Текст книги "Иногда оно светится (СИ)"

Автор книги: Алиса Акай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Котенок не спрашивал, как идут дела, он просто приходил, садился, с трудом находя место на полу, не заваленное бумагой, пустыми чашками из-под кофе и бутылками вина, и смотрел, как я работаю. Я всегда чувствовал его присутствие, даже если в этот момент не отрывал глаз от рассчетов. Это было как прикосновение чего-то оченьтеплого и мягкого к груди. Мне не требовались ни слух, ни обаяние.

Цифры скакали вокруг меня злобными хищными насекомыми, я пытался хватать их за щуплые шеи, но оставался с пустыми руками и, стоило мне оглянуться в одну сторону, как с другой тот час набухал огромный, похожий на вот-вот обрушущуюся лавину, ком.

– Ты устал, – сказал Котенок, осторожно гладя меня по спине, – Отдохни, Линус. Ты не спал два дня.

– Мы не можем сейчас отстаться без связи.

– Связь ничего не изменит. Коарбли идут своим курсам. Мы может только ждать.

– Не люблю ждать, – криво усмехнулся я, – Я из тех, кто считает, что в последние минуты жизни надо двигаться, даже если эти движения – судороги ног повешенного.

– Ты ведь не сможешь убедить имперский курьер заедлить ход.

– Это и не требуется.

– Тогда к чему все это?

– Если герханский корабль опоздает… – я вздохнул, получилась незапланированная, но многозначительная пауза,

– Если опоздает… Тогда мы будем знать это заранее.

Котенок тоже вздохнул.

– Тогда все?

– Да, все. У нас с тобой нет будущего, Шири, поэтому мы должны сделать его сами.

– А если не сделаем, то умрем.

Он сказал это совершенно без надрыва, так, как говорил обычно.

Я сдался.

Не торопясь смял все листы с вычислениями, чиркнул зажигалкой, превратив их в пышущий жаром огненный шар и отправил в море. Потом сломал карандаш попалам и отправил туда же. Котенок, дремавший на лежанке, проснулся и испуганно наблюдал за тем, как я беру со стола ружье. Ружье мы с некоторых пор стали держать заряженным и под рукой. Мы не объясняли друг другу, зачем это, но если выходили на косу или собирались в море на «Мурене», кто-то один из нас всегда прихватывал его с собой. Амулет? Возможно. Но это стало болезненной привычкой, о которой нам не хотелось говорить. Я направил ствол на экран терминала.

– Что ты делаешь?

– К черту этот мусор, – ответил я сквозь зубы, – От него не больше толку, чем от прошлогодних водорослей.

– Ты с ума сошел?

– Давно, – я плюнул под ноги, бросил ружье на пол и сел на лежанку, – Ничего… Это не страшно.

Глупо убивать то, что не умеет ни действовать самостоятельно, ни чувствовать. К тому же, осколки посекут и нас с Котенком, я еще недостаточно тронулся чтобы стрелять картечью в маленькой комнате.

– Можно я?

– А?

– Давай я попробую, Линус.

– Попробуешь что? Малыш, это не просто компьютер, это терминал. Его не перепрограммируешь за минуту.

Он не ответил. Зевнул, подошел к компьютеру, стал вдумчиво изучать надписи на экране.

– Я ложусь спать. Не спал уже неизвестно сколько… Растолкай меня утром, хорошо?

– Угу, – ответил он, потирая верхнюю губу. Он всегда делал это, когда о чем-то размышлял. В таком состоянии говорить с ним было бесполезно. Я мысленно махнул рукой и перевернулся набок. И почти тот час же меня накрыло сном, черным и глухим, как плотное одеяло, сквозь него не просачивались даже сновидения.

Конечно же, Котенок меня не разбудил. Я проспал почти до полудня и когда наконец вынырнул из-под одеяла, вокруг уже был день. Тем не менее рядом слежанкой стояла чашка горячего чая. Горячего – значит Котенок постоянно нагревал его для меня. Я почувствовал себя неловко. Рядом со мной на простыне была небольшая вмятина, значит он спал сегодня рядом со мной

– Чудо ты мое… – пробормотал я, потянувшись за чашкой.

И едва не разбил ее, мимоходом взглянув на экран. Горячий чай полился на запястье, но я этого даже не заметил – вскочил и, как был, бросился к терминалу.

– Котенок!

Он появился в дверях секунды через три. Вид у него был немного сонный, но, в общем-то, обычный. Он вопросительно посмотрел на меня.

– Терминал работает!

– Да. Я починил все вчера. Не знаю, как получилось, но связь точно работает.

– Ты снял блокировку!

– Но ты ведь это и хотел, Линус? Или я ошибся?

Я подул на обожженную руку.

– Котенок, ты снял блокировку, над которой я бился двое суток. Даже не снял, ты обошел ее! Но это невозможно.

Даже я… Черт. Я, конечно, мало понимаю в таких делах, но я работал с этой системой четыре года и кое-что в ней понимаю. Но я не понимаю того, как ты разобрался с этим. Это невозможно.

– Невозможно упасть с орбиты в нефункционирующей капсуле и уцелеть.

– Котенок!

– Ладно-ладно… – он потерся о мое плечо, – Это очень старый маяк, да?

– Этот хлам уже в почтенном возрасте.

– Это «Сакком» – Котенок ткнул пальцем в терминал, – Ему лет пятнадцать, он чуть младше меня.

Обойти его блокировку сложно, но есть пути. У меня получилось часов за семь. Я немного запутался в протоколе обмена данными между входящим каскадом и портами второго массива, все-таки я еще очень плохо знаю имперский, но…

– Вас учили этому?

Получилось жестче, чем надо.

– Да. Взламывать устройства связи имперского образца у нас учат почти с детства. Извини, я не смог восстановить управление логгером – там стоял хитрый блок, о котором я не знал. Мы такой не изучали… Когда я попытался обойти блокировку, он сжег все… У нас нет логгера больше.

– Что ж, лучше быть безоружным, чем вооруженным, но слепым, – протянул я, – Стой. Выходит, ты в любой момент, с самого начала, мог взломать к чертям терминал связи?

Котенок побледнел. Даже не побледнел – просто его щеки тронула легкая, едва заметная, изморозь.

– Да, – прошептал он, – Мог.

– Диверсант! Взломщик! – я обнял его и поцеловал в холодный лоб, – Ты умнее меня, Шири. Умнее старого дурака

Линуса. Я бился двое суток… Черт, чего ж ты сразу не сказал?

– Я боялся все испортить.

– Ладно, это уже неважно. Значит, связь восстановлена? А обзор?

– У меня нет кодов доступа к спутнику, но я расчистил дорогу, твои старые должны сработать.

– Ты у меня молодец. Ты чудо.

Он смутился, бледные щеки тут же заалели. К похвале он все еще не привык.

«Привыкнет, – пообещал я сам себе, все еще держа его в объятьях, – Чего бы мне это не стоило, но этого он получит с запасом. Я вытащу тебя, Шири-котенок. Туда, где ты сможешь быть спокоен.»

Я сел перед терминалом.

– Ты чай не выпил, – подал голос Котенок.

– К чертям чай. Тащи вино.

Он не стал упрямиться и говорить, что вино с утра вредно, должно быть голос у меня звучал так, что ему не хотелось перечить. Это хорошо. Давай, старик Линус, просыпайся. Скоро будут отсчитаны последние часы, ты должен быть готов. Сбрось с себя усталостьи нерешительность, тут нам потребуется все, что есть.

Дорогу к спутнику я пробил быстро. Большой экран неспешно засветился. Сперва его залило молочным светом, потом он стал местами чернеть, по нему заплясали острые серые сполохи помех, из которых постепенно, как горы в тумане, стали вырисовываться знакомые контуры системы. Наша планета, безымянный шарик, крутящаяся в Космосе капля, солнце – пузатый огненный круг… У этой системы была лишь одна планета. И больше я ничего не видел.

Конечно, корабль еще далеко от орбиты, но мощность у спутника приличная, он управляет орбитальным логгером и просматривает пространство на сотни тысяч километров. Я уже должен был видеть герханский корабль. Ведь он в одном дне пути от нас.

Я всмотрелся в экран, так, что появилась резь в глазах, высматривая малейшую точку, крутящуюся на переферии.

Может, она спряталась в этой молочной каше или у меня просто устали глаза или… Или. Сердце вдруг стало бить ровно и спокойно. Я выпрямился, отведя взгляд от экрана. Да. Именно так. Или.

«Если ты готов бросить все, тебе стоит смириться с мыслью о том, что когда-нибудь бросят и тебя, – тихо сказал Линус-Два. Голос его был печален, – А ведь ты знал, что так и будет, да?»

Мне не хотелось с ним беседовать и он послушно исчез как дым от сигареты, не оставив после себя ничего.

Влетел Котенок с бутылкой вина, но, увидев меня, остановился. То ли я в последнее время совершенно разучился владеть лицом, то ли он начал понимать меня куда лучше, чем я сам ожидал.

– Линус… Их нет, да?

Я без слов взял бутылку, быстро вывернул пробку и поднес ко рту. Знакомый запах вина. Вино всегда рядом, оно всегда поможет. Даст сил, даст способность думать, уберет страх…

– В чем дело?

Так и не сделав ни одного глотка, я с отвращением посмотрел на бутылку, отставил ее.

– Их нет. Хотя они еще вчера должны были быть в зоне видимости.

Он все понял сразу.

– Ты ожидал этого, да?

– Наверно.

Мы помолчали. Здесь не о чем было говорить, сколько ни произнеси слов – от них не станет легче и они лишь заберут время. А время – это единственное, что мы сейчас имеем.

– Я могу выйти на связь с кораблем и узнать, почему они опаздывают, но не уверен, что мне стоит это делать.

Они тоже люди и у них есть свои головы на плечах. Если они решили… Это их решение. У меня нет права чего-то от них требовать. Похоже, что наш ангел пролетел, махнув крылом. Ничего, не думай… Я отправлю им сообщение.

– Но мы их даже не видим, – сказал Котенок мертвым голосом, рассматривая экран.

– Это имперский протокол связи, пакеты пересылаются через специальные буи связи, которые передают сигнал по цепочке. На самом деле это даже не буи, а большие станции связи, но это неважно. Где бы они сейчас ни были, сообщение найдет их.

– Имперцы нас прочитают?

– Да. Но сейчас это уже не играет никакой роли.

Я взял микрофон. Можно было отправить обычный текст, но мне почему-то захотелось чтобы они услышали мой голос. Спокойный, без дрожи. Голос человека, который готовится умереть. Мне плевать, будет ли им стыдно и почувствуют ли они ту самую чревоточинку, о которой говорил Котенку, просто для меня было важно отправить в эфир последние слова Линуса ван-Ворта.

– Говорит Линус ван-Ворт, объект семьдесят-тринадцать-зет-семь. Борт «Курой», прием. Мы все еще ждем вас.

Повторяю – ждем вас, борт «Курой». Сообщите расчетное время прибытия. Пока не видим вас. Сообщите о причине задержки. И ждать ли вас вообще. Линус ван-Ворт. Отбой.

Слова скользнули в черный провал микрофона, оставив лишь едва слышимый треск. Как маленькая черная дыра.

Сейчас, превратившись в набор символов, эти слова уже несутся сквозь космос, невидимая струя, выпущенная с огромной скоростью.

– Скоро дойдет сигнал?

– Часов через пять. В самом лучшем случае, если они болтаются на границе видимости. Обратный ответ – еще пять… Можно не ждать.

– Они могут еще успеть? – прямо спросил он.

– Не знаю. Но шанс у них есть.

– Если они опоздают… Я имею в виду…

– Я понял, что ты имеешь в виду.

Он потер кончик носа.

– У нас есть оружие. Мы смогли бы перебить экипаж курьера или хотя бы задержать на какое-то время, правда?

– Не думаю. Скорее всего, спустится лишь небольшой бот, сам корабль останется на орбите. Курьер – это не бог весть что, но спалить крошечную косу и маяк он сможет и сам. Никто не станет вступать с нами в перестрелку.

С преступниками никогда особо не церемонились.

– Но ты же офицер! – сказал он беспомощно, хватая меня за руку, – Они не смогут!..

– Уже только формально. Герханец, предавший Империю, опасен, с ним не будут соблюдать дурацкие пустые церемонии. И это не тот случай, когда будут вспоминать былые заслуги. В общем, это почти открытый мятеж. Они спустят одного или двух человек. Особой охраны у курьера нет, да она ему и не нужна, а у нас есть ружье и логгер.

– И мой меч!

– Да, и меч. Мы сможем убить их. И через минуту от нас и всего этого, – я ткнул пальцем в пол, – не останется даже расплавленного песка.

– А сдаться и…

– Нет. В лучшем случае нас накают какой-нибудь дрянью, достаточно хорошо чтобы мы спали до Земли без сновидений. Они это умеют, можешь мне поверить. Про худший, думаю, ты догадываешься. У них могут быть инструкции не брать пленных. Неофициальные, конечно.

– Значит, они не возьмут пленных, – сказал Котенок, наливаясь злостью, – Мы будем драться.

– Будем, будем.

Я не мог сказать ничего обнадеживающего. Что я еще мог пообещать ему? Что от нас останется пыль и пепел, которые еще несколько минут будут кружить над остывающим морем?.. Станет ли ему легче от того, что он героически погибнет рядом с тем, кого любит?

– Где мои доспехи? – вдруг спросил Котенок, требовтельно заглядывая в глаза.

– Зачем тебе?

– Я не буду сидеть и ждать. Если нам придется умереть, я хочу чтоб это была настоящая битва.

– Все битвы – настоящие, – вздохнул я, – По карйней мере я не видел еще ни одной фальшивой. И кровь тоже настоящая.

– Где доспехи?

– Тебе так не терпится начать готовиться к последнему сражению?

– Кайхиттены не сдаются в плен, – заявил он упрямо. Глаза у него горели.

– Поищи на «Мурене», в шкафу.

– Хорошо.

Он вскочил и унесся по лестнице вниз. Я отхлебнул вина и скривился. Вкус был отвратительный – воняющий землей, кислый, с горечью. Я сплюнул вино на пол. Посмотрел на бутылку. Все ясно, плесень. Гроза герханских виноградников, убивающая вино за считанные дни. Должно быть, вино не прошло полноценную обработку при разливе.

Я отставил бутылку, машинально опустил взгляд вниз. На полу между моими ногами алела небольшая лужица неправильной формы. Пол был неровный и теперь она очень медленно растекалась, разрастаясь причудливыми хвостами.

Я коснулся ее пальцем и на коже заалело такое же пятно. Похожее на…

Я поморщился и вытер его о штанину.

Котенок взялся за доспехи всерьез. Сперва я думал, что оценив объем предстоящей работы, он выкинет пустую затею из головы, благо в повседневной жизни он был непостоянен и даже склонен к конформизму. Черты, которые мне не сразу удалось разглядеть в своем пленнике. Но глаза его все также горели. Он притащил доспехи наверх и взялся приводить их в порядок.

Первой жертвой стал я сам.

– Линус! – закричал он, красный от злости, сжимая в руках свои железяки, – Ты что с ними сделал! Ты же их…

Ты посмотри на них!

– Я их только снял с тебя, – осторожно ответил я, на всякий случай перемещаясь ближе к двери.

– Снял? Сня-ал?!

– Если ты думаешь, что это было так просто…

– Ты же их испортил!

– Не преувеличивай, я всего только разрезал ремни. Без этого мне было их с тебя не стащить, извини.

– Ржавчина!

– Они лежали в шкафу больше месяца, – оправдывался я, – Там всегда сыро. Я и забыл про них совсем.

Доспехи действительно выглядели не очень. Покрывшиеся густой красно-оранжевой коркой ржавчины, с прогнившими и перекрученными ремнями, они смотрелись ничуть не грозно, скорее как подобранный со свалки мусор.

– Ну и кто ты после этого? – не отставал Котенок. В гневе он был достаточно устрашающ и без доспехов. Как всегда в такие минуты, мне показалось, что передо мной выгнувшийся от ярости большой лесной кот, вроде тех, что водились на Герхане.

– Извини, до этого мне никогда не приходилось раздевать бессознательных кайхиттенов.

Котенок возмущенно фыркнул, но отступил от меня. Уже было видно, что от своей идеи он не отступится. На маяке нашлась кожа, не много и недостаточно жесткая, но выбирать не приходилось, Котенок проворно распустил ее на ремни, даже не спросив моего согласия. Впрочем, я бы не стал возражать даже если бы он принялся перестраивать весь маяк в крепость. Нам оставалось слишком мало времени чтобы такая мелочь заботила меня.

На втором ярусе, среди инструментов, он нашел легкий шлифовальный станок и анти-коррозийную смазку. Я попытался помочь, но Котенок, все еще пылающий искренним негодованием, так взглянул на меня, что я предпочел скрыться из виду.

Весь день он жужжал шлифовальным станком, не спустился даже к обеду. Я пытался читать, но не нашел такой книги, в которой смог бы осилить хотя бы десять страниц, возился с терминалом связи, пытаясь добиться от него сам не зная чего, пил вино, глядел на море. Не так уж много занятий остается, если оказываешься посреди бескрайнего моря на маяке. А ведь раньше мне никогда не было здесь скучно, когда я был один…

Линус-Два хотел что-то сказать, у меня возникло знакомое щекотное ощущение, но почему-то смолчал. Осталось только ощущение чьего-то чужого дыхание на щеке – как будто кто-то хотел прошептать мне на ухо, но в последний момент передумал.

Вечером я не выдержал, поднялся наверх. Котенок все также работал, окружив себя инструментом и доспехами.

Он почти восстановил их, хотя навыков в такой работе у него не было – кое-где протер металл слишком глубоко, в других местах я увидел сколы и неровности. Когда я вошел, он сидел спиной ко мне, озабоченно ковыряя крепление ремня и хмурясь, но мои шаги услышал тут же.

Повернулся, устало вздохнул и сказал:

– Линус… Это же все бесполезно, да?

А я увидел его глаза. Потухшие звезды. Подошел, сел рядом.

– Да. Мы не отобьемся.

Он понял – я говорю то, что думаю. Печально усмехнулся, глядя на свое отражение в начищенной пластине, вдруг сгреб все доспехи в охапку.

– Ты куда?

– Выкину их в море, – сказал он, подумав, – Пусть рыбы сожрут.

Я придержал его за ногу.

– Стой. Оставь. Ну их к черту, это всего лишь куски железа. Брось…

Котенок послушно разжал руки и доспехи с глухим звоном попадали на пол, да так и остались лежать. Покрытые шипами, они уже не казались опасными, рассыпанные в беспорядке. Просто мертвые холодные вещи, оставшиеся без смысла и цели.

Подумалось – может, и я такой? Все еще с шипами, но уже бесполезный, лежащий на полу, бессмысленный. Моя жизнь, мой мир – все это осталось позади. Как будто я умудрился стать неподвижным в то время, как Галактика совершила поворот и оказался где-то за бортом. А перед глазами все проходят и проходят холодные огни знакомых дней и планет, к которым, как подсказывает сердце, уже никогда не вернешься. А я лежу, упираюсь бесполезными уже шипами в пол и пытаюсь думать, что ничего еще, черт возьми, не кончилось, что я найду силы, что я смогу снова…

– Чего ты на них так смотришь? – спросил Котенок.

– Ничего, Шири. Иди сюда.

Я обнял его, провел носом по его щеке.

День. Остался один день.

Почему-то стало тяжелее дышать, словно легкие залили горячим свинцом. И показалось, что под веки сыпанули мелкой стеклянной крошки. Я с хрипом втянул в себя воздух, постарался удержать в себе, но он предательски вышел из меня, издав странный звук.

Котенок отшатнулся, с изумлением и страхом глядя на меня.

– Линус!

– Ничего, малыш… Ничего, Шири… Котенок.

Он прижался ко мне, попытался дотянуться губами до лица, но я запрокинул голову. И почувствовал на щеках что-то жгуще-горячее, въедающееся под кожу. Как непривычно… Когда я плакал в последний раз?.. Давно, давно,

Космос, как давно…

– Это ничего, – бормотал я, удерживая Котенка, – Это глупости. Накатило как-то… Глупость, глупость…

Он сам начал всхлипывать, но, задержав дыхание, остановил себя. Но щеки все равно были соленые, я ощутил это, поцеловав его, соль осталась на моих губах.

– Я не хочу умирать, – сказал он, – Только не сейчас. Я не боюсь смерти, но я боюсь того, что тебя не будет там. А если ты там будешь, мне ничего уже не страшно.

– Я буду везде. Рядом с тобой, всегда. Даже там.

В эту минуту я верил в то, что говорю. Я знал это. Всегда знал…

Терминал связи пискнул. Мы с Котенком переглянулись. Я протянул было руку, но замер, так и не коснувшись кнопки. Щеки все еще жгло, словно их коснулся жидкий огонь.

– Да, – прошептал Котенок, – Это они.

Я нажал на кнопку.

Вначале был треск. Потом появился голос. Незнакомый напряженный голос, принадлежащий немолодому уже человеку.

В нем звякали легкие серебристые нотки – герханский акцент, который ни с чем не перепутаешь. Человек говорил медленно и осторожно, и хотя я его не видел, мне почему-то показалось, что он смотрит прямо на меня.

– Объект семьдесят-тринадцать-зет-семь!.. Объект семьдесят… Черт. Линус ван-Ворт, вызывает капитан борта «Курой». Подходим к вашей системе. Обнаружили повреждение стабилизирующего контура в одном из двигателей, пришлось останавливаться для полевого ремонта. Отстаем от графика. Повторяю, борт «Курой» отстает от графика, приблизительно минус пятьдесят один час. Идем с опозданием. На орбиту по рассчетам выйдем через двадцать семь часов, тридцать семь минут. Подтвердите получение сообщения. И извините, если… – голос осекся, какую-то секунду или две, то время, что длилась пауза, казалось, что человек на том конце невидимого провода замешкался, – …выбились из графика. Надеюсь, мы успееваем. Держитесь, пусть вас хранит Космос. Борт «Курой» закончил. Отбой.

Котенка стала бить мелкая дрожь.

– Они идут, – сказал я, – Видишь, идут.

– Они успеют?

Я посмотрел на экран, хотя там не было ничего полезного. Рассчеты были просты и я давно сделал их и держал в памяти. Но мозг, как и руки, всегда цепляется за привычные мелочи, тянет время…

– Они прибудут почти одновременно – герханский корабль и имперский. Разница не больше пары часов, но на самом деле кто из них придет первым я не знаю. И не узнаю до последней минуты, вероятно. Игра продолжается, Шири.

А он устало посмотрел на меня и сказал:

– Кажется, я устал играть, Линус.