Текст книги "Улыбка развоплощенного (СИ)"

Автор книги: Алла Сапфира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

    – Да, дела нехорошие, как бы она не оказалась там же, где Опалус!

    – Ладно, хватит вам рассказывать всякие неприятные новости. Все беды еще впереди, как-нибудь выкрутимся. А сейчас давайте споем нашу круговую, – сказал Аурелио и отхлебнул порядочный глоток из своей кружки. Остальные последовали его примеру, и Базальт запел:

   Стихий пробужденье

      Несет разрушенье,

      Природою дан мне

      Опаснейший дар:

      Страшнее в три раза

      Проклятья и сглаза

      Запущенный ловко

      Из пламени шар.

      Песню подхватил Аурелио:

      Могу, если надо,

      Дождем и прохладой

      Сменить утомивший

      Безжалостный зной,

      Движеньем единым

      Смиряю лавины,

      Тайфун заставляю

      Пройти стороной.

      Следом вступил Гладиолус:

      Спешат к моей двери

      И птицы, и звери,

      Как нашим, владею

      Я их языком.

      Кто с лесом сроднится,

      Легко становиться

      Научится белкой,

      Стрижом иль жуком.

    К последнему куплету присоединился даже Аметисто, который обычно не пел, считая, что ему медведь наступил на ухо:

      Должны быть у мага

      Лишь ум и отвага,

      А грубая сила

      Ему не нужна,

      Без крови и стали

      Врагов побеждали

      Творцы заклинаний

      Во все времена.

   Громко стуча кружками, они повторили последний куплет еще три раза, перед каждым усердно смачивая горло пивом, а, закончив, заказали еще и еще. Веселье все не унималось, маги, окончательно раззадорившись, стали запускать разные шутихи – маленькие молнии, смерчи, а маг леса даже попытался превратиться в мышь, но вовремя опомнился, заметив на подоконнике толстого хозяйского кота. В результате он успел только наколдовать себе длинный мышиный хвост, который тут же отвалился, перебитый молнией Аурелио.

   – Что ты делаешь?! Больно же! – возмутился Гладиолус. И в этот момент кот схватил хвост и выпрыгнул в окно.

    – Ты еще должен сказать мне спасибо, а то кот уже нацелился на тебя! Пьяных-то он не любит, особенно, если напивается мышь!

    – Ну и шуточки у вас, – сказал Аметисто, – прямо как в веселые студенческие времена.

   Сам он не особенно налегал на пиво, ибо даже встреча с друзьями не избавила его от печали и дурных предчувствий. Наконец на поднятый шум прибежал хозяин:

   – Господа маги! Пожалуйста, потише, а то сюда явится альмаринская стража, и ночевать вам придется не в ваших башнях, а в кутузке!

   Хозяин совсем не боялся молодых чародеев, он имел секретное предписание от самого Малахитуса следить за их поведением и в случае чего не давать им распоясаться. Все об этом знали, и обычно до серьезных потасовок дело не доходило. Так и на этот раз, молодые люди утихомирились, а Аметисто принялся извиняться за всех, ведь он любил своих товарищей и понимал, что они набрались порядком вовсе не от радости встречи, а от того же беспокойства, которое его наоборот держало подальше от пивной кружки. Выйдя на улицу, они продолжали беседу. Аметисто пришлось рассказать всю историю сначала, и он ненароком обмолвился:

   – Если бы вы знали, с какой девушкой мне пришлось делить трудности пути во время отступления из Стефеншира!

   – Что за девушка? – тут же встрепенулся Аурелио, который из-за своей внешности считался большим специалистом в любви, хоте на деле совсем таковым не был.

   – Надо же, тебя заинтересовала представительница прекрасного пола, – рассмеялся Базальт. – Никогда не думал, что с тобой когда-нибудь такое случится, видно не зря тебя отправили изучать жизнь за пределами нашего города.

   – Ну, расскажи, расскажи нам о своих похождениях, не таись от друзей, – потребовал Гладиолус, не слишком, однако, надеясь услышать какие-нибудь пикантные подробности.

   Аметисто уже и не рад был, что проболтался:

   – Да знаете, ничего такого, просто я подружился с воительницей Лиги Скорпиона.

    – Да ты что, с ними и дружить-то невозможно, они все суровые, только и знают, что махать мечами! – разом воскликнули все три его товарища.

   – Ничего подобного, Сапфира... – тут Аметисто прикусил язык, поняв, что он проговорился еще больше, – она даже на лютне здорово играет, и поет, и вообще...

   – Да ты никак влюбился в нее, – подколол приятеля Гладиолус.

    – Да ты что, их любить нельзя, будто не знаешь, – и Аметисто по обыкновению покраснел.

    – Это в мирное время ничего нельзя, а сейчас того и гляди война, неизвестно, что со всеми нами будет. А я бы, например, постарался с ней встретиться и здесь, – заявил Аурелио

    – Больно ты храбрый! А впрочем, их ведь поселили в помещениях при Академии, девчонки живут на втором этаже, в комнатах, которые припасены для новых поступающих по осени. Так что давай, не теряйся, а мы, пожалуй, пойдем, не будем тебе мешать, – сказал Базальт, и на его лице появилась двусмысленная усмешка.

     Подначки друзей, выпитое пиво и теплая летняя ночь сделали свое дело, и Аметисто размечтался. Но сразу выполнить задуманное чародей не смог, поскольку всю ночь потратил на то, чтобы разведать в какой именно комнате поселили Сапфиру. Может быть, он и не стал бы тревожить девушку, но при мысли о том, как в следующий раз друзья будут его дразнить, расхрабрился и утром привел свой план в исполнение.

    Сапфира сидела в своей комнате, которую ей выделили в альмаринской Академии. Было тихое ясное утро. Битва на горизонте пока не маячила, и воительница находилась в самом романтическом расположении духа. Все ее мысли были об Аметисто. Сапфира чувствовала, что с каждым днем все больше привязывается к этому молодому человеку. Его светлая, слегка лукавая улыбка, добрый взгляд голубых глаз притягивали к себе как магнит. Еще недавно она посмеивалась над его стремлением доказать себе и всем, что он настоящий сильный маг, но теперь постоянное желание подтрунить над воспитанником Академии Триединства пропало, словно его и не было.

   Некоторое время воительница задумчиво смотрела на потолочную роспись, сидя в мягком бархатном кресле, затем встала и медленно подошла к окну. Ее взору предстала чудная картина летнего утра. Солнце уже поднялось над горизонтом, заливая полнеба золотым светом, легкие облачка были окрашены в нежно-розовый цвет. На противоположной стороне небосвода, которая казалась необычно темной, Сапфира разглядела тонкий белый серп луны. Встреча двух светил была вполне обычным явлением для этого времени года, и воительнице вдруг вспомнилась старинная песня о двух небесных конях, обреченных вечно жить в разлуке. Она отошла от окна, взяла любимую лютню и стала тихо напевать, перебирая струны:

      Среди лугов небесных,

      В краю прозрачных гор,

      Гуляет конь чудесный

      На воле с давних пор.

      Ступая горделиво,

      Выходит по утру,

      Как пламя, вьется грива

      Златая на ветру.

   Хлопнула створка открытого окна. Воительница подумала, что это ветер, и продолжила пение:

      Едва он удалится

      Под вечер на ночлег,

      Младая кобылица

      Свой начинает бег.

      Возлюбленным забыта

      В тоске и гневе бьет

      Серебряным копытом

      О гулкий небосвод.

      С зарею миг свиданья

      Сомненья гонит прочь...

      Но снова расставанье

      Приносят день и ночь.

    Едва она закончила последний куплет, как в комнату с подоконника спрыгнул тот, о ком она буквально только что думала с радостным трепетом в сердце, хотя такие мысли были не позволительны для воительниц Лиги Скорпиона.

   – Аметисто, ты? – с непритворным удивлением в голосе спросила она. – Как ты сюда попал?

   – Я услышал твой голос и так захотел тебя увидеть, что не удержался и влез сюда по плющу ..., – попытался, краснея от смущения, объяснить молодой чародей.

   – Но как же тебе удалось это сделать? Ведь ты же..., – воительница хотела сказать «боишься высоты», но вовремя осеклась и замолчала.

    – Знаю, что ты хотела сказать, – мягко произнес Аметисто, постепенно обретая уверенность. – Но если воспользоваться заклятием невесомости, то...

   – Сапфира! – раздался за дверью строгий голос Предводительницы Лиги. – Ты почему заперла дверь? У тебя что, гости?

      Услышав это, Аметисто тут же бросился к окну, понимая, что если их застанут вдвоем, несдобровать и ему, и Сапфире. В эту самую минуту Предводительница, подозревая неладное, открыла дверь запасным ключом. Она всегда держала запасные ключи на случай, если кто-нибудь из ее подопечных вздумает втайне нарушить обет, и здесь в Альмарино а не оставила этой привычки.

    – Так – так – так, – строго сказала начальница, увидев прыгающего в окно Аметисто и потупившуюся Сапфиру. – Ну и как прикажешь это понимать, моя дорогая?

   Тем временем молодому чародею удалось спрыгнуть в сад. Но он так спешил, что забыл про заклятие невесомости, и приземление получилось весьма жестким. Потирая ушибы, и, на чем свет стоит, ругая себя за то, что не сумел справиться со своими чувствами, Аметисто поплелся в таверну «Три поддубовика», где с горя пробыл почти весь день.

   – Ну, что же ты молчишь? – вновь обратилась к своей подопечной Предводительница, проводив мага насмешливым взглядом.

    – Видите ли, госпожа, – запинаясь дрожащим голосом начала Сапфира. – Аметисто принес мне записку от сестры и...

   – Ты никогда не умела врать, Сапфира, – укоризненно покачала головой предводительница. – Эту записку я видела у тебя в руках еще вчера. И к тому же почту через окно носят только голуби. Но тебе повезло, я слышала ваш разговор и знаю, что ты не нарушила клятвы, данной Лиге. Поэтому я тебя прощаю. А этому авантюристу передай, чтобы был поосторожнее, если снова вздумает влезть в окно к какой-нибудь девушке.

    Потрепав Сапфиру по плечу, Предводительница удалилась. Сапфира печально стояла посреди опустевшей комнаты, устремив глаза в пол. На ковре обнаружился платочек. Машинально воительница подняла его. Это был самый обычный платок из белого шелка. На нем было вышито сердечко и всего одно слово «Люблю». Сапфира не сомневалась, что платок оставил Аметисто. На всякий случай она спрятала платок в шкаф из красного дерева.

    – Что бы это могло значить, – задумалась девушка. Минутная радость сменялась отчаянием и сомнениями. Наконец, отряхнув наваждение этого странного утра, воительница решила, что, скорее всего, это просто новая мода у магов. Когда же она заглянула в шкаф, чтобы взять свой плащ, никакого платочка там уже не оказалось.

    – Глупости это все, не мое это дело думать о молодых магах! Он мне друг, но не больше! – сказала сама себе девушка и отправилась по своим делам.

         Тем временем Аметисто допивал неизвестно какую по счету кружку пива, мечтая, чтобы в таверну поскорее пришли его друзья и помогли ему в излечении синяков и шишек, сам он был уже не в состоянии это сделать. И действительно к вечеру неразлучная троица снова появилась в зале:

   – О, Аметисто, да ты никак и не уходил?

   – Не уходил? – переспросил Аметисто, еле ворочая языком. Пьяницей он не был и такое состояние было для него непривычным. – Еще как уходил!

   – И какие у тебя успехи? – хихикнул Аурелио.

    – Успехи? – пожал плечами Аметисто. – Грандиозные! Посмотрите на мои руки и ноги.

    Друзья посмотрели не без удивления:

    – Это что же, воительница тебя так разукрасила? И одежду разодрала? Ну и любовь, однако, у этих скорпиониц!

   – Без оскорблений, господа, я не позволю порочить мою воительницу!

      – Тогда почему ты в таком виде?

   Хотя Аметисто и был изрядно навеселе, но понял, что либо друзья будут продолжать говорить о девушке разные не слишком-то пристойные вещи, либо ему придется рассказать все, как было. Он выбрал второе.

   – Да, – протянул Гладиолус, услышав сбивчивый рассказ, – не повезло тебе. Эй, Аурелио, – крикнул он штормовику, – давай сюда свою походную аптечку, надо помочь товарищу.

   Аурелио начал рыться в сумке, и вдруг из-под его капюшона выглянула порядочная золотая косичка.

   – Что это ты себе наколдовал? – встрепенулся Базальт, никогда не видевший у приятеля подобной прически.

    – А что, разве некрасиво?

    – Что значит, красиво или некрасиво, – вмешался в разговор Гладиолус. – Ты кто, в конце концов – маг шторма или жеманная барышня?

    – Между прочим, эта последняя мода, из самого Эйдалон-Бравира! – попытался защититься Аурелио.

    – И ты подражаешь этим столичным хлыщам? – удивился Базальт. – Да знаешь ли ты, какие у них там нравы?

    – Не знаю, и знать не хочу, а волосы у меня все равно самые красивые на факультете шторма!

    – Тоже мне, – протянул Гладиолус. – О красоте задумался. Гляди, дождешься насмешек от мастера Корнерота.

   Пока друзья препирались, Аметисто положил голову на стол и заснул. Ему снились могучие плющи, по которым можно было лазать, как по деревьям, Сапфира, выпивающая необыкновенно огромную кружку пива одним махом, и золотая косичка его друга, извивавшаяся подобно змее.

   Глава 10. Шантаж

       Был теплый летний вечер. Город Альмарино жил своей повседневной жизнью. Изменилось только одно: в нем появилось больше воинов, чем обычно. Днем скорпионцы и золотые леопарды усердно занимались учебными боями на аренах Академии, а вечерами они были свободны и бродили по красивым узким улочкам, садам и паркам города магов. А чародеи тем временем приводили в порядок защитные и оборонительные системы, обновляли боевые заклинания и магические ловушки, готовясь к приходу джеггов. Мало кто сомневался, что война не замедлит достичь и этих мест. Больше всего волновался, конечно, лорд Гелиодор, которому не терпелось выступить в поход и освободить захваченный Стефеншир, но он умело скрывал свои чувства под маской внешнего спокойствия, понимая, что без помощи магов успех не гарантирован.

   Аметисто все дни трудился в поте лица. И хотя декан факультета шторма частенько посмеивался над его чрезмерным усердием, которое далеко не всегда приносило успех, но, будучи мудрым наставником, нередко говаривал:

    – Да не волнуйтесь Вы так, юноша, Вы уже давно закончили учебу, а ведете себя как студент-первокурсник! Заклинания от чрезмерной скрупулезности тускнеют и портятся, немного импровизации не помешает!

    Как-то вечером, когда снизившееся над горизонтом солнце превратило окна в домах напротив Академии в расплавленное золото, молодой человек задумчиво брел вдоль стены окружавшей его родное учебное заведение. В пруду под стенами отчаянно квакал лягушачий хор, раздавался громкий свист носящихся в небе стрижей.

   – Быть дождю, – подумал Аметисто.

   Ему вспомнился необыкновенный ливень, накрывший их во время бегства из Стефеншира, и ноги сами понесли его к корпусу, где поселились воительницы Лиги Скорпиона. И хотя после памятного свидания, прерванного неожиданным появлением Предводительницы Лиги, он ни разу не видел Сапфиру, а его магические занятия полностью заняли все его мысли, одного свободного и прекрасного вечера оказалось достаточно, чтобы прежние чувства опять воскресли в его душе. Он подошел к знакомому строению и остановился, глядя на увитые плющом окна на втором этаже. По неизвестным магической науке причинам, именно в этот момент Сапфира выглянула в окно и увидела Аметисто. Волшебство вечера было таково, что девушка тут же выбежала к нему навстречу, не забыв, тем не менее, прихватить с собой пару кинжалов, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств заявить, что она идет тренироваться в метании. Вот ведь какова была выучка у этих воительниц!

   – Здравствуй, Аметисто!

   – Да пошлет и тебе Триединство доброго вечера, прекрасная воительница, – сорвалось с языка у мага, и он тут же замолчал, не зная, что еще сказать.

   Смущенная Сапфира не нашла ничего лучшего, как заговорить о погоде:

   – Какой дивный нынче вечер! А как прекрасны отблески солнца на пруду! – произнесла она, но тут же снова умолкла, почувствовав, что ее слова более подходят знатной благовоспитанной барышне, чем испытанной в боях воительнице. Помощь явилась неожиданно – откуда-то послышалась грустная песня:

      Любил мальчишка бегать по утрам

      На дальний луг, к отцовским табунам,

      Был жеребенок для него, как друг

      Брал мягкий хлеб из влажных детских рук.

      Прошли года, и рыцарь молодой

      Защитой стал стране своей родной,

      Когда огонь войны кругом пылал,

      Скакун-красавец в бой героя мчал.

      Зачем так скоро путь им пересек

      Губитель счастья, беспощадный рок?

      Сражен воитель вражеским мечом,

      А конь тоскует под чужим седлом.

   Слушая эту песню, молодые люди уже не стремились продолжать совершенно бесполезную беседу. Внезапно взгляд воительницы упал на несколько высоких черемух возле пруда, которые в свое время посадили студенты Академии Триединства. Эти кусты каждую весну радовали глаз пышным цветением, а соловей, поселившийся в них, не оставлял без своего пения ни одну ночь. Соловей, правда, теперь уже не пел, его время кончилось. Но что же случилось с кустами! Все они были оплетены густой, липкой паутиной, которая скрывала их практически полностью. Спутанная как пленница от корней до макушки, черемуха была не в силах победить напасть. Видно было, как внутри паутинного шара шевелятся толстые ленивые гусеницы отвратительного грязно-зеленого цвета.

   – Брр!– вырвалось у Сапфиры.

    – Нынешний год неблагоприятный для черемухи, – поспешил разъяснить Аметисто, радуясь, что он, наконец, нашел тему для разговора. – Хотя некоторые считают, что это дурное предзнаменование, на самом деле это всего лишь гусеницы черемухового шелкопряда. Между прочим, из этой паутины удается получить некоторые волшебные ингредиенты.

    В этот момент над головой молодого чародея пронеслась самая обыкновенная ласточка. Но это оказалась не простая птица. После ее исчезновения прямо в руках у Аметисто появился причудливый конверт белого цвета. Изумленный маг не нашел ничего лучшего, как распечатать его и начать читать. При первых же строках письма лицо Аметисто залила краска, а когда он дошел до конца, самообладание совсем покинуло его, и последние фразы он начал проговаривать вслух.

   – Мы стоим у стен Уланды! Помни, судьба города в твоих руках...

    – Что случилось? Что ты там бормочешь? – Сапфира, видя такое положение дел, сразу забыла про свое смущение и бросилась к боевому товарищу.

   Бедный маг, окончательно потеряв голову, не смог нечего скрыть:

    – Понимаешь, это письмо от одной магички. Она, когда я еще был студентом, влюбилась в меня и натворила тут таких дел...

    – А ты? – ревниво вздрогнула воительница, хотя ей не то что ревновать, но даже проявлять какие-либо чувства, кроме дружеских, не полагалось. Однако она вовсе не была такой бесчувственной особой, которой притворялась по долгу службы.

   – Да я ее терпеть не мог! Такая гордячка, совершенно лишенная добросердечия...

   – Но она красивая?

   – Ну, как тебе сказать? Черные кудри, стройная талия – все при ней, но как вспомню ее выходки...

   – И что же теперь?

   – Кошмар! Она в стане уфистов, пишет, что они осадили мою родную Уланду, и только от меня зависит спасение города!

   – И чего она хочет? – не удержавшись, съехидничала Сапфира.

    Тут Аметисто окончательно залился краской и упавшим голосом произнес:

   – Она предлагает мне свою любовь, причем в таких выражениях... А если я не соглашусь, что тогда будет с Уландой, с моими родными?

    – И что же ты собираешься теперь делать?

    – Я... Я отправлюсь туда, не пожалею даже кристалла перемещения...

    – А потом?

    – Потом... Я буду любить ее, а после заколю кинжалом, или устрою магическую дуэль. В общем, ей не жить!

    – Опомнись, Аметисто, разве это возможно?! Убить женщину после любви может только отъявленный негодяй!

   – Что ты понимаешь в любви, ты, давшая свои обеты!

   – Достаточно понимаю, мы не наивные простушки и прекрасно знаем, что происходит между мужчиной и женщиной. Наши обеты держатся не на неведении, а на твердом убеждении. Смотри, как бы с тобой не случилось несчастье. Вот, например, знаешь ли ты историю про канарейку?

   – Нет, – произнес маг, потрясенный таким напором со стороны скромной воительницы и готовый выслушать, что угодно.

   – Наша Предводительница знает немало подходящих историй, – сказала воительница. – Но больше всего она любит рассказывать про воина, полюбившего волшебницу, которая из ревности превращала его каждый день в канарейку и держала в клетке, а человеческий облик возвращала только к ночи. Как бы и тебе не попасть в такую же ловушку! На твоем месте я бы немедленно отдала письмо твоему декану.

   – Я не выдержу его насмешек.

   – Ну, тогда мастеру Малахитусу. Я слышала, что в молодости он был неисправимым романтиком, и с тех пор над молодежью никогда не смеется.

   Молодой человек не нашелся, что ответить.

   – Смотри, Аметисто, этот воробей, наверное, когда-то жил на Альмаринском рынке. Какие у него закопченные и грязные перышки, видимо он там не купался, боясь улететь и потерять выгодное местечко, – Сапфира, видя, что ей не уговорить чародея, сменила тему разговора.

   На ветке той самой черемухи, на которую они недавно обратили внимание, сидел воробей, взъерошенный, закопченный, но довольно упитанный, наверно с рыночной еды. Аметисто подумал, как нелегко приходится этой маленькой птичке, лишившейся по неизвестной причине крова и надежного источника пропитания, и поймал себя на мысли, что он сам похож на такого воробья. Между тем воробей внимательно изучал паутину, а потом принялся ее расклевывать. Сначала попытки продырявить прочную сеть не принесли результата, но воробей не сдавался, и вскоре ему удалось проделать в паутине дырку. Мага, наблюдавшего за птицей, одолело любопытство – что будет дальше? Воробей тем временем проклевал достаточно большую дыру и исчез внутри гигантского кокона. Послышалась возня, шуршание и возмущенное чириканье. Через несколько минут воробей появился снова, в клюве у него дергалась огромная толстая гусеница. Повернув к чародею голову, птица смерила его презрительным взглядом и улетела, зажав в клюве драгоценную добычу. Обернувшись, волшебник увидел, что Сапфиры уже нет. Тяжело вздохнув, он вспомнил первый пункт инструкции для начинающего мага, написанной самим Малахитусом: в случае затруднений обращаться к старшим по должности. Молодой чародей уныло побрел к главному корпусу, однако, не доходя до места, столкнулся с самим Малахитусом и протянул ему письмо со словами:

    – Вот письмо из вражеского лагеря, надо проверить, нет ли в нем магической ловушки.

      Заинтересованный Малахитус положил письмо в карман, велел Аметисто ждать его перед своим кабинетом, а сам отправился разыскивать магов других гильдий для того, чтобы наиболее эффективно разобраться с этим вопросом. Надо сказать, что Малахитус, несмотря на свое высокое положение, всегда старался разложить ответственность между коллегами, а сам уйти в тень, не особенно опасаясь, что над ним посмеиваются за его такую якобы трусость. Не тратя магической энергии на поиски, он двинулся прямо к пруду, где как он знал, любила вечерами прогуливаться Сердолика. И действительно, жрица Титаниуса сидела на своей любимой скамейке, украшенной кованными языками пламени и любовалась большими белыми кувшинками на глади пруда. Заметив Малахитуса, она сказала:

   – Посмотрите, коллега, как много борщевика развелось на другой стороне пруда. Заросли скоро станут выше двух человеческих ростов. А какой неприятный у него запах! Я уже посылала сюда слуг, чтобы они его скосили, но вредное растение опять вырастает, придется, как видно, применить магию.

   – Не сейчас, дорогая Сердолика, нынче каждая магическая крупинка на счету. И к тому же у нашего пруда еще много красивого... Эти необыкновенные кувшинки, ласточки... – неожиданно мягким и нежным голосом произнес Малахитус, опускаясь рядом на скамью.

    Сердолика с удивлением вслушивалась в странную интонацию, с которой говорил волшебник. Они давно работали вместе, и ничего подобного она за ним не замечала. Внезапно Малахитус протянул руки и попытался обнять ее за талию.

   – Да знаете ли Вы, сколько мне лет! – вспыхнула чародейка, увернувшись от его объятий.

    – Конечно, знаю, моя дорогая, – нисколько не смутившись, проворковал ректор. – Я, между прочим, старше Вас как минимум втрое. Но вы сегодня так ослепительны...

    Он не успел закончить фразу, потому что в это мгновение огненный снаряд взрыл землю у самых его ног. Чародей резко рванулся со скамейки, оступился и кубарем скатился в пруд. Когда же он, выплевывая ряску и вытряхивая из карманов забравшихся туда лягушек, выбрался из воды, оказалось, что Сердолики уже и след простыл. Не понимая толком, что с ним произошло, Малахитус на скорую руку высушился с помощью магии и отправился в свой кабинет. Только там, усевшись в любимое зеленое кресло и немного отдышавшись, ректор вспомнил о магическом послании, которое передал ему Аметисто, и вызвал к себе магов Совета. Они долго рассматривали все еще недосушенное письмо, вертя его и так и эдак, потом позвали Аметисто и стали проверять его память, от чего тот краснел и бледнел попеременно, но так ничего и не обнаружили. Единственное, что они поняли, это то, что Уланда в опасности, и нужно думать о помощи этому городу. И тут в кабинет вихрем, как это частенько водилось, влетела разгневанная Сердолика. Однако долго высказывать свое возмущение маги ей не дали и сразу протянули письмо.

    – Господа маги, письмо промокло, и его свойства частично замаскированы, – с хорошим знанием дела произнесла чародейка. – Давайте высушим его, причем желательно по-простому, у камина, чтобы заклинаниями ничего в нем не повредить.

    Совету последовали, и у Сердолики в руке оказался белый листок с небольшими разводами от прудовой воды.

   – Фи! – скривилась волшебница, прочтя первый абзац. – Какое бесстыдство! Не удивляюсь, что Вы, молодой человек, так смущены, но не беспокойтесь, здесь никто не будет над Вами смеяться, ведь не Вы же это писали... А между прочим, письмо-то с довеском... В нем особое заклинание – страшнейшая любовная ловушка. Если бы Вы не отдали его нам, а оставили у себя, через пару дней Вы заболели бы любовной горячкой, а предметом стала бы наша отступница. И тогда ничто не спасло бы Вас от предательства и гибели. Наша бывшая ученица становится опасной, такое заклинание не только доставить по назначению, но даже составить не так-то просто. Оно способно воздействовать не только на адресата, но и на других людей. Теперь понятно, почему кое-кто, не будем показывать пальцем, сегодня угодил в пруд!

   Никто, конечно, не понял последней фразы, но Малахитус слегка вздрогнул, зная, что речь идет о нем. Злополучное письмо тут же бросили в огонь, а в Уланду решили послать двух магов шторма, наиболее опытных и храбрых, открыв для них спецпортал, поскольку для более серьезной помощи не хватало ресурсов и времени. Аметисто тут же вызвался добровольцем, но Малахитус сразу же осадил его:

   – Хватит с Вас приключений, друг мой, не хватало Вам столкнуться вплотную с Морионитой и погубить себя и все дело. Сидите-ка Вы лучше здесь и ждите дальнейших приказов.

   Довольно быстро активировав портал и отправив в Уланду самого мастера Корнерота и Аурелио, Совет продолжил заседание.

   Мастер Корнерот и Аурелио летели по синеватому межпортальному коридору. Это продолжалось довольно долгое время и чародеям начало казаться, что переходу не будет конца. Неожиданно обоих ослепил неизвестно откуда взявшийся яркий свет и через несколько секунд маги обнаружили, что стоят на узкой улочке прибрежного городка.

   – Наконец-то я могу снова вдохнуть воздух родной Уланды! – радостно воскликнул Аурелио, который по случаю важной миссии даже расстался со своей знаменитой золотой косичкой, над которой частенько посмеивались его друзья.

   – Тише, друг мой, – осадил своего ученика Корнерот. – Не стоит кричать о нашем прибытии всему городу.

   Конечно, декан факультета шторма понимал чувства молодого человека, который также как и Аметисто был родом из Уланды, но за время учебы и практики в Академии ни разу не смог навестить родные места за неимением времени. Однако он прекрасно сознавал и то, что среди горожан могли оказаться замаскированные джеггские шпионы, которым совершенно не нужно было знать о появлении посланцев Академии.

    Малахитус рассчитывал перебросить штормовиков к воротам, но явно перестарался с заклинанием, потому что портал открылся на другом конце города. Людей в порту, а именно там оказались маги, было немного. Погода стояла безветренная, и волны лениво наползали на берег, шлифуя разноцветные морские камни. У одного из пирсов на якоре стоял большой красивый, трехмачтовый корабль со знаком Триединства на флагах. На его левом борту была изображена золотая роза, рядом с которой красовалась надпись: «Роза Востока».

    – Корабль отца Аметисто, – объяснил Аурелио, не дожидаясь вопроса мастера Корнерота. – Раньше у этого парусника было другое название, но оно было не очень благозвучным, и нынешний хозяин решил его переименовать. А почему он выбрал «Розу востока», этого я сказать не могу. Вообще-то у нас, в Уланде, так называют красивых девушек, когда признаются им в любви. О, роза востока, пленен я тобою, – начал декламировать молодой чародей, однако мастер Корнерот укоризненно посмотрел на него, и Аурелио тут же замолчал.

    – Скажи-ка мне, а как давно ты знаешь Аметисто? – спросил декан факультета шторма. – Что-то не верится, что вы познакомились в Академии, по-моему, вы и раньше были друзьями, разве нет?

    – Наши семьи дружат довольно давно. Когда лет десять назад корабль моего отца разбила буря, именно родственники Аметисто выручили нас из беды, предложив торговать вместе с ними. Объединение принесло немалый доход, который позволил мне и моему другу поступить в Академию. Да вон, кстати, дом его отца, давайте зайдем к ним в гости.

   – Нет, не стоит, – ответил Корнерот, не желая афишировать перед горожанами прибытие магов из Академии да к тому же стыдившийся своего старого поношенного костюма и неумения вести светские беседы. – Лучше пойдем, поищем какую-нибудь таверну. Раскрывать до времени наше прибытие не к чему.

   – Хорошо, – согласился Аурелио. – Я знаю одну недорогую и очень уютную, «Горбатый кашалот» называется. Между прочим, в ней как раз собираются местные маги шторма. Будем надеяться, ее хозяин еще не разорился и не закрыл свое заведение.

   – Ну, веди меня, абориген, – и на лице декана появилась его всегдашняя усмешка.

   Действительно, в зале этого заведения они встретили самого главу местных магов шторма. Два старых мага тут же по им одним известным признакам не только признали друг друга, но и определили место и значение в магической иерархии. Видя важного гостя из Альмарино, уландиец тут же не преминул показать, что нисколько не смущается перед ним: