Текст книги "Улыбка развоплощенного (СИ)"

Автор книги: Алла Сапфира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

    – И ты туда же! – недовольно буркнул Оливино. – То командиру мое седло не нравится, то теперь тебе.

    – Ну что ты, я совсем не хотел тебя обидеть, – тут же начал оправдываться маг. – Может быть и вправду это еще какая-нибудь реликвия, вроде Ледяного Шипа, только кажется, оно не переживет нашего пути.

    – Но ведь если с ним что-то случиться, ты же сделаешь доброе дело, починишь его магическим способом, – сказал Дикий Кот и добавил: – Я ни за что с ним не расстанусь. На нем можно проделать во много раз более длинный путь, чем на самом лучшем седле от нынешних мастеров, и никаких проблем. Я не удивлюсь, если оно как-нибудь заколдовано. Дед рассказывал, что ему подарил это седло проезжий маг, за какие-то особые услуги. Маг был нездешний и выглядел не по-катахейски. Откуда и куда он бежал, кто были его преследователи, этого я не знаю. Но кое-какие магические вещички от него остались. Дед наказывал хранить их и никому не отдавать, вдруг хозяин за ними еще вернется.

    – Да, – удивленно протянул Гладиолус, – чего только не встретишь в Кин-Тугуте.

   Подъезжая к жилищу старой волшебницы, Оливино и его напарник немного притормозили коней. Миновав роскошное клубничное поле, разведенное, по-видимому, самой хозяйкой этих мест, они увидели аккуратный домик, увитый диким виноградом и окруженный яркими цветочными клумбами. По слухам, хозяйка обожала цветы и сама их выращивала, причем в умении оформлять цветники она перещеголяла самого мастера Малахитуса, известного специалиста в подобных вещах.

   Когда вольный стрелок и волшебник приблизились к низкому плетню, окружавшему двор, их внимание привлекла презабавная картина. Хозяйка накрошила птицам во дворе белого хлеба, и на пир тотчас слетелась целая стая грачей. Они чинно клевали, и, что удивительно, пока один не наедался досыта, другой к хлебу не подходил. Оливино невольно заулыбался, глядя на трапезу этих птичьих вельмож, как их нередко называли в Кин-Тугуте. На дереве сидела большая серая ворона и жадными глазами смотрела на трапезу. Некоторое время она ничего не предпринимала, но потом не утерпела, кинулась в гущу стаи грачей и попыталась отнять у них добычу. Но не тут-то было! Грачи набросились на непрошеную гостью и принялись клевать и бить ее крыльями так, что она от неожиданности перевернулась на спину, задрав лапки кверху. И быть бы ей заклеванной, не будь против этого сам Геос, бог лесов. В пылу битвы за кусок хлеба один из грачей развернул ворону на брюхо, и ей удалось взлететь. Взъерошенная, избитая, лишившаяся части перьев, она с трудом приземлилась на ветку и долго еще не могла придти в себя. А грачи благодушно продолжали трапезу, не пытаясь преследовать возмутительницу спокойствия.

    – Вот что бывает с теми, кто покушается на чужое добро, – смеясь, сказал Оливино.

    – Это точно. На чужой каравай рот не разевай! – подхватил Гладиолус.

     – А грачи-то! Вот благородные создания, не стали добивать ворону!

      Так, беседуя и смеясь, они въехали во двор матушки Хвощ.

        Рядом с домом находилась небольшая пристройка. Судя по всему, это была кухня, потому что оттуда доносился аппетитный запах.

   На пороге появился маленький человечек со сросшимися густыми бровями, крючковатым носом и большими глазами:

   – Никак к нам гости? Кто такие будете?

   Хозяин кухни, в котором по его белому колпаку легко можно было признать повара, щурился на солнце, и было заметно, что он не особенно хорошо видит.

    – Мы к госпоже Хвощ по важному делу, из Кин-Тугута, – ответил Гладиолус, а сам, пихнув товарища в бок, прошептал: – Слушай, до чего же он похож на большую сову. Кажется вместо волос у него перышки, да и смотрит он так, будто с трудом видит при свете.

    – Что вы там перешептываетесь? – строго спросил повар. – Сейчас пойду доложу госпоже, а вы ждите здесь.

    И человечек медленными плавными движениями, напоминавшими осторожный полет совы среди ветвей в ночном лесу, двинулся к дому.

    – А может, он и вправду был совой? – все также шепотом спросил Оливино. – Судя по тому, что о ней рассказывала госпожа Сердолика, Матушка Хвощ, пожалуй, могла бы превратить птицу в повара, тем более, что ей, наверное, скучновато жить одной.

   – Да, не будь она учительницей мастера Малахитуса, я побоялся бы сюда ехать, – не постеснялся признаться Гладиолус.

   Маленький человечек вскоре вернулся, показал, куда поставить коней, сообщил, что хозяйка готова их принять, а сам исчез за дверью кухни. Молодые люди вежливо постучались в простую дубовую дверь.

   – Кто там, во имя Геоса и всего Триединства, – раздался добродушный и совсем не старческий голос.

   – Вот это да, – прошептал Оливино, – она же говорит совсем как молодая женщина, а госпожа Сердолика говорила, что ей очень много лет...

   Им открыла, однако, вовсе не юная особа, как можно было ожидать от волшебницы, а солидная дородная дама с веселым морщинистым лицом, с которым контрастировали молодые, блестящие, но строгие серо-зеленые глаза. Просторный зеленый сарафан и пушистый венок из хвоща довершали ее добродушный облик.

   – Здравствуйте, дорогие гости. Смотрю, ко мне прибыл молодой коллега, – сказала она, обращаясь к Гладиолусу, ибо сразу узнала в нем по неуловимым для прочих признакам мага леса. – А это кто с тобой?

    – Оливино, по прозвищу Дикий Кот, – представился вольный стрелок и протянул волшебнице рекомендательное письмо от самой Сердолики.

    – Так-так, – задумалась матушка Хвощ, прочитав послание, – я давно уже жду решительных действий... Поблизости от Стефеншира, на месте заброшенных катакомб, строится храм Уфу Темного! А теперь, как доносят мои магические птички, там собралось новое джеггское войско, и их очень много!

    – Я хотел бы видеть все своими глазами, – сказал Гладиолус.

    – Нет, дорогой мой, тебя туда пустить нельзя! Ты начнешь волноваться, будешь пытаться что-то предпринять, твоя магическая сущность тут же проявится, и тебе может прийтись очень плохо. Здесь нужен не маг, а человек иного профиля! Вот ты, Оливино, прекрасно подойдешь для этой роли!

    Обрадованный доверием, Оливино тут же воскликнул:

    – Хоть сейчас!

    – Не торопись, – осадила его матушка Хвощ. – Сначала надо отдохнуть, попить, поесть... Дорогой Совин, скорее принимайся за приготовление торта, у нас гости, – крикнула она сунувшемуся в дверь повару.

   – Какого рода торт Вы желаете, госпожа? Сливочный, шоколадный или с пьяными вишнями?

   – Нет, последнее исключено, нашим гостям предстоит важная миссия, и головы у них должны остаться светлыми! – строго предупредила чародейка слугу. – И смотри мне, чтобы никаких ликеров!

   – Ну что Вы, госпожа, не сомневайтесь, мои торты не зря прославились на всю Катахею!

   – Будет тебе хвастать, Совин, и без того к нам в последнее время повадились королевские кондитеры! Не хватало еще, чтобы у нас тут сделалась кулинарная школа!

   – Ах, простите, госпожа, я честное слово, никому не выдаю наших секретов, я только угощаю.

   – Давай, давай, лети, а то что-то ты сегодня слишком разговорчивый, – немножко поворчала для виду волшебница, которая на самом деле снисходительно относилась к Совину, понимая, что нельзя многого требовать от того, кто родился обыкновенной совой.

   Совин накрыл великолепный стол, на нем громоздились груши, сливы, яблоки и огромный торт, украшенный роскошной кремовой розой. Уютно кипел на огне чайник, пахло мятой, зверобоем, и еще какими-то неизвестными травами.

    – Как же тебя отправить в разведку, молодой стрелок, – задумчиво бормотала волшебница, пока молодые люди с удовольствием поглощали фрукты и сладости. – Просто так? Нет, джегги хитры, а ты привык воевать в лесу и по степи не сумеешь пробраться незамеченным. Надо бы тебя превратить во что-нибудь. На днях я научилась превращать человека в замечательного дождевого червяка! Для этого я использовала одного глупого джегга, который, видно, не случайно забрел сюда, должно быть, шпионил. Но теперь его нескоро доищутся, он с удовольствием роется в моем огороде и, надо вам сказать, приносит куда больше пользы, чем с саблей в руках.

    При этих словах Оливино чуть не подавился куском торта от ужаса.

    – Нет, червяк не годится, – продолжала рассуждать матушка Хвощ. – Еще растопчут, да и ползает он медленно. Может быть, подойдет мышь? Нет, опять что-то не то... Я бы превратила тебя в птичку, да только джегги любят постреливать в них, упражняясь в ловкости, а большая птица, например утка, пожалуй и в походный котелок угодит...

   Слушая все эти речи, бедный Оливино совсем забросил торт. Эти разговоры окончательно испортили ему аппетит,

   – А нельзя ли как-нибудь без меня обсудить все эти вещи, я все-таки воин, а не маг леса. Что за необеденные разговоры! – не выдержал стрелок, не без удивления глядя на Гладиолуса, который наворачивал уже третий кусок, как будто все это было ему не в диковинку.

   – Нет, без тебя нельзя! – строгим голосом парировала колдунья, – ты основной исполнитель!

   Бедному Оливино ничего не оставалось, как смириться. Между тем взгляд матушки Хвощ упал на жирную черную муху, которая вилась над тортом, безуспешно пытаясь приземлиться на сладкое:

    – Вот! Это именно то, что нужно! Мухи! Сейчас осень, их много, они летают стаями, а уж там, где джегги и их лошади, никто на них и внимания не обратит! Но лучше на всякий случай сделать из тебя много мух – если одну-две и прихлопнут – будешь немножко ранен, а так все преимущества у тебя!

    – Это точно, – сказал Гладиолус, который, тем не менее, про себя порадовался, что не ему предстоит превращение. Даже будучи магом леса и зная некоторые метаморфозы, он находил, что мухи очень уж неопрятные и малосимпатичные создания.

    – Ладно, утро вечера мудренее, ложитесь спать, а завтра все сделаем.

      Друзья побрели на сеновал, не особенно удивившись тому, что большая сова, которая провожала их своим полетом, так отчетливо пахнет ванилью и корицей. Что же касается мухи, покушавшейся на торт, то матушка Хвощ дождалась, пока та сядет на окно, и убила ее мухобойкой без всякого сожаления:

   – Ишь, противная, думаешь, если я магичка леса, то не трону тебя! Я-то знаю, что вы, мухи, также как осы и комары, посвящены Уфу, в отличие от бабочек, пчел и муравьев...

    Наутро волшебница пораньше разбудила Оливино и приготовилась к колдовству. Она специально не стала поднимать Гладиолуса, поскольку не была уверена, что ему следует видеть не слишком-то красивое зрелище и до времени узнавать ее секреты. Дрожащий то ли от утреннего холода, то ли от неудовольствия из-за предстоящей процедуры, Оливино с трудом разлепил глаза и потащился за матушкой в маленький сарайчик за домом.

   – Так, – сказала, колдунья, – начнем, пожалуй.

    При этих словах Оливино скривился еще больше, ибо более гадких созданий, чем мухи, клопы и комары он не знал.

   – Не бойся, не бойся, это совсем не больно. Ну а если немножко неприятно, так ведь ты воин, можешь и потерпеть немного.

   – Я не боюсь, только я действительно воин, а вместо битвы...

    Но рассерженная матушка Хвощ не дала ему докончить, схватила со стола большую черную кружку и выплеснула липкую дурно пахнущую жидкость прямо в лицо стрелку.

    – Вот еще! Куда только ваш командир смотрит, присылают тут всяких, незнакомых с настоящей дисциплиной и смеющих возражать старшим!

   Пока она все это произносила, зелье начало действовать. Одежда на Оливино лопнула, из спины прорезались хрустящие крылья, начали вытягиваться дополнительные лапки, а тело покрылось блестящими черными волосками.

   – Фи, – недовольно фыркнула матушка Хвощ, – вот что бывает, когда говорят под руку! Вместо множества хорошеньких, аккуратных насекомых получается какое-то уродство! Куда теперь такое чудовище?!

    Она начала доставать все новые и новые баночки, что-то смешивать, мазать недоделанную муху в разных местах тела, приговаривая какие-то мало слышимые слова. Оливино совсем отключился и смирно стоял, поводя огромными мушиными глазами и ожидая своей участи. Он даже не пытался расправить покорно обвисшие крылья, казалось, происходящее уже мало занимает его. Наконец колдунья вылила на беззащитное тело последние капли зелья, и через некоторое время обнаружилось, что это уже не целое тело, а огромный рой самых обычных мух. Один взмах руки – и жужжащая туча вылетела в окно.

    – Счастливо, – прокричала матушка вслед, – помни, ни во что не вмешивайся, летай осторожно.

    Удивительным образом рой мух обладал способностью не только держаться вместе, но и выполнять предписанную ему программу, которая, наверное, была передана в процессе колдовства. Туча летела туда, куда следовало, и успешно достигла лагеря джеггов, который теперь располагался недалеко от вновь обустраиваемого храма Уфу. Сотни фасеточных глаз рассматривали происходящее, неисчислимые нервные узлы запоминали все, что нужно было увидеть, хотя не в виде слов, а виде мозаичных образов.

    В лучшем шатре, судя по всему, могли находится уфистские предводители, и рой мух направился прямо к входу.

    – Ж-ж-ж-ж, – мухи влетели под отогнутый полог. Никто, конечно, не обратил на них никакого внимания, этих насекомых тут и без того было предостаточно. В шетре, к великой удаче разведчика, действительно происходило совещание сторонников темного бога. Здесь были Опалус, Обсидиан, Морионита и Шрам с несколькими доверенными воинами. Они довольно бурно обсуждали неудачу при Альмарино и спорили о том, что делать с пленными магами.

    – Мы потеряли возле этого проклятого города слишком много воинов! А виноват в этом ты, господин, ты должен был сокрушить магов! – ярился Шрам.

   – Замолчи, Шрам, как ты смеешь = так разговаривать с посланником великого Уфу! Это ты занесся и не думаешь об улучшении боевой выучки своих воинов! Берегись, или с тобой будет тоже, что и с Волчьим Когтем! – грозил Опалус. Здесь, вблизи храма он не без оснований считал себя полноправным главой уфистов.

   Впрочем, Шрама, как и его помощников, трудно было назвать истинными адептами Уфу Темного, ведь они не только не научились никаким заклинаниям, но и символы веры не пытались усвоить. Единственное, что делало их незаменимыми, это многочисленность, воинственность и природная джеггская жестокость.

   Тем временем в разговор вмешался Обсидиан:

    – Вы оба ничего не понимаете в управлении и стратегическом планировании! – заявил он, обращаясь одновременно к Опалусу и Шраму.

    – И Вы туда же, Обсидиан!Только Ваших советов нам недоставало! – взвился Опалус. – Вы тоже хороши, храм до сих пор не достроен. Великий Уфу разгневан – это и есть причина наших неудач!

   Маг считал бывшего стефенширского чиновника досадным дополнением к взятому городу, но не решался избавиться от него, боясь, что не найдет больше никого, кто имел бы столь большой опыт в хозяйствовании и строительстве. Морионита с досадой и презрением слушала препирательства мужчин. Наконец она не выдержала, поднялась подобно зеленой змее, показывающейся из корзины заклинателя, и, сверкнув глазами, прошипела:

    – Ну-ка, тихо вы все!

    Опалус от неожиданности проглотил слова, которые только что хотел сказать. Обсидиан поперхнулся кумысом, и лишь Шрам с недоброй ухмылкой произнес:

    – Опять, ты, женщина...

      Но тут ему прямо в рот влепился клубок паутины, мгновенно вылетевший из руки волшебницы.

    – Тьфу, гадость, – кочевник с трудом выплюнул кляп, разразился потоком джеггских ругательств, которых никто, кроме его приближенных, не понял, и встал, намереваясь покинуть сборище.

    – Стой, вождь, куда ты, мы еще даже не начали военный совет, – остановил его Опалус, который вовсе не хотел, чтобы ссора привела к серьезным последствиям. – Я обещаю, Морионита будет вести себя почтительно.

   Тем временем Морионита несколько успокоилась. Но зато недовольство выразил Шрам:

    – Зачем мы держим у себя магов Триединства! Их нужно заставить служить нам, а если откажутся, так хоть сделать из них забаву для воинов!

    – Глупости, вождь, магов нельзя заставить служить нам, а если твои воины начнут пытать их, то всем нам не поздоровиться, это ведь не простые воины, это маги, за ними сила стихий! Их можно только принести в жертву Уфу, но для этого необходимо обустроить главный зал с алтарем и провести обряд по всем правилам! А зал до сих пор не готов! – недовольный взгляд Опалуса опять остановился на Обсидиане.

    – А я тут причем, где мне брать мастеров и материалы? Надо было хотя бы ремесленников притащить из Альмарино, а не этих, которые ни на что, кроме жертв не годны! Некому даже камни вырубать в каменоломнях.

    – А у меня есть идея, – встряла Морионита, – давайте доставим сюда мага шторма, разозлим его посильнее, снимем с него заклятие замка, он устроит небольшую бурю, повалит порядочно деревьев в ближайшей роще и ты, Обсидиан, их потом используешь.

   – Это большой риск, – возразил Опалус.

    – Вам ли, могучему магу огня, великому адепту Уфу, бояться какого-то третьеразрядного штормовика, – возразила девушка. – Кроме того, у меня всегда наготове моя паутина.

    – Ладно, давайте рискнем, надо же попробовать хоть на что-то использовать пленников, – попросил Обсидиан.

   Шрам нехотя согласился послать воинов, чтобы привести мага. Связанный заклятьями, совершенно спокойный и безучастный штормовик предстал перед уфистами.

   – Эй, маг шторма, что-то ты невесел, не хочешь ли позабавить нас? Давай, мы освободим тебя от замыкающего заклятия, и ты сразишься, ну вот, например, с госпожой леса. Победишь – мы тебя помилуем, проиграешь – сам знаешь, что будет! – ехидным голосом предложил Опалус.

    Шрам и его воины смотрели на эту сцену с горящими глазами, надеясь, что им представится интересное зрелище. Однако штормовик мрачно посмотрел на вражеского волшебника и ничего не сказал.

    – Ладно, снимаю замок, ты, кажется, совсем безопасен. Ну и скучный же ты, – повторил маг огня, видя, что снятие замка никак не повлияло на поведение пленника. Он по-прежнему стоял, опустив голову, и казалось, ни на что не реагировал.

   – Может быть, пощекотать его копьем? – вставил Шрам.

    – А что, пожалуй, это его расшевелит, – согласился Опалус, – иначе этот трус и не подумает колдовать.

   Шрам поднял свое любимое копье, намереваясь чувствительно уколоть штормовика, Морионита выбросила вперед руку, готовясь бросить паутину, если что-то пойдет не так, но в это время мухи, спокойно сидевшие по стенкам, одновременно сорвались с места и несколько штук ринулись прямо в глаза присутствующим, исключая пленника. Проклятия посыпались со всех сторон: и мошка-то в глаз – болезненно, а уж если целая муха... Не надо думать, что маг шторма был такой уж рохля, он попросту не ждал для себя ничего хорошего и специально сохранял такой покорный вид. Но как только началось замешательство, он живо наколдовал смерч, разметал шатер и всех, кто в нем находился и в мгновение ока унесся в степь. Эффект внезапности был внушительным. Уфисты оказались на земле, запутавшимися в деталях шатра, и выбираться оттуда им пришлось самым обычным человеческим образом.

    – Все! – рявкнул Опалус, осознав, что штормовик сбежал. – Больше никаких экспериментов! Как можно быстрее довести до нужного состояния главный зал, и мы принесем магов в жертву Уфу! Все силы должны быть брошены на строительство! Шрам, твои воины тоже будут этим заниматься! Сам Уфу благословит нас, когда мы закончим!

   А что же мухи? К сожалению, те из них, которые попали в глаза врагам, пожертвовали собой, но осталось еще достаточно, и туча как по команде двинулась в обратный путь, влетев через положенное время несколько поредевшей стаей в окошко к матушке Хвощ.

   – Посмотри-ка, Гладиолус, сколько мух, – радостно воскликнула колдунья, – не иначе, как это твой друг! – надо принести цветной воды из колодца и проверить это. Гладиолус тут же бросился к колодцу, а в это время мухи собрались в компактный рой прямо на окне. Матушка бережно сняла шевелящуюся кучу сморщенными руками и положила ее на пол. Мухи жужжали, ползали друг по другу, но не разлетались. Подоспела вода, и волшебница вылила ее прямо на черный ком. Ком тут же слепился в единое целое. Еще несколько порций разных зелий и обратное превращение началось. Прошло совсем не так много времени, когда на полу обнаружился раздетый, весь в синяках, ссадинах и порезах, бледный и измученный, но вполне живой Оливино. Гладиолус бросился к другу и укрыл его плащом.

   – Погоди, дружок, дело еще не закончено, – осадила коллегу волшебница, – сначала надо прочитать собранную информацию.

    – А что, он сам не сможет рассказать?

    – Конечно, нет, ведь он был в виде мух и ничего не помнит, все, что он видел, закодировано в его памяти, и только с помощью специальных заклятий можно добыть нужные сведения.

    – А с ним ничего не случиться?

    – Хуже, чем уже случилось, не будет, он и так пострадал, видно ввязался в какую-то историю. – С этими словами матушка Хвощ положила руки на лоб неподвижно лежащего стрелка, и началось волшебство.

   Постепенно перед глазами волшебницы предстала вся картина, которую с разных сторон наблюдал ее посланец. Она узнала о ссоре уфистов, судьбе пленных магов и грозящем завершении строительства храма Уфу. Когда все было закончено, бедный Оливино почти спокойно заснул, лишь изредка вздрагивая плечами, как будто шевелил уже отсутствовавшими крыльями.

   На следующий день матушка Хвощ проводила друзей в дорогу, снабдив их ввиду срочности момента заклятием ускорения. Благодаря этому они добрались до Кин-Тугута куда быстрее, чем до жилища волшебницы. Хуже всего перенесли такое путешествие их кони, но делать было нечего. Мало того, уставший Оливино заметил, что седло окончательно развалилось! Из шва торчали какие-то тонкие листочки.

   – Жизнь не удалась, теперь осталось только повеситься, – Оливино вновь произнес дежурную фразу, которой сопровождал свои настоящие и мнимые неудачи.

   Гладиолус, который не знал, что это просто такая присказка, принялся всерьез утешать друга и пообещал починить седло магическим способом.

    – Да ладно, не бери в голову, – успокоил его Оливино, – это я так, шутя...

    – Не хватало еще таких шуточек, когда нам грозят настоящие опасности, – возразил Гладиолус, но, будучи магом, обратил самое серьезное внимание на листочки и вытащил их из подкладки седла. – Послушай, это же непростая вещь, надо бы показать их госпоже Сердолике.

    – Потрясающе! – воскликнула волшебница, едва вчитавшись в древние письмена. – Это знаменитое заклятие, разрушающее все возможные магические барьеры! Оно считалось утраченным, и его секрет безуспешно разгадывали в Академии в течение последних сорока лет! Где ты это взял?

    – Нашел в подкладке дедушкиного седла, – немного самодовольно произнес Оливино, жалея лишь о том, что их не видит Рубиус Красный Капюшон, которому наверняка пришлось бы взять обратно свои слова по поводу старых вещей.

    Совет сторонников Триединства был созван сразу же, как только разведчики доставили в Кин-Тугут сведения о планах уфистов.

   – Храм надо взять штурмом и немедленно. Помощи нам ждать не от кого, – сказал лорд Гелиодор, всегда одним из первых призывавший к решительным действиям.

   – Промедление смерти подобно! – воскликнула Предводительница Лиги.

   Даже всегда осторожная Сердолика не выразила какого бы то ни было несогласия, полагая, что спасение коллег – задача первостепенной важности. Командующим избрали лорда Гелиодора.

    – Итак, выступаем сегодня же, все способы ускорения движения применить, не считаясь с затратами! – провозгласил глава Золотых Леопардов.

   Глава 15. Штурм храма

    Черные колонны... Черные ступени... Даже недостроенный, храм Уфу Темного являл собой внушительное зрелище. Четыре колонны из черного с бурыми прожилками камня пронзали небо, как огромные копья, готовые к бою. Сквозь наполовину возведенную стену был виден центральный вход, который украшала пасть змеи с глазами из кроваво-красных карбункулов. Четырехгранная крыша была увенчана гигантским знаком бога тьмы. Что он собой представлял, понять было трудно, особенно находясь на таком расстоянии, однако Сердолика все-таки разглядела, что в каменной руке сжат разбитый символ Триединства. Стенной кладки не хватало только с двух сторон спереди и слева, причем спереди она была возведена лишь на четверть, в то время как слева – почти на две трети. Ни часовых, ни джеггских отрядов. Тишина, пронизанная магией.

   – И все-таки лучше атаковать сейчас, милорд, – произнесла волшебница, обращаясь к лорду Гелиодору.

    – Лично я с Вами не согласен и считаю, что нужно дождаться рассвета. Тогда мы, по крайней мере, будем уверены, что никто не попадет в какую-нибудь ловушку или магическую западню при входе в это сооружение, – ответил правитель Стефеншира, причем слова «магическая западня» он произнес с оттенком явного отвращения. Глава ордена Золотого Леопарда надеялся на этом прекратить разговор, однако его вежливый, но сухой и решительный тон не произвел должного эффекта:

    – Ловушки можно обнаружить с помощью соответствующего набора заклинаний, – заявила чародейка. – Или, в крайнем случае, послать на разведку этих... из Лунного Кинжала, – добавила она, понимая, что лорд Гелиодор не слишком-то жалует магов. – А вечерние сумерки обеспечат внезапность атаки, что поверьте мне, способно решить многое, если не все.

   – Но армии нужен отдых, с такими силами мы можем потерпеть неудачу, – произнес Гелиодор, явно уязвленного тем, что в стратегические планы вмешивается женщина, да к тому же еще и колдунья. Он скорее готов был услышать подобные вещи от Предводительницы Лиги Скорпиона, с мнением которой всегда считался.

   Спор прервали зловещие песнопения, донесшиеся из глубин храма.

   – Неужели церемония жертвоприношения уже началась? – встревожилась Сердолика. – Нужно спешить!

   Опасаясь за жизни пленных магов, Гелиодор согласился с необходимостью атаковать немедленно.  Рыцарям Золотого Леопарда, шедшим в первых рядах, не составило труда проникнуть во двор храма в том месте, где стена была еще не достроена, тем более что магические барьеры снаружи еще не были установлены. Слегка расступившись, они пропустили вперед воров гильдии Лунного Кинжала, которым лорд Гелиодор велел обследовать двор.

    – Через основную дверь сразу идти нельзя, за ней наверняка установлена ловушка, которая сработает, как только мы войдем, – предупредила Гиацинта Адская Белка, не раз сталкивавшаяся с таким способом защиты помещений от проникновения посторонних.

    – По-моему, над дверью есть небольшое окно, – приглядевшись, произнес один из ее напарников. – Нужно попытаться пролезть через него. Тогда мы сможем проверить, есть ли у входа ловушка, обезвредить ее и потом впустить остальных.

    Вор поднял с земли довольно увесистый камень и со всего размаха швырнул его в небольшое окошко, находившееся как раз над змеиной головой, украшавшей вход. Однако камень, не долетев до окна, вдруг резко отскочил в сторону, словно ударился обо что-то твердое, хотя было прекрасно видно, что никаких препятствий на его пути не было.

   – Тут что-то не так, – Сердолика чутьем опытной чародейки догадалась, что вокруг храма присутствует какая-то магия, однако точно определить ее природу она пока не могла.

    – Да что там может быть такого? – ехидным голосом спросил вор, бросивший камень. – Просто я промахнулся и попал в каменную змею над дверью, только и всего.

    – Он прав, ничего там нет, – сказал другой вор, тем более что в этот момент камень, выпущенный кем-то из находившихся тут же магов леса, разнес окно вдребезги. Ему и в голову не пришло, что маг применил особым образом заклятый камень, который был специально предназначен для прохождения сквозь магический заслон, если таковой имеется.

    – Забрасывай крюки! – закричала Адская Белка.

    Сердолика попыталась остановить воров Лунного Кинжала, она-то понимала, что все не так просто, как кажется. Однако воры ее уже не слушали. В воздухе засвистели длинные веревки с огромными железными крючьями на концах. Кто-то уже зацепился за змеиную голову и попытался подобраться к окну...

    Раздался страшный треск. Вокруг храма появилось нечто, похожее на голубоватую паутину и всех кто находился возле центрального входа в храм, мгновенно охватило темно-багровое пламя. Крики гибнущих в огне людей слились с возгласами ужаса, вырвавшимися из сотен уст. Такой магии никогда не видели даже самые бывалые чародеи. А между тем пламя, уничтожив тех, кто находился поблизости, устремилось дальше, словно разъяренный дикий зверь. Маги огня попытались остановить его, но ни одна попытка не увенчалась успехом. Некоторые из воинов бросились обратно за стену в надежде найти спасение там, остальные застыли в оцепенении, чувствуя неминуемую гибель... Казалось, что помощи ждать неоткуда...

      – Акхма... Хатма... Тейхиоре..., – раздался вдруг неожиданно спокойный и холодный голос Аметисто.

   Над зловещим храмом Уфу Темного посреди ясного вечернего неба сгустилась грозовая туча. Она светилась изнутри, будто в ней было спрятано солнце. Туча становилась все больше и больше, но как ни странно ничуть не чернела, даже наоборот, она становилась почти прозрачной и все сильнее излучала свет. Внезапно ее прорезала ослепительно яркая молния, грянул гром и прямо на темное пламя, уже почти вплотную подобравшееся к армии Триединства, хлынул сияющий дождь. Каждая капля его светилась, как маленькая звездочка. Сотни, тысячи, миллионы крохотных частичек света падали на страшный огонь, и он с шипением, как чудовищный змей, побежденный храбрым героем, начал медленно отползать к храму. Светлых капель с каждым часом становилось все больше, а темное пламя слабело и скоро потухло, как самый обычный огонь, когда его заливают водой.

      Страх на лицах сменился неподдельным удивлением.

    – Как тебе это удалось, Аметисто, – изумилась Сердолика.

    – Попробовал новое заклинание «дождь света», – смущенно улыбаясь, ответил тот. – Случайно откопал его в стефенширских архивах и вот...

      – Хвала Богам, что ты его откопал, – сказала Сердолика. – Эти злодеи, молот Титаниуса на их головы, где-то раздобыли «пламя хаоса» и на его основе создали магический барьер. Я о нем слышала, когда была студенткой Академии. Если бы не твой «дождь света»...

    – Теперь понятно, почему мы не смогли остановить этот огонь, – сказал кто-то из магов огня.

   – Еще бы, – сказала Сердолика. – «Пламя хаоса» не подвластно обычным огненным магам. К тому же это заклинание – одно из запрещенных, и в Академии о нем даже не упоминают. Жаль, что я не успела остановить Гиацинту, и наши воины приняли такую страшную смерть...