Текст книги "Мразь"

Автор книги: Алексей Алешко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

–О канибализме во время блокады. – Выдохнула она и, собравшись, выпалила. – Ты не представляешь, что там творилось! Даже доступные сейчас цифры ужасают, а они занижены в десятки раз! Женщины ели своих детей, с улиц подбирали и ели трупы, на рынках человеческое мясо лежало открыто и стоило дешевле хлеба! Некоторые открыто говорили, что до голодных бунтов не дошло только из-за человечины. При этом людоедство упоминалось только в закрытых справках под грифом «Секретно», даже отдельного наказания за него не было, все шло по статье «Бандитизм», то есть даже не всех расстреливали! Реально только одного из шести, остальных в ссылку. Недовольных партией вообще и Попковым в частности и то чаще к стенке ставили. – Она замолчала, резко, даже зло замолчала.

–Тяжелое чтение для девушки. – Неожиданно для самого себя вслух сказал я и немедленно извинился.

–Нет, не стоит. – Она грустно улыбнулась. – Еще я в дневнике деда нашла ссылки на какие-то документы и под ними вывод, что блокады Ленинграда со стороны немцев вовсе не было. – Она замолчала и посмотрела мне в лицо ожидая реакции на такое заявление. Нарочно никак не отреагировал. – Да, немецкой блокады не было, – видимо удовлетворившись продолжила она, – была сталинская блокада непокорного города. Сталин специально велел пустить немцой к Шлиссенбургу, разрешил им замкнуть кольцо блокады.

–Зачем? – Невольно перебил я и снова извинился.

–Пф! Это выгодно. – Выдала ответ Светлана, словно само собой разумеющееся.

–И в чем выгода?

–Во-первых растянулась линию фронта. – Начала девушка. – Во-вторых блокадой были скованы существенные силы наступающей армии. Ну и третье – Ленинград всегда был оплотом ненавистной Сталину интеллигенции, а тут такая возможность, передавить всех чужими руками.

–Как интересно, – я резко поменял тему неприятного мне разговора остановившись около первой попавшейся картины, – кирпич и шуруп.

–Не кирпич и шуруп, – легко и охотно смахнула неприятный осадок Светлана, – а шуруп закрученный в старинный не обожженный кирпич. Эти Эдик изголяется, все ему неймётся изобразить победу технологий чтоб всем понятно было. То рыцаря в полном доспехе на велосипеде нарисует, то ветряную мельницу с лопостями из солнечных батарей. Ну или вот, попроще, шуруп в кирпич вкрученный. – Она улыбнулась окончательно оставляя позади страшную тему.

–И как, успешно? – Начиная смеяться спросил я.

–Да ничего так, – заулыбалась она, – рыцаря того какой-то магазин спортивных товаров недавно купил. – Я засмеялся, она следом и, снова взяв меня под руку повела дальше рассказывая про работы и их авторов.

От галлереи до моего дома было не больше 10 минут на машине, даже по пробкам, но добрался я до него только в полночь.

Василий.

В понедельник меня разбудил стук в дверь. Высунув нос из под одеяла посмотрел на часы, 10:42 – проспал. Должен был в 10 утра выехать в Смоленск, будильник отключил так как был уверен, девять не восемь, обойдусь без него, и надо же, в коем веке проспал! Недовольно ворча я выбрался из кровати и накинув халат пошел открывать.

–Александр Евгеньевич, – развел руками присланный из банка шофер, Олег, кажется, – ехать пора.

–Расслабься, до Смоленска пять часов хода, пойдем без остановок и успеем, если что спишем на московские пробки. Жди, скоро спущусь. – Я захлопнул дверь не дав ему ответить.

Так, а почему телефон не звонил? – Немедленно возник в голове вполне логичный вопрос. – И вообще где он? Вернулся я вчера трезвый, разве что в приподнятом настроении, зашел в квартиру и куда его дел? А никуда не дел, так в кармане куртки и лежит. Ну точно – вот он! Разрядился на ноль, вот и молчит. Я поставил телефон на зарядку и быстро приступил к утренним процедурам.

40 минут и я побритый и наскоро позавтракавший уже изучал на заднем сиденье служебного Лексуса список пропущенных звонков – много. Судя по первым неизвестным номерам телефон у меня сдох еще вчера в обед, а я и не заметил. Неизвестные номера проигнорировал, надо будет, еще раз позвонят. Набрал только Ларисе – отчитался, что все в порядке и я уже трясусь в заданном направлении. И Паше – быстро оборвал его едва начавшийся монолог о случившейся с Еленой после известия об увольнении истерике. Оно мне надо? Выслушивать какой он герой. Я приказываю, он исполняет. Новую секретаршу, кстати, по заданным параметрам пока не нашел, на что я ему и указал, пусть делом занимается, а не сопли по телефону развозит. Сергею звонить не стал. Ничего нового он мне сообщить не мог, а выслушивать его рассказы о том, что было после моего отъезда от Петровича, мне не интересно. Очень удачно вчера аккумулятор в телефоне сел. Потом позвонил Марине и долго, минут 15, с удовольствием болтал с ней не о чем, после чего закопался в пачку утренних газет и через полчаса изучения новостей сам не заметил как уснул.

Проснулся аж под Вязьмой от двух звонков одновременно: один мобильного, второй от мочевого пузыря. Приказал водителю остановиться и разобрался с обеими сразу. Звонил помощник Васи, смоленского авторитета, не криминального, что интересно, просто нужного человека со связями и возможностями реализовавшего интересы нашего банка. Визави поинтересовался дорогой и примерным временем прибытия. Черт бы подрал эту поездку. Тчк. Не был бы вопрос столь серьезен, можно бы и по телефону решить, а так – нет, пришлось ехать. Противостоящие силы вполне могли организовать прослушку.

Стоило закончить разговор с помощником Василия Николаевича (как его там – надо вспомнить, а то неудобно будет), позвонила Света. И где телефон взяла?

–Саша?

–Да.

–Это Света. Ну та, которая вчера. То есть в субботу.

–Милая, я узнал тебя.

–Ты вчера не подходил к телефону, я думала...

–Не правильно думала, – перебиваю, – я в воскресенье очень рано проснулся и потом у меня была деловая встреча. Очень устал, приехав домой отключил телефон и лег спать.

–Прости. Может поужинаем?

–С удовольствием бы тебя увидел, но я еду в Смоленск и когда вернусь не знаю.

–Ты меня обманываешь.

–Позвони в банк и попроси меня к телефону.

–Прости.

–Не извиняйся, я понимаю.

–Я очень хочу тебя увидеть.

–Мне приятно.

–Это все?

–Тебе когда-нибудь дарили сто роз?

–Нет, но почему ты спрашиваешь?

–Не скажу.

–Ты...

–Прости, у меня входящий по другой линии, я перезвоню когда освобожусь. – Сбрасываю звонок и в зеркало заднего вида замечаю ухмылку водителя, она меня злит, и я тут же набираю телефон доставки цветов. Заказываю букет из ста роз. Условие: адрес доставки незаметно узнать по продиктованному телефону Светы. Через три минуты перезванивают цветочники, сообщают что на моем счету осталось две тысячи рублей – на заказ не хватает. Сухо интересуюсь сколько через мой аккаунт в их системе прошло тысяч. Немедленно извиняются и просят не забыть в ближайшее время пополнить счет. Обещаю и заказываю еще один букет, простой, скромный и обязательно с одним цветком чертополоха. Его прошу доставить в галлерею Петровича для Светланы, фамилии я не знаю и оставляю им номер её телефона.

Хороший вчера вечер был, мне понравилось. Мы час гуляли по пустой галлереи, она рассказывала мне о работах, я критиковал или хвалил, мы спорили, смеялись, перепрыгивали на аргументах вовсе на другие темы и снова возвращались к картинам и техникам письма. Потом обедали в каком-то ресторанчике неподалеку. Гуляли по Москве, ужинали и снова гуляли иногда заходя согреться глинтвейном в попадающиеся по дороге бары. Она оказалась очень интересным собеседником и завзятой спорщицей: о чем бы мы не заговорили, на все у нее было свое мнение подкрепленное увесистой связкой аргументов. Уже совсем поздно я отвез её домой, в Выхино, и поцеловав на прощание кончики пальцев отправился спать.

Воспоминания о милом вчерашнем вечере прервал телефонный звонок, я ответил спрятав неудовольствие.

–Саша? – Испуганно поинтересовалась трубка голосом Кристины.

–Примет милая. – Ответил я и невольно улыбнулся вспомнив как она скакала на охраннике изображая из себя объятаю страстью фурию.

–Это Кристина.

–Я узнал тебя, – перебиваю, – моя очаровательная шпионка.

–Почему это я шпионка? – Возмущается она, я смеюсь.

–Мой телефон вам бы никто не сказал и я не оставлял, тем не менее он есть и у тебя и у Светы. Она бы тебе его не дала, а вот попросить посмотреть его в телефоне дрыхнувшего Сергея могла. Тебе никто не говорил, что копаться в чужих вещах не хорошо?

–Я не копалась!

–А откуда взяли мой номер?

–У Вити в ведомости посмотрела.

–Это еще кто?

–Курьер, он тебе купленную картину повезет.

–Понятно.

–Я тебя обидела?

–Нет, просто хотел знать, кто без моего ведома раздает мой телефонный номер.

–Он не виноват!

–То есть ты все таки опасная шпионка? – Спрашиваю больше на скрывая смешинки в голосе.

–Получается, да. – Вздыхает она. – Я хотела с тобой встретиться.

–А как же Света?

–Мы поссорились.

–Неужели из-за меня?

–Нет.

–А что так?

–Ну, просто... Не важно.

–Как скажешь. – Усмехаюсь.

–Ты встретишься со мной?

–С удовольствием, только не знаю когда.

–Ты сильно занят?

–Нет, не занят, просто я уже не в Москве и не знаю когда вернусь.

–Ты мне позвонишь?

–Обязательно.

–Прости, – выдержав после моего ответа неловкую паузу вдруг говорит она.

–За что?

–Прости. – Повторяет она и замолкает, я не перебивая слушаю тишину. Молчит секунд тридцать, наконец резко выпаливает: – Прости, кажется я люблю тебя. – И немедленно отключается.

–Неожиданно. – Констатирую я вслух, но чуть поразмыслив так же вслух заканчиваю. – Но ожидаемо.

Водитель, стараясь быть незамеченным, коситься на мою самодовольно ухмыляющуюся рожу в зеркало заднего вида. Снова звоню в доставку цветов и заказываю еще один букет, для Кристины, маленький, скромный, из полевых цветов. Разорение с ними одно, но оно того стоит. Светка тоже звонила с признанием, только не решилась, а эта посмелее, хоть и держалась за подругой. Интересная между ними войнушка может получиться, забавно будет понаблюдать. Довольно улыбаясь потягиваюсь и решаю что надо все таки посмотреть документы к встрече. Хотел еще позвонить Петровичу, попросить вставить пистон разбрасывающему документы работничку, но не стал – черт с ним, пусть живет.

Как водитель не гнал, а в Смоленск въехали в начале четвертого. Я позвонил Василию с извинениями за опоздание и был немедленно приглашен к нему домой, где гораздо удобней принять дорогого гостя с дороги, чтоб «как положено». Через 15 минут перед машиной уже распахивались ворота большого частного дома на набережной Горького.

Василий Николаевич – Вася, встречал стоя на крыльце. Мы давно не виделись и я уже подзабыл его комичный вид: маленький, кривоногий, очень толстый, лысый и со смешно оттопыренными ушами. Глядя на него непроизвольно хотелось улыбаться. Хотелось, но не рекомендовалось. Он открыто потешался и иронизировал над своей внешностью, но не позволял этого делать другим. Расслабившихся под его показной мягкостью и дружелюбием, и позволивших себе улыбнуться в ответ хоть на одну его самоироничную шутку, вполне могли найти по частям и не полностью, а лишь то, что по каким-то своим причинам не приняли воды Днепра.

Будучи сынком местного партийного бонзы он, в начале 90-х, сумел набрать немалый авторитет и рассадить своих людей, как канареек, на всех веточках власти, и пели они только для него несмотря на все невзгоды и потрясения. В Смоленске Вася сидел плотно, основательно и непоколебимо. Его услуги обходились дорого, но гарантированный результат того стоил.

–Здравствуй-здравствуй, гость московский. – Приветствовал он меня и мягко пожал руку своими сарделькоподобными пальцами.

–Рад видеть в добром здравии. – С вежливой улыбкой ответил я.

–Проходи, покормимся с дороги, да и о делах лучше под закусочку. – Он жестом пригласил меня первым пройти в дом. Отказываться не стал, Василий не любил этих ужимок – после вас, нет только после вас, позвольте не позволить и так далее.

Стол был накрыт не скромно, собственно у него всегда так. Для нас двоих на огромном дубовом столе было выставлено десяток плошек с разными салатами, пяток тарелок с мясным ассорти, несколько туесков с разными соленьями, от грибочков до мелких патиссонов, четыре плошки с разными видами икры, корзина свежайшей выпечки и множество мелкой посуды с всевозможными соусами, заправками и аперитивами. Венчали же пиршество большая и очень аппетитно пахнущая супница и целый молочный поросенок на большом серебряном блюде окруженный мочеными яблоками, квашеной капустой, крупными стеблями моченой спаржи и еще чем-то неопознаваемым, кажется кусочками кактуса.

–Что, впечатляет? – Довольно осклабился Вася увидев мое вежливое замешательство от вида всего этого великолепия. – То-то! Вы там, у себя в Москве и питаться-то как положено разучились. Садись давай. – Я послушно опустился в троноподобное деревянное кресло с высокой резной спинкой. Василий занял аналогичное с другой стороны стола и тут же с милой улыбкой поинтересовался у застывших возле стола халдеев. – Вам зады подпалить для расторопливости, или сами сообразите? – Тех словно плетью огрели: в рюмки полилась извлеченная из ведра со снегом водка, в тарелки восхитительный густой борщ, а поросенок был вскрыт явив парящую гречневую кашу с кусочками сала. Мой проголодавшийся желудок буквально взвился от аромата и неприлично громко исполнил требовательную руладу. – Ну давай по маленькой и насыщайся! – Довольно заулыбался Вася и приглашающе поднял запотевшую рюмку водки.

Минут пять я спокойно и с удовольствием ел, потом кивнул ходею указывая на пустую рюмку.

–Перекусил? – Поинтересовался Василий, я кивнул. – Вот и славно. Теперь можно выпить, покушать и поговорить.

–Меня прислали поблагодарить за отличную работу по Оршанской бетонке и подтвердить намерения по Печерам. – Начал я с удовольствием отслеживая путь сгустка ледяной водки к желудку.

–Где? – Тут же прервал меня Вася.

–Все с собой, – заверил его я, – и очень хотелось бы закрыть вопрос с Печерами до мая.

–Это возможно, – чуть подумав ответил он, – но будет дороже.

–На сколько дороже?

–Полкило.

–Примерно так мы и рассчитывали, договорились. – Согласился я, Василий кивнул холдею отдавая команду налить по новой.

–Есть еще одна тема. – Заговорил я салютуя хозяину рюмкой. – Нужны заброшенные деревни с угодьями.

–Этого говна хватает. – Заверил меня Вася закусывая грибочком. – Выбирай и плати.

–Все немного сложнее. – Протянул я и он посмотрел на меня недовольным взглядом. Всякие сложности Вася терпеть не мог.

–В чем сложность?

–Тот, кому это надо, очень могущественный человек и с ним лучше о чем-нибудь договориться, чем просто продать землю.

–Все вон. – Немедленно распорядился Вася. – Стой, сперва налей. – Тормознул он халдея. – Выкладывай. – Приказал он когда мы остались одни.

–Несколько тысяч значится... – Протянул он когда я закончил краткий рассказ о намерениях и возможностях Петровича и задумался. Я встал со своего места, обошел стол, налил ему водки и вернулся на место. Думал Вася долго, минут десять, потом молча выпил, закусил черной икрой и наконец заговорил сильно растягивая слова. – Тема интересная, правильная тема. У меня будет хорошее предложение для него. Организуй нам встречу.

–Что нибудь передать? – Поинтересовался я.

–Передать? – Вася снова задумался, на сей раз всего на пару минут. – Нет, конкретного пока ничего не скажу, а передай ему следующее: когда Борьку короновали, в 91-м году, я в его штабе близко сидел и лично в подготовке коронации участвовал. И была одна проблема, не на чем присягу приносить, нормального экземпляра Конституции нет. Закрутились с этими хлопотами и как-то забыли все, что у нас Конституция больше на тетрадку похожа, чем на фолиант на котором присягу приносить можно. До коронации час и что делать никто не знает. Но нашелся один умник, – давайте, – говорит, – любую книгу посолидней возьмем, обернем её красной тряпкой и все, он же не читать её собирается, никто ничего не заметит. Случайно у одного из прислуги нашлась большая книга, солидная, ребенку на день рождения купил и на работе до времени прятал. В запасниках нашли флаг, оторвали от него кусок, завернули, красиво получилось, солидно, и поклялся наш первый президент чтить и соблюдать книжку Носова «Незнайка на Луне». – Он внимательно посмотрел на меня ожидяа реакции, но я предпочел промолчать. Тогда он приподнял свою рюмку, грустно заглянул в её пустоту и громогласно рявкнул. – Все сюда! – В комнату тут же вбежали трое официантов и два охранника. – Наливай. – Приказал он.

–Я впишусь, – крякнув сказал Вася когда мы выпили, – впишусь не за бабки, а за то, что хорошее дело задумано.

–Спасибо. – Я благодарно кивнул, а про себя подумал, что не ошибся с выбором Васи в компаньоны Петровичу, эти двое друг друга стоят, общий язык найдут и про меня не забудут.

–Пока не за что. – Отмахнулся он. – И сегодня я тебя не отпущу, надо это отметить.

Я внутренне содрогнулся и подмигнул Васе, тот в ответ довольно заулыбался.

Наташа.

Господи, как же мне хреново!

Сегодня среда. О том, что сегодня среда мне сообщила уборщица. Ну как уборщица, помощница по хозяйству, горничная, просто я её по барской привычке называю уборщицей. Она же сообщила, что время уже девять утра. Вчера вечером, примерно вечером, да – кажется еще вечером, не ночью, водитель затащил меня домой. Остальное помню смутно или не помню вообще. До машины дошел сам, это помню точно. Потом не помню. Кажется включался где-то в дороге по естественной надобности. Потом снова не помню. Еще помню кусочек в котором матерящийся водитель обшаривает мои карманы в поисках ключей, а я держусь за дверь.

Теперь вот. Наташа. Уборщица. Как всегда всем недовольная расталкивает меня и что-то говорит про девять утра и работу. Она приходит ко мне три раза в неделю: понедельник, среду и пятницу. Не по времени, просто днем, пока меня нет. Убирается, стирает, гладит, может сходить в магазин, если я запиской попрошу об этом. Даже может что-то приготовить, но последнего я стараюсь избегать – готовит жутко. И вот, надо же, именно сегодня она решила прийти пораньше, теперь изображает из себя мою совесть всеми силами стараясь вытрясти из кровать и отправить на работу.

Нет. На мою совесть она совсем не похожа, не может быть у меня такой совести. – Думаю я, а ей бурчу что-то специально нечленораздельное и заматываюсь в одеяло. Моя совесть утонченная, красивая, стройная. Блондинка или брюнетка – без разницы, но обязательно с высокой, крепкой грудью привлекательно выглядывающей из глубокого декольте. А эта! Нет – вы только посмотрите на нее (с бадуна не рекомендуется) – она в свои 45, ягодка, блин, выглядит на полные 60. «120х120х120 – гражданочка, где будем талию делать?» Еще и сиськи размера примерно эндцатого до пупка свисают. О! Пупок! – Где пупок, там и талия. Но там даже не «120», а все «160» – реально в ширь и ввысь одинаковая. И, что самое смешное, замужем! И детей двое. Взрослые уже.

Один раз, правда, я её разговорил. Вернулся раньше и под шафе, а она как раз пол моет согнувшись в три погибели. Я открываю дверь, а на меня надвигается Это! Планета, мать его. Коричневый гигант из двух резко очерченных брюками половинок. Шок. Трепет. Ступор и инфаркт – вооот такой рубец. Надо было срочно нервную систему в порядок приводить, вот я ей и предложил выпить. Дескать хватит тряпкой пыль по полу размазывать, давай, Натаха, накатим по маленькой.

Накатили. Потом еще накатили. И еще по маленькой. Хорошо пошло. В результате приговорили два пузыря солодового полугара, что мне Петрович намедни презентовал, он вообще очень полугар уважает предпочитая его остальным спиртосодержащим напиткам. Да и Наташке полугар по вкусу пришелся, что естественно. Ха! – Забава: за один присест её месячный заработок высосали.

Короче, наклюкались как последние тараканы. Я еще нормально, держусь, хоть и отполировал не слабо, её же срубило под корень. Воспользовался ситуацией, докопался до нее как прокурор до единственного свидетеля: расскажи мне, Натаха, как же ты себя до такого довела, ведь была же красивой девчонкой. Жопой, пардон, чувствую.

Она в пьяном угаре и рассказал, как приехала в Москву, лимита-лимитой. Не нужная никому на... Стоп. Вот разве что только на него и нужная, да только несогласная. А как иначе – Москва. С этого она начиналась, на этом основывалась и строилась: кровь, блядство, воровство и водка. Как Юрка Долгорукий заложил городишко на банкете в честь убийства боярина Кучкова, так и повелось. А что – факт, между прочим, исторический: первое упоминание о Москве на пригласительных билетах по этому поводу найдено. Приезжайте, дескать, други мои, в Москву. Авторитета я местного грохнул и все его, теперь моё. Побухаем по этому поводу, девок попортим. Оттянемся по полной, так сказать. Други приехали, да так на девять веков и забухали стремясь попортить всех прибывающих на их веселый огонек девок. Ну а кто не хочет «портиться», тот может отправляться галоши лить.

Так Наташка и оказалась в рабочей общаге при какой-то галошной фабрике. Внешностью тем не менее родители не обделили, по крайней мере в этом уверяла, но мужик, чтоб и нормальный и с квартирой в Москве что-то никак не попадалось. А те что были, почему-то сперва хотели к ней в трусы залезть, опробовать так сказать. А как вы хотели? – рабочая окраина: уровень интеллекта, запросов и потребностей низкий, как и зарплата. Зато воспроизводства высокий, а что им еще делать? Жрать да трахаться.

Но Наташка себя блюла, словно от её девственной плевы благополучие всего Советского Союза зависит. Хош как хош, а только апосля свадьбы. Это в деревне нравы простые, а как в город сельчанка выбирается, сразу все дедовы заветы вспоминает. Ну или наоборот, но это не про Наташку, с её стойкостью и царю Тиберию бы ничего не светило. Так и гоняла она мужиков от себя, пока всех не разогнала.

Но был на их фабрике слесарь молодой, ёбарь-террорист первостатейный. Когда Натаха в общаге только поселилась, от него уже все бабы шарахались, как от зачумленного: он их трахал, а потом мужикам хвастался, естественно не без прикрас и в подробностях. Как, когда, в каких позах и сколько раз. Она про него естественно тоже наслышана была, да и он, на неё забраться пробовал, когда она только приехала. Обломался, отвалил и забыл пока с ним приключение не случилось.

Решили ему обманутые девки из общаги отомстить. Напоили до полусмерти, раздели, оттащили в цех и, обхватив дужкой навесного замка член и яйца, к верстаку приковали. А на замок не поскупились: цифровой, каленый, хороший, ни один слесарь отмычкой не откроет, только код подбирать или дужку, накрепко мужское хозяйство охватывающую, перепиливать.

Сцена утром перед работой была – загляденье: цех, верстаки, на одном из верстаков, в позе американского орла в гнезде, сидит этот мачо. Замок зажат в тиски, а он прилаживается ножевкой, как отпилить сподручней. Вокруг стоят работяги-мужики и еле сдерживая ржач советую, как от замка избавиться хозяйство при этом не отчеркрыжив. Кто-то добрый предлагает за газовой горелкой сбегать, или за болгаркой. Ржач прорывается и все валяться на пол. А в цеху не только мужики, но и бабы. И мужики, ранее втайне завидовавшие похождениям местного ловеласа, их не гонят. Последние не советуют, они же – бабы, в технике ничего не понимают. Сочувствуют. Ляпнет какая, что метал от трения нагревается, предложит водички принести мудя поливать, и все снова на полу лежат.

Короче, ничего у любвеобильного не получилось и распилить не удалось. Выручили местные пожарные: притащили гидравлические ножницы и перекусили, естественно не без комментариев как от них, так и остальных наблюдающий сей трогательный процесс – хрен ему оттяпайте, а то замок жако – пригодиться еще.

После такого унижения ловелас сдулся. Ходил по струнке, к девкам не приставал, в их общагу не лез, да и мужиков сторониться начал. Вот Наташка, из жалости, взяла да ноги под ним и раздвинула. Однако осторожность он, видимо вследствие потрясения от сидения на верстаке с замком на яйцах, потерял – залетела она и образовалась новая ячейка общества. Благо одному из её требований этот боец отвечал: квартира в Москве у него была, хоть и однокомнатная, но отдельная.

И стали они жить без любви, но в согласии. Как-то сам собой очень быстро второй ребенок появился, его родители с ними квартирой поменялись, зачем им двухкомнатная. И зажили они, вот как-то так и зажили. Собачку завели, дворняга, но добрая. Вроде все есть и ничего не надо. Два сына оболтуса. Мужик, вроде с руками и кран починить две недели уговаривать не надо. Вроде и не пьющий, так, на лавочке вечерами, с мужиками, пока в домино стучат, пару бутылок на компанию кушают и все. А потом спать. Но в шесть утра с собакой гулять выходит. Вроде и есть все, но развелась бы давно, хоть и не ругались особо, но не то что-то. Да еще и дети, вот только ради них и тянет лямку, изо дня в день. Вроде есть все и ничего не надо, а тоска какая-то непонятная. Но вместе. Вместе ради детей.

Я тогда Гофменсталя процитировал, строчку из «Электры»:

«Большего проклятья нет,

Чем дети, что по сучьи, по ступеням

Скользя кровавым, в этом доме смерти,

Вы зачали и породили.» – Нихрена она меня не поняла, но по её взгляду я понял, что надо еще бутылку чего-нибудь открыть.

Вот так мы и сидели, она лакала виски и рассказывала, рассказывала, рассказывала. А я делал вид что слушал, кивал и думал: сколько всего таких «Наташ», существующих как говно в речке? Чего стоит их жизнь которой нет? Ведь это не жизнь – существование. Тупое, животное существование. Она не человек – хрюшка. Комбинат по производству «подрастающего поколения», без мыслей, желаний и стремлений. У таких как она есть одна цель – дожить. При том они не понимают, до чего хотят дожить, черт с ними – даже выжить, зачем им это надо?

А она болтала и болтала. Сосала виски и болтала вываливая на меня потоки ничего не несущих сведений о даче свекрови, первой девушке старшего, подорожании гречки и снова сдавшей комнату шумным азербайджанцам соседке.

Я тогда перебил её вопросом: зачем она вообще выходила замуж? Она смутилась, типа, как это так, вообще зачем я это спрашиваю, ведь все девушки хотят замуж, хотят семью. Не стал говорить, что «все» – слишком смелое утверждение, просто засмеялся. Мне представилась процессия из счастливых молодоженов. Все юные, прыщавые, выстроившись попарно, стройными рядами маршируют по Красной площади под вальс Мендельсона и проходя мимо мавзолея с приветствующими их президентом и членами правительства, дружно вскидывая руку в нацистском приветствии кричат: «Свободная касса!». Представив эту вакханалия я засмеялся, а она не обиделась и тоже начала смеяться.

А потом позвонил её муж. Он еще и ревнивый – удивительно. Примчался через час из своего Бирюлево на машине, ебёнать, мечта дачника – Деу Нексия. Интересно, рассаду загрузил или она постоянно на заднем сиденье растет? Примчался и непрестанно пряча глаза и извиняясь увез окончательно окосевшую супружницу в родное гнездышко.

Мне, когда он её чуть ли не волоком на себе вытаскивал, Екатерина Арагонская вспомнилась. Когда её муженек от себя подальше спровадил, сочувствующих хватало и она их успокоила фразочкой: «Если бы мне дали возможность выбирать, жить в счастье или в горе, я бы выбрала горе. В счастье мы думаем о себе и забываем о Боге. А в горе мы забываем о себе и думаем только о Нем» – верх маразма. Нет, ей конечно хорошо рассуждать: жила во дворце, все ей кланялись, в зад целовали и прислуги было под тысячу. А в ссылку отправили – какой-то хлев, естественно, замчишко заштатный – Хантиндоншир, покоев раз-два и обчелся, да слуг пол сотни. Кошмарные условия. Нет, я понимаю, естественно, что суть не в количестве слоев туалетной бумаги, а в отлучении от двора: там «счастье», тут – «горе». Но, если разобраться, миллионы «Наташ» живут и не в том и не там, при этом «счастья» они никогда не видели и не осознают его необходимости, а осознать «горе» у них банально мозгов не хватит.

Где они? – Я называю среду их обитания «мразью». Не счастье и не горе, не добро и не зло, не белое и не черное – мразь. Серая мразь унылого, пепельного существования особо отвратительная тем, что никто их, «Наташ», и этих, как его там – её мужа, пусть будет Коля – «Коль», туда не загонял. Они сами выбрали «мразь» как комфортную среду своего обитания. И кто они после этого? Правильно – мразь. Он не живут в «мрази», они её составляют.

Наташка, сиречь – мразь, сделала еще одну попытку вытащить меня из кровати. Ну ладно, сама напросилась – встаю. И встал, из одежды на мне только волосы и аппарат-спермопуск, несмотря на мое крайне помятое состояние, по утреннему привычно торчит параллельно полу. Наташка ойкает и благочестиво отворачивается. Ну-ну. Меня так и подмывает спросить, когда она трахалась по своему желанию, а не мужниной необходимости. Сдерживаюсь, и так её моральные устои шатаю при каждом удобном случае.

Вот, вот для таких «Наташек» родом из «мрази», Библию и писали. И Коран тоже. А как им иначе размножаться? Как им еще размножаться при отсутствии желаний и стремлений? Да никак. Мудрые люди Библию писали, знали о существовании «мрази» и особенностях поведения её обитателей, специально для них написали: «Жена не властна над своим телом, а муж властен над ним» – 1-е послание Коринфянам.

И Коран писавшие мудры были, причем мудрее Библию писавших, или просто та «мразь», которую они наблюдали, тупее. Накропали более конкретно: «Если муж позовёт жену в постель, но она откажет ему, и муж ляжет спать, разгневавшись на нее, то ангелы до утра будут проклинать ее». Вот так вот конкретно – проклинать будут, и не кто-нибудь, а сами ангелы. Еще и догадались передать мудрость не с одним пророком, а сразу с двумя, пророком и его контролером, так сказать, чтоб соблазна не было переврать или приукрасить, отправили с аль-Бухари и Муслимом.

И они её будут проклинать и я – вытащила меня из постели, стою под холодным душем и никакого толка. В голове парад барабанщиков под звон всех соборных колоколов и мутит жутко. На работу не поеду, выйду из душа, закину в рот горсть таблеток, сто грамм водки и спать. У меня законный выходной, за два дня в Смоленске я натрудил столько, что и наш банк и орлы Петровича неделю разгребать будут. А то и не одну.

Алина.

Четверг, 8 утра, проснулся по будильнику, наверное Натаха завела по наущению водителя, а он вчера точно был. Был, помню, смутно, но помню. Я ему велел кейс с документами в банк отвезти и лично Ларисе Алексеевне в руки отдать. И еще вчера мне очень плохо было, ни душ, ни таблетки, ни сто грамм не помогли. Наташа, все таки добрая она у меня, бульоном полдня отпаивала, это я помню. А еще помню как голова кружилась и раскалывалась, плюс тошнило немолосердно. Когда она ушла – не знаю, а я проспал до сегодняшнего будильника. Самочувствие терпимое, так, легкий тремор сохраняется, но его легко можно вылечить кофе и прогулкой до офиса.