Текст книги "Каштановый прииют (СИ)"

Автор книги: Анастасия Холодова-Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Хорошо спасибо, – Вильям закрыл карточку и встал. – Я могу пока до приёма посидеть в столовой для персонала?

– Да, изучите карту пациента, присмотритесь к нему. И часов после пяти приходите ко мне. Карта у вас уже открыта, доступ в отделение есть.

Вильям прикрыл за собой дверь кабинета Матильды и пошёл на первый этаж. Нечего маячить у всех на глазах. Сядет в столовой, там как раз очень удобные стулья, возьмёт чай и будет читать карту. Судя по её размеру, ему как раз есть, чем заняться. Тонкие исписанные бланки, назначения, листочки с рецептами. Мужчина пришёл сюда сам после выписки из государственной клиники, куда попал с тяжёлым срывом. Думал, что разлагается, и пытался заказать себе похороны. Давно это было, в пятьдесят втором. Дотошная же тут система ведения карт, всё сохраняют для будущих врачей. Очень приятно и очень удобно, в кои веки не нужно с пациентом каждый раз как первый беседовать.

В половину первого к нему подбежал медбрат, отдал чистые бланки и сказал, что сидеть он будет в тридцать втором кабинете в отделении стационара. Видимо, именно сейчас и начнётся его работа. Вильям чувствовал небывалый подъём, настоящее ликование, как будто он достаёт рождественский подарок от деда из коробки. Кабинет оказался таким же красивым, как и всё здесь, из окна было видно большой слегка заброшенный сквер за больницей. Дворники под мелким моросящим дождём сгребали с дорожек листву каштанов и клёнов. На подъездной дороге к служебному крылу стоял автомобиль из строительного магазина. Идиллия, как она есть. А где-то далеко по железной дороге протарахтел тепловоз, его было видно по клубам белого пара над деревьями. Присев в удобное кресло, Вильям выложил на стол свою счастливую ручку, подаренную на выпускном деканом, и поправил пиджак. Стук в дверь, выдох, считай себя актёром, ты на сцене, ты теперь доктор, а не человек.

– Э-э, добрый день, я записан на это время… – в дверях стоял высокий сухой старик с очень большим носом и грустными глазами. Он мял в руках шляпу и с интересом оглядывал Вильяма.

– Здравствуйте, меня зовут Вильям Салтрай, – Вильям пожал руку вошедшему и указал на кресло перед столом. – Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете сейчас?

– Ну… Удовлетворительно. Я, в общем-то, в этот раз немного заранее записался на приём. Приступ был лёгким, обычно я ещё выжидаю время, но сейчас у меня есть время и возможность взять отпуск, – Вильям улыбнулся в ответ на такую точную дотошность и открыл его карту на первой странице.

– Вы принимаете препараты по рецепту, я так понимаю? – дождавшись кивка, он отложил карту чуть в сторону. Нужно складывать о пациенте своё личное мнение. – Как давно был предыдущий приступ?

– Года два назад. У меня тогда дочь в больницу попала с тромбом. Я разнервничался и… В общем, мне показалось, что я птица и парю над городом. Были такие бредовые картины, я так испугался тогда, мне жена помогла таблетку выпить.

– У вас все приступы такие яркие, или это скорее было исключение?

– Исключение. С тех пор, как я начал лечение, у меня такое впервые случилось. Хотя в самом начале чего только не было, ой…

– Написано, что вы ходите к психотерапевту по месту жительства. Как вы можете охарактеризовать ваши встречи? Вам важно выговориться?

– Да, когда я говорю о стрессе, каком-то своём нехорошем состоянии мне как будто легче, знаете. Мне помогает.

– Как вы поняли, что у вас случился приступ? – мистер Клейтон слегка пожевал губы и театрально махнул рукой.

– Ну вы понимаете… Я почувствовал, как моё «я» как бы отделяется от меня. Я как будто видел себя со стороны. Как будто я и не я. И руки исчезли, я смотрел на них и не видел, – Вильям окинул взглядом лист больничной карты. Ну понятно, его предыдущий врач вёл очень подробные записи.

– Так. И ваш врач выписал вам таблетки, одна во время приступа и ещё одна через полчаса.

– Да, я очень… Аккуратно отношусь к его рекомендациям, знаете. Я ответственный пациент.

– Я верю, ведь вы пришли сами. Я так понимаю, вам нужно направление на госпитализацию?

– Да, я хотел бы пролечиться неделю-другую, я уже лежал в стационаре.

– Я понимаю, нужно окончательно стабилизироваться после приступа, – Мистер Клейтон кивнул и слегка улыбнулся ему. – Хорошо, я выпишу вам направление, с ним вам нужно пойти к заведующему отделением. Думаю, вы уже знакомы с порядком.

– Да, я лежал тут уже пять раз. Прекрасное место, тихое, для психики приятное. Я так выматываюсь в большом городе…

– Вы ведь работаете в брокерской конторе? Не думали сменить поле деятельности? Вы уже в пенсионном возрасте, стрессы воспринимаются сильнее, они накапливаются и провоцируют приступы. Со временем они будут становиться всё более серьёзными.

– Да я понимаю. Но на кого я оставлю отдел свой?

– Неужели в нём нет хороших людей, которым вы доверяете? – мужчина кинул взгляд в окно поверх его плеча и вздохнул.

– Я понимаю вас, я сам об этом часто думаю. Но…. Знаете, и хочется, и не получается.

– Принятие проблемы – первый шаг к её решению, – мистер Клейтон улыбнулся ещё шире. Похоже, что удалось найти к нему подход. Пожилые сентиментальные люди, которые переживают за всех и вся – его конёк, Вильям умел успокаивать, жизнь научила. – Вот ваше направление.

– А вы мой психотерапевт на время, пока я буду лежать?

– Да.

– Ой, хорошо, а то мне сказали, что мой психотерапевт ушёл на пенсию, и я переживал.

– Ничего страшного, уверен, мы с вами сработаемся, и вы быстро пойдёте на поправку.

Мистер Клейтон забрал у него бумагу и, раскланявшись, вышел в коридор. Вильям уже собирался сделать запись в карте, как раздалась трель внутреннего телефона. Его приглашали к администратору. Кто мог звонить ему сюда, в такое время? Риэлтор был человеком-пунктуальностью, он никогда бы не позвонил вот так, даже если бы было что-то срочное. Он сам всё решал, ответственно подходя к делу. Только бы не те, о ком он подумал. Да и два звонка за всего два дня его тут пребывания – это много. Только бы не нашлось никого излишне любопытного.

Спустившись на первый этаж с папочкой в подмышке, Вили зашёл в служебное крыло к администратору. Мужчина что-то записывал, держа плечом сотовый телефон. Логично решив, что его пригласили именно к снятой трубке, он поднял её и тяжело выдохнул, пытаясь успокоиться.

– Вильям Салтрай, слушаю вас.

– Вильям, здравствуйте. Мы звоним вам насчёт похорон…

– Я дал вам деньги для организации и покупки всего необходимого. Что вам ещё нужно? Я же договаривался.

– Да, но дело в том, что с нами связались некие Кристиан Тернт и Анелиза Милтон, – Вильям тяжело выдохнул. Опять эти две чумы. Каждый раз, когда они появляются на горизонте, он чувствует ощутимые рвотные позывы. – Они…

– Они не родственники, не знакомые, не включены в завещания, никаких юридических бумаг на руках не имеют. Я не хочу, чтобы они присутствовали на отпевании и погребении. Можете вызывать полицию. Ко мне им приближаться уже запретили.

– Эм… А вы приедете?

– Я на другом конце страны. Я не могу приехать на похороны, приеду потом на могилу, считайте, что всё полностью на ваш вкус и взгляд.

– Хорошо, мы можем позвонить вам после похорон?

– Только после шести вечера, пожалуйста.

– Хорошо, всего доброго.

Вильям положил трубку и потёр глаза пальцами. Как бы он ни относился к этой женщине, он не даст этим ублюдкам даже прикоснуться к ней. Хватит. Надоело, что они помыкают его семьёй как хотят. Чёртовы сектанты. Пусть только попробуют влезть, он натравит на них всю полицию Лондона, у него слишком много бумаг на руках. Потеребив пуговицу рубашки, чтобы успокоить себя, он пошёл в столовую. Выпьет воды, посидит ещё с картой, поужинает и пойдёт к заведующей. Она обещала дать ещё одного пациента.

Ты – мой кошмар.

Аллея, засыпанная каштановыми листьями. Статуи чёртовых ангелов пляшут вокруг него хоровод. И в этом хороводе она. Скачет голая, с листьями в волосах, как ведьма.

– Пошла вон из моих снов.

Смех, прямо в лицо, хохочет, обдавая запахом нечищенных зубов. В глазах – огонь безумия, в руках кресты, тяжёлые, бронзовые, с острыми краями. Они оставляют шрамы, море шрамов на руках, когда пытаешься закрыть ими голову и шею. Ржёт, каркает как ворона, отрывисто и мерзко. Она не была такая когда-то. Не была. Но стала.

Я останусь с тобой, мой мальчик. Останусь навечно.

– Нет, пошла вон, тварь!

Отталкивает сильно, мир разваливается на осколки, он в гробу, узком и неудобном, перед глазами обивка крышки, воздуха нет, паника, мрак, крышка проламывается, и его засыпает сырая земля.

Казалось, что в пансионате, как и вокруг него, идёт дождь, тишина и медлительность витали в воздухе, и это начинало немного выматывать. Вильям привык к суете экстренного отделения. Смириться с атмосферой умиротворённого загородного пансионата оказалось тяжело. Инциденты, вроде в очередной раз обмазавшей калом стулья бабульки с деменцией, казались смешными. Казалось, что его выслали на курорт. Два мирных пациента на плановом, они прекрасно разговаривали сами, даже вопросы можно было не задавать. Им нужно было выговориться, поплакаться, а Вильям играл роль крепкого плеча и участливо поддакивал и подбадривал.

Очередной спокойный день тянулся медленно. На обеде Вильям ковырялся в переваренных по неосторожности макаронах и пытался понять, что ему тут не нравится. Ему уже пару лет, после встречи с психотерапевтом, ничего не снилось, а тут кошмары, каждую ночь, это плохой знак. Это означает стресс, очень сильный, вот только чисто внешне он совершенно никаких перемен в себе не видел. Ни нервного тика, который у него вылезал незамедлительно, ни тремора, ни навязчивых мыслей… Он знал свои больные мозги очень хорошо, изучал их всё время учёбы. Анализировать всё, что происходит в собственной голове, становилось навязчивой болячкой всех выпускников их факультета. И только от того, какой из мэтров нравился больше, зависела трактовка. Выпив свой сладкий чай, который так и хотелось запить водичкой, он поднялся по лестнице и присел в холле, чтобы почитать карточку пациента. Свежеприбывший неудавшийся суицидник, ничего необычного, привезли родственники. Он долго плакался Вильяму о своей судьбе и вопрошал у потолка, почему ему не дали повеситься. Это уже было больше похоже на его предыдущую работу. Вильям обожал таких пациентов, потому что на них его работа была видна самым очевидным образом. Он буквально возвращал людей к жизни и лелеял надежду, что у них суицидальных мыслей больше не возникнет. Сейчас как раз очередная встреча с ним, будут обсуждать проблему. Жаль только, что кабинета ему пока не выделили, мотается по всему этажу, нигде не задерживаясь.

– О, привет, сосед, – Вильям улыбнулся неожиданно появившейся прямо перед ним Ликке и подвинулся.

– Привет, как денёк?

– Ещё обед, а я уже устала, – она плюхнулась рядом и сняла косынку с чёрных волос. За всё время, что он тут, она сама успела с ним сблизиться. Вильям не сильно возражал, она была милой, спокойной, вдумчивой, почему бы и не общаться. – В нашей процедурной сломался аппарат, приходится пациентов вниз водить. А они один краше другого, нужно же, чтобы они ничего не учудили, а то других пациентов успокаивать не сильно хочется, – она обернулась на лестницу и начала побыстрее завязывать косынку. – А вот и наша легенда, пожелай удачи.

К счастью, или нет, лестницы с первого на второй и со второго на третий располагались с разных сторон холла. Никто не захотел перестраивать старинное здание, и сейчас Вильям мог наблюдать за всем. Через холл медленно вели, скорее, даже волокли под руки мужчину. Длинные волосы у лица полностью скрывали его, слишком большая больничная рубашка болталась, как на вешалке, больничные штаны оказались безбожно подрезаны и кое-как подвёрнуты выше сбитых в шрамы коленей. Он перебирал ногами в больничных тапках, но не сильно стараясь, абы как. Ликка бежала рядом, пытаясь разговаривать с ним, отвлекать. Вильям опрометчиво сделал шаг вперёд, чем мгновенно привлёк внимание пациента. Он кинул на него горящий невыносимой ясностью взгляд из-за сетки волос, нервно огляделся, словно вынырнув из небытия.

– Нет, пожалуйста… – он слабо попытался выкрутиться из рук санитаров, не обращая внимания на уговоры Ликки. – Не туда… Нет… Не надо. Нет!

Из сиплых стенаний его голос буквально за секунду взлетел до хриплого мужского баса, и вдруг застывшую тишину пансионата разрезал крик, от которого кровь ударила в голову и захотелось бежать. Только что висевший куклой на чужих руках пациент взвился и закатился в диком крике настоящего ужаса, невыносимой боли, как будто его режут заживо. Вильям покачал головой, видя тщетные попытки Ликки хоть как-то его хотя бы перекричать. Нет. Мужчина провалился в панику, его выкручивало и как будто рвало на куски. И только когда за ними наконец закрылась дверь, наступила тишина. Вильям так и остался смотреть на закрывшуюся дверь, пытаясь понять, что он сейчас увидел.

– Впечатлены? – он кинул взгляд на мистера Рэйнолдса, который видимо вышел посмотреть на источник крика, и пожал плечами.

– Делирий.

– О-о, не стоит быть настолько категоричным, – он подошёл поближе и тяжело вздохнул. Показалось или судьба этого пациента его волнует не на шутку? – Это Дитмар, один из самых сложных наших гостей… Он выгнал уже шесть психотерапевтов, его боятся, но он всего лишь несчастный больной человек, который нуждается в помощи.

– А что у него?

– Он из экспериментального крыла. Доступ к документам там имеют только проверяющие из института и заведующий отделением.

– Интересно. У нас в институте тоже было такое крыло, туда ложились люди, которые хотели послужить науке.

– Ну, и тут примерно то же самое. Только не при учебном заведении.

Мистер Рэйнолдс вздохнул и, поправив галстук, пошёл в свой кабинет. А Вильям обернулся на двери третьего этажа и прищурился. Экспериментальное лечение чего? А какая методика? Приют предоставляет базу для чьей-то научной работы? Нужно разузнать, кто тут практикует, для Вильяма такая работа была чем-то из разряда мечты. Вылечить несчастных, найти способ, который будет работать. Он мечтал сделать жизнь пациентов легче, поэтому всегда обращал внимание на новые методики. Перехватив папку с документами, он вздохнул и пошёл к стационарному отделению. Мистер Клейтон ждёт, да и он сам уже привык к старику и не прочь был пообщаться.

Глава 2

В холодном тумане почти не было видно никаких очертаний. Он идёт, вытянув руки, пытаясь ни на что не налететь. Где-то залаяла собака, где-то раздалась трель телефона, гудение клаксона. Как будто он в вате, а она набивается в уши, нос, голову, вытесняет мысли, оставляя уютное ничего. Ничего, мягкое и пушистое. И не хочется никуда идти. Он ложится прямо на холодный асфальт, давая туману навалиться на себя. Смотря в молочную пустоту.

Тише. Тик-так, тик-так.

Никакого тик-так, хватит. Больше его этой чушью не напугать. Давно уже не напугать. Шелест воды, шаги, звук хрустящих пальцев, самый ненавистный звук в мире. И за ним – плач ребёнка, тихий, задавленный, боится плакать в голос.

Тик-так.

Не трогай ребёнка. Идёт на звук, а он всё дальше и дальше. Провал, боль, кровь на руках и коленях. Пятачок грязного асфальта с лужами и плавающими в них листьями. Ловушка. И снова она. Стоит головой из стороны в сторону мотает.

Тик-так, тик-так, тик-так…

– Ну тик-так.

Ухмыляется. Продолжает мотать головой, действует на нервы, тихо, медленно. Он мотает головой, чтобы развеять оцепенение и…

Просыпается.

Вильям сидел в приёмной юридической конторы уже несколько минут, то и дело поправляя волосы и галстук. Сегодня его день икс, надежда на самое благополучное разрешение ситуации с домом, какое может быть. Риэлтор пригласил его в контору, с которой сотрудничал, и Вильям приехал не то что вовремя, а даже немного заранее, чтобы точно ничего не пропустить. Если всё выгорит, и он получит на руки задаток, зайдёт в какую-нибудь закусочную, наберёт еды и будет отмечать в компании с Джоном Бонджови и Фалько. Сегодня он спал на удивление хорошо, всего один раз проснулся. И заснул потом быстро. Поэтому настроен он был только на хорошие новости.

– Доброе утро, надеемся, что не причинили неудобства, – в кабинет зашёл пожилой мужчина в идеальном костюме и начал раскладывать на столе бумаги. Вильям ужасно любил, что за приемлемые деньги к нему относились как к богатому выгодному клиенту. Вежливость, пунктуальность, исполнительность – что может быть приятнее в таком нервном и ужасном деле, как продажа дома?

– Нет, что вы, я даже рад, что так рано. Простите, а они… Приходили? – мужчина нахмурился, а потом кивнул головой.

– Да, я понимаю, о чём вы. Приходили, но вы же знаете, их бумаги никакой юридической силы не имеют. Они хотели оспорить ваше право в суде, но их не приняли.

– Отлично, – Вильям расслабленно откинулся на спинку кресла и поправил пиджак. Одна из тех немногих его вещей, которая реально стоила денег, а не была взята с рук или в дешёвом стоке. Специально купил для важных мероприятий, чтобы он идеально сидел.

– Ну что же, тогда приступим к процедуре, – нотариус присел перед ним и, улыбнувшись, взял в руки первый лист. – Я разъясню вам порядок подписания бумаг, если будут вопросы – задавайте обязательно.

Вышел из кабинета Вильям через полтора часа. Он несколько раз перечитал все бумаги, всё перепроверил. Не из вредности, а скорее из жуткого стремления расстаться с этим домом побыстрее. Как он понял, дом покупает кто-то из менеджеров из Сити, как раз близко. Ну и отлично. Главное, чтобы кое-кто не решил наведаться непонятно зачем. Это его тревожило, он боялся, как бы сделка не сорвалась в самых неподходящий момент. Нет, всё должно дойти до конца, а полиция уже давно предупреждена, что нечистые на руку люди пытаются заполучить этот дом. Вильям только надеялся, что этим своим шагом не навредит новому жильцу. Что он их выставит в случае чего, и что его не прихлопнут в тёмной подворотне. И всё из-за старого неопрятного таунхауса. Да, почти в центре Лондона, но в конце концов.

Сегодня он оделся тепло, чтобы погулять. Брезентовая утеплённая куртка, шерстяной шарф, ботинки, даже перчатки с шапкой захватил, засунул в сумку. Обещал себе, что если всё пройдёт хорошо, он погуляет по городу, купит себе фастфуда и только после этого поедет в приют. Чек с задатком приятно грел душу, светило яркое осеннее солнце. Середина октября, скоро будут заморозки, нужно будет с зарплаты купить себе хорошие зимние ботинки, а то предыдущие уже выглядят жалко. Почесав нос, Вильям потянулся, широко улыбнулся на порыв холодного ветра и пошёл к центральному проспекту. Пациента ему назначили на час, а ещё даже одиннадцати нет. Времени целая куча.

Он выезжал из приюта впервые за три недели и впервые входил в ворота не как парнишка в мокром пальто, пахнущий кошатиной, а как врач. Охранники внесли его в журнал и любезно передали записку от заведующей отделением. Она уведомляла, что передвинула его в графике, и приём у него будет не в час, а в три в тридцать пятом кабинете. Ну и отлично, успеет отметить неожиданную удачу, поваляться на кровати. Поправив воротник куртки, он быстро пошёл к корпусу. Там было ужасно тихо, все почти на дежурстве. Кто не на дежурстве предпочитает отсыпаться или уехать в город. Обычно всё движение здесь по вечерам и утром, в пересменки. Он бы с удовольствием угостил всех за удачную сделку, но он тут мало кого ещё знает. Вот как продаст дом с концами, купит ящик пива, обязательно. Вильям поднялся к себе и, переодевшись, накрыл не очень скромный обед.

– Ну что, будем, мой самый родной и дорогой, – он отсалютовал бутылкой колы отражению и хмыкнул. Одиночество – штука такая. Коварная. Люди часто путают уединение с одиночеством. Первое человек выбирает сам, а второе падает на голову как кирпич, и из него нет выхода. Вытащив из огромного полосатого ведра куриную ножку, он откусил и с довольным урчанием откинулся на спинку кровати. В дверь кто-то постучался, и Вильям вытащил ещё одну бутылку колы. Не всё же с отражением чокаться. – Открыто.

– Вильям, я… – на пороге показалась Ликка и так и замерла, окидывая потрясающую картину взглядом. Вильям, по-турецки сложив ноги, сидел на ковре перед низеньким столиком. И перед ним три ведра курицы из КФС. – А почему ты сидишь на полу?

– Везде, где я жил, не то что стол – даже стулья не всегда были. Привык. Заходи, – Вильям указал ей на бутылку колы и отхлебнул.

– Ты меня приглашаешь пообедать с тобой? – дождавшись кивка, Ликка скинула туфли, закрыла дверь и присела напротив. Судя по одежде, у неё сегодня выходной. – А я с ночной, отсыпалась, в пять пойду опять к станку.

– Ну да, у вас там интересная публика.

– Это ты ещё в бредовом не был, вот там вообще трендец. Там, кстати, нет медсестёр, только мужчины, чтобы удержать могли. А там и буйные, и гиперактивные, и каких только нет. Везёт, что отделение небольшое, чисто для своих, что называется, – Ликка вытащила крылышко и принялась хрустеть уже остывшим фритюром. – У нас тишь да гладь.

– А Дитмар? – Ликка недоумённо вскинула брови. – Просто раз уж я стал свидетелем этой картины, я хочу получить короткий комментарий. Почему он легенда?

– Потому что он самый заметный пациент. Знаешь, в каждом отделении есть такие, кто чудит чаще остальных. Ну вот это Дитмар. Он очень шумный, крикливый, чуть что сразу в истерику, вспыльчивый. Особенно он боится оставаться один в палате, его накрывает паника. Поэтому ему приходится постоянно уколы колоть…

– Чудит? У него такой крик был, как будто его заживо режут, – Ликка заправила прядь волос за ухо и отложила косточку на салфетку.

– Ты же знаешь, я не врач. Для меня лично он не такой уж и проблемный. Он сам ходит в туалет, сам принимает душ, чистит зубы, спокойно меняет пижаму, постельное бельё. Ест сам, ходит сам. Да и, чтобы физически навредить, у него сил не хватит, он между приступами вообще заторможенный и еле ноги таскает. Он только зеркал боится, при нём стараемся закрывать или чтобы запотевали, тогда он всё спокойно делает. Медленно, но… Знаешь, это лучше, чем на себе прямо мыть здорового пузатого мужика на две головы выше, а потом мучиться спиной. Вот этого я успела натерпеться в предыдущей клинике…

– Ну, зато теперь ты здесь, – Ликка сжала протянутую Вильямом руку и улыбнулась. Вильям решил, что не стоит так уж настойчиво интересоваться этой темой, чтобы его ни в чём не заподозрили.

– Это, конечно, мне повезло. Хотя, знаешь, такие старинные дома нагоняют на меня… Тревогу. Типа привидения начинают мерещиться. Он по ночам, особенно на заморозки, зачинает щёлкать и поскрипывать, у нас же чердак рядом, стропила крыши знаешь какие звуки издают. Неуютно на ночных дежурствах. Плюс в трубах, если на первом этаже открыли воду, у нас начинает булькать или выть.

– Ну, это уже призраки подсознанья. Ничего с этим не поделаешь. У всех нас есть призраки, которые заставляют нервничать.

– У меня подруга боится темноты. Причём только если она одна.

– Обычно люди боятся не темноты, а того, что, по их мнению, может быть в ней, – Вильям улыбнулся. – Мы всей университетской группой ходили на фильм «Пятница, тринадцатое», и потом нам в каждом кусте и тени мерещился маньяк, – они рассмеялись, и Вильям протянул Ликке ведро из КФС. – Бери ещё.

– Ой, ты меня разбалуешь, я тебе ничего и не оставлю.

– Не переживай, у меня сегодня небольшой праздник, так что ешь и не возражай.

– А что за праздник?

– Я дом старый продал. Залог уже в руках, осталось юристам доработать договор, и всё.

– Здорово. Купишь себе здесь дом, будешь жить как король, – Ликка всё же выцепила из ведра ещё одну ножку. – А я пока не хочу к жилью прилипать. Знаешь, жизнь она такая. Медсестра как ветер, то там, то здесь. Где-то сокращают штат, где-то расширяют. Здесь хоть общежитие предоставляют. И очень хорошее, со своим туалетом. А кое-где приходилось снимать социальное жильё, это какой-то кошмар… Как вспомню эти облёванные вонючие подъезды, так тошнит.

– Не вспоминай, ешь курицу.

Ликка хохотнула и взяла ещё одну ножку.

Через час, приговорив два ведра и четыре бутылки колы, они разошлись. Вильям до этого с Ликкой так не общался, немного держал дистанцию, чтобы не выглядеть навязчивым. Для него это был очень болезненный бзик, от которого избавиться оказалось практически невозможно. Поэтому со стороны он выглядел забитым и нелюдимым, хотя просто боялся выглядеть как-то не так. Боялся, что стоит открыть ему рот, из него польётся то, что никому не понравится. Поэтому он был искренне рад, что Ликка говорила много и особо ничего не спрашивала. А быть участливым и сочувствующим он научился отменно. Зато так Вильям создаёт правильное впечатление милого молчаливого человека, который всегда выслушает и похлопает по плечу. Третье ведро он решил оставить на ужин, выкинул мусор и лёг на пол. В комнате было очень тепло и уютно, за окном дул пронзительный ветер, а здесь было так хорошо. Не глядя Вильям вытащил какую-то пластинку, поставил на неё звукосниматель. Ах да, он вчера слушал Аэросмит, так и оставил сверху стопки.

Он всё глубже обдумывал это экспериментальное отделение и решил сам поискать информацию. Взял подшивку одного из медицинских журналов в библиотеке пансионата и неспешно изучал. Там не было ни слова о том, чтобы здесь располагались базы для исследований. А ведь без специальной аккредитации такие отделения открывать нельзя. Пока он тут был, понял уже, что главврач тут скорее номинальная единица. Всем заправлял попечительский совет. И врачей в нём не было. Несколько сердобольных, даже один церковник, несколько дельцов и всё. И заведующие отделениями грудью стояли за свой персонал и пациентов. Не то, чтобы это было чем-то из ряда вон, но это явно означало, что экспериментальное отделение тут или по знакомству с председателем совета, или на платной основе. В любом случае ему ужасно хотелось если не работать там, хотя бы познакомиться поближе с концепцией, руководителем, может, найдётся всё же какая-то информация, хоть крошка. Нужно утолить этот информационный голод, однозначно. Он кинул взгляд на настенные часы и решил перелистать журналы, которые вчера отложил как более интересные. Не найдёт ничего про это исследование – хоть просто интересные статьи почитает.

Подозрительно тихо, солнечно. Он сидит на земле под каким-то деревом. Жарко, душно, в лицо дует горячий ветер. Рядом два велосипеда, а внизу она. Цветы собирает. Лицо закрыто шляпой. Далеко шумит шоссе. Шелест листьев на ветру.

– Хочешь венок?

Хочет. Плетёт венок, закрывая лицо шляпой. Ромашки, васильки, львиный зев. Пахнет тяжело, горячо и вкусно. Опускает на голову венок и смеётся. Низко, хрипло. Слишком много сигарет.

– Ты сам как одуванчик! Догонялки!

Толкает в плечо, убегает, так же хрипло каркая, и вдруг прыгает, превращается в птицу, большую и чёрную. На небо находят тучи, ветер становится свежим и мягким. Он встаёт, поднимает свой велосипед, как на него кто-то накидывается сзади. Большая, огромная ворона роняет его на землю, заставляет катиться по склону холма. Больно удаляется о какой-то камень, оборачивается. Дерево горит, полыхает адским пламенем, а ворона вырывает перья и кидает в костёр, так же хрипло каркая от восторга. Тихо отползает за какой-то куст, только бы не заметили. Бежать, быстрее бежать, в шоссе, куда угодно. Путается в траве, заплетается в ней, замирает и закрывает глаза.

Ноябрь медленно, но верно подбирался, наступал на пятки. В приюте стало прохладнее, пациентам выдали тёплые пижамы и одеяла. Вильям наконец из рубашки переоделся в шерстяную строгую водолазку и ходил везде с термосом. Он был очень чувствителен к холоду, чуть только, так сразу пальцы мёрзнут и синеют. Хотя в самом приюте так уж холодно не было, наоборот, очень тепло. Но его организм отказывался верить градуснику. А ещё он всё понемногу пытался разведать об экспериментальном отделении. Его непомерное любопытство его определённо погубит, но остановить себя он был не в силах. Там крошка информации, там. Он даже смог познакомиться с несколькими коллегами по стационару, что очень грело душу. Значит, он не настолько асоциален, насколько о себе думал. Но и они ничего толком об отделении не знали, только то, что там всего шестеро пациентов или что-то вроде того. И что там очень строгий режим пропускной, чтобы получилась эдакая больница в больнице.

Очередной рабочий вторник начался стандартно, с термоса чая и пары напутствий отражению в зеркале. На улице прошёл дождь и ударил первый лёгкий заморозок, поэтому от корпуса до больницы добираться можно было на коньках. Но это только веселило, Вильям превратности погоды очень любил. Поэтому он представлял, как вечером будет с разбегу кататься на заледеневших дорожках. Сегодня у него по расписанию перед обедом мистер Престон, а потом часа в три будет новая пациентка. А в этом окне он будет разбирать документацию, чтобы без дела не сидеть.

Оставив куртку в гардеробе и переобувшись в туфли, он поднялся в уже почти ставшее родным отделение. Пропустив двух болтающих пациенток в дверях, он зашёл в ординаторскую, записаться в журнал.

– Вильям, душка, ты мне принёс то, что я просила? – старшая медсестра отделения приспустила модные очки на цепочке с носа, чтобы бросить на него внушительный взгляд.

– Конечно, Марта, я сама обязательность, – Вильям отдал ей лист из кадрового отдела и размашисто подписался в журнале.

– Так, а ещё мне твой автограф нужен здесь, сегодня в шесть в актовом зале будет лекция, распишись, что там будешь. Новые нормы санитарные будут разъяснять, – женщина ткнула накрашенным ярко-синим лаком ногтем в какой-то бланк.

– Хорошо, что я свободен…

– Не говори, опять расписание раскидывают судорожно, кошмарище, – Марта состроила скептическое лицо и поджала губы. – Всё, иди, тебя пациент ждёт. Кабинет знаешь?

– Да.

Но до кабинета он не дошёл, на полпути его перехватила заведующая, ужасно задёрганная и явно не в настроении. Она всунула ему в руки тоненькую новую карточку и потащила за собой за руку, ругаясь на тех, кто приехал с лекцией. В ординаторской она собрала со стола бланки и, сунув их в папку, вышла к Вильяму.

– Мистера Престона перенесли, у него сейчас физиопроцедура, твоя с ним встреча будет в час, в три новый пациент. Кошмар какой-то, с самого утра свистопляска, – она отдала ему папку с бланками. – Отнеси это администратору, будь добр. На следующей неделе будет ещё одна лекция, только для психотерапевтов, правда, но опять подвижки. Но они хот заранее предупреждают.

– А на какую тему? – заведующая на секунду задумалась, пытаясь вспомнить.