Текст книги "Поэмы"

Автор книги: Алишер Навои

Выбор места. Приглашение мастеров.

Зодчий Бани. Художник Мани.

Мастер каменных дел Карен.

Строительство. Приезд царевича.

Фархад увлечен искусством Карена

Обучение у каменотеса Карена.

Тайна закалки горных орудий.

Изучение живописи. Отделка дворцов.

Гурии во дворцах. Бассейны с вином.

Награждение строителей.

Заготовка пиршественных припасов

Весенний пир. Летний пир.

Осенний пир. Зимний пир.

Конец пирам. Снова роковая скорбь.

Отчаяние хакана

Размышления хакана о сыне.

Что в дервише достоинство – то в правителе порок.

Мера милостей и мера кар.

Яд убивают противоядием. Юность и старость.

Над кем смеется гребешок? Предложение хакана.

Отказ Фархада от власти.

Вынужденное согласие Фархада

Сокровищница хакана. Таинственный ларец.

Надпись на зеркале Искандара.

Что ждет того, кто отправится в Грецию?

Предупреждение смельчаку. Фархад теряет покой

 
Кто вяжет в книгах тонких мыслей вязь,
Так свой рассказ украсил, вдохновясь.
 

* * *

 
Лишь получил хакан такой ответ —
Желания сердечного предмет,
 
 
Он радостью настолько полон стал,
Что весь Китай ему казался мал.
 
 
Каких он ни придумывал наград,
Все большего заслуживал Фархад.
 
 
Сокровища подземных рудников?
Нет! Им цена – не больше черепков!
 
 
Сокровища морей? Что жемчуга,
Что камешки, – цена недорога!
 
 
Не знал хакан, чем сына одарить:
Решил хакан хранилища открыть.
 
 
Не говори – хранилища, не то:
Сто рудников и океанов сто!
 
 
Тех ценностей ни сосчитать нельзя,
Ни в сновиденьях увидать нельзя.
 
 
Владелец клада мудрости – и тот
Лишь от рассказа горем изойдет.
 
 
Туда вступивший проходил подряд
Чрез сорок первых кладовых-палат.
 
 
А в каждой – сорок урн. Не выбирай:
Все золотом полны по самый край!
 
 
А золота, хоть в каждой равный вес,
Но что ни урна – то сосуд чудес.
 
 
Так, золото в одной копнешь, как воск:
Что хочешь делай, – разомнешь, как воск!
 
 
И снова сорок кладовых-палат,
Но здесь шелками очарован взгляд.
 
 
По сорок тысяч было тут кусков
Пленительных узорчатых шелков.
 
 
Тут изумленью не было границ,
Тут перворазум повергался ниц
 
 
Пред красотою всяческих чудес
И пред искусством ткаческих чудес.
 
 
Не только шелк в кусках, – одежд таких
Не выходило из-под рук людских.
 
 
Не ведавшим ни ножниц, ни иглы,
Земной им было мало похвалы.
 
 
Так создавал их чародей-портной
В своей сверхсовершенной мастерской.
 
 
В одной из этих шелковых палат
Хранитель показал такой халат,
 
 
Что не один, а десять их надев
На стройный стан любой из райских дев,
 
 
Сквозь десять – так же розово-чиста —
Прельщала б райской девы нагота…
 
 
Для мускуса особый был амбар,
Где на харвар навален был харвар.
 
 
И если б счетчик разума пришел,
И тысячной бы части он не счел
 
 
Несметных драгоценностей: и он
Был бы таким количеством смущен.
 
 
Как кровь, был влажен там любой рубин, —
Он слезы исторгал из глаз мужчин,
 
 
А каждое жемчужное зерно
Могло лишить и жизни заодно.
 
 
Еще другое было чудо там:
Хранилось тысяч сто сосудов там —
 
 
Хрусталь и яшма. Годовой налог
С большой страны их окупить не мог.
 
 
Сто самых ценных выбрал казначей, —
Мир не видал прекраснее вещей!
 
 
Чем больше шах и шах-заде глядят,
Тем больше оторваться не хотят.
 
 
Глядят – и то качают головой,
То молча улыбаются порой…
 
 
Но зрелищем пресыщен, наконец,
Фархад заметил в стороне ларец.
 
 
Как чудо это создала земля!
Был дивный ларчик весь из хрусталя, —
 
 
Непостижим он, необыден был.
Внутри какой-то образ виден был,
 
 
Неясен, смутен, словно был далек, —
Неотразимой прелестью он влек.
 
 
В ларце замок – из ста алмазов… Нет!
То не ларец, то замок страшных бед!
 
 
Ничем не отомкнешь его врата, —
Так эта крепость горя заперта!
 
 
Сказал Фархад: «Мой государь-отец!
Хочу хрустальный разглядеть ларец:
 
 
На диво все необычайно в нем, —
Скрывается, как видно, тайна в нем.
 
 
Чтоб разгадать я тайну эту мог,
Пусть отомкнут немедленно замок!»
 
 
Пытался скрыть смущение хакан,
И начал с извинения хакан:
 
 
«Нельзя твоей исполнить просьбы нам.
Открыть ларец не удалось бы нам:
 
 
Нет от него ключа – вот дело в чем,
А не открыть его другим ключом.
 
 
И сами мы не знаем, что таит
Ларец, столь обольщающий на вид».
 
 
Царевича не успокоил шах,
В нем любопытство лишь утроил шах.
 
 
Фархад сказал: «Что человек творил,
То разум человеческий открыл,
 
 
И, значит, размышления людей —
Такой же ключ к творениям людей.
 
 
А так как я во все науки вник,
То трудностей пугаться не привык.
 
 
Но если суть ларца я не пойму,
То нет покоя сердцу моему!..»
 
 
Но как Фархада шах ни вразумлял,
Как ни доказывал, ни умолял,
 
 
Царевич все нетерпеливей был,
Настойчивее и пытливей был.
 
 
И понял шах, что смысла нет хитрить,
Что должен сыну правду он открыть.
 
 
И приказал он отомкнуть замок,
И зеркало из ларчика извлек.
 
 
Магическое зеркало! Оно, —
Столетьями в хрусталь заключено,
 
 
Как в раковине жемчуг, – в том ларце
Хранилось у хакана во дворце.
 
 
Нет! Словно солнце в сундуке небес,
Хранилось это зеркало чудес.
 
 
Мудрец его украсить так решил,
Что тайно сзади тайну изложил:
 
 
«Вот зеркало, что отражает мир:
Оно зенит покажет и надир;
 
 
Четыреста ученых вместе с ним
(С Платоном каждый может быть сравним)
 
 
Над зеркалом трудились. Миру в дар
Его оставил Искандар-сардар.
 
 
Проникшие в начала и концы,
Всеведущие в сферах мудрецы,
 
 
Постигшие взаимосвязь планет,
Обдумывали дело много лет,
 
 
Счастливую отметили звезду
И вдохновенно отдались труду.
 
 
Кто зеркало найдет в любой из стран,
Тот обретет в нем дивный талисман.
 
 
Послужит только раз оно ему:
Но что судьбой указано ему,
 
 
Что неизбежно испытает он,
Что скрыто смутной пеленой времен, —
 
 
Будь горе или счастье – все равно:
Оно явиться в зеркале должно.
 
 
Но зеркало заключено в ларец.
Его открыть решится лишь храбрец,
 
 
Кто муки духа может побороть,
Не устрашась обречь на муки плоть.
 
 
Тот, кто замок захочет отомкнуть,
Тот пусть узнает древней тайны суть:
 
 
Есть мудростью венчанная страна.
Зовется в мире Грецией она.
 
 
Но и мудрейший среди греков грек —
Лишь прах своей страны, лишь человек.
 
 
Там каждый камень – жемчуг из венца
Мудрейшего из мудрых мудреца;
 
 
Любая травка там целебна, там
Целебен воздух, все волшебно там;
 
 
Что ни долина – то цветной ковер,
Что ни вершина – небесам упор.
 
 
Ты должен, человек, туда пойти.
Знай, встретишь ты препятствия в пути.
 
 
На трех последних переходах – три
Опасности подстерегут. Смотри:
 
 
На первом переходе – змей-дракон:
Из божьего он гнева сотворен.
 
 
А на втором – жестокий Ахриман,
В нем – сила, злоба, хитрость и обман.
 
 
Но самый трудный – третий переход:
Там талисман тебя чудесный ждет.
 
 
Три перехода трудных совершив,
Препятствия на каждом сокрушив,
 
 
Сверши последний переход, герой:
Остановясь перед большой горой, —
 
 
Пещеру обнаружишь в ней: она,
Как ночь разлуки черная, черна.
 
 
В пещере той живет Сократ-мудрец.
Он, как Букрат, велик, стократ мудрец! [56]56
  Он, как Букрат, велик, стократ мудрец! – Букрат – Гиппократ (460–356 гг. до н. э.), знаменитый греческий врач с острова Коса.


[Закрыть]
 
 
Войдешь в пещеру. Если старец жив,
Утешит он тебя, благословив.
 
 
А если грек премудрый мертв уже,
Ты к вечной обратись его душе —
 
 
И узел затруднений всех твоих
Премудрый дух развяжет в тот же миг…»
 
 
Вот что прочел взволнованный Фархад:
Застыл, как очарованный, Фархад.
 
 
И он с тех пор забыл питье, еду,
Одною думой жил он, как в бреду.
 
 
Все понял шах: пришла беда опять!
Но сыну он решил не уступать.
 
 
Царевич стал просить. Но каждый раз
Он от хакана получал отказ.
 
 
И, хоть упрямцем не был ведь Фархад,
Стал, наконец, и требовать Фархад.
 
 
Тут начал шах оттягивать ответ:
То скажет «да», то снова скажет «нет».
 
 
И сын страдал, и мучился отец.
О, испытанье двух родных сердец!..
 

* * *

 
Дай, кравчий, мне пьянейшего вина!
Задача мне труднейшая дана.
 
 
Но сколь ни жестока судьба, – одно
Есть средство побороть ее: вино!
 

Неотступные мечты. Объяснение с Мульк-Арой.

Фархад угрожает побегом из дому.

Напрасные увещевания. Хакан соглашается.

Отправление в Грецию

Беседа хакана с греческими мудрецами.

В пещере отшельника Сухейля.

Завещание мудреца Джамаспа.

Саламандровое масло. Смерть Сухейля

Снаряжение на первый подвиг.

Черная степь. Дракон.

Нечувствительность к огню.

Дракон унизан стрелами. Чудовище издыхает.

Сокровища в пещере дракона.

Меч и щит царя Сулеймана

Снаряжение на второй подвиг.

Заколдованные джунгли. Ахриман.

Взлет Ахримана на воздух с горой в руках.

Сулейманов щит в действии.

Сокровищница Ахримана. Сулейманов перстень

Снаряжение на третий подвиг.

Старец у ручья. Наставления Хызра.

Тропа к замку Искандара. Сторожевой лев.

Железный воин-истукан. Стрела попадает в цель.

Сто железных воинов Искандара. Зеркало мира

 
В тот час, когда уставший за ночь мрак
Свой опускал звездистый черный стяг,
 
 
И, словно Искандара талисман,
Заголубели сферы сквозь туман, —
 
 
Фархад, опять в доспехи облачась,
На подвиг шел, препятствий не страшась.
 
 
К ногам отца склонился он с мольбой —
Благословить его на этот бой.
 
 
Молитву перстня на коне твердя,
Полдневный путь пустынею пройдя,
 
 
Увидел он лужок невдалеке,
Увидел родничок на том лужке.
 
 
Тот родничок живую воду нес, —
Он был прозрачней самых чистых слез.
 
 
Верхушками в лазури шевеля,
Вокруг него стояли тополя,
 
 
И каждый тополь, словно Хызр живой, —
Росою жизни брызнул бы живой!
 
 
Фархад подъехал, привязал коня.
У родничка колени преклоня,
 
 
И, об успехе богу помолясь,
Он в той воде отмыл печали грязь.
 
 
Едва окончил омовенье он,
Заметил в это же мгновенье он
 
 
С ним рядом у живого родника
Какого-то седого старика.
 
 
Тот старец был в зеленое одет,
Лицом, как ангел, излучал он свет, —
 
 
Скажи, сиял он с головы до ног!
И молвил старец ласково: «Сынок!
 
 
Будь счастлив и все горести забудь.
Я – Хызр. И здесь я пересек твой путь,
 
 
Чтоб легче ты свершил свой путь отсель
Чтоб счастливо свою обрел ты цель.
 
 
Как Искандар, скитался годы я,
Как он, искал живую воду я.
 
 
Я вместе с ним ее искал и с ним
Был бедствиями страшными казним.
 
 
И с ним попал я в область вечной тьмы,
Где ночь и день равно черней сурьмы.
 
 
Однако одному лишь мне тогда
Открылась та заветная вода,
 
 
А Искандар воды не уследил —
И жажду духа он не утолил.
 
 
Гадать по звездным стал дорогам он,
Стал знаменитым астрологом он.
 
 
Он связывает нити тайных дел,
Я их развязываньем овладел.
 
 
Знай, Искандаров талисман, мой сын,
Расколдовать могу лишь я один.
 
 
Недаром называюсь Хызром я:
Помочь тебе всевышним призван я.
 
 
Теперь запомни: продолжая путь,
Считать шаги усердно не забудь.
 
 
Когда достигнешь лысого бугра,
На горизонте вырастет гора,
 
 
По виду – опрокинутый казан:
Она и есть – тот самый талисман!
 
 
С бугра спустясь, будь точен и толков:
Двенадцать тысяч отсчитай шагов.
 
 
Но так я говорю тебе, смельчак:
Раскаяньем отмечен каждый шаг!
 
 
Путь перейдет в тропу. Тропа – узка,
Она ровна, но, словно лед, скользка.
 
 
На двух ее обочинах – гранит,
Острей мечей отточенных гранит.
 
 
Чуть шаг ступил – и соскользнул с тропы.
Скользнул – от раны не спасешь стопы.
 
 
Кто слаб, тот, горько плача и крича,
Вернется к водам этого ключа.
 
 
Но сильный духом – отсчитает так
Одиннадцатитысячный свой шаг.
 
 
Тут будет крепость. На стальных цепях
К ней лев прикован – воплощенный страх.
 
 
Пасть у него – ущелье, а не пасть:
Взглянуть нельзя, чтоб в обморок не пасть.
 
 
Но смельчака, кто, страх преодолев,
Пойдет на льва, не тронет страшный лев:
 
 
Его судьба теперь в его руках.
Врата твердыни – в тысяче шагах.
 
 
За сто шагов – гранитная плита, —
Натужься, сдвинь – откроются врата.
 
 
Войдешь – стоит железный истукан:
Вид – человека, воин-великан,
 
 
И лук железный держит воин тот,
И он стрелу на тетиву кладет,
 
 
А та стрела – и камень просверлит.
Такой дозорный в крепости стоит!
 
 
Весь в латах страж от головы до пят,
Горит, пылает жар железных лат.
 
 
На грудь навешен, как метальный диск,
Солнцеслепительный зеркальный диск:
 
 
Вонзи в него стрелу со ста шагов,
Не оцарапав и не расколов, —
 
 
И вмиг – людоподобный исполин
На землю рухнет. Но не он один:
 
 
На крепостных стенах их сотня тут, —
И все в одно мгновенье упадут,
 
 
И замок-талисман в тот самый миг
Откроется пред тем, кто все постиг.
 
 
Но если кто в мишень и попадет,
Но зеркало стрелою разобьет, —
 
 
Все стрелы полетят в него – и он,
Как жаворонок, будет оперен.
 
 
Похож на клетку станет он, но в ней
Не запоет отныне соловей…
 
 
Все в памяти, сынок мой, сбереги:
На всем пути считай свои шаги.
 
 
Не делай шага на своем пути,
Чтоб имя божье не произнести.
 
 
Лишь пасть отверзнет лев сторожевой,
Немедля в пасть ты бросишь перстень свой.
 
 
Твой перстень отрыгнув, издохнет зверь.
Поднимешь перстень и пойдешь теперь
 
 
Еще на девятьсот шагов вперед:
Плита тебе ворота отопрет.
 
 
А зеркало стрелой не расколоть
В тот миг тебе поможет сам господь.
 
 
Ступай и делай все, как я сказал…»
Прах перед ним Фархад облобызал —
 
 
И в путь пустился, помня те слова;
Шаги считая, он дошел до льва.
 
 
Он бросил перстень в льва – и зверь издох:
Дошел до камня – сдвинул, сколько смог, —
 
 
И сразу же услышал голоса:
Шум за стеной высокой поднялся.
 
 
Но лишь открылись крепости врата,
В ней смерти воцарилась немота.
 
 
Глядит Фархад, не знает – явь иль блажь:
Стоит пред ним железный грозный страж —
 
 
И сто стрелков железных на стене
Натягивают луки, как во сне.
 
 
Молитвою сомнения глуша,
Спустил стрелу царевич не спеша —
 
 
И в средоточье зеркала, как в глаз,
Не расколов его, стрела впилась.
 
 
(Так женщина, к любимому прильнув
И робко и томительно мигнув,
 
 
Возобновляя страсть в его крови,
Медлительно кладет клеймо любви.)
 
 
Когда молниеносная стрела
Покой в зеркальном диске обрела,
 
 
Свалился вмиг железный Руин-Тен,
И сто других попадали со стен…
 
 
Освободив от истуканов путь,
Свободно к замку-талисману в путь
 
 
Пошел Фархад, и кованая дверь
Сама раскрылась перед ним теперь.
 
 
Богатства, там представшие ему,
Не снились и Каруну самому:
 
 
И Запад и Восток завоевав,
Тягот немало в жизни испытав,
 
 
Сокровища из побежденных стран
Свозил Руми в свой замок-талисман…
 

* * *

 
Был в середине замка небольшой,
От прочих обособленный покой.
 
 
Он вкруг себя сиянье излучал,
Загадочностью душу обольщал.
 
 
Фархад вошел, предчувствием влеком;
Увидел солнце он под потолком, —
 
 
Нет, это лучезарная была
Самосветящаяся пиала!..
 
 
Не пиала, а зеркало чудес, —
Всевидящее око, дар небес!
 
 
Весь мир в многообразии своем,
Все тайны тайн отображались в нем:
 
 
События, дела и люди – все,
И то, что было, и что будет, все.
 
 
С поверхности был виден пуп земной.
Внутри вращались сферы – до одной.
 
 
Поверхность – словно сердце мудреца,
А внутренность, как помыслы творца.
 
 
Найдя такое чудо, стал Фархад
Не только весел и не только рад,
 
 
А воплощенным счастьем стал он сам,
К зеркальным приобщившись чудесам…
 
 
Оставив все на месте, он ушел,
Обратно с дивной вестью он ушел.
 
 
У родника он на коня вскочил, —
Утешить войско и отца спешил.
 
 
От груза горя всех избавил он,
Свои войска опять возглавил он.
 
 
Войска расположив у родника,
С собой он взял вазира-старика —
 
 
И в замок Искандара поутру
Привел благополучно Мульк-Ару.
 
 
Все для отца вручил вазиру он,
Поднес ему и чашу мира он. [57]57
  Поднес ему и чашу мира он. – Здесь: чаша мира – зеркало Искандара (см. прим. 28).


[Закрыть]
 
 
К стоянке лишь с вечернею зарей
Пришел царевич вместе с Мульк-Арой…
 
 
Когда фархадоликая луна,
Сияющим спокойствием полна,
 
 
Разбила талисман твердыни дня,
И солнце-Искандар, главу склоня,
 
 
Ушло во мрак, и легендарный Джем
Незримо поднял чащу вслед за тем, —
 
 
У родника живой воды вазир
Устраивал опять богатый пир.
 
 
Вино из чаши Джема пили там,
До дна не пивших не любили там,
 
 
Там пели о Джемшиде до утра,
Об Искандаре, сидя до утра.
 

* * *

 
Эй, кравчий, пир мой нынешний укрась:
Налей Джемшида чашу, не скупясь!
 
 
Напьюсь – мне Искандаров талисман
Откроет тайны всех времен и стран!
 

Пещера Сократа. Тысячелетнее ожидание.

Предсказание судьбы Фархада.

Роковая любовь и бессмертная слава.

Свойства зеркала Искандара.

 
Когда Сократ зари свой светлый взор
Уже направил на вершины гор
 
 
И астролябией небесных сфер
Осуществлял надмирный свой промер, —
 
 
Фархад молитвы богу воссылал
И буйного коня опять седлал.
 
 
Не колебался, – верил свято он,
Что путь найдет к горе Сократа он.
 
 
Пошли за ним вазир и сам хакан,
Но не гремел походный барабан:
 
 
Войскам на месте быть велел Фархад,
В охрану взял он лишь один отряд…
 
 
Пустынную равнину перейдя,
Цветущую долину перейдя,
 
 
Остановились пред крутой горой:
Земля – горсть праха перед той горой.
 
 
В стекле небес лазурном – та гора,
Вздымалась до Сатурна та гора.
 
 
Она, как исполинский дромадер,
Горбом касалась высочайших сфер.
 
 
Вершина – вся зубчата, как пила…
Нет, не пилой, – напильником была,
 
 
Обтачивавшим светлый, костяной
Шар, нами именуемый луной.
 
 
Не сам напильник бегал взад-вперед, —
Кость вкруг него свершала оборот.
 
 
Но, впрочем, шар отделан не вполне:
Изъяны в виде старца – на луне. [58]58
  Изъяны в виде старца – на луне.– Видимый невооруженным глазом лунный диск на Востоке считается похожим на лицо старика.


[Закрыть]
 
 
Не счесть ключей волшебных на горе,
Не счесть и трав целебных на горе.
 
 
Подножию горы – обмера нет,
В подножии – числа пещерам нет,
 
 
И так они черны, и так темны, —
В них почернел бы даже шар луны.
 
 
Внутри пещер немало гор и скал,
Там водопадов грохот не смолкал,
 
 
Текли там сотни озверелых рек,
Вовек не прекращавших дикий бег.
 
 
В пещерах гор пещерных не один
Кровавый змей гнездился – исполин…
 
 
Все о горе узнать хотел Фархад,
И в чашу Джема поглядел Фархад.
 
 
Он увидал все страны света в ней, —
Воочию не видел бы ясней.
 
 
Он на семь поясов их разделил
И Грецию в одном определил.
 
 
Затем в разведку взоры выслал он —
И место той горы исчислил он.
 
 
Вот перед ним вся в зеркале она, —
Пещера за пещерой в ней видна.
 
 
Он наяву не видел так пещер:
Смотрело зеркало сквозь мрак пещер.
 
 
И вот одна: приметы говорят,
Что в ней живет великий грек – Сократ.
 
 
Теперь Фархад нашел и тропку к ней.
Все шли за ним, приблизясь робко к ней.
 
 
Вошел царевич, зеркало неся:
Пещера ярко озарилась вся.
 
 
Препятствий было много на пути, —
Казалось, им до цели не дойти.
 
 
Вдруг – каменная лестница. По ней
Они прошли с десяток ступеней
 
 
И на просторный поднялись айван.
Вновь переход кривой, как ятаган,
 
 
И в самой глубине возник чертог…
Как преступить святилища порог?
 
 
Но голос из чертога прозвучал:
Переступить порог он приглашал.
 
 
Вошли не все, а лишь Фархад с отцом
И с верным их вазиром-мудрецом,
 
 
Как мысли входят в сердца светлый дом,
Так, трепеща, вошли они втроем.
 
 
Вступили в храм познания они —
Ослепли от сияния они.
 
 
То совершенный разум так сиял,
То чистый дух, как зодиак, сиял.
 
 
Свет исходил не только от лица, —
Лучился дух сквозь тело мудреца.
 
 
Кто, как гора, свой отряхнул подол
От всех мирских сует, соблазнов, зол
 
 
И, с места не сдвигаясь, как гора,
Стал воплощеньем высшего добра, —
 
 
Тот плоть свою в гранит горы зарыл,
А дух в граните плоти он сокрыл.
 
 
Но и сквозь камень плоти дух-рубин
Лучился светом мировых глубин…
 
 
Он в мире плотью светоносной был,
Он отраженьем макрокосма был.
 
 
Все было высокосогласным в нем,
А сердце было морем ясным в нем,
 
 
В котором сонм несметных звездных тел,
Как жемчуг драгоценнейший, блестел!
 
 
Лик – зеркало познанья божества,
В очах – само сиянье божества.
 
 
Где капля пота падала с чела, —
Смотри, звезда сиять там начала.
 
 
Лишь телом к месту он прикован был,
А духом – странником веков он был.
 
 
Любовь и кротость – существо его,
А на челе познанья торжество.
 
 
Перед таким величьем мудреца
У всех пришедших замерли сердца,
 
 
И дрожь благоговенья потрясла
Упавшие к его ногам тела.
 

* * *

 
Сократ спросил, как долго шли они,
Как трудный путь перенесли они
 
 
И через много ль им пришлось пройти
Опасностей, страданий на пути.
 
 
Но каждый, выслушав его вопрос,
Как будто онемел и в землю врос.
 
 
Сказал мудрец хакану: «Весь ты сед,
И много, верно, претерпел ты бед,
 
 
Пока моей обители достиг.
Но не горюй, почтеннейший старик:
 
 
Сокровища, которым нет цены,
Тебе уже всевышним вручены.
 
 
Но от меня узнай другую весть:
Еще одна тебе награда есть.
 
 
Великим счастием отмечен ты:
Знай – будешь очень долговечен ты.
 
 
Открылось мне в движении планет,
Что жизнь твоя продлится до ста лет.
 
 
А если посетит тебя недуг
И раньше срока одряхлеешь вдруг, —
 
 
Я камешек тебе сейчас вручу:
К нему ты обратишься, как к врачу.
 
 
Ты этот камешек положишь в рот, —
Недуг твой от тебя он отвернет,
 
 
И старческую немощь без следа
Он устранит на долгие года…»
 
 
А Мульк-Аре сказал он в свой черед:
«И ты немало претерпел тягот, —
 
 
Награду дать мне надо и тебе:
Ту самую награду – и тебе.
 
 
Одна опасность вам грозит троим, —
И мы пред ней в бессилии стоим.
 
 
Она – в соединенье двух начал, —
Блажен, кто только порознь их встречал:
 
 
Начала эти – воздух и вода.
Всевышний да поможет вам тогда…
 
 
Я все открыл вам…» Шаху с Мульк-Арой
Кивнул Сократ учтиво головой
 
 
И сам их до порога проводил.
Фархада обласкал он, ободрил
 
 
И так сказал царевичу: «О ты,
Рожденный для скорбей и доброты!
 
 
Свой дух и плоть к страданьям приготовь:
Великую познаешь ты любовь.
 
 
Тысячелетье уж прошло с тех пор,
Как сам себя обрек я на затвор.
 
 
Я горячо судьбу благодарю,
Что, наконец, с тобою говорю.
 
 
Ведь ждал все дни и ночи я тебя:
Вот вижу я воочию тебя!
 
 
Мой час пришел – я в вечность ухожу.
Послушай, сын мой, что тебе скажу:
Знай, этот мир для праведных людей —
Узилище и торжество скорбей.
 
 
Да, жизнь – ничто, она – лишь прах и тлен:
Богатства, власть – все это духа плен.
 
 
Не в этом смысл земного бытия:
Отречься должен человек от «я».
 
 
Найти заветный жемчуг не дано
Без погруженья на морское дно.
 
 
Тот, кто от «я» отрекся, только тот
К спасению дорогу обретет.
 
 
Дороги же к спасенью нет иной,
Помимо жертвенной любви земной.
 
 
Любовь печалью иссушает плоть,
В сухую щепку превращает плоть.
 
 
А лишь коснется, пламенно-светла, —
И вспыхнет щепка и сгорит дотла.
 
 
Тебе любовь земная предстоит,
Которая тебя испепелит.
 
 
Ее не, сможешь ты преобороть;
Ты обречен предать страданьям плоть.
 
 
Отвержен будешь, одинок и сир,
Но озаришь своей любовью мир.
 
 
Слух о тебе до дальних стран дойдет,
Он до южан и северян дойдет.
 
 
Твоей любви прекрасная печаль
Затопит и девятой сферы даль. [59]59
  Затопит и девятой сферы даль. – За семью небесными сферами, в которых движутся планеты, по представлению восточных астрономов, находится еще девять небес, далее следует «неподвижное небо». Выражение «до девятой сферы» – означает до самого возможного предела высоты.


[Закрыть]
 
 
Твоя любовь, страданьем велика,
Преданьями пройдет и сквозь века.
 
 
Где б ни были влюбленные, – для них
Священным станет прах путей твоих.
 
 
Забудет мир о всех богатырях,
О кесарях, хаканах и царях,
 
 
Но о Фархаде будут вновь и вновь
Народы петь, превознося любовь!..»
 
 
Сократ умолк, глаза на миг закрыл
И, торопясь, опять заговорил:
 
 
«Пока глаза не смеркли, я скажу:
О том волшебном зеркале скажу,
 
 
Которое ты вынул из ларца
В сокровищнице своего отца.
 
 
Когда железный латник-великан,
Хранивший Искандаров талисман,
 
 
Сквозь зеркало, что ты стрелой пробил,
Сражен тобой молниеносно был, —
 
 
То расколдован был в тот самый миг
И первый талисман – его двойник.
 
 
Когда вернешься в свой родной Китай,
Ты свойство талисмана испытай, —
 
 
Открой ларец – и в зеркало смотри:
Что скрыл художник у него внутри,
 
 
Проступит на поверхность. Ты узришь
Ту, от кого ты вспыхнешь и сгоришь.
 
 
Начнется здесь твоей любви пожар, —
Раздуй его, благослови пожар.
 
 
Но знай: лишь раз, мгновение одно
Виденье это созерцать дано.
 
 
Откроет тайну зеркало на миг,
Твоей любви ты в нем увидишь лик,
 
 
Но ни на миг виденья не продлить.
Твоей судьбы запутается нить:
 
 
Ты станешь думать лишь о ней теперь,
Страдать ты будешь все сильней теперь,
 
 
И даже я, хранитель всех наук,
Не угасил бы пламя этих мук.
 
 
Так, на тебя свои войска погнав,
Схватив и в цепи страсти заковав,
 
 
Любовь тебя пленит навек. Но знай:
Как ни страдай в плену, как ни стенай,
 
 
Но кто такой любовью жил хоть миг, —
Могущественней тысячи владык!
 
 
Прощай… Мне время в вечность отойти,
А ты, что в мире ищешь, обрети.
 
 
Порой, страдая на огне любви,
Мое ты имя в сердце назови…»
 
 
На этом речь свою Сократ пресек:
Смежив глаза, почил великий грек,
 
 
Ушел, как и Сухейль, в тот долгий путь,
Откуда никого нельзя вернуть…
 
 
Теперь Фархад рыдал, вдвойне скорбя:
Оплакивал Сократа и себя.
 
 
И шаха он и Мульк-Ару позвал
И вместе с ними слезы проливал.
 
 
Затем со свитой вместе, как могли,
Положенною долею земли
 
 
Навечно наделили мудреца, —
Устроили обитель мертвеца.
 

* * *

 
Когда Фархад хакану сообщил,
Что грек ему великий возвестил,
 
 
То старый шах едва не умер: столь
Великую переживал он боль.
 
 
Была судьба нещадна к старику!..
Печально возвращались к роднику.
 
 
Когда же солнце мудро, как Сократ,
Благословило собственный закат,
 
 
То ночь – Лукман, глубоко омрачась, [60]60
  То ночь – Лукман, глубоко омрачась.– Лукман – легендарный арабский мудрец и врач, которому приписывается множество метких афоризмов и изречений.


[Закрыть]
Над ним рыдала, в траур облачась.
 
 
Хакан устроил поминальный пир,
Хоть и обильный, но печальный пир.
 
 
В ту ночь пришлось вино погорше пить, —
В чем, как не в горьком, горе утопить?
 

* * *

 
Послушай, кравчий, друг мой! Будь умней,
Вина мне дай погуще, потемней.
 
 
Ты чару горем закипеть заставь,
Меня хоть миг ты не скорбеть заставь!