Текст книги "Опекун для юной девы (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Он стоял на низеньком парапете, ограждавшем крышу, и смотрел на окна соседних домов. Тянулся к ним не только зрением, но и всеми прочими органами чувств. Пытался услышать, ощутить, осознать эмоции, что спрятаны за оконными стеклами. Искал ту, чьи муки нереализованных желаний сродни его. Ту, кому он отдаст все то, что его ребенку пока не требуется. А найдя – сорвался в полет. Без контракта, да. Но он будет аккуратен и ничем не навредит ее здоровью. А к утру она и вовсе будет считать все случившееся ночью всего лишь красивым сном, он позаботится.

До утра не остался, конечно. Но домой вернулся чуть более спокойным и чуть более удовлетворенным. Чуть более, всего лишь. Не тот запах. Не то тело. Не то. Все не то. Не насыщает. Не удовлетворяет. Не успокаивает.

А в доме горел свет. Везде, даже в его спальне, даже в туалете. Аню он нашел в кресле. Забившуюся туда с ногами, сжавшуюся в дрожащий комочек, в слезах.

– Что случилось, ребенок? – перепугался он.

– Страшно. Я тебя искала, а тебя нет. Обещал, что не уйдешь, а сам? Я думала, ты к себе спать ушел, а тебя вообще нет, я одна…

– Анечка… – он поднял ее на руки, сам сел в хранящее ее флюиды кресло, устраивая девочку на коленях. – Ты так хорошо и крепко спала. Я думал, ты уже до утра не проснешься.

Она лишь судорожно вздыхает, вцепляясь в него сильнее и пряча лицо у него на груди.

– Так страшно?

Кивает.

– И что страшно, Ань? Что именно снится?

– Не знаю… Так всё… так… – слов она не находит. Лишь прижимается еще сильнее.

А он… ничего не может с собой поделать. Вдыхает ее запах – глубоко, стремясь снова наполнить им свои легкие без остатка. Затмить им тот, чужой. Он раньше и не думал, что бывает настолько чужой запах. Обнимает ее – чуть крепче, чем требуется для того, чтобы просто согреть и утешить. Пьянеет от нее вместо того, чтоб сочувствовать и успокаивать. Но зачем она так обнимает? Зачем так тянется к нему, не только телом, всей душой, распахнутой сейчас настежь?

– Анечка, – отчаянно шепчет он, думая не столько о ее страхах, сколько об эмоциях, что его сейчас обуревают. – Что же нам с тобой делать?

– Это все из-за мамы, – жалобно шепчет в ответ она, и Аршез не сразу понимает, чью маму она сейчас вспомнила – его, свою. – Ты не представляешь, какие слухи ходят у нас о землях за Темными горами. Один другого ужаснее. И что сейчас думает моя мама? Перебирает ужасы, которые я здесь переживаю. Перебирает смерти, которыми я здесь погибла… А я здесь… в тепле, в уюте. Ты меня холишь, лелеешь, на руках носишь, словно я – принцесса какая…

– Фантазерка… Я просто стараюсь быть гостеприимным. Разве хорошего отношения заслуживают только принцессы?

– Не в этом дело. Мама…

– Мама… – он пытается сосредоточиться на ее словах. – То есть, ты полагаешь, что твои кошмары – наведенные? Что это мама транслирует тебе свои страхи? Но… разве между вами такая сильная связь?.. У представителей моего народа это бывает, я говорил, мы эмпаты, и если связь сильна, то даже на расстоянии можем почувствовать всплески эмоций своего близкого. Но для людей… Я всегда считал, что для вас подобное невозможно, люди более поверхностны в своих ощущениях, слабее развиты органы чувств…

– По-моему, это вы поверхностны в своих суждениях о людях, – недовольно кривится девочка. – А как же интуиция, предчувствия, вещие сны? Истории о том, как люди за тысячи километров чувствовали, что с их близкими случилась беда… А сейчас с мамой беда, понимаешь? Не со мной, с ней. У нее дочь пропала.

– Мы не можем помочь твоей маме, Анечка. Если все действительно так, как ты говоришь, надо думать, как отгородиться от чужих эмоций, чтобы…

– Давай напишем письмо, Аршез, пожалуйста! – ей не нравится, куда он пытается свернуть беседу.

– Да пиши, Анют, хоть десять. Хоть в день по сотне, я же не запрещаю. Может, даже полезно будет, выговоришься, пропишешь все свои страхи… Но отправить их я все равно не смогу. Никак.

– Ар… Но ведь должен быть способ. Я же прошу так мало. Два слова всего, что я жива… Я же не прошусь домой, не требую невозможного…

– Ну, а что ты сейчас, по-твоему, требуешь? – вздыхает он.

– Ты же видишь, я спать не могу, сама мучаюсь, тебя мучаю…

– А может, дело не в маме? Вернее, не в ее страхах? А в твоем чувстве вины? Ты чувствуешь себя виноватой за то, что тебе хорошо, в то время как мама считает, что тебе плохо. Вот и пытаешься подсознательно сделать себе плохо, воскрешая в памяти все кошмары, которые ты пережила и передумала во время пересечения Границы.

– Нет… Я не знаю… Даже если так, если я буду знать, что мама за меня не переживает…

– Мне надо подумать, Анют. Почитать, посоветоваться… А пока идем спать. Я больше не уйду, я обещаю.

Не ушел. Сторожил ее сон и отгонял ее страхи. Свои навязчивые фантазии о ее теле даже не отгонял. Просто из последних сил не давал им реализовываться. В эту ночь удалось.

День третий

Утром все же позвонил Ксандаридору, одному из друзей своего детства. Тому самому, что рассказывал ему когда-то о людях. Куда больше, чем принято рассказывать об этих существах в его среде. Ксандар и не был из их среды. Столичный мальчик, чьи родители вращались в самых высоких сферах, он был занесен в их забытый светочем городишко капризным ветром каких-то придворных интриг и провел там пару десятков лет. Отец Ксандара служил во внешней разведке еще в те дни, когда мир не разделяла Граница, и потому о странах и народах, нравах и обычаях настоящих людей даже его сын знал куда больше, чем пишут в любом учебнике. Именно Ксандар, поселившийся тогда волею судьбы в их доме, навсегда отвратил Арика от дикой охоты, бешено популярной среди подростков их городка, и поведал о том, что для того, чтобы познать людей, существует совсем другой способ. Он вернулся в столицу, мелькнув яркой звездой на небосклоне провинциальной жизни и оставив Ару мечту, к воплощению которой тот шел много лет. И вот пришел. И теперь у него есть даже своя собственная «настоящая» девочка. Но по-прежнему не хватает знаний.

Ксандар его помнил, хотя прошло уже, наверно, лет двести с тех пор, как они общались. И если и удивился, что безродный мальчишка сумел стать куратором в Стране Людей, то удивился приятно. Сам он пошел по стопам отца, избрав делом жизни службу во внешней разведке и, собственно, только чудом оказался сейчас дома.

– Удивительно, что ты меня застал. Я и прилетел-то всего на пару дней и этой ночью опять улетаю.

– Юг, восток, запад?

– Запад.

– Тогда… возможно, ты смог бы вылететь на час раньше и пролететь через Чернометск? Мне безумно нужен совет, и кроме тебя просто не к кому обратиться.

– Да? Жаль. Я-то решил, что ты вспомнил обо мне ради меня…

– Порой бывает так сложно найти повод и кажется так глупо звонить без повода. Пока соберешься – столетия как не бывало. И мне вот совсем не жаль, что повод все же нашелся. Так ты залетишь?

– Диктуй адрес.

Анюту обнадеживать не стал. Напротив, загрузил работой с утра пораньше. И они стелили линолеум, клеили обои, прибивали и красили плинтуса. Вместе. Рядом. Порой – слишком вместе и слишком рядом. И он пользовался ситуацией по максимуму и даже не скрывал этого.

– А стремянка у тебя есть? – поинтересовалась девочка еще в самом начале совместной работы.

– Нет, Анют, без стремянки.

– Но…

– Мы везде достанем, я обещаю.

Достали, конечно. Потому что, велев ей держать подготовленный кусок обоев, он обхватил ее за талию и взвился под самый потолок.

– А!..

– Наклеивай, Анют. Желательно ровно.

– Но… – она не испугалась, растерялась скорее, и все оглядывалась, не в силах поверить.

– Клей высохнет, не отвлекайся.

Она все же приложила обои к стене, разгладила чуть дрожащими руками. Он потихоньку опустился, давая ей возможность прижать и разгладить все полотно до самого пола.

– И что это было? – она пораженно смотрела на него снизу вверх, сидя на коленках и не в силах осознать происшедшее. – Ты как?.. Ты что, умеешь летать?

– Умею, Анют, – он тоже присел перед ней на корточки, взял в руки ее ладошки. – Но ведь это же не страшно, удобно просто. Можно экономить на стремянках.

– Это – технологии какие-то, да? Реактивный ранец или что там… Ты меня разыгрываешь просто?

– Нет, малыш. Врожденная способность. Я же говорил, я не человек. И возможности мои чуть отличаются.

– Чуть… Ничего себе, чуть!.. Умение летать, это… А ты с земли и до наших окон взлететь сможешь?

– Смогу.

– А спрыгнуть вниз и не разбиться?

– И вниз, и вверх, и вбок, и даже с тобой на руках, если не побоишься, – он поднес ее ладошки к губам и поцеловал. Она не отдернула. Может, привыкла уже, а может – слишком уж поражена была его возможностями. – Но с экспериментами давай потом, а пока будем мои способности в быту использовать. Для поклейки обоев на отдельно взятой кухне. Идет?

Она нетвердо кивнула. Привыкнуть к тому, что Аршез человеком не был, оказалось сложно. Она все время забывала об этом, слишком уж теплым было его отношение, слишком уж близким он сумел стать для нее за эти неполных два дня. Но каждый раз эта его инаковость прорывалась – намеренно ли, как сейчас, или случайно, как вчера, когда он просто не мог понять, в чем она видит проблему. И приходилось вновь объяснять себе, что он, все же, другой. Не человек. Но ведь это не страшно. Он все равно Аршез. Ее Аршез. Добрый, заботливый. Самый лучший. Ну, еще и летать умеет… Ну и… А некоторые двадцать иностранных языков знают. А канатоходцы вообще по проволоке ходят. Просто способность. Пусть.

– Ты самая лучшая, – шепнул он ей в самое ухо, почувствовав, что эту особенность его расы она приняла. И чуть коснулся губами щеки. – Давай продолжать.

И они продолжали. До самого вечера. С перерывом на обед, конечно, уж покормить своего ребенка он не забыл. Отвел в ближайшее кафе, заявив, что она и без того устала, чтоб еще и заниматься готовкой. Да и негде пока у них. И свежим воздухом подышать не повредит.

Зато к вечеру у них была кухня. И пусть пока там стоял только холодильник, всю заказанную мебель должны были доставить лишь завтра, но с ремонтом они закончили.

– Завтра отдыхаем и развлекаемся, – пообещал Аршез. – Правда, с утра мне надо будет заехать на работу. Но после обеда обязательно пойдем куда-нибудь в парк.

– Ага. Парк – это здорово, – блаженно развалившись в кресле, она чуть прикрыла усталые глаза. – Знаешь, я поняла, чего не хватает в этой гостиной.

– Кроме ковра? – он нетерпеливо поглядывал в окно, ожидая Ксандара. Все же близкими друзьями они не были. Да и вообще – детство было давно. Причин, могущих помешать визиту, можно легко отыскать пару тысяч.

– Ковра? Да нет, ковер – это мелочь. Тут нужен телевизор. Вот ты сидишь вечером в кресле и смотришь… куда? На дверь туалета?.. Или у вас телевизоров нет?.. Но я вроде видела в магазине нечто похожее…

– Телевизор? – он попытался сосредоточиться на разговоре. – Ящик такой с картинками? Есть, ты права. Не так давно появились, позже гораздо, чем в вашем мире, но популярность уже завоевывают.

– Но лично у тебя еще не завоевали? – она улыбнулась.

– Так я ж не вижу там ничего практически. Зрение устроено чуть иначе, скорость восприятия зрительной информации иная – и для меня, как и для любого представителя моей расы, это почти бесполезный предмет. Я, конечно, могу сесть и вытянуть всю информацию из той или иной передачи, но для меня это будет не отдых, как для тебя, а работа, причем напряженная, – охотно объяснил Аршез, а она очередной раз мысленно споткнулась: вот, он даже видит как-то не так.

– Знаешь, из-за этой разницы в восприятии наши люди телевизор увидели лет на пятьдесят позже, чем ваши, – продолжал он рассказывать. – Во-первых, очень уж муторно контролировать, что конкретно там показывают…

– А вы контролируете все?

– Да, Анют. Мы контролируем все. Все сферы жизни. Это реальность, ее надо принять и жить, исходя из нее.

– Жутко, – она поежилась.

– Да нет, не очень, – он подошел, и вновь сгреб ее на руки, сев на ее место. – Ты ведь не думаешь, что в вашем мире такого тотального контроля нет?

– Конечно нет. Вернее, раньше он был, а теперь…

– Сказки, Анют. У нас их тоже рассказывают. Любого на улице спроси – ответит так же. Только без «раньше». Просто: «нет и не было». Я же тебе даю сейчас информацию с этой стороны реальности. От лица одного из тех, кто в этой несуществующей службе контроля занят. Не для того, чтобы ты делилась этой информацией с кем бы то ни было. Но чтобы лучше представляла мир, в котором живешь. И, кстати, была и вторая причина, по которой мы очень долго отказывались от телевизоров. Считалось – и все еще считается – что они вредят здоровью. Портят зрение, способствуют малоподвижному образу жизни, сокращают время, проводимое человеком активно, в том числе – на свежем воздухе…

– Ах, да, забота о здоровье во главе угла. Привет витаминам.

– Только привет? – он тут же напрягся. – Аня, мы договаривались, что ты их пьешь.

– Я пью, пью… Так почему же все-таки разрешили такие вредные телевизоры? – она поспешила уйти от скользкой темы.

– Без передачи на монитор изображения в режиме реального времени стало невозможно развитие целого ряда производств, мы тормозили бы этим науку, увеличивая отставание от остального мира, это недопустимо. Плюс, оценили возможности формирования общественного мнения, прежде недоучтенные. У нас есть и другие методы, их хватало, но… этот проще. К тому же – и это главное, наверное – был открыт новый способ кодирования и передачи зрительной информации, значительно улучшивший качество изображения. Стало хоть что-то видно. Нам, я имею в виду, для людей разница, возможно, не столь значительна…

– А у вас ведь есть свой аналог, верно? Вот как телефон, только чтоб фильмы показывал, передачи какие-нибудь…

– Да, фильмы у меня есть, но ты ведь не поймешь в них ни слова.

– Но ты мог бы переводить.

– Мог бы, – от одной мысли, что он может усадить ее на свою кровать, обнять вот так и несколько часов нашептывать на ушко слова перевода, дыхание его участилось. И плевать, что людям подобное показывать нельзя. Он ведь уже показал, так какая теперь разница… Вот только надо выбрать, что ей поставить… В любом фильме могут быть сцены… Он на них и внимания не обращал, надо будет вспомнить, попробовать пересмотреть с человеческой точки зрения… – Не сегодня, мне надо сообразить, что тебе показать.

– Например, по географии что-нибудь. Ты мне, кстати, атлас обещал.

– Ах, да, атлас… – а там от одних названий ей дурно сделается. – Да, да, конечно. Купим.

Его спас звонок.

– Твоя еда?

– Нет. Надеюсь, что нет. Я жду одного приятеля, видимо, это он, – Аршез поднялся, вновь усаживая девочку в кресло. – Ты отдыхай, мы, возможно, не будем спускаться, поговорим на крыше.

– Ар, но… Это нехорошо как-то. Словно я тебя уже из родного дома выгнала.

– Не выдумывай. Здесь просто сильно пахнет краской. Не забывай, у нас обоняние куда сильнее. Так зачем я буду мучить гостя? Не скучай, ладно? – он поцеловал ее в нос и ушел.

А она осталась, начиная потихоньку ненавидеть этот выход на крышу. Ведь даже не предложил пойти с ним, познакомиться с его другом… И вчера. Практически, накричал на ровном месте. Что он там прячет, на своей крыше? И, главное, было б где прятать… Или он прячет ее? Стыдится, потому что она маленькая, несовершеннолетняя. Он же говорил, что ему неловко, каждому не объяснишь… С его-то подружками, о которых весь двор судачит, и неловко?

Чтобы хоть чем-то себя занять, она сняла с этажерки первую попавшуюся книжку. Оказался справочник по редкоземельным металлам. Ладно, тоже сойдет. Тут бы еще с алфавитом вначале разобраться.

* * *

Ксандар изменился. Стал уверенней, жестче. Прожитые годы добавили к его ауре столько новых, и далеко не только светлых оттенков… А впрочем, тот яркий и ровный свет, что привлек Аршеза еще в юности, все так же горел в его сердцевине, чистый, незамутненный… Хотя, с его-то профессией там может сейчас гореть любой. Но так хотелось верить, что все-таки настоящий.

– Привет, – Ксандар обнимал его, излучая самую искреннюю радость. – Вот уж не думал, что встречу тебя когда-нибудь здесь.

– Настолько в меня не верил?

– Так уж сразу – «не верил». У каждого свой путь. Не думал, что твой – сюда. Да и вообще, полагал, ты пойдешь по стопам отца.

– Вот уж спасибо.

– Прости, – друг детства чуть смешался. – Не в этом смысле. Но черная металлургия, Ар? Твоим всегда было дерево.

– Это его всегда было дерево. А я лишь освоил механические навыки резьбы, – Аршез почувствовал, что начал раздражаться. Это было лишним, он хотел о другом.

– Врешь. Ты резал душой. Чувствовал каждую жилку. Без всякой магии создавал из мертвого живое. Я, между прочим, до сих пор храню твой подарок. «Таинственный лес», помнишь?

– Бесполезную деревяшку хранишь, а собственную шевелюру сохранить не сложилось? – Аршез решительно уводил разговор от болезненной темы. – Что ты сделал с волосами?

– Я сделал из них шикарный парик. Надеваю, прежде чем явиться в родное ведомство, дабы не шокировать почтенных старцев. Но ты же, вроде, не старец, тебя ведь я не шокирую? А то могу надеть, вон они, все до волосинки в машине валяются.

– Оставь, – Аршез отмахнулся и попытался с симпатией взглянуть на человеческую прическу друга. Все же он живет в человеческих землях, там мужчины обрезают свои волосы… Но даже для человека слишком уж коротко. Словно и не мужчина перед ним, а красотка какая. – Тебе девы свое сантретэ примерить еще не предлагают? – все же не удержался.

– Девы нет, а от мужчин регулярно слышу.

– Прости.

– Забудь. Я слишком редко бываю на родине. И с каждым разом все меньше понимаю соплеменников, чтоб их подначки меня задевали.

– А людей – понимаешь?

– Хочется верить, что да.

– А я, собственно, о людях и хотел тебя спросить. Давай присядем? – он кивнул на парапет.

– В дом не зовешь?

– Я не один, а разговор личный. Ты, наверное, слышал, про человеческий транспорт с детьми, залетевший к нам на днях из-за западной Границы, – начал он, усаживаясь вместе с Ксандаром на краю крыши.

– Ну, еще бы. То, что мы вернули людям всех детей, наделало в столице столько шума, будто мы еще и своих им отдали.

– Мы кого-то вернули? – поразился Аршез. – Я даже не слышал.

– А что же ты тогда слышал? Весь Илианэсэ ходит ходуном: в самолете летело около пятидесяти детей, и их всех вернули на родину вместе с самолетом. Общество раскололось, не в силах решить, что же это: неслыханное благородство или невиданное безумие, подрывающее основы нашей безопасности?

– Неслыханное вранье.

– Ар?

– Вернули не всех.

– Ну, да, разумеется, там были еще взрослые, их оставили…

– Только взрослых, значит? Как мило. Вот только что же тогда у меня в квартире делает шестнадцатилетняя девочка?

– Арик, а вот это уже не шутки, – Ксандар хмурится.

– Да что ты, Ксандик, какие шутки? У меня на эту девочку еще и дарственная, подписанная Владыкой, имеется. Расслабься, все офигительно законно.

– Но…

– И именной указ, признающий ее совершеннолетней, тоже в комплекте. И да, она прилетела к нам на том самом самолете. И я совершенно точно знаю, что все дети шестнадцати и семнадцати лет на родину не вернулись. И детьми более не признаются. Соответственно, и судьба их… соответственная.

– Не знал… И что ты собираешься с ней делать?

– А что я должен с ней делать? Вечеринку устраивать не буду, если ты об этом.

– Хоть чему-то все-таки научился.

Они обменялись косыми взглядами. Помолчали.

– Я не знаю, как ей сказать, – признался Аршез.

– Что сказать, Ар?

– Кто я.

– Она до сих пор не знает? – поразился Ксандар.

– Нет.

– Но… как? Она ж у тебя уже сколько? Два дня?

– Двое суток.

– И? Ты что, стираешь ей память?

– Не делаю! – разозлился Аршез. – Ничего! Что требовало бы стирать память. Она ребенок, дракос тебя разорви! Я что, по-твоему, совсем маньяк?!

– Не горячись. Вот вижу теперь, что не делаешь. Неудовлетворенность до добра никого еще не доводила… Значит, играешь в человека?

– Да нет, я сказал ей, что не человек.

– А кто?

– А кто-то. Атлант какой-то. Или… не помню. Она сама себе что-то радостно придумала, я покивал…

– И долго ты так продержишься? Она в первой же книжке прочтет, от первого же прохожего услышит… Я уж не говорю про то, что постоянно находясь с ней в тесном замкнутом пространстве, ты однажды не выдержишь. Даже если сейчас она тебя особо не привлекает, со временем ты начнешь сходить с ума от ее запаха и попросту утратишь контроль.

– Уже.

– Уже что?

– И привлекает, и схожу с ума от запаха. Контроль пока не утратил.

– Хреново.

– Что не утратил? – чуть усмехается Аршез.

– Что собираешься терпеть до последнего. И надеешься, что там, в конце, оно как-нибудь обойдется. Не обойдется, Ар, – Ксандар печально качает головой. – Все слышали, что потеря контроля порой случается. Мало кто знает детали. Пока это не случится с ним.

– С тобой случалось?

– Нет. Но я изучал. В рамках общего курса. Статистику, исследования… Суть в следующем. Чем сильнее твоя жажда, и чем больше волевых усилий ты тратишь на ее подавление, тем сильнее тебя сорвет… Ты очнешься в луже крови, Ар. Перед ее истерзанным, искалеченным трупом. И не будешь помнить ни секунды между «до» и «после». Вот ты стоишь, улыбаясь, и даже говоришь ей что-то… И тут же финал. И ничего между. Ни проблеска. Тебя в этот момент словно нет. Ты не сможешь… минимизировать, остановиться, причинить чуть меньше… Ничего не сможешь, Ар.

– И что мне делать?

– Позволить ее себе. Осознанно и по расписанию. Раз в неделю, в две – но чтобы ты знал свой срок, и он был для тебя реальным, – Ксандар твердо смотрел в его глаза, уверенный в каждом своем слове. – Не делай ее недостижимой. Не доводи себя до безумия. Есть принцип меньшего зла. Поверь, это – тот самый случай.

– Она не созрела для таких отношений.

– Да не создавай ты культа из ее возраста! Западные девочки шестнадцати лет крайне активно интересуются сексом, и нередко – не только в теории. А всего сто лет назад их и вовсе в этом возрасте замуж выдавали, и детей они рожали, и считались – самими людьми считались – для этого всего вполне созревшими.

– Все по-разному, видимо, созревают. Любые цифры условны, что старые, что современные, – Аршезу совет не нравился. Совсем. – Анюта – ребенок. Не телом. Вот здесь, – он постучал пальцем по виску. – Ни малейшей вспышки страсти. Симпатия, страх, приязнь, желание тепла, нежности… не более. Да еще и воспитывали ее уроды какие-то. Такая гнусь в голове. Да ее за руку взять – почти преступление, какой там «замуж»!

– Тогда начинай с теории. Объясняй. Люди разумны, Аршез, с ними надо общаться. Разговаривать, договариваться. Если она будет понимать, что происходит, ей будет легче пережить, принять, приспособиться. Люди способны принять очень многое, если они понимают суть происходящего, если у них было время подготовиться морально. Ты должен сказать ей, кто ты. Ты должен объяснить, что межрасовые отношения имеют определенную специфику. Рассказать популярно, что ее ждет, и чего вам не избежать. Подготовить, настроить. Поверь, ее неведение и твои попытки бесконечно сдерживаться могут кончиться для нее куда фатальней, чем проведенная с тобой ночь.

– А ты когда-нибудь объяснял… там, за Границей… чем обернется эта самая «проведенная с тобой ночь»?

– Я не имею на это права.

– Я не твое начальство. Ксан? Ты объяснял? Рассказывал? Это можно вообще принять? И согласиться на это, добровольно? Будучи человеком с той стороны?

– Принять можно, – все же ответил Ксандар, помолчав. – И да, я рассказывал… Не каждой, разумеется. Да каждая и не примет. Тут очень важны личные отношения. Правильно выстроенные личные отношения. Когда понимание рождает доверие…

– Значит, я прав, пытаясь сначала выстроить эти самые отношения…

– Отчасти. Не затягивай с объяснениями, Ар. У нее должно быть время, чтоб осознать ситуацию. Хочешь, я с ней поговорю?

– Нет, не надо, я сам. С тобой я, честно говоря, совсем о другом собирался… О девочке, да. Но о ее проблемах, не о моих.

– Но ведь самая большая и страшная ее проблема – это именно ты.

– У нее пока свои страхи.

* * *

Стоя у письменного стола, Аня нервно листала книгу. Очередную, судя по вороху разложенных вокруг. И хотя Аршез точно знал, что в гостиной остались лишь справочники, все остальное он предусмотрительно убрал еще в первый вечер, почувствовав ее смятение, перепугался: узнала.

– Анюта? – позвал настороженно.

– Ар, это кошмар какой-то! – она отчаянно всплеснула руками, даже не обернувшись. – Вы что, совсем не пользуетесь латиницей?

– Чем, прости? – он даже опешил.

– Нет. Кириллицы всегда хватало, – невозмутимо вмешался в беседу Ксандар, чуть более подкованный в этом вопросе. – Кстати, здравствуй.

– Ой, – она стремительно обернулась. – Здравствуйте.

Приятель Аршеза выглядел молодо, был при этом высок и строен. Но с определением его расы Аня все же запнулась. Ар говорил, что волосы их мужчины не обрезают, а светлые волосы его приятеля были коротко острижены. Причем стрижка была весьма привычна глазу, в ее родном мире так выглядели многие. Скользнув взглядом по классически правильному лицу, Аня вгляделась в зрачки, благо стояла спиной к окну, и свет падал как раз на гостя. Обычные были зрачки, человеческие! И неяркая голубая радужка вокруг… Да, и исходящих от гостя волн энергии, подобных тем, что шли от Аршеза, она не ощущала.

– А вы – человек, да? – девочка обрадовалась. – Ар говорил, что должен зайти его приятель, а я почему-то подумала, что это будет его соплеменник…

– Люди лучше? – гость подмигнул ей, улыбаясь. Так вышло заговорщицки и по-свойски. – Александр, можно просто Саша. И давай на «ты», а то когда ты мне «выкаешь», я себя таким старым ощущаю.

– Аня.

– Так что же тебя так возмутило в этих книгах, Аня? Зачем тебе латиница? – Ксандар неторопливо подошел к столу. Аршез не вмешивался, но настороженно двигался следом. Ему не нравилось, что Ксан подошел к его деве слишком близко. Не нравилось, что он решил поиграть в человека. Аршез, конечно, сам настоял, чтоб Ксандар скрыл свою ауру. Так для того, чтоб не подвергать ребенка лишнему воздействию, а не чтоб они тут коалицию «люди против нелюдя» организовывали.

– Да вы… да ты только глянь: все обозначения металлов… да любых химических элементов, все формулы, всё! Это же международные символы, во всем мире принятые, специально, чтоб… да нам всю жизнь в школе говорили: математик всегда поймет математика, а химик – химика, даже без знания иностранных языков. А здесь? – возмущалась девочка. – Я попадаю в чужую страну, а тут язык тот же, с минимальными какими-то исключениями, понимать не сложно. Но ни одной формулы не понять. Ни одного знака. Я как… как все это учить буду? У меня всю жизнь физика хорошо шла, химия, а тут? Я, выходит, по этим предметам – полный ноль, тупее первоклассника. Потому что первоклассник с нуля будет учить, а мне – переучивать, я все время сбиваться, путаться буду…

– Ну, ты выдумала, – чуть насмешливо тянет Ксандар. – Неужели, если А, Бэ, Це на А, Бэ, Вэ заменить, то значение математического уравнения поменяется? Или формула смысл утратит? Если можно выучить язык слов, то можно выучить и язык формул, и не путаться. Или ты формулы без понимания их сути учила?

Она чуть остыла.

– Разумеется…

– Разумеется, – беззлобно передразнивает Ксандар. – А чего паникуешь тогда? Хотя… если это у тебя единственный повод для паники, то я – только за, паникуй.

– А… – хмурится Аня, – какие еще должны быть?

– Не знаю, – Ксандар легкомысленно пожимает плечами и, сдвинув книги, вольготно усаживается на столе. И становится чем-то похож на Рината, – ловит себя на мысли девочка. Тот вот тоже так сидел, болтал ножкой в воздухе, нес всякую чушь, вызывая веселый смех… – Ты все же к нам совсем из другого мира попала. Осталась одна – без родных, без знакомых. И мне на самом деле безумно интересно, как это? Что ощущаешь, что чувствуешь, что думаешь? Каково тебе тут? Есть ощущение, что жить можно, или напротив, кажется, что не выжить?

– Я не знаю толком, – Аня в задумчивости опускается на стул. – Я едва ли успела понять… Нет, живешь, и, вроде, все хорошо. Нас встретили, приняли, не обижали… Обманули, но ведь не обижали – не оскорбляли, не унижали, не бросили на улице. Распределили по семьям… по домам, – исправляется она. – И здесь… я не знаю, может, это просто Аршез такой замечательный, но я живу, как принцесса, он потратил на меня столько денег, столько всего купил, столько сделал… Идем, – Аня срывается с места, маня за собой гостя. – Вот, смотри, – она распахивает дверь. – Это кухня. Ну, почти, мебель только завтра привезут. Но мы купили уже… Аршез купил. А еще вчера здесь была пыльная кладовка, забитая старьем, он все выкинул, сделал ремонт… Ну, мы вместе сделали. Но ведь для меня, понимаешь? А я ему никто, меня ему принудительно всучили…

– Не всучили, Анют, – неслышно приблизившись, Ар нежно кладет руки ей на плечи. – Меня одарили. Самой лучшей девочкой на свете.

– Перестань, – она смущается, но все же не отстраняется, а, склонив голову к плечу, трется щекой о его пальцы, – я обычная.

– Но?.. – ожидает продолжения рассказа Ксандар.

– Что «но»? – не понимает его Аня, «уплывая» в ауре стоящего так близко Аршеза.

– Ты мне рассказывала: все очень хорошо и замечательно в твоей новой жизни, но «вроде». Что-то тебя смущает. Что именно?

– Не знаю, – она все же отстраняется от Ара и отходит к окну, пытаясь сосредоточиться. – Неправдоподобно. Слишком все хорошо. Так не бывает. В чем-то должен быть подвох, а я никак не могу понять, в чем.

– Ну, могу просветить.

– Ксан!

– Ш-ш-ш, – Ксандар предостерегающе поднимает руку. – Ты, на самом деле, сама уже озвучила, – невозмутимо продолжает он свой разговор с девочкой. – Это действительно Аршез такой замечательный. Поверь, так повезло не всем. Далеко не для всех делают ремонт в квартире, тратя деньги, отложенные на новую машину…

– Ксандар!

– Я говорю неправду? – он оборачивается к крайне недовольному Аршезу. – Тогда не мешай. Понимаешь, Анют, – возвращается он к девочке, – нигде не оговорено, как именно Ар должен себя вести со своим «подарком». Он посчитал нужным выделить тебе комнату для сна и отдать еще одну – под кухню. А мог положить тебя спать в коридоре и заставить чистить ему ботинки. Языком. И закон ему это позволяет.

– Ксандар, прекрати пугать мне ребенка.

– Я разве пугаю? Я лишь говорю, как ей с тобой повезло. Кстати, знаешь, зачем он меня позвал? – вновь оборачивается Ксан к девочке, не давая ей времени обдумать сказанное.

– Нет, – она поднимает на него заинтересованный взгляд, ожидая продолжения.

– Сказал, ты очень хочешь отправить одно письмо.