Текст книги "Веселые каникулы мажора (СИ)"
Автор книги: Аля Драгам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 03
Лето 1998. Андрей.
На асфальте мелом
Ты рисуешь лето,
Ласковое море
Трогаешь ладонью.
Воду, воздух, время,
(Маленькую тайну)
То, чего не знаешь,
(Никому не скажешь)
И беспечной птицей
В небо улетаешь.
© «Иванушки International» – «Тополиный пух»
Со смесью удовольствия и странной радости рассматриваю взбешенную Ваську. Хотя… Какая она Васька, позвольте?
Невысокая, изящная, офигительно красивая девушка с волосами цвета мёда, плавящегося на солнце.
Дух захватывает от увиденной картинки!
И даже то, что мы в двух шагах от нашего дома, меня не останавливает.
Плюхаюсь обратно на сиденье и подмигиваю деду, наблюдающему на нами со стороны.
Когда только я успел выйти? Не заметил, поглощая волны эмоций, по которым, как оказалось, безумно соскучился.
Отрезвляет, как ни странно, голос Марины.
Хотя… Что значит, «странно»? Закономерно: она моя девушка, я привез её знакомить с родными, а сам поплыл, стоило увидеть заклятую подругу детства.
Не, так не пойдет!
– Давай, дед, мы домой, а ты тогда Василису подкинь, да?
Снова берусь за ручку, чтобы совершить обратное недавнему действие. Со стороны выгляжу, походу, как неадекват, скачущий то в салон, то из него.
– Вместе прокатимся, заодно Шурке спасибо скажешь.
– Нуууу, – тяну, хотя и так понятно, что отказом не ответишь.
Пыхтящая то ли от злости, то ли от жары Василиса устраивается сзади, хмуро кивнув Маринке.
Та платит взаимностью. Повернув к себе зеркало заднего обзора, вижу поджатые губы своей девушки, и…
Залипаю на прикушенной губе Васьки.
Хотя какая она Васька…
А, да. Это уже проходили. Кажется…
Мозг, ау⁉ Жара жарой, но утекать никуда не надо.
Растираю лицо, словно только проснулся, и возвращаю зеркало в исходное положение.
Пока занимался самокопанием (а если откровенно, страдал хренью), успели подъехать.
Уютный дом ни капли не изменился, разве что…
– Перекрасили? Раньше же вроде зеленый был?
– Давно уже, – отзывает Василиса ровным голосом.
Странно, что мирно.
Первой выходит из машины и терпеливо ждёт, когда я достану ей из багажника сумку с продуктами.
Хмыкаю изобретательности деда, успевшего подстелить под сетку тряпку.
Улыбка сама собой расползается шире, когда в тряпке (чистой!) узнаю ту самую простынку. Каракули до сих пор не отстирались, тусклыми чернилами напоминая про желание маленькой Васи украсить моё постельное бельё.
– Тоже помнишь?
– Нет. Спасибо. Пока. Рада была…
Вася обрывает себя на полуслове, дергая сумку, но я не расцепляю пальцев.
– Донесу. Заодно поздороваюсь. Я же для этого приехал.
Нагло двигаю за прямой спиной, то и дело соскакивая взглядом не туда, куда должен смотреть.
Однозначно палящее солнце действует на меня губительно. Отвык, вот и… припекло…
Баба Шура, выскочившая на крыльцо, перетягивает моё внимание, давая передышку.
Объятия, поцелуи в макушку, для чего приходится практически сложиться в два раза, причитания на тему, как «вырос и возмужал мальчик», снова объятия…
Когда процедура повторяется по третьему кругу, сзади раздаются шуршащие шаги и в поле зрения возникает Маринка.
– Здравствуйте, Тамара Ивановна! А Андрей так соскучился за вами, что забыл меня позвать. Я Марина, невеста.
Баб Шура открывает и закрывает рот, а Маринка вдруг тянет руки, чтобы её обнять.
Эээ…
– Марин, – успеваю дёрнуть её на себя. – Это не моя бабушка.
– Не его бабушка, – подтверждает баба Шура. – И не «за вами», а…
До старушки, видимо, только доходит всё сказанное, потому что она комкает передник, и поднимает его, зажатым в кулаке, прикрывая рот.
– Невеста? Ох, ты ж… Мальчик-то как вырос… Как вырос… Жених уже, слышишь, Вась?
Слышит ли Вася, узнать не удаётся, она не выходит.
Поплакав от радостной новости, баба Шура еще раз обнимает меня, поздравляем Маринку, и отправляет нас домой. Мол, бабушка заждалась.
Да я и сам понимаю это, пообещав заскочить завтра на пироги, и всё-все рассказать.
Уже в машине, где сел сзади к подруге, рассматриваю её и задаю вопрос, что вертится на языке:
– Какая Тамара Ивановна? Ты же слышала, что мы едем к другой бабушке. Что за нах, Марин?
Не могу объяснить, но мне… Черт, мне стыдно за поведение моей девушки. Вроде бы ничего противозаконного она не совершила, да и выглядит как с картинки, но червячок внутри точит, обещая мне, что эта выходка ещё аукнется.
– Перепутала, – демонстративно перекатывая во рту жвачку, Маринка отворачивается к окну. – Море классное!
Отведешь меня сегодня? Хочу занырнуть.
– Отведу, – наблюдая за ней, соглашаюсь. – Вечером. Сейчас без привычки опасно.
– Какая привычка, Андрюш? Это же море…
– Вечером, – повышаю голос, посматривая на деда, слышал или нет.
Вроде бы нет – он увлечен парковкой, загоняя свою бэху задом в гараж.
– Дед, погоди, выйду, – в нетерпении открываю дверь и ступаю на коротко выкошенную траву. Давлю в себе желание стянуть кроссы и утонуть в прохладной зелени ступнями.
Сделаю это позже, а пока вытаскиваю за руку Маринку и, оставив ее на месте, бегу к родной женщине, подхватывая её на руке.
Бабушка хохочет и в шутку отбивается, но я же вижу, что ей нравится. Лицо залито слезами, а сама улыбается едва ли не шире моего.
– Вернулся, блудный ты кот.
Хмыкаю и осторожно спускаю бабулю на землю.
– Ба, знакомься, это Марина, моя подруга, – опережаю выпад этой самой подруги. Для бабушки и так шок, я не предупреждал, что приеду не один.
– Приятно познакомиться, – пищит Савельева.
– Очень приятно, – вторит ей бабуля, переводя взгляд на меня.
Ухмыляюсь, перекатываясь с пятки на носок. Вырос, ага.
– А мы Шуркину Васю встретили, довезли, – дедушка спасает положение. – Сумки потом заберешь?
– Точно! Сумки!
Вспоминаю про подарок бабуле, да и деду презент тоже лежит. Не для бабушкиных глаз, конечно.
С удовольствием осматриваюсь в гараже. Сколько же времени я здесь проводил! Обожал копаться в запасных деталях, инструментах. Дед многое переделал, но мне все равно приятно оказаться в любимом с детства месте.
С сумками наперевес возвращаюсь в дом, куда уже переместились все остальные.
– … гоняют девку почём зря. Шура ещё пожалеет, а от Людки теперь не дождёшься.
– Кого проклинаете? – застываю в дверях, втягивая запах пирогов.
Дома. Я дома, чёрт побери!
– Про Васю говорим. А ты иди, Андрюш. Я твою гостью в Наташину спальню определила пока?
Вроде бы бабушка не спрашивает, но получается, что как будто ждет моего одобрения.
– Спасибо, – бодро отзываюсь, испытывая лёгкое смущение.
Уверен, все всё понимают, но шокировать стариков совместными ночёвками не стоит. По крайней мере, просыпаться мне определённо лучше у себя, а уж чем мы заняты…
Короче, тут понятно.
– Сполосну руки во дворе. Заодно пройдусь. Пять минут, ба.
Надо бы Марину позвать, но сначала сам.
Даю себе больше пяти минут, прохожусь по знакомым местам.
Все грядки на месте, кусты разрослись, а деревья стали казаться не такими высокими.
Спускаюсь к морю, преодолев полоску горячего песка. Ложусь на живот и погружаю руки в холодную воду, создавая волны и без причины хохочу, когда брызги попадают на лицо.
Позже приведу сюда Маринку, а пока…
Пока переворачиваюсь на спину и смотрю в голубое небо.
Лежу и ни о чём не думаю до тех пор, пока ветер не доносит возмущенный голос Марины:
– Ты где? Ааандрееей⁈
Глава 04
Лето 1998. Андрей.
Дым сигарет с ментолом
Пьяный угар качает.
В глаза ты смотришь другому,
Который тебя ласкает.
А я нашел другую…
Хоть не люблю, но целую,
А когда я ее обнимаю
Все равно о тебе вспоминаю!
Губы твои, как маки,
Платье по моде носишь.
Себя ты ему раздаришь,
Меня же знать не хочешь…
© «Нэнси» – «Дым сигарет с ментолом»
– Привет, Андрей!
Привет, Андрей,
Ну где ты был,
Ну обними меня скорей!
© Ирина Аллегрова – «Привет, Андрей»
Вскакиваю на ноги и, напевая популярную песенку, ловлю на песке Маринку. Раскрасневшаяся от злости или быстрой ходьбы, она сто процентов желает освежиться.
Подхватываю на руки и, разбежавшись, прыгаю с пирса вниз. Пирсом бетонные блоки назвать сложно, но это название закрепилось за ними с самого детства.
Выныриваем, отфыркиваясь от воды. Я хохочу, откидывая волосы со лба, а моя девушка визжит так громко, будто дед завел пилу.
– Ты же хотела искупаться, – выдвигаю весомый аргумент.
– Не так! Не здесь! Идиот!
Молотит кулаками по груди, голове, прилетает и по лицу.
Удерживая нас на плаву, резко перестаю хохотать и приподнимаю бровь, прищурившись.
– Не много на себя берешь, Мариша?
Девчонка тушуется, хлопая слипшимися ресницами.
– Нафига краситься на жаре? Ты и так красивая, без всего слоя вот этого…
Не сейчас, конечно, когда косметика размазана так, что мать родная не узнает, а в общем и целом. Маринка реально красивая, фигура что надо. Характер сносный, но не цепляет до дрожи в пальцах.
Вот держу её, прижимаю к себе, и организм работает так, как должен работать в двадцать лет, но… Восторга нет. А когда Ваську сегодня увидел, дыхание перехватило.
Но о рыжей мелочи думать стрёмно: она – табу и враг из детства.
Ещё бы некоторым доминирующим над разумом органам этот факт донести. Ладно, справлюсь. Не животное же.
– Андрюююш, – Маринка что-то чувствует и начинает активнее вилять пятой точкой, но мне не хочется этого делать в воде. Да и дед с бабушкой наверняка зажались.
Подплываю к крайнему блоку, на боку которого торчат металлические скобы, заменяющие ступени. Сначала подсаживаю девушку, потом выбираюсь сам.
Стаскиваю мокрую футболку и отжимаю, попадая водой на ноги. Маринка снова визжит и чудом не улетает обратно.
– Ты дурак, да? Дурак? Я плавать не умею!
– Говорила же, что умеешь, – озадаченно чешу мизинцем бровь.
Я помню наши походы к озеру, Маринка нормально плавала, наравне с остальными.
– Только там, где дно близко. А на море не умею. Ты…
– Я понял, прости, – винюсь, соображая, что мог действительно напугать.
Да и выглядит она сейчас… эээ… не для праздничного обеда.
– Я тебе покажу, где умыться. Минут пятнадцать хватит?
Пока как раз расспрошу о новостях, да и просто поболтаю со своими стариками.
– Так мало?
– Просто умыться и переодеться, Марин! Мои родные, конечно, ценят красоту, но красоту естественную. Дед не поймет, если ты выйдешь к столу в том виде, в каком была. Или они уже видели?
Если да, то, боюсь, дед откачивает бабулю, или наоборот, потому что яркие колготки, короткая юбка и майка, которая больше открывает грудь, чем ее закрывает… Вариант, скажем прямо, привычный для мегаполиса, но никак не для южного посёлка.
– Нет, я сразу почти за тобой пошла. Просто ты быстро, а я…
Смотрю вниз, на яркие босоножки на высоких каблуках.
Молчу. Смотрю.
Прикидываю, точно ли я сегодня мысленно назвал её неглупой.
Сейчас что-то сомнения берут.
– Марин, ещё раз: обед, простая одежда, ноль косметики. И никаких каблуков. Не хватало ноги переломать. До больницы ближайшей ехать чуть ближе, чем до аэропорта.
Наклоняюсь и сдергиваю мокрую обувь с женских ног.
– Пойдем, принцесса на горошине, блин.
Скручиваю футболку жгутом и перекидываю через плечо. Подхватываю свои кроссы по пути и сразу иду через летнюю дверь, которая ведет к нашим спальням. Хорошо еще, что дедушка в своё время разделил выходы, посчитав это удобным.
– Пятнадцать минут. Я голодный, как волк.
* * *
Наспех натянув батины шорты, выхожу к своим. Дед читает газету, бабушка хлопочет у стола, поправляя тарелки.
– Всё супер, ба.
– Ой, Андрюшенька, а я переживаю. Вдруг не понравится твоей подруге? Мы тут по простому, как привыкли… А она у тебя девочка другая.
– Обычная, – отмахиваюсь. – Присядь лучше со мной. Расскажи, что нового, что старого. Я ж пять лет не был. Пять, ба!
Прям отчаянием веет, но я все равно улыбаюсь, закидывая руку бабуле на плечо.
Не, какие-то новости, конечно, знаю в общих чертах. Мать с бабулей постоянно письма друг другу пишут, а как телефон провели, по субботам стали созваниваться. Но я чисто дежурно привет передаю да спрошу про здоровье, а чтобы о бывших друзьях узнать или еще о ком, такого не бывает.
– Да что рассказать? Пять лет-то срок большой. Виноградники ты видел. Гасановы несколько лет назад появились, земли все прибрали, да выстроили дворцы. Сначала себе, потом детям своим. Дед вот ездил раньше, со сторожем договаривался, а теперь сам развел.
– Ага, я видел. И персики, смотрю, посадил.
– И абрикосов два сорта новых. Инжир опять же, но нет плодов, хоть ты что делай.
– Хватит на твой век. А инжира Шурка прошлым летом два ведра дала. Вареньице-то понравилось? Ароматное…
– Очень, – чмокаю бабулю в щёку. – Сейчас с блинами как раз заточу. Дед сказал, баб Шура приносила?
– Приносила, приносила. А ты, жук, сразу про них. Бабка готовила…
– Я ж голодный, бабуль. Всё попробую, – облизываюсь, рассматривая стол. – А что про Васю вы говорили?
– Про Васю? Когда ж это?
– Да когда я сумку занес. Типа гоняют её. Рыжую попробуй погоняй. Она сама, кого хочешь, загонит.
– А ты не в курсе? Мамка не рассказывала?
– Нннет, – тяну, понимая, что услышу явно неприятные известия.
Не ошибаюсь.
– Батька у них помер же. Года три назад, да, Андрей?
Дед откладывает газету и снимает очки, дужка которых перемотана синей изолентой. Очкам этим лет уже больше, чем мне, а он таскает и меня отказывается.
– Да уж побольше. А хотя… В девяносто четвертом мотоциклист расстрелял на полном ходу прохожих. Даже в газете писали.
– Я не читал, – шокировано смотрю почему-то на входную дверь.
Да и смысл было читать, когда каждый день стреляли, и подъезды взрывали, и, помню, патруль вокруг домов из жильцов ходил. Мы и сами прятались с матерью, когда отец ввязался в разборки.
– Не читал… И как же мама их одна? – старшие понятно, самостоятельные, но выжить в те времена многодетным было архисложною
– Замуж снова выскочила. Года не прошло, траур еще не закончился, а она мужика нашла нового. А тот Василисочку невзлюбил.
– Да не только Василису, и других. Поговаривают, что давно маманька их путалась с этим Петей. Вика, мол, от него родилась.
Ничего себе новости!
Ваську жалко, конечно. А как вспомню её, тянущую сумку, чуть ли не больше её самой. Не удивлюсь, если по весу они примерно одинаковые.
– Делааа, – тяну, чтобы хоть что-то сказать. – Так а сейчас как?
– Танюша к бабе с дедом приехала, в библиотеке у нас работает. Лена с молодым человеком живет. Цыплакова помнишь? Старшего?
– Ну?
– Вот с армии к ней ездил, на комнату денег пересылает ей, чтобы снимала отдельно. А Иринке общагу дали? – ба обращается к деду, чтобы тот поддакнул.
– Дали вроде.
– Значит, Василиса с Викой вдвоем с родителями остались?
– Одно название, Андрюш, а не родители. Девчонке восемнадцать исполняется, а они в Болгарию укатили. Своего берега что ли под боком нет?
Болгария, значит. Маринка тоже хотела в Болгарию или на Кипр, а меня потянуло на родину.
Уже хочу сказать только что-нибудь в духе «дома всегда лучше», но обращаю внимание на бабушкино вытянувшееся лицо.
Оборачиваюсь и давлюсь смехом. Впору поаплодировать, но я только закатываю глаза и мысленно стону: «Марина, блин!»
Глава 05
Лето 1998. Андрей.
Мы двое с тобой, мы не разлей вода,
У нас два разных пути и разная судьба.
А ты простой студент, а я простой пацан,
И все завидуют нам таким простым друзьям.
Но как-то вышло так, что стал я замечать,
Что к девушке моей, ты начал приезжать.
Ты звонишь ей домой, когда меня рядом нет,
Скажи мне ДА или НЕТ, и дай мне свой ответ.
Ну где же ты, студент, игрушку новую нашел?
Не думал, не гадал, а девочку мою увел!
Ну что же ты, студент, меня никак ты не поймёшь?
Гуляй, студент, гуляй, а девочку мою не трожь!
© «Руки вверх» – «Студент»
Самое простое в Маринином исполнении оказывается слегка… так, самую малость… нарядом путаны, о которой лет десять назад пел тогда еще малоизвестный Олег Газманов.
«Простая» юбка, прикрывающая разве что цвет трусов, и то пока Савельева стоит и не двигается. Блузка, завязанная узлом под грудью и, судя по всему, лифаком под ней и не пахнет. Ну и белые колготки, которые она купила в аэропорту и половину полета клохтала над стразиками по бокам. Стразиками, блин!
Сейчас на эти стразики бабушка смотрит в шоке, а я давлю рвущийся наружу смех.
Дед же, крякнув, хлопает себя ладонями по коленям и зовет к столу, водрузив на стол большую пузатую бутылку с темным содержимым.
– Домашнее. Сам делал, – поясняет, снимая пробку.
Я отказываюсь от алкоголя, так как в принципе не люблю и выпиваю лишь по большим праздникам. Сегодня, конечно, повод особенный, но моя интуиция вопит в три горла, что я обязан быть трезвым, как стеклышко.
Раз обязан, значит, буду!
Маринка вино пробует и осушает стакан в несколько глотков.
– Ты бы, Мариночка, осторожнее, – советует бабушка. – У деда винцо коварное: голова ясная, а ноги могут подвести.
Но куда там? Моя девушка прикладывается ко второму стакану, а третий я ловко отбираю, вручая ей торжественно кружку с компотом.
Она весело хихикает и принюхивается. Да-да, запах одинаковый, только в этом нет градусов.
Разговор, естественно, крутится вокруг нас. Бабушку интересует всё. С родителями они новостями обмениваются регулярно, а моя личная жизнь закрыта максимально. Пожалуй, только отец и в курсе Савельевой, так как сам же и способствовал нашему сближению. Ещё мама, но ей Маринка не нравится, и она сводит все встречи к обязательному минимуму, стараясь меньше разговаривать и больше переводить темы на какие-то общие вопросы.
Соответственно, бабуля задаёт вопросы с пулемётной очередью: где учится Савельева, на кого, какие планы, мечты, идеи. С каждым таким вопросом Маринка глупеет на глазах и только вздыхает, толкая меня локтём.
А почему? Потому, что мечты и планы у нее самые приземленные: не работать, путешествовать и тратить папины, а в перспективе общие денежки двух семейств. Короче говоря, вести образ жизни такой же, какой ведет её мать.
– Выйду, проверю, как она там, – через часа два примерно Савельева выходит и не появляется, а я обозначаю своим, куда отлучаюсь.
Дед только начал рассказывать про машину, которую купил недавно, и мне очень хочется послушать, а потом и рассмотреть.
У отца «мерс», а у меня пока моцик, но большего (пока) и не надо. Здесь я собираюсь рассекать на дедовой «бэхе».
– Там весело, – моя девушка находится очень быстро.
Сил хватило дойти до гамака и упасть в него, схватившись за сетку.
Гамак натянут между двух старых яблонь и я невольно улыбаюсь, вспоминая о том, как мы любили с Генычем в нем валяться. А один раз усадили в гамак Василису и накормили конфетами. Криков было, когда у неё по всему лицу пошли красные пятна! А Крокодил все равно считал её тогда очень красивой. Сколько же нам тогда было лет? Уже не помню. Но однозначно было весело и есть, что вспомнить.
– О чём ты думаешь? – врывается в воспоминания Маринин голос. Спрашивает тихо и как-то грустно что ли…
– Ни о чём, – улыбаюсь. – Просто гамак из моего детства ещё, прикинь?
– Да неее, новый. Кто же двадцать лет хранит вещи?
– Мои хранят, – подхожу к стволу, где около крюка на дощечке, держащем сетку, видны царапины. – Точно мой.
На деревяшке мстительной рукой Наташки, моей сестры, гвоздем нацарапано «А + В = Л». Потом «Л» зачеркнуто и уже мной жирно написано поверх «Н». Ненависть типа.
– А тебе правда здесь нравится?
– А тебе? – удивленно смотрю на Савельеву.
– Нравится, но… Это же деревня, Андрюш. Я думала, море, курорт… А тут настоящая деревня. Ещё хорошо, что животных нет.
– Есть, – прячу смешок. – Ты их пока не видела.
Шок? Пожалуй, именно он отражается в расширившихся зрачках.
– Пусть деревня, – с некоторой обидой произношу, – но она круче всяких Болгарий. Ты еще не распробовала просто. Пойдем пить чай, а потом я тебе всё покажу.
Помогаю выбраться и обнимаю за талию, поражаясь, что для путешествия по саду Марина опять выбрала туфли на каблуках.
– Убери их подальше, здесь в таких только на танцы ходят.
– Танцы⁈ А мы пойдем?
– Пойдем. Только сначала чай, потом… Потом придумаем, куда сходим.
* * *
На пирсе творится настоящий ад. В хорошем смысле слова! Только в хорошем!
Визг и хохот разносятся далеко в сторону, и мы подхватываем градус веселья ещё до того, как подходим к компании молодёжи.
Меня узнают. Не сразу, но узнают, и бросаются здороваться, пожимая руку и похлопывая по плечу.
Если Маринке что-то и не нравится, она благоразумно молчит, развалившись в стороне на расстеленном покрывале. Кто-то из пацанов уже собирает рапанов, отойдя к скалам, кто-то занимается костром, а кто-то ныряет с плит, красуясь перед загорающими девчонками.
Я успеваю везде, зависнув на плитах. Сначала сижу, свесив ноги, и наблюдаю за облаками, прикрывая лицо от постоянных брызг, а потом ныряю, разбежавшись. Вхожу в воду головой и ухожу как можно глубже, пытаясь достать дно. Когда касаюсь его кончиками пальцев, переворачиваюсь и, с силой оттолкнувшись, несусь наверх, любуясь солнцем сквозь толщу воды.
Стоит вынырнуть, вытираю лицо рукой и щурюсь, запрокинув голову, а потом захлебываюсь водой, уже не по своей воле едва не отправившись обратно ко дну.
На плите, которую давно бросили, не установив как следует, правее остальных, стоит… Василиса…
Вся она словно соткана из света, который лучами разного размера расходится за её фигуркой.
Хрупкой и беззащитной, облаченной в яркий салатовый купальник с миниатюрной юбочкой, прикрывающей плавки. Ветер игриво сдувает эту юбочку, а я снова и снова давлюсь водой…
С берега что-то кричит Цыпа, но я не слушаю, рассматривая с интересом ту зачеркнутую «Л». «Выросла», – думаю с удивлением, и с упрямством осла не могу принять адекватную мысль.
А та, которая выросла и исправлена на «Н» присаживается и встречается со мной взглядом, удивленно произнося пухлыми губами:
– Ааандреей?
