Текст книги "Каштановый прииют (СИ)"

Автор книги: Анастасия Холодова-Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– В следующий раз пойдём вдвоём, – он был готов к чему угодно, к смешкам, подшучиваниям, но все смотрели на него более чем серьёзно. – Мне нужны вторые уши.

– Да уж, неудобно, когда такие палаты. Столько шума будет, если открывать дверь… – Мэтт почесал кончик носа и нахмурился. И как понимать это мрачное молчание? Вильям завозился, чтобы поправить пиджак, как Ликка подпрыгнула на стуле и задрала голову, настороженно прислушиваясь.

– Опять щёлкает, боже, когда ж я привыкну?

Вильям нахмурился и тоже прислушался. Стало слышно очень странный звук, как будто кто-то пустил деревянный шарик по лестнице скатываться. Шуршание. Может, мелкое животное? Для крысы многовато шума, ласка или кот бездомный? Как бы в подтверждение его мыслям что-то небольшое шустро пробежало туда-сюда и исчезло где-то в коридоре.

– А у вас там проверяли чердак? Звучит как грызуны.

– Да, крыс и мышей у нас точно нет.

– Может, кот?

– Может…

Ликка дёрнула плечом и открыла журнал, чтобы записать данные обхода. И почему-то сейчас Вильям вспомнил, как говорил ей о призраках подсознания. И, похоже, первым в лапы к этим тварям попадёт именно он, у него и своих слишком много, а ещё ощущение чьего-то взгляда в затылок никуда не ушло, только усилилось. Он за много лет жизни с ней научился предугадывать опасность даже со спины, и если он чувствует это сейчас, значит, или опасность реальная и более чем серьёзная, или ему опять пора к психотерапевту. Тяжело вздохнув, надеясь на второе, Вильям забрал у Ликки журнал, чтобы внести заметки и расписаться.

Дом, лестница. Поднимается. Сверху голос зовёт, зло, требовательно.

Твою мать, где ты есть? Тащись сюда сейчас же!

Но лестница не кончается. Сначала бежать, потом идти, пытаться через две ступеньки, через одну, сил нет. Ноги еле поднимаются, спотыкается, хватается за скрипучие перила.

Быстрее! Я тебя зачем кормлю?

Ну же, давайте, ноги, немножечко быстрее, ещё чуть-чуть. Только бы опять не вызвать гнев. Он же может, он же сильный. Но верх лестницы теряется в темноте, ей нет конца, она тянется как резина. Падает на ступеньки без сил, пытается отдышаться.

Ку-ку.

Хватают за волосы, боль в лице, темнота, треск, крики где-то далеко, тишина.

На очередной спокойный ноябрьский день Вильяму поставили дневное дежурство с восьми до двух часов дня. И сразу после дежурства он пойдёт на сеанс к Дитмару. Наконец-то появилась возможность понаблюдать за всеми пациентами, за Дитмаром, как он ведёт себя вне палаты. Завтрак прошёл более чем спокойно, несмотря на то, что пациенты тут были разные. Дитмар оказался даже не самым активным, и, что самое удивительное, самым апатичным. Он без интереса ел, похоже, даже не ощущая никакого вкуса. Ему не было интересно ничего в столовой, ни посуда, ни персонал, совершенно ничего. Быстро поев, он отнёс посуду на выдачу, пробубнил что-то вроде «спасибо» и сам пошёл в комнату отдыха. Судя по тому, что никто за ним не сорвался, Дитмар самостоятельный мальчик, сам спокойно топает куда нужно. Там он уселся за какой-то стол и взял бумажку с карандашом. Вильям старался одновременно присматривать и за комнатой отдыха и за столовой, но момент, когда Дитмар закончил черкать на бумаге и оказался стоящим у окна, он пропустил. Окинув взглядом стол и не заметив там никаких подписанных бумаг, он решил, что Дитмар забрал бумажку с собой, а посмотреть на неё очень хотелось бы. Лучше почерка человека о нём мало что скажет.

Наконец все пациенты перешли в комнату отдыха и занимались своими делами. Один играл в шашки сам с собой, облизывая каждую шашку. Другой изображал из себя супермена. Вильям не представлял, что творится в их головах, о чём думают они. Дитмара он хотя бы примерно понял, поверхностно, а эти остальные были как закрытые книги, по обложке которых можно ожидать что угодно. Двое и вовсе были очень слабы, несмотря на то, что были совершенно не старыми, их катали в инвалидных креслах и возили на массаж. Они сидели перед телевизором и обсуждали что-то, понятное только им двоим. Вильям посчитал пациентов и, поняв, что одного нет, словил за руку санитара.

– Где мистер Бейкер?

– В туалет пошёл, он самостоятельный, сам всё сделает и придёт.

Вильям кивнул и подпёр спиной дверной косяк. Вообще для стабильных пациентов без Альцгеймера это нормально, не терять бытовые навыки, так что за пациента в закрытом отделении он не особенно переживал, тем более, что в коридоре была куча народу. Все носили препараты, документы, что-то обсуждали, что-то вытирали, как обычно. Через пять минут мистер Бейкер так и не явился. Вильям прищурился и, подав медсестре, сидящей в комнате отдыха, знак, что он отойдёт, быстро пошёл к туалетам. Он понимал, что вряд ли с пациентом что-то произошло, он бы услышал. Он переживал, что пациент готовит перформанс. И не ошибся. Чем ближе он подходил к коридору, тем отчётливей слышал звук сильного напора воды. Опустив глаза на тёмный кафельный пол, он расплылся в улыбке. Ну, так и знал, интуиция не подвела. По коридору прямо к нему задорно подбиралась вода. Вильям набрал в грудь воздуха, чтобы не засмеяться, и окликнул санитаров. Те, увидев, как медленно, но верно коридор превращается в пруд, кинулись к открытому на день коридору. Оттуда послышалась ругань, какие-то вскрики, было слышно, как они в спешке закручивают краны. Вокруг уже бегали санитары, санитарки и медсёстры с тряпками и вёдрами. Вильям быстро шагнул в сторону от воды и пошёл в комнату отдыха. Такие безобидные выкрутасы его только веселили, на самом деле. Это были обычные повседневные хлопоты, которые говорили о том, что пациент жив и ему явно хватает сил и мозгов чудить, что он ещё не пялится в стенку в памперсе и со стекающей по подбородку слюной.

– У кого тут боязнь воды? – медсестра, к которой он обратился, одними глазами указала на рыжеволосую женщину с едва проявившейся сединой. Она сидела слишком близко к коридору, только бы не увидела. Вильям ту же перекрыл собой дверной проём и шёпотом попросил увести её вглубь комнаты. Без слов медсестра тут же кинулась к пациентке и, что-то тихонько приговаривая ей на ухо, аккуратно увела на диванчик к окну. Сидящий в своём кресле у окна Дитмар же прекрасно заметил то, что происходило в коридоре, и рассмеялся. Невесёлый истеричный смех не сулил ничего хорошего, Вильям тут же захлопнул дверь в коридор, чтобы не было особо слышно, что санитары воюют с устроившим это безобразие пациентом, подошёл к нему.

– Доброе утро, Дитмар. Вы, я вижу, в хорошем настроении, – Дитмар кинул на него косой взгляд и ухмыльнулся на один бок.

– Он корабль ждёт.

– Что?

– Корабль. Лу. Он воду для корабля пустил, – Дитмар почесал кончик носа и перестал ухмыляться. – Корабль его заберёт отсюда.

– А ему тут не нравится?

– А кому тут нравится? – Дитмар вдруг повернулся и посмотрел глаза в глаза, с вызовом.

– Это больница, мало кому в больнице нравится.

– Я хочу туда, – Дитмар кивнул на парк за окном. Снова тоска.

– Там очень холодно, заморозки…

– Да. Я хочу. Я хочу… домой, – Последнее слово он почти прошептал и поджал губы, как будто пытаясь сдержать слёзы.

– Я надеюсь, очень надеюсь, что смогу вам помочь, и вы как можно скорее окажетесь дома.

Вильям мягко улыбнулся Дитмару, а тот, кинув взгляд на приоткрывшуюся дверь, отвернулся к окну, явно не желая говорить дальше. Вильям отошёл от него, стараясь не действовать насильно, и вышел в коридор. На вынесенном из какого-то кабинета кресле почти посреди рукотворного озера сидел крайне недовольный пациент. Перед ним на присядках восседал врач и что-то негромко говорил. Пациент мотал головой, наверняка, не рад тому, что его развлечение так быстро оборвали. Мимо прошла с ведром Ким, медсестра, с которой Вильям успел познакомиться в столовой. Поставив ведро на пол, она тяжело прислонилась к стене, вытирая лоб платком.

– Развлечение теперь на полдня, пипец, – она говорила громким шёпотом, чтобы не слышали пациенты.

– Он тряпками сливы заткнул?

– И где он их нашёл ещё… Теперь собирать.

– Корабль ждал, – Ким удивлённо вскинула брови.

– С чего бы?

– Дитмар так сказал, что он ждёт корабль, который его отсюда заберёт.

– Возможно, он уже третий раз за месяц воду пускает. Обычно успеваем словить за руку, а тут проворонили, – она поправила форменную шведку и взяла ведро. – Ну ничего, сейчас исправим, не впервые.

Вильям задумчиво окинул взглядом коридор, в котором наконец начала таять гигантская лужа, и вернулся в комнату отдыха. Раз у него сегодня здесь пост, тут и побудет, а потом вместе с пациентами пойдёт в столовую. В два у него снова встреча с Дитмаром, а в четыре – пациентка в стационаре. Наконец-то у него плотный график, ни минуты на дурь и лень. И это хорошо.

Глава 4

Дождь, один, холодно, чёрный город, чёрные дома, чёрные окна. Идёт, волоча ноги, грудь болит при каждом вдохе, очень чувствительно, похрустывает. Вокруг никого. Даже фонари выключены. До рассвета не дожить, ни одного просвета, ни одного луча света. Никакой надежды на тепло. В какой-то подворотне – возня. Тише, наверняка монстр, наверняка. Но в темноте чёрная кошка со светящимися глазами. А вот и его спасение рядом. Ящик, как раз он поместится. А рядом ещё картон. Он не раз видел, как бездомные так делают. Нужно просто переждать, дожить до рассвета. Залезает в коробку, кое-как прикрывается чем-то, подстилает что-то. Шорох, опять кошка. Тулится под бок, мурчит. Пусть. Будет у него хотя бы кошка. Обнимает её, мокрую, но тёплую, неприятно пахнущую. На всё плевать.

Вокруг буря, ветер, дождь, они разрывают всё на куски, на мелкие ошмётки. Тише, дыши тише, даже если больно. Терпи, ты умеешь. Она ищет, она найдёт, найдёт, если вдохнёшь. За воем ветра не слышно даже кошки, как она мурчит от тепла. Всё ближе, ближе, в вое ветра слышно её крики. Закрой глаза, она найдёт, всё равно найдёт, но у тебя есть секунда темноты. Она твоя. Иди за ней, за тьмой, мальчик. Она – твой друг и твоя стена. Ничего не остаётся, кроме него и кошки в руках.

– Какой сегодня день недели? – сидящий в кресле Дитмар пожевал губу и вдохнул.

– Понедельник.

– Не вторник?

– Нет. Вас вчера не было.

Дитмар говорил мало, как и всегда. Холодные ноябрьские дни пробирались и в кабинеты уютного пансионата сквозь окна. С самого утра как Вильям проветрил комнату, тут пахло прелой листвой, влагой, свежестью. Дитмар зябко кутался в халат, благо тот был настолько большим, что Дитмар мог завернуться в него несколько раз. За неделю разговоров ни о чём к пониманию диагноза или хотя бы симптоматики Вильям не приблизился ни на шаг. Казалось, что на первом сеансе Дитмар начал с ним говорить только в надежде на понимание. И он считал, что Вильям его совершенно не понимает, и медленно отдалялся, говоря такими же загадками, как и в начале, но ещё короче и неохотнее. Зачастую всё сводилось к «да» и «нет». И как бы Вильям ни пытался его разговорить, всё разбивалось о стену непонимания. Дитмар говорил так, как считал нужным, но продраться через нагромождения общих бессмысленных фраз было сложно, и Вильям понимал, что ценный момент налаживания контакта упущен бездарно в попытках хотя бы обратить на себя пациента, чтобы тот не отдалялся. Обычно пациенты быстрее шли на контакт, но Дитмар оказался ужасно упрямым. Он мог игнорировать вопросы, которые ему не нравились, говорить мало и односложно, и понять, действительно ему тяжело говорить или он просто пытается сойти с темы, было невозможно. На удивление, приступов агрессии больше не было, но разговорить его оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд.

– Ваш двойник продолжает вас беспокоить?

– Да. Но я стараюсь.

– Ничего страшного, если не получится сразу, это ведь не соревнование, – Вильям мягко улыбнулся хмурому Дитмару. – Мы воюем не за медаль, а за стойкий результат. Я бы хотел спросить, вы в зеркале видите только его или и своё отражение тоже?

– Вижу. Вижу отражение. Он его заменяет.

– То есть, несмотря на то, что он похож на вас, вы видите момент, когда он заменил ваше отражение.

– Да. У него лицо как маска.

– И вы видите разницу между собой и им, верно?

– Да. Он – не я, – Дитмар огляделся и, наклонившись, шепнул: – Он измывается надо мной.

– Это логично, он пытается заставить вас плохо себя чувствовать.

– Мне плохо. Да. Очень, – Дитмар прижал руки к груди и зажмурился. – Мне больно.

– В груди?

– Да. Везде. Мне так плохо… – Вильям слегка нахмурился. Он не мог ничем помочь, в этом отделении препаратами и основным лечением заведовал профессор, стоит ему доложить о том, что Дитмару физически плохо. – Доктор, пожалуйста… Мне больно, мне плохо тут.

– Я понимаю, но я всего лишь ваш врач, я не имею права вас отпустить, это должен делать заведующий отделением. Давно у вас эта боль?

– Да.

– Она зависит от чего-то? От погоды, от того, как вы спали?

– Нет.

– Она скорее давит, а не режет?

– Да!

– Вы чувствовали это до того, как приехали в больницу?

– Не помню.

– А здесь с самого начала?

– Нет.

– Быть может, после смены препарата у вас сбилось давление, я сообщу…

– Я не скажу вам больше ничего, – Дитмар мгновенно ощерился, превращаясь из беззащитного пациента в злобную шипящую кошку. – Нет.

– Почему?

– Вы мне не верите. Вы считаете меня лгуном!

– Вовсе нет. Я пытаюсь вас разговорить, чтобы лучше понять симптомы.

– Буду болтать – опять уведут туда, – Дитмар указал пальцем вниз и отвернулся. А всё так хорошо начиналось, он даже немного наладил контакт.

– С чего вы взяли, что я вам не верю.

– Никто не верит.

– И всё?

– Я вижу ваши глаза, – Дитмар наклонился к нему через стол, нависая над ним. Его зелёные с серым тёмные глаза, как будто металлические, оказались слишком близко. – Я вижу ваши мысли. Мне никто не верит. И до вас не верили. Даже не слушали.

– Но я вас слушаю.

Дитмар скептично поджал губы и сел в кресло. Остаток сеанса прошёл в односторонних попытках снова заговорить. Дитмар смотрел в стену и делал всё, чтобы игнорировать Вильяма. Наконец зашли санитары и вывели его за руки, он даже не сопротивлялся. Странно, впервые за всё время терапии Дитмар так взбрыкнул. Он, конечно, и до этого выказывал недовольство уточняющими вопросами, он считал, что выражается вполне ясно. Но сегодня… Он с утра был какой-то особенно хмурый и подавленный. Может, боль обострилась, и он на фоне как раз боли так разозлился. И это был не приступ, он просто как будто потерял терпение, как обычный человек. Вильям достал блокнот и, быстро сделав уточняющие пометки, решил сходить к профессору, рассказать о состоянии Дитмара. Быть может, его стоит обследовать, может, у него проблемы с сердцем. От сердца обычно болит всё. А ещё, похоже, пора менять подход к Дитмару. Принести диктофон и записывать разговоры. Никаких уточняющих вопросов. Делать вид, что понимаешь, а потом уже записи анализировать на свежую голову. Дитмар как будто торопится, хочет что-то рассказать, вот его и раздражает медлительность разговора.

Тихий странный звон, как будто что-то дрожит, отвлёк его от блокнота. Поезд? Нет, поезда тут ходили часто, но далековато, чтобы стекло в витринах звенело. Вильям тряхнул головой на всякий случай, вдруг в ушах звенит. Нет, не похоже. Он заозирался, пытаясь понять, откуда звук, и наткнулся взглядом на чашку чая. Ложечка звенела о фарфор тихо, но настойчиво. Вильям слегка наклонился, разглядывая это явление. Отчего она дрожит? Он не чувствовал никакой дрожи, землетрясений здесь быть не может, поезд точно нет, самосвал тоже нет. Что за чёрт. В этом монотонном звоне Вильям вдруг почувствовал, что проваливается в него, как в яму. И когда он резко отстранился, ложка вдруг сдвинулась в чашке, как будто кто-то её рукой толкнул.

– Стоп, нет, – Вильям вжался в кресло и зажмурил глаза. – Нет, Вили, всё нормально, это от стресса, очередное напоминание, что успокоительных хлопнуть нужно.

Вильям с опаской открыл глаза. Ложка была в чашке. Именно там, куда была отодвинута чем-то, он всегда оставлял ложку у ручки, чтобы держать её большим пальцем. Тяжело сглотнув, он взял чашку и вышел из кабинета. Отнесёт на кухню, нечего посуду складировать. Ещё и с такими фокусами. Он сам не заметил, что не поздоровался с прошедшим к своему кабинету профессором. На кухне Вильям попросил налить просто воды и, выхлебав весь стакан, вышел в коридор, поправляя пиджак. Нет, это не дело. Нужно поискать среди здешних психотерапевтов кого-то, кто его примет и послушает. Потому что он прекрасно знал, как далеко могут заходить такие его состояния.

– Вильям, – рядом с ним остановился его коллега, Лэри Опенгеймер, врач того самого любителя пускать воду. Он лучезарно улыбнулся и поправил светлые, почти белые волосы. – Что-то у вас такой потерянный вид, пациент вычудил что-то?

– Нет, меня после экстренного ничем не удивить уже. Просто… – сказать про чашку или нет? Нет, не хватало ещё очутиться на месте пациента. – Дитмар решил не идти на контакт.

– Бойкот? – в ответ на кивок Лэри поджал губы и покачал головой. – Дитмар проблемный, я сам тут всего полгода, сколько его врачей застал, все жаловались на то, что он каждый день как разный пациент, каждый день искать к нему подход приходится.

– Ну… Всё не настолько плохо. Скорее он не любит, когда задают много вопросов. Он хочет, чтобы я понимал его. На его беду, это в мои опции не входит.

– В смысле? – стоящий рядом ещё один врач, Джейкоб Мерле, видимо, не выдержал и решил влезть. Да, странно слышать такое от врача-психотерапевта, но это издержки его школы. Именно так учили в его университете.

– Я не пытаюсь понять пациента, всё равно не пойму. Я должен ему помочь, и всё. А это можно сделать и без глубокого понимания. Тем более, мы говорим о бреде. А я пока даже не могу понять, где кончаются фантазии Дитмара и где начинается реальность…

– Нет! Нет, нет, нет! Не подходи! – Вильям едва не подскочил от неожиданности и кинулся к комнате отдыха. И, растолкав толпу на входе, увидел картину, от которой бросило в пот. Дитмар стоял на подоконнике и держал в руках стул в замахе. Бледный как привидение, растрёпанный, с безумно горящими глазами, он смотрел на собравшихся и явно был готов сражаться насмерть. – Нет! Ты не тронешь меня!

– Галлюцинация? – Вильям дёрнулся от шепотка за спиной. Нет, Дитмар явно замахивался на профессора. Тот стоял чуть поодаль, выставив руки перед собой, чтобы показать, что они пусты.

– Дитмар, я не враг тебе, Дитмар, ты слышишь? Я здесь, чтобы помочь тебе. Дитмар, давай поговорим, спустись.

– Заткнись! Я тебя не слушаю, з-заткнись! – Дитмар своим осатаневшим видом перепугал даже самых заторможенных, они жались в углу под прикрытием санитаров. – Ты лжёшь!

– Дитмар, посмотри на меня, я врач, моя работа помогать пациентам, ты мой пациент.

Мистер Форинджер сделал шаг, и это дало совершенно ошеломительный результат. Дитмар с грохотом кинул стул прямо в него и с удивительной силой рванул на себя раму окна. И она поддалась, явно не рассчитанная на такие рывки. Он уже вцепился в прутья решётки, когда его за ноги стащили с подоконника санитары. Но он вывернулся и прытко кинулся к дверям. И Вильям, сжав зубы, расставил руки в стороны. Отвлёкшийся на санитаров Дитмар буквально влетел в него, и Вили посильнее сжал его в эдаких объятиях.

– Нет! Пустите! Нет, нет, нет… Нет! – Дитмар взвился, выгнулся и закричал диким голосом, едва ли не оглушая его. В голове зазвенело со страшной силой. Санитары тут же вытащили его из хватки Вильяма и принялись скручивать его же халатом. Он вырывался, рычал, страшно, болезненно, захлёбываясь воздухом. Вильям не выдержал и наклонился к нему, чтобы их лица оказались на одном уровне. Взял его лицо в руки, чтобы привлечь внимание. Дитмар мотнул головой и больно укусил его. Но Вильям полностью проигнорировал это, хоть и было больно, и несильно тряхнул его.

– Дитмар, смотри на меня, – Дитмар зажмурился, уродливо морщась и выгибаясь. – Дитмар, посмотри, я твой врач. Дитмар.

Он приоткрыл глаза и, скривившись, осел на пол, как будто что-то щёлкнуло в голове. Он тут же едва не завалился на бок, но его удержали санитары. Повиснув на их руках, как тряпичная кукла, он как будто отключился. Но открытые глаза и лёгкие движения губ говорили об обратном.

– Нет, не надо…

– Дитмар, посмотри на меня, пожалуйста, – дождавшись, когда он хотя бы приподнимет голову, Вильям мягко улыбнулся. – Всё в порядке, ничего страшного не произошло, ты в безопасности. Я рядом и помогу.

– Да… Вы поможете мне, доктор?

От его срывающегося после крика шёпота сердце подскочило к горлу. Впервые Вили казалось, что он не просто ведёт пациента, казалось, что он адвокат невиновного, которому светит смертная казнь и весь суд присяжных против него. Но он только успокаивающе улыбнулся и погладил по плечу. И заметил синяк на шее, какой-то странный, как будто его ударили чем-то маленьким. Санитары повели Дитмара по коридору к кабинету профессора, а тот похлопал Вильяма по плечу и хмыкнул.

– Как мне с вами повезло. Вы для него лучшее успокоительное. Как вы это делаете?

– Или сделаешь это, или получишь в дыню. Законы экстренного отделения суровы, – мистер Форинджер хохотнул. – Дитмар жалуется на боль в груди.

– Да? Это плохо… Я попрошу померить ему давление, если нет, отведём на ЭКГ. Этого мне ещё не хватало, будем контролировать его состояние. Вроде поступал без сопутствующих заболеваний.

Нахмурившись, он кивнул Вильяму и быстро пошёл следом за Дитмаром. Он встречался с пациентами каждую неделю, и Дитмар пока что отличился исключительно неадекватной реакцией. Или адекватной? В его голове он явно поступил правильно. Что не так? Что бы он ни говорил, Вильям впервые так хотел именно понять пациента, залезть ему в голову… Но это невозможно. Похоже, в попытке пройти лабиринт он завёл себя и Дитмара в тупик.

– Вильям? – он резко обернулся и едва не столкнулся носом с мужчиной у себя за спиной. Полный, среднего роста улыбчивый мужчина протянул ему руку. – Джим Монтгомери, управляющий отделением. Пройдёмте со мной.

За две недели в отделении он впервые его видел. Такой незаметный или был в отпуске? Нет, мужчина оказался приметным, рыжий, шумный, он весело со всеми здоровался и беззлобно подкалывал прямо на ходу. Он провёл Вильяма в часть коридора, которая была за комнатой отдыха и шла параллельно коридору с палатами. Что-то вроде административного закрытого крыла. Кто здесь работал, Вильям не знал, да и не интересовался. За открытыми дверьми было видно архивы, какие-то забитые под потолок бумагами стеллажи. В коридоре стояла полная тишина, прерываемая тихими телефонными звонками и мягким женским голосом. Секретарь. Открыв кабинет в конце коридора, он приглашающе махнул рукой.

– Проходите, присаживайтесь. Надеюсь, вы за две недели не сильно много упустили из-за моего отсутствия. Сейчас, секундочку, – он залез в дипломат, перебирая бумажки. В кабинет медленно вплыл ещё один незнакомый мужчина, сухой и маленький. Он поставил на стол чашку кофе и забрал две папки. – Рональд, перебери документы по бухгалтерии, пожалуйста, я ничего не успеваю из-за этого семинара…

– Конечно, к концу недели я тебе подготовлю отчёт для отправки, – мужчина вышел и закрыл за собой дверь.

– Вот, это вам в портфолио бумаги от университета, – мистер Монтгомери протянул Вильяму два красивых бланка с печатями. – А это ваш сертификат на повышение. Мы его всем выдаём, чтобы в случае нового указа вас сразу на переподготовку направить. И, сразу, раз вы здесь, это тоже вам, – он положил на стол коробочку с пейджером и печатный бланк. – Распишитесь в бланке, и можете идти. Это ваш рабочий пейджер, его номер будет у администрации, отдела кадров, заведующих. Ну и их номера у вас тоже. Чтобы не бегать по этажам вводим новую систему, – он, едва не выронив чашку из пальцев, зашипел сквозь зубы и взял её под дно. – Чёртов карпальный канал. Ладно. Если у вас будут вопросы по университету, научной деятельности, каким угодно проектам, если захотите написать статью, обращайтесь ко мне, я буду вашим переговорщиком. А если у вас возникнут вопросы по выплатам надбавки, можете обратиться к мистеру Смиту, вы его видели. Это наш бухгалтер.

– Спасибо.

Забрав пейджер, Вильям быстро вышел в общий коридор и нахмурился, увидев Дитмара. Профессор что-то тихо ему говорил, Дитмар кивал и нервно всхлипывал. Не плачет? Нет, просто нервничает. Наконец профессор что-то спросил и в ответ на кивок, улыбнулся и похлопал Дитмара по плечу. И тот скривился от боли. Вильям невольно вспомнил синяк на шее и отвернулся от этой сцены. Нужно узнать, откуда все эти ушибы. Но не сегодня, сейчас пациент в плановом.

18 ноября

Дитмар идёт на контакт плохо, считает, что ему не верят и отказывается говорить. Конкретики не даёт, боится, что его уведут куда-то вниз. Периодически в течении дня и приёма прослеживается нервный тик с заиканием. Начинается и проходит без видимых причин.

Важная заметка, он не слышит голосов. По его словам, никаких голосов, кроме голосов реальных людей, он не слышит сейчас и не слышал ранее. Значит, галлюцинации, связанные с зеркалами, исключительно зрительные. Хотя тут тоже сложно что-то конкретное сказать, у Дитмара плохое зрение, возможно, он любой тёмный силуэт, даже свою тень, воспринимает как двойника. Пока что состояние пациента туманно и никак не вырисовывается. Признаков суицидальных мыслей нет, депрессивного расстройства нет, никаких признаков выявленного при поступлении обсессивно-компульсивного расстройства.

Выявлена явная спастическая кривошея на левый бок, видно излишний тонус мышц. Прописывать миореллаксанты такому заторможенному пациенту не стоит, научил его компенсировать кривошею закидыванием правой руки за голову и возвращением поворота головы. Успешно этим пользуется. Продолжает жаловаться на плохое самочувствие без конкретики.

Заметил уже третий раз синяки на ногах, впервые на шее. Учитывая, что ходит Дитмар достаточно уверенно, не падает, объяснить происхождение следов пока не могу.

В комнате отдыха при попытке отвести на сеанс к профессору у Дитмара случился делирий… Делирий?

Вечернее дежурство, тишина и спокойствие отделения вводили в сон. Привыкший уже к полуночным бдениям Вильям, уже не засыпал так. Он делал заметки в блокнот о своих наблюдениях за день и перечитывал старые записи. Анализировать пациентов можно бесконечно, особенно таких непростых, как Дитмар. Похоже, что он ухитрялся заламывать руки всем предыдущим врачам, не удивительно, что они убегали. От этого становилось интереснее, но и труднее тоже. Дитмар играет с врачами в какую-то одному ему известную игру, где призом будет выздоровление пациента. Однозначно одно, то, что он говорит, нельзя воспринимать как бред, это скорее ребусы, которые нужно внимательно слушать, чтобы понять. На ум то и дело приходило замечание Дитмара насчёт мистера Бейкера, мол, тот ждёт корабль, который его заберёт. Казалось, что в этой фразе будет ключ к дальнейшему разгадыванию загадок. В конце концов даже к самым сложным головоломкам прилагался ключ. Окончательно загнав себя размышлениями над записями, он отложил блокнот и вышел в общий коридор. Вильям медленно прошёлся туда-сюда, чтобы разогнать сонливость.

– Эй, Вили, будь другом, набери воды из крана, – из сестринской почти высунулся медбрат, но на него тут же шикнула Ликка.

– Сам сходи. Не дёргай человека.

– Ликка, да что ты. Нормально всё.

Вильям махнул рукой, улыбнувшись, и потянулся. В конце концов, очередная спокойная ночь медленно, но верно шла к концу. Ещё два часа, и они пойдут спать. Вильям прекрасно знал свой не в меру капризный организм, который требовал спать положенную дозу сна и ни минутой меньше. Везёт, что обычно после ночной смены расписание только во второй половине дня, он успевает отоспаться. Сон вообще был его священной коровой, и нарушать его он боялся. Если начинал расшатываться режим сна, расшатывалась и нервная система. Он пережил страшную депривации сна, начинал биться головой об стены от невозможности спать. Сейчас было полегче на таблетках, но всё равно глаза пекло от желания их закрыть. Джош прошёл в столовую, набрать воды, а Вильям решил пройти в часть общего коридоре, где были процедурные и комната отдыха. Там вряд ли что-то может быть не так, но он привык осматривать все помещения. В экстренном отделении чего только не происходило под покровом ночи. Ему везло, что у него была толстая шкура, которую пробить нужно было ещё постараться, иначе бы тронулся.

Шаги, лёгкие, как в мягких тапочках, раздались за дверьми комнаты отдыха. Вильям замер, прислушиваясь. И чуть не подпрыгнул, когда услышал, как кто-то зовёт его по имени из-за закрытой на замок двери. Судорожно сглотнув, он поднёс ключ к замку и приоткрыл дверь. В комнате стояла темень, ночь облачная, луна светит тускло. Но тут точно никого нет, пустота. Ещё раз оглядевшись с порога, Вильям шагнул внутрь, чтобы проверить за сестринской стойкой. Шаг, ещё шаг, за спиной захлопнулась дверь, и сердце упало в пятки. Вильям никогда не был мнительным, но сейчас показалось, что за спиной кто-то стоит. Зажмурившись, он глубоко вдохнул и выдохнул несколько раз, чтобы хоть немного успокоиться, потому что он и так в последнее время пьёт максимальную дозу препарата, который ему психотерапевт прописал. Нет, нужно брать себя в руки. Да, в старом доме ему и не такое чудилось, он потому оттуда и сбежал, в этом месте жило слишком много воспоминаний. Но что его так дёргало здесь, он не понимал. Дождавшись, когда сердце перестанет колотиться в ушах, Вильям открыл глаза, наигранно равнодушно осмотрел комнату, открыл дверь ключом и вышел. И облегчённо выдохнул, прислонившись к стене. Сколько себя ни уговаривай, а всё равно на минуту стало очень не по себе.

– Что случилось? – Майк, вышедший за печеньем, застал его в странной позе рядом с комнатой и остановился.

– Показалось, что в комнате кто-то ходил. Грызуны по чердаку бегают, а я никак не привыкну.

– Я до сих пор не привык, куда тебе.

Он хмуро дёрнул уголком губ и зашёл в столовую. Может быть так, что он не один едет кукушкой? Может, это чувствуют, слышат и видят все сотрудники? Нужно будет спросить. Дойдя до сестринской, он едва не подскочил, когда свет мигнул. В столовой Майк выронил что-то на пол, в сестринской Ликка ругнулась и зашуршала одеждой.

Не многовато странных происшествий на смену? Вильям не любил случайные цепочки совпадений. Их лучше параноикам оставить, они такое любят. Но в тёмном, освещённом только светом луны, коридоре снова раздались шаги, а затем вдруг по настоящему открылась дверь закрытого коридора. Вильям судорожно сглотнул, тело свело судорогой, как от паники. По коридору, который должен быть пустым, шёл кто-то. Он шёл медленно, слегка подволакивая ноги и обнимая себя за плечи. В полутьме коридора он казался тенью, нереальным, но звук его шагов и тяжёлое дыхание были самыми настоящими. Вильям отмер и тряхнул головой. Нет, всё нормально, всё…