Текст книги "Каштановый прииют (СИ)"

Автор книги: Анастасия Холодова-Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Расстройства пищевого поведения у подростков, что-то такое. Профессор Брайт приезжает.

– Здорово, он у нас лекцию в университете читал по смежной теме.

– Да? – это что, удивление в голосе? Она не знает, из какого университета он и из какой группы? – А ты диплом с кем писал?

– У меня научным руководителем был профессор Джонатан Милер, – мисс Бишоп изумлённо вскинула брови.

– Ого, а вы перспективный молодой человек, оказывается. Знакома с профессором, у него серьёзная база.

– Да, он набирал сильных студентов, чтобы с нами работать. Мне очень понравилось.

– А какая была тема?

– Ипохондрический бред в структуре приступов эндогенного приступообразного психоза.

– Стойте, – мисс Бишоп взяла его за руку и слегка улыбнулась. – А вы не писали случайно статью в журнал Новой Англии?

– Да, на эту же тему.

– Читала, помню что-то такое, – она заулыбалась ещё шире и протянула Вильяму стопку бланков для карты. – Я думаю, что вам тут всё же скучно, потому что вы активный человек. Мы уже пресытились, а вам нужно что-то свежее, интересное. Но мне даже особо предложить вам нечего. А в отделении бредовом мест нет.

– Ничего страшного, – Вильям улыбнулся ей в ответ и забрал бумаги. – Я слышал, что тут есть экспериментальное отделение. Надеялся почитать в журналах, но…

– Да что вы, там же профессор Кристиан Форинджер заведует. Он человек принципиальный, заранее ничего не пишет, чтобы потом не оказаться дураком, – Вильям слегка вздохнул и отвёл взгляд. Вот оно как. Он много раз был на его лекциях, это был серьёзный специалист, к которому многие хотели попасть на практику, но он тогда не набирал. Вот чем он занимается сейчас.

– Был на его лекциях… Очень здорово, что он смог найти такую хорошую базу.

– Да, нам повезло. Там раньше располагался архив, склады, но его усилиями мы перестроили полностью этаж, там действительно очень хорошее отделение, регулярно проверяющие смотрят, совет. Да и мне самой нравится, что мы тут не только сидим, копаемся в песочнице по старинке, а ещё и двигаем вперёд науку.

Вильям кивал и размышлял об этом. Вот уж действительно интересная информация, кто бы мог подумать, что в такой глуши он столкнётся с такими людьми. Интересно, есть ли шанс попасть туда? Вильям понимал, что навязываться не может, это некультурно. Но как же хотелось вкинуть в излишне спокойную работу хотя бы какой-то камень, чтобы хоть лёгкая рябь прошла. Да, мисс Бишоп права, он активный, иногда даже излишне, ему интересно всё новое. Он понимал, почему так, даже пытался проработать со своим психотерапевтом эту проблему, но эффект был незначительный. Вильям перелистал карточку нового пациента и пошёл в комнату отдыха. Дыры в расписании у него оставались огромные, хоть ему и начали давать работать с документами. Он не жаловался, но понимал, чем меньше у него рабочих часов, тем меньше будет зарплата. А ему нужно к зиме много чего купить из одежды, да и прикупить себе к Рождеству пару пластинок как награду за то, что он исправно держит себя в руках.

Новым пациентом оказалась девушка, которая морила себя голодом месяц до попадания сюда. Приехала сама, что удивительно, обычно люди, занимающиеся селфхармом, так просто даже себе не признаются, что это болезнь. Но в общем было понятно уже, как с этим работать. Вильям сидел, пил чай в столовой и пытался заранее продумать, как выстроить первое впечатление. Девушка младше него, опасно, дистанция, дистанция и ещё раз дистанция. В экстренном отделении в него уже влюблялась одна пациентка. И жизнь их обоих превратилась в ад. Вильям принялся срочно переводить её к другому врачу, но всё равно появлялся в отделении на дежурствах и вынужден был выслушивать её вопли о любви, поднимать её с колен. Было очень больно и неприятно, как будто он обманул чаяния пациента, но психическое здоровье их обоих дороже. Отхлебнув чая, он сунул в рот печенье с шоколадом и подпёр голову рукой.

– Простите, у вас тут свободно? Я могу присесть? – Вильям оторвался от карты и слегка прикусил язык, чтобы ничего не ляпнуть. Прямо перед ним стоял профессор Форинджер собственной персоной в форме приюта с подносом еды. Это был представительный, высокий сухой мужчина с чопорного вида лицом и седыми висками. За узкими очками серые глаза смотрели цепко и очень внимательно. Почему Вильям его ещё ни разу за почти месяц работы не увидел в коридорах?

– Конечно, присаживайтесь.

– Мне, конечно, ещё на совещании показалось, что я вас знаю, но сейчас я точно вспомнил. Вы ведь писали диплом с Миллером?

– Да.

– Ну что же, думаю, что я могу не представляться? – Вильям кивнул и слегка улыбнулся. – Я слышал, вы интересуетесь работой экспериментального отделения?

– С чего вы взяли?

– У вас самая большая подшивка журналов на руках, плюс слышал, что вы спрашивали у врачей, я же не глухой. Да и я сам к вам присматривался, я всегда стараюсь смотреть на новоприбывших коллег, чтобы в случае чего пригласить в проект, – он хитро улыбнулся. – Я весьма рад, что к нам в больницу попадают молодые и энергичные врачи. Знаете, психиатрия нуждается в свежих мозгах, которые наконец посмотрят на проблему под другим углом, – Вильям сдержанно кивал, рассматривая профессора. Он был фигурой видной. Не мирового масштаба, конечно, но его статьи цитировались с завидной регулярностью, на его лекции ходили, его приглашали на семинары и вообще всячески любили. – Вы, я так понимаю, из Лондона?

– До вас тоже доходят слухи? – Вильям слегка дёрнул бровью и улыбнулся. – Да, по рекомендации.

– До меня не только слухи доходят, мне вас рекомендовали для работы. А если я приглашу вас в наше отделение, вы не откажете? – Вильям едва удержался, чтобы не начать возбуждённо мотать головой. Этого ещё не хватало. Похоже, что он смог себя более чем правильно позиционировать. Скорее всего, благодарить нужно мисс Бишоп и мистера Рэйнолдса. Кто бы мог подумать, что на него свалится такая удача. Приятно, но подозрительно

– Я был бы рад поработать в проекте под вашим руководством.

– Чудно! Предлагаю в понедельник, когда уляжется расписание после сегодняшнего сдвига, прийти ко мне в отделение на экскурсию. У вас когда окно?

– До одиннадцати обычно сеансы не ставят.

– Ну и отлично. В понедельник в десять буду ждать вас у лестницы, проведу, всё покажу, и вы тогда точно решите, хотите работать со мной или нет. Сразу предупреждаю, я человек строгий и требовательный. Это не просто заполнение бумажек на отвали, ваши записи могут быть использованы в отчётах для университета и при написании работы. На вас будет лежать ответственность. Подумайте, у вас есть время.

– Обязательно. Огромное спасибо за оказанное доверие.

– Ну, пока не за что, а там посмотрим.

Профессор улыбнулся и, оставив поднос с чаем и сладким, ушёл. А Вильям так и остался сидеть в лёгком шоке. Когда он поступал на так называемый усиленный курс, он понимал, что из него будут выжимать максимум, и был к этому готов даже после выписки. Он был готов бороться за более выгодные позиции, участвовать в перекрёстных собеседованиях с другими кандидатами. Жизнь научила, что нужно цепляться за то, что важно, как можно крепче. И тут какая-то странная лёгкость, с которой он заполучил место… Хотя, если вспомнить слова мистера Рэйнолдса о том, что Дитмар сменил шестерых врачей… Быть может, именно с ним и придётся работать. Вильям нервно дёрнул головой и отхлебнул чай. Он был готов ко всему, кроме неожиданной удачи, она никогда в жизни ему не улыбалась, а сейчас вдруг оскалилась во всю зубастую пасть. Глупо думать о суевериях, но, может, расставшись с домом, последним, что его связывало с воспоминаниями, он наконец оставил за спиной чёрную полосу жизни. В конце концов, разве это плохо, когда тебе наконец везёт? Нет, конечно. Вильям слегка улыбнулся, засунул в рот печенье и, собрав свой поднос и поднос профессора, понёс их на мойку. У него ещё есть время подумать, что делать с этим шикарным предложением.

Мягкая рука ложится на плечо. Старик в горчичной безрукавке на белой в клетку рубашке.

– Не плачь, мелкий. Оно того не стоит, ты же понимаешь получше меня.

Слёзы не остановить, маленький кудрявый мальчик плачет, вытирая щёки рукавами потасканной рубашки. Впереди темнота и ему нужно шагнуть туда. Старик светится, как лампочка, курит свою сигарету, тяжело вздыхает и закашливается. Сердце болит. Его тянет в темноту. Хватает старика за руки. Цепляется как может. Старая кожа на руках лопается, течёт кровь. Ужас, боль, нет, не оставляй. Но его отрывает, волочет куда-то, свет всё дальше и дальше, и вот его нет. Одна темнота и пустота. Встаёт, обнимает себя за плечи.

– Эй… Кто-нибудь…

Тишина. Даже свой голос не слышно. Один. Всегда один. Навсегда. Один на один с темнотой. Оседает на пол, сжимается в комок, пытаясь согреться. Ну хоть её нет. Некому поиздеваться над его слезами. К чёрту. Всё к чёрту. Слышит шлёпающие босые шаги, жмурится, тишина, чьё-то дыхание. Только бы не она. Только бы не…

Мальчик мой.

Пропади пропадом, сука!

Руки неожиданно дрожали, не очень приятное ощущение. А ещё неприятнее было то, что дрожало и что-то внутри от дикого нервного возбуждения. Сегодня у Вильяма новая ступень в практике, одно дело трудиться просто в больнице, а вот работать в научном проекте – это совсем другое. Его с такой характеристикой в портфолио потом с руками оторвут любые больницы. Плюс он давно хотел написать статью в Ланцет, скорее даже заметку. Для врача, который стремится к научной работе, публикации и цитирования как ноги, без них никак. В общем, сбывались его надежды. Все выходные он потратил на то, чтобы взвесить все за и против. Готов был начать выписывать их в блокнот в столбик. Ему казалось, что все его стремления и мечты ужасно горделивые, как будто он петух, который собирается на забор взлететь, а оттуда и вовсе на крышу курятника. Вот только его не интересовали деньги, Вильям научился жить вовсе без них, знал, что цена им сомнительна. Да и признание его не интересовало. Он стремился помочь, потому что ему когда-то не помог никто, и он не мог этого простить. В любой экстренной профессии всегда и всех учили, что нельзя бежать сломя голову туда, где раненые и мёртвые, не разведав обстановку. Ещё один раненый или труп сильно ситуацию не украсят. А он был именно таким, ужасным идеалистом, человеком, который первый лез разнимать споры и драки, успокаивать буйных, он не боялся, и это было плохо, потому что каждый раз он платил за это свою цену. Но остановить себя не мог. И когда перед носом помахали призрачной надеждой на то, чтобы сделать мир лучше, он вцепился в неё как клещ.

Вильям стоял перед дверью на третий этаж и ждал, когда к нему спустится профессор Форинджер. Сегодня экскурсия и введение в курс дела. Сегодня же, если он скажет «да», ему разблокируют карту, внесут новую графу в трудовой договор и выдадут кабинет с именной табличкой. Вильям нервно кинул взгляд на наручные часы и потёр переносицу. Этой ночью хорошо выспаться не удалось, как и обычно перед всеми серьёзными событиями. Кошмары никуда не делись, но мириться с ними и даже спокойно засыпать он научился за годы жизни с этой больной головой на плечах. Наконец на лестнице послышались шаги, щёлкнул замок, и дверь открылась.

– Ого, вы пришли заранее?

– Считайте это моим плюсом, я всегда заранее, чтобы ничего не пропустить, – Вильям улыбнулся и вошёл на закрытую лестницу. Она ничем не отличалась от своей соседки с первого на второй, кроме того, что этажи были не целые, а скорее полуторные. На один лестничный пролёт выше была одна дверь, а на ещё один пролёт другая в противоположную сторону.

– Я сам такой, все мы тревожные личности, просто каждый по-своему. Мы с вами боимся опоздать, – профессор закрыл дверь и принялся подниматься, держась за перила. – Ну-с, молодой человек, давайте тут и начнём, подниматься я буду долго. Я занимаюсь этим проектом уже полтора года. Дело в том, что очень часто у людей с различными ментальными заболеваниями комплектом идут фобии. И они в больном сознании часто трансформируются в галлюцинации, вызывают приступы психоза, в зависимости от диагноза. Моя идея в том, чтобы специальными методиками нивелировать фобию до минимума, чтобы стабилизировать пациента. Я возможно расплывчато объясняю, но у меня в практике был пациент с эндогенным приступообразным психозом, и пауки вызывали у него истерики и панические атаки одна сильнее другой. Я занимался с ним очень долго, прежде чем у меня получилось выработать у пациента равнодушие к триггеру. Он продолжал бояться и ненавидеть пауков, но они не вызывали истерик и бреда. Я набрал нестабильных пациентов с явно выраженными фобиями. Прогресс конечно мал, но это уже лучше, чем ничего.

Они наконец поднялись на самый верх лестницы, профессор открыл дверь в отделение и пропустил Вильяма вперёд себя. Это отделение ничем не отличалось от обычного, такие же коридоры, двери. Прямо напротив входа в отделение – стойка ординаторской, за ней медсестра и двое парней. Записав Вильяма в журнал посещений, профессор приглашающе махнул рукой.

– Здесь у нас общий коридор, кабинеты психотерапевтов, у каждого свой, комната отдыха, столовая, сестринские, процедурные. Физиотерапия, – он шёл по коридору и показывал на закрытые двери. Где-то было слышно разговоры и горел свет, где-то было тихо. – Это мой кабинет. А этот коридор закрытый, там находятся палаты. Мы стараемся создать для пациентов защищённое пространство, комфортное. У нас даже другой стандарт содержания, нежели в остальной больнице. У пациентов есть личные вещи в палате, естественно, не острые. Другая одежда, комфортные кровати, один пациент на палату, хорошая звукоизоляция, чтобы каждый чувствовал себя комфортно. Но в палатах пациенты проводят только ночь, в остальное время мы стараемся их занять различными делами в комнате отдыха. Ну знаете, поделки, оригами, разучивание стихов, с недавнего времени решились выдавать безопасные ножницы, к Рождеству будем вырезать ангелов на окна. Плюс у нас другие стандарты душевых и туалетов. Мы оставляем пациентам личное пространство даже при условии наличия рядом санитара. Ну вы понимаете, вы же работали в экстренном, – дождавшись кивка, мистер Форинджер открыл дверь в свой кабинет и приглашающе махнул рукой. – Проходите.

В кабинете стоял лёгкий полумрак, горела настольная лампа. В витринах позади стола стояли книги, медицинские пособия, красивые гнутые бутылки, видно, что это только его кабинет и больше ничей, он обставлен так, как захотелось. На стене в рамках лицензии, дипломы, сертификаты и посередине большое фото профессора в окружении персонала в какой-то больнице. Присев на кожаное кресло с капитонами перед столом, Вильям окинул кабинет взглядом и заулыбался. Красиво, стильно, о таком кабинете он мечтал. Ничего, с годами и такое придёт, а сейчас самое время закладывать кирпичи в фундамент.

– В ваши обязанности будет входить сеанс психотерапии раз в день, кроме воскресенья и четверга, и дежурство. У нас обязательно ночью на посту должен быть психиатр, а у вас как раз двойной профиль. Ваше расписание работы в плановом подстроят под моё, будете работать на два отделения. Вы не против?

– Нет, я всё равно в общежитии живу.

– Хорошо, дежурства будут утренние и вечерние. Пока назначать не буду, потом согласую с остальными психиатрами. Если что, на проходной будет висеть расписание, сверяйтесь с ним, вас обязательно предупредят.

– Хорошо. В чём будут заключаться сеансы?

– В отчётности, – профессор вытащил на стол стопку папок. – Вам нужно отслеживать состояние пациента, записывать, ежедневно сдавать записи с комментариями. Лекарство у них всех по моей схеме, физиопроцедуры тоже. Так что ваша задача залезть к пациенту в душу и разложить её по полочкам. Понятно?

– Конечно. Когда я могу приступить? Кто пациент?

– Дитмар Прендергаст, завтра в два, – мистер Форинджер улыбнулся, и Вильям сделал вид, что ничего не знает об этом пациенте. Он не ожидал, что ему дадут именно его, но, похоже, слова о том, что он выгоняет психотерапевтов, вовсе не преувеличение. – Пациент проблемный, чуть что – и сразу в крик. Вспыльчивый, в регрессе. Мне сказали, что вы стрессоустойчивый, и я надеюсь, что вы сможете найти с ним общий язык.

– Неужели всё так плохо? – Вильям как будто бы без особого интереса пролистал карточку и закрыл её, на титульном листе была кое-какая информация и цветная фотография, слегка зеленоватая от засвета. Парень с необычным лицом, острым и каким-то экзотичным. Длинные волнистые волосы, светлая джинсовая рубашка. На лице следы чего-то нехорошего, по глазам видно, что он вымотан морально и не в состоянии даже слегка улыбнуться для фото. Вильям возродил в голове то, что он увидел тогда в холле, и попытался соединить этих двух людей. Но они казались даже не родственниками, настолько тот Дитмар показался ему другим.

– Не переживайте. Он крикливый, но не агрессивный. Скорее паникёр. Истерики и панические атаки каждый день стабильно. Он боится, очень боится и нервничает. Он может казаться опасным, но… – мистер Форинджер вздохнул и ткнул пальцем в фотографию. – Он человек, который нуждается в помощи. И он не безнадёжен.

– Я думаю, что мы сможем сработаться.

– Предлагаю тогда провести завтра пробный сеанс. Посмотрите, как вам, сможете ли вы справиться, почитаете карту, и тогда уже окончательно решим, – мистер Форинджер встал и поправил пиджак. – Мне важно, чтобы вас заинтересовала эта работа, чтобы вы не ходили сюда на автомате. Вы должны быть вовлечены в процесс. Именно в процесс эксперимента, не подумайте, что я вас призываю нарушать дистанцию с пациентом.

– Я понял.

Они вышли из кабинета, и пока профессор закрывал дверь и перекладывал из папки в папку какие-то бумаги, Вильям оглядывался вокруг. Потолки тут были ниже – скорее всего, сделали изоляцию от чердака. Хотя, судя по словам Ликки, это не сильно спасало. А вот и она. Ликка стояла около сестринского поста и махала ему рукой, широко улыбаясь. Потом вдруг покраснела и отвернулась.

– Ну-с, я вижу, вы уже с кое-кем знакомы, – мистер Форинджер крякнул и улыбнулся.

– Мы с ней в комнатах напротив живём.

– Не хотите окинуть взглядом пациентов? Они сейчас занимаются чем-то, пойдёмте.

Вильям послушно пошёл следом за профессором в ту часть коридора, где были большие двустворчатые двери. Одна была открыта, было видно обеденные столы, стулья, две девушки пили чай и натирали приборы. Соседняя была закрыта, мистер Форинджер показал знак быть тише и, открыв её, поманил к себе Вильяма.

Комната отдыха ничем не отличалась от тех, что на первом этаже, разве что была поменьше, и окна тут начинались от пола, вроде французских с балкончиком. Такая же мягкая мебель, столы, сестринский пункт, телевизор в углу, пара каких-то растений в плетёных корзинах. Пациенты что-то складывали. С парой человек сидели медсёстры, помогали, остальные делали сами. Вильям осмотрел комнату и чуть не вздрогнул, когда видел его. Дитмар, это точно он. Он сидел боком ко входу, дальше всех от преподавателя, и было видно, что он из конструктора собирает что-то. Это точно Дитмар? Точно он, это лицо Вильям запомнил очень хорошо. Но сейчас он был спокоен. Видно, что он постоянно отвлекается, прислушивается, наклоняет голову. Да и пальцы плохо слушаются. Но он с упорством и невероятным спокойствием закручивал никак не поддающуюся гайку. Поверх пижамы с бриджами, а не брюками, накинут просторный бежевый халат. Рукава натянуты на самые пальцы. Волосы не растрёпаны, а расчёсаны и закрывают лицо прядями. Видно только, как он слегка поджимает губы на один бок, сражаясь с конструктором. Он странно наклонил голову и поднёс то, что накрутил, поближе к лицу, смотря как бы снизу вверх. Не может нормально сфокусироваться? Двоится в глазах? Или зрение плохое? Но, учитывая, что у него нарушена координация движений, он очень хорошо справляется. Он отложил деталь и потянулся к стоящему на столе стакану воды. Наткнулся взглядом на Вильяма. И тут же отшатнулся на стуле, вжался в спинку, пряча руки за спиной. Вильяму показалось, что он сейчас закричит как тогда, но он вдруг расслабился и взял стакан. Хлебнул воды и, кинув ещё один взгляд на Вильяма, пытаясь его рассмотреть, начал снова возиться с конструктором. И что это было? Вильям обернулся, за спиной никого не было. А Дитмар как будто что-то там увидел, что его так напугало.

– Ну что же, вам нравится у нас? Отделение тихое, мирное. Иногда бывают эксцессы, но они не фатальные. У нас же не буйные, – профессор стоял чуть поодаль и сжимал в подмышке папочку. Похоже, ему кто-то документы отдавал. – Штат у отделения небольшой, пациентов всего семь, со всеми познакомитесь. Давайте я вас до лестницы провожу.

– То есть завтра мне нужно в два быть тут?

– Лучше раньше, я дам вам карточку пациента. Выносить их из отделения я не могу разрешить, с каждым законным представителем пациентов был подписан договор о неразглашении имён. Посидите, изучите её, всё же перед вами будет полтора года работы, быть может, вас что-то особенно заинтересует, вы поймёте, на что стоит сделать акцент. Ну, я думаю, вы меня понимаете.

– Конечно.

– Ну вот и отлично. Завтра жду вас у себя за документацией, а после сеанса спуститесь к мисс Бишоп, она вам выдаст новое расписание. И кабинет ваш я завтра покажу, когда карту разблокируют.

Вильям кивнул и, когда за ним наконец закрылась дверь отделения, медленно выдохнул. Почему-то начало казаться, что он понимает тревогу Ликки. Как будто за закрытой дверью осталось не только отделение, но и что-то, что его внимательно изучало, пялилось в затылок. В мистику он не верил, предпочитал рациональные объяснения, чтобы сохранить разум. Но это было единственное верное описание того, что он почувствовал. Ну что же, завтра посмотрит, стоит ли оно того.