Текст книги "Поэмы"

Автор книги: Алишер Навои

 
Огонь – зиме, вино пирам дано.
Вино, как пламя, пламя, как вино.
 
 
Огонь в жаровне, словно гроздий сок.
Вино красно, как пламени цветок.
 
 
А шейки фляг длинней гусиных шей,
А на углях жаркое из гусей.
 
 
Как розы, рдеют угли в очагах.
Игра их отражается в глазах.
 
 
Вино красавец юный в кубки льет.
Другой – алоэ на угли кладет.
 
 
И угли, источая сладкий дым,
Дом озаряют блеском золотым.
 
 
Рубином уголь чудится в золе.
Рубин вина, как пламя в хрустале.
 
 
Пусть ночь, как мускус, за окном черна,
Сияньем наша горница полна.
 
 
Там, за дверьми, над мускусной землей,
Ночные тучи сыплют камфарой. [137]137
  Ночные тучи сыплют камфарой. – Поэтический образ, означающий, что на ночную землю падает снег.


[Закрыть]
 
 
За дверью буря, вьется снежный прах,
А здесь – огонь и гости на коврах,
 
 
С опущенной в раздумье головой,
Внимают пенью пери молодой.
 
 
Поражено их сердце не вином,
А пеньем пери, глаз живым огнем.
 
 
В том пробудилась тайная печаль,
И он на крыльях дум унесся вдаль.
 
 
Когда ж он станет жертвою вина,
И сядет юная пред ним луна, —
 
 
В нем, непрерывно горечью дыша,
Как чаша, переполнится душа.
 
 
Жизнь без нее – долина горьких бед.
Взглянуть же на нее отваги нет.
 
 
Скажи: беда тому и тот пропал,
Кому она свой поднесет фиал.
 
 
И он главу преклонит, и тогда
Не подниматься ей до дня Суда…
 
 
Но тот блажен, кто в этот час умрет,
Жизнь вечную он в смерти обретет.
 
 
Когда влюбленный разума лишен,
Упав, как пьяный, он впадает в сон.
 
 
Луна, едва зарей блеснет восток,
Чтоб отогнать похмелье, пьет глоток.
 
 
И, затевая пиршество опять,
Повелевает свечи зажигать.
 
 
Ее глаза и томны и темны,
И мы вином ее опьянены.
 
 
Колпак соболий набекрень у ней
На светлый лоб надвинут до бровей.
 
 
В баранью шубку кутаясь, она
Как солнце дня в созвездии Овна. [138]138
  Как солнце дня в созвездии Овна.– То есть прекрасна, как весеннее солнце, входящее в созвездие Овна.


[Закрыть]
 
 
И, календарь забыв, не видим мы
Помехи для весны среди зимы.
 
 
Она найдет влюбленного в нее,
Что впал, как в смерть, в глухое забытье.
 
 
Возьмет потреплет за ухо его,
Чтоб красоты он видел торжество.
 
 
И как мессия, к жизни воскресит
Того, кто ночью ею был убит.
 
 
Блажен, кто ею к жизни возвращен, —
Он Хызром к новой жизни приобщен.
 
 
Тот, кто живую воду изопьет,
Дыханье новой жизни обретет,
 
 
И притчей в мире станет речь о том,
Кто опален бессмертия огнем.
 
 
Не говори, что пьян Меджнун больной,
Скажи: расстроен в нем сознанья строй.
 
 
Он обезумел, пери увидав,
Ушел от мира, мира не познав.
 
 
Увидев, что любовь грозит уму,
Чтоб тайна не открылась никому,
 
 
Он выйдет из дому в рассветной мгле,
Пойдет бродить безумцем по земле.
 
 
Пусть он ушел во вьюгу, по снегам,
Но мир иной открыт его глазам…
 
 
С нагорий дует ветер все лютей,
Пронизывая тело до костей.
 
 
Пластинами сверкающего льда
Окаменела быстрая вода.
 
 
Источник-солнце в чаше ледяной
Блистает, искрясь яркою звездой.
 
 
И звезд небесных чистые лучи
Пылают ярче над землей в ночи.
 
 
А солнце светит тускло, и тепло
Из естества лучей его ушло.
 
 
И люди прячут лица в башлыках,
У странников сосульки на усах.
 
 
Как летом мотыльки на свет свечи,
Слетелись птицы на огонь в ночи.
 
 
Тенета дыма разостлал костер,
Как зерна, искры разбросал костер.
 
 
Лик месяца от стужи посинел.
Свод неба, словно льдина, побледнел.
 
 
Седые в небе облака висят,
Рождающие белый снегопад.
 
 
Знамена вьюги хан зимы подъял
И с войском бурь на край садов напал.
 
 
Он цветники разграбил и в ночи
Сорвал с деревьев золото парчи.
 
 
Тепло и свет пытаясь уберечь,
Деревья просят – их в костер посечь.
 
 
И пламя ярко блещет, как фазан,
Зимы студеной озаряя стан.
 
 
Мир в горностай оделся, нем и глух
Оделись люди в мех, и шерсть, и пух,
 
 
И, в плечи головы свои втянув,
Сидят, перед сандалом прикорнув.
 
 
Коль на змею зимою поглядишь,
Ее с куском веревки ты сравнишь.
 
 
Безвредна, силы стужей лишена,
Она свиваться, прядать не вольна.
 
 
К огню живому гурии сошлись,
Как звезды, что вкруг солнца собрались.
 
 
И всяк зимою привлечен огнем,
Как желтая солома янтарем.
 
 
Когда декабрь повеет на пруды
И серебром покроет ртуть воды, —
 
 
То рыба, скрыта под ледовый свод,
Зиме-акуле в пищу не пойдет.
 
 
Когда подымет рать январь-Бахман,
Земля, тверда, лежит, как Руинтан. [139]139
  Когда подымет рать январь-Бахман, // Земля, тверда, лежит, как Руинтан. —Бахман – название зимнего месяца древнеиранского календаря и имя легендарного царя Ирана, прозванного «Руинтаном» – «меднотелым».


[Закрыть]
 
 
И вновь столпотворенье над землей
Несет воитель, от снегов седой.
 
 
В его глазах суровых стынет мгла,
И не вольна сразить его стрела.
 
 
И странным взору мнится мир земной,
Где все смешалось в буре снеговой.
 
 
Тогда в смущенье отступаем мы
Перед набегом воинства зимы,
 
 
И нет пути в пустынях снеговых,
И свет очажный – благо для живых.
 
 
Согрет и дышит амброю покой,
Ад снеговой бушует за стеной.
 
 
И гурия небес к тебе сойдет,
И чашу вод Ковсара принесет. [140]140
  И гурия небес к тебе сойдет // И чашу вод Ковсара принесет. —То есть прекрасная возлюбленная даст испить вино, подобное воде, взятой из райского источника Ковсара.


[Закрыть]
 
 
Подъемля чашу к жаждущим губам,
Блаженства полн, пади к ее ногам.
 
 
Тогда крутую выю небосвод,
Боюсь, от зависти к тебе, свихнет.
 
 
Счастливец, час раздумьям посвяти,
От сглаза заклинание прочти.
 
 
Пусть дом твой – рай, пусть в нем тепло и свет,
Что – рай, когда с тобой любимой нет!
 

О Меджнуне, как он ходил зимой и днем, и долгой темной ночью, вдыхая мускусный запах локонов Лейли от каравана ветра, и как счастливая судьба, наряжающая невест, дает ему в руки конец нити, ведущей к цели

НАЗИДАНИЕ

Искандар спрашивает Арасту о зиме, почему люди желают ее и почему естество их требует ее, несмотря на жестокий холод и снег. Мудрец открывает уста для ответа и сыплет жемчуг из облака мудрости

Искандар выступает в поход ради обладания миром, доходит до Хорасана, строит Герат, берет Мавераннахр, создает несравненный Самарканд, отправляется в сторону Кашмира, и, чтобы преодолеть колдовские чары кашмирцев, он, как Муса, своей блистающей рукой разрушает крепость колдовства, и Маллу, потерпев поражение, направляется к своей волшебной крепости, а Искандар доходит до города Кашмира

 
Победы книгу пишущий для нас
Так начинает новый свой рассказ:
 
 
Стал Искандар владыкою земли,
И все к нему с покорностью пришли
 
 
Цари, которыми еще вчера
Багрянородный управлял Дара.
 
 
Но трое не пришли: кашмирский хан,
Шах Индии, хакан восточных стран!
 
 
В поход на них готовясь, юный шах
Избрал зимовки местом – Карабах.
 
 
Он войско снаряжал и отбирал,
Мужей своим примером ободрял.
 
 
Но средь великих воинских забот
Не забывал державу и народ.
 
 
В час отдыха – на светлых берегах
Аракса – он охотился в горах.
 
 
Когда ж к покою брачному Овна
Светило мира привела весна
 
 
И молодая зелень поднялась,
Над всею степью объявляя власть,
 
 
Войска он вывел на простор степной,
Бесчисленные, как цветы весной.
 
 
Как предсказал тысячезвездный свод,
В счастливый час он выступил в поход.
 
 
Лицо он к Исфагану обратил
И власть над всем Ираном утвердил.
 
 
И, за спиной оставив Исфаган,
Вступил в благословенный Хорасан.
 
 
И той страны измерил он края, —
То не страна – отрада бытия.
 
 
Обширно-беспредельная – она
Обилия и красоты полна.
 
 
Там чистый воздух щек не опалит,
Он, как вино, бодрит и веселит.
 
 
И много рек и речек на простор,
Шумя, течет с ее прекрасных гор.
 
 
Четыре самых славных и больших,
По щедрости, как море, волны их.
 
 
В самозабвенье вечный небосвод
Внимает пенью их могучих вод.
 
 
Подобна раю той страны земля,
Там реки рая льются на поля.
 
 
Хирманд-рекою мы зовем одну,
Она поит Забулистан-страну.
 
 
Хирманда брег – Рустама древний кров, [141]141
  Хирманда брег – Рустама древний кров.– То есть Систан – удел легендарных героев «Шах-наме» Фирдоуси.


[Закрыть]
Забул – долина роз, страна садов;
 
 
Она, как солнце, озаряет мир.
Ее «Нимрузом» называет мир. [142]142
  Ее «Нимрузом» называет мир. – Имеется в виду древнее название Систана. Буквально «Нимруз» значит «полуденный».


[Закрыть]
 
 
Последний нищий там – богач Хатам, [143]143
  Последний нищий там – богач Хатам. —Хатам – доисламский поэт-воин из племени Тай, прославившийся своей щедростью.


[Закрыть]
И каждый воин там, как всадник Сам.
 
 
Другая же из этих рек – Абхар,
Ее вода – золотоносный дар.
 
 
В полдневный зной глоток воды ее
Пьют гурии, как райское питье.
 
 
Но жизнь врага от волн ее горька.
Питает древний Балх Абхар-река.
 
 
Тот Балх, что шах Гушанг облюбовал
И всей земли столицею назвал.
 
 
А третья там река – Муграб. Она
Струей Ковсара вечной рождена.
 
 
От всех болезней и душевных ран
Ей исцеленья дар волшебный дан.
 
 
Струящимся сокровищем зовет
Ее народ. Над нею Мерв цветет,
 
 
Где гурий полный рай себе обрел
Шах Тахмурасп, воздвигнув свой престол.
 
 
Сады полны непобедимых чар,
Где позже обитал султан Санджар.
 
 
А Ханджаран – четвертая река,
Она бежит в горах – сквозь облака.
 
 
Подобна небу – гор могучих грудь;
В горах река блестит, как Млечный Путь.
 
 
Как жемчуг, камешки у ней на дне,
Играют звезды на ее волне.
 
 
Тот, кто живой воды ее испил,
Спасенье от недугов находил.
 
 
Как Хызр, сады цветут на берегах,
Не зная увядания в веках.
 
 
Как чаша неба, мир ее полей,
Как воздух рая, воздух чист над ней.
 
 
Пусть нёбо мира зноем спалено, —
Оно ее волной охлаждено!
 
 
Потом река по пламенным пескам
Течет, даруя счастье берегам.
 
 
В дали пустынь теряется она, —
В подземный мир скрывается она…
 
 
Шах Искандар, объехав Хорасан,
На светлых берегах разбил свой стан.
 
 
Любуясь благодатною страной,
Сказал он: «Не земля – а рай земной!»
 
 
И местом и рекою восхищен,
Прекрасный город там построил он.
 
 
И сто названий перебрав стократ,
Назвал свое создание – «Герат».
 
 
«Герат» – мы говорим, но посмотри:
Простолюдины говорят «Гери»…
 
 
И само солнце город молодой
Избрал своей счастливою звездой.
 
 
Как семь планет на тверди голубой,
Семь поясов имеет мир земной.
 
 
Как солнце посреди планет своих,
Так Хорасан средь поясов земных.
 
 
А в Хорасане – величавый град,
Прекрасная душа его – Герат…
 
 
Покамест солнце над землей встает,
Сияньем наполняя небосвод,
 
 
Пусть Хорасан красуется всегда,
Не зная смут и горя никогда!
 
 
Когда владыка мира город свой
Воздвиг и окружил его стеной,
 
 
Вновь для войны покинув свой престол,
Джейхун-реку он с войском перешел.
 
 
И распростерлась перед ним страна —
В цвету, как лучезарная весна.
 
 
Она «Мавераннахром» названа, —
Меж двух великих рек лежит она.
 
 
Страны Мавераннахра ширина,
Примерно, восьмистам верстам равна.
 
 
С востока у нее – река Сейхун.
А с юго-запада – река Джейхун.
 
 
Есть в той стране еще пятнадцать рек,
И лучшая река из них – Кухек.
 
 
Река Кухек, как Нил с Магрибских гор,
С горы Кухек стремится на простор.
 
 
То не гора – бесценный талисман,
Сокровищ всей вселенной талисман!
 
 
Не глиняные осыпи на ней,
Рубиновые россыпи на ней!
 
 
Кто видел эту гору, молвил тот:
«Вот голова Меджнуна слезы льет!»
 
 
Был Искандар тем краем восхищен,
Был им, как светлым раем, восхищен.
 
 
Построил город близ горы Кухек
И Самаркандом город свой нарек.
 
 
Столицей новою украсив мир,
Он двинулся немедля на Кашмир.
 
 
Повел через безводные пески
Войска – величьем духа и руки.
 
 
И много царств дорогой покорил
И вот к горам Кашмира подступил.
 
 
И грозную увидел крутизну —
Ее гранит царапает луну,
 
 
Вершина подпирает небосвод,
На кручу взглянешь – шапка упадет!
 
 
Сверкая, уходил во мглу небес
Ее стены обтесанный отвес.
 
 
Вскарабкаться нельзя на гору ту,
Перелетать – орлу невмоготу.
 
 
От неба до земли была она
Огромной трещиной разделена.
 
 
Ущелье то, не шире ста локтей,
Глубоко в гору шло, теряясь в ней.
 
 
В ущелье тесный закрывали вход
Две створы тяжких кованых ворот.
 
 
Их арка тонет в сумраке высот,
Дуга той арки – как небесный свод.
 
 
Созданье чародейства – не руки, —
Врата на диво мощны и крепки.
 
 
Волшебники, что создавали их,
Гранитом сплошь облицевали их.
 
 
На сто локтей от уровня земли
Вверху две медных башни возвели.
 
 
Ты скажешь: то не крепость! Не стена!
Ей никакая сила не страшна.
 
 
То плод ума, уменья, колдовства —
Так о твердыне той гласит молва.
 
 
В той крепости две тысячи людей —
Из них любой – колдун и чародей.
 
 
От шлема и до пят снаряжены
Они для обороны и войны.
 
 
Так угрожающ облик тех высот,
Что враг к ним на ягач не подойдет.
 
 
Оцепенеет злополучный тот,
Кто колдовства черту перешагнет,
 
 
Хотя б он на лихом скакал коне,
В беде себя увидит, в западне.
 
 
Там ослабеют ноги у коня.
Коню и всаднику там западня!
 
 
Там круг могучих чародейских сил
Пути для наступленья преградил…
 
 
В смятении о мощи тех преград
Царю передовой донес отряд.
 
 
Но шаха этот слух не устрашил,
И с мудрым Арасту он поспешил
 
 
Туда – за край рядов передовых,
Проверить вести воинов своих.
 
 
Проверив вести войска своего,
Он молвил: «Вот Кашмира колдовство!
 
 
Нерасторжима волшебства черта!
Несокрушимы башни и врата!»
 
 
Но, дум своих волненье укротив,
Вернулся в стан, войска поворотив.
 
 
В шатре с ним Арасту и Афлатун,
Сократ, Аршамидус и Кылинмун,
 
 
И муж Волис, и румский Балинос,
Хурмус, и Фарфурнус, и Шаминос. [144]144
  В шатре с ним Арасту и Афлатун, // Сократ, Аршамидус и Кылинмун,// И муж Волис, и румский Балинос,// Хурмус, и Фарфурнус, и Шаминос. —Навои приводит имена мыслителей древности в мусульманской традиции: Аршамидус – Архимед, Кылинмун – Филемон (правитель Спарты), Волис – Фалес Милетский, Фарфурнус – Порфирий Тирский, Шаминос – Самсон Логофет. Однако здесь поэт опять допускает историческую неточность – ни один из упомянутых им ученых не был современником Александра Македонского. Хурмус – Гермес, бог из греческой мифологии, прозванный Трисмегистом.


[Закрыть]
 
 
И с ними на совет к царю пришли
Пятьсот ученейших мужей земли.
 
 
Шах Искандар у мудрецов спросил:
«Где средство есть от чародейских сил?»
 
 
И встали приближенные царя,
Совет держали, рвением горя,
 
 
И говорят: «Великий шах-сардар!
Не опасайся черных вражьих чар:
 
 
Пусть крепость их грозна, как небосвод,
Наука наша вход в нее найдет!
 
 
Мы сломим ухищрения врагов,
Разрушим укрепления врагов.
 
 
Что против знанья – маг и чародей,
Обманщик и базарный лицедей?
 
 
Вот мы, зиждители твоей судьбы,
Какие там зиждители, – рабы!
 
 
Любой – и Афлатун и Балинос —
Не устрашится колдовских угроз.
 
 
А не удастся их осилить нам,
Пусть будут нам уделом – стыд и срам!
 
 
Пусть чародеями ворон зовут,
Нам разогнать их – не великий труд!
 
 
Ты, царь, два дня спокойно отдыхай
Иль в степи на охоту поезжай.
 
 
На третий день мы дело разрешим,
Желание твое осуществим:
 
 
Кашмира чары сокрушим во прах!»
…От их речей возрадовался шах.
 
 
«Оставьте все дела! – сказал он им, —
Одним займитесь делом – коренным!»
 
 
И мудрецы, за шаха помолясь,
Ушли, всецело к делу обратясь.
 
 
Расположенье звезд учли сперва,
Взаимосвязь планет и естества.
 
 
Горн раскалили силой поддувал
И в нем с металлом сплавили металл —
 
 
Ртуть, бронзу, олово. И наконец
Отлили тверди звездной образец —
 
 
Блестящий твердый шар, пустой внутри.
И что ж они придумали, смотри!
 
 
От четырех стихий по части взяв,
Огонь и воду с глиною смешав,
 
 
Неведомое миру вещество
Сварили, заложили в шар его.
 
 
А в два отверстья шара фитили
Заправили – из нитей конопли.
 
 
Стал этот шар драконьей головой, —
Не головой – стрелою громовой!
 
 
Коль фитили поджечь, а шар метнуть
За арку врат, за каменную круть,
 
 
То догорят в полете фитили —
И, чуть коснется тот снаряд земли,
 
 
Едва о камни грянется снаряд,
Возникнет гром и смертоносный град
 
 
Осколков шара, – будет дым, огонь,
И вихрь, и ужасающая вонь
 
 
Взорвавшегося в шаре вещества,
И сокрушится сила волшебства.
 
 
Тогда врата железные падут,
И гибель чародеи обретут,
 
 
И дымом омрачится лик луны,
И станут лица колдунов черны.
 
 
От страха обезумеют они!
О бегстве лишь подумают они!..
 
 
Как был готов прекрасный талисман —
Луне подобный ясной талисман, —
 
 
К царю, – нет! – к солнцу неба и земли,
А не к царю, ученые пришли
 
 
С ядром изобретенья своего
И описали таинства его.
 
 
Прекрасноликий шах, придя в восторг,
Крик изумленья радостно исторг.
 
 
Сказал: «Вот чудо для ума и глаз!
Простите мне, что сомневался в вас!
 
 
Когда ж возмездья пустим мы стрелу
В оплот жестокосердого Маллу?»
 
 
«Да хоть сейчас! – ответили ему, —
Согласно повеленью твоему!»
 
 
И шах явил войскам свой светлый лик,
И ликованья шум в войсках возник.
 
 
Сел на коня могучего султан —
За ним войска пошли, как Океан.
 
 
Цари земли у стремени его —
Оруженосцы бремени его.
 
 
Ученые же люди – погляди!
Орудье грома катят впереди.
 
 
Не на колесах медную трубу,
А грозную противника судьбу.
 
 
И, выйдя за передний воинств ряд,
Они в трубу вкатили свой снаряд.
 
 
Спервоначалу Чина вещество [145]145
  Спервоначалу Чина вещество. – Видимо, имеется в виду порох.


[Закрыть]
На дно трубы насыпав под него.
 
 
Когда ж того орудья фитили
Мудрейшие из мудрых подожгли,
 
 
Раздался гром – и талисман взлетел,
Дабы народа тягостный удел
 
 
Одним ударом счастливо решить,
Дабы оплот насилья сокрушить!
 
 
Вот в крепости врагов снаряд упал,
И разорвался, и загрохотал.
 
 
Возникли ад, огонь, зловонье, гром —
И воины попадали кругом.
 
 
От дыма почернели лица их,
И раскололись створы врат стальных,
 
 
И распахнулось крепости жерло,
И на врагов смятение нашло, —
 
 
В безумье их повергли гром и дым…
Что, кроме бегства, оставалось им?
 
 
Вопя, они помчались в свой удел,
Там, где Маллу, злосчастный шах, сидел.
 
 
Золотолицыми они пришли,
А вспять черней, чем негры, утекли.
 
 
Сизоворонками они пришли,
Воронами и галками ушли.
 
 
Вот враг непобедимый поражен!
Вот глины ком на тысячу ворон! [146]146
  Вот глины ком на тысячу ворон. —Навои приводит известную пословицу, гласящую, что одного кома глины вполне достаточно, чтобы разогнать тысячу ворон.


[Закрыть]
 
 
…Когда же вести выслушал Маллу
Про грозную румийскую стрелу,
 
 
Об Искандаре тут подумал он
И понял, что он слаб, а тот силен!
 
 
Что маг перед ученым-мудрецом?
Что он – Маллу – перед таким царем?
 
 
И понял он, что мир его померк
В тот день, когда он мир с царем отверг.
 
 
И видит он, в смятении народ…
И сам от страха места не найдет.
 
 
В подземный ход – иного нет пути —
Сокровища велел перенести.
 
 
Оружье, золото и серебро,
Рубины, перлы – все свое добро.
 
 
Но вы, что столь богатым можно быть,
Увы, не сможете вообразить!
 
 
А сам на Каратаг он улетел
И, словно муха на ворону, сел!
 
 
И тот, кому свой меч вручил Дара,
Тот Джем, [147]147
  Тот Джем… —То есть Искандар.


[Закрыть]увидев действие ядра,
 
 
Сказал: «Ну, с богом, в крепость мы войдем!»
Но мудрецы, стоявшие кругом,
 
 
Ответили ему: «Сегодня – нет!
До завтра налагаем мы запрет.
 
 
Там не рассеялся зловредный дым.
До завтра здесь спокойно посидим!»
 
 
И сердце к отдыху и пиршеству
Шах обратил, подобный божеству.
 
 
Мужей науки в свой шатер созвал,
И много почестей им оказал,
 
 
И милостью своей их озарил,
И возвеличил их, и одарил…
 
 
Когда же закатился солнца шар,
Что над землей блистал, как Искандар,
 
 
И кубок наслажденье даровал
Всем, кто к нему устами припадал,
 
 
Из царского шатра они ушли
И с чистым сердцем отдых обрели.
 
 
Когда же встало солнце, сквозь туман
Горя, как Искандаров талисман,
 
 
Прекрасный шах явил войскам свой лик,
Как солнце утра – светел и велик, —
 
 
И выехал верхом к своим войскам,
Слоноподобный мощью, как Рустам.
 
 
И воинство рекою потекло
И в крепость чародейскую вошло.
 
 
Тесниной шло оно дней пять иль шесть,
Когда примчалась из Кашмира весть.
 
 
Гонец – к царю: письмо в руке одной
И ключ от города – в руке другой.
 
 
Писали: «Под насильственным жезлом
Народ наш не народом был – рабом!
 
 
Но, испытав могучий твой таран,
Бежал Маллу, безжалостный тиран.
 
 
Тобой от рабства освобождены,
К тебе мы благодарностью полны!
 
 
Но хоть избегли рабской мы судьбы,
Тебе мы будем верные рабы!
 
 
Простри над нами, мудрый царь царей,
Десницу справедливости твоей!
 
 
Мы совершим, что только скажешь ты!
Исполним все, что ни прикажешь ты!
 
 
Велишь – навстречу мы тебе пойдем
Всем городом! Твоей лишь воли ждем!»
 
 
И шах в ответ послал такой приказ:
«Мы не желаем беспокоить вас.
 
 
Сам буду к вам я через два-три дня.
Не бойтесь – и молитесь за меня!»
 
 
И вскоре Искандар в Кашмир вступил.
И в городе войска расположил.
 
 
Дворец отрады шах Маллу воздвиг,
Взрастил увеселения цветник.
 
 
В том замке, что свободным стал от чар,
Со свитой разместился Искандар.
 
 
Впервые в жизни в сад прекрасный тот
Теперь свободно приходил народ.
 
 
Вниманье шаха люди там нашли,
Надежду жизни новой обрели.
 
 
Любовней и заботливей отца
Он обнадежил скорбные сердца.
 
 
Сказал: «Вот отдал я приказ войскам,
Дабы обид не наносили вам!
 
 
И кто у вас веревку отберет,
Висеть на той веревке будет тот.
 
 
И ни один боец румийских сил
Обиды жителям не причинил.
 
 
Все ж люди несказанной той земли
Дань добровольно шаху принесли.
 
 
Дань эту войску Искандар раздал,
А сам – с веселым сердцем – пировал.
 
 
И чашу, в коей отражался мир, [148]148
  И чашу, в коей отражался мир —Речь идет о чаше Джамшида (Джама), в которой якобы можно было увидеть весь мир.


[Закрыть]
Он отыскал, обследовав Кашмир.
 
 
Да, кстати, у Маллу был казначей,
Хранитель всех сокровищ и ключей.
 
 
Он Искандару все ключи поднес,
Когда Маллу сбежал, трусливый пес.
 
 
И шах премудрый, овладев казной, —
Смотрите! – кубок отыскал другой
 
 
Тот кубок полн рубиновым вином,
Вино не сякнет, сколь ни отопьем!
 
 
«Вот это кубок жизни!» – шах сказал,
И «Чашей жизни» он его назвал;
 
 
Хоть кубок первый больше знаменит,
О нем рассказ в дальнейшем предстоит.
 
 
Взяв чашу – счастья величайший дар, —
Запировал великий Искандар.
 
 
Пчелою он, прильнувшей к розе, стал
И письмена на чаше прочитал:
 
 
«Когда полмира покорил Джемшид,
Обиженным и униженным щит, —
 
 
Сонм мудрецов, что с шахом пребывал,
Сковал две чаши и заколдовал.
 
 
И «Отражающая мир» – одна,
Другая – «Чашей счастья» названа».
 
 
Шах Искандар, что с бою взял Кашмир,
Забыл о чаше – отражавшей мир.
 
 
Он к «Чаше счастья» жаждущий приник, —
Смотри: к фиалке мотыльком приник!
 
 
Смотри! Вот радость для моих друзей!
Вина не будет меньше, сколь ни пей!
 
 
Его до дна вовеки не допить
И не пролить, хоть кубок наклонить.
 

* * *

 
О чародей Кашмира, кравчий мой!
Ласкающую сердце песню спой!
 
 
Хочу, чтоб песню ты не прекращал,
Пока я в чаше дна не увидал.
 
 
Да не иссякнет чаша никогда!
Да не коснется дна ее вода!
 
 
Когда найдешь тот кубок, Навои,
Его ты «Вечным Кубком» назови!
 
 
Пей, друг, – но только если кубок тот
Розовощекий кравчий поднесет.
 

Рассуждение о том, что созерцание творений и деяний творца несравненного и бесподобного дает решительное доказательство и явное подтверждение его существования. Приведение доказательств того, что чудеса творения можно лучше постигнуть, путешествуя по свету. Разделение путешествий на три вида: один шествует по дороге, как путник, проходящий долину погружения в себя и стремящийся к святыне; другой бродит по миру, как странник, получая на стоянках стремления к истине наставление совершенного руководителя; третий – это полководец, который ведет войско многочисленное, как звезды, чтобы овладеть миром

Рассказ о двух товарищах, один из которых, много путешествуя, стал государем, подобно солнцу, царствующему на небе. Другой был недвижим, подобно праху под ногами, и был сровнен с землей. Он, как песчинка, не мог оторваться от земли и достичь высокого положения

НАЗИДАНИЕ

Искандар спрашивает Арасту: почему мудрецы советуют совершать дальние путешествия

Когда Искандар дошел до Кашмира, Маллу из своей волшебной крепости с помощью ветра украл огонь из Кашмира и превратил эту область в подобие мертвого тела, лишенного дыхания и потерявшего тепло жизни; Афлатун раскрывает это колдовство и тайным ветром разрушает жизнь Маллу, рассыпая искры и жар скрытого огня на хирман его жизни, а Искандар зажигает светильник власти Фируза на месте Маллу

О свежести утреннего ветерка, благодаря которому все вокруг постепенно расцветает, о красоте цветника юности, который постоянно радует сердце. Похвала тем, кто стал ясноликим, как солнце, предаваясь молитвам и склоняясь в молитве, подобно фиалке

Рассказ о беспечном юноше, который не знал цены советам мудрого старца и раскаяние которого не принесло пользы

НАЗИДАНИЕ

Искандар спрашивает Арасту, почему в юности человек избегает молитв, почему к старости слабеет его разум; светлый ум духовного наставника помогает счастливому шаху постигнуть истину

Выступление Искандара из Кашмира в Индию

 
Историк, что в индийском жил краю,
Так начинает летопись свою:
 
 
Как обещал великодушно, в дар
Кашмир Фирузу отдал Искандар,
 
 
Возвел на трон, царем его назвал,
Платить харадж посильный обязал.
 
 
Сказал он: «Здесь два месяца живи
И справедливый строй установи.
 
 
За этот срок войска ты соберешь
И в Индию ко мне их приведешь.
 
 
От всех забот в ту пору устранись
И в Индию походом устремись».
 
 
Царю Кашмира дав наказ такой,
Простился Искандар с его сестрой.
 
 
Подобную светильнику небес
Укрыл парчою девяти завес. [149]149
  Подобную светильнику небес// Укрыл парчою девяти завес… —То есть велел оберегать свою невесту; у входа в царский покой висела завеса и стоял страж.


[Закрыть]
 
 
Он двинуться решил на Индустан,
Все силы устремил на Индустан.
 
 
Рать поднялась, покинула Кашмир,
Пошла, ногами попирая мир.
 
 
Покрыли землю грозные войска,
Всклубились желтой пыли облака.
 
 
Шли по ущельям, горной крутизной,
Не меря долгий переход дневной.
 
 
Все страны покоряя на пути,
Румиец дальше продолжал идти.
 
 
Твердыни на заоблачных горах
Пред Искандаром падали во прах.
 
 
Дурных он гнал, насильников казнил,
А добрым людям радость приносил.
 
 
Величье гордых он с землей сровнял.
Кто властвовал – теперь подвластным стал.
 
 
Везде остались дел его следы.
Пески пустынь он превратил в сады.
 
 
Проведал раджа: Искандар идет,
Войска неисчислимые ведет;
 
 
Что он Кашмир каким-то чудом взял,
Веревку чудодейства развязал,
 
 
Огня и Ветра крепость захватил
И мир и свет Кашмиру возвратил.
 
 
Услышал это все индийский шах,
И охватил его великий страх.
 
 
Все взвесил он и понял, что в бою —
Увы! – он власть не отстоит свою.
 
 
И он решил покорность проявить,
Дарами гнев Румийца усыпить.
 
 
Он взял по девяти ото всего,
Чем славились владения его.
 
 
Слонов сначала вспомнить надлежит,
Под чьею поступью земля дрожит.
 
 
Слоны-громады в девять шли рядов,
Был каждый ряд по девяти голов.
 
 
Так слышал я; а есть другой рассказ:
По тридцати их было девять раз.
 
 
Как из гранитных созданные глыб,
Слоны гранитный кряж свалить могли б.
 
 
Шаги их – поступь тяжкая судьбы,
Несокрушимы каменные лбы.
 
 
Слон, как корабль, что по суху идет,
А по бокам два паруса несет.
 
 
Нет, не корабль, – как небо, каждый слон,
А хобот – Млечный Путь или дракон,
 
 
Завитый в кольца; а по толщине —
Дракон и хобот были б наравне.
 
 
Когда свой хобот изгибает слон,
Ты скажешь: извивается дракон.
 
 
Чинар он вырвет, если обовьет,
Повалит стену, если лбом толкнет.
 
 
Так белы два могучие клыка,
Что в зависти темнеют облака.
 
 
И каждый клык, как пальмы ровный ствол,
Как тополь бел и, как таран, тяжел.
 
 
Слона-громаду с небом мы сравним,
Как месяц, крюк погонщика над ним.
 
 
Величье, сила, мощь в любом слоне.
У каждого попона на спине —
 
 
Золототканая, семи цветов,
С каймой из драгоценных жемчугов.
 
 
На каждом – диво-башенка, а в них
По девять индианок молодых.
 
 
И все они, как родинки, черны,
Весельем сердца, прелестью полны.
 
 
Их платья желты, зелены, красны,
Как осень, блещут на пиру весны.
 
 
Слоны, качая хоботами, шли,
Гордясь, что смуглых гурий рой несли.
 
 
Вслед за слонами, вихрем рождены,
Играя, выступали скакуны,
 
 
В попонах пышных, в золоте кистей,
Все кони разных девяти мастей.
 
 
Как див обличьем, быстрый, как огонь,
И словно пери неба – каждый конь;
 
 
Как ветер в беге, плавен, как волна,
Небесного обгонит скакуна.
 
 
Они широкой рысью стройно шли,
Как будто не касаяся земли.
 
 
Когда, как птица, пегий выступал, —
Конь времени далеко отставал.
 
 
Коль рыжий, шею вскидывая, ржал, —
То весь, как солнца рыжий конь, сверкал.
 
 
В масть были цветом паперси на них,
В звенящих колокольцах золотых.
 
 
И копьеносец на коне любом —
В цветном кафтане, в поясе златом.
 
 
Все, как Кейван, темны, а души их
Воинственны и храбры, как Маррих.
 
 
В ушах их – серьги верности; любой
Готов за шаха устремиться в бой.
 
 
И девять шло навьюченных ослов
С запасом платья и цветных шелков.
 
 
И та одежда так тонка была,
Что даже мысли скрыть бы не могла.
 
 
Хоть десять тех одежд надел бы ты,
Скрыть ими не сумел бы наготы.
 
 
Несли сосуды золотые вслед,
Как солнце, излучающие свет,
 
 
Кувшины, блюда, чаши, пиалы, —
Как солнце, с виду ярки и светлы, —
 
 
И клетки с попугаями вослед;
Забавны птицы, скоры на ответ.
 
 
Их перья – изумруд, а клюв, как лал,
Речений звучный жемчуг рассыпал.
 
 
Павлинов в клетках золотых везли
Из птичника небес, а не земли.
 
 
Блистанье радуг на хвостах у них,
Венцы невест на головах у них.
 
 
Алоэ драгоценный и сандал
Царю вселенной раджа посылал.
 
 
И слал еще редчайшие дары —
Запасы мускуса и камфары.
 
 
Издревле был до отдаленных стран
Учеными прославлен Индустан.
 
 
Любой, как Арасту и как Сократ,
Был несказанно знаньями богат.
 
 
Все праведны, все – истины оплот,
Все пламенны, как солнечный восход.
 
 
И всем им дан провидения дар,
Все мудры, как Фаридаддин Аттар. [150]150
  Все мудры, как Фаридаддин Аттар.– Имеется в виду персидско-таджикский поэт Фаридаддин Аттар (1119—?), которого высоко ценил Навои.


[Закрыть]
 
 
И раджа мудрецов к себе созвал,
Покаялся пред ними и сказал:
 
 
«Увы! Я – раб, а Искандар – мой шах.
И перед ним я рад упасть во прах.
 
 
Мысль не вступала в голову мою
С ним воевать и спорить с ним в бою.
 
 
Судьбою было так предрешено,
А нам с судьбою спорить не дано.
 
 
Я выполнить веленья не успел.
Болел я телом, духом ослабел.
 
 
Я свиток шаха принял, как судьбу,
Поцеловал и приложил ко лбу.
 
 
Я рад бы службу у него нести,
Но болен был, не смог к нему пойти.
 
 
Его приказа я не отвергал,
Не отрекался, спорить не дерзал.
 
 
Я перед вами всей душой открыт.
Гонец румийский это подтвердит.
 
 
Я немощен в ту пору, болен был,
И мнится, я прощенье заслужил.
 
 
Коль Искандар вниманье явит мне,
И остановится в моей стране,
 
 
И возвеличит милостью своей
Мою главу среди земных царей,
 
 
И трон мой средь народа утвердит, —
Навек мое он сердце победит.
 
 
Рабом я буду преданным ему,
Пока не скроюсь в гробовую тьму.
 
 
А если в гнев душою он впадет
И яду в чашу милости вольет, —
 
 
Что ж? Черного индийца – так и быть —
Всяк может в черном деле обвинить.
 
 
Я сил и средств для спора не найду,
Подумайте, как отвести беду.
 
 
И грешный дух мой в слабости виня,
Перед царем вступитесь за меня.
 
 
Он миром правит, милостью дыша.
Как зеркало, чиста его душа.
 
 
Когда пред ним вы встанете, как щит,
Шах Искандар вину мою простит!»
 
 
Так правдомыслен и красноречив,
Он к мудрецам свой обратил призыв.
 
 
И старцы устремились, как челны,
Навстречу ярости морской волны.
 
 
Они с великими дарами шли;
Несли величье, блеск своей земли.
 
 
…Вот запестрел сквозь утренний туман
Необозримый Искандаров стан.
 
 
И старцы к воинским пришли вождям,
Румийским поклонились мудрецам.
 
 
Гостей с почетом принял анджуман
Ученых, что прославили Юнан.
 
 
Те выслушали старцев и пошли,
И о посольстве шаху донесли.
 
 
При этой вести вождь румийских сил
Огонь вражды невольной погасил.
 
 
И, радуясь приходу мудрецов,
Освободил он сердце от оков.
 
 
На дар индийца он и не глядел;
Индийских старцев видеть он хотел.
 
 
Призвал их, усадил их на ковер,
Повел отрадный сердцу разговор.
 
 
Приход их знаком счастья он почел.
Навстречу старцам с трона он сошел.
 
 
Смиренья полн, приветствовал он их,
Как ученик наставников своих.
 
 
И перед каждым голову склонил
И каждому внимание явил.
 
 
Без всякой пышности, покинув трон,
В кругу ученых сел на землю он.
 
 
Свет истины и знанья возлюбя,
Он с честью усадил их вкруг себя.
 
 
Ведь как воды целительных ключей,
Как истины, он жаждал их речей.
 
 
Сказал: «Простите! Много вам в пути
Пришлось из-за меня перенести!»
 
 
Те, вознеся молитву за него,
Открыли цель прихода своего.
 
 
Шах Искандар смущен их речью был.
Чело он перед старцами склонил,
 
 
Сказал: «Открыта вам душа моя.
Что ни попросите, исполню я.
 
 
Ни малой, ни великою виной
Ваш царь не отягчен передо мной.
 
 
И пусть он прежде непокорен был,
Но он раскаялся, и я простил,
 
 
Тем более когда ко мне пришли
Вы – избранные светочи земли,
 
 
Пришли о снисхождении просить, —
Виновного могу ли не простить?
 
 
И если много зла он совершил,
И если казнь он даже заслужил,
 
 
Но вы пришли, и вот – смиряюсь я,
И от возмездья отрекаюсь я.
 
 
И здесь его не казнь, а милость ждет.
Пусть он к порогу моему придет.
 
 
Я истинную власть ему вручу,
Его дела величьем облачу.
 
 
Престол неколебимый дам ему,
Его знамена к небу подыму.
 
 
О мудрые, храни вас вечный свод!
Мне знамение счастья ваш приход.
 
 
Ко мне пришли вы, ноги натрудив,
И вот я светел духом и счастлив.
 
 
За все прощения у вас прошу,
Но силой новой я теперь дышу.
 
 
Закон есть: покоренная страна
Дань победителям платить должна.
 
 
Я вовсе дани с вас не буду брать,
Чтоб страждущий народ не изнурять.
 
 
Ваш царь мне должен был харадж платить,
Но от хараджа вас освободить
 
 
Решил я на два года, чтоб народ
Не впал в беду от столь больших забот».
 
 
Увидев, как добросердечен шах,
Склонились мудрецы пред ним во прах.
 
 
Величьем духа он их поразил
И так их на прощанье одарил,
 
 
Что старцы не сумели слов найти,
Чтоб за него молитву вознести.
 
 
Величье милости уразумев,
Они сидели, словно онемев.
 
 
И встали, чистой радостью горя,
И вознесли молитву за царя:
 
 
«Пока вращается небесный свод,
Покамест солнце по небу идет,
 
 
Пусть будет твой престол на небе том,
А солнца круг подушкою на нем!
 
 
Да не уйдешь из жизни никогда,
Да светишь нам, как мудрости звезда,
 
 
И покорятся пусть в конце концов
Тебе все семь великих поясов!
 
 
Блистай, как солнце, одаряй весь мир,
Как чаша Джема, озаряй весь мир!
 
 
Мы шли к тебе, душой угнетены,
Тревогой и сомненьями полны.
 
 
Мы думали – и ты, как все цари,
Снаружи – блеск, но зло и тьма внутри
 
 
И видим: все владыки – черный прах,
Ты из добра и света создан, шах.
 
 
Тебя таким предвечный сотворил,
Чтоб ты над всеми странами царил.
 
 
Узнав тебя, твой благородный нрав,
Воспрянули мы, страх в душе поправ.
 
 
Пусть в темной чаще розы цвет укрыт,
Благоуханье розу облачит.
 
 
Подавлены величием твоим,
Мы в удивленье пред тобой стоим.
 
 
Когда же нам ты помыслы открыл,
Вдвойне ты наши души удивил.
 
 
Дан свет могучий духу твоему,
Из смертных не присущий никому.
 
 
Мы видим свойства ангела в тебе,
Дыханье вечного в твоей судьбе!
 
 
Когда бы раджа нрав твой угадал,
Сюда б он сам немедля прискакал.
 
 
Позволь, владыка наш, прийти ему,
Припасть челом к порогу твоему.
 
 
Вернемся, радже милость возвестим,
От скорби дух его освободим.
 
 
Когда он примет власть из рук твоих,
Вернейшим станет среди слуг твоих».
 
 
И молвил царь индийским мудрецам:
«Пусть так и будет, как желанно вам!»
 
 
И встали, поклонились мудрецы,
В обратный путь пустились мудрецы.
 
 
И рассказали радже обо всем,
Сказали: «Препояшься, и пойдем».
 
 
Увидел царь индийский – он спасен,
Из мрака смерти к жизни возвращен.
 
 
Вновь старцев к Искандару он послал,
А сам за ними следом поспешал.
 
 
Повел огромный караван даров.
Чтоб описать дары, не хватит слов.
 
 
Доверясь мудрецам-проводникам,
Спешил он по долинам и горам.
 
 
И те светильники его земли
На всем пути беседу с ним вели.
 
 
Об Искандаре, о делах его,
О полных мудрости словах его.
 
 
И, внемля их речам, индийский шах
Плыл, как пылинка в солнечных лучах.
 
 
Вот наконец привел свой караван
Индийский раджа в Искандаров стан.
 
 
И тут же Искандару донесли,
Что царь и спутники его пришли.
 
 
Ответил Искандар: «Гостям я рад.
Пусть люди знанья дом мой озарят».
 
 
Индийский раджа повеленья ждал,
И на пороге царском он предстал
 
 
С мечом на шее, бледен, удручен,
Как перед казнью, в саван облачен.
 
 
Но Искандар воскликнул: «О мой брат!
Не унижайся, ты не виноват!
 
 
И мне достаточно того, что сам
Теперь явился с избранными к нам».
 
 
И сняли с шеи униженья меч,
И сняли саван у индийца с плеч.
 
 
В парчу его и пурпур облекли
И к трону миродержца подвели.
 
 
Румиец обнял гостя своего.
С собою рядом усадил его,
 
 
Но вновь индиец пал у шахских ног,
Как с гор кипящий падает поток.
 
 
И снова поднял Искандар его,
И обнял, словно друга своего,
 
 
Любовь явил, и милости, и честь.
И раджа повелел дары принесть.
 
 
Блюдя обычай древний и обряд,
Дарил он так, как нынче не дарят.
 
 
Его Румиец поблагодарил, —
Скажи, – рудник добра пред ним раскрыл.
 
 
И усадил вокруг людей святых,
Мужей ученых, мудрецов седых,
 
 
Великую опять явил он честь
И близ престола попросил их сесть.
 
 
И понял старцев и провидцев круг,
Что он не властелин для них, а друг.
 
 
Сам чародеев он очаровал,
Сердца их нитью верности связал.
 
 
Цепь тонких мыслей длинною была,
Далеко за полночь беседа шла.
 
 
Увидел раджа милости поток,
И встал, и просьбу так в слова облек:
 
 
«Царь, я лелею в сердце мысль одну,
Чтоб осчастливил ты мою страну,
 
 
Чтобы у нас остался, погостил,
Как солнце, землю нашу осветил.
 
 
Увидишь сам: индийская страна,
Чудес нигде не виданных полна.
 
 
Стрелок в лесах привольных для охот
Зверей и птиц диковинных найдет.
 
 
Да и зима уж близко подошла;
Зимой же все кончаются дела.
 
 
Потребны людям – радость и покой,
Вино, веселье, музыка зимой.
 
 
Зима же в Индустане, о мой шах,
Сияет, как весна в других краях.
 
 
Из тучи – дождь, в садах весенний цвет,
Ни стужи, ни жары, ни пыли нет.
 
 
Когда же солнце в знак Овна войдет,
Тогда ты сможешь продолжать поход.
 
 
Войска вести иль труд начать иной,
Во всем удача будет той порой!»
 
 
Как жаждущий, что воду увидал,
Словам индийца Искандар внимал.
 
 
По сердцу эта мысль ему пришлась,
И молвил он, к собранью обратясь:
 
 
«Где место мне укажете вы – там
Стоять шатрам и отдыхать войскам!»
 
 
Сказали: «Главный город наш – Дехли,
Туда и войску двигаться вели!»
 
 
Ответил: «В город войска не вмещу,
В лесах я лучше места поищу.
 
 
Когда Дехли полками наводню,
Ущерб я горожанам причиню.
 
 
Пусть кто-нибудь из вас пойдет вперед
И место вне столицы мне найдет.
 
 
Пусть будет от столицы далеко,
Везде перезимуем мы легко».
 
 
И раджа вновь сказал, склонясь во прах:
«Прикажет пусть миродержавный шах,
 
 
И я – твой раб – на место поспешу,
И все решу, и дело завершу.
 
 
Урочища, долины осмотрю,
Где зимовать великому царю».
 
 
Румиец раджу поблагодарил,
Престол, венец и пояс подарил,
 
 
Потом – большой табун, где скакуны
Сильны, как носороги и слоны,
 
 
Под седлами в сверкающих камнях,
В расшитых жемчугами чепраках.
 
 
Домой отправил раджу наперед,
И сам он следом двинулся в поход.
 
 
Вернулся раджа, в город свой вступил
И весть благую людям объявил.
 
 
Сказал: «Войны не будет! Пусть народ
В покое, безопасности живет!»
 
 
И ликовал народ, узнав, что он
От дани тягостной освобожден.
 
 
А раджа сам не думал отдыхать;
Румийца он готовился встречать.
 
 
Был близко от столицы лес Нигар,
Как райский сад цветущий, полный чар;
 
 
Немолчным пеньем птичьим оглашен,
Был всякой дичью изобилен он.
 
 
Как мускус, в том лесу земля была;
В ночи вставала амбровая мгла.
 
 
Стволы эбена в чаще поднялись,
Сандаловые ветви извились.
 
 
Эбен чернел агатом. Словно медь,
Желтела драгоценная камедь.
 
 
От зарослей сандала ветерок
Благоуханья приносил поток.
 
 
И этот запах чувства оживлял,
Леса, ущелья, долы наполнял.
 
 
Подобно косам сребротелых дев,
Висели змеи на стволах дерев.
 
 
Гвоздика, к гиацинту наклонясь,
Его соблазнам сладким предалась.
 
 
Там дерева вставали до небес;
В листве их темной солнца диск исчез.
 
 
Под той листвою, в самый знойный день,
Был сумрак влажен и отрадна тень.
 
 
Чинар, ветвей раскинув пятерни,
Казалось, солнцу мира был сродни.
 
 
От благовония лесных щедрот,
Как голова, кружился небосвод.
 
 
Смоковницу до звезд вздымал тот лес,
Смущая мир смоковницы небес.
 
 
Там пальмы упирались в небеса,
И вверх по их стволам вилась лоза.
 
 
И гроздья ль то над головой висят
Или огни бесчисленных Плеяд?
 
 
Лоза, что к небу гроздья подняла,
Петлей небесный лотос обвила. [151]151
  Петлей небесный лотос обвила. – Небесный лотос растет, как говорится в Коране, у престола бога, и на него даже ангелы не могут взирать.


[Закрыть]
 
 
Она до звезд дошла – сказал бы ты, —
Чтобы похитить лотос с высоты.
 
 
Распустит осень лучезарный хвост,
Рассыплет сотни тысяч ярких звезд.
 
 
Мильоны птиц, как странники небес,
Кричат, поют, слетаясь в этот лес.
 
 
Там попугаи пестрые царят,
Порхают, не смолкая говорят.
 
 
Они повсюду стаями снуют.
Одни – зеленые, как изумруд,
 
 
Всю ветку сплошь обсядут, и она,
Как одеянье Хызра, зелена.
 
 
Вот стая красных пала с высоты
На пальму, словно алые цветы.
 
 
Цвет их пера – гранатовый цветок,
Клюв каждого, как яркий огонек.
 
 
Зеленых, красных стаи средь ветвей,
Как гроздья разноцветных фонарей.
 
 
Там, как преданий сказочных творцы,
Сидят красноречивые скворцы.
 
 
Переливаясь, блещут перья их
Подобием пластинок золотых!
 
 
В узорах радужных и в письменах
Венцы горят у них на головах.
 
 
И все движенья плавные скворца
Способны очаровывать сердца.
 
 
Атласные обновы на скворце,
И колпачок парчовый на скворце.
 
 
Там, словно житель ангельских долин,
В одежде пышной шествует павлин.
 
 
Дугою выгнув шею, опьянен,
Как плавно движется, как томен он!
 
 
Эмалью синей та дуга блестит
И тонкой позолотою сквозит…
 
 
Фазаны, куропатки на лугах
Пестрели, словно радуги в глазах.
 
 
Где к кипарису подлетал фазан,
Сам кипарис к нему склонял свой стан.
 
 
Павлин в ветвях высокой пальмы был,
Как среди кущ небесных Джабраил.
 
 
Таков был лес Нигар чудесный тот,
Зеленый и цветущий круглый год.
 
 
Там с юга был богатый город Хинд,
А с севера река большая Синд.
 
 
Ладьи по водам плыли и челны,
Как по небу плывет ладья луны.
 
 
На том отлогом берегу реки
Высокие вставали тростники.
 
 
То не простой был – сахарный тростник,
Как дар небес, он в тех краях возник.
 
 
В тех тростниковых зарослях вода,
Как сладостный шербет была всегда.
 
 
Лес отражала с запада гора
Пестрее многоцветного ковра.
 
 
Весна цвела на склонах круглый год,
Гудели пчелы, собирая мед.
 
 
И там медовой пальмы сладкий сок
Был словно меда чистого поток.
 
 
С журчаньем выбиваясь из земли,
Там сладкие источники текли.
 
 
От бурных тех источников река,
Как мед, желта была, как мед, сладка.
 
 
Там тысячи резвились диких коз,
Не ведая охотничьих угроз.
 
 
Олени жили в зарослях густых,
Тростник, как путы, на ногах у них.
 
 
Играли рыбы там в речных волнах,
Подобны Рыбе в южных небесах.
 
 
Загонщикам тот лес не окружить,
Ловцам всей дичи не переловить.
 
 
Тонул в садах прекрасных город сам;
В нем счета нет чертогам и дворцам.
 
 
Тот лес Нигар, подобный небесам,
Река, гора, что описал я вам,
 
 
Открытостью своей и красотой
Пленяли взгляд, бодрили дух живой.
 
 
Там раджа Искандара поселил,
Как будто рай земной ему открыл.
 
 
На том лугу, на склонах той горы
Все воинство раскинуло шатры.
 
 
Был Искандар стоянкой восхищен;
Лес, гору, берег сам объехал он,
 
 
Сказал: «Хоть мир из края в край пройти,
Нигде зимовки лучше не найти!»
 
 
С ним раджа неотлучно всюду был,
Радушья полон, сам ему служил.
 
 
И, отдыху предавшись до весны,
Царь Искандар забыл дела войны.
 

* * *

 
Златую чашу, кравчий, мне налей!
Вино в ней блещет яхонта светлей.
 
 
Владеет мной индийская страна,
И чаша мне индийская нужна.
 
 
Певец, веди напев в ночной тиши,
Наполни звуки пламенем души.
 
 
Расцвел рожденный в Индии цветок,
И стал печален дней моих поток.
 
 
О Навои, к далеким берегам
Увел тебя крылатый твой калам.
 
 
Так пусть индиец, слыша песню ту,
Своей судьбы избудет черноту!
 

О достоинствах великодушия, благодаря которому щедрые и мужественные дуновением благоволения вытаскивают соломинки греха виновных из моря сердца на берег спасенья, и лица их не хмурятся, как волны моря, и блуждающих в темноте смятения они выводят из долины гибели, освещая путь свечой благородства