Текст книги "Развод. Не жди прощения (СИ)"

Автор книги: Алиса Роса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

47.

Хех. Это невыполнимая задача. Как только я разбужу экран, там будет открыт чат с Тимуром, в который я подглядывала.

– Хорошо, ты прав. Я схитрила. Оставила себе его контакт, – отвечаю доверительным тоном. – Но это потому…

– Что ты мне не доверяешь, – перебивает Герман и оскорбленным тоном договаривает фразу за меня.

Он думает, что мне должно быть стыдно? Какого черта?!

– Да, не доверяю! А что ты хотел? Я знаю тебя всего месяц. За это время ты не раз угрожал мне. Ты давишь и наседаешь. А еще… я тебя боюсь, – как ни стараюсь говорить спокойно, получается слишком эмоционально. Вдыхаю, выдыхаю и договариваю тихо: – Я не знаю, что от тебя ждать.

– А больше ничего не надо ждать! – Герман пружинисто хлопает в ладоши. – С этого момента качественно работать по контракту – все, что от тебя требуется.

Это почему-то звучит обидно и задевает, но плевать. Меня сейчас больше волнует другое.

– Раз мы оба видели сообщение от Тимура, можно я поеду в Питер и разведусь? – делаю пару шагов к Герману, показывая, что я еще не закончила беседу.

– Игорь занимается твоим разводом, – выговаривает он. – Но если тебе очень хочется подвергнуть себя опасности и рискнуть встретиться с мужем, не буду держать. Деньги у тебя есть, так что езжай.

Под конец говорит совсем безэмоционально и уходит из моей спальни, не закрывая дверь. Да мне денег хватит на десять билетов до Питера и на столько же взяток при покупке. Но я уже не так уверена, что хочу.

В глубине души я чувствую, что это ловушка. Зачем еще Тимуру вот так облегчать мне жизнь? К тому же, сдается мне, моих документов у него нет. Охватывает лютая досада. И ради этого я поссорилась с Германом? Ради того, чтобы прочитать утку, купиться и рассердить его? Тимур – гад! Изворотливая сволочь!

Душу заполняет острое желание помириться с Германом. Ненавижу холодную войну, а если мы не закончим вечер на ровной ноте, между нами начнется именно она.

Подбираю подол идиотского платья и направляюсь к спальне Германа. Стучу.

– Уходи, Виктория, – из-за двери доносится его голос. Звучит глухо. Видать, я сильно его расстроила.

– Я пришла извиниться, Герман, – кричу через створку. – Можно войти?

– Я же сказал, уходи, – теперь Герман говорит раздраженно. – Мне не нужны твои извинения.

Злюсь. Хочется вломиться в его спальню несмотря на отказ со мной говорить. Хочется услышать, что между нами по-прежнему все в порядке. Но ведь он и так скажет, что все в порядке. Работаем в рамках контракта.

Вздыхаю и ухожу к себе. Завтра воскресенье. Я извинюсь перед ним, как только мы встретимся за завтраком.

* * *

Просыпаюсь в полдень. Вместе со мной во весь рост встает острое чувство вины.

Я поступила некрасиво, сохранив контакт Тимура. И еще более отвратительно, когда заговорила о том, чтобы с ним встретиться. После всего, что совершил Тимур, это выглядело как обесценивание сделанного для меня Германом.

Я первым делом нахожу Марту и спрашиваю, проснулся ли он. Она отвечает как всегда доброжелательно, что Герман уехал ранним утром. Даже не потребовал завтрак. Чувство вины у меня разрастается с невероятной силой и заполняет всю душу. Похоже, его сильно задело мое недоверие, я снова его разочаровала.

В начале знакомства у нас уже был разговор о доверии. Вспоминаются его слова, что одна мелочь может разрушить то, что строилось годами, и почему-то мне кажется, что он говорил именно про такую ситуацию. В его случае доверие строилось не годами, но оно определенно разрушилось.

Выпив кофе, возвращаюсь к себе в спальню и набираю Германа. Просто так я ему еще никогда не звонила, но сейчас не могу ждать производственной необходимости для созвона. Звонок не проходит. Сеть сообщает, что абонент вне зоны. Черт. Может, хоть интернет у него работает? Набираю в телеграм. Гудки идут.

Ладони потеют от нетерпения. Мне невыразимо хочется, чтобы он ответил, и я почувствовала, что все как прежде. Только в душе так и плещется тревожное ощущение, что как прежде уже не будет.

Наконец, телега соединяет нас и подбирает ключи шифрования.

– Что тебе, Виктория? – его голос звучит колюче и сурово.

Я уже слышала такой тон, когда помешала его переговорам. Но сейчас на фоне шум улицы и в динамик задувает ветер.

– Хотела тебя услышать, – у меня нет другого ответа, мой звонок с работой не связан. – Ты все еще сердишься?

– Какие-то проблемы с салоном? – с тем же напором переспрашивает Герман.

– Нет, все в порядке, – не понимаю, при чем тут салон.

– Тогда мне не на что сердиться, Виктория, – тон нарочито деловой. – Сработай на пять, чтобы мне и дальше не пришлось на тебя сердиться. Еще есть вопросы?

А он умеет быть холодно-отстраненным. Этаким боссом, строго спрашивающим исключительно по рабочим делам.

– Герман, – слова застревают в горле от волнения. – Я была не права. Прости меня, пожалуйста.

– Я не понял, с мебелью что-то не так? – он демонстративно делает вид, что не понимает о чем я!

– С мебелью все так! – вспыхиваю. – Я про то, что произошло вчера…

Герман не дает мне договорить.

– Ничего, кроме салона и мебели меня не интересует, Виктория, – цедит с нажимом. – Если больше у тебя ничего, у меня дела.

Приходится попрощаться. Катастрофа. Возникает ощущение, что я его потеряла. Глаза подло слезятся. Почему мне вдруг грустно? Сама же хотела просто отработать свой контракт и свалить на все четыре стороны, накопив приличную сумму на счету! Хотела. Так чего ж не радуюсь? Все будет точно так, как мы договорились. Я открою салон, год буду им заниматься, а потом просто не подпишу следующий контракт и уйду.

Ага. Можно сколько угодно пытаться себя убеждать, но внутри-то я знаю, что виновата перед Германом. И теперь мне невыразимо хочется заслужить его прощение. Хочется снова увидеть в его глазах ту мимолетную теплоту, которая, как оказалось, всегда присутствовала в его взгляде, я просто привыкла и не замечала. И теперь, лишившись, почувствовала нехватку.

Промокаю глаза и пишу Герману сообщение:

«Когда ты вернешься?»

От него через пару минут приходит ответ:

«К открытию. Сделай все по красоте».

Теперь определенно – возможность реабилитироваться у меня появится только во время открытия. Герман простит меня, когда увидит открытый и заполненный мебелью салон.

48.

После воскресного сухого разговора мне остается только взяться за работу с новой силой, чтобы как-то заглушить тревогу и чувство вины.

Утром в понедельник я еду на склад и проверяю работу реставраторов. Герман сказал сделать по красоте. И ввиду последних событий сработать максимально хорошо стало для меня архиважно.

Во второй половине дня после посещения склада заезжаю в салон. Встречаюсь с Саней, выслушиваю его доклад о продвижении работы. Мы должны все успеть. Это обнадеживает.

Ближе к вечеру от Германа приходит письмо с ценами на купленные у Паши предметы. Округляю глаза, когда вижу ценники больше пятисот тысяч за позицию. Сначала набираю Герману ответное письмо, что эта мебель столько не стоит, но стираю. Он хочет так, значит, так и будет. А я найду способ оправдать эти цены.

Вторник и среда проходят идентично – скучно и однообразно. Но я знаю, на что уходит мое время и усилия. После посещения склада и салона я трачу вечера на поиск исторической справки и описаний технологических особенностей нашей мебели, чтобы создать годные информационные материалы, которые станут обоснованием высоких цен.

Четверг начинается обычно, с завтрака, который готовит мне Марта в половине девятого утра. Яичница с помидорками черри, тост из черного хлеба, кофе с молоком. Как в гостинице. И Марта ведет себя, как горничная. В отсутствие Германа я и правда начинаю ощущать, будто живу в пансионате, а не в частном доме.

Возвращаюсь в спальню, чтобы собраться к поездке в салон, когда мой телефон, валяющийся на кровати, пиликает входящим в телеграм. Я поспешно подхожу, чтобы посмотреть, от кого сообщение и ловлю липкое дежа вю.

Такое уже однажды было, когда я спешила к гаджету, надеясь на сообщение от Германа, а получила тонну гадостей от Тимура. Смотрю на экран – и правда. Телеграм. Видеосообщение от бывшего мужа. Ситуация прям один в один!

Чувство вины снова дает о себе знать, и я отбрасываю телефон на кровать, будто обожгла пальцы. Но мой любопытный мозг выдумывает кучу причин, по которым я обязана посмотреть, что он написал. И главное оправдание – вдруг я пойму, что он задумал подлость, тогда следует предупредить Германа.

Ага! Врушка! Герман сам контролирует эти сообщения. Он уже в курсе. Первее меня.

Нет, ну какая же я слабохарактерная! Не могу удержаться. Открываю полученное сообщение. Но к моему удивлению, в кружочке не Тимур, а Маша. Слащавая блондинка с пухлыми розовыми губами. Включаю воспроизведение.

Маша снимает себя на улице, рядом с магазином Тимура на Садовой.

«Вик, ну чего ты нам гадишь-то? – Маша усовещивает меня голосом и взглядом. – Зачем кляузничаешь? Ну что мы тебе плохого-то сделали? Ты разве не понимаешь, что Тимура посадить могут? – при этих ее словах у меня на голове начинают шевелиться волосы, а спина покрывается мурашками. – Кто из антикварщиков не моет деньги? Все моют. Так чего ты Тимура-то топишь?»

Ноги не держат. Сажусь на кровать и позволяю видео начаться заново. Я им гажу? Я кляузничаю?! Что они мне плохого сделали? Тимура посадить могут?

Ничего не понимаю. Как это – все антиквары моют деньги?

И при чем тут я? Какие еще кляузы?

Внезапно видео обрывается на полуслове и исчезает. Как и все предыдущие сообщения из чата. Похоже, Герман решил очистить историю сообщений. Прозорливо.

И только сейчас до меня доходит, что произошло. Каток по имени Герман добрался до Тимура. А они с Машей ошибочно думают на меня, поскольку я могла знать о темной изнанке бизнеса. Но я не знала! Только сейчас впервые услышала об отмывании денег, иначе не стала бы в таком участвовать.

Обхватываю голову руками. Даже не знаю, что я чувствую по поводу Тимура. Облегчение? Злость? Печаль? Нет, мне не грустно за него. Если он виновен, туда ему и дорога. А после того, что он наделал и наговорил мне, я вообще радоваться должна, что он получит по заслугам. И Машу свою пусть с собой на дно тащит.

Решительно встаю и продолжаю собираться на склад. Телефон снова пиликает входящим, но теперь звонком. Сжимаюсь. Головой понимаю, что Тимур не может сюда позвонить, а все равно уже боязно подходить и смотреть, кому еще я понадобилась. Но рингтон продолжает играть. Заглядываю в экран – Виола. Отлегло.

Отвечаю.

– Привет, Виктория! – озорным голосом произносит она. – Ты готова к радостной новости?

Мне, кажется, на сегодня мне новостей достаточно, и так переполнение, но отвечаю, что готова.

– Контейнер мебели из Германии прошел таможню. В субботу днем прибудет на склад! – в голосе Виолы и правда звучит чистая радость. – Приедешь на разгрузку?

Отвечаю, что приеду, и отрубаю звонок. Понятно, что она довольна. Довела важное дело до завершения. Справилась. Выполнила свою часть работы. Теперь эта мебель ляжет на мои плечи. И снова в душе разыгрывается тревога. Вдруг плохо доехало? Вдруг повредили? Усилием воли успокаиваю себя. Я все узнаю через полтора суток, а пока дела по плану.

* * *

В субботу я просыпаюсь ни свет ни заря. Мне так волнительно, что не усидеть на месте. Пальцы покалывает, как хочется убедиться, что с мебелью все в порядке. На нервном бодряке даже выхожу пробежаться по коттеджному поселку перед завтраком.

Герман живет в очень пафосном месте. Я и до этого замечала, что тут все дома как на подбор большие и богатые по внешнему виду, но сейчас не из окна машины их рассматривать одно удовольствие. Поверх высоких заборов, конечно, но все же.

Проветрившись, возвращаюсь в дом. Машина Георгия уже стоит перед воротами. Он, похоже, общается с Мартой. Вот с ним-то она общается! Почему со мной нет? Я ведь такая же, как Георгий, как Виола, как сама Марта. Мы все равны… Или не равны? Похоже, я все-таки равнее…

Внезапное осознание прокатывается по телу прохладной волной. Герман изначально заявил меня не как работницу. Я получаю деньги и работаю по контракту, но это только в моих глазах так. В глазах остальных его работников я занимаю другое положение. Хочется спросить об этом Марту или Георгия, но, судя по тому, как они оба держатся со мной, ответа я не получу. Наверное, и не должна получить. Вероятнее всего, Герман им обоим обрисовал круг обязанностей относительно меня, а о конфиденциальности они осведомлены и так. Они оба дорожат своим местом, никто не будет рисковать.

Когда я захожу в кухню, Георгий и правда беседует с Мартой, при виде меня замолкает. Перед ним стоит тарелка с яичницей и тост с плавленным сыром. Присоединяюсь к завтраку, и Марта принимается готовить для меня.

После завтрака ухожу к себе и собираюсь к поездке на склад. Георгий привозит меня туда к полудню. Виола уже приехала, машины с мебелью еще нет. Саня тоже здесь, а вместе с ним несколько скучающих грузчиков в грязных спецовках.

– Виктория, я в восторге! Тут столько красоты! – щебечет Виола, беря меня под руку. – А расскажи мне про эту мебель?

Делает вид, что ей и правда интересно? Или действительно хочет послушать? Ну это тема для меня любимая. О самой мебели, как и о ее истории, я могу говорить часами. Вожу Виолу по стройным рядам уже отреставрированных предметов и рассказываю о каждом понемногу. Время за разговорами пролетает быстро.

Ближе к трем с улицы доносится глубокий и громкий звук клаксона. У меня в душе тут же вскипает мандраж, а Саня делает знак грузчикам следовать за собой и направляется открывать ворота.

49.

На территорию неповоротливо и шипя пневматикой въезжает фургон Маерск. Снова тентованная фура. Я их не люблю, продувается ветрами, под тент залетает пыль. Я надеялась, что, говоря «контейнер», Виола и имела ввиду контейнер, а не тент. Но что есть то есть. Скрещиваю пальцы на удачу.

После полной остановки фуры, водитель с напарником откидывают тент, и начинается разгрузка.

Виола отходит в сторону и набирает кого-то по телефону. Не знаю, куда себя деть. Остается только смотреть, потому что мне тут даже помогать некому.

Хожу вокруг фуры, поглядывая, в каком состоянии приехала мебель, и не нарадуюсь. Почти идеально все доехало. Мелкие огрехи реставраторы исправят очень быстро.

Внезапно в речи Виолы слух улавливает знакомое имя «Герман». Обычно я не грею уши, но тут обращаюсь в слух и больше от нее не отхожу.

Похоже, Герман хочет быть в курсе, но не захотел обращаться ко мне. Неужели он настолько не хочет со мной общаться, что предпочел получить ответ от своей голддиггерши?

Душу отравляет обида и ревность. Очень грустно вдруг оказаться не у дел. Точнее, в строго отведенной клетке полномочий. Я дико соскучилась по голосу Германа, но у меня перед глазами общение с ним получает Виола. И говорит о чем угодно, кроме меня. Она комментирует все происходящее. Рассказывает, какие вещи приехали, как упакованы, в каком состоянии, как работают грузчики, реставраторы, что делает Саня. Я тоже присутствую на разгрузке! Хотя она не сама рассказывает, отвечает на вопросы. А значит, Герман обо мне не спрашивает.

Становится совсем грустно. А вдруг он меня проверял? Вдруг смотрел, залезу ли я в чат с Тимуром, когда пришло сообщение от Маши? А я… Любопытная Варвара, которая пострадала от своего любопытства. Если он меня проверял, я провалила проверку.

Может, он уже оттаял, а я снова повела себя неподобающим образом?

А вообще-то какого черта?! Решительно отхожу от Виолы и перестаю слушать. Да ну его, Германа с его недоверием! Мог бы держать меня в курсе, а не молчать, как рыба об лед. Тогда мне не пришлось бы самой выискивать информацию!

Дожидаюсь окончания разгрузки с тяжестью на душе. Я настолько сердита на Германа, что сейчас его мебелью заниматься не хочется вообще. Но надо. Мы договорились. А я держу слово.

По завершению разгрузки со склада разъезжаются все, кроме меня с Георгием, Виктора Петровича и реставраторов. Теперь мой черед работать.

Ребята поочередно вылущивают каждый предмет из нескольких слоев упаковки, и мы вместе обсуждаем, что нужно сделать по каждому из них. Сколы, царапины, мелкие недочеты зашпатлевать, ножки подклеить, повторно натереть маслом или воском потертости на горизонтальных частях. Исправлять только свежие повреждения. Старые, затертые временем следует оставлять, они – часть истории этих раритетов.

К семи вечера я наконец заканчиваю с мебелью. Устала невыразимо. И настроение на нуле. А еще надо в салон заглянуть.

С тех пор, как в салон заявился Тимур, Герман, похоже, наказал Георгию сопровождать меня везде, так что он идет в салон вместе со мной.

Строители запускают нас внутрь. Ремонт движется, все хорошо. Стены и декоративные элементы уже готовы. Настал черед направляющих для гардин, светильников и затем потолка. Становится уже совсем красиво. Меня так и подмывает позвонить Герману похвастать, но я отказываюсь от этой идеи. Он не хочет со мной разговаривать, вот и не стоит навязываться. Плевать. Работаем.

Но как бы я себя в этом ни убеждала, все равно больно. Все закончилось, так и не начавшись. Наверное, это к лучшему. Герман опасный человек, в разы опаснее Тимура. Правильнее будет держаться от него подальше.

Василий показывает мне подробный план работ, согласованный с остальными бригадами. Улыбаюсь, глядя на то, что уже сделано и то, что осталось. Мы определенно успеваем! Герман будет доволен!

Вот теперь можно и домой. Георгий сажает меня в машину, и мы направляемся в коттеджный поселок. Вечерняя Москва прекрасна, особенно, в субботу, особенно в центре. Во все глаза рассматриваю вывески клубов и ресторанов, красивые машины, шикарно одетых людей. Я не помню, когда последний раз была в таком месте, если, конечно, не считать благотворительного аукциона. Но это было не то. Не камерный вечер на двоих за уютным столиком, не дубасящая басами дискотека, не злачный бар, где бармен знает завсегдатаев.

Вскоре мы покидаем центр, и я понимаю, что не хочу развлекаться одна. Вот если бы со мной пошел Герман, было бы другое дело. Ловлю себя на мысли, что хотела бы сходить с ним на свидание. На настоящее свидание. И плевать куда. Но поздно я это осознала. Теперь все кончено.

Машина двигается плавно. Георгий вообще отлично водит. Я перестаю смотреть по сторонам. Скоро приедем. Бужу телефон, чтобы почитать и…

Слух улавливает громкий металлический звук удара, но мозг не понимает, что произошло. Лечу в водительское сиденье, в ушах звенит. Боль разливается, кажется, по всему телу.

Через мгновение очухиваюсь в проходе между сиденьями. Пытаюсь выбраться. Застряла. Плохо чувствую тело. Только боль. Раздается визг тормозов, и под звук удара машину швыряет. Меня бьет головой об основание переднего сиденья.

Следовало пристегнуться – последняя мысль, которую я осознаю, прежде чем мир проваливается в черноту.

50.

Открываю глаза уже в больничной палате. Зрение фокусируется не сразу, и голова гудит. Медленно оглядываюсь. Вижу мутно. Зеленоватые стены, вертикальные жалюзи на окнах, рядом тумбочка, я лежу на какой-то навороченной широкой каталке. На пальце прищепка-датчик. На мне ситцевая рубашка, из-под которой к аппарату рядом тянутся два белых провода. Аппарат мерно пикает.

В кресле у противоположной стены дремлет темная фигура… В душе тревожно-радостно ёкает. Герман?! Прищуриваюсь, чтобы картинка не расплывалась. Точно он. Аппарат начинает пикать чаще, и Герман открывает глаза. Привычный костюм, привычная небритость, но что-то неуловимо отличается – напрягаю зрение – усталость на лице. Пожалуй, я никогда не видела Германа настолько утомленным.

Он поднимается и подходит ко мне. Очень мрачный. Не знаю, чего ожидать. Отчитает, что в больницу попала? Сухо выскажет недовольство, что работа встала?

– Я рад, что ты пришла в себя, Виктория, – его голос звучит непривычно глухо, но тепло. – Я волновался.

– Спасибо, что приехал, – только и нахожусь, что ответить. Получается хрипло. – Что случилось?

Только сейчас понимаю, что не помню, как оказалась в больнице.

– Произошла авария, – отвечает Герман и протягивает мне пластиковый стакан с трубочкой. Жадно присасываюсь к воде, пить дико хочется. – Зачинщик скрылся с места происшествия. Георгий не справился.

Воспоминания прорезаются обрывками, но в душе тут же поднимается волна тревоги за водителя. Он ведь мог куда сильнее пострадать!

– Георгий что? – спрашиваю обеспокоенно. – Он в порядке?

– Георгий не пострадал, если ты об этом. Он был пристегнут, – тон Германа становится тверже. – Первый автомобиль въехал в твою дверь, машину вытолкнуло на встречку, и второй удар пришелся на капот с пассажирской стороны. Так что Георгий отделался царапинами. Он вызвал тебе скорую и сообщил мне.

Киваю с понимающим видом, хотя понимаю только то, что ничего не понимаю.

– А эта авария – случайность? – возвращаю Герману стакан.

Услышать ответ, признаться, страшновато.

– Нет, Виктория, не случайность. На тебя напали, – снова мрачно выговаривает Герман. – Мне жаль, что ты пострадала. Это моя вина. Не придал значения тому, что Тимур винит тебя в своих проблемах. Это недопустимо. Я позабочусь, чтобы такого больше не происходило.

Интересно, как он собрался такого не допускать?! Запереть меня? Как можно оградить меня от жизни?

– А если это все же совпадение? – начинаю нервничать, писк аппарата еще усиливается. – Ты не думаешь, что аварии просто случаются?

– Эта авария была спланирована, – Герман ласково убирает волосы мне за ухо, но от него веет тревогой. Взгляд тяжелый, как каменная плита. – Это покушение на твою жизнь. Я уже ищу исполнителя.

Становится даже неуютно, столько боли и тоски в его глазах. Такое чувство, что он пытается занять руки, чтобы отвлечься.

– Одна авария уже стоила мне… – продолжает он тихо, но осекается. – В общем, я просто понял, что не могу потерять…

Его прерывает щелчок двери.

В палату заходит медсестра, судя по белому приталенному халатику с красной тесьмой по швам.

– На пост поступил сигнал о резком повышении сердечного ритма пациента, – выговаривает она требовательным голосом и подходит ко мне. – Вам не стоит волноваться. Организм ослаблен.

Да что ж все подряд рассказывают мне, что можно, а что нельзя. Злюсь.

– Позвольте мне волноваться, сколько мне влезет, пожалуйста, – скриплю сквозь зубы. – И, если вы не против, я бы хотела пообщаться с врачом.

Медсестра сердито сверкает глазами и поворачивается к Герману.

– Виктории нельзя нервничать. Будьте хотя бы вы благоразумны, иначе мне придется попросить вас удалиться, – она напоминает мне недовольную училку. – Я позову лечащего врача.

На этом она наконец уходит.

– Герман, забери меня отсюда, пожалуйста, – произношу тихо, как будто эта мегера может меня услышать. – Я нормально себя чувствую. Не хочу валяться на больничной койке. К тому же, с салоном еще масса работы.

Герман коротко кивает, но в этом кивке нет согласия, как будто просто принял к сведению. Он по-родительски нежно поправляет мое одеяло и возвращается в кресло.

– Посмотрим, что скажет врач, – сцепляет пальцы в замок на животе, тон уже ровный. – Если позволит, долечишься дома. Но салоном пока позанимаются Саша с Виолой.

Да ну нет! Не может он меня просто отстранить! Я столько вложила в этот салон!

– Это потому что я тоже не справилась? – вырывается обиженно и громче, чем следует. Аппарат снова надсадно пикает. – Ты не можешь так поступить со мной.

– Я могу поступить, как угодно, – с металлом выговаривает Герман, затем смягчает тон: – Давай ты сначала поправишься окончательно, и тогда поговорим о работе?

Я уже слишком рассердилась, чтобы быстро успокоиться.

– Да я в порядке! – снимаю с пальца прищепку, откидываю одеяло и поднимаюсь в сидячее положение, но ощущаю такое головокружение, что практически падаю обратно на подушку.

– Убедилась? – Герман снисходительно улыбается. – Врач сказал, у тебя сотрясение мозга. В ближайшие дни ты вряд ли будешь эффективна, даже если я подпущу тебя к работе.

В палату заходит врач – мужчина среднего роста и плотного сложения. Халат на нем прямо отлично сидит. Очки прямоугольной формы сдвинуты на кончик носа. Он бросает мимолетный взгляд на Германа, затем подходит ко мне.

– Добрый день! Я Владислав Алексеевич, ваш лечащий врач, – произносит доверительно. У него приятный убаюкивающий голос. – Как вы себя чувствуете, Виктория Александровна?

– Все хорошо, доктор. Хотелось бы поскорее выписаться, – отвечаю досадливо. – Когда можно будет уйти домой?

– Боюсь, быстро не выйдет, Виктория Александровна, – он выглядит смущенным, будто собирается сказать что-то неприятное. Напрягаюсь. Да ну бред! Подумаешь, головой стукнулась! – Вам еще не проводилось магнитно-резонансное исследование и компьютерная томография. Придется задержаться в больнице, пока мы не завершим обследование.

Против воли сжимаюсь. Как-то уже слишком все серьезно.

– Это так обязательно? – все еще пытаюсь храбриться, но голос попискивает испугом.

– Боюсь, что да, – голос врача становится загробным, как будто он собирается сказать мне, что я скоро умру.

___________________

Владислав Алексеевич Кононов

заведующий травматологическим отделением госпиталя для

сотрудников ФСБ в Москве. Отличный врач с многолетним опытом.