Текст книги "Улыбка развоплощенного (СИ)"

Автор книги: Алла Сапфира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

    – Да, Аметисто, не пошли тебе на пользу твои странствия, ты стал непочтителен, да и науку, верно, забросил! Ну да ладно, тебя ждет сам Малахитус, поспешим к нему, расскажешь, все как есть.

    Вообще говоря, декан вовсе не был таким уж строгим, как хотел казаться, и хорошо относился к своему ученику, просто он не ожидал от него такой невежливости.

    После подробного доклада Малахитусу, Аметисто наконец пришел в свою старую комнату, привел себя в порядок и отправился в таверну «Три поддубовика», где обычно собирались молодые чародеи, надеясь встретить там своих прежних товарищей по Академии. Таверна была весьма знаменитым местом в Альмарино. Она славилась грибной кухней, здесь даже умели готовить чрезвычайно вкусные жареные поддубовики, которые многие жители не брали, полагая, что они ядовитые. Злые языки утверждали, что хозяин таверны не брезгует изготавливать яды из грибов – по особому заказу, только для специальных целей, ходили слухи и о том, что по праздникам здесь подают мухоморную настойку, от которой у посетителей начинаются видения, а маги теряют способность хорошо колдовать. Но на самом деле это были лишь разговоры завистников, ведь более доходной таверны не было во всем Альмарино. А все потому, что хозяин дружил с магами, обеспечивал им возможность проводить у себя конфиденциальные встречи, а они взамен немножко колдовали у него на кухне, делая блюда и напитки необыкновенно вкусными.

    Переступив порог, Аметисто к большой радости тут же увидел трех своих друзей, Аурелио, Гладиолуса и Базальта. Они сидели за любимым столиком, заказав, как это нередко бывало в годы учебы в Академии, изрядное количество пива и грибной солянки.

   – Эй, Аметисто, неужели это ты?

    – Скорее иди к нам и расскажи все новости!

    – Новости исключительно плохие. Джегги взяли Стефеншир, у них командует Опалус, а ведь он очень даже крут и по всем признакам готовит воплощение...

   – Тихо, тихо, друг, не гневи богов Триединства произнесением этого имени.

   – Ладно, не буду, все равно это ничего не изменит. Нас скоро ждет война, так что давайте, пока еще есть возможность, попьем пивка, съедим грибов, а вы мне расскажете, что нового в Альмарино.

   – Вот, – произнес Гладиолус, – говорил мастер Малахитус одному бездельнику, который сидит напротив тебя, чтобы он занимался, как следует, а он вместо этого все время проводил тут и не сдал минимум по магической символике. Придется ему теперь готовиться к переэкзаменовке, а то его не допустят к защите магической диссертации.

   – Да уж! Какая тебе, друг, диссертация, когда ты еще свои исследования огненной сущности саламандр не закончил, – съехидничал Аметисто, который хотя и очень любил своего друга, не особенно верил в его приверженность наукам.

   – Подумаешь, символика, – насупился Базальт, – зато я умею лучше всех метать огненные шары. Если будем воевать, это пригодится больше всякой магической науки.

   – Огненные шары, – протянул Аурелио. – Прошлый век. Вот у нас на факультете недавно изобрели морозную молнию – вот это оружие, так оружие, поражает избирательно и замораживает надежно!

   – Да будет Вам, ребята, я получше новость расскажу. У нас с факультета леса лучшая ученица сбежала! Да ты ее знаешь, Аметисто, это та самая Морионита, красавица – злючка! После твоего отъезда она совсем голову потеряла, все искала заклинание, чтобы навести на тебя любовные чары, но действующих на расстоянии не сыскалось. И тогда вдруг что-то в ней переменилось, будто вся ее энергия пошла на магическую учебу, за месяц она освоила некоторые заклинания, которые удаются только Малахитусу. Единственное, что ей никак не давалось, это выращивание цветов, не зря же говорят, что для этого доброта нужна. В день Цветка все и случилось. Вы ведь знаете, что это за испытание для магичек леса. Они должны за день вырастить самый лучший цветок, какой только смогут, причем считается, что он выражает самую сущность волшебницы и от того, каким он будет, зависит благосклонность наставников и будущая судьба. Я сам был там и все видел. Цветок Мориониты был невиданным чудом: лилия потрясающей красоты со стройным стеблем, изящная, но почему-то густого черного цвета с серебряными тычинками. Я и все присутствующие не могли глаз отвести. А еще одна девушка вырастила лилию с лепестками нежного золотого цвета. Казалось, от нее льется свет, такой мягкий, что на него можно было смотреть без труда. И тут в зал вошел Малахитус. Сначала он добродушно похвалил цветы всех участниц, а там были розы, ромашки, даже подснежники, а потом направился прямо к двум лилиям, которые в силу обстоятельств росли рядом. Он склонился над золотой лилией и произнес: «Этот чудесный дар доброго сердца будет теперь в моем цветнике.» А на черную даже не взглянул.

   Тут же листья черного цветка ощетинились длинными колючками, на которых повисли капли цвета крови, а в лицо девушки, получившей признание ректора полетела кислотная стрела! Что тут было, страшно представить! Вызванные маги шторма буквально чудом спасли лицо бедной страдалицы, а Мориониту крепко держал сам Малахитус, хотя она вырывалась и магическими, и физическими способами и даже умудрилась его оцарапать. К счастью подоспела госпожа Сердолика и помогла связать злосчастную магическими путами. Ее отправили в Башню Раскаяния, на самый верх, куда давно уже никого не помещали. Так что вы думаете, на следующий день камера оказалась пуста. Не иначе, негодная девчонка обратилась маленькой птичкой и вылетела в окошко. Никто и не подозревал, что она уже умеет такое. С тех пор о ней ничего не слыхали. Малахитус старался скрыть это происшествие, слишком уж большой это урон его престижу, да слухами земля полнится!

    – Да, дела нехорошие, как бы она не оказалась там же, где Опалус!

    – Ладно, хватит вам рассказывать всякие неприятные новости. Все беды еще впереди, как-нибудь выкрутимся. А сейчас давайте споем нашу круговую, – сказал Аурелио и отхлебнул порядочный глоток из своей кружки. Остальные последовали его примеру, и Базальт запел:

   Стихий пробужденье

      Несет разрушенье,

      Природою дан мне

      Опаснейший дар:

      Страшнее в три раза

      Проклятья и сглаза

      Запущенный ловко

      Из пламени шар.

      Песню подхватил Аурелио:

      Могу, если надо,

      Дождем и прохладой

      Сменить утомивший

      Безжалостный зной,

      Движеньем единым

      Смиряю лавины,

      Тайфун заставляю

      Пройти стороной.

      Следом вступил Гладиолус:

      Спешат к моей двери

      И птицы, и звери,

      Как нашим, владею

      Я их языком.

      Кто с лесом сроднится,

      Легко становиться

      Научится белкой,

      Стрижом иль жуком.

    К последнему куплету присоединился даже Аметисто, который обычно не пел, считая, что ему медведь наступил на ухо:

      Должны быть у мага

      Лишь ум и отвага,

      А грубая сила

      Ему не нужна,

      Без крови и стали

      Врагов побеждали

      Творцы заклинаний

      Во все времена.

   Громко стуча кружками, они повторили последний куплет еще три раза, перед каждым усердно смачивая горло пивом, а, закончив, заказали еще и еще. Веселье все не унималось, маги, окончательно раззадорившись, стали запускать разные шутихи – маленькие молнии, смерчи, а маг леса даже попытался превратиться в мышь, но вовремя опомнился, заметив на подоконнике толстого хозяйского кота. В результате он успел только наколдовать себе длинный мышиный хвост, который тут же отвалился, перебитый молнией Аурелио.

   – Что ты делаешь?! Больно же! – возмутился Гладиолус. И в этот момент кот схватил хвост и выпрыгнул в окно.

    – Ты еще должен сказать мне спасибо, а то кот уже нацелился на тебя! Пьяных-то он не любит, особенно, если напивается мышь!

    – Ну и шуточки у вас, – сказал Аметисто, – прямо как в веселые студенческие времена.

   Сам он не особенно налегал на пиво, ибо даже встреча с друзьями не избавила его от печали и дурных предчувствий. Наконец на поднятый шум прибежал хозяин:

   – Господа маги! Пожалуйста, потише, а то сюда явится альмаринская стража, и ночевать вам придется не в ваших башнях, а в кутузке!

   Хозяин совсем не боялся молодых чародеев, он имел секретное предписание от самого Малахитуса следить за их поведением и в случае чего не давать им распоясаться. Все об этом знали, и обычно до серьезных потасовок дело не доходило. Так и на этот раз, молодые люди утихомирились, а Аметисто принялся извиняться за всех, ведь он любил своих товарищей и понимал, что они набрались порядком вовсе не от радости встречи, а от того же беспокойства, которое его наоборот держало подальше от пивной кружки. Выйдя на улицу, они продолжали беседу. Аметисто пришлось рассказать всю историю сначала, и он ненароком обмолвился:

   – Если бы вы знали, с какой девушкой мне пришлось делить трудности пути во время отступления из Стефеншира!

   – Что за девушка? – тут же встрепенулся Аурелио, который из-за своей внешности считался большим специалистом в любви, хоте на деле совсем таковым не был.

   – Надо же, тебя заинтересовала представительница прекрасного пола, – рассмеялся Базальт. – Никогда не думал, что с тобой когда-нибудь такое случится, видно не зря тебя отправили изучать жизнь за пределами нашего города.

   – Ну, расскажи, расскажи нам о своих похождениях, не таись от друзей, – потребовал Гладиолус, не слишком, однако, надеясь услышать какие-нибудь пикантные подробности.

   Аметисто уже и не рад был, что проболтался:

   – Да знаете, ничего такого, просто я подружился с воительницей Лиги Скорпиона.

    – Да ты что, с ними и дружить-то невозможно, они все суровые, только и знают, что махать мечами! – разом воскликнули все три его товарища.

   – Ничего подобного, Сапфира... – тут Аметисто прикусил язык, поняв, что он проговорился еще больше, – она даже на лютне здорово играет, и поет, и вообще...

   – Да ты никак влюбился в нее, – подколол приятеля Гладиолус.

    – Да ты что, их любить нельзя, будто не знаешь, – и Аметисто по обыкновению покраснел.

    – Это в мирное время ничего нельзя, а сейчас того и гляди война, неизвестно, что со всеми нами будет. А я бы, например, постарался с ней встретиться и здесь, – заявил Аурелио

    – Больно ты храбрый! А впрочем, их ведь поселили в помещениях при Академии, девчонки живут на втором этаже, в комнатах, которые припасены для новых поступающих по осени. Так что давай, не теряйся, а мы, пожалуй, пойдем, не будем тебе мешать, – сказал Базальт, и на его лице появилась двусмысленная усмешка.

     Подначки друзей, выпитое пиво и теплая летняя ночь сделали свое дело, и Аметисто размечтался. Но сразу выполнить задуманное чародей не смог, поскольку всю ночь потратил на то, чтобы разведать в какой именно комнате поселили Сапфиру. Может быть, он и не стал бы тревожить девушку, но при мысли о том, как в следующий раз друзья будут его дразнить, расхрабрился и утром привел свой план в исполнение.

    Сапфира сидела в своей комнате, которую ей выделили в альмаринской Академии. Было тихое ясное утро. Битва на горизонте пока не маячила, и воительница находилась в самом романтическом расположении духа. Все ее мысли были об Аметисто. Сапфира чувствовала, что с каждым днем все больше привязывается к этому молодому человеку. Его светлая, слегка лукавая улыбка, добрый взгляд голубых глаз притягивали к себе как магнит. Еще недавно она посмеивалась над его стремлением доказать себе и всем, что он настоящий сильный маг, но теперь постоянное желание подтрунить над воспитанником Академии Триединства пропало, словно его и не было.

   Некоторое время воительница задумчиво смотрела на потолочную роспись, сидя в мягком бархатном кресле, затем встала и медленно подошла к окну. Ее взору предстала чудная картина летнего утра. Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая полнеба золотым светом, легкие облачка были окрашены в нежно-розовый цвет. На противоположной стороне небосвода, которая казалась необычно темной, Сапфира разглядела тонкий белый серп луны. Встреча двух светил была вполне обычным явлением для этого времени года, и воительнице вдруг вспомнилась старинная песня о двух небесных конях, обреченных вечно жить в разлуке. Она отошла от окна, взяла любимую лютню и стала тихо напевать, перебирая струны:

      Среди лугов небесных,

      В краю прозрачных гор,

      Гуляет конь чудесный

      На воле с давних пор.

      Ступая горделиво,

      Выходит по утру,

      Как пламя, вьется грива

      Златая на ветру.

   Хлопнула створка открытого окна. Воительница подумала, что это ветер, и продолжила пение:

      Едва он удалится

      Под вечер на ночлег,

      Младая кобылица

      Свой начинает бег.

      Возлюбленным забыта

      В тоске и гневе бьет

      Серебряным копытом

      О гулкий небосвод.

      С зарею миг свиданья

      Сомненья гонит прочь...

      Но снова расставанье

      Приносят день и ночь.

    Едва она закончила последний куплет, как в комнату с подоконника спрыгнул тот, о ком она буквально только что думала с радостным трепетом в сердце, хотя такие мысли были не позволительны для воительниц Лиги Скорпиона.

   – Аметисто, ты? – с непритворным удивлением в голосе спросила она. – Как ты сюда попал?

   – Я услышал твой голос и так захотел тебя увидеть, что не удержался и влез сюда по плющу ..., – попытался, краснея от смущения, объяснить молодой чародей.

   – Но как же тебе удалось это сделать? Ведь ты же..., – воительница хотела сказать «боишься высоты», но вовремя осеклась и замолчала.

    – Знаю, что ты хотела сказать, – мягко произнес Аметисто, постепенно обретая уверенность. – Но если воспользоваться заклятием невесомости, то...

   – Сапфира! – раздался за дверью строгий голос Предводительницы Лиги. – Ты почему заперла дверь? У тебя что, гости?

      Услышав это, Аметисто тут же бросился к окну, понимая, что если их застанут вдвоем, несдобровать и ему, и Сапфире. В эту самую минуту Предводительница, подозревая неладное, открыла дверь запасным ключом. Она всегда держала запасные ключи на случай, если кто-нибудь из ее подопечных вздумает втайне нарушить обет, и здесь в Альмарино а не оставила этой привычки.

    – Так – так – так, – строго сказала начальница, увидев прыгающего в окно Аметисто и потупившуюся Сапфиру. – Ну и как прикажешь это понимать, моя дорогая?

   Тем временем молодому чародею удалось спрыгнуть в сад. Но он так спешил, что забыл про заклятие невесомости, и приземление получилось весьма жестким. Потирая ушибы, и, на чем свет стоит, ругая себя за то, что не сумел справиться со своими чувствами, Аметисто поплелся в таверну «Три поддубовика», где с горя пробыл почти весь день.

   – Ну, что же ты молчишь? – вновь обратилась к своей подопечной Предводительница, проводив мага насмешливым взглядом.

    – Видите ли, госпожа, – запинаясь дрожащим голосом начала Сапфира. – Аметисто принес мне записку от сестры и...

   – Ты никогда не умела врать, Сапфира, – укоризненно покачала головой предводительница. – Эту записку я видела у тебя в руках еще вчера. И к тому же почту через окно носят только голуби. Но тебе повезло, я слышала ваш разговор и знаю, что ты не нарушила клятвы, данной Лиге. Поэтому я тебя прощаю. А этому авантюристу передай, чтобы был поосторожнее, если снова вздумает влезть в окно к какой-нибудь девушке.

    Потрепав Сапфиру по плечу, Предводительница удалилась. Сапфира печально стояла посреди опустевшей комнаты, устремив глаза в пол. На ковре обнаружился платочек. Машинально воительница подняла его. Это был самый обычный платок из белого шелка. На нем было вышито сердечко и всего одно слово «Люблю». Сапфира не сомневалась, что платок оставил Аметисто. На всякий случай она спрятала платок в шкаф из красного дерева.

    – Что бы это могло значить, – задумалась девушка. Минутная радость сменялась отчаянием и сомнениями. Наконец, отряхнув наваждение этого странного утра, воительница решила, что, скорее всего, это просто новая мода у магов. Когда же она заглянула в шкаф, чтобы взять свой плащ, никакого платочка там уже не оказалось.

    – Глупости это все, не мое это дело думать о молодых магах! Он мне друг, но не больше! – сказала сама себе девушка и отправилась по своим делам.

         Тем временем Аметисто допивал неизвестно какую по счету кружку пива, мечтая, чтобы в таверну поскорее пришли его друзья и помогли ему в излечении синяков и шишек, сам он был уже не в состоянии это сделать. И действительно к вечеру неразлучная троица снова появилась в зале:

   – О, Аметисто, да ты никак и не уходил?

   – Не уходил? – переспросил Аметисто, еле ворочая языком. Пьяницей он не был и такое состояние было для него непривычным. – Еще как уходил!

   – И какие у тебя успехи? – хихикнул Аурелио.

    – Успехи? – пожал плечами Аметисто. – Грандиозные! Посмотрите на мои руки и ноги.

    Друзья посмотрели не без удивления:

    – Это что же, воительница тебя так разукрасила? И одежду разодрала? Ну и любовь, однако, у этих скорпиониц!

   – Без оскорблений, господа, я не позволю порочить мою воительницу!

      – Тогда почему ты в таком виде?

   Хотя Аметисто и был изрядно навеселе, но понял, что либо друзья будут продолжать говорить о девушке разные не слишком-то пристойные вещи, либо ему придется рассказать все, как было. Он выбрал второе.

   – Да, – протянул Гладиолус, услышав сбивчивый рассказ, – не повезло тебе. Эй, Аурелио, – крикнул он штормовику, – давай сюда свою походную аптечку, надо помочь товарищу.

   Аурелио начал рыться в сумке, и вдруг из-под его капюшона выглянула порядочная золотая косичка.

   – Что это ты себе наколдовал? – встрепенулся Базальт, никогда не видевший у приятеля подобной прически.

    – А что, разве некрасиво?

    – Что значит, красиво или некрасиво, – вмешался в разговор Гладиолус. – Ты кто, в конце концов – маг шторма или жеманная барышня?

    – Между прочим, эта последняя мода, из самого Эйдалон-Бравира! – попытался защититься Аурелио.

    – И ты подражаешь этим столичным хлыщам? – удивился Базальт. – Да знаешь ли ты, какие у них там нравы?

    – Не знаю, и знать не хочу, а волосы у меня все равно самые красивые на факультете шторма!

    – Тоже мне, – протянул Гладиолус. – О красоте задумался. Гляди, дождешься насмешек от мастера Корнерота.

   Пока друзья препирались, Аметисто положил голову на стол и заснул. Ему снились могучие плющи, по которым можно было лазать, как по деревьям, Сапфира, выпивающая необыкновенно огромную кружку пива одним махом, и золотая косичка его друга, извивавшаяся подобно змее.

   Глава 10. Шантаж

       Был теплый летний вечер. Город Альмарино жил своей повседневной жизнью. Изменилось только одно: в нем появилось больше воинов, чем обычно. Днем скорпионцы и золотые леопарды усердно занимались учебными боями на аренах Академии, а вечерами они были свободны и бродили по красивым узким улочкам, садам и паркам города магов. А чародеи тем временем приводили в порядок защитные и оборонительные системы, обновляли боевые заклинания и магические ловушки, готовясь к приходу джеггов. Мало кто сомневался, что война не замедлит достичь и этих мест. Больше всего волновался, конечно, лорд Гелиодор, которому не терпелось выступить в поход и освободить захваченный Стефеншир, но он умело скрывал свои чувства под маской внешнего спокойствия, понимая, что без помощи магов успех не гарантирован.

   Аметисто все дни трудился в поте лица. И хотя декан факультета шторма частенько посмеивался над его чрезмерным усердием, которое далеко не всегда приносило успех, но, будучи мудрым наставником, нередко говаривал:

    – Да не волнуйтесь Вы так, юноша, Вы уже давно закончили учебу, а ведете себя как студент-первокурсник! Заклинания от чрезмерной скрупулезности тускнеют и портятся, немного импровизации не помешает!

    Как-то вечером, когда снизившееся над горизонтом солнце превратило окна в домах напротив Академии в расплавленное золото, молодой человек задумчиво брел вдоль стены окружавшей его родное учебное заведение. В пруду под стенами отчаянно квакал лягушачий хор, раздавался громкий свист носящихся в небе стрижей.

   – Быть дождю, – подумал Аметисто.

   Ему вспомнился необыкновенный ливень, накрывший их во время бегства из Стефеншира, и ноги сами понесли его к корпусу, где поселились воительницы Лиги Скорпиона. И хотя после памятного свидания, прерванного неожиданным появлением Предводительницы Лиги, он ни разу не видел Сапфиру, а его магические занятия полностью заняли все его мысли, одного свободного и прекрасного вечера оказалось достаточно, чтобы прежние чувства опять воскресли в его душе. Он подошел к знакомому строению и остановился, глядя на увитые плющом окна на втором этаже. По неизвестным магической науке причинам, именно в этот момент Сапфира выглянула в окно и увидела Аметисто. Волшебство вечера было таково, что девушка тут же выбежала к нему навстречу, не забыв, тем не менее, прихватить с собой пару кинжалов, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств заявить, что она идет тренироваться в метании. Вот ведь какова была выучка у этих воительниц!

   – Здравствуй, Аметисто!

   – Да пошлет и тебе Триединство доброго вечера, прекрасная воительница, – сорвалось с языка у мага, и он тут же замолчал, не зная, что еще сказать.

   Смущенная Сапфира не нашла ничего лучшего, как заговорить о погоде:

   – Какой дивный нынче вечер! А как прекрасны отблески солнца на пруду! – произнесла она, но тут же снова умолкла, почувствовав, что ее слова более подходят знатной благовоспитанной барышне, чем испытанной в боях воительнице. Помощь явилась неожиданно – откуда-то послышалась грустная песня:

      Любил мальчишка бегать по утрам

      На дальний луг, к отцовским табунам,

      Был жеребенок для него, как друг

      Брал мягкий хлеб из влажных детских рук.

      Прошли года, и рыцарь молодой

      Защитой стал стране своей родной,

      Когда огонь войны кругом пылал,

      Скакун-красавец в бой героя мчал.

      Зачем так скоро путь им пересек

      Губитель счастья, беспощадный рок?

      Сражен воитель вражеским мечом,

      А конь тоскует под чужим седлом.

   Слушая эту песню, молодые люди уже не стремились продолжать совершенно бесполезную беседу. Внезапно взгляд воительницы упал на несколько высоких черемух возле пруда, которые в свое время посадили студенты Академии Триединства. Эти кусты каждую весну радовали глаз пышным цветением, а соловей, поселившийся в них, не оставлял без своего пения ни одну ночь. Соловей, правда, теперь уже не пел, его время кончилось. Но что же случилось с кустами! Все они были оплетены густой, липкой паутиной, которая скрывала их практически полностью. Спутанная как пленница от корней до макушки, черемуха была не в силах победить напасть. Видно было, как внутри паутинного шара шевелятся толстые ленивые гусеницы отвратительного грязно-зеленого цвета.

   – Брр!– вырвалось у Сапфиры.

    – Нынешний год неблагоприятный для черемухи, – поспешил разъяснить Аметисто, радуясь, что он, наконец, нашел тему для разговора. – Хотя некоторые считают, что это дурное предзнаменование, на самом деле это всего лишь гусеницы черемухового шелкопряда. Между прочим, из этой паутины удается получить некоторые волшебные ингредиенты.

    В этот момент над головой молодого чародея пронеслась самая обыкновенная ласточка. Но это оказалась не простая птица. После ее исчезновения прямо в руках у Аметисто появился причудливый конверт белого цвета. Изумленный маг не нашел ничего лучшего, как распечатать его и начать читать. При первых же строках письма лицо Аметисто залила краска, а когда он дошел до конца, самообладание совсем покинуло его, и последние фразы он начал проговаривать вслух.

   – Мы стоим у стен Уланды! Помни, судьба города в твоих руках...

    – Что случилось? Что ты там бормочешь? – Сапфира, видя такое положение дел, сразу забыла про свое смущение и бросилась к боевому товарищу.

   Бедный маг, окончательно потеряв голову, не смог нечего скрыть:

    – Понимаешь, это письмо от одной магички. Она, когда я еще был студентом, влюбилась в меня и натворила тут таких дел...

    – А ты? – ревниво вздрогнула воительница, хотя ей не то что ревновать, но даже проявлять какие-либо чувства, кроме дружеских, не полагалось. Однако она вовсе не была такой бесчувственной особой, которой притворялась по долгу службы.

   – Да я ее терпеть не мог! Такая гордячка, совершенно лишенная добросердечия...

   – Но она красивая?

   – Ну, как тебе сказать? Черные кудри, стройная талия – все при ней, но как вспомню ее выходки...

   – И что же теперь?

   – Кошмар! Она в стане уфистов, пишет, что они осадили мою родную Уланду, и только от меня зависит спасение города!

   – И чего она хочет? – не удержавшись, съехидничала Сапфира.

    Тут Аметисто окончательно залился краской и упавшим голосом произнес:

   – Она предлагает мне свою любовь, причем в таких выражениях... А если я не соглашусь, что тогда будет с Уландой, с моими родными?

    – И что же ты собираешься теперь делать?

    – Я... Я отправлюсь туда, не пожалею даже кристалла перемещения...

    – А потом?

    – Потом... Я буду любить ее, а после заколю кинжалом, или устрою магическую дуэль. В общем, ей не жить!

    – Опомнись, Аметисто, разве это возможно?! Убить женщину после любви может только отъявленный негодяй!

   – Что ты понимаешь в любви, ты, давшая свои обеты!

   – Достаточно понимаю, мы не наивные простушки и прекрасно знаем, что происходит между мужчиной и женщиной. Наши обеты держатся не на неведении, а на твердом убеждении. Смотри, как бы с тобой не случилось несчастье. Вот, например, знаешь ли ты историю про канарейку?

   – Нет, – произнес маг, потрясенный таким напором со стороны скромной воительницы и готовый выслушать, что угодно.

   – Наша Предводительница знает немало подходящих историй, – сказала воительница. – Но больше всего она любит рассказывать про воина, полюбившего волшебницу, которая из ревности превращала его каждый день в канарейку и держала в клетке, а человеческий облик возвращала только к ночи. Как бы и тебе не попасть в такую же ловушку! На твоем месте я бы немедленно отдала письмо твоему декану.

   – Я не выдержу его насмешек.

   – Ну, тогда мастеру Малахитусу. Я слышала, что в молодости он был неисправимым романтиком, и с тех пор над молодежью никогда не смеется.

   Молодой человек не нашелся, что ответить.

   – Смотри, Аметисто, этот воробей, наверное, когда-то жил на Альмаринском рынке. Какие у него закопченные и грязные перышки, видимо он там не купался, боясь улететь и потерять выгодное местечко, – Сапфира, видя, что ей не уговорить чародея, сменила тему разговора.

   На ветке той самой черемухи, на которую они недавно обратили внимание, сидел воробей, взъерошенный, закопченный, но довольно упитанный, наверно с рыночной еды. Аметисто подумал, как нелегко приходится этой маленькой птичке, лишившейся по неизвестной причине крова и надежного источника пропитания, и поймал себя на мысли, что он сам похож на такого воробья. Между тем воробей внимательно изучал паутину, а потом принялся ее расклевывать. Сначала попытки продырявить прочную сеть не принесли результата, но воробей не сдавался, и вскоре ему удалось проделать в паутине дырку. Мага, наблюдавшего за птицей, одолело любопытство – что будет дальше? Воробей тем временем проклевал достаточно большую дыру и исчез внутри гигантского кокона. Послышалась возня, шуршание и возмущенное чириканье. Через несколько минут воробей появился снова, в клюве у него дергалась огромная толстая гусеница. Повернув к чародею голову, птица смерила его презрительным взглядом и улетела, зажав в клюве драгоценную добычу. Обернувшись, волшебник увидел, что Сапфиры уже нет. Тяжело вздохнув, он вспомнил первый пункт инструкции для начинающего мага, написанной самим Малахитусом: в случае затруднений обращаться к старшим по должности. Молодой чародей уныло побрел к главному корпусу, однако, не доходя до места, столкнулся с самим Малахитусом и протянул ему письмо со словами:

    – Вот письмо из вражеского лагеря, надо проверить, нет ли в нем магической ловушки.

      Заинтересованный Малахитус положил письмо в карман, велел Аметисто ждать его перед своим кабинетом, а сам отправился разыскивать магов других гильдий для того, чтобы наиболее эффективно разобраться с этим вопросом. Надо сказать, что Малахитус, несмотря на свое высокое положение, всегда старался разложить ответственность между коллегами, а сам уйти в тень, не особенно опасаясь, что над ним посмеиваются за его такую якобы трусость. Не тратя магической энергии на поиски, он двинулся прямо к пруду, где как он знал, любила вечерами прогуливаться Сердолика. И действительно, жрица Титаниуса сидела на своей любимой скамейке, украшенной кованными языками пламени и любовалась большими белыми кувшинками на глади пруда. Заметив Малахитуса, она сказала:

   – Посмотрите, коллега, как много борщевика развелось на другой стороне пруда. Заросли скоро станут выше двух человеческих ростов. А какой неприятный у него запах! Я уже посылала сюда слуг, чтобы они его скосили, но вредное растение опять вырастает, придется, как видно, применить магию.

   – Не сейчас, дорогая Сердолика, нынче каждая магическая крупинка на счету. И к тому же у нашего пруда еще много красивого... Эти необыкновенные кувшинки, ласточки... – неожиданно мягким и нежным голосом произнес Малахитус, опускаясь рядом на скамью.

    Сердолика с удивлением вслушивалась в странную интонацию, с которой говорил волшебник. Они давно работали вместе, и ничего подобного она за ним не замечала. Внезапно Малахитус протянул руки и попытался обнять ее за талию.

   – Да знаете ли Вы, сколько мне лет! – вспыхнула чародейка, увернувшись от его объятий.

    – Конечно, знаю, моя дорогая, – нисколько не смутившись, проворковал ректор. – Я, между прочим, старше Вас как минимум втрое. Но вы сегодня так ослепительны...

    Он не успел закончить фразу, потому что в это мгновение огненный снаряд взрыл землю у самых его ног. Чародей резко рванулся со скамейки, оступился и кубарем скатился в пруд. Когда же он, выплевывая ряску и вытряхивая из карманов забравшихся туда лягушек, выбрался из воды, оказалось, что Сердолики уже и след простыл. Не понимая толком, что с ним произошло, Малахитус на скорую руку высушился с помощью магии и отправился в свой кабинет. Только там, усевшись в любимое зеленое кресло и немного отдышавшись, ректор вспомнил о магическом послании, которое передал ему Аметисто, и вызвал к себе магов Совета. Они долго рассматривали все еще недосушенное письмо, вертя его и так и эдак, потом позвали Аметисто и стали проверять его память, от чего тот краснел и бледнел попеременно, но так ничего и не обнаружили. Единственное, что они поняли, это то, что Уланда в опасности, и нужно думать о помощи этому городу. И тут в кабинет вихрем, как это частенько водилось, влетела разгневанная Сердолика. Однако долго высказывать свое возмущение маги ей не дали и сразу протянули письмо.