Текст книги "Веселые каникулы мажора (СИ)"
Автор книги: Аля Драгам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– Не пожалею.
– Ты не понимаешь просто, что творишь, – не отпускаю, но и не отстраняюсь.
Даю нам ещё один шанс передумать.
– Понимаю…
– Вась…
– Я всё понимаю. И во всём уверена, – Цветочек придаёт голосу твёрдости, самостоятельно задирая майку.
Когда ее обнаженная кожа касается моей, мысли исчезают, словно тени под палящими прямыми лучами.
Выдыхаем одновременно, сокращая расстояние между нашими губами…
Уставшие, засыпаем в обнимку. Я по-прежнему у стены, подложив вниз свернутые джинсы. Василиса в моей футболке, которая высохла не полностью, но без неё она отказывалась даже присесть.
Сквозь дрёму слушаю ровное дыхание любимой девочки. Ощущаю биение её сердца и улыбаюсь. Да, улыбаюсь от счастья, не смотря на грозу, на новую пальбу где-то внизу. И даже запах жжёной резины не уменьшает степени моего (нашего!) счастья…
* Исп. – Максим Леонидов – «Не дай ему уйти»
Глава 28
Лето 1998 год. Василиса.
В небе звёзды несутся клином,
А за ними течёт река.
Уплывают вслед за ними
Дни и ночи, и облака.
Люди мимо меня проходят,
Только ты до конца со мной.
Солнце с нас глаза не сводит,
Перешёптываясь с луной.
Лей, ливень, не жалей!
Вылей все скорей,
Чтоб к утру просохло!
Лей, ветром в окна бей!
Я скажу тебе:
Всё не так уж плохо…
© Александр Маршал – «Ливень»
Дождь стихает только под утро, когда первые рассветные лучи начинают ласково гладить верхушки деревьев. Из пещеры, в которой мы скрылись от ливня, виден зеленый простор, тянущийся к теплу.
Потягиваюсь, с тихим писком одёргивая футболку, в которой спала. И пусть кроме футболки на мне ничего нет, а спала я, устроившись на руках Андрея, румянец заливает щёки.
В утреннем свете моя смелость тает также быстро, как рассеивается туман, подгоняемый низинным ветром.
– Не смотри, – прошу, отворачиваясь на всякий случай, чтобы не показать своего смущения. – Пожалуйста…
Барс послушно закрывает глаза и разжимает руки, позволяя мне встать.
Неуклюже сползаю с его ног и встаю, придерживаясь за каменную стену. Холодно и пробирает внутри, хотя к обеду наверняка на улице будет пекло. После бури всегда так, только это не спасает от озноба внутри каменного мешка.
– Ты всё? – Андрею надоедает ждать, и он начинает меня подгонять, пока я мечусь на маленьком клочке, служащим полом, и собираю свои испорченные вещи.
Конечно, надевать на себя сырой и грязный комок нет никакого смысла. Барс пытался вчера расправить вещи, чтобы подсушить, но ему это не очень удалось.
– Я… У меня вот, – забыв, что сама велела не подглядывать, протягиваю нечто, когда-то бывшее красивой юбкой. На майке и вовсе странные бурые разводы, напоминающие… – Ой!
Осматриваю футболку Барса и замечаю брызги на светлой ткани.
– Тихо, – он уже рядом и обнимает меня, заставляя задрать голову, чтобы смотреть на него. – Не кричим, не паникуем, а слушаем меня внимательно. Кивни, если поняла.
Мне немного смешно от его слов, а особенно от того, как он говорит обо мне во множественном числе, но тут я вспоминаю про пятна крови и перестаю веселиться.
Киваю, и на всякий случай хлопаю ресницами. Ещё бы и озвучила, но Андрей хитро держит мой подбородок, не давая говорить. Мычать, наверное, получилось бы… Хотя…
Да, точно: мычать могу.
– Ну, раз «му», то точно поняла, – удовлетворенно подмечает Барс, принимая вновь серьезное выражение. – То, что тебя пугает, естественно. Это бывает у всех. Слышишь, Вась? У всех. Тебе сейчас больно? Не тянет нигде? Как ты себя чувствуешь? Не жалеешь?
Вопросы, вопросы, вопросы, заставляющие краснеть и бледнеть. А последний Барс задаёт сбившимся на шёпот голосом, будто боится услышать в ответ, что жалею.
Я не жалею ни капли. То, что случилось, случилось целиком и полностью по моему желанию и с моего согласия. Думать о том, что я бы поступила иначе, если бы… Какие «если», когда мы вчера чудом избежали…
Господи… А ведь мы могли погибнуть… Могли же? И когда ехали в темноте, убегая… И когда в нас стреляли… И когда Андрей свернул на параллельную дороге тропинку… Да если бы кто-то свернул за нами, нам бы или скинуло вниз с обрыва, или расплющило о выступ скалы…
– Цветочек? – начавшуюся панику прекращает Андрей, встряхнувший меня за плечи. – Ты чего?
Смотрю на него во все глаза и прихожу в себя. Всё же в порядке? В порядке. Он рядом. Держит меня и смотрит в ожидании. Щурится слегка и поднимает одну бровь, как делает обычно, когда чего-то не понимает.
Точно! Он же ответа ждёт, пока я начинаю представлять себе возможные ужасы вчерашней ночи.
– А? А… Я нормально. Нормально, честно. Не болит, но… Эээ… У меня…
Как ему объяснить, что мне надо помыться, чтобы стереть что-то засохшее между бёдер, не знаю. Неопределённо развожу руками, бестолково шаря глазами по неровным стенам.
– Мне бы воды, – наконец формулирую какую-никакую, но мысль. – И с одеждой…
– С одеждой придется потерпеть. Пока побудешь в футболке. А с водой… Попробуем решить.
Оставив меня в самой глубине, запретив высовываться наружу, Барс аккуратно выглядывает из нашего укрытия и, прислушавшись, выходит полностью, пообещав быстро вернуться.
Томительные минуты ожидания растягиваются в вечность. Я успеваю вспомнить всё, что происходило с нами, и убедиться снова, что не жалею. Успеваю испугаться и занервничать, когда по моим подсчетам проходит полчаса, а Андрей не появляется. Успеваю заплакать от страха, и броситься к нему на шею, когда он показывается у входа, неся в бутылке воду.
– Знал бы, что устроишь потом, не рисковал бы, ползая по мокрым горам.
В его голосе снова веселые нотки, а во мне отчаяние лихорадочно ищет выход. Не придумываю ничего лучше, как повиснуть на нём полностью, обхватив и руками, и ногами.
– Полегче, Цветочек, я все—таки не железный, а влюбленный в тебя парень.
– М?
– Влюбленный и очень возбужденный, а тебе сейчас… нежелательно… Пока не заживет.
Отцепляюсь и смотрю туда же, куда смотрит Андрей. Вниз, на белые следы, среди которых тоже есть подсохшие коричневые дорожки.
– Вода умыться, а потом можно окунуться с этой стороны. Шторма вроде не было. По крайней мере, кроме водорослей к берегу ничего не прибило. А потом я тебя провожу.
– Проводишь?
– Домой. Тебе ведь надо переодеться?
– Мне? Да, надо переодеться, – повторяю, всхлипывая.
Дома наверняка уже сходят с ума, если еще не организовали наши поиски. И машина, машина же! В нас же… стреляли!
– А… Андрей…
– Купаться, Василис… Пока я держу себя в руках.
Если бы меня попросили рассказать, как мы спускались к воде, я бы не смогла произнести ни слова. Не помню, как отлеплялась от Барса, не помню спуска… Помню только его голос, который подбадривал и постоянно звучал впереди. Ещё помню горячую и уверенную руку, которая сжимала мою ладонь.
А потом помню брызги и холодную воду, накрывшую полностью. И снова рука. Точнее, две руки, которые держали меня под водой и над водой, пока я отфыркивалась.
– Успокоилась? Постой спокойно, я сам всё сделаю. Только держись за плечи.
Послушно хватаюсь за Барса и охаю… Боже… Боже мой… Он что, сам⁈ Сам обтирает мои ноги, смывая все следы… Осторожно касается там, куда я бы струсила дотронуться…
Контраст горячих пальцев и прохладной воды рождает целую армию мурашек. Дрожу, но не от холода, а от того, как Андрей задерживается, слегка сжимая пальцами чувствительную кожу.
– Тсс, – просит Барс и прикасается к коже живота губами. – Всё хорошо…
– Хорошо, – эхом повторяю. – Андрей? – дожидаюсь, когда он выпрямится и замрет напротив моего лица. Для этого приходится встать на носочки, нащупав под водой каменный выступ. – Я не жалею. Ни капельки не жалею, слышишь?
Ответом мне служит полный тягучей нежности поцелуй и ласковое скольжение ладоней по спине и плечам. Будто бы боясь меня потревожить, Барс водит руками, позволяя мне самой прижиматься к нему. Как ночью, когда он просил двигаться самостоятельно…
– Придётся пешком через деда Семёна. Сможем?
– Сможем, – соглашаюсь, чувствуя, что могу пойти хоть на край света.
Вода приятно освежила тело и мысли. Поцелуи, которые чуть не переросли в горячее продолжение, отогнали все плохие мысли, а уверенность Андрея передалась мне. И теперь я готова на любые подвиги, если…
Если меня покормят. Кушать на самом деле очень хочется, а ягоды, которые Барс набрал мне, пока мы по едва заметной тропинке выходили к трассе, только распалили аппетит.
Но приближение к дому радует до тех пор, пока не показываются первые крыши нашего переулка. Мы ускоряем шаг, готовые сразу же объясняться и успокаивать родных, но сбиваемся с него… Точнее, сбиваюсь я, притормозив, когда вижу две машины около нашего забора. Одна машина с надписью «милиция», а вот вторая…
* Исп. – Александр Маршал «Ливень»
Глава 29
Лето 1998 год. Василиса.
Время дрожит в часах на руке,
Вырваться хочет, наружу исчезнуть…
Пленница-жизнь дрожит на виске
Нежная струйка внутри безнадежна.
Осколки снов смоет утренний дождь,
Обрывки слов уносит ветер с окна,
Осколок в сердце застыл как нож
Весна навсегда у окна одна.
© гр. «Гости из будущего» – «Время песок»
В ужасе закрываю лицо ладонями и даже отворачиваюсь, когда вижу машину, на которой мы вчера ехали.
Выбитые стекла, следы от веток и, самое страшное, пуль. Мы еще не подошли близко, но я уже вижу каждое отверстие и почему—то чувствую боль во всём теле. Будто не в машину стреляли, а в меня.
– Вась… Василис, ты меня пугаешь, – Барс крепко—крепко обнимает и начинает уговаривать, как маленькую девочку.
Как уговаривал в детстве показать ссадину или синяк, на которые он дул и случалось чудо.
– Я боюсь…
– Чего? Всё уже позади. Слышишь? Сейчас узнаем все новости, Вась. Пойдем… Да пойдем же!
Его терпения хватает ненадолго, а моего упрямства в избытке. Я и рада бы переставить ноги, потому что знаю, в какой панике сейчас сидят родные, но не могу себя заставить. Не могу!
У меня ступор, ужас, онемение конечностей и, кажется, приближающийся обморок.
Ведь одно дело представлять себе и бояться, а другое… Видеть покореженную технику.
– Почему она… Они… Почему около нас?
– Сейчас сама спросишь, – всё тем же спокойным голосом отвечает, хотя и хмурится.
А потом просто поднимает меня на руки, приказывая спрятать лицо у него на груди и никуда не смотреть до тех пор, пока он не разрешит. В другое время я бы поспорила, но не сейчас. Сейчас с удовольствием обхватываю шею и утыкаюсь ярёмную ямку, для верности зажмурившись.
Теперь мне доступны только звуки и запахи… Но с последним наблюдается проблема: я настроена исключительно на запах кожи Андрея. Он пахнет морем, солнцем и совсем немного потом. И почему-то этот коктейль сводит меня с ума: хочется нюхать и нюхать. Я даже забываю, что меньше минуты назад впадала в истерику и тряслась от страха.
А вот слышать помимо дыхания Барса не перестаю. Скрип калитки, торопливые шаги и голоса. Много голосов сразу: чей-то всхлип, дедов выдох, вопросы сестёр, причитания бабушек…
Нас разделяют и тормошат, обнимают, ощупывают и целуют. Снова ощупывают и осматривают, пытаются переодеть и накормить одновременно, при этом не подпуская друг к другу.
За всей круговертью с хладнокровным выражением лица наблюдают двое мужчин в милицейской форме.
Они ничего не говорят, не пытаются остановить хаос, который разворачивается в комнате, когда мы дружно принимаемся плакать, а деды хватаются за рюмки. И нет, в них не самогон, а противно пахнущие капли, которые бабуля пьет от сердечных болей.
Этими же каплями пахнет от мамы Барса, которая не отходит от сына, то обнимая, то поглаживая его волосы. Он посмеивается, напряжено следя за мной. Его взгляд я чувствую постоянно: пока умываюсь, натягиваю принесенный кем-то халат, выпиваю чашку молока и заедаю его свернутым в трубочку блином…
Я тоже смотрю на Андрея. И думаю о том, что мне безумно стыдно.
Почему? Потому что в его руках я чувствовала себя спокойной и защищенной, а сейчас общее внимание меня… утомляет? Можно ли так сказать про родных, которые места себе не находили, узнав о ночном происшествии? Знаю, что нельзя. Поэтому и стыжусь.
Много позже, когда даже терпение каменных изваяний в фуражках начало подходить к концу, взрослые успокоились. Нас с Барсом усадили на диван, вручив по очередной чашке молока. Обе бабули непреклонны и считают, что своё молочко способно вылечить любую болезнь. Мы, конечно, ничем не болеем, но покорно пьём, чтобы никого не расстраивать.
Пьём и слушаем, о чём рассказывают милиционеры, попутно отвечая на вопросы. Отвечает, в основном Андрей, а я только киваю и стискиваю пальчики на подоле халата, пока Барс их не перехватывает и не сжимает своей рукой. По телу сразу разносится тепло, и я расслабляюсь. Будто пружина была на пределе возможностей сжата, а сейчас крючок сняли и позволили ей распрямиться.
Мне даже дышать становится легче.
Жест Барса улавливает тётя Лида и подмигивает нам.
* * *
– Значит, Кейс знал о том, что они приедут сюда? – я только одно не очень уловила во всём разговоре.
Милиционеры уже уехали, оставив нас в покое, но пообещав, что вызовут в город и нам придется приехать, чтобы дать показания.
Машину тоже увезли.
Из-за своего страха я не заметила специальное приспособление, которым тащили «BMW» Барсовых. Напридумывала себе что-то, и сама же поверила. Глупая…
– Не знаю, – Андрей покачивает нас, отталкиваясь ногой от земли. – Спросишь, если захочешь, когда увидимся. Появился он вовремя, ничего не скажешь, – добавляет, склоняясь к моему виску и оставляя на волосах лёгкий поцелуй.
Я заметила, что начиная с момента, когда мы остались наедине, Андрей постоянно касается меня, целует или просто вдыхает воздух около моих волос. Мне и самой хочется быть к нему ближе… Ещё ближе… Но в саду то и дело показываются бабушка с дедом или Вика.
Старшие ушли на свою гулянку, чтобы там обсудить ночную погоню и перестрелку. А мне лично хочется это всё забыть… Только, боюсь, не получится…
Бандитов поймали, а двое из них погибли, не успев вовремя затормозить. Дикий пляж, который мы так любили, теперь долго ещё будет закрыт. Да и вряд ли я смогу пересилить себя и спустится туда, где горела машина.
Наверное, дождь и ветер заглушили звуки и запахи, поэтому мы ничего не почувствовали. Я-то точно.
– Андрей, – поворачиваю голову и смотрю на налитое яблоко, красный бочок которого ловит лучики заходящего солнца, – получается, их посадят? Всех или только тех, кто стрелял?
Мне не нравится, как Барс отводит глаза, когда отвечает. И ответ его тоже не нравится. Но это меркнет перед новостью, которую громко озвучивает Вика, выглянув из окна. В её руке телефонная трубка, а сам аппарат она прижимает к животу локтем:
– Бабушка! Мама! Мама в выходные приедет!
*Исп. – «Гости из будущего» «Время песок»
Глава 30
Лето 1998 год. Андрей.
Я боюсь твоих губ, для меня это просто погибель.
В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума.
И все это хочу навсегда, навсегда я покинуть.
Только как это сделать, ведь жить не могу без тебя.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
© гр. «Белый орел» – «Потому что нельзя»
– Бабушка! Мама! Мама в выходные приедет!
В оконном проёме бурно радуется Василисина сестра Вика, а мой Цветочек нервно дёргается и перестаёт улыбаться.
Напряжённо поджатые губы мне совершенно не нравятся, но я благоразумно решаю не лезть с расспросами. Всё, что нужно было, я понял. Сопоставил факты и сделал выводы.
И теперь с нетерпением жду приезда Морозовой, а точнее, её нового супруга, чтобы окончательно понять, верны ли мои домыслы и догадки. Почти на сотню процентов уверен, что да. А это значит, что мужику не жить. Тот, кто посмел обидеть моё… Мою девочку… Мою любимую…
– Андрей, – пищит Василиса, и я сам вздрагиваю, сообразив, что излишне сильно прижимаю к себе.
Наверняка сделал её если не больно, то неприятно. Тут же наклоняюсь и начинаю целовать тонкие пальчики, переходя на животик. Василиса откидывается в гамаке навзничь и отбивается, а главное, начинает улыбаться.
Цель достигнута, и я успокаиваюсь, не думая дальше провоцировать. Хочется, конечно, но не при всех же. То один выглянет, то другой мимо пробежит. То теперь баба Шура начинает метаться между клумбой и сараем, убирая какие-то инструменты.
– Давайте помогу, а вы пока отдохните, – искренне предлагаю, оторвавшись с трудом от Васи.
Но и валяться, когда женщина что-то таскает, не могу: воспитание не позволяет.
– Да я сама, Андрюш, – баба Шура пытается отнять у меня пирамиду из вёдер, да только я сильнее и проворнее.
Перехватываю старушку за талию и переставляю поближе к внучке, а сам отношу в сарай вёдра, грабли, вилы. Убираю ящики, в которых бабушки любят хранить что-то цветочное. Потом ещё и воду таскаю в бочки, обнаружив, что они пустые.
Целый дом девчонок, а дедушка Васин не поспевает за всеми. И в детстве внучки помогали бабе, пока наши деды работали, рыбачили или охотились. Так что и я привычные действия выполняю, тем более, пру́дка с водой у Морозовых ближе, чем у нас. А яркий фонарь прекрасно освещает двор.
Закончив с огородными работами, ополаскиваюсь тут же, в бочке с холодной водой, и прячу улыбку, когда ловлю Василисин взгляд. Её интерес здорово повышает самооценку, хотя и не страдал никогда комплексами. Но тут другое: любимая девочка смотрит иначе, не так, как смотрели другие. В её глазах я вижу своё отражение. И это… Наверное, это и есть та любовь, та взаимность и та вера друг в друга, которую ищет каждый человек.
Подмигиваю Цветочку и нарочито поигрываю мышцами, по которым стекают капли воды. Судя по яркому румянцу, я на правильном пути.
Некстати приходит в голову мысль, что в пещере было темно, и я не видел Василису. Чувствовал, вдыхал её запах, слышал её голос, но не видел выражения глаз. Не видел, краснеет ли она в момент финиша, кусает ли губы и прикрывает ли глаза… Так хочется всё повторить и увидеть, что из груди вырывается сдавленный стон. Приходится взять ковш и облиться ледяной водой, чтобы отогнать опасные мысли.
К счастью, Вася отвлекается на сестру, зовущую всех попробовать свежезаваренный чай с какой-то травой. Моя бабуля тоже увлекается собирательством, поэтому особо не удивляюсь: делятся рецептами, потом ходят пробовать одна к другой.
Цветочек терпеливо ждёт, пока я вытрусь и накину футболку. В обнимку с ней возвращаемся в дом, где уже разлит ароматный напиток. Баба Шура при виде нас подхватывается и приносит из кухни блюдо с блинами.
Я, откинувшись на диване, громко смеюсь. Она неисправима! Что она, что её внучка! И блины у них бесподобные.
С набитым ртом отвечаю на какие-то пространные вопросы, прикидывая, где найти Кейса. Беседа так или иначе все равно крутится вокруг ночи. Даже Вика подключается и строит предположения. Одна Василиса молчит, съежившись у меня под боком.
Ей, пережившей наяву весь кошмар, явно не хочется слушать и вспоминать.
– Андрюш, – Василисина бабушка прикладывает палец к губам, когда разговоры становятся громче и громче.
Я машинально поглаживаю спину Цветочка, припивая чай, в сотый раз повторяя подробности.
– М? – отвечаю, сообразив посмотреть вниз.
Ответа не требуется: моя маленькая рыжая вредина мирно спит, подложив под щёку ладонь, как в далёком детстве.
– Отнесу и вернусь, – шёпотом сообщаю, аккуратно встав и подхватив Васю.
На веранде зажигаю настольную лампу, и опускаю Василиску на подушку. Она моментально поворачивается, продолжая тихо сопеть. Кофточка, которая на ней надета, задирается и на загорелой коже отчетливо проступают шрамы.
В венах закипает не кровь, а нечто более сложное и тяжелое, побуждающее рвать зубами за эти отметины на нежном теле.
«Ты ответишь», – посылаю пока ещё неизвестному врагу и выхожу, так и не погасив лампу.
* * *
Следующее утро выдается безумным и напряжённым. Домашние дали передышку, но не забыли о моих «подвигах». Об изувеченной машине молчат, но отец не забывает наградить меня подзатыльником, после которого крепко сжимает в объятиях.
Принимаю, опустив глаза. Да, сейчас мне стыдно перед ними за нервотрёпку и за каждый час, наполненный переживаниями.
Они ведь узнали ещё ночью, когда участковый постучал в дом, обнаружив нашу машину возле дички. Решил, что её угнали, но когда услышал, что на ней уезжал я…
Короче, весело не было никому.
– Пап, прости, – каюсь, чувствуя, что подвёл всех. – Это казалось самым разумным. Ты пойми: они могли расстрелять клуб, если бы мы не увели их.
Это вроде бы логичный довод, но всё-таки не очень. Могли бы расстрелять всех, но почему-то поехали за нами. Кейс был прав, что инстинкт охотника «убегают – догоняй» сработает, а мог ведь и дать осечку.
– После драки кулаками… – папа сам себя обрывает и качает головой: – Мать поседела. Бабка с сердцем чуть не слегла. А Васины… Её-то куда потащил, Андрюх? Головой думал?
Не думал. Признаю. Во мне адреналин шарашил убойной дозой. Потом тоже, хотя и контролировал себя. Вроде бы.
В общем, мне достаётся. Прощение прошу у своих искренне, даю клятву никуда не влипать и, пообедав, уезжаю искать Кейса. По-любому мне нужны подробности от него, ну и убедиться, что с ними всё в порядке. Сашка дома не объявлялась, а я Василисе обещал узнать про её подругу.
Гоню в соседнюю деревню, где когда-то родители Сергея купили землю. Нахожу без проблем, проехав по дороге до последнего дома. Там, у колодца, замечаю сладкую парочку: усадив на край бревенчатого ограждения, Кейс буквально пожирает Сашу. Нарушаю их уединение, посигналив.
Сашка прячется за широкой спиной, а Серёга красноречиво ухмыляется, показывая мне кулак. Принимаю, но раз уж приехал, прошу уделить мне время.
Первым делом отправляем девчонку в дом, а сами устраиваемся на лавке у забора. Тень от нависших кустов создает приятную прохладу, не давая солнечным лучам обжигать кожу.
Срываю лист и скручиваю его, не зная с чего начать.
– Вас ищут, в курсе?
– Знаю. Сашку отвезу домой, съезжу, чтобы утрясти вопрос. Вас сильно доставали?
– Терпимо. Обещали вызвать.
Замолкаем, каждый думая о своём.
– Ты знал? – не выдерживаю и спрашиваю прямо.
Кейс раздумывает, методично ощипывая лепестки ромашки, которую поднял с земли.
– Скажем так…
Откровения заставляют задуматься. Сергей не просит не распространяться, но я и сам не собираюсь ни с кем обсуждать. Это его жизнь и его дело, а у меня своя проблема.
И эта проблема принимает вполне реальные очертания, когда вечером следующего дня мы с Василисой спешим домой, чтобы встретить её родителей.
Чёрная машина у калитки, Васина мама и здоровый мужик, со спины показавшийся смутно знакомым.
Когда мужик поворачивается, я сжимаю зубы до скрипа. Передо мной он – враг.
Отчим Василисы.
Пётр Савельев.
Тот самый брат Маринкиного отца…
*Исп. – группа Белый орел «Потому что нельзя»
