Текст книги "Европейские поэты Возрождения"

Автор книги: Алигьери Данте

 
Ваш пес в опале, сир. Под ним холодный пол,
А некогда он спал сладчайшим сном в постели.
Он преданность свою вам выказал на деле,
Среди придворных он предателей нашел.
 
 
На вашей службе он вынослив был, как вол,
И перед ним враги от ужаса немели.
Теперь он бит, его не кормят по неделе.
Неблагодарность, сир, горчайшее из зол.
 
 
За ловкость, молодость вы так его любили.
Теперь же он презрен. Уже другие в силе.
Коварством, злобой он теперь терпим едва.
 
 
Он брошен. Перед ним все двери вдруг закрыты.
Вы травите его, но знайте, фавориты:
За верность плата всем, всем будет такова.
 

УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

 
Восходит солнце вновь и огненной короной
Сияет в дымке золотой.
Светило ясное, огонь любви святой,
Пронзи потемки душ стрелою раскаленной,
Погожим днем нас удостой.
 
 
Но солнце всякий раз становится смиренней,
Смежает свой слепящий взор,
Когда над всей землей, поверх долин и гор,
Плывет завеса мглы, скопленье испарений,
Скрывая голубой простор.
 
 
Господень ясен лик, но свет его мы застим
Густыми тучами грехов,
Когда они ползут, стеля сплошной покров,
Всплывают над землей, становятся ненастьем,
И черный небосвод суров.
 
 
Нo полог сумрачный колеблется, редеет.
Его пробил могучий свет.
Бегите прочь, грехи! Нам солнце шлет привет,
Оно своим лучом ваш темный рой рассеет,
Развеет – и завесы нет.
 
 
Из праха нам восстать, над мраком, над могилой,
Как день из ночи восстает.
И если смерть – врата во тьму, то в свой черед
Любой погожий день – кончина тьмы унылой.
А жизнь над смертью верх берет.
 

ФИЛИПП ДЕПОРТ

* * *

 
Когда я отдохнуть сажусь под тень берез,
Амур, отбросив лук, садится на пенечке.
Когда пишу стихи – и он кропает строчки.
Коль плачу – удержать и он не может слез.
 
 
Когда пожалуюсь, что много перенес,
Предупреждает он: «Знай, это лишь цветочки!»
Порою, оторвав полоску от сорочки,
Врачует рану мне, что сам же и нанес.
 
 
Когда невесел я – со мною вместе тужит,
И днем и по ночам мне провожатым служит,
В сражении щитом прикроет иногда.
 
 
Куда б я ни пришел – его увижу вскоре.
Охотно делит все: и радости и горе.
Короче – он со мной повсюду и всегда.
 

* * *

 
Бегут за днями дни, как волны в океан,
Бесшумно небеса свершают путь извечный.
О смертный! Ты в своей гордыне бесконечной
Не ведаешь, что жизнь твоя – сплошной обман.
 
 
Прошелестят года, как ветры дальних стран.
Мгновенно пролетит срок жизни быстротечной.
Смерть грубо оборвет наш карнавал беспечный,
И суеты мирской рассеется туман.
 
 
Один умрет, как раб, раздавленный судьбою.
Другой тоску любви уносит за собою.
Блеск славы одному, другому – шум войны.
 
 
Желаниям людским нет ни конца, ни края.
Но для чего, скажи, игра страстей пустая,
Коль в землю навсегда вернуться мы должны?
 

* * *

 
Здесь пал Икар, тот молодой смельчак,
Вознесшийся в небесные пределы.
Он пал! Пучина схоронила тело
Среди стихий. Не каждый гибнет так!
 
 
Блажен, кто к небу сделал первый шаг,
В неведомое плыть – безумцев дело.
Блажен, чью смерть поэзия воспела,
Кто славой победил столетний мрак.
 
 
Так новую стезю открыла смелость.
Ему в безбрежный мир взлететь хотелось,
Герой к звездам направить путь посмел.
 
 
Им жажда подвига руководила.
Цель – небеса, а океан – могила.
Бывает ли прекраснее удел?
 

* * *

 
О сон, я для тебя все припасу, что надо:
Вино из погреба и черный мак из сада.
Ты крылья опусти над старой Ализон.
Ее веретено останови, о сон!
Перст этот скрюченный, дрожащий неужели
Не упадет с ее замусленной кудели?
Сомкни ее уста, коснись ее очей.
До самого утра не дай проснуться ей.
А я тем временем пригрею сиротинку,
Что рядом с Ализон вздыхает под сурдинку
 

ЖАН ДЕ СПОНД

* * *

 
Но ведь конец придет. Спесивой жизни лик
При виде смерти страхом исказится.
Под жаром солнц цветок испепелится,
И время разорвет наполненный гнойник.
 
 
Уже давно поник сияющий ночник,
Прекрасный свет навеки прекратится,
Холстина из-под красок оголится,
Бить перестанет редкостный родник.
 
 
Я видел жар зарниц и зарево кругом,
Меня встречал ворча в суровом Небе гром,
И грозы грозные в пути меня встречали.
 
 
Я видел, как в поток преобразился лед,
В пустыне на меня без гнева львы рычали.
Живи, о человек; но ведь конец придет.
 

* * *

 
Вы смертны, смертные, и смертных порожденье,
Вам от рождения до смерти истлевать.
Что в тленных сундуках сокровища скрывать?
Наследье мертвецов лишь источает тленье.
 
 
Среди чреды смертей, под плач и пеенопенье
Вам траурных одежд не суждено сорвать,
И все ж вы смеете страх смерти забывать,
В беспамятстве не помня о спасенье.
 
 
Ужель вам сладки лишь утехи, лишь услады,
И сумрак смерти вам столь помрачает взгляды,
Что жизнь иную вы не в силах призывать?
 
 
Все обвинят, но я прощаю вам, беспечным,
Вину забвенья. Там, в забвенье смерти вечном,
Сумеете на жизнь, на вечность уповать.
 

ВЕНГРИЯ

ПЕТЕР БОРНЕМИССА

* * *

 
Как грустно, что с тобой расстаться должен я,
Благословенная Мадьярия моя.
О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?
 
 
Проклятый турок взял весь наш мадьярский юг,
А немец взял весь Верх, не выпустит из рук.
О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?
 
 
От немца чванного мне просто нет житья,
Средь турок-нехристей проходит жизнь моя.
О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?
 
 
Наскучила мне знать. Все наши господа
Ученье божие забыли без стыда.
О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?
 
 
Благословенная Мадьярия, прощай,
Отныне ты пустой и разоренный край.
О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?
 
 
Я Борнемисса Петр, я в замке Хуста был,
И там в веселый час я эту песнь сложил.
О, буду ли я вновь в любимой Буде жить?
 

БАЛИНТ БАЛАШШИ

ЖУРАВЛЯМ

 
День добрый, журавли,
Летящие вдали
Туда, к родному краю!
Едва замечу вас,
Ток слез бежит из глаз,
И горько я вздыхаю.
Красавица моя!
Тебя припомню я —
И снова я страдаю.
 
 
Вы, журавли, вперед
Стремите свой полет,
В край милый, животворный,
К подруге дорогой,
Что всей моей душой
Владеет так упорно.
Вас видя в вышине,
Вздохнет ли обо мне,
Служившем ей покорно?
 
 
Чужие здесь места,
Я здесь, как сирота,
Бреду все мимо, мимо,
Я в темное одет,
И в сердце вечный след
Тоски невыносимой.
Я не имею крыл,
А то б я воспарил
И улетел к любимой.
 
 
Ты, мой журавль, крылат,
Ты мчишься, ветра брат,
Садишься, где желаешь,
И чистою водой,
Холодной, ключевой,
Ты жажду утоляешь.
Коль под своим крылом
Ее заметишь дом,
Мой рай ты повидаешь.
 
 
Журавль, подставь мне грудь,
Чтоб на груди черкнуть
Ей краткое посланье.
Не торопись, прошу.
Лишь имя напишу
Я ей в напоминанье.
Пусть знает, что люблю,
Из-за нее терплю
Все муки, все страданья.
 
 
Так пусть господь с высот
Здоровья ей пошлет,
Пошлет ей долголетья,
Так пусть из божьих рук
Летят к ней, как на луг,
Все блага, как соцветья,
Чтоб след ее пророс
Кустами ярких роз,
Чтоб мог ее воспеть я.
 
 
Когда, средь битв и бурь,
Вдруг надо мной лазурь
Прорежет птичья стая,
Летящая в края,
Где Юлия моя
Живет, красой блистая,
Кричу я птицам вслед,
С крылатыми привет
Любимой посылая.
 

* * *

 
Как плачет соловей,
Когда его детей
Мальчишка вороватый
Уносит из гнезда!
Как он поет тогда,
Отчаяньем объятый!
Так, Целия, и ты,
Вся в блеске красоты,
Оплакиваешь брата.
 
 
Как россыпь нежных рос
Румянец юных роз
Весною омывает
И роза под росой
Блестит, горит красой,
Сверкает и пылает,
Так Целия от слез
Пылает ярче роз
И краше расцветает.
 
 
Как лилия, косой
Подрезанная злой,
Вдруг падает с откоса,
Так Целия чело
Склоняет тяжело,
На гроб роняя косы,
И слезы на очах
Горят, блестят в лучах,
Как жемчуг или росы.
 

* * *

 
О, как несчастен я!
Вся молодость моя
Повита хмурой мглою.
Как трудно к моему
Привыкнуть мне ярму!
Оставил за собою
Я радость прежних лет,
Влеком в пучину бед
Печальною судьбою.
 
 
Осенние леса
Сперва кропит роса,
В чащобах ветер воет,
Потом с деревьев лист
Слетает, золотист,
А там и снег покроет
Росу в лесах сырых,
След алых, огневых
Сапог моих зароет.
 
 
Грустят мои глаза,
Бежит из них слеза
И падает, сияя,
И сердце слез полно,
Тоской напоено
И сетует, рыдая.
Я думаю о той,
Что так строга со мной,
И слезы лью, страдая.
 
 
Господь, что делать мне?
Скажи, в какой стране
Искать мне утешенья?
Ужель мне так и жить,—
Грустить, всегда грустить,
Не зная избавленья?
Ужели жребий мой —
Пройти весь путь земной,
Терпя одни мученья?
 
 
В тоске, за годом год,—
Так юность и пройдет.
Чем сердце успокою?
Уж лучше с журавлем,
Родной покинув дом,
Осеннею порою
Умчаться в край, куда
Завистник никогда
Не прилетит за мною.
 
 
И, может быть, сказав
«Прости» и убежав
На край земли, далече,
Моих клеветников,
Завистников, врагов
Избегну я злоречья.
Зачем им будет лгать,
Браниться, клеветать,
Коль прекратятся встречи?
 
 
Тебе желаю я
Счастливого житья,
Любви тебе желаю
И не жалею, нет,
Что столько отдал лет
Одной тебе; мечтаю,
Чтоб ты всегда была
Здорова, весела;
Тебя благословляю.
 
 
Прости, что согрешил
Слуга твой и не скрыл
Невольную досаду.
Как тяжело сойти
Мне с твоего пути,
Но знаю: надо, надо.
Увижу ль, друг ты мой,
Еще хоть раз живой
Тебя, моя отрада?
 
 
Был сокол у тебя,
И ты его, любя,
На привязи жемчужной,
На нитке золотой
Всегда несла с собой.
Теперь простись с ним дружно,
Скажи ему: «Лети!» —
И с миром отпусти,
И не сердись, не нужно.
 

МОЛЬБА ИЗГНАННИКА

 
Господь, я отдаю
Тебе всю жизнь мою,
Храни меня в дороге.
Тоскуя и скорбя,
На одного тебя
Покинут я в тревоге.
 
 
С младенческих годов
Твоих щедрот, даров
Усердно ожидал я.
Как сын отца зовет,
Так средь тревог, невзгод
К тебе всю жизнь взывал я„
 
 
Тебя и нынче чту
И лишь на доброту
Твою я уповаю,
Тобой одним храним,
Тобой одним водим,
Тебе себя вручаю.
 
 
Что выгадаешь ты,
Разбив мои мечты?
Зачем внушать сомненья
Мне, сыну твоему
Приемному, кому
Твой сын принес спасенье?
 
 
Внемли моей мольбе,
В моей судьбе, борьбе
Прими и ты участье.
Дай знак своей любви,
Меня благослови,
Пошли немного счастья.
 
 
Меня не покидай,
Надежду мне подай,
Мне помоги с охотой,
Свободно и светло
Мне осени чело
Отеческой заботой.
 
 
Как ты кропишь весной
Свои цветы росой,
Раскрыв для них объятья,
Так, жизнь мою храня,
Ты окропи меня
Своею благодатью.
 
 
Чтоб до последних дней
В груди все веселей,
Все звонче сердце билось,
Чтоб вольно я дышал
И всюду прославлял
Благую божью милость.
 
 
Пишу я это тут,
Где гребни волн несут
На берег пены перлы,
Пишу все это в год
Я тысяча пятьсот
Девять-на-десять первый.
 

ЯНОШ РИМАИ

* * *

 
Тяжко, если рядом нет со мною милой,
День и ночь вздыхаю, грустный и унылый,
Все-то мне постыло,
Словно нас навеки небо разлучило.
 
 
К милой сердце рвется, нет ему покоя,
Все бы любовался я ее красою,
А глаза закрою —
И во сне ее лишь вижу пред собою.
 
 
Я дождусь прихода радостного срока,
Пусть над ней в дороге бдит господне око,
Верю – недалеко
День, когда я вновь не буду одиноким.
 
 
Обойму за плечи трепетной рукою,
Свой восторг и нежность перед ней не скрою,
На груди укрою
И, ее лаская, сердце успокою.
 

ПЕСНЯ СОЛДАТА

 
Полководец, ты правая божья рука.
С божьей помощью битва да будет легка,
И палаш закален, и кольчуга крепка.
 
 
Барабан и труба веселят тебя, воин,—
Ты на битву шагаешь – и горд и спокоен,
И победы над вражеской силой достоин.
 
 
Смелость верным дарует великий господь,
Палашом беспощадным ты будешь колоть,
И рубить, и крушить басурманскую плоть.
 
 
И тебя не покинет всевышнего слово —
Ведь врагами поругано имя Христово,
Даже смерть не страшна ради дела святого.
 
 
Сладко сердцу бойца, и отрадно ему:
Он победу друзьям принесет, потому
Что в сраженье господь помогает ему.
 
 
С окровавленной сталью, с открытою раной,
Он вернется домой, славный доблестью бранной
И готовый по-прежнему бить басурмана.
 
 
Кто не ведает праведной жизни такой,
За спиной у других ищет мир и покой —
Тот не будет помилован божьей рукой.
 
 
Не оставь нас, господь, отврати непогоды,
Щедрой жатвы пошли в эти трудные годы.
Да придет к нам веселье, да минут невзгоды.
 

ПОРЧА И УБАВЛЕНИЕ ВЕНГЕРСКОЙ НАЦИИ

 
Мой бедный, мой родной, мой гибнущий народ!
Побед не знаешь ты уже который год,—
Ты плачешь, ты скорбишь – и гаснет славный род:
К спасенью ни одна дорога не ведет.
 
 
С насмешкой говорят о доблести венгерской,
И больше не снискать почета саблей дерзкой.
И негодяй кривит лицо улыбкой мерзкой
Над именем твоим иль пышет злобой зверской.
 
 
Надежда Венгрии, дворянские сыны,
Для славных подвигов отныне не нужны:
Чужие люди есть венгерский хлеб должны,—
Любой из них подлей и хуже сатаны.
 
 
Ограблены твои прекрасные равнины,
От войска твоего не стало половины,
Бедна твоя постель – доска взамен перины,
И на столе твоем полупусты кувшины.
 
 
Кто мыслит о твоей трагической судьбе?
О венгр, ты одинок. Никто не внял мольбе,
И тот, кто мог помочь твоей стране в борьбе,
В постыдных кутежах лишь изменил тебе.
 
 
Ни деньги, ни стада, ни дорогие ткани
Уже не привлекут тебя на поле брани —
Подобна вся страна кровоточащей ране,
И никому не счесть ужасных злодеяний.
 
 
Родная Венгрия, моей души весна,
Всю чашу скорбную со мной испей до дна.
И горечь строк моих пусть выразит сполна,
Как я люблю тебя и как ты мне нужна.
 

Альбрехт Дюрер. Танцующие крестьяне. 1514 г. Гравюра на меди

ПОЛЬША

МИКОЛАЙ РЕЙ

* * *

 
Не будь лозиной вербной, коя, смладу, гнута,
Тако и вырастает, и всяк с него круто
Обойдется, ломая, – что бесплодна, знает;
Ее же пнут клюкою и коза глодает.
Ты будь древу подобен – гор Ливанских кедру,
Благовонный, заслужишь благодарность щедру;
Пусть и тень твоя будет густа и пространна,
И твоя добродетель тож благоуханна.
И, под сенью своею укрыв, кого сможешь,
Тем себе во славе, ему ж– в нужде поможешь.
 

РЕЧЬ ПОСПОЛИТА

 
Речь Посполита, голой девой в колеснице
Всеми изображения, разно все же чтится.
Те вправо ее тянут, эти тащат влево —
Несогласную челядь держит в доме дева.
А ежли ты не веришь, можешь убедиться,
Поглядевши, что в сейме хваленом творится;
Узришь, сколь беспощадно бедную пытают,
Чуть ли кожа не лопнет, так ее растягают.
 

ПРО ВСЕГДАШНЮЮ НАШУ НЕХВАТКУ

 
Сказал достойный некто: «Не уразумею,
По потребностям я ведь вроде все имею,
А все ищу чего-то, все в чем-то нехватка;
И вроде бы, сколь надо, у меня достатка».
Таково же и все мы – взять в толк не умеем
И, кажется, достатка довольно имеем,
А всё в бегах за чем-то, всё чего-то ищем,
Иу не тошно ли жить нам в свете этом нищем?
 

МУЖИКИ В ГОРОДЕ СТРАСТИ ХРИСТОВЫ ПОКУПАЛИ

 
Холопы двух придурков в город снарядили,
Чтобы Страсти Христовы к празднику купили.
Мастер видит – болваны, и пытает: «Смерды,
Вам как изобразить-то – живого иль по смерти?»
Мужики обсудили: «Лучше-де живого,
Всяко нам удобняе приобресть такого;
Сельчанам не потрафим – можно и убити,
А излишек случится – можно и пропити».
 

ШВЕЦ, КОТОРЫЙ ГРАД ИЗ КАМЕНЬЕВ УСТРОИЛ

 
Швец искал поймать ксендза Мачея с женою,
Набрал каменьев в торбу, засел за стеною.
Ксендз пришел, а бабенка: «Где были?» – пытает.
«Яровое посеял», – Мачей отвечает.
Та задрала подол-то: «Чтоб так разрослося?»
А ксендз: «Чтобы эдак, как вот здесь, поднялося!»
А швец берет каменья: «Таковое жито
Лишь таковым и градом должно быть побито!»
 

МУЖИК, КОТОРЫЙ ПОД ДУБОМ СРАЛ

 
Ехал пан по дороге и маленько вбок взял,
Там дуб стоял тенистый, а под ним холоп срал.
Смешался тот, а барин рёк: «Не суетися!
Без этого ж никто не может обойтися!»
Мужик и отвечает: «Я, чай, обойдуся,
Все, пане, тут оставлю и прочь повлекуся.
Надо вам – так берите, мне оно не треба.
Взамен же соглашуся на ковригу хлеба».
 

СМЕЛОСТЬ МЕЛЬНИКОВОЙ РУБАXИ

 
Гуторили однажды, кто смелее в свете.
Те назвали медведя, льва злобного эти.
Иные рассудили: «Ворог беглых – стражник».
«Вишь, смелый, – молвил кто-то, – с алебардой стражник,
А мельника рубаха – без всего отважна;
Она имает вора в день всякий и кажный».
От такого ответа все развеселились,
Что мельник – вор отпетый, сразу согласились.
 

ЧЛЕНЫ ТЕЛА СЕРДЦЕ ЦАРЕМ ИЗБРАЛИ

 
Члены тела на царство
Сердце посадили,
Живот в Сенат,
Десницу в Министры срядили.
Жопа метила в Думу.
Министр не дал ходу.
А она пригрозила:
«Учиню-де шкоду!»
Тут нужда им приперла.
Жопа ни в какую:
«Сами и управляйтесь, я чести взыскую».
Дали ей место в Думе, а Министр отныне
Утирать ее должен, хоть и старше в чине.
 

* * *

 
Пусть иные дивятся стенам с намалевкой,
Пусть, кто хочет, топочет ботфортом с подковкой,
Мне же все надоело, ино дом лишь сладок,
Ты ж при дворе вертися, если тщиться падок.
 

ЯН КОXАНОВСКИЙ

О ДОКТОРЕ-ИСПАНЦЕ

 
«Наш доктор спать пошел, отдав поклон.
Не хочет ужина дождаться он».
«Пускай идет! Найдем его в постели
И станем пить, как прежде пили, ели.
Отужинав, к испанцу мы пойдем!»
«Пойдем с кувшином, налитым вином.
Впусти нас, доктор, брат родной по вере!»
Он не впустил, зато впустили двери.
«Одна ведь чарка, доктор, не вредна!»
А он в ответ: «Ох, если бы одна!»
Мы от одной до девяти добрались.
У доктора мозги перемешались.
«Беда мне пить порядком круговым:
Лег трезвым спать я, встал же – пьяным в дым!»
 

ГОСПОЖЕ

 
Свое ты имя, госпожа, находишь
В моих произведеньях многократно,
Понеже мне твердить его приятно,
Чтоб люди знали: всех ты превосходишь.
 
 
Когда б тебе я статую поставил
(Достойную красы твоей и права)
Из злата или мрамора, то, право,
Тебе бы крепче славы не прибавил.
 
 
Египетские стогны, мавзолеи
Все ж не бессмертны; коль огонь и воды
Им нипочем, то все же их сильнее
Власть времени, ревнующие годы.
 
 
И слава в слове лишь не умирает,
Лет не боится, пропаду не знает.
 

О ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

 
О Мысль Извечная, котора древле века,
Коль трогают тебя волненья человека —
То сущей масленицей мир тебе сей мнится,
Где каждый задарма мечтает угоститься.
Ведь что ты там ни кинь, а мы, как малы дети,
Готовы в драку лезть, чтоб вздором завладети.
Базар! Без рукавов останутся тут шубы,
Тот шапки не найдет, другой лишится чуба,
Кому не пофартит, кого и смерть с любою
Добычей разлучит… Достоин ли с тобою
Смотреть на сей спектакль, не знаю я, Создатель,
Но не участник я сих драк, а наблюдатель!
 

О ПРОПОВЕДНИКЕ

 
Однажды у ксендза спросили прихожане:
Что ж не ягавете так, как учите вы, пане? —
(С кухаркою он жил.) А он в ответ смеется:
Не диво! Мне пятьсот за проповедь дается,
Но, говорю, не взял бы даже вдвое боле
С условьем жить вот так, как я учу в костеле.
 

НА ЛИПУ

 
Мудрый гость, коль в самом деле ты доволен мною,
Если под моею сенью спасся ты от зноя,
Если на коленях лютня, а с тобою рядом
Жбан на льду, что столь приятным одаряет хладом,—
Ни вином меня, пи маслом не дари за это —
Древесам лишь дождь небесный нужен в знойно лето,
А почти стихом хвалебным, нету дара слаще
Нам, пусть будем хоть бесплодны, хоть плодоносящи.
Те ж, кто думают: «Что липам до стихов?» – не правы,
Ибо, коль Орфей играет, пляшут и дубравы!
 

КСЕНДЗУ

 
Всегда пишу я так, как и живу, – свободно.
Пусть ритм мой часто пьян, ведь сам я пью охотно.
Люблю беседовать, и шутка мне приятна;
О женском чепчике писал неоднократно.
Умеренности, ксендз, ты учишь, лицемерью
Меня, а кроешь сам нечистого за дверью.
 

ДЕВКЕ

 
Не чурайся меня, девка молодая,
Подходяща борода моя седая
К твоему румянцу: коль венок сплетают,
Возле розы часто лилию вплетают.
 
 
Не чурайся меня, девка молодая,
Сердцем молод я, хоть борода седая,
Хоть она седая, крепок и теперь я,—
Бел чеснок с головки, да зелены перья.
 
 
Не чурайся, ведь и ты слыхала тоже,
Чем кот старше, тем и хвост у него тверже.
Дуб хоть высох кое-где, хоть лист и пылен,
А стоит он крепко, корень его силен!
 

* * *

 
Сердце радуется: вышли сроки!
Так недавно снег лежал глубокий,
И деревья были вовсе голы,
И по рекам шли возы тяжелы.
 
 
А сейчас луга цветут чудесно,
Лед сошел, и веточки древесны
Одеваются зеленым листом,
И ладьи плывут по водам чистым.
 
 
Все смеется. Всходы зеленеют,
Ветер западный над ними веет.
Гнезда вить пичуги замышляют,
Поутру проснувшись, распевают.
 
 
Тут бы наслаждаться, веселиться,
Никаких желаний не стыдиться
И не знаться с грустью никакою
Человеку с цельною душою.
 
 
И ему не надо опьяненья,
Ни игры на лютне и ни пенья.
Будет весел и с водицы, коли
Ощутит, что он почти на воле.
 
 
Но уж чье нутро червь тайный точит,
Тот и яств обеденных не хочет.
Не доходит песнь ему до слуха,
Все идет на ветер мимо уха.
 
 
Счастие, какого и не знают
Те, кто стены шелком обивают,
Шалашом лесным моим не брезгуй,
Будь со мною, пьяный или трезвый.
 

* * *

 
Что ж тут поделаешь: в предчувствии разлуки
Мне так невесело, нейдет и лютня в руки,
И каждый помысел к тебе одной стремится.
Никто не вызволит меня из сей темницы,
Покуда, госпожа, я вновь с тобой не встречусь,
С красавицей, какой не порождала вечность.
 
 
Забыв о всех других, я помню лишь прекрасный,
Неповторимый лик, заре подобный ясной,
Что по утрам глядит на море белопенно,
Чтоб мрак ночной сменить рассветом постепенно.
Все мелки звездочки из виду пропадают
И ночи следующей где-то ожидают.
 
 
Такой мне видишься. И счастливы дороги,
Что лягут под твои прельстительные ноги.
О, как завидую я вам, леса и горы,
Что роскошью такой вы насладитесь скоро
И голос благостный услышите, и речи,
По коим тосковать я буду издалече.
 
 
Мое веселие, любезные забавы!
Лишь только на одно я не теряю права:
Надежду сладкую, скорбя, в душе лелеять.
В надежде человек пахать идет и сеять.
А ты не будь столь зла и не карай столь дико,
Надолго не скрывай прелестнейшего лика!
 

* * *

 
Где б ты ни была, храни тебя бог и милуй!
Я буду твоим, покуда не взят могилой.
Так бог мне судил от века; и не жалею,
Ты сотни других прекраснее и милее.
 
 
Не только пригожей прочих ты уродилась,
Но нравом своим с красою лица сравнилась;
И как изумруд оправой златой удвоен,
Так отблеск души телесной красы достоин.
 
 
Я был бы счастлив, когда бы мог убедиться,
Что тело с душой – не мнимое есть единство;
Но в бурных морях плывем не согласно воле,
А мчимся туда, куда нас уносит море.
 
 
Но либо любовь сама себе только снится,
Иль хочешь и ты, чтоб я не мог усомниться.
Надеждой такой живу; а если иное —
Не нужно тогда существованье земное!
 

* * *

 
Жгучи солнца лучи, землю в пепел они превратили,
Нет спасенья от пыли,
Реки пересыхают,
Опаленные злаки о дождике к небу взывают.
 
 
Дети, флягу – в колодец; стол ставьте под липами теми,
Чтоб хозяйское темя
Защитила прохлада,—
За посадку деревьев в горячее лето награда.
 
 
Ты со мной, моя лютня: пусть струн благозвучное пенье
Умеряет смятенье,
Ты звучи, не печалясь,
Чтоб за рдяное море лихие тревоги умчались.
 

* * *

 
Вы, государством управляющие люди,
Держащие в руках людское правосудье,
Уполномочены пасти господне стадо,
Вам, пастырям людским, скажу я, помнить надо:
 
 
Коль вы на сей земле на место сели божье,
То, сидючи на нем, обязаны вы все же
Не столько о своем заботиться доходе,
Сколь думать обо всем людском несчастном роде.
 
 
Над всеми меньшими дана вам власть велика,
Но и над вами есть на небесах владыка,
Которому в делах придется отчитаться,
И будет не весьма легко там оправдаться.
 
 
Он взяток не берет, и он не разбирает,
Кто хлоп, а кто себя вельможей почитает,
В сермягу ли одет, во ризы ли парчовы,
Но если виноват – влачить ему оковы!
 
 
Мне все же кажется, что с меньшим безрассудством
Грешу: лишь сам себя гублю своим распутством,
А преступления распущенного барства
Губили города, дотла сжигали царства!
 

* * *

 
Что от нас ты хочешь, боже, за свои щедроты,
За свои благодеянья, коим нет и счета!
Ты не только во костеле – все полно тобою:
Бездна, море, чисто поле, небо голубое.
Знаю, ты не жаждешь злата – ибо ведь твое лишь
Все, что людям в этом мире счесть своим позволишь.
И от чистого мы сердца чтим тебя, о боже,
Ибо жертвы не найдется для тебя дороже.
Ты, владыка бела света, создал свод небесный
И украсил его звездной росписью чудесной,
И заложил ты фундамент для земли громадный,
Наготу ее прикрывши зеленью нарядной.
Ты повелеваешь морю знать свои границы,
И оно сии пределы перейти страшится.
Рек земных не иссякают мощные потоки,
Ясны дни и темны ночи знают свои сроки,
Следом за весной цветущей колосится поле.
Лето во венце из злаков – по твоей же воле.
Осень нам подносит вина, плод в саду фруктовом,
Чтоб во дни зимы ленивой жить на всем готовом.
Ты ночной росой питаешь травы утомленны,
И дождем ты орошаешь злаки опаленны,
И по милости великой даришь пропитанье
Человеку, как и зверю, щедрой своей дланью.
Будь бессмертен, господин наш, славный бесконечно!
Пусть добро твое и милость не иссякнут вечно,
И пока ты соизволишь, будем мы хранимы,
Боже, на земле сей низкой крыльями твоими!