Текст книги "Семья Марковиц"
Автор книги: Аллегра Гудман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
– Я не хочу читать лекцию по бумаге, буду импровизировать – говорит он.
– Как только вам угодно, – говорит председатель. – Прошу вас получить экземпляр расписания конференции. – И он протягивает Эду книгу в переплете золотой парчи. Эд видит – это каталог выставки, на каждой его странице миниатюра, и на них один из тех садов, через которые он прошел. А вот и фонтан с усеянным золотыми крупинками дном. Вот и двор с африканскими тюльпанами. Он читает сопровождающий иллюстрации текст:
Что можно сказать, глядя на это совершенное искусство? На эти краски, которые уподобишь разве что драгоценным камням? Искусство миниатюриста словно бы переносит нас в сад, мы словно бы идем по дорожкам, и наш слух услаждает журчанье фонтанов. На этой иллюминации всего восьми сантиметров высотой, – один из прекраснейших ландшафтов Господнего лика земли.
Эда вдруг осеняет: это же Генри. Его брат Генри, у себя в Англии, организовал эту конференцию и написал текст к каталогу. Кто, как не Генри, имеет привычку говорить «Господень лик земли», кто, как не он, слова не скажет в простоте. Кто, как не он, с его изысканным вкусом и замшелыми коллекциями. Кто, как не он, уже не один год нудит, чтобы Эд написал книгу о культуре исламского мира, хотя отлично знает, что Эд занимается современной историей и политикой исламского мира. Конечно же, это его брат устроил ему приглашение не в нынешний Иран, а в Персию.
Эд просыпается, его бьет дрожь. Сон он начисто забыл, в памяти застряла лишь мысль, что приглашение на конференцию ему устроил брат. Возможно ли это? Что, если Генри, а он вхож в Оксфордский ученый мир, свел знакомство с кем-то в Восточном институте и рекомендовал ему Эда? Эд вскакивает с кровати, умывается. А что, если Генри не имеет никакого отношения к письму из Ирана? А просто-напросто письмо чем-то походит на брата. Вычурное, старомодное. Генри такое любит. Он выбрал Старый Свет, Эд – Новый. Генри нравится представлять их жизнь так при том, что сам он – практик, бизнесмен, а ученый – Эд. Он спускается вниз завтракать Вообще-то он не так уж часто думает о брате. Во всяком случае, старается не думать. Эстетические воспарения Генри его утомляют. Письмо так и лежит на кухонном столе, где его оставила Сара. Сложив письмо, Эд кладет его на пачку счетов в холле. Заглядывает в портфель, убеждается что конспект лекции лежит там же, куда он его и положил.
В тот день после работы за ним заезжает Сара, требует, чтобы они пошли в книжную лавку при кампусе – купить подарок Кейти Пассачофф. Сара напоминает:
– Ты же сказал: завтра исключено, а в пятницу ты выступаешь на радио.
– Неужто нам и впрямь нужно покупать подарок вдвоем?
– Я вечно покупаю подарки в одиночку, а потом ты критикуешь мой выбор, мне это надоело.
– Я только и сказал, что для бат мицвы больше подходит еврейская книга.
В последние годы они не раз ходили на бат мицвы. Среди их друзей многие уже заводят детей по второму заходу, так что теперь Эду с Сарой приходится снова и снова отмечать эти вехи. Они направляются в отдел иудаики, там обнаруживаются несколько изданий «Агады», «Большой сборник еврейского юмора» и дорогущая книга из тех, что держат на журнальном столике, – «Великие евреи в музыке».
– Вообще-то я хотела бы купить роман, – говорит Сара.
– В таком случае покопайся в отделе художественной литературы. Подбери два-три варианта.
Эд отходит, вынимает с полок одну книгу за другой. Он никогда не задерживается в магазинах, вошел – минута-другая – и вышел, это предмет его гордости. Пять минут – и он уже держит три книги.
– Выбери одну из этих, – говорит он. – Смотри, вот «Прощай, Коламбус» [113]113
«Прощай, Коламбус» (1959) – роман Филипа Рота.
[Закрыть].
Сара качает головой.
– А что, это же классическая книга для юношества.
– Нет, нет. «Коламбус» не подойдет.
– О чем ты говоришь?
– Эд, для тебя это книга для юношества. Но она не юноша и сейчас – не пятидесятые.
– Ну извини! – говорит Эд. – Будь по-твоему, вот тебе рассказы Исаака Башевиса Зингера.
– Ну нет!
– Что-о?
– Дать девочке двенадцати лет в руки Зингера – да ты что!
– Отличная книга в твердом переплете, – артачится Эд.
– Он с вывертами, – не отступается Сара.
– Он – великий писатель.
– Он зациклен на дефлорации. Нет, такой подарок нам не подходит.
– Отлично. Тогда вот тебе «Приключения Оги Марча» [114]114
«Приключения Оги Марча» (1953) – роман Сола Беллоу.
[Закрыть]. Великий роман, надеюсь, ты не будешь возражать.
– Для девочки двенадцати лет он слишком сложен.
– Ну не знаю, у тебя всё или слишком сложно или с вывертом. А что ты подобрала? Оригинально, нечего сказать! «Дневник Анны Франк». А это что такое? Помнится, мы договорились купить еврейскую книгу. «Маленькие женщины» [115]115
«Маленькие женщины» (1869) – популярный роман для девочек американской писательницы Луизы Олкотт.
[Закрыть]. Сара! Ты вечно обвиняешь меня, что я живу в прошлом. А «Маленькие женщины» – это даже не 1950-е, а 1850-е.
– Я думала, эта книга ей по возрасту, вот почему я на ней остановилась, – говорит Сара.
– А я думал, мы подыскиваем великий еврейский роман. Я выбирал книги классиков еврейской литературы. Но ты отвергаешь всё подряд. И вдобавок предлагаешь «Маленьких женщин». – Он смотрит, как она стоит перед ним, прижимая к себе большую сумку. И тут понимает: ведь этих самых «Маленьких женщин» она, должно быть, читала в свои двенадцать, и умиляется. – Что ж, предпримем еще одну попытку.
Они возвращаются к полкам.
– Вот что нам [116]116
Хаим Граде (1910–1982) – американский еврейский писатель, поэт, журналист. Писал на идише.
[Закрыть]нужно – Хаим Граде, – радуется она. – Чудесный писатель – «Мамины субботы».
– Ну нет, – говорит Эд.
– Слишком тяжелая?
– Не то слово, тяжелее книги я не знаю. Я даже не смог дочитать ее. Нет, ты скажи, ну почему мы непременно должны подарить ей книгу о Холокосте?
– Я что, хоть слово сказала о Холокосте?
– Все книги, которые ты выбираешь, о Холокосте. Они тебя притягивают, как магнит.
Сара поднимает на него глаза.
– Вот уж нет! Я подыскиваю еврейскую книгу, только и всего.
Они еще с полчаса просматривают полки, спорят. И в конце концов покупают «Дневник Анны Франк» и «Вы, конечно же, шутите, мистер Фейнман» [117]117
«Вы, конечно же, шутите, мистер Фейнман» – автобиографическая книга выдающегося американского ученого, Нобелевского лауреата по физике Ричарда Фейнмана (1918–1988). В ней он описывает свою многогранную деятельность за пределами физики, как то: де шифровку кодов, изучение японского языка и т. д.
[Закрыть].
Но вот они добрались домой, сбросили сумки на кухонный стол, и Эд говорит:
– Я ни минуты не сомневаюсь, что пригласить меня в Иран этих людей подбил не кто иной, как Генри.
– Да кого он может знать в Иране? – вопрошает Сара.
– Ты лучше скажи, кого он не знает! Он профессиональный…
– Raconteur [118]118
Здесь: говорун ( фр.).
[Закрыть]?
– Йента. Наверняка встретил кого-то в антикварном магазине или в Ашмоловском музее, в библиотеке Радклиффа [119]119
Библиотека Радклиффа, иначе Научная библиотека при Оксфордском университете. Названа по имени основателя Джона Радклиффа (1650–1714).
[Закрыть], а то и в каком-нибудь обществе. Каких только обществ он ни член. Разговорился с каким-то иранцем и предложил ему меня в качестве докладчика. Нарассказал ему всякой всячины, ну они и занесли меня в свои списки.
– В Иране?
– Почему бы и нет, меня же там читают. – Эд мотается по кухне.
Сара отмахивается от него, варит себе кофе.
– Спорим, он как-то исхитрился выманить у них приглашение.
– Так почему бы тебе не позвонить и не спросить его?
– И не подумаю.
– Почему нет? – спрашивает Сара.
– Да потому что, когда бы я ни позвонил, он впадает в панику: думает, что-то случилось с мамой.
– Что ж, зная тебя, должна сказать, предположение вполне резонное.
– Мог бы и сам раз в кои-то веки позвонить.
Засыпая, Эд мысленно возвращается к этому разговору, и ему снится брат. Он в Оксфордской квартире Генри – темная обивка, разбросанные там и сям книги.
– Генри, – говорит Эд, – ты рассказал про меня персам, и вот они прислали приглашение.
– Дорогой Эд, – говорит Генри. – Это же просто замечательно! – он в своей домашней ало-зеленой куртке типа архалука, в стеганых шлепанцах в тон, на голове феска, с нее свисает золотая кисточка.
– Они тебе шлют письма? Ну ты подумай, совсем, как в «Lettres Persanes» [120]120
«Персидские письма» ( фр.) (1721) – роман Ш. Монтескье в форме переписки двух персов, покинувших родину, чтобы познакомиться с французской цивилизацией. Острая сатира на самые разные стороны жизни французского общества.
[Закрыть]Монтескье. Я тебе не показывал, какое у меня издание «Писем»? Изыск, сплошной изыск. Посмотри на эту гравюру: персы явились ко французскому двору, они пялятся на парижские наряды, на высоченные пудреные прически. Вот одна из таких дам перед дорожным ящичком-секретером, в руке у нее гусиное перо – она пишет письмо в Персию. Подлинный переплет восемнадцатого века. Знаешь, во сколько эта книга мне обошлась? Даже не спрашивай.
– Идет, и не спрошу.
Генри явно разочарован.
– Когда ты едешь?
– Я не поеду в Персию, – оповещает его Эд.
– Но тебя там ждут.
– Ты что, не понимаешь – это опасно. – Эд переходит в наступление. – Там теократия, государством правят исламские абсолютисты.
– Эдуард, тем не менее тебе выпал редкий шанс, мало кому так везет. Подумай только, какую книгу ты бы мог написать. И не просто книгу о них, а книгу для них: «Lettres Persanes» наоборот, книгу, где экзотической персоной станешь ты!
– Я кто по-твоему, антрополог? – вопрошает Эд. – Если на то пошло, то экзотическая персона не я, а ты.
Генри заливается краской.
– Мне казалось, ты будешь рад побывать в Персии. Не хотел об этом говорить, но мне пришлось сильно похлопотать, чтобы заполучить для тебя это приглашение. Предполагалось, что это будет тебе сюрприз на день рождения. Мы с Сьюзен никак не могли придумать, что бы такое тебе подарить. Сначала собирались купить тебе новый Оксфордский словарь английского языка на диске, но я подумал-подумал и решил: все неисчерпаемое богатство нашего языка на одном-единственном крошечном диске – это все равно что синтезированная музыка. Вот я и подумал, раз ты пишешь о том, как необходимо понять Другого, почему бы тебе не написать вслед за этим книгу о том, каково это стать Другим.
– Я вовсе не хочу стать Другим, – говорит Эд. – Это не моя, а твоя и твоих друзей-экспатов цель.
Генри наливает Эду чай.
– Эдуард, ради Бога, не расстраивайся. Я полагал: если бы ты поехал туда, посидел с ними, ты мог бы лучше понять, как решить наши проблемы, потому что ты бы понял, что на уме у арабов.
– Не возьму в толк, о чем ты, – говорит Эдуард. – Я понятия не имею, что у них на уме.
– Разве ты не это стремишься понять?
– Не через отдельного человека, – бормочет Эд. – Да что же это такое, в конце концов; в сотый раз тебе объясняю: иранцы – не арабы, они персы, вот они кто.
Он вылетает из комнаты и оказывается в материнской квартире в Венисе (Калифорния). Роза в свою очередь наливает ему чаю и придвигает облитое шоколадной глазурью печенье.
– Герлскауты [121]121
Члены Всемирной ассоциации герлскаутов. Членами ее могут быть девочки от семи до семнадцати лет. Помимо воспитания патриотизма и твердости характера, девочек приучают к занятиям спортом и ведению домашнего хозяйства. Девочки из герлскаутской организации продают приготовленное ими печенье, а вырученные деньги отдают на нужды местного общества герлскаутов. Традиция эта ведет начало с 1917 года.
[Закрыть]позвонили в дверь, ну и пришлось его купить, – говорит Роза. – Попробуй, милый. Но сначала я хочу тебе кое-что рассказать про персов. Они Израилю не друзья. Эсфирь, она, конечно, красавица и старалась помочь, как могла, но ее брак, что ни говори, смешанный. Артаксеркс не перешел в иудаизм, я ничего об этом не слышала. Насколько я знаю, ничего такого не было. Я тут кое-что приготовила для твоей поездки. Уилтонские замороженные обеды [122]122
Кошерная еда для самолетов.
[Закрыть]. Оч-чень дорогие, так что ты уж их съешь. И сосательные конфетки для самолета. А еще я вырезала для тебя из «Таймс» статью Уильяма Сэфайра [123]123
Уильям Сэфайр (1929–2009) – публицист, колумнист «Нью-Йорк таймс» и «Интернэшнл трибюн». Работал корреспондентом в Европе и на Ближнем Востоке, участвовал в предвыборной кампании Р. Никсона. Автор нескольких популярных книг.
[Закрыть], о том, что международные террористы базируются в Нью-Йорке, а всё потому, что у нас так много гражданских свобод.
– У-у, я вчера видел эту статью, – говорит Эд.
– И что ты о ней думаешь? – спрашивает Роза. – Арабские муджахеддины из Ливана раздобывают египетские паспорта в Судане и иранские мешугоим [124]124
Здесь: психи ( идиш).
[Закрыть]внедряются в Парамус [125]125
Парамус – пригород Нью-Йорк-сити, один из самых больших торговых центров в стране.
[Закрыть]и Оклахома-Сити.
– Ты вечно паникуешь.
– Он прекрасный писатель, – говорит Роза, просматривая вырезку. – Хотелось бы мне, чтобы и ты как-нибудь написал колонку вроде этой. Лучшие его колонки воскресные, он тогда пишет об английском языке. Это так красиво.
Эд вскакивает, как встрепанный.
Перед глазами у него еще какое-то время мелькают кадры сна, потом пропадают.
Эд едет на интервью в программе «Поговорим о временах». Джилл Бордлз проводит его в студию, знакомит с другим гостем, Джорджем Заглулом, христианином из Ливана, Эд уже не раз с ним встречался. Они садятся по обе стороны от модератора, Боба Кеннеди. Ровно в три Кеннеди объявляет радиослушателям:
– Здравствуйте. Как всегда по пятницам, мы поговорим о международных делах. Обсудим сложные проблемы Ближнего Востока, сосредоточим внимание на том, чт о Израиль, арабские страны и США могут сделать, чтобы ускорить мирный процесс. Сегодня к нам пришли профессор Эдуард Марковиц из Джорджтаунского университета, известный специалист по терроризму и в прошлом стипендиат Оксфордского центра борьбы за мир, и Джордж Заглул, член Комитета за мир и справедливость на Ближнем Востоке. Добро пожаловать профессор Марковиц, начнем с вас. Какова, по-вашему, наша роль в этом процессе? И не вернут ли нас вспять взрывы здесь, стрельба и резня в Израиле, воинствующие мусульмане в Египте?
– Видите ли, Боб, я оптимист, – говорит Эд. – Я вижу подвижки в этом направлении, стремление к умеренности и сдержанности со всех сторон. Нам удалось посадить израильтян рядом с их соседями…
– Вы говорите о мирных переговорах, начатых предыдущей администрацией? – спрашивает Боб.
– Да. В Израиле сейчас такой общественный климат, что переговоры «земля в обмен на мир» больше не воспринимаются, как святотатство…
– Вы имеете в виду, что Израиль готов пожертвовать землей в обмен на мир, – разъясняет слушателям Боб.
Эд закипает: сколько можно прерывать.
– А что вы скажете об усилении активности террористов? Вы же специалист по террору, вас это беспокоит?
– Видите ли, – говорит Эд, – террор – явление сложное, многогранное…
– А что скажете вы, Джордж Заглул? – спрашивает Боб. – Как по вашим наблюдениям: исламский мир отстранился от некоторых аспектов деятельности террористов?
– Разумеется, – отвечает Заглул. – Ислам – религия мира, на протяжении всей своей истории исламисты выдержанно и толерантно относились к меньшинствам. Но, чтобы судить о терроризме, необходимо смотреть не так на газетные заголовки, как на то, что стоит за ними. Когда в мальчишек, швыряющих камни, стреляют из автоматов, это разжигает вражду.
– Нам много звонят, – объявляет Боб. – Давайте поговорим с Кэрол из Сан-Хосе. Здравствуйте, вы на программе «Поговорим о временах».
– Привет, Боб. Мне нравится ваша программа, – говорит Кэрол.
– Спасибо.
– У меня вопрос к профессору Марковицу, – продолжает Кэрол. – Во время войны в Заливе информационные агентства предупреждали нас, чтобы мы летали самолетами лишь в случае крайней необходимости. Я много чего наслушалась про то, как обеспечивают безопасность в аэропортах, и хотела бы узнать, они по-прежнему не советуют летать?
Эд смаргивает.
– На этот счет ничего не могу сказать, – говорит он. – Я вообще-то не слежу за тем, как обеспечивается безопасность в аэропортах.
– Хорошо, Кэрол, спасибо за звонок, – говорит Боб. – А теперь послушаем Джойс из Силвер-Спринг.
– Привет, у меня вопрос сразу к обоим гостям, – начинает Джойс. – Вот вы говорили об исламском мире, а я хотела бы узнать – видел ли кто-нибудь из вас кино «Только с дочерью». Оно основано на автобиографии американки, которая пыталась вызволить свою дочь из Ирана.
– Я его видел, – говорит Эд.
– Я хочу знать одно: так ли на самом деле относятся к женщинам в арабском мире?
– Во-первых, иранцы не арабы, – говорит Эд.
Джойс уточняет:
– Я имела в виду, в мусульманском мире.
– Вот что я могу сказать, – начинает Эд. – В фильме показано, что свобода женщин ограничена, и это, по-моему, верно. Но некоторые эпизоды в фильме явно выдумали. Например, эпизод, в котором женщина связывается с подпольной группой, помогающей людям бежать из страны, на базаре – в этом случае кое-какие детали явно изменены, чтобы не навредить подпольщикам.
– Нет-нет, этот эпизод вовсе не выдумали, – говорит Джойс. – Так было и в книге.
Но тут Боб Кеннеди басит:
– Хасан из Оклахома-Сити, вы в эфире.
– Здравствуйте, это Хасан. Слушаю я ваших гостей и вот что хочу знать: на чьей стороне они выступают, когда призывают нас проявлять сдержанность. Оба они американцы, нанятые Израилем для своей пропаганды.
– У вас вопрос или комментарий? – прерывает его Боб Кеннеди.
– Сначала комментарий, потом вопрос.
– Хорошо. Только покороче.
Заглул добавляет:
– Я не американец, и меня Израиль не финансирует.
Хасан тем не менее гнет свою линию:
– Вы должны понять, программа «земля в обмен на мир» – это пропаганда. Пустые слова израильтян. Ими Израиль прикрывает нарушение прав человека, накопление атомного оружия, террористические покушения на жизнь и собственность.
– Разрешите, я кое-что объясню, – говорит Эд. – В Израиле, как и в любом демократическом государстве, плюрализм мнений, и на протяжении его истории, как и в любой другой стране, политический курс менялся и трансформировался. Однако сказать, что за каждым шагом к ослаблению напряженности не стояло доброй воли…
– Другими словами, дайте шанс установить мир, – подытоживает за него Боб.
– Нет, – вскидывается Эд, – дайте мне докончить мысль.
– Вот видите, – заявляет Хасан, – мир его не интересует. Его интересует лишь общественное мнение, и причина в деньгах, потому что…
– Послушайте, Хасан, – прерывает его Эд, – прежде чем сосредоточить все наше внимание на Израиле, а Израиль – единственная демократическая страна на Ближнем Востоке, давайте вспомним…
Хасан, перекрывая голос Эда, вопит:
– Израиль – колония США, придерживающаяся расистской идеологии. Он оккупировал землю, держит ее исконных жителей в концентрационных лагерях, строит оружейные арсеналы.
– Постойте, – говорит Эд, – давайте рассмотрим совокупность причин. Давайте подумаем о том, что побуждает Израиль так поступать. Израиль окружен абсолютистскими, радикальными, антизападными теократиями. Посмотрите на иракцев. Посмотрите на перс… на иранцев. И тем не менее в Израиле есть силы, которые понимают бедственное положение палестинцев, и это нельзя не одобрить и не восхищаться этим тоже нельзя.
Хасан говорит:
– Это всего лишь израильская пропаганда.
– Откуда вы берете такую информацию? – спрашивает Хасана Эд.
– Что ж, двинемся дальше, – говорит Боб.
– Вы исследовали этот вопрос? – не отступается Эд. – И может быть, вы хотя бы сообщите, к какой организации вы принадл…
Боб Кеннеди машет на Эда руками, качает головой.
– Сообщите нам, как называется ваша организация, – настаивает Эд.
– Нам сегодня, – говорит Кеннеди, – еще предстоит охватить большой круг вопросов.
– Погодите, – рявкает Эд, забыв, что профессору, к тому же выступающему по радио, негоже так себя вести. – Скажите-ка, Хасан, кто платит вам.
– Джордж Заглул, – прерывает его Кеннеди, – а что скажете вы о тех вызывающих тревогу вопросах, которые поднял Хасан?
– Тревога Хасана имеет вполне реальные основания, – начинает Заглул.
Пока он отвечает, Кеннеди передает Эду записку: «Прошу вас, не озлобляйте слушателей!»
К тому времени, когда программа – а она длилась два часа – кончается, у Эда раскалывается голова. Перед глазами всё плывет, и по дороге домой он чуть не сбивает мотоциклиста. Возвращаться в университет нет смысла. Он достает из шкафчика над холодильником уже покрывшуюся пылью бутылку, наливает себе виски. Для затравки, чтобы расположить его, они отрядили сообразительную, вроде бы интеллектуальную продюсершу, вдобавок еще и начитанную, а потом швырнули его в эфир, где он не только не мог сформулировать свои доводы, думать и то толком не мог. А он еще льстил себя надеждой, что наконец ему представится случай сделать серьезное заявление по национальному радио, и не просто о толерантности и сосуществовании на Ближнем Востоке, а о том, как мы оцениваем другие культуры, о том, что необходимо пересматривать наши оценки и перейти от стереотипов к более просвещенному, более космополитичному взгляду на мир. И опять он – а всё его горячность – вспылил, и от уравновешенности, которая так восхитила в его книге Бордлз, не осталось и следа. Но мог ли он сдержаться в студии при том, что модератор всё упрощал и выхолащивал, а звонили то невежи, то злыдни. Джордж Заглул, тот, ничего не скажешь, не срывался, но он лоббист, наймит. А вот он, Эд, выставил себя идиотом. Потому-то он ученый, а не дипломат, как мечталось в юности. Он изучил, согласно «Ближневосточному обозрению», и блестяще, теорию дипломатии и писал о ней, но он не дипломат, не тот у него характер.
Назавтра Эд и Сара стоят в вестибюле Конгрегации «Шаарей Цедек». На Эде атласная оранжевая ермолка, на ее подкладке надпись золотыми буквами «Бат мицва Кейти Пассачофф».
– Эд, вчера я слышала вас в передаче «Поговорим о временах», – говорит худенькая, белая, как лунь, Ида Браун. Они стоят в очереди к столу с закусками. – Он замечательно выступал, правда же, Сидни?
Сидни кивает, говорит:
– Задали вы перцу этому арабу из Оклахома-сити. Вывели его на чистую воду. Я сказал Иде: «Я рад, наконец на радио кто-то заступился за Израиль».
– Видите ли, я согласился выступить в этой программе не для того, чтобы заступиться за Израиль, – остужает их восторги Эд. – Я намеревался поговорить о терроризме, о его влиянии на мирный процесс.
– Одно от другого не отделить, они взаимосвязаны, – просвещает его Сидни Браун.
По ту сторону стола движутся киношники – снимают на видео праздничное угощение. Посреди длинного стола один из поваров режет мясо, и не какое-нибудь, а толстый край.
С другого конца стола им машут Гринберги, Джинн Гринберг кричит:
– Ты понравился мне в «Поговорим о временах».
Арт Гринберг поднимает вверх большой палец. Эд смотрит на Сару.
– Вот видишь, – говорит она, – всем понравилось.
– Еще бы не понравилось, – стонет Эд. – Я выступил, как ненавистник арабов, а им только того и нужно было.
– Расслабься! Ты их обрадовал!
– И стал посмешищем для всего отдела.
– Брось. Ты герой дня.
К их столу № 11 подходят несколько человек – поздравить Эда. Среди них старинные, еще с 80-х, знакомые, они поздравляют и Сару, говорят, что она должна гордиться: у нее просто замечательный муж. Сара всех благодарит.
Под барабанную дробь официанты вывозят на всеобщее обозрение белый столик с пирогом. Пирог роскошный, его венчает марципановая книга с золотой закладкой. Книга открыта, на страницах – поздравление Кейти. На столе свечи на подставках. Кейти подходит к пирогу, сейчас ее запечатлеют на его фоне. Кейти, худенькая, длинноногая, в цветастом платье и больших круглых очках. Под нацеленными на нее видеокамерами она берет микрофон.
– Еще одна речь? – спрашивает Сару Эд.
– Нет, – шепчет ему Сара. – Наверное, пора зажигать свечи.
И точно, клавишник тихо наигрывает на пианино, Кейти тем временем читает:
Моих друзей, мою семью
Очень сильно я люблю.
Дружба с вами мне дорога,
Прошу взять по свечке для пирога.
Три подружки есть у меня.
С ними подружилась я в школе —
Дарси, Бриттани и Молли.
Пусть они к пирогу подойдут
И по свечке принесут.
Эд и Сара смотрят – вот три подружки встают, несут свечи.
– Что-то это странно, стишки, пианино, – говорит Эд. – Я такого вроде не припомню.
– Она прекрасно держится, – замечает Сара, она не спускает с Кейти глаз.
– Ты так говоришь на каждой бат мицве, – напоминает Эд. И чуть спустя добавляет: – И сколько же свечей в ее честь зажгут? Уже семнадцать человек подходило.
– Многие зажгут одну свечу на пару, объясняет Сара.
Какая-то незнакомая Эду женщина за соседним столиком перегибается к нему, шепчет.
– Вы меня не знаете. Я прихожусь Кейти теткой. Что хочу сказать: я слышала вас по радио. Правда, застала только самый конец, но они сказали, что вы написали книгу, это так?
И тут Кейти Пассачофф читает:
Тетя Айрин, ты нам дорога,
Принеси свечку для пирога.
– По-моему, вас вызывают, – сообщает Эд тетке Кейти.
– И верно. Спасибо, – говорит она.
Похоже, наконец-то пирог разрежут, оркестр вновь заиграл, и Сара хочет танцевать.
– Пойдем, надо проверить, стоит ли нанять этот оркестр на свадьбу. Что это они играют? – Сара напевает обрывок мелодии. – Ну да, «Нечто большее» [126]126
«Нечто большее» – популярная в 50-60-х песня Алекса Элстона на слова Тома Глейзера с припевом «Есть нечто большее, чем то, для чего мы живем».
[Закрыть]. Послушай, это же песня нашей молодости.
Они выходят на середину зала, где несколько пар вяло топчутся около лихо отплясывающих Миллеров, те брали уроки танцев, – их хлебом не корми, дай потанцевать.
– А что, если и нам взять несколько уроков? – говорит Сара, глядя Эду через плечо.
– Это еще зачем? – удивляется Эд. – Знаешь, я просто ушам своим не верю: сколько народу меня слушало.
– А что я тебе говорила?
– Но они меня больше никогда не пригласят.
– Подумаешь! Тебя пригласили в Иран. Как по-твоему, стоит их нанять? – Она кивает головой на «Группу».
– У-у. Они вполне. Мне понравился тот, кто наигрывал на пианино, когда зажигали свечи.
Сара переводит взгляд на него.
– О Господи, к нам пробираются Фрэн и Стивен, – говорит Эд. Он готовится – ждет нового шквала комплиментов.
– Как ты, Сара? А ты, Эд? – спрашивает Фрэн. – Славно все прошло, правда? Трудно поверить, что Кейти уже двенадцать. Чувствуешь себя старухой. Я помню, когда она родилась.
– Знаешь, – говорит Стивен Миллер, – со временем считаешь уже не годы, а десятилетия.
– А теперь ваша старшенькая выходит замуж, – Фрэн качает головой, уже подернутой инеем.
Она тараторит без умолку, и Эд озирается по сторонам – ищет, куда бы удрать. Ему ясно, что его выступление они со Стивеном даже не слушали.