Текст книги "Тайна апостола Иакова"

Автор книги: Альфредо Конде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

7

Вторник, 4 марта 2008 г., 15:45

Распрощавшись с представителем правительства у дверей «Карретаса» и направляясь в сторону комиссариата, Салорио первым делом вытащил из кармана телефон.

– Вы где? – спросил он у Андреа, как только она ответила на его звонок.

– Дома у доктора Каррейры, мы с ним беседуем.

– Очень хорошо. Как только закончите, идите в комиссариат, я буду вас там ждать. Есть новости. А у вас есть что-нибудь новенькое?

– Да. Список входящих и исходящих звонков с телефона доктора Эстейро.

– Отлично! До встречи, – завершил разговор комиссар, после чего продолжил путь к своему рабочему кабинету.

Но не прошел он и пятидесяти метров, как передумал и вновь набрал номер Андреа, задавая себе вопрос, почему он всегда звонит ей, а не Десе. Впрочем, он не долго раздумывал над этим. Инспектор Арнойа должна принять сие как данность, и он не желал выяснять, почему так поступает. Он делает так, и все. Точка.

– В каком доме живет Каррейра? – спросил комиссар Салорио.

Арнойа назвала ему номер дома и квартиры на улице Нова, и комиссар сказал, чтобы они ждали его прихода там.

– Вы сразу же сможете уйти и оставить меня с ним наедине, – уточнил он.

Он твердо вознамерился не прекращать расследования, но проводить его отныне в строжайшей тайне, чтобы представитель правительства мог спокойно вздохнуть и с чистой совестью отчитаться перед вышестоящими инстанциями о том, что их распоряжения исполняются немедленно и эффективно. Неукоснительно.

Хотя вполне возможно, что ни министерство, ни важные шишки в высших инстанциях не имели к их беседе никакого отношения. Иначе к чему нелепое предостережение о необходимости утаивать его присутствие на обеде и категорическое нежелание оплачивать счет? Скорее всего, ему позвонил архиепископ, и во время непринужденного разговора было высказано дружеское пожелание во имя некой непререкаемой истины не ворошить дела Церкви. Но это лишь еще больше подогрело стремление комиссара довести дело до конца и обострило его чувство профессиональной этики. Он был убежден, что сможет успокоить прессу, религиозное сознание граждан и свою собственную профессиональную совесть, лишь изобличив преступника.

Андрес позвонил в дверь квартиры медика, услышал его голос, сообщавший, что сейчас откроет, вошел и, не заметив в Десе и Арнойе намерения оставить их наедине, велел им уходить.

– Делайте так, как я уже сказал по телефону, – настаивал он, сам толком не понимая зачем.

Ему было важно, чтобы они находились неподалеку, но не слишком близко. Он хотел, чтобы они помогали ему в его действиях, но не знали о его намерениях. Впрочем, сейчас он вынужден был признаться самому себе, что чувствует себя неловким и бестолковым, что интуиция его молчит, а мысль работает слишком вяло. Похоже, он не совсем понимает, что следует делать. Да, должно признать, что он действительно не знает, как ему поступать.

Приняв сию не слишком приятную для него истину как данность, он прошел вглубь квартиры и обратился к ее хозяину:

– Угостишь меня кофе?

– Ну разумеется, проходи. Я и так удивляюсь, что ты не пришел раньше.

Андрес прошел в гостиную и уселся в одно из кресел, расположенных перед телевизором у камина, в котором потрескивали сучья, судя по запаху каштановые.

Когда хозяин подал кофе, комиссар сказал, поднося к губам бокал с «Лафройем»:

– Дружище, да у тебя тот же сорт виски, что пью я, это замечательно. Ну, что ты рассказал моим?

Профессор медицинской антропологии не знал, что ответить. Вопрос его удивил настолько, что Андресу пришлось ему кое-что разъяснить.

– Не то чтобы я не доверял своим подчиненным. Просто мне нужно знать всё до того, как мне расскажут они. Всё.

– Всё?

– Всё.

– А что есть всё? – слегка надменно спросил доктор.

– Всё – это всё, что может иметь отношение к делу. Начиная с того, что ты сделал, когда приехал из Бразилии, до того, что ты оттуда привез, и всё, абсолютно всё, что тебе известно о диссертации твоей аспирантки, ее связях, сделанных ею открытиях и о той роли, которую играют во всей этой запутанной истории твои друзья священники. Понятно?

– Понятно.

– Ну так слушаю тебя.

Томе Каррейра взял чашечку кофе подергивающимися пальцами правой руки. Поднес ее к губам, потом взял блюдечко, подставляя под чашку, как во время обряда евхаристии держат дискос. Затем поставил чашку с блюдцем на стол, взял хрустальный стаканчик с виски и поднес его к носу.

– Даже не знаю, что мне нравится больше: пить или нюхать его. Оно пахнет как пылающие в камине душистые поленья или как дым от медленно тлеющей трубки. Не знаю, известно ли тебе, что это единственный сорт виски, который благодаря его медицинским свойствам было разрешено поставлять в Соединенные Штаты во времена сухого закона. Я рад, что оно тебе нравится.

Комиссару было понятно, что Каррейре хочется перевести дыхание, прежде чем начать свой рассказ, а также взвесить, что именно следует добавить к уже сказанному помощникам Салорио. Абсолютное внешнее спокойствие комиссара, отсутствие у него каких-либо признаков тревоги побудили профессора начать с того, о чем он еще не рассказывал.

– Начнем с эпизода в аэропорту.

– Да, начинай оттуда, – ответил Салорио, словно был в курсе всего.

– Мне нечего особенно добавить. Собаки почуяли растения и семена, которые я вез в чемодане, и поднялся шум. Но когда я сказал таможенникам, что это кураре, который мне нужен для проведения опытов в лаборатории, меня без всяких проволочек отпустили.

Андресу пришлось напустить на себя невозмутимый вид, чтобы не выдать своего полного неведения относительно эпизода, о котором он только что узнал. Яд кураре, как известно, может убить, не оставив никаких следов. Судя по всему, Томе не сомневался, что комиссар давно установил связь между привезенным растением и убийством Софии.

– Моим сыщикам ты об этом не рассказал, не так ли?

– Нет, конечно. Мне это не показалось существенным, и к тому же я не хотел давать ложный след.

– Какой след ты имеешь в виду?

– Дело в том, что у меня пропало немного кураре. Или у меня его украли… – ответил профессор, начиная слегка нервничать.

– И это превращает тебя в главного подозреваемого, не правда ли? Где ты хранишь остальное?

– Там, куда я его положил сразу по приезде, в самом надежном месте лаборатории.

– Немедленно дай мне список людей, имеющих доступ к этому самому надежному месту. А также всех тех, кто осведомлен о том, как протекало исследование Софии и какие реальные результаты были получены, – сказал Андрес Салорио, стараясь придать голосу успокаивающие интонации.

Томе Каррейра стал мертвенно-бледным. Он начинал понимать, что комиссар знает гораздо больше, чем это могло показаться на первый взгляд.

– Почему ты ведешь себя со мной так лояльно? Почему ты до сих пор меня не задержал? – спросил он комиссара.

– Потому что ты не похож на убийцу, хотя я могу предположить, что в принципе ты можешь убить под воздействием религиозных убеждений.

– Как раз эти-то убеждения и помешали бы мне совершить убийство, – сказал в ответ Каррейра, все заметнее нервничая, но при этом не утрачивая способности ловко находить аргументы в свою защиту.

– Ну, скажем, твоим единоверцам, если вспомнить историю, религиозная мораль не слишком-то мешала…

– Им, может быть, и нет, а мне да.

– Давай, напиши имена всех, кто имеет доступ к кураре.

Томе Каррейра достал из верхнего кармашка рубашки перьевую ручку и приготовился составить список людей, обладавших правом открывать лабораторный сейф. Но прежде чем сделать это, он осмелился задать вопрос:

– А есть еще причины, по которым ты поступаешь со мной так лояльно?

Прежде чем ответить, Андрес взглянул ему прямо в глаза.

– Я получил приказ расследовать это дело как можно деликатнее, что и стараюсь делать, – ответил он. Пока Томе составлял список имен, он, немного помолчав, добавил: —…и еще потому, что убежден, что символы в нашей жизни необходимы и к ним следует относиться с уважением даже вне зависимости от исторической правды.

Томе Каррейра посмотрел на него недоверчиво и удивленно. Последствия утраты яда, возможно, и имели место, но ответственности за них он теперь не понесет. Поэтому он с довольной улыбкой закончил составление списка и протянул его комиссару.

– Ну конечно, это все очень важно, кто бы сомневался! – воскликнул Томе Каррейра.

– Да ладно, не подлизывайтесь, господин профессор, – ответил комиссар, просматривая написанное. – Да здесь одни женщины! – воскликнул он. – Ну, кроме одного, – поправил он себя.

Томе Каррейра лукаво улыбнулся. Он уже благополучно забыл, что еще совсем недавно мог считаться главным подозреваемым в убийстве. Теперь таких подозреваемых было больше.

– Девушки сейчас составляют восемьдесят процентов всех студентов факультета, и они лучшие, – ответил он, вспомнив о своей славе донжуана.

Андрес пристально смотрел на него:

– Скажи мне правду, Томе, что ты думаешь об открытии Софии?

Томе задумался на несколько мгновений. Затем лицо его прояснилось и приняло спокойное выражение, которое утратило было во время разговора; наконец он ответил:

– Что все это очень даже возможно, комиссар, очень возможно.

– И?

– И что рано или поздно об этом станет известно.

– И?

– И что людям нужна вера, которая поддерживает их.

– И что эта вера будет попрана, если станет достоверно известно, что раввин Иисус состоял в браке с Марией Магдалиной? И что Сантьяго никогда ни живым, ни мертвым не был в Испании, а вместо себя послал сюда женщину?

– Я имею в виду людей примитивной веры.

– Вера не может быть примитивной, она может быть простой, это да, но не примитивной, доктор, – ответил главный комиссар полиции.

Он проведет в квартире доктора Каррейры еще целый час. Его всегда привлекала возможность поговорить с искренне верующими, но при этом толерантными к чужому мнению учеными людьми, которыми он восхищался и которым в каком-то смысле завидовал. К великому своему сожалению, он не был верующим. Что уж тут поделаешь. Ему бы очень хотелось, чтобы его разум позволил ему верить в Бога.

– Меня привлекает вера, но внушают ужас догма и суеверие, – заключил Андрес перед тем, как покинуть дом профессора, убежденный в том, что тот, вне всякого сомнения, обладает верой и готов поощрять любое суеверие, если только оно способствует сохранению того привычного порядка вещей, в котором он чувствует себя как рыба в воде, а вернее, как умный и упорный осьминог, обладающий восемью конечностями, позволяющими ему одновременно объять множество вещей, тел и идей. И разумеется, трахаться. С помощью третьего щупальца справа, если быть точным. [50]50
  Одно из щупальцев самца осьминога является его репродуктивным органом.


[Закрыть]

8

Вторник, 4 марта 2008 г., 17:30

Когда Андрес Салорио добрался наконец до комиссариата, его уже поджидала масса информации, раздобытой его подчиненными. Арнойа и Деса с нетерпением ждали его прихода. Он открыл дверь кабинета, впустил их и снова ее закрыл.

– Ну, так что вам поведал господин медицинский антрополог? – спросил он, едва усевшись в кресло.

– В общем-то не много. Он дал нам подробный отчет о том, что делал с момента своего прибытия.

Уверял, что у него не было ни минутки свободной, чтобы даже повидаться с жертвой преступления. Разве что ночью, но тогда рядом с ней была адвокатесса. Он расписал нам все буквально по минутам. Идеальное алиби, – доложила инспектор Арнойа.

– Это соответствует вашим данным? – спросил комиссар, обращаясь к Десе.

– С точностью почти до минуты, – ответил тот.

– А что он рассказал вам о соборе?

– Только то, что мы и так знали.

Его подчиненные, разумеется, знали не все. Но лучше им продолжать оставаться в неведении. Если он даст им больше информации, чем следует, это только все осложнит, особенно когда ему придется сообщить им о прекращении расследования.

– Ну хорошо. Давайте список телефонных звонков покойной, – сказал Салорио, вытаскивая свой список.

– А это что, комиссар? – спросила Арнойа, показывая на листок.

– А это другой список.

– Тоже телефонных звонков?

– Да. Звонков много, но выбрать надо лишь несколько. Посмотрим какие.

– Какие что?

– Какие из них совпадают, черт возьми! – ответил комиссар, спрашивая себя, не становится ли он женоненавистником.

– Так что это за список? – продолжала настаивать Арнойа.

– Список класса, – ответил Салорио, не желая говорить ни откуда он его взял, ни о том, что речь идет о перечне лиц, имевших доступ к кураре, привезенному профессором Каррейрой из Бразилии.

– Какого класса? – спросил теперь Деса, заинтригованный упорным нежеланием шефа объяснять им что бы то ни было.

– Считайте, что это список списков класса; вы что, совсем тупые?

Его помощники наконец поняли, что лучше вопросов не задавать: все равно ответа они не получат. Им понадобилось совсем немного времени на то, чтобы найти совпадающие в обоих списках имена. Всего несколько секунд. Таких имен было два: Карлос Сомоса и Аншос Вилаведра.

– Кто такая Аншос Вилаведра? – спросил комиссар.

– Без понятия, – ответили ему подчиненные дуэтом.

– Вы так спелись, что вряд ли поженитесь. Давай берись за компьютер и узнавай, о ком идет речь, – приказал Салорио Арнойе.

Инспекторша тотчас покинула кабинет.

– Карлос вызывает подозрения, ничего уж тут не поделаешь, в конце концов, это долбаное дело с самого начала перескакивает с религии на науку и обратно, так что вполне логично, что где-то между ними оно и завершится, – недовольно пробурчал Диего Деса, считавший себя приятелем профессора судебной медицины.

– Его придется допросить, – сказал Салорио, – и сделать это надо очень деликатно. Все-таки в Мадриде работать гораздо удобнее и спокойнее. В Мадриде ты никого не знаешь. А здесь тебя знает каждая собака. Вот уж мать твою…

– Это правда, – согласился помощник комиссара.

В это время вернулась Андреа Арнойа, войдя в кабинет без стука.

– А если бы мы с этим типом целовались? – пожурил ее комиссар.

– Что?

– Надо стучать, прежде чем входишь!

– А из вас получилась бы неплохая сладкая парочка, – ехидно ответила инспекторша. – Эта Вилаведра обнаружена, – сообщила она им.

– И кто это? – дуэтом спросили полицейские.

– Как, и вы тоже? – улыбнулась Андреа.

– Мы тоже – что? – спросил Деса.

– …так спелись, что тоже никогда не поженитесь, – ответила Андреа.

– Ну ладно, кончай прикалываться, – сказал Салорио. – Так кто это?

– Ассистентка из клиники, недавно защитившая диссертацию о чем-то там связанном с диабетом.

– Мы ее знаем? – спросил комиссар.

– Вот она, – ответила Андреа, протягивая ему фотографию, только что извлеченную из принтера.

– Черт, да это же Бесаме-Бесаме! – воскликнул Деса.

– Она самая.

Комиссар поднял телефонную трубку и попросил, чтобы его немедленно соединили с директором клиники. Пока, прикрыв рукой микрофон трубки, ждал соединения, он обратился к своей странной парочке, образованной из двух таких разных и на первый взгляд достаточно блеклых личностей, но умеющих работать с потрясающей эффективностью.

– Сейчас я вам расскажу, – но в это время на другом конце провода возник его собеседник. – Привет, директор! Как поживаешь? Да, у нас тоже дождь идет и идет. Нет, нет, иногда ведь у тебя там, внизу, в твоей больнице, дождь прекращается, а вот у меня здесь, в комиссариате, он идет постоянно. Да, дружище, да. Послушай, мне срочно нужна история болезни Софии Эстейро. Ты можешь мне ее отсканировать и переслать по электронной почте? Или прислать тебе курьера с нотариальной доверенностью, чтобы ты отдал ему ксерокопии? Передашь по электронной почте? Ну да, разумеется, гарантирую тебе полную конфиденциальность. Да, давай договоримся, когда мы с тобой можем заняться аутопсией раков. Или крабов. Да, в наши годы, с нашими глазами и пальцами, пожалуй, только с ними мы и справимся. Да. Я тоже крепко тебя обнимаю.

И он повесил трубку. Андреа с Диего переглянулись, словно спрашивая друг друга, каким образом собеседник комиссара умудрялся отвечать ему, если у него просто физически не было времени вставить хоть одно слово. Диего нашелся быстрее своей коллеги.

– Загадки телефонии, – сказал он.

И приготовился ждать, пока Андрес вновь заговорит.

– Сейчас он нам ее передаст. А пока я расскажу вам, как протекают боевые действия. Давайте сядем поудобнее, у нас есть по меньшей мере десять минут.

Они расселись на диване и в креслах, но Салорио неожиданно поднялся, чтобы предложить коллегам виски или кока-колу.

– Мое виски безо льда или другое со льдом? – спросил он.

– Мне твое без… – ответила инспектор.

– А мне только кока-колу, – попросил помощник комиссара.

Себе Андрес налил «Лафрой». Снаружи по-прежнему лил дождь; он практически не прекращался с середины прошлой недели. Андрес подумал, что за все это время он не покидал ограниченное городское пространство площадью несколько аров, и тем не менее у него создалось впечатление, что он избороздил целую вселенную. Потом он заговорил.

– Начиная с этой минуты, если только вы не примите противоположного решения, которое будет располагать полной моей поддержкой, обратите внимание: которое будет располагать моей полной поддержкой, – настойчиво подчеркнул он, – дело считается законченным. То, что будет обнаружено в компьютере Софии, нам уже ни к чему, и я напрасно просил вас восстановить диск.

– Зачем же вы это сделали? – спросила его Андреа, которая обращалась к нему то на «ты», то на «вы» в зависимости от ситуации, времени и места.

Андрес давно уже привык к этой ее особенности и не обращал на нее внимания.

– Чтобы защитить подозреваемую, которая абсолютно невиновна.

– Клару, – утвердительно сказал помощник комиссара.

– Да, Клару, – подтвердил Андрес Салорио.

– Так какая же информация содержится на этом диске? – спросил Диего Деса.

– Данные, касающиеся подлинности останков святого Иакова, вернее, их неподлинности, – ответил Салорио.

– И какие же останки неподлинные? – спросила Андреа.

– Подумайте сами какие, если я получил приказ прикрыть дело и оставить все как есть. В том числе и подозреваемых не трогать.

– И что ты собираешься делать? – задал вопрос помощник комиссара.

– То, что делаю в данный момент: отстраняю вас от дела.

– А потом?

– А потом попытаюсь довести расследование до конца.

– В таком случае, можешь на нас рассчитывать, – категорично заявила Андреа, бросая взгляд на Десу в надежде на его поддержку.

– Мне совершенно безразлично, кем был апостол или тот, кто занимает его место. Но меня бесит, что убийца Софии все еще на свободе. Уж очень она была хороша собой, – изрек Деса подчеркнуто безразличным тоном.

И они продолжили наслаждаться виски и ощущением единой команды, поджидая, пока придет электронная почта.

Из двух подозреваемых, отобранных в результате проведенного расследования, вечно алкавший славы Карлос Сомоса казался наиболее вероятным кандидатом на роль убийцы; его привычка влюбляться в каждую мало-мальски красивую женщину, которая была хоть немного моложе его, только добавляла еще больше доводов не в его пользу.

На его стороне были лишь личная симпатия комиссара, который считал его неспособным на убийство, и убежденность Арнойи в том, что профессор – вялый хлюпик, не способный вступить в борьбу даже с самим собой. Деса же утверждал, что как раз самые что ни на есть тихони нередко оказываются настоящими преступниками.

– А Аншос Вилаведра? – спросила инспектор.

Никого из них нисколько не беспокоила ни подлинность мощей святого, ни личность того, кто отдал приказ оставить дело в подвешенном состоянии, дабы не причинять беспокойства Церкви; кроме того, теперь они даже не вспоминали о подозрениях, возникших у них в свое время относительно священника-легионера и его обожаемой библиотекарши.

– Ни то ни се, – ответил комиссар, – а потому вполне может так случиться, что это как раз она.

– Ну и как мы с ними обоими поступим? – вмешался Деса.

В это мгновение компьютер комиссара издал сигнал, свидетельствующий о поступлении почты. Андрес поднялся и, когда письмо оказалось в папке с входящей почтой, начал печатать историю болезни Софии Эстейро, пробегая ее глазами по мере того, как принтер выдавал распечатанные листы.

– Чему, ты говоришь, была посвящена диссертация Бесаме-Бесаме?

– Что-то связанное с диабетом, – ответил Деса, опередив Андреа.

– Так вот, у Софии неделю назад был диагностирован диабет, – сказал Андрес, протягивая ему медицинскую карту убитой. – Ну, а теперь идите отдыхайте, внимательно прочтите все это, поразмышляйте над тем, что сочтете важным, а завтра будет новый день.

Было уже поздно. Они с самого раннего утра крутились как белка в колесе, и комиссар решил, что на сегодня хватит. Его помощники заслужили отдых, и он громко оповестил их об этом.

– А теперь пусть каждый займется тем, чем хочет. Приказ есть приказ, и дело закрыто. Святая Мать Церковь может спать спокойно, и мы тоже. Завтра после траурной службы я займусь Карлосом Сомосой, а вы приведите сюда мадам Бесаме-Бесаме.