Текст книги "Бэйр"

Автор книги: Алёна Реброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Я управляющая. Я должна знать все, – невозмутимо ответила Тома.

– А не знаете ли вы тогда, кто из нынешних Сеймуров маг? – спрашиваю, решив, что лучше вызнать все, чем молчать и стесняться.

– Что? – от удивления с нее даже спал гордый вид, зеленые глазища широко распахнулись. С таким выражением лица женщина скинула в возрасте лет двадцать. Я еще раз подивилась тому, насколько она от природы красива. – Среди Сеймуров нет настоящих магов.

– Но кто-то призвал это привидение семь лет назад, – возражаю. – Не могло же оно само появиться.

– Я не знаю, кто мог это сделать. Призвать такого сильного духа может только могущественный некромант, а это очень редкий дар.

– Откуда вы знаете, что это редкий дар? Вы общались с магами? – спросила я, не подумав. Но уже через секунду мне стало ясно, что не стоило заводить об этом разговор, и я прикусила язык – но было поздно.

– Вы так смотрите… Нежели думаете, что это я темный маг!? – на этот раз ее глаза засветились не искренним недоумением, а самой настоящей жгучей злобой. Мне показалось, что сейчас Тома бросится на меня и выцарапает глаза! Я даже отодвинулась подальше на всякий случай. – Да как вы смеете обвинять меня в подобном!?

– Поймите правильно, я сама ведьма! Для меня в этом нет ничего постыдного, – объясняю. Только сейчас, задумавшись, я вспомнила, что могу проклинать людей на крови и превращать их в монстров. Черт, я забыла об этом и наврала графине, когда сказала, что я с темными силами не связана!.. Как бы об этом не узнал инквизитор.

– Я никогда ничем таким не занималась! – твердо повторила Тома. Но вид у нее при этом был такой разъяренный и злой, а платье со зловеще черным кружевным воротником так жутко сочеталось с ее неестественными огромными блестящими глазами, что я невольно сравнила ее с ведьмой из какого-нибудь фантастического триллера.

– Вы готовы поклясться? – нервно хихикаю, запивая ком в горле чаем.

– Как вы смеете требовать с меня клятву!? Кто вы вообще такая!? – еще больше распалилась Тома.

– Вообще-то не смею… – покорно склоняю голову, пытаясь успокоиться: давно мне не приходилось воевать с разъяренными женщинами. – Но я ищу ответы, которые могут помочь роду Сеймуров. Вежливость в таких обстоятельствах кажется вещью совершенно неуместной… разве нет? – робко смотрю на нее.

– Я понимаю, что вы пришли с диких земель, но в благородном обществе вам придется сдерживать себя и свой слишком вольный язык! – выпалила на одном дыхании Тома, резко встала из-за стола и вышла вон.

– Но что же я не так сказала?… – бормочу, провожая ее взглядом. Самое страшное было то, что я действительно не понимала, было ли дело в моей невежливости, или же я затронула какую-то больную для этой барышни тему.

Пока я допивала чай, меня не покидало чувство того, что что-то с этой Томой не так. Но что именно с ней не так, я не могла понять – просто не за что было зацепиться.

В итоге, полностью запутавшись в своих предчувствиях, я решила не забивать себе голову лишними подозрениями, и пошла к Дейку, который снова двигал шкаф.

Видимо, рыцарь решил оставить странную стену открытой и потому мебель возвращал на другое место.

– У этой стены никогда ничего не должно стоять, понятно? – объяснял он кухарке. – Ни ведер, ни лавок, ничего!

– Как скажете, – ответила тетка, которая все это время так и стояла над Дейком, не сводя оценивающего взгляда с фигуры рыцаря. Я уже подумала неладное и собиралась заржать в полный голос (все же таких женщин у Дейка наверняка еще не было), но все же сдержалась, решив не прерывать своим смехом это чудесное представление. – Благородный рыцарь, вы, я смотрю, очень сильный молодой мужчина в самом расцвете сил…

– А что? – подумав о том же, о чем и я, услышав этот заигрывающей тон, Дейк резко обернулся со священным ужасом в глазах.

– Ну, я подумала, почему бы вам не порадовать слабых одиноких женщин и не… – она сделала такой выражение лица, которое можно было бы назвать кокетливым, Дейк нервно сглотнул под этим взглядом. – …и не передвинуть еще пару шкафов? Я давно хотела сделать перестановку.

– Ааа… шкафы… Да, конечно! – выдохнул в облегчении рыцарь и улыбнулся. – Всегда рад помочь.

– Дейк, раз ты тут шкафы двигать будешь…

– А мы тебя еще и супчиком нашим угостим! – хором улыбнулись две молоденькие кухарки, а старшая ухмыльнулась и пихнула рыцаря в плечо своим кулачищем, от чего тот пошатнулся. Но, кажется, даже эта бабища уже не спугнет нашего бравого Ромео, заприметившего двух очаровательных дамочек.

– … Я пойду, осмотрю поместье. Здесь от меня толку все равно нет, – заканчиваю фразу.

– Чтобы к обеду как штык, ни в какие подземелья не лезла без меня и ни в какие комнаты не входила! – пригрозила мне «мамочка», осматривая двух хихикающих девушек, как повар осматривает куриц в курятнике, выбирая лучшую для супа.

– Ага, – киваю и устремляюсь вон из кухни.

12. Белый филин

Со вчерашнего дня я так и не успела понять, где толком нахожусь. Ночью поместья было не видно, и я шла почти в слепую. Теперь же можно было побродить по этажам и залам, может, выглянуть наружу – наверняка тут должна была быть какая-нибудь оранжерея или сад. В этом мире многие цветы и растения отличаются от тех, что были на Земле, мне всегда было интересно рассматривать их. Иногда даже мой новый мозг услужливо подсказывал мне названия и свойства некоторых растений.

Немного побродив по поместью в поисках выхода в сад, я его так и не нашла. Вместо этого я переходила из коридора в коридор, заглядывала во все встречные комнаты и залы, осматривала обстановку, останавливалась у каждой картины и гобелена… Одним словом, я просто бродила по поместью и витала где-то в своих запутанных мыслях.

Думала я в основном о нашем новом месте и рассуждала о тех его обитателях, с которыми я уже познакомилась.

Графиня Меви. Пожилая женщина, угасающая на глазах, она напомнила мне классический образ старую светской львицы, опытной и сильной, но уже недостаточно молодой для того, чтобы показывать зубы. Возможно, ассоциация и странная, но зато точная. Меви не привыкла к непослушанию, она властна и расчетлива. Наверное, в молодости она была похуже Томы, но сейчас годы смягчили ее характер, она жаждет внутреннего покоя и умиротворения, как и все старики. Странные и пугающие проблемы поместья раздражают ее, не дают ей желанного спокойствия. Возможно, постоянные страхи и напряжение и есть та самая причина, по которой Меви так быстро угасает.

Тома. Очень странная женщина. На первый взгляд мне показалось, что ей около сорока, потом стало ясно, что ей не больше тридцати пяти, но порой во время разговора мне приходило в голову, что она еще младше… Подобные люди совершенно неопределенного возраста встречаются редко, и то это обычно мужчины.

И еще странность, когда она рассказывала о себе, то ничего не сказала о своей личной жизни. Конечно, я не ждала того, что она мне начнет выкладывать все подряд, но очень часто люди, рассказывая о себе, вставляют парочку личных моментов, которые считают очень важными… Она же не сказала ровным счетом ничего! Как будто вся ее жизнь заключалась в служении графине и только, а ведь по ней видно, что это не так. Неужели, обладая такой внешностью, она не вышла замуж и не имела детей? Что-то эта дамочка скрывает. Интересно, что именно? Не она ли тот самый некромант, который призвал семь лет назад Дороти в исчезнувшем фамильном склепе?

Она не какой-нибудь Сеймур-бастард, конечно. По ней это видно, потому что все Сеймуры беловолосые, с мертвенно-бледной кожей и светло-серыми или светло-голубыми глазами. Но и черты лица у нее отнюдь не грубые крестьянские, она больше походит на потомственную аристократку. Но зачем аристократам подкидывать своего ребенка другим аристократам? Не понятно. Женщина-загадка эта Тома.

Лорен. С ним я даже не разговаривала, но все равно смогла уловить, что он из себя представляет.

Мужчина в возрасте от тридцати семи до сорока семи лет, стройный, но даже под дорогой одеждой видно, что неплохого телосложения, военного. Возможно, он служил или даже был на войне. Но по тому, как отзывались о нем дворецкий и графиня, можно догадаться, что он несерьезен и излишне доверчив, его легко одурачить и провести, а, значит, можно использовать. Но меня все равно не покидает мысль о том, что и с ним не все так просто. Мог ли наивный дурачок решиться на то, чтобы вступить в сговор с наемниками, что само по себе опасно? Для этого надо быть или действительно идиотом, или же кем-то достаточно хитрым и опытным для подобных сделок. Почему он направился в место, где водятся такие бандюги, как мы с Дейком, не взяв с собой ни телохранителей, ни даже оружия? Или он действительно дурак, хотя для такого поступка нужно быть последним дауном, или он настолько опытный и уверенный в себе боец (хотя «уверенный в своей непобедимости боец» и «опытный боец» понятия несовместимые)… или же Лорен имеет при себе оружие, которое невидимо для окружающих, но которым он в любой момент может воспользоваться? То есть, он сильный маг.

Этот мужик наверняка не такой идиот, каким его считают родственники, но все же не понятно, кто же он тогда на самом деле.

Хм. Интересно, в этом поместье есть хоть кто-нибудь, кто ничего не скрывает? Нахожусь тут меньше суток, а еще не встретила ни одного нормального человека, кроме ворчливого Гарфела, да доктора! Видимо, судьба у меня такая, жить неспокойно с неспокойными людьми.

За этими мыслями я не заметила, как зашла в галерею. Длинный широкий коридор, вдоль стен которого стояли всякие доспехи, тумбы с какими-нибудь фамильными трофеями, и висели картины, портреты предков Сеймуров.

Как только я оглядела новое помещение, в глаза мне тут же бросилась одна из картин. Я подошла к ней, чтобы получше рассмотреть.

На ней была изображена девушка лет шестнадцати. Она была одета в белое праздничное платье с пышными прозрачными рукавами, темные завитые волосы были уложены в прическу, к ним были приколоты две розы. Девушка смотрела на меня с картины, слегка улыбаясь, ее взгляд почти ничего не выражал. Обычный портрет в память о конце детства, ничего особо приметного в нем нет. Странно, почему он меня привлек?

«Доротея Сеймур. 2 313 год с начала эпохи Первых Людей» была надпись внизу.

Хах, какое совпадение! Я даже не удивляюсь…

– Так вот, какой ты была, – вздыхаю, не отрывая взгляда от картины. Неожиданно для себя я вдруг поняла, какая именно странность привлекла мое внимание. – Но ты не похожа на бледных беловолосых Сеймуров, совсем не похожа, рымяная, темноволосая… И где, интересно знать, погуляла твоя мамочка?

– Ты тоже думаешь, что я бастард? – раздалось печальным эхом сзади. – Может, мамочка стыдилась меня и потому убила?

Я инстинктивно взвизгнула и отскочила, прижавшись спиной к стене рядом с портретом.

Передо мной в воздухе плавала белая размытая дымка. При всем желании в этом нечто я не смогла бы узнать девочку из портрета, но сомнений у меня не оставалось: это была Дороти.

– Не подходи ко мне! – предупреждаю, вжимаясь в стену. Но существо больше не двигалось, просто зловеще нависало над полом, слегка подрагивая.

От этой дымки шел замогильный холод, пробирающий до костей. Уже через пару секунд, проведенных рядом, я начала сильно замерзать. Мгновенно в памяти всплыли картины прошлой ночи, когда Дейк ввалился в комнату замерзший и напуганный до полусмерти. Что-то мне подсказывало, что уже через минуту я буду в точно таком же состоянии.

Я попыталась убежать или хотя бы двинуться, но тело уже онемело от невыносимого холода и не подчинялось.

Мою душу начал сковывать ледяной ужас перед медленной и жуткой смертью, я тоже начала чувствовать усиливающийся запах жасмина, о котором Дейк вчера бормотал в бредовом сне.

– Ух-ходи… – прошу привидение, чувствуя, что почти теряю сознание. За такое короткое время эта дрянь как будто выпила из меня все силы.

Но призрак меня не послушался, лишь усилил напор холода, под которым я чуть не согнулась и не упала на пол.

Тут совершенно неожиданно я начала чувствовать свою больную руку. Ощущения были такие, как будто она полна магической энергией, словно губка водой. Эта пульсирующая тяжелая сила никуда не уходила и не требовала немедленного выхода, она просто была, окутывала руку, как толстая перчатка, и впитывалась в нее.

В удивлении подняв конечность к глазам, вижу, что от нее исходит бирюзовый дым, как от горящего дерева.

Вместе с этими странными ощущениями я почувствовала еще кое-что. Меня вдруг потянуло к призраку, как голодного волка к окровавленному куску мяса.

Эта неясная белая дымка – привидение – показалась более чем желанным куском призрачного торта. Откуда не возьмись появился сильный внутренний голод… хотя скорее просто желание впитать в себя что-то. Предположительно, этого самого призрака.

Повинуясь неведомо откуда взявшимся инстинктам, я протянула руку внутрь дымки. Энергия, курсирующая внутри привидения, потекла сквозь мои пальцы тонкими теплыми струями. Вновь появилось ощущение, что это струны музыкального инструмента, я машинально провела по ним рукой, попыталась что-то сыграть… но в итоге только оборвала их. Разодрала тонкую материю, как нити паутины.

– Аааа!!!! – завопило привидение так, как выпила бы Баньши, и задергалось на моей руке, как червяк на крючке. – Что ты делаешь!?

– Я не знаю! – отвечаю, чувствуя, как по мере того, как я рвала эти невидимые нити внутри призрака, мои собственные силы прибывали, отступал холод. Не только восстановилась жизненная сила, но и значительно возросло количество магической. – Но мне нравится то, что я делаю…

– Ты убьешь меня!!! – вопило привидение.

– Сомневаюсь, что кто-то будет по тебе скучать!

– Не убивай! Без меня вы их не остановите! Никто не остановит! Я нужна вам!!! – кричало привидение.

Кричало, кстати, весьма убедительно. Я даже задумалась о том, не говорит ли оно правду.

– Что здесь происходит!? – вдруг громко крикнул кто-то слева от меня.

Растерявшись, я разжала пальцы левой руки и выпустила привидение.

Быстро обернувшись на голос, я… почти ничего не увидела.

В глаза и на кожу мне брызнуло что-то, здорово напоминающее серную кислоту. От боли я взвыла не своим голосом и тут же потеряла сознание.

* * *

Я очнулась от мягких похлопываний по щекам.

Открыв глаза, я поняла, что нахожусь в какой-то незнакомой мне комнате на чьей-то кровати с балдахином. Здесь не было окон, но горело несколько свечей, и потому можно было осмотреться.

Темные обои, темные шторы на стенах, гипсовые бюсты на камине, стенды с книгами, письменный стол, несколько платяных шкафов…

Надо мной склонялся какой-то парень примерно моего возраста. Бледный, гладко выбритый, белобрысый, но с черными бровями и кареглазый. Одет он был в черный походный костюм и в черный плащ со странными темно-серыми узорами по краям. Через грудь у него были перекинуты ремни со всякими кармашками, среди которых был прикреплен изогнутый ритуальный кинжал в черных ножнах с вензелями.

Тот самый некромант?…

– Очнулась, слава всем богам… – улыбнулся парень.

– Кто ты такой? – удивленно спрашиваю у подозрительного типа, садясь на кровати.

– Меня зовут Арланд, – представился он, с любопытством разглядывая меня. – Я только что приехал из ордена Белых сов, где учусь. Но меня больше интересует, кто ты такая и что делаешь в этом поместье.

– Бэйр, – машинально протягиваю ему руку, не отрывая взгляда от незнакомца. Он сильно отличался от всех тех, кого я встречала раньше… было ли дело в его красивом лице или ведьмовском прикиде – не знаю, но почему-то с первого взгляда он мне понравился. – Ведьма с Равнин.

– Так сразу? Без допросов и пыток? – весело удивился молодой инквизитор, пожимая мою руку. Его собственные ладони были затянуты в толстые кожаный перчатки. – Какими судьбами в родовом поместье Сеймуров?

– Меня и моего напарника, рыцаря ордена Черного дракона, наняли, чтобы мы избавили поместье от нечисти. Мы прибыли только вчера ночью, – рассказываю, не видя смысла что-то скрывать. То, что передо мной инквизитор, а я не знаю, чем они занимаются в этом мире (может, и охотой на ведьм), меня почему-то не смущало. – Как я тут оказалась? Тут, в смысле, в этой комнате?

– Ты потеряла сознания и я принес тебя сюда… На самом деле я хотел обрызгать святой водой духа, чтобы прогнать его, но случайно попал на тебя!.. Прости, – виновато почесал затылок Арланд. Его длинные волосы цвета слоновой кости были связаны в интересный хвост: взяв пряди с висков, он завязал их на затылке, оставив остальные волосы распущенными. – Если честно, я не понял, что произошло. Это призрак что-то делал с твоей рукой или ты делала что-то с призраком?

– Сама не знаю, у меня такое в первый раз, – пожимаю одним плечом: левая рука снова была парализована. – На самом деле, это долгая история.

– Ладно. Ты ведьма, а я не хочу вникать в ваши тайны. Все же, мне по званию не положено… – как будто опомнившись, он вставал с кровати и принялся разбирать свои походные мешки.

Только тут я поняла, что весь короткий разговор мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Сейчас, когда он встал, я как будто очнулась от транса.

Как-то не додумавшись до того, что этот жест молодого инквизитора был ни чем иным, как мягким намеком для меня, мол, занят, вали из моей комнаты, я осталась сидеть на удобной мягкой кровати и осматриваться.

Я где-то около минуты следила за инквизитором. Почему-то я его совершенно не боялась и была уверена, что он не причинит мне вреда. Более того, для кровожадного истребителя ведьм он был даже милым. Когда же я случайно заметила, что из походного мешка он украдкой вытаскивает плюшевого черно-розового зайца, совсем перестала опасаться его.

– Хммм… что-то ты не похож на злобного инквизитор, – замечаю, провожая взглядом плюшевого зайца… с каким-то странным знаком на брюхе. – Я думала, вы одеваетесь во все былое, увешаны серебряными крестами и обвиняете всех и каждого в связях с темными силами. А ты скорее похож на темного колдуна с этими узорами на плаще и кинжалом…

– Хей, откуда такое предвзятое отношение к людям моей профессии? – усмехнулся Арланд, обернувшись ко мне. – Студентам никто не диктует, сколько крестов надо носить и что одевать. А что до придирок, то это тоже личное дело каждого.

– Странно. Вы же по закону жанра должны быть безумными фанатиками, разве нет? – возможно, мне стоило заткнуться или хотя бы сменить развязный тон на более подходящий для разговоров с графьями, но я ничего не могла с собой поделать: я чувствовала себя так же, как если бы говорила с Дейком. Да и самого графеныша этот разговор ничуть не смущал.

– Смотря кого подразумевать под безумными фанатиками, – пожал он плечами. – Среди нас есть люди просто убежденные, есть свято верящие, есть те, кто живет своей работой. Все они по-своему безумны и фанатичны… в большей или меньшей степени.

– И к каким же ты относишь себя? – интересуюсь.

– К убежденным, – сразу ответил Арланд.

– И в чем же ты убежден?

– Не слишком ли много вопросов? Вроде бы это мне положено тебя пытать и доправшивать! – рассмеялась новая жертва моей любознательности.

– В самом деле? – удивляюсь. – Если честно, я мало знаю о людях твоего занятия. Стоило мне спросить о белых совах, все обычно замолкали и затыкали мне рот. Может, ты расскажешь?

– Ладно, почему бы и нет? – охотно согласился Арланд, убирая вещи из сумки в шкаф. – Хоть одна ведьма будет знать, что мы не такие звери, какими нас принято считать… и что наши убеждения вышли не из жажды крови сбрендивших монахов. Одна ведьма, знающая правду о белых совах, это стоит всех раскрытых тайн, да простит меня отец Фелемон! – он шутливо перекрестился, а потом продолжил рассказывать, убирая вещи в шкаф… Все эти вещи отличались поразительным разнообразием: несколько черных кожаных костюмов, несколько пижам из плотной льняной ткани, пар десять перчаток – тонких белых и толстых черных, пар двадцать носков. – Убеждения инквизиторов заключаются в понятии о равновесии.

– А разве не в том, чтобы искоренять зло или ловить грешников? – мне становилось все интереснее. Мало того, что мне выпал случай познакомиться с одним из этих белых сов, наводящих на всех ужас, так еще выясняется, что это не та инквизиция, которая была в моем мире… или, по крайней мере, тут есть не мало отличий.

– Вовсе нет! Борьбой с грешниками занимаются священники, и, поверь, совсем не теми методами – там безобидные проповеди и общественные работы. Инквизиция же занимается судом, не духовным, а простым, земным судом, который не занимается искоренением зла, а работает для поддерживания в мире равновесия. Без зла не будет добра, без добра не будет зла. Зло не уничтожить, как и добро, но в вопросе со злом мы имеем определенную свободу: выбирать между злом меньшим и большим. Добро есть порядок, спокойствие и жизнь, зло есть хаос, смятение чувств и смерть. Всего этого в мире поровну, чего бы не говорили добропорядочные люди о преобладающем зле. Работа инквизиторов заключается в поддержании равновесия, как я уже говорил, то есть мы судим зло на большее и меньшее, и выбираем наказание или действие, которое сведет на нет или уменьшит большее зло.

– А что ты подразумеваешь под нарушением равновесия? Съесть, скажем, две индейки вместо одной запланированной, убить больше десяти человек за день или, может, нахамить церковнику больше положенного? Где эта грань, грань равновесия?

Разговор захватывал меня все больше, наконец-то у меня появился собеседник-философ! Дейк, стоило начать говорить с ним о высоком, тут же тянулся к выпивке, а тут, кажется, мне самой скоро захочется размягчить мозг алкоголем…

– Расскажу на примере, – увлеченно продолжил молодой инквизитор. – Допустим, кто-то сеет хаос и смерть, тогда его можно устранить. Но при этом убивать нечто живое, чувствующее, любящее – это зло. Тут перед инквизитором встает вопрос выбора между меньшим и большим злом. Если человек, скажем, убивает людей ради удовольствия, то его жизнь не может оплатить этот грех, то есть зла будет меньше, если его убить, нежели чем если оставить в живых. Если же человек убивает людей, потому что у него такая профессия, то его нельзя устранять.

– Нормально! Это еще почему!?

– Потому что добра он несет столько же, сколько зла. Равновесие сохранено.

– А в чем отличие маньяка от наемного убийцы? Оба они убивают, оба несут зло, только первый из-за болезни мозга, а второй осознанно, да еще и за деньги!

– Первый не способен на добро, потому что смысл его жизнь – убивать, а второй способен, потому что убивать – просто его профессия.

– Наемный убийца способен на добро, по-твоему?

– Те же примеры, – кивнул Арланд. – Кто добрее, убежденная монашенка или медсестра? Первая делает добро бесплатно, вторая за деньги, первая от всего сердца, вторая из добрых побуждений, первая живет этим, вторая работает, это просто одна из многих частей ее жизни. Теперь кто злее, маньяк или наемный убийца? Первый делает все бесплатно, второй за плату, первый от всего сердца, второй потому что ничему больше не научился, первый живет этим, второй работает, это одна из многих частей его жизни. Первые – монашенка и маньяк – они пропитаны добром или злом, вторые не отдаются этим силам полностью, они просто используют их, как и все остальные мирные люди.

– Вот интересно, это у тебя прирожденный дар убеждения, или вас это заучивать заставляют? – с подозрением смотрю на собеседника.

– В Ордене меня заставляли решать сотни задачек на подобные темы, я все эти правила знаю наизусть, – кивнул Арланд. – «Кто хуже, человек, продающий яды, или человек, покупающий яды?», попробуй ответь! Или это: «Темный колдун помешался и убил десятерых невинных, но потом искренне раскаялся, как вы поступите?». Убить его нельзя, потому что покаялся, посадить нельзя, потому что помешанный, других магов смущать будет, и отпустить его нельзя, потому что темный… у меня от этих дурацких тестов каждый день мозг вскипает! – пожаловался инквизитор и поежился от неприятных воспоминаний. – Это самая главная часть работы: уметь отделять большее зло от меньшего, и способом свершения меньшего зла охранять равновесие. Но я привожу тебе самые простые примеры, чтобы ты поняла, в жизни, конечно, все гораздо сложнее, потому что ни зло, ни добро в природе в чистом виде не встречается.

– Мозг кипит… – соглашаюсь. Что-то очень знакомое мне слышалось в его словах… просто до боли знакомое… Батюшки, да не была ли я в прошлой жизни таким же замученным студентом!? – Но это очень интересно! А что насчет магов? Почему они являются носителями такого большого зла, что их надо всех поголовно «устранять», как ты выражаешься?

– Странно, что ты спрашиваешь. Всем колдунам это с рождения объясняют, – удивился Арланд.

– У меня плохая память, – отмахиваюсь. – От момента своего рождения я как-то уже успела подзабыть, в чем там дело.

– Хах, ну что ж, я расскажу тебе, – инквизитор уже уложил немногочисленные пожитки в шкаф и вернулся ко мне, сел рядом на кровать. Сокнув в колене одну ногу и сидя в пол-оборота, он мог рассказывать, рисуя что-то в воздухе руками. – Только не думай, что инквизиторы – это дикие нелюди без всякого сострадания. О нас говорят столько же, сколько о рыцарях ордена Черного Дракона, но врут вдвое больше. На самом деле мы не вырезаем всех поголовно… но есть и те маги, которых стоит убить просто за то, что они обладают силой.

– Ничего не поняла, если честно… Где тут справедливость?

– Вообще-то понятия «справедливость» у инквизиции нет, это тоже очень частое заблуждение, – напомнил Арланд. – «Равновесие» и «справедливость» – слова, конечно, невероятно похожие, но в жизни равновесие достижимо, а справедливость – почти нет. В равновесии все сводится к округленным до единиц со значениям «зло» или «добро». А справедливость – это уже голоса души и сердца. Справедливости не всегда возможно добиться, потому большинство инквизиторов работает с равновесием… хотя многие и пытаются совмещать эти понятия и у них в трех из пяти случаев это выходит. А о магах, это долго рассказывать… – посмотрев на мои умоляющие глаза, он все-таки продолжил. – Но, так и быть, расскажу. Начну с самого начала. Маги имеют свои способности за счет дефекта в плетении ауры, в одном месте она у них непропорциональная, там есть отросток из совершенно других плетений, от вида этих плетений зависит, в каких средах будет работать маг. Аура, как известно, влияет на все: на телосложение, на сознание, на разум, на силы и способности. И вот этот дефект в ней, этот отросток, он сильно влияет на разум магов. Они отличаются от обычных людей не только своими способностями, но и психикой. Маги гораздо более впечатлительны, у них быстро меняется настроение, они по-другому видят мир, сильно увлекаются мимолетными идеями…

– А Дейк говорил, что это все потому, что я женщина… – теперь-то ясно, откуда взялся магнит в моей заднице.

– Что? – сбившись смысле, Арланд удивленно захлопал глазами.

– Ничего, мысли вслух! – машу рукой. – Продолжай, пожалуйста! – подсаживаюсь к нему поближе и, уперев локоть в колено, ставлю на кулак подбородок, чтобы было удобнее сидеть.

– Как скажешь, – кивнул инквизитор, и продолжил увлеченно объяснять. – Маги, по сути, это спящие безумцы, которые постоянно держат себя в руках. Но стоит у них появиться какой-нибудь идее, как она может превратиться в цель их жизни. Например, убили у ребенка-мага на глазах мать, под впечатлением маг останется на всю жизнь, и если у обычного человека это впечатление может когда-нибудь иссякнуть, то маг на все сто процентов станет маньяком. Будет убивать, например, сероглазых брюнетов, как убийца матери, или прочее. Или маг может помешаться на самой идее того, что он маг, сверхчеловек, а, значит, ему надо больше власти, больше богатства, больше удовольствий, и у него на психологическом уровне выработаются неизлечимые бандитские наклонности. Ну, ты поняла. Одно даже кратковременное, но яркое впечатление может сделать из нормального адекватного мага психопата, так что с ними надо осторожнее.

– Тебя послушать, так нас надо на таблетках держать и в отдельных камерах, – хмыкаю. Вот интересно, этот кадр вообще помнит, кому он все это рассказывает, или он забыл, что я одна из этих морально неустойчивых животных?

– Нет, конечно, я преувеличиваю, многие маги гораздо спокойнее большинства людей, – согласился Арланд, опомнившись и виновато посмотрев на меня. – Я это к тому говорю, чтобы ты понимала, что не так с магами. А устранять нам приходится только психов наравне с обычными маньяками без всяких способностей. Но есть конкретная группа магов, которые ни на что, кроме зла, не способны. Это темные колдуны, физически не способные творить заклинания, которые не несут хаос, смерть или смятение. Они с рождения обречены на то, чтобы нести в мир зло и нарушать равновесие. На добро они тоже способны, но только в том случае, если откажутся от использования своих сил. Темного мага можно или убить, или поместить в особое место, где специально обученные люди будут за ним следить, чтобы он не колдовал. Это одна из целей ордена Белых сов.

– А лишить его магического дара и отпустить на волю можно?

– Нет. Маги живут только из-за дефекта своей ауры. Устрани его – человек сразу же умрет.

– Хм… выходит, магический дар это что-то вроде огромной раковой опухоли, которая есть с рождения? Только она не на теле, а в душе.

– Раковая опухоль? Что это?

– Болезнь такая, – отмахиваюсь. – Слушай, но ведь это несправедливо. Человек не виноват, что он родился темным магом. Только из-за этого ему придется скрываться от вас всю жизнь?

– Зачем скрываться? – искренне удивился инквизитор. – Темные маги живут в специальных резервациях у белых сов, ведут свое хозяйство, занимаются, чем хотят – кроме магии. У них полноценная жизнь, но только под надзором белых сов. Иногда, во время затяжных войн, белые совы отбирают самых сильных магов и ведут их вместе с инквизиторами в бой, чтобы остановить войну, – объяснил Арланд. – Такова суть инквизиции, ограждать общество от чрезмерного зла. Сплошная психологическая арифметика, добро и зло считаются строго по процентам, а после делается известный тебе выбор: убивать или не убивать, запирать в темнице или не запирать, и прочее… Но это задачи инквизиторов. В Ордене так же учат судей, клириков, лекарей и паладинов.

– Ха! Подожди-ка! – замечаю один прокол юного борца за равновесие. – Но когда ты брызгал святой водой на привидение, ты даже не понимал, кто причиняет зло: оно мне или я ему. А брызгал все равно на него, на меня случайно попал. Ты, получается, совершил непростительную ошибку, ничего не рассчитал и действовал по душевному наитию. А вдруг ты таким не обдуманным поступком увеличил зло и сам нарушил равновесие? Разве у тебя не должно было уже выработаться привычки рассчитывать все правильно и не ошибаться так?