать…

– Где вы находитесь?

– Больница.

– Хорошо. Скажите, как давно вы в больнице? – снова загибает пальцы. Пытается, очень пытается. Как будто хочет произвести на него впечатление.

– Год. Наверное, не уверен, – казалось, что каждое слово ему приходится вспоминать, как едва научившемуся говорить ребёнку.

– Почему вы в больнице?

– Я… Потому что. Не знаю. Я болен.

– А чем?

– Не помню.

– Дитмар, расскажите, как вы сегодня завтракали? Вам нравится здешняя еда? – он снова спрятал руки в рукава и начал мяться. Поджимает ноги, шевелит губами, как будто что-то шепчет. – Что у вас было на завтрак?

– Чай. Каша, – Дитмар поморщился и дёрнулся.

– Вам не нравится? А что бы вы хотели?

– Кофе, – может, у него и проблемы с памятью, но это точно не касается устойчивых привычек.

– А как вы спали? – Дитмар вдруг напрягся, кинул взгляд ему за спину и выпрямился. И посмотрел прямо ему в лицо, от чего стало неуютно.

– Он не даёт спать. Он… Он смотрит, – его голос упал до шёпота, сиплого и срывающегося. Вильям слегка наклонился к нему, чтобы выразить участие. – Если я усну. Он убьёт и займёт моё место.

– Вы совсем не спите?

– Да. Он меня преследует, – Дитмар тоже наклонился к нему. – Он надо мной издевается.

– Вы не можете это контролировать? – Дитмар вдруг ощерился.

– Он сильнее меня, я не могу его ударить! – ещё секунду назад настороженный и тихий, он взорвался, сорвался на крик и вдруг резко рванул к нему, навис над ним. – Вы не понимаете, вы все не понимаете меня! Я не могу, я в опасности! Вы не защищаете меня!

Дверь резко открылась, и на пороге показались санитары. Дитмар с задушенным хрипением сполз на пол, пытаясь забиться под стол. Вильям не сразу понял, что произошло, но успел встать и повелительным жестом остановить санитаров. Он прекрасно понимал, почему они прибежали, но если Дитмара уведут, то вся его дальнейшая работа будет под угрозой срыва. Он должен показать, что в этом кабинете он король и бог. И что здесь он может защитить Дитмара от чего угодно. Да, у него самого какая-то слабость в коленях и нервная дрожь от этого крика, но на то он и психотерапевт, чтобы успевать брать всё под контроль.

– Я бы хотел закончить наш разговор, – мужчины переглянулись. – Я вас позову, когда мы закончим.

– Мы слышали крик.

– Ничего страшного, мы ещё не закончили. Подождите за дверью, пожалуйста, – едва дождавшись, когда санитары выйдут, он спокойно сел на своё место. – Дитмар, присаживайтесь.

– Я не пойду туда. Я не хочу туда, – он едва ли не заполз на стул и свернулся на нём клубком, пряча лицо в ладонях. – Он меня убьёт.

– Есть места, где его нет? – Дитмар оторвал заплаканное лицо от рук и нервно огляделся.

– Нет. Нет их… – от того, как обречённо прозвучал голос Дитмара, по спине пробежал неприятный холодок. – Но я не покажу вам. Вы посмотрите туда. Я не хочу, чтобы вы на него смотрели, – а вот это интересно. Он не хочет, чтобы реальность контактировала с галлюцинацией. Дитмар осознаёт, что этого некто видит только он, и боится, что если кто-то ещё его увидит, он станет более реальным из-за этого. Может, он и не осознаёт это до конца, но отдаёт себе отчёт, что с этим монстром он практически один на один. Многие шизофреники успешно учатся игнорировать галлюцинации и отличать их от реальности. А пока монстр берёт верх в этой паре.

– Быть может, мы с вами сможем создать такое место? Для начала здесь, чтобы его не было в моём кабинете, и он не подслушивал наши разговоры. Вы можете заставлять его остаться в коридоре.

– Я… нет…

– Вы можете попробовать. Вы можете заставить его ждать в коридоре?

– Не знаю… Я… – Дитмар посмотрел на него и кисло улыбнулся. – Не знаю.

– Ничего страшного, это может получиться не с первого раза. Ведь я этого сделать за вас не могу. Могу только быть рядом и помогать.

– Да? Вы… Вы мне поможете, доктор?

– Постараюсь помочь всем, чем смогу. Я здесь для того, чтобы помочь вам противостоять вашим страхам, вашей болезни. Чтобы вы могли, даже когда меня не будет рядом, помочь себе сами, – судя по тому, как медленно менялось лицо Дитмара, он понимал каждое слово и каждое попадало в цель. Он жил в страхе, и обещание избавления от него было самой лучшей мотивацией. – Но мне нужно, чтобы вы меня слушали. Просто слушали. И старались отвечать на вопросы.

– Да, – Дитмар вжал голову в плечи и вдруг протянул ему руку, открытую от рукава. Запястье перемотано бинтом, потянул, скорее всего. – Дитмар, – в этот раз имя прозвучало совсем по-другому. Чётко и уверенно, он понял, кто он, он полностью осознал и теперь представлялся по-настоящему, а не на автомате. Вильям мягко улыбнулся и легонько пожал ему руку.

– Вильям Салтрай. Приятно познакомиться.

– Да…

– А теперь расскажите мне о себе, чем вы занимались до приезда в больницу.

– Я… Я, я. Я рисовал.

– Вы художник?

– Нет. Я рисовал, – Вильям сделал вид что понял. В карточках не писали о сфере деятельности больного, только если он сам что-то упоминал в разговоре. Нужно будет всё внимательно перечитать.

– Вам нравилось этим заниматься?

– Да. Это так… Красиво, – Дитмар сделал пас рукой в воздухе, словно что-то вспоминая. – Я люблю смотреть, линии, цвета.

– А где вы жили, можете описать дом?

– Я жил… Не здесь. Дом большой. Э-э… Тут недалеко.

Когда вышло время сеанса, Вильям уже приготовился к тому, что нужно будет отдать Дитмара санитарам. Судя по его реакции, его ужасно пугало что-то, связанное с ними. Но на удивление, после их беседы он, хоть и заламывал руки и бормотал что-то под нос, вышел с ними спокойно. Вильям сделал вид, что ему тоже надо выходить, и проводил Дитмара до комнаты отдыха, то и дело задавая ему отвлекающие вопросы ни о чём, вроде какой любимый цвет, нравится ли вам музыка. Увидев большой светлый уютный зал с мягкой мебелью, он окончательно расслабился. Значит, пугали его не сами санитары, не само отделение, а что-то конкретное. Он подумал, что его поведут в какое-то конкретное место. Но, увидев комнату отдыха, Дитмар успокоился и сам дошёл до кресла у окна. Присев в него с ногами, он поправил подушку и откинулся на спинку. Вильям пропустил санитаров с инвалидным креслом и кинул ещё один взгляд на Дитмара. Он с такой ужасной тоской смотрел в окно, ему так хочется туда, что ещё немного, и он расплачется. Ему тут плохо, это видно, для этого даже психотерапевтом быть не обязательно.

Вильям вернулся в кабинет и принялся раскладывать перед собой личное дело Дитмара. Оно было формальным, сухим. Всё, как положено, ничего особенного. Карта тонкая, всего полтора года в больнице. Перелистал последние несколько страниц, чтобы понять, что вообще мог записать предыдущий врач. Ничего необычного, вот только была одна серьёзная проблема. Все записи обрывались неожиданно. Вот писал один врач, и вот уже другой. Шестеро за полтора года, это многовато, текучка – дело обычное, но не настолько. В записях не было ни слова о том, что могло послужить причиной бегства. Много записей о том, что пациент сорвался, кричал, вёл себя угрожающе, сеанс пришлось прервать. Сложилось странное ощущение, что он был первым психотерапевтом, который провёл с Дитмаром положенные полтора часа.

Вильям решил перечитать карту уже с самого начала и нахмурился. Первый врач был более последовательным и строгим, у него оказался хороший почерк, старая школа. И в его записях Дитмар был самым адекватным. Сухие факты не давали ничего достоверно понять, но в голове рисовалась хоть какая-то картинка. И чем дальше он читал, тем тревожнее становилось. Пациент в его записях регрессировал, причём очень быстро. И, что самое странное, вместе с ним явно регрессировал и врач. Это чувствовалось в изменении почерка. Буквы начали слегка плясать, наклон стал меняться, интервалы всё больше и больше. Его записи оборвались в конце лета прошлого года, он продержался с Дитмаром полгода, дольше всех. Вернувшись на первую страницу, Вильям слегка сдвинул брови и принялся снова перечитывать.

– Ты только посмотри, – Вильям отхлебнул чая из кружки и поднёс бумагу поближе к глазам. – Пациент поступил с нервным срывом на фоне затяжного стресса. Находится в угнетённом состоянии. Координация движений хорошая, решение логических задач на среднем уровне. Депрессивного расстройства не выявлено. Признаков суицидального поведения нет. Речь уверенная, нарушений кратковременной памяти нет. Присутствует спектрофобия. По словам пациента, она незначительно ухудшает качество жизни. И в какой же момент тебя так переклинило?

Вильям перевернул страницу и, дочитав до конца, поджал губы. Перед ним сидел пациент, реально одержимый мыслями о доппельгангере, человек, искренне уверовавший в свой бред. Тяжёлый, неуравновешенный пациент, схожий с шизофреником. Ещё и в явном регрессе. Тот, кто попал сюда, приехал, если судить по диагнозу, сам, не в состоянии терпеть постоянную бессонницу, тошноту и сильный упадок сил. Он был контактен и хотел просто поправить пошатнувшееся нервное здоровье. Отчасти из заключения врача что-то стало ясно, например, природа галлюцинаций, это идёт от фобии, скорее всего. Врач фиксировал всё то, что видел Вильям. Он писал о снижении когнитивных функций, писал о том, что Дитмару стало тяжело сходу назвать возраст или текущее число. Что пациент жалуется на дрожь в руках и общее самочувствие. Двойник появился, когда Дитмара вёл третий врач, на ровном месте. И сразу истерика. И вот каждый раз, когда появлялся двойник в разговорах, у него случалась истерика. Видимо, это серьёзный триггер, нужно постараться его слишком не теребить. Но с чего вдруг. Откуда появилась эта галлюцинация? Да, бред может зародиться из ничего, по щелчку пальцев. И зачастую уже в первые сутки пациент способен выстраивать в рамках своего бреда огромные логические цепочки, появляются ложные бредовые воспоминания, если бы пациента слушал неподготовленный человек, он бы подумал, что тот не врёт. Но Дитмар… Тяжело брать бредового больного после кого-то. Записи записями, но видеть развитие болезни собственными глазами было бы лучше.

– Ну-с, я вижу, вы закончили приём и разбираете бумажки? – на пороге кабинета показался мистер Форинджер. Он улыбался и держал в руках стопку бумаг. – Как вам пациент?

– Думаю, мы с ним сработаемся, он идёт на контакт, по крайней мере. А со своей стороны я сделаю всё, чтобы ему помочь.

– Он снова кричал.

– Ничего страшного, на меня и не так в экстренном кричали, – Вильям покладисто улыбнулся и закрыл карточку. Всё, что ему интересно, он уже прочитал. – Он не агрессивен по-настоящему, так что его довольно легко успокоить.

– Надеюсь, что это так, и вы действительно у нас задержитесь. Дитмар такая птица, громкая. Но, тем не менее, маленькая. Тем более мне надоело постоянно подыскивать новых врачей, – мистер Форинджер забрал у Вильяма карту и протянул небольшой проспект. – Это мой проект, можете ознакомиться на досуге. Ладно, пошёл я к себе, если что – обращайтесь.

Вильям кивнул и, проследив за вышедшим профессором, взял в руки проспект. Внутри были два очень любопытных фото, мистер Форинджер с персоналом отделения и все пациенты вместе в комнате отдыха. Никого из персонала с первого фото он в приюте не видел ни разу, текучка тут не только у Дитмара. А вот второе фото он поднёс к глазам поближе. Семеро пациентов в обычных пижамах, халатах, стоят все вместе, явно позируя для фото. Дитмар самый крайний, длинные волосы небрежно стянуты резинкой, на лице немного вымученная улыбка. Обычные пациенты, даже не особо бредовые, раз встали для фото ровно и смотрят в камеру. Вильям засунул проспект во внутренний карман пиджака и открыл блокнот на пустой странице. Раз карточку ему не дадут, он будет вести параллельно ещё одну, для себя.

13 ноября

Пациент Дитмар Прендергаст. Тридцать два года. Проживал в городе Доркинг, Суррей. Род деятельности не ясен. Записи будут вестись для личного пользования, так как выносить карту за пределы отделения запрещено. Буду писать проще, без формальностей, чтобы выявить важное.

Пациент отвлекается, смотрит на конкретную видимую ему точку, явные зрительные галлюцинации. Заторможенность, медлительность, движения дёрганные, но при этом замедленные. Пациент щурится, постоянно поводит головой и клонит на левую сторону, дёргает левым плечом. Натягивает рукава на пальцы, чтобы не прикасаться к предметам кожей. На руках шрамы от укусов, предположительно, кусает себя во время приступов. Старается сжаться, поджать под себя ноги, согнуться, как будто пытается закрыть живот, грудь. Походка неуверенная, идёт ровно, сильно опускает голову. Упоминание галлюцинаций вызывает приступ агрессии. Обвиняет врачей в том, что его не защищают, его не понимают и не слышат. Успокаивается перед угрозой того, что его выведут санитары. Не исключаю, что Дитмара могли бить, иначе такую реакцию пока не могу трактовать.

Речь неуверенная, тихая. Некоторые вопросы приходится повторять. Не ориентируется во времени, не может назвать месяц, день недели, даже время суток. Помнит имя, фамилию не помнит. Возраст и другие временные промежутки называет приблизительно. Во время приёма трижды показывал ему ручку, блокнот и чашку, все предметы назвал правильно. Спустя время не может ещё раз перечислить показанные предметы, либо называет их неправильно. Блокнот назвал стопкой бумаги, ручку – карандашом, чашку не вспомнил вовсе. Сказал, что на завтрак были каша и чай. Согласно меню, были какао и кукурузные хлопья с молоком. О себе рассказывает обобщёнными фразами, нет конкретики, не помнит адреса, но помнит имена родных, не помнит профессию, только свои действия. Явное нарушение кратковременной памяти.

На лицо все признаки нервозности, он всё время оглядывается и тяжело дышит, явно испытывает сильный стресс. Согласно карте, на момент поступления в отделение имел нервный срыв, нарушение аппетита, апатию, обсессивно-компульсивное расстройство в лёгкой форме, спектрофобию, нарушение сна. Болезнь прогрессировала стремительно, параноидальные мысли вылились в зрительные и, судя по всему, слуховые галлюцинации, от чего возрос уровень стресса, и пациент начал регрессировать. Определить причину приступов пока невозможно. Истощённым не выглядит, жалуется на общее плохое самочувствие без конкретики.

Лес, туман, какие-то люди стоят кругом, раскинув руки. Стоит вдалеке, наблюдает. Люди в белом, испачканном жухлой листвой, они щёлкают пальцами и издают странные звуки ртом, как будто исполняют ритуал. Страх, боль, прямо из земли поднимается нечто отвратительное, словно в пузыре, оно тянется, вытягивает конечности, чёрное, безликое. Оно дотягивается до первого и начинает рвать его на куски. Кровь, ошмётки тела во все стороны. Он прячется за пригорком и бежит, быстро, как может. Там ещё много, оно задержится.

Врезается в кого-то. Она, в чёрном платье в пол, ухмыляется и скалится. Сзади хруст веток, что-то надвигается.

Куда ты? Ты здесь для него.

Нет! Нет! Срывается, бежит, ноги подгибаются. Чудовище ползёт на него, натужно булькает, за ним по земле кровь, кишки, кости. Пытается подняться, бежать. Ну же! Она идёт рядом с монстром, наслаждается.

Не уйдёшь.

На ноге сжимается чья-то рука, горячая, как кипяток. Боль разрывает сердце, тьма.

Первое ночное дежурство выпало на ночь с четверга на пятницу. Его называли вечерним, потому что в два ночи была пересменка. Вильям принял душ, чтобы потом ночью сразу лечь спать, оделся потеплее, засунул в карман полный кулёк конфет и пошёл. Он прекрасно знал, что это дело очень скучное, настоящие происшествия случались ужасно редко, да и те всегда были неприятными. Так что сладкое не помешает. Поднявшись на третий этаж, Вильям зашёл на пост и вывернул карманы, полные конфет. Здесь было уютно, пара диванов, столик для чая, кресло, у смотрового окна – большой письменный стол с аккуратно лежащими стопочками журналами.

– Оу, кто-то нас угощает, – Ликка, в углу у зеркала поправлявшая косынку на волосах, тут же подскочила к нему и выцепила леденец. – Спасибо большое.

– Не за что, – Вильям пожал руки вошедшим двум санитарам и плюхнулся на кресло. – Ну что, я так понимаю, пока сидим?

– Да, осмотр в девять, потом каждый час.

– Я пока плохо себе представляю, как это будет происходить…

Вильям подпёр голову рукой и оттянул шнурок, на котором висела ключ-карта. При открытии дверей замки реагировали сначала тоновым сигналом, негромким, но всё же. А потом щелчком отключался магнит. Звуки резкие, открывать палаты ночью точно нельзя, всех разбудит. Придётся бдить под дверьми и слушать. И полагаться на то, что звуки из палаты не расходятся с реальностью. Он привык к палатам, в которых двери не закрывались, и можно было спокойно осмотреть всех пациентов, даже потрогать. Но пока что можно спокойно сидеть на посту и прислушиваться.

К девяти часам в приюте наступила полная тишина, было слышно, как тихонько свистит ветер в ветках, слышно лёгкий шелест воды в трубах отопления, тиканье часов. Санитары играли в домино, Ликка разгадывала судоку, а Вильям решил почитать журналы. Вечер тянулся медленно, Вильяму оставалось только посматривать на часы, чтобы не проспать обход. Глаза отчаянно слипались. Привыкший к определённому режиму организм отказывался снова возвращаться к этой тягомотине с посменной работой. Вильям подпёр голову рукой, чтобы не начать клевать носом. Может быть, стоит пойти в столовую и навести чая?

Вздохнув и отложив журналы, он вышел в коридор и огляделся. Закрытые двери, неяркие бра, только чтобы смена глаза не ломала, если куда-то выйдет с поста. В отделении царило ужасное спокойствие, какое-то даже нереальное. Такое ощущение, что он не в бредовом отделении, пациенты мирно спят, не буянят. Это к лучшему, чем спокойнее бредовые больные, тем легче с ними работать. Буйные всегда были сложной темой, работать с ними мог мало кто, да и работать с накачанными по самые уши транквилизаторами больными Вильям не любил, они были неестественно заторможены, и увидеть в них реальную симптоматику было нереально. Открыв замок в столовую, он зажёг там светильник у окна раздачи и, зайдя на кухню, поставил чайник на плиту. Теперь нужно найти чай, хоть какой-нибудь. Вильям быстро осматривал шкафчик за шкафчиком. В том, что такие штуки, как чай, сахар, крупы и прочее хранятся именно здесь, он не сомневался. Тихонько открывая дверцы и шурша коробками и пакетами, он двигался по кухне.

– Так, где же чай?

Вильям упёр руки в бока и, нахмурившись, окинул взглядом широкий стол. Куда его могли поставить? За спиной что-то звякнуло. Что ещё? От неожиданного звука он нервно вздрогнул и обернулся через плечо. На противоположной стене шеренгой висели половники, лопатки, ножики, несколько из них качались, звякая друг о друга. А в шкафчике прямо над ними, на открытой полке, было видно жестяную банку чая. Вильям улыбнулся неожиданному знаку судьбы. Отлично, чёрный чай не бодрит так, как зелёный, но он не в том положении, чтобы крутить носом. Он насыпал себе заварки в чашку, залил кипятком, бросил сахар и пошёл на пост.

– Чайник закипел? – ему навстречу шли санитары с термосом

– Да, он почти полный.

– Отлично, спасибо.

Усевшись на своё кресло, он обнял пальцами кружку и бросил взгляд в окно. За ним чёрные на фоне яркой луны тучи беспокойно неслись по небу. Вильям не боялся темноты, отвык, темнота, наоборот, была его домом, его крепостью. А сегодняшнее небо было каким-то особенным, была в нём какая-то тревожная мрачная красота. Горячий сладкий чай приятно грел, Вильям улыбнулся и прикрыл глаза, прислушиваясь к больнице. Со стороны кухни было слышно возню, видимо, ребята решили заварить чай прямо в термосе. Что-то эмалированное громко грохнуло о кафель, покатилось по полу, послышалась ругань. Ликка громко цокнула языком и поправила журнал с судоку.

– Как хорошо, что столовая на другом конце коридора, уже всех бы разбудили, – Вильям отпил побольше из чашки и блаженно улыбнулся.

– Сейчас согреюсь, и меня немного развезёт, придётся будить.

– Мы периодически так и делаем, кто-то спит, а кто-то бдит, потом меняемся. Тем более, новичок, надо нежнее. Хорошо, что тебя в вечернюю поставили, на утренней без привычки особенно тяжело. Особенно после пяти утра, там так адски развозит, ты себе не представляешь.

– Да уж представляю. А в Лондоне я жил так, что мне ещё приходилось на такси ездить, почти двадцать минут, не считая сборов.

– Кошмар вообще. Тут хоть график составляют по-божески, когда я работала в Бристоле, там был ужасный людоедский режим… – она провела рукой по лицу и заправила несколько выпавших волосин под косынку. На пороге поста с громким пыхтением появились парни с термосом и кружками. – Ну, и чем вы шумели?

– Крышку от банки уронил, – Мэтт, мужчина средних лет, приятный и излишне учтивый с пациентами, плюхнулся на стул и взял конфетку. – О, моя любимая.

– У меня ещё такие есть, вроде я принёс.

– Вижу. Спасибо, добрый человек.

Чаепитие проходило в тишине. Говорить не то чтобы было не о чем, скорее нечего, да и лень. Не хотелось нарушать живую тишину отделения.

Медленно, но верно дежурство двигалось к концу, часы показывали ноль сорок семь ночи. Все дружно начали прогонять сон, кто как умел. Вильям понемногу пил чай и разглядывал пейзаж за окном, Мэтт с напарником то и дело выходили побродить по коридору, проветриться. Ликка держалась стойко, даже не меняя положения, всё так же разгадывала судоку. Пациенты мирно спали в палатах, если на первых обходах было слышно возню и бормотание, то после десяти заснули все, даже ужасно беспокойный Дитмар, который долго и истерично что-то шептал. Покачивая в воздухе ногой, Вильям от скуки рассматривал висящие на противоположной стене плакаты. Как важно соблюдать гигиену, что такое охрана труда, как распознать деменцию, как распознать эпилептический припадок… Вильям знал это всё наизусть, и от перечитывания и так заученных постулатов его начало неудержимо клонить в сон. Мотнув головой, чтобы убрать неприятное ощущение ваты в голове, он кинул взгляд на часы. А вот и время обхода пришло.

– Ладно, пойду умоюсь, чтобы полегче было. И в туалет зайду, многовато чая выхлебал, – Вильям встал и опрокинул в себя остатки чая.

– Ничего, Вили, я долго привыкала к сбитому напрочь режиму, – Ликка отсалютовала ему чаем. – Как раз пройдёшься по коридору, послушаешь пациентов.

– Ну я ж специально подгадал. Ещё час – и пойдём спать.

Он медленно пошёл в сторону закрытого коридора. Умывальники и туалеты были только там, и заходить туда по нужде никто не запрещал. Всё равно замок фиксировал, кто его открыл и во сколько. Вильям приложил карточку к двери и, дождавшись тихого щелчка, прошёл в коридор. Закрыл за собой и огляделся. В коридоре горели приглушённые бра, едва освещая его. Из окон по одной стороне коридора лился холодный свет луны. Справив нужду и вернувшись в коридор, он вздохнул, потянулся и шагнул в умывальню. Ряд умывальников с зеркалом, светлый бежевый кафель, слегка капает вода из одного крана. Он быстро ополоснул кружку, умылся, с силой потерев глаза, вытерся бумажным полотенцем и вышел в коридор. Пройтись, послушать, нет ли подозрительных шумов. Если кто-то не спит, в чём были сомнения, вколоть успокоительного. На дверях палат красовались номера, как в гостинце какой-то. Тишина, мирное сопение, храп, бормотание во сне. Всё тихо как будто. И тут его как будто что-то дёрнуло. По спине пробежал мороз. Он сам не понял, что произошло, как будто в невидимую стену врезался. Вильям тряхнул головой и замер. За дверью, рядом с которой он остановился, был слышен разговор. Четвёртая палата. Мистер Прендергаст. Вильям сглотнул и приложил ухо к двери.

– Я не могу, он делает мне больно, я один, совсем… Тш-ш, слышишь, он там, – шуршание, тяжёлое сорванное дыхание. – Слышишь? Он здесь… Не надо, не сегодня… Я не заслужил… Я не делал зла. Это он зло, – Дитмар явно ходил по палате и разговаривал сам с собой тихонько, едва слышно, половины слов Вильям совсем не разбирал. – Он придёт, он скоро опять придёт. Ненавижу… Он убьёт нас… Пожалуйста, умоляю, не сегодня, нет… Господи, не сегодня…

Вильям отстранился от двери и нахмурился. Стоит ли ставить ему укол, если он вроде как напуган, но не агрессивен, на стены не кидается? Вильям не был уверен, что сможет его успокоить сам, а если насильно ставить укол – он точно будет кричать, перебудит всех. В экстренном отделении таких вопросов не возникало, потому что не было никаких индивидуальных палат. Не спишь – мешаешь соседям, третьего не дано. Ещё немного постояв у двери, Вильям тяжело выдохнул и пошёл на пост. Нет, не нужен ем укол. Если вдруг что-то случится, тогда и сделает. Он уже дошёл до дверей в общий коридор, как за спиной раздался очень характерный звук, словно открылась дверь с магнитным замком, тихий тоновый сигнал и щелчок. Вильям резко обернулся и судорожно сглотнул. Все двери закрыты, горят зелёные диоды. Впервые за всё время здесь ему стало настолько неуютно. Как будто в пустом коридоре кто-то есть, и он смотрит прямо на него. Дитмар судорожно всхлипнул, и Вильям, отмахнувшись от неприятного ощущения, быстро подошёл к его палате. Внутри шуршание постельного белья, тихое дыхание. Может, сделать укол? Он затаился или решил лечь спать? Ещё немного постояв у дверей, и не дождавшись ни бормотания, ни истерики, Вильям выдохнул и быстро направился в общий коридор. Если даже Дитмар успокоился, ему точно не о чем беспокоиться. Закрыв дверь, он зашёл на пост и тяжело опустился на диван рядом с санитаром.