Текст книги "Право на доверие (СИ)"

Автор книги: Алена Сказкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Такая нехитрая логика! Но ни улыбаться, ни тем более брезгливо поджимать губы нельзя. Отвечать пришлось серьезно. Звание жрицы (пусть присвоенное не совсем законно – кому нужны эти выпускные экзамены!) обязывало поддерживать честь Южного Храма.

– Наказ мне дан, Уважаемый, – ходить по миру да людям помогать.

Староста нахмурился, почесал пышную бороду.

– Людям помогать занятие, конечно, почетное. Только не бабское это дело пыль дорожную сапогами месить. Нашли бы себе мужичка толкового, хоть вон мельника-бобыля, а хоть и Петрушку своего вам сосватаю, молод парень, но удал. Обзаведетесь хозяйством, детишек нянчить будете.

Я представила лицо Харатэль, когда ей сообщат, что ее младшая сестра вышла замуж за мельника и обосновалась в заснеженном поселке, обозначенным на картах двумя квадратиками без названия. Шахты они шахты и есть. Браки между людьми и драконами – явление редкое, и всегда несут оттенок трагедии – век человека слишком короток по сравнению с нашим. К тому же у меня есть жених. Я его уважаю, считаю своим другом, но не люблю.

Да и так ли это важно, любить? Моя старая няня на все попытки завязать разговор об этом странном чувстве загадочно улыбалась и предлагала подождать до моего первого полета. Сестра только отмахивалась, а расспрашивать Криса или Алика я стеснялась. Поэтому все мои сведения были почерпнуты из дешевых романов соседки по комнате в Южном Храме, умудрившейся чудом протащить с собой несколько книг, ее же откровений о своих увлечениях, да пословиц и афоризмов, которыми сыпала одна из наставниц в Благословенном Доле. Мудрецы древности, например, считали, что «лучше дружба, похожая на любовь, чем любовь похожая на дружбу». Интересно, а что думает по этому поводу наш староста. Вот прямо у него и спрошу!

– А любовь как же, Уважаемый?

Староста лишь досадливо отмахнулся.

– Чушь собачья эта любовь. Стерпится-слюбится, как наши предки завещали. Главное что? Чтобы мужик денег в дом приносил, починить где, поправить, а баба хозяйством заведовала, прибрать, приготовить могла. Вон Аньку, женушку мою, и меня родители наши сосватали – двадцать пять лет вместе прожили и еще столько же, дай Боги, проживем. Дык, Вы подумайте, Госпожа, мы Вам и дом сладим – для своего человека ничего не жалко.

Я вздохнула и нехотя призналась.

– Есть у меня жених.

Может, теперь отстанет? Размечталась! Похоже, староста мне просто-напросто не поверил.

– Что ж он невесту свою одну по миру бродить отпускает. Непорядок….

Я уже не слушаю его, уносясь вдаль на гребне своих мыслей – есть у меня недостаток: не могу подолгу сосредотачивать внимание на одном предмете. Исхард даже не попытался меня остановить, да и вряд ли ему удалось. Но ведь мог хотя бы попробовать! А еще жених называется!

Но всерьез разозлиться на него у меня не получилось. Я внезапно поняла, что гул голосов постепенно затих. Умолк староста, оборвала рассказ о бесконечных похождениях пана девушка-менестрель, прекратили сплетничать кумушки, исчезло даже тихое шушуканье стайки девиц в углу. Казалось, слышно, как хрустит от мороза снег за окном да потрескивают горящие свечи. Минута тишины. Минута прощания. Когда каждый вспоминает, что плохого и хорошего было в уходящем году, и просит у богов покровительства в следующем.

В способность (а главное желание) несуществующих богов помочь мне разобраться с моими неприятностями я не верила, а думать обо всем произошедшем – не то, что минуты, дня не хватило бы. И вообще, опять мне всякая чушь в голову полезла…

Издалека донесся глухой звук колокола, прибитого над входом в шахту – часовни-то в деревне нет. Менестрель легко коснулась кануна, выплетая сложную мелодию, тихо запела, приветствуя новый день и новый год. К ней постепенно присоединялись хриплые грубые голоса шахтеров, высокие их жен и дочерей. Люди пели, не всегда попадая в такт, нестройным необученным хором, но их песнь казалась прекрасной потому, что шла от самой души. Я пела вместе с ними, оставляя ушедшему году его печали и проблемы. Вот только мне казалось, что проблемы не пожелают так легко со мной расстаться.

__________________________________________________________________________________________________________________________________

[1] От «лона» – любимица/избранная и «Ра» – бог солнца. Веррета – ученица, от «вера» – берущий и «рета»-книга/знания.

[2] Некоторые люди, несомненно умные и достойные, получают право узнать, что высшие жрицы Южного Храма на самом деле потомки Древних. Как знак особого расположения им дается имя на языке драконов и их покровительство. В именах людей не используется приставка «тиа».

[3] Канун – этот похожий на арфу струнный инструмент кладут горизонтально и играют с помощью надетых на пальцы металлических наконечников.

Глава 3

Жизнь шла своим чередом. Дни сменялись днями, складываясь в недели, недели превращались в месяцы. Остались позади трескучие морозы Просинца[1], отпели тоскливые песни вьюги Лютеня. К краю спешил Снегогон. Бесконечная зима, которая, казалось, никогда не завершится, начинала отступать перед входящей в свои права весной. Потемнели, подтаяли снега на полях. Кое-где уже виднелась почерневшая, сохнущая земля. Радостно звенела капель, разбиваясь на тысячи сверкающих на солнце хрусталинок-искр. А само солнце умылось тающими снегами и оттого сияло так ярко, что резало глаза. Небо затопило сочной синевой, какая бывает только в весенние ясные дни.

Я на минуту замерла, прикрыла глаза, полной грудью вдохнула воздух, напитанный духом тающего снега, прошлогодней травы, земли. Обновления. Запахом еще не пробудившейся жизни. Нет, кто бы что ни говорил, а определенно есть какое-то волшебство в приходе весны.

Интересно, а каким волшебным образом мне попасть вон в тот темный лесок, чернеющий впереди. До деревьев было версты полторы – минут десять-пятнадцать ходом, всего ничего, если не одно НО. Укатанная дорога, по которой я до сих пор шла, сворачивала влево, уводя к небольшой деревне с простым названием Березовка (оно и понятно, со всех сторон поселок окружают березовые рощи).

Путь прямо лежал по полю, еще покрытому снегом. Подтаявшие сугробы выглядели жалкими подобиями по сравнению с чудовищами, покоившимися тут зимой, но не становились более привлекательными. Влезть туда значило провалится по уши и вымокнуть до нитки. Принудительное купание не входило сегодня в мои планы, заставляя выискивать иные менее радикальные варианты решения задачи.

Попробовать дойти до Березовки (там, по слухам, деревья подступают к стенам домов)? Я мотнула головой, отказываясь от спасительной идеи. Топать еще десять верст к наверняка уже разобранным местными жителями березам было, откровенно говоря, лень.

Расстроено посмотрела на лес, перевела взгляд на туесок в руке. Вот и попила березового сока, Ланка! Снова взглянула на недоступные деревья, чернеющие за заснеженным полем. Сугробы на мой жалобный взгляд никак не отреагировали и таять в срочном порядке не стали. Поискать что ли охотничью тропу? Господин Хок упоминал о чем-то подобном. А, кажется, вот и она – лед вперемешку с водой и грязью. Я смирилась, решив потерпеть пару недель, пока хоть немного подсохнет: перевал вряд ли будет проходим раньше Травня – куковать мне в Шахтах еще месяца два.

– Тетя Лана!

Мне показалось или я действительно слышала голос Диньки? Точно, она! От леса шла темная фигура, неестественно высокая, кривая и с двумя головами – меченый нес на плече девочку. И как я их раньше не заметила.

– Тетя Лана! Подождите меня!

Динька приветливо замахала ручонкой. Меня охватило жгучее желание сбежать, пока они далеко. Так ведь неугомонная мелкая меня везде достанет. Явится снова в трактир, как в прошлый раз, и будет ныть, «почему тетя Лана в гости не идет». И господин Хок туда же, в усы лукаво улыбаться: «коль девка от парня лицо прячет, сватов засылать пора». Хаос! Ведь не объяснишь им, почему я от этого «парня» бегаю. Сам меченый, кстати, особо глаза мне не мозолил, но и скрываться не считал нужным.

Они подошли. Дракон аккуратно поставил девочку на землю, потянулся, посмотрел на меня. А он даже симпатичный, по сравнению с деревенскими, конечно. Лицо светлое, не успевшее почернеть от пыли и работы в шахтах. Нос с легкой горбинкой. Чисто выбритый подбородок. Бледные, чуть темнее кожи губы, с которых не сходит легкая ироничная улыбка. Длинные волосы аккуратно забраны в хвост, чтобы не мешались. И глаза, пугающая темная бездна, от которой меня бросает в дрожь.

Он немного похож на Алика, но если при взгляде на моего друга мне вспоминался бурый мишка из сказок, неуклюжий, сильный, но добрый, то меченый походил на кота. Гибкого, быстрого, смертельно опасного. Неужели кроме меня никто в деревне этого не замечает?

Динька подбежала ко мне.

– Тетя Лана! А знаешь, где мы были?

Я ласково потрепала ее по пушистым кудряшкам.

– Шапку одень, мелкая. Заболеешь.

Она отчаянно замотала головой.

– Не хочу. Тепло уже!

Какое тепло! Я два свитера надеваю перед тем, как выйти из дома.

– Заболеешь, снова придется в постели лежать и горькие травки пить.

– А братик Рик тоже без шапки!

– И его горькие травки пить заставлю.

Насмешливый темный взгляд предлагал попробовать. Да уж. Напоить чем-либо этого «пациента» я решусь только с условием, если предварительно кто-нибудь его крепко свяжет. И пару стражников рядом не помешало. Для страховки. Хорошо хоть меченый не стал вмешиваться в воспитательный процесс и воздержался от ехидных замечаний вслух.

Динька насупилась, но видя мой непреклонный взгляд, вздохнула и, достав из широкого кармана, все же натянула толстую вязаную шапку. Впрочем, девчонка злилась недолго, ей слишком не терпелось поделиться впечатлениями от прогулки.

– Тетя Лана, а мы молочные цветы[2] ходили смотреть.

Подснежники? Сейчас самое время для них. Пользы от цветов, насколько я помнила травоведение, никакой, но жители деревень иногда собирали их для украшения жилищ. Судя по пустым рукам мелкой, поход был не слишком удачным. Хотя почему на мордашке такая довольная улыбка?

– И как, много цветов нашли?

– Много, тетя Лана. Вот столько, – Динька широко развела ручонки, пытаясь обхватить воображаемую поляну. – Красивые! Белые-белые!

– Чего ж ты мамке букет не набрала? – удивилась я.

Динька посмотрела на меня странным рассудительным взглядом, в котором мне почудился укор.

– Так они, пока живые, красивые. А сорвешь – умрут и завянут. Жалко, тетя Лана.

Меченый откровенно веселился, глядя на мое обескураженное лицо. Вот ребенок! Учись жрица, как надо жизнь ценить.

– Госпожа Целительница тоже в лес собралась? Сока березового захотелось? – спросил меченый.

И тон вежливый, и к словам придраться нельзя, но такое чувство, что он издевается надо мной. Так и вижу в его глазах: «а не боишься испачкаться, жрица?» Читает меня словно открытую книгу! И что мне теперь делать? Сказать, просто мимо шла? А зачем туесок взяла? Для случайно выросшей посреди дороги березы? Куковать в поле, изображая верстовой столб, и как дурочка ждать, когда они скроются в поселке? Вернуться с ними в деревню, и всю дорогу ловить на себе насмешливый взгляд? Ну уж нет! Хаос, была – не была! Жалко пачкать сапоги, но как-нибудь потом отмою.

– Решила запас пополнить. Мало ли пригодится, – спокойно, Лана, спокойно. «Хоть бы ты провалился, меченый». – Мне пора, время позднее, а дел еще немало. Всего хорошего.

Я отважно пошла по тропе. Ноги предательски разъезжались, пару раз я чуть не упала. Выровнялась. Снова поскользнулась. Проклятия, что я тихо цедила сквозь зубы, явно не тянули ни на заклинание по борьбе с распутицей, ни на экзорцизм для изгнания неприятных личностей. Эффект от них был нулевой – ни грязь, ни меченый исчезать не собирались.

– Тетя Лана, а Вы в гости зайдете? – донесся вслед голос Диньки. – Мамка на чай звала, поговорить о чем-то хотела.

– Зайду, – буркнула я себе под нос.

– А когда? – потребовала мелкая. Вот настырный ребенок! Я все-таки обернулась. Динька стояла рядом с Риком, доверчиво держась за его руку. Дракон смотрел на мое хмурое лицо и все также ехидно скалился.

– Не сегодня.

Я резко повернулась, с трудом сохранила равновесие. Гордо вскинула голову и зашагала вперед. Почему мне кажется, что я снова попадаюсь на одну и ту же уловку?

Уф, добралась. Я поставила на стол пустой туесок, измождено свалилась на кровать. Все! Бейте, режьте – никуда больше не пойду. Испачкавшись, промокнув и вымотавшись как лошадь после пахоты, я-таки доковыляла до леса, Хаос его побери!

Напрасно, как оказалось. Деревья только начинали пробуждаться ото сна, поэтому ни о каких запасах не могло быть и речи. Выждать еще недельки две-три и уж тогда отправляться на промысел.

Полянку с подснежниками я тоже нашла, судя по двум цепочкам следов, именно ту, где были Динька с меченым, но цветы рвать не стала – совесть потом замучила. Лишь постояла на окраине, полюбовалась на молочные бутоны, низко склонившиеся к земле, да надышалась свежим воздухом, пахнущим цветками, корой и мокрой землей. Все-таки у весны особенный запах.

В узкую щель между косяком и дверью прошмыгнула кошка, изящно прошлась в угол, недовольно изучи пустую миску. Села и с укором посмотрела на меня.

– Алис, сходи на кухню, а? Мне вставать неохота, – на жалобный взгляд моя питомица лишь требовательно сверкнула глазами. Маленькая королевна не опустится до того, чтобы есть из одной миски с дворовыми котами.

– Слушай, голодное существо так себя не ведет, – кошка не мигая, пристально смотрела на меня. Хаос, совсем я ее разбаловала, а ведь был такой милый котенок. Предпринимаю еще одну попытку усовестить наглую зверюгу.

– Алис, в конце концов, я – дракон, а драконы не состоят на побегушках у домашних животных, которые воображают о себе невесть что. Иди мышей полови.

Вот теперь все. Кошка обиженно отвернулась и демонстративно улеглась ко мне спиной. Хаос с тобой! Я устроилась поудобнее, вытянула гудящие ноги и принялась изучать потемневшую от времени краску на потолке, не особо рассчитывая обнаружить что-то интересное.

В данный момент мне хотелось просто валяться на кровати и ни о чем не думать. Смотреть, как сверкают пылинки в лучике света, слушать щебет возвращающихся птиц за окном, чувствовать как медленно лениво текут минуты. И не важно, что где-то совсем рядом жизнь бьет ключом, не останавливая ни на минуту своего бурного течения. На моем необитаемом острове тишина и умиротворенный покой. Жалко ненадолго, судя по чуть слышному скрипу ступенек лестницы, по которой поднималась девушка. Пусть Хаос пронесет, и Марфа идет вовсе не ко мне! Размечталась!

Девушка на секунду замерла около двери, легонько постучалась и негромко позвала.

– Госпожа Целительница?

Не дождавшись отклика, она толкнула приоткрытую дверь (почему я не догадалась запереться на засов?!) и нерешительно заглянула. Убедившись, что я не сплю, девушка уже смелее шагнула в комнату.

– А я думала, дремлете Вы. Уморились поди по такой-то распутице бродить.

Может и думала, но проверить пришла. Наверно, господин Хок послал. Хорошо, не Ринку – эта егоза не то, что из постели, с того света вытащит. В ее возрасте дети все такие.

– Что случилось-то, Марфа?

– Да вот батюшка снова спиной мается. Не посмотрите? – похоже, отдых отменяется. Хаос, а я только расслабилась! Но деваться-то некуда – надо помочь человеку. Ланка, соберись, будь чело… Не важно, просто будь.

– Сейчас приду.

Тяжелый вздох, способный вызвать муки совести у любого, было бы у кого. Марфа, получив утвердительный ответ, поспешила исчезнуть: дел по хозяйству всегда невпроворот.

Я распотрошила свою сумку, ища невзрачную коробочку с мазью. Надо как-нибудь рассортировать барахло, а то постоянно трачу кучу времени, ища нужную вещь в общей свалке. Сегодня вечером и займусь. Мда, свежо предание… Небрежно бросив сумку на кровать (все, что могло быть разбито, давно разбилось, в течение первого месяца после моего побега из Южного Храма), я спустилась вниз.

Господин Хок отыскался на кухне. С мученическим выражением лица, старичок замер около очага, неестественно прямой, словно верстовой столб. Вокруг него, охая и ахая, суетились старшие дочери, топили печь, кипятили воду, грели кирпичи. Трактирщик посмотрел на меня с потаенной надеждой, держась рукой за поясницу.

– Вот, Госпожа Целительница, незадача. Спину прихватило.

Я окинула взглядом кухню, зацепившись за брошенный у стены грязным мешок, доверху наполненный картошкой. Живенький старичок, однако. Я, может, и подниму, но я-то дракон! Сколько раз предупреждала: в его возрасте вредно носить тяжести. Хаос, что за народ! Два раза сходить им лень – гробят свое здоровье, лечи их потом.

– Сейчас посмотрим Вашу спину. Раздевайтесь и ложитесь, – устало вздохнула я и не удержалась от упрека. – Я же Вам говорила, беречься надо.

Трактирщик тяжело, виновато понурился, ничего не ответив. Сначала игнорируют полезные советы, а потом же сами жаловаться бегут. Временами я решительно не понимаю людей. Да и драконов, если честно, тоже.

Дочери помогли отцу стянуть рубаху и аккуратно уложили на жесткую скамью, около стены. Я зачерпнула мази, села на корточки рядом и принялась втирать ее в дряблую кожу старика. Плавные однообразные движения совершенно не отвлекали от чародейства. Что нам нужно? Согреть, расслабить напряженные мышцы, усилить приток крови.

–…Госпожа Целительница.

За колдовством я прослушала, что мне сказал господин Хок.

– Не могли бы Вы повторить?

Трактирщик, кряхтя, поменял положение, устраиваясь поудобнее, повторил.

– У Вас хорошие руки, теплые. Кажется, помогают не мази, а касание Ваших пальцев.

Хаос, я снова прокололась! Скорей бы уже растаял перевал, тогда я наконец-то смогу добраться до Затерянного города и сбросить маску. У меня решительно не получается притворяться человеком, постоянно ошибаюсь в мелочах. Да уж, Ланка, не возьмут тебя в Теневое братство[3], если даже деревенские заметили некоторые странности (благо, можно все сваливать на мистические способности, которыми якобы по вере простых людей обладают выпускницы Южного Храма), то что говорить об охотниках[4], этих выродках, помешенных на идеи освобождения подлунных королевств от тирании драконов. И как эти балбесы не могут понять, что нам не нужна власть, мы были оставлены Древними, чтобы направлять и помогать!

Интересно, как они отреагировали, если бы узнали, что большинство посвященных жриц Южного Храма – ненавистные им драконы? Впрочем, после Войны, когда Западный Предел шел в бой под ало-черным крылатым знаменем, драконов многие не любят.

– Я закончила. Вам надо полежать и спину погреть. За хозяйством дочери присмотрят.

Я встала, провела рукой по лбу, смахивая капли пота. Накатила привычная слабость. Хаос, когда же я, наконец, смогу черпать силу из мира снов, а не отрывать от собственного организма. Так ведь можно и не дожить. Ладно, мне грех жаловаться – я скоро получу свою магию, а люди обречены навсегда оставаться бескрылыми.

Я добрела до любимого кресла, буквально упала в него. В полутемном зале трактира в этот час совсем не было посетителей. Чуть-чуть приду в себя, наберусь сил и отправлюсь в свою комнату. Спать. Подумаешь, рано, солнце еще не село. Может дракон устать….

Из кухни неслышно выскользнула Дана, старшая дочь господина Хока, впихнула мне в руки горячую миску с только что сваренной картохой, к которой прилагалась луковица и пара соленых огурцов. Понимающе улыбнулась на мой благодарный кивок и так же быстро исчезла – отец захворал, значит вся готовка на девицах. А время к вечеру, скоро из шахт вернется дневная смена, часть народа придет сюда – кто по молодости лет али по глупости еще не обзавелся семьей. Большинство в надежде на горячий ужин, некоторые за компанию пропустить пару кружек пива, прежде чем отправиться к женкам и детям.

Меченый тоже иногда заглядывал, хотя чаще возвращался домой к Марии и Диньке. Но он сегодня в ночную смену работает, иначе бы не гулял днем по лесу с мелкой. Надеюсь, скоро вообще свалит – третьего дня в долине появился караван, остановился в одной из низинных деревенек, до Шахт пока не добрался. Наймется охранником, как и обещал, и, в конце концов, исчезнет.

Кстати о караване. Кажется, местные собирались руду везти на обмен, господин Хок хотел запасы пополнить да прощупать почву, нельзя ли Рину как-нибудь в Южный Храм переправить – так и не отказался за зимовку от идеи. Мне тоже не помешало бы пару обновок прикупить: запасная рубаха вся изорвалась, разве что на тряпки годится (а вы попробуйте на полном ходу влететь в колючий кустарник, считай, легко отделалась – одежда да куча царапин). И еще всякого по мелочи. Выменяю на снадобья, а где-то в сумке запрятано несколько золотых на черный день. Надо расспросить трактирщика подробнее о караване.

Пообещав себе, что узнаю и сразу же в кровать, я заставила себя встать и пошла на кухню. Марфа, перемывавшая тарелки, даже не обернулась, когда я добавила в гору грязной посуды еще одну.

– Спасибо.

Дана на секунду подняла взгляд от доски, небрежным движением руки заправила выбившуюся из-под косынки пшеничную прядь. Наверно, у их матери были светлые волосы, потому что у господина Хока среди седины до сих пор встречается чернота. А фигура в отца: что он – худой, жилистый, так и не набравший жирка, несмотря на хлебную профессию, что дочери – стройные, даже немного хрупкие, и это при том, что на селе ценится дородность. Опять я отвлеклась.

– Я слышала, в долину пришел караван, – не вполне доверяя ногам, я устроилась на краешке стула.

– Купцы приехали-то, – отозвался с лавки господин Хок. Приподымая голову и тут же болезненно морщась. – Но до нас не дошли. Остановились в леске недалеко от Запруды. Да люди-то мы не гордые, сами съездим.

– Батюшка, Вы спокойно лежите, а то припарки сдвинете, – Дана сурово взглянула на отца. Пожалуй, старшая дочь – единственная, кто решается спорить и пререкаться с отцом, остальные девочки голос не повышают и под горячую руку трактирщику стараются не попадаться.

– Молчи, бестолковая, когда умные люди разговаривают. Мало я тебя в детстве порол! – несмотря на суровый взгляд, посланный Дане, в голосе господина Хока не было недовольства.

– Да уж не мало, батюшка, – девушка беззлобно ухмыльнулась. Она не боялась отца, я тоже не могла представить, чтобы господин Хок поднял ремень на взрослую дочь.

– Так что с купцами-то? – решилась напомнить я.

– Купцы как купцы. Намедни Толька Черный три подводы руды отвез, хвастал, что дали на осьмушку больше против обычной цены, может потому что ненашенские. А поедемте завтра вместе, Госпожа Целительница, сами все посмотрите, может и Вам чего приглянется. Встанем пораньше, на зорьке, к обеду обернемся.

– На зорьке так на зорьке, – пожала плечами я. У меня оставалось еще десять часов сна, более чем достаточно для того, чтобы отдохнуть и прийти в себя. – Коли сама не проснусь, не сочтите за труд – разбудите.

Я встала, отмечая окончание разговора. Поблагодарив за обед, я поднялась в свою комнату, уголком глаза отметив, что Алис куда-то исчезла, шатаясь добрела до кровати и рухнула, уткнувшись лицом в подушку. И сразу же провалились в бездонную тьму, в которой не было сновидений….

Проснулась я сама, так же резко, как и отключилась, будто на одну секунду прикрыла глаза. Что явно не соответствовало истине, потому что в комнате царили предрассветные сумерки.

Сон пошел на пользу. Голова была удивительно ясной и абсолютно пустой. Натруженные ноги перестали гудеть, словно я вчера и не занималась преодолением грязевых болот, в которые превратились окрестные поля и лес.

Как же все-таки хорошо! Несколько минут я неподвижно лежала в кровати, наслаждаясь состоянием полного покоя. Наконец решилась встать, сменить ватное тепло постели на утреннюю прохладу комнаты.

Как только я откинула одеяло (кто же такой добрый меня укрыл?), раздался глухой удар чего-то тяжелого об доски пола, за которым последовало рассерженное шипение. Ссора ссорой, а спать Алис как обычно устроилась на моей постели, за что поплатилась незапланированной побудкой. Извиниться я не успела – кошка как ошпаренная выскочила из комнаты.

Философски проводив ее взглядом (какая разница, все равно прощения мне сейчас не вымолить – успокоиться, тогда и поговорим), я решила уделить внимание своему внешнему виду. Осколок зеркала, прикрепленный на стене, показал неутешительную картину. Мда, если мятую одежду еще можно заменить, то что делать с волосами! Вчера я не потрудилась заплести их в косу, и теперь мое отражение явно принадлежало ведьме, только под утро вернувшейся с безумного шабаша.

А что? Ведьма и есть! Рыжая, зеленоглазая, да еще и конопатая.

Вздохнув, я принялась переодеваться – пропотевшая во время сна одежда начинала остывать, и я мерзла.

Провозившись полчаса с волосами и наконец-то соорудив более-менее приличный хвост, я спустилась вниз. Трактирщик со своей семьей уже завтракали. За столом царила непривычная тишина, лица людей были задумчивы, и даже егоза Рина вела себя на удивление тихо, мрачно зыркая из-под длинной, наползающей на глаза челки.

– Доброе утро, – поздоровалась я.

– Доброе, – неохотно, вяло откликнулся трактирщик. – Садитесь, поешьте с нами, Госпожа Целительница.

Дана подвинулась, уступая мне место. Я, смущенная торжественно-мрачным настроем, расположилась на краю скамейки. Есть совершенно не хотелось, поэтому я решила ограничиться кружкой парного молока, что услужливо налила мне Марфа. Похоже, не я одна страдала отсутствием аппетита – господин Хок и старшие сестры тоже почти ничего не ели. Тишина во время обычно шумного завтрака угнетала. Наконец я не выдержала и прямо спросила.

– Случилось что, Господин Хок?

Трактирщик тяжело вздохнул.

– Нет. Ничего страшного, Госпожа Целительница, – он запнулся, решая стоит ли говорить или нет, потом продолжил. – Думал, отправлю свою Ринку в Храм. Девка шаловливая, бестолковая, а там ее уму-разуму научат, станет она людей лечить, пользу принесет. Уважать ее будут. А как время пришло, от сердца отрываю, кровь-то она не водица…

– За чем дело стало? – удивилась я. – Не хотите – не надо. В Храм принимают всех, но никого насильно идти не заставляют.

О редких исключениях лучше промолчу. Но ведь и меня за руки-ноги не волокли, просто подробно объяснили, что со мной будет, если я откажусь.

– Не поднять мне всех четверых. Прокормить прокормлю, а ведь девку-то еще пристроить удачно следует. Зятю старшой дело свое отдам – сына-то все равно нет. Остальным приданое надо достойное собрать – а ведь, чай, не Капитолий, многого не накопишь.

Хаос, и сказать-то нечего. Пока я спешно придумывала слова утешения, то бишь ободрения, господин Хок продолжил.

– Вы как в Храм попали, Госпожа Целительница?

– У меня выбора не было, – и ведь действительно не было. Конечно, не все девушки южных кланов учатся на жриц, хотя волшебство наших семей всегда относилось к магии жизни, но Харатэль посчитала, что обучение в Храме – необходимая часть моего образования. А когда моя сестра что-то решает, всем остается только подчиниться. – Давайте Рину спросим? Эй, мелкая, хочешь стать жрицей?

Серые глазенки из-под светлой челки оценивающе посмотрели на меня, задержались на серебряном медальоне со знаком солнца. Потом девчонка, снова уткнув нос в чашку с молоком, буркнула.

– Хочу.

Господин Хок тяжело вздохнул, но больше тянуть не стал – отправился седлать лошадей.

Дорога до Запруды заняла почти три часа, поэтому, когда мы добрались до небольшой деревеньки (всего-то сорок дворов!), расположенной на берегу озера, солнце поднялось высоко над горизонтом, но люди не спешили выходить на улицу. И правильно, в доме дел невпроворот – скотина, готовка, убраться к весне надо. А на улице только грязь месить.

На окраине нам повстречался странный тип в мятой перепачканной землей одежке. Господин Хок окликнул его, спрашивая о купцах. Заросший патлатый мужик с красной рожей и разъезжающимися глазами, которые он безуспешно пытался свести в одну точку, пять минут совершенно тупым взглядов смотрел на распинающегося перед ним трактирщика, прежде чем промычать нечто невразумительное и махнуть рукой в направлении к перелеска, черневшего невдалеке.

Опять лес! Стоит ли вообще доверять указаниям местного Ялы[5], учитывая сивушный аромат, распространяющийся от него на версту вокруг? Мужичок продолжил свой прямой (или кривой, учитывая зигзаги) путь, вскоре закончившийся в близлежащих кустах, которым было суждено стать местом очередного доблестного сражения со змием, затаившимся во фляжке, сжатой в скрюченных пальцах.

Видимо, господина Хока одолевали те же сомнения, что и меня, поэтому проводив взглядом пьяницу, он задумчиво посмотрел на лес и чуть сжал пятками бока своей лошади, понукая ее идти вглубь деревни. Я последовала за ним, обеспокоенно оглядываясь на торчащую из кустов спину – хоть бы не замерз человек, погода-то не летняя, а выпивка не согревает, а только дает обманчивую иллюзию тепла.

Удивительно, но направление, данное пьянчугой, оказалось верным, о чем любезно сообщила встреченная нами селянка. Вежливо поблагодарив ее, мы свернули на небольшую дорогу, идущую к лесу.

Странные, однако, купцы. Вместо того, чтобы остановится в домах у здешних жителей (пустят с радостью и возьмут недорого), они предпочли ночевать в обозах. И пусть твердят: лес, ночь, костер, звезды, романтика. Холод и весенняя сырость. Никогда не понимала людей, меняющих уют горящего очага и мягкую постель на ночевку на земле, в веселой компании комаров (хотя для писклявых надоедливых кровопийц еще рано) и шишек, наставляющих на бока синяки.

Наш путь пролегал по склону холма, рядом с озером. Лед почти растаял, оставшись лишь у самого берега грязно-серой каймой, за которой темнела вода. Бурые в рыжих подпалинах лошадки неспешно трусили по размытой дороге, меся копытами грязь. Подгонять их мы не решались – спешить нам, в общем-то, некуда, а по такой распутице быстро скакать просто опасно.

Господин Хок ехал чуть впереди, молча и угрюмо вглядываясь в приближающийся лес. Отвлекать разговорами человека, занятого своими мыслями, я не считала верным, и поэтому тоже молчала, мечтая скорее слезть с пыточного приспособления, называющегося седлом. Рина за моей спиной (и чего девчонка забралась ко мне, а не к отцу?) весело уплетала кусок черного хлеба. Лошадка недовольно пряла ушами, раздувала ноздри и косила глазом, надеясь, что и ей перепадет кусок.

Лес приближался медленно, но неумолимо, вырастая зловещей стеной, пока не закрыл полгоризонта. Темные, блестящие от сырости стволы осин, рябин и ольхи, паутина переплетенных ветвей, сквозь которые просвечивает далекое бледно-голубое небо. Черные кривые тени, падающие на влажную землю. Нереальная тишина, изредка нарушаемая треском хвороста под чьими-то неосторожными шагами, да далекими неясными голосами...