Текст книги "Безжалостный (СИ)"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава 55

Винченцо пил воду.

Ему подносили и хмельной мед, и легкое вино, но сама мысль об алкоголе вызывала приступы тошноты. А вода ничего. Пилась.

Есть тоже не хотелось.

И не только ему.

Миара сидела бледна, беспокойна и катала в пальцах хлебный мякиш. Изредка она касалась губами кубка, но не делала ни глотка.

– Может, стоит уйти? – тихо осведомился Винченцо.

Хотя вряд ли в окрестном шуме кто-то услышал бы. Люди веселились. Гремела безумная местная музыка. Подвывали ей собаки. Кто-то норовил что-то рассказать, силясь перекричать гам. И баронесса, сидя на почетном месте, по правую руку сына, снисходительно взирала на царящее безумие.

– Потом, – горящий взгляд Миары вновь задержался на Дикаре.

– Не трогай его, – попросил Винченцо, понимая, что вряд ли будет услышан.

Он ведь…

Кто?

Брат? Единственный из всей семьи, от кого может быть польза?

Но слабый. Никчемный. Или тот, кому никогда не хватало сил бороться? Кто, в ином случае, давно бы уже погиб.

– Ты видел?

– Что? – захотелось вдруг взять и стиснуть хрупкую шею, заглянуть в темные озера глаз, найти в них призрак страха.

Или уважения.

Заставить её подчиниться.

– Его приняли. Те вещи. Древних. Взяли и приняли. Никто… ни ты, ни я, ни баронесса… никто не смог бы прикоснуться даже.

– Баронесса прикасалась, – уточнил Винченцо. – Думаю.

– Это другое. А он… если он вдруг решит надеть венец, многие не будут против.

– Что ты задумала?

– Ничего, – соврала Миара и кинула-таки хлебный шарик в рот. Проглотила и скривилась. – От здешней кухни у меня изжога. Нельзя же есть столько жирного!

Врет.

И не про кухню. Над столами витали ароматы жареного мяса, мешавшиеся с дымом, чадом и вонью влажной собачьей шерсти. От этого мутило.

– И баронесса знает больше, чем говорит, – Миара отковырнула кусок липкого темного хлеба. Местный пах опилками, да и вкус имел соответствующий. – Решила свою игру затеять. Люди… вечно им мало.

– Думаешь, попробует нас подвинуть?

– Прямо – нет. Слишком боится. Да и нужны мы, это она понимает. Но найти кого-то, кого можно противопоставить нам, будет разумно. А она разумная женщина.

– Значит, замуж ты больше не собираешься? – заметил Винченцо как бы в шутку.

– Не знаю. Надо с женихом определиться, – отшутилась Миара.

Она вцепилась в эту, темную, разодранную корку, зубами, едва не урча от жадности. Но и на такое неподобающее поведение никто не обратил внимания.

Винченцо покачал головой.

И сделал глоток.

Вода показалась ледяной, перехватила горло, и Винченцо закашлялся.

– А знаешь, – Миара посмотрела на него презадумчиво. – Пожалуй, ты прав. Мне стоит отдохнуть. И тебе не помешает. Завтра… завтра будет.

Она поднялась и оперлась на руку Винченцо. Поклонилась баронессе, которая ответила едва заметным кивком. И в этом вновь почудился призрак заговора.

– Какой-то ты нервный стал, дорогой брат, – Миара заглянула в глаза. – Я дам тебе хорошее успокоительное.

– Спасибо.

– Береги себя, – у двери на женскую половину Миара поднялась на цыпочки и коснулась губами лба. И поверь. Все будет хорошо.

– Конечно.

– А врать ты так и не научился.

Она коснулась пальцами его губ.

– Не делай глупостей…

Миара покачала головой и отступила.

– Иди.

И Винченцо подчинился.

Мелькнула мысль вернуться в залу, где гудела музыка и веселились люди, но он понял, что музыка эта, и люди, и все-то там несказанно раздражает. Да и лишним он будет там.

Не только там.

В городе.

У мешеков, до которых Винченцо так и не добрался, здесь, в этом богами забытом замке, везде-то он лишний. И найдется ли во всем мире место, которое он, наконец, сможет назвать домом?

Странные мысли.

Тяжелые.

Он сам не понял, как оказался в подвалах.

Темнота.

И ощущение пустоты в груди. Пламя факела дрожит, оползает, грозя того и гляди угаснуть. И тогда темнота подберется близко. Она присматривается к Винченцо. Она готова попробовать его на вкус, заглянуть внутрь. Что там обнаружится?

Шепот в голове.

Или в ушах.

И острое, почти непреодолимое желание сломать преграду. Наверное, хорошо, что дар его оказался заперт, иначе Винченцо не удержался бы. Он и теперь не удержался, саданул по серебряному металлу кулаком. Дурак. Но боль хотя бы отрезвила.

– Нет, – сказали ему. И Винченцо обернулся.

Девочка в грязном бархатном платье сидела на ступеньках. Волосы её короткие и жесткие торчали иглами. В них запуталась паутина и какой-то мусор. Из-под драного – и явно не случайно – подола торчали тонкие ноги.

Босые.

– Здравствуй, – сказал Винченцо.

Девочка склонила голову.

– Здравствуй, – повторила она, как показалось, с насмешкой. И встала. – Большой. Больной. Здесь.

И снова постучала, правда, на сей раз по его лбу. А он и не заметил, как эта девочка оказалась рядом. От нее пахло пылью и розовым маслом.

– Ты заблудилась? – осторожно поинтересовался Винченцо, пытаясь задавить нехорошие предчувствия. – Пойдем, я отведу тебя наверх.

– Дурак, что ли?

Она чуть склонила голову набок. А глаза черные-черные, и жуткие до того, что хочется отпрянуть с криком, но Винченцо не сумел отвести взгляд.

Палец был горячим.

Очень горячим.

Настолько, что показалось, будто он слышит, как шипит кожа. И запах паленой плоти ощущает.

– Ты собираешься меня убить? – уточнил Винченцо. Странно, но страх прошел. Напротив, он чувствовал огромное облегчение.

– Дурак, – сказала девочка.

– Ты другие слова знаешь?

– Знаю.

Жар проникал внутрь. Наверное, это было совершенно неразумно, стоять и позволять этой пигалице делать то, что она делала.

– Запутаться, – сказала она со вздохом и как-то совсем уж по-взрослому. – Плохо?

– Плохо, – неожиданно для себя согласился Винченцо. И ведь не соврал. – Поможешь?

– Надо?

– Тебе решать. Я… не понимаю, что со мной происходит. Наверное, и вправду запутался. И здесь тошно. Почему у меня сил нет, а у тебя есть?

– Есть.

– Я чувствую. Ты мне голову прожжешь.

– Нет.

Но руку она не убрала. Винченцо явственно ощущал тонкий палец там, внутри. А еще понимал, что стоит, согнувшись, что иначе она бы не достала. Но он не помнил, как сгибался. И стоять неудобно. Вообще все тело закостенело.

Однако, как ни странно, становилось легче.

Внутри.

Исчезло это ощущение безысходности. И тоски. И желания сдохнуть. Загрохотали и заткнулись барабаны, а из носу что-то потекло. Кажется, кровь.

– Спасибо, – выдавил Винченцо. – Что бы это ни было, спасибо.

– Пожалста, – ответила девочка, сосредоточенно вглядываясь в его лицо.

А ведь она некрасивая.

Слишком темная кожа, которая здесь, внизу, кажется почти черной. Плоское лицо. Узкие глаза. Резкие черты и с возрастом вряд ли они станут мягче. След татуировки, которого хочется коснуться, прочесть странные незнакомые символы.

Но он просто стоит.

Смотрит.

– Ты маг.

– Да.

– Маг убить мама.

– Вряд ли это был я. Да и мстить ты не собираешься. Так?

– Не ты. Найду. Поможешь. Ты мне, я ты.

– Помогу, – согласился Винченцо. – Только вряд ли выйдет толк.

– Почему?

– Твоя мама ведь не отсюда? Так? Я еще не встречал полукровок, даже на приграничных землях. Значит, она жила там, в империи. Верно?

Девочка кивнула.

А она хорошо понимает речь. Куда лучше, чем ему представлялось.

– И была не из простых людей, если кто-то рискнул связаться с магами, чтобы убить её. Это… непросто.

– Да.

– И дорого. Если бы ты знала, до чего непросто кого-то убить. Так что… это был яд?

– Нет.

– Проклятье?

– Да.

– Проклятийников немного, но они свято хранят свои тайны. И тайны клиентов. Я не хочу обещать невозможное.

– Помочь?

– Постараюсь.

– Хорошо, – нажим усилился. – Закрыть глаза. Быть больно.

И не соврала ведь.

Было очень и очень больно.

Винченцо очнулся на полу. Тело сотрясала мелкая дрожь, с которой он не мог справится, хотя и пытался. Стоило пошевелиться, и боль вернулась, правда, не такая оглушающая.

И барабаны смолкли.

И… внутри в голове пустота странная. Непривычная.

Винченцо закрыл глаза, потому как даже неровный свет факелов выжигал глаза. Он поднял было руку, пытаясь заслониться от него, но рука слушалась плохо.

– Голова, – раздался голос. Девочка сидела рядом, устроившись прямо на камнях. – Голова тяжело. Править.

Винченцо промычал что-то невнятное.

Боль утихала. Вспышками.

И с нею, если подумать, можно свыкнуться.

– Что… ты… сделала?

– Тут, – палец ткнулся в голову. – Чужое. Одно. Два. Три. Четыре. Старое. Держало. Убить.

Она все-таки не настолько хорошо говорила.

– На кровь.

– Кровная клятва, – Винченцо продолжал лежать, раздумывая, сумеет ли вовсе подняться или останется таким вот, беспомощным и слабым. – Отцу. Миара поставила новую печать. Поверху. Закрыла.

– Ага. Новое. Сверху. Плохо. Убрать.

– Ты убрала?

– Да.

То-то ему настолько погано, странно, что Винченцо вовсе выжил.

– И другое. Запутало. Теперь голова поправить, – ободрила его девочка и протянула руку. – Будешь здоров. Сильный. Помогать.

– Я помню, – он коснулся темных исцарапанных пальцев. – Что ты здесь вообще делаешь?

– Сила. Слышишь?

– Я ничего не слышу, голова разламывается, – он сумел сесть. И пальцы перестали трястись, что было, несомненно, хорошо… очень хорошо.

Отлично даже.

Твою ж…

– Та. Другая. Твоя кровь. Путать.

– Ты про Миару? Да, с ней сложно, но она мне сестра. У тебя есть сестры?

– Нет.

– А братья?

– Нет.

– Не знаю, посочувствовать тебе или позавидовать.

Девочка фыркнула. Кажется, она не нуждалась ни в том, ни в другом. Но если ей верить, Миара-таки не удержалась, покопалась в его голове. А верить ли? Сестре или этой вот, темнокожей и черноглазой? Что Винченцо о ней знает?

Ничего.

И помощь её как бы не оказалась чем-то иным.

И…

Он потер виски.

– Я здесь. Хорошо. Теперь понимать. Понимать, почему тут. Боги вести. И привести. Сюда.

Девочка встала и подошла к двери, той самой, которую открывала баронесса. А вторую она видит?

– Ты видишь вторую дверь?

– Да, – она не обернулась. – Не трогай. Зовет, но не трогай.

– Почему?

– Там смерть.

– А за другой?

– Ключ, – она легонько толкнула дверь, и та отворилась. Без скрипа. И потянуло знакомой смесью затхлого воздуха, гнили и опасности.

– Стой, – Винченцо вскочил. – Там опасно. Да и смысла нет. Я спускался.

– Идем, – она подняла факел, слишком большой и тяжелый для ребенка.

– Послушай, я понимаю, что тебе любопытно, – боль почти унялась. – Но это действительно опасно. Мне потом было плохо. А я взрослый сильный человек.

– Дурак только.

– Может, и так. Но если что-то с тобой случится, то твой дикарь не обрадуется. И жених. Да и на самом деле нет там ничего, кроме песка и камня. Старый барон все засыпал. А расчищать не начали. На это нужно время.

Он повторял чужие слова и сам в них не верил.

– Идем, – девочка сказала это жестче. – Надо.

Что ему осталось?

Мелькнула мысль, что Винченцо всю жизнь подчиняется чужим приказам и, наверное, привык, если и вправду пошел.

К двери.

За дверь.

Все та же лестница. Черная. С кривыми ступенями. Та же темнота. Пустота. И ощущение бездны под ногами. Спуск недолгий. Всего-то дюжина ступеней и вот он, песок. Камни.

– Теперь видишь?

Девочка молча сунула ему факел. От огня пахло маслами, и жар, коснувшийся лица, успокоил. Она же протянула руки. Длинные тонкие, те торчали из грязных рукавов палками. Пальцы зашевелились, а с губ невесты барона сорвалось слово.

Тяжелое.

Сказанное на совсем ином языке, которого Винченцо не понимал. Но Слово упало.

И проросло в песок.

Оно разворачивалось нитями чуждой силы, которые Винченцо не видел – чувствовал. Пески затрещали. Захрустели, разрывая слежавшийся панцирь. А слово пробивалось ниже.

И ниже.

К яркому огоньку, который горел там, на самом дне. Слово коснулось его. И огонек вспыхнул. Полыхнул. Потянулся навстречу.

– Осторожней, – Винченцо подхватил девочку, которая вдруг покачнулась. – Не спеши.

Теперь он видел и силу, которая уходила вниз, чтобы сплестись с другой силой.

Огонь зашипел, взметнулся, едва не опалив лицо.

– Чтоб тебя, – Винченцо покрутил головой и с облегчением обнаружил скобу на стене, куда и сунул факел. А девочку обнял обеими руками. – Дыши ровнее. И постарайся ограничить силу.

Может, у нее и другая, отличная, ибо собственную Винченцо все еще не ощущал, но принципы работы одни и те же.

– Не нужно много, попробуй… будто нитку сплести. Очень прочную, но тонкую. Вот так.

Огонек поднимался.

Из глубин.

Он был ярким и манящим, а еще хрупким, как и нить силы, что держала его.

– Не спеши. Дыши глубоко. Вот так. Вдох и выдох. Выдох и вдох. И аккуратно, понемногу… умница.

Слышала ли она его? Или Винченцо просто говорил. Он уже не обнимал – держал девочку, не позволяя ей упасть. И в какой-то момент она все-таки стала оседать, а он успел подхватить легкое тельце, хотя и сам с трудом держался на ногах.

Огонек поднялся.

Наполовину.

А потом вдруг вспыхнул ярко-ярко, испепеляя остатки нитей, что опутывали его. Девочка застонала, а из носа её, из ушей хлынула кровь. Но она вместо того, чтобы испугаться, мазнула по носу ладонью. А потом упала на четвереньки и, покачиваясь, путаясь в складках платья, поползла. Добравшись до песка, который тихо зашелестел и стал оседать под её весом, она спокойно сунула руку внутрь.

И замерла.

– Стой, – Винченцо пополз следом.

Глупо.

Показалось вдруг, что все это ненадежно – пески, камень, стены. Что вот сейчас они просядут, поползут, потянут таких неосторожных людей вниз.

– Это опасно! – он дотянулся до края юбки и намотал на кулак плотную ткань. Хотя бы шанс будет вытащить.

– Не выходить, – теперь голос девочки звенел от отчаяния. – Не слышать!

– Ты просто устала. Он поднялся. Очень поднялся. Что бы это, мать твою, ни было… извини. Про мать. Не то имел в виду. Случайно вырвалось. Но он и вправду уже близко. Просто тебе надо отдохнуть. Отдохнешь и вернешься. Вместе вернемся и я помогу, если смогу. Обещаю.

Пески зашелестели и пришли в движение, медленно, очень медленно, но с каждым мгновеньем ускоряясь. Они ползли по кругу, то ли поднимаясь, то ли, наоборот, уходя вниз в самом центре, образуя огромную воронку. И Винченцо рывком подтянул к себе девочку.

Обнял. Сжал обеими руками, чтобы не вырвалась. А она и не пыталась. Она сама прижалась всем хрупким телом и застыла, дрожа то ли от страха, то ли от нетерпения. А воронка ускорялась, и теперь сквозь нее прорывалось призрачное пламя. Оно плясала, наполняя пески тусклым светом. И смотреть на них было больно, но Винченцо все равно смотрел.

В какой-то момент движение замедлилось, а пламя почти погасло.

Девочка протянула руку.

– Что ты…

Голос прозвучал в вязкой тишине. Тихий такой. Полный страха. А на ладонь опустилась звезда. Или поднялась? Из глубин если, то поднялась, но на ладонь она опустилась, озарив мертвенным алым светом.

– Это…

Девочка прижала звезду к груди и сделала вдох. Кожа её вспыхнула алым светом. И волосы. И сама она засияла, словно стала этой вот звездой, сделавшись вдруг до невозможности прекрасной.

А когда выдохнула, то в руках её было пусто.

– Все, – сказала она с мрачным удовлетворением.

– Стой… как все? Не может быть, чтобы все! Куда она… что ты с ней сделала… что вообще тут было?! – Винченцо понял, что кричит. И даже стыдно стало. Ненадолго. На детей ведь кричать нельзя. А он вот сорвался.

Опять.

– Небо, – девочка указала на потолок. – Падать. Бах. Ключ.

– К чему ключ?

– К месту, где есть сердце бога, – серьезно ответили ему. И Винченцо поверил.

Глава 56

Когда барон встал, поднялся и Миха. С облегчением. Как-то оказалось, что пиров он не любит, то ли не привык, то ли в принципе.

Шумно.

Не слишком чисто.

И бестолково.

Встала и баронесса, глянула и с насмешкой произнесла:

– Не предложите даме руку?

Миха молча оттопырил локоть.

– Все же над вашими манерами стоит поработать, – произнесла она уже в коридоре. За баронессой следовала пара дам в ярких платьях и выводок служанок. Правда, держались все на разумном отдалении. – Особенно теперь, когда венец признал вас наследником.

– Вы не расстроены?

– Отнюдь, – она позволила себе улыбнуться.

А ведь не такая и старая.

Сколько ей? Спросить? Или обидится? Опыт подсказывал, что женщины почему-то очень обижались на подобные вопросы. Хотя, казалось бы, чего?

– Слухи разойдутся. И те, кто полагал, что венец не удержится на голове моего сына, вынуждены будут изменить планы.

– Ага… – пробормотал Миха.

– Мама?

– Да, дорогой? – баронесса умела говорить ласково. Так ласково, что мурашки по спине бежали. У Михи. – Дело в том, что недавно я получила послание от моего дорогого брата. Он выражал сочувствие. И предлагал помощь.

– И? Что с того? – не понял Джер.

– Слишком быстро, – заметила баронесса. – Мой дорогой супруг только-только отошел к богам. Новость не дожна была бы достигнуть ушей брата.

– Но достигла, – Миха решил поддержать беседу.

– Именно.

– И помощь предлагают настойчиво?

– Весьма.

– Кто-то в замке?

– Полагаю, что у него есть соглядатаи. И стало быть, весьма скоро он явится с визитом.

Что госпожу баронессу нисколько не радовало.

– А я при чем? – уточнил Миха.

А то вдруг от него ждут великих свершений, а он не в курсе.

– Если бы с моим сыном что-то случилось, наследником стал бы его брат. Братья. Если бы они были живы.

– А они?

– Пока живы. Я думала над этим.

– Мама!

– Дорогой, жизнь весьма сложна. И мне тоже неприятны подобные мысли, – баронесса переступила через порог. – Думаю, стоит продолжить беседу в месте более для того пригодном.

В покоях баронессы пахло розами, и запах был густым, тяжелым. Сами покои не отличались особой роскошью, разве что гобелены бросались в глаза. И камин, в котором горело пламя.

– Я мерзну. Магичка говорит, что это из-за той дряни, которой меня травили, – баронесса опустилась на низкий стул. – Присаживайтесь, будьте добры.

Миха осторожно опустился на самый край стула.

– Мой брат желает помочь мне с воспитанием детей.

– И этого воспитания они не переживут?

– Вероятно. Дети часто болеют. И умирают, – баронесса поежилась. – И в ином случае я не стала бы… вмешиваться.

– Мама? – а вот теперь барон явно удивился. И неприятно.

– Если бы была уверена, что он остановится на них. У моего брата есть дочери. Старшей восемнадцать. И он намекнул, что стоит упрочить связи.

– Близкое родство, – заметил Миха. Так, на всякий случай.

– Когда и кого это останавливало. Жрецы дозволят, если заплатить.

Надо же, ничего нового.

Дозволят.

И свадьбу сыграют. А там девица забеременеет, разродится и, глядишь, в самом бароне нужда отпадет. Кажется, баронесса не испытывала иллюзий в отношении своих родственников.

– А венец? – Миха постучал по голове. – Он как?

– Он признал бы дитя.

– Какое дитя?!

– То, в котором будет кровь де Варренов. Но теперь… – эта улыбка донельзя походила на оскал. – Теперь он избрал себе иного наследника.

Взгляды остановились на Михе. А он что? Он не вызывался и вообще. У него другие жизненные планы.

– Брату это не понравится.

Михе бы тоже не понравилось. Где-то он даже понимал человека. Строишь тут интригу, из шкуры вон лезешь, плетешь заговоры, планы планируешь, а тут на тебе, какие-то неучтенные претенденты.

– Ваш брат, – он уставился на баронессу. Мысли в голове появлялись не самые хорошие. – Мог нанять кого-то?

– Чтобы убить моего сына? Несомненно. Но не сейчас. Сейчас ему это не выгодно. Если бы Джеррайя погиб, венец признал бы наследником других сыновей моего мужа.

– А если бы погибли и они?

Баронесса ненадолго задумалась и произнесла с некоторым сомнением.

– Меня?

– А если бы погибли и вы?

– Нет, это как-то все же несколько… чересчур, но да, теоретически мой брат и мой отец могли бы претендовать на имущество моего мужа. Но не только они. Баронство большое. Богатое.

И желающих на эти богатства хватит.

Особенно, если загодя о разделе договориться. А то браки, наследники – это еще когда случится. Тут же вон, убрал всех лишних и претендуй при должной поддержке. Возможно?

Вполне.

– Те люди, – Джеррайя тоже сел. – Думаешь, их послала не она? Не жена моего отца? Почему?

И баронесса склонила голову, показывая, что ей тоже было бы интересно услышать. А что говорить? Миха и сам не знал, откуда появилось это вот ощущение, что все далеко не так просто, как представлялось.

– Слишком… хорошие, – выдавил он. – И готовились. Убрали мага. Мага убрать непросто.

Правда, маг был уверен в собственном превосходстве, что чревато. Но и Ульграх что-то там про особо ценный артефакт говорил.

А особой ценные артефакты – штука дорогая.

Спрашивается, откуда у покойницы деньги? И дело даже не в деньгах. Дело в том, что все это можно было провернуть куда проще.

Травили баронессу?

Почему бы не травить и мальчишку. Сперва понемногу, а там, как сляжет он от тяжелой болезни, глядишь, и порядок получения наследства пересмотрели бы. В связи с обстоятельствами. И нет нужды связываться с наемниками.

Вырезать кучу народа.

Магию использовать.

Миха попытался изложить все, проклиная себя за косноязычие. Но баронесса поняла. Задумалась.

– Пожалуй, вынуждена согласиться. Не то, что бы у нее не было возможностей. Возможности как раз были. Она много времени провела с моим супругом в его скитаниях.

И сохранила полезные знакомства.

Точно.

– Однако это было давно. И… и действительно, зачем это все? Отравление. Меня ей травить позволяли. Маг был предан ей и молчал. А раз молчал про меня, смолчал бы и про него. И без мага… кто-то же убрал свидетелей, – баронесса нахмурилась еще больше. – Благодарю вас. Мне нужно подумать.

Миха поднялся.

Наверное, стоило бы сказать что-нибудь такое, превежливое, но он понятия не имел, что говорят в подобных случаях.

– Мой брат прибудет через десять дней. С дочерью и свитой, – баронесса тоже встала. – У него очень… сложный характер.

– Учту.

– И не доверяйте магам.

Миха все-таки поклонился. Получилось хреновато.

– Сын мой, – мягкий голос баронессы заставил поежится. – Не соблаговолите ли задержаться ненадолго?

А вас, Штирлиц, я попрошу остаться… знать бы еще, кто это. И откуда.

Джеррайя вздохнул, но вслух произнес:

– Буду несказанно счастлив, матушка.

А Миху ждали.

В темном коридоре. И тень, качнувшись навстречу, заставила отступить.

– Брат был прав, – тень обратилась в Миару. – Ты совершенно дикий. Боишься меня?

– Разумно опасаюсь, – проворчал Миха, оглядываясь.

Коридор был пуст.

Нет, оно понятно, что половина женская, но все одно, куда стража смотрит? Или думают, что потенциальные убийцы усовестятся и на женскую половину не пойдут? Ввиду врожденно высокой морали?

Миха нахмурился.

– Хорошо сказано, – Миара не делала попыток приблизится. И хорошо. Что-то было в ней донельзя раздражающее. Заставляющее волосы на затылке дыбом вставать. И губа сама собой задралась, а из глотки вырвалось рычание.

Но она не испугалась.

– Дикий, – её голос стал мягким.

Ласковым.

Успокаивающим.

– Не хочешь посмотреть, как я живу?

– Нет, – Миха оглянулся на дверь в покои баронессы, раздумывая, не будет ли это выглядеть смешным. Сбегать от хрупкой девицы, которая ничего-то плохого не делает.

Стоит вот.

Улыбается. А что у него от этой улыбки холодеет спина, так это ж его проблемы.

– И все же… мне так одиноко… и Винченцо куда-то подевался. Я его искала, искала, – теперь голос дрогнул. Нельзя верить.

Ни голосу.

Ни ей вот.

Ни серебряной слезе, что дрожит на ресницах. Ни ресницам этим, вот.

– Я постоянно думаю, что больше не нужна. И даже опасна. Я помогла баронессе, но, думаешь, стоит рассчитывать на благодарность?

Она все-таки коснулась руки.

Тонкие пальцы. Хрупкие такие. Миха легко может сломать их. Или вот эту белоснежную шею, которую обвивает нитка с алыми бусинами. И вправду, чего он боится?

– Теперь она думает, что я больше не нужна. И даже опасна. А значит, от меня следует избавиться, – пальцы на руке Михи дрожали.

И появилось желание успокоить.

Их.

Он осторожно накрыл руку магички. Теплые. И слышно, как бьется её сердце. Быстро-быстро. Сердце не обманешь. Она действительно боится.

– Винченцо сильный, но очень доверчивый. Он думает, что здесь мы найдем дом, что они не справятся без нас.

– Справятся?

– Не сразу, но… да. В целом, – Миара взяла его под руку. – Я ведь не прошу о многом. Просто посиди со мной. Ладно? Это ведь не сложно?

Нет.

Наверное.

Миха оглянулся на спасительную дверь, но тряхнул головой. В самом-то деле. Мертвяка восставшего не испугался, а перед девицей какой-то трясется.

– Пока Вин не появится. Если появится.

– Думаешь…

– Нет, он жив, – Миара вытащила толстый шнурок, на котором болталась стеклянная капля. – Видишь? Кровь его ясная, стало быть жив.

– Интересная штука.

– Детская забава. Да и работает на небольших расстояниях. Но он жив. Наверное, сбежал подумать. От меня почему-то все сбегают.

– Я останусь.

– Спасибо, – это прозвучало вполне искренно. И она убрала шнурок. – Ты интересный. Я не видела таких.

– А каких видела?

Коридор был не то, чтобы бесконечным, но покои магичке отвели на приличном расстоянии от тех, в которых обреталась баронесса.

Очевидно, очень разумная женщина.

– Всяких. Големов в основном. Мой брат одно время увлекся их созданием. Я ассистировала.

Её передернуло.

– Ты не хотела?

– Какое значение имеют мои желания? Главное – слава и благополучие рода, – это было сказано с такой горечью, что захотелось обнять её.

Миха сдержался.

– Проходи, – Миара коснулась двери.

– А это вообще… как? Прилично?

Еще выяснится потом, что он, Миха, на девичью честь покусился и теперь жениться обязан. Миара рассмеялась, правда, почему-то смех её звучал натужно.

– Здесь иные представления о приличиях. Я в них и сама не до конца разобралась, но, если опасаешься оскорбить меня и моего брата, то не стоит. Магам позволено куда больше, чем обычным людям. Даже дома.

А вот изнутри комнаты мало чем отличались от тех, в которых жила баронесса.

Те же серые стены и гобелены на них.

Ковер.

Тяжеловесная мебель. Сундуки. Камин. Огонь в камине. Стул, подвинутый почти вплотную. И Миара садится, почти теряясь в этом слишком тяжелом стуле. Несколько минут она просто сидит, уставившись на пламя.

– Здесь холодно, – теперь её голос звучит устало. – Даже летом.

– Камень ведь.

– Камень. И там. И тут. Я всегда мечтала о доме в лесу. Чтобы из дерева. И никаких стен. Чтобы птицы пели.

– И олени приходили?

– Именно. И ручей рядом. Я бы сидела у ручья и плела венки. Плела и не думала, что это за растение и какую отраву из него можно сделать. Присядь. Возьми… чего-нибудь. Чего ты хочешь.

– Ничего не хочу.

– Опасаешься? Разумно?

– Вроде того, – согласился Миха.

– И правильно. Яды разными бывают. Мне ли не знать, – она приподнялась, выглянула из-за спинки, словно проверяя, здесь ли он. – Но клянусь, что не буду пытаться убить тебя.

Сила её походила на ласковое дуновение ветра.

– Там вино есть. Нальешь?

– А сама-то не боишься? – Миха наполнил тяжелый кубок, с виду серебряный и еще украшенный крупными красными камнями. Камни были отполированы гладко, оттого казались застывшими каплями крови.

– Отравить целителя довольно сложно. Мы действие ядов на себе изучаем, – кубок Миара приняла осторожно, обеими руками. И пальцы коснулись пальцев.

Задержались на мгновенье.

– И вино на нас почти не действует. И дурман… к сожалению.

– К сожалению?

– Я не отказалась бы от возможности немного забыться, – теперь в темных глазах читалась тоска. И стоило бы отступить.

Вообще убраться.

Миара пригубила вино.

И протянула кубок.

– Попробуй. Сладкое. Дома мне вина не давали. И дурмана тоже. Конечно, он не действует, но зачем рисковать?

Вино и вправду показалось сладким до невозможности.

Миха облизал губы.

– Пей, – попросила Миара, глядя в глаза. – Выпей. Пожалуйста.

Он и выпил.

А она сняла мизинцем каплю с его губ и отправила в рот. Зажмурилась.

– Никогда не пила настолько сладкого…

У нее черные глаза.

А лицо белое.

Белое-белое. Как снег. Миха ведь помнит снег? Тот, что появлялся еще в ноябре, хрупкой пеленой укрывая город. И все вдруг становилось непривычно нарядным.

Ярким.

А душа летела вскачь, предвкушая чуда. Правда, чуда никогда не случалось, но сейчас другое дело.

– Ты интересный, – Миара поднялась на цыпочки.

И губы осторожно коснулись губ.

От нее пахло вином. И самую малость – кровью. Этот легкий аромат дурманил.

– Но тебя тоже бросили, – она отстранилась и коснулась пальцем своей нижней губы. – Лопнула. Бывает и такое…

А потом вновь потянулась.

И второй поцелуй напрочь лишил Миху силы воли. Он длился и длился. И сердце заворочалось в груди. Обдало жаром. А вкус вина окончательно уступил место горькому вкусу крови.

Крови.

Почему крови?

Чувство опасности взвыло. Но Миха вдруг понял, что опоздал.

Нельзя было верить магам!

Нельзя.

– Не надо, – Миара погладила по щеке. – Я ведь не желаю дурного. Просто позволь завершить начатое. Посмотри на меня. Правда, я красива?