Текст книги "Безжалостный (СИ)"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Глава 27

На третий день пути показался городок, столь же убогий, как и все, попадавшиеся до того поселения. Впрочем, от них он и отличался разве что размерами да невысокою кривоватой стеной, перед которой протянулось русло рва. Ров почти пересох, местами и вовсе был засыпан, а на стене обжился дикий плющ.

Но Миару он восхитил.

Она потребовала остановиться и долго смотрела, чтобы потом, уже в экипаже, вытащить альбом. Рисовала Миара сосредоточенно, даже хмурилась, видать, что-то да не выходило.

– Возможно, тебе будет удобнее на постоялом дворе? – заметил Винченцо, морщась. В ров, видать, сливали сточные воды, оттого и запах над ним поднимался весьма характерный.

– Что? А, да, ты прав. Знаешь, столько всего удивительного!

– Миара, – он вздохнул, не зная, как начать разговор.

Ей не понравится. Абсолютно точно то, что собирался сказать Винченцо, ей не понравится.

– Говори уже, – она почесала графитовой палочкой нос и тут же вытерла.

– Тебе лучше будет не покидать этот двор.

– Почему?

Потому что этот город не внушал ни малейшего доверия.

– Ты молода. И красива.

– И?

– И знаешь, сколько стоит молодая красивая девушка?

– Дорого, наверное, – она качнула ножкой. – Полагаешь, будут сложности?

– Возможны. И не стоит рассчитывать на дар. На любой дар найдется свое холодное железо.

– Это сказка.

– Не ты ли говорила, что далеко не все сказки выдумка?

– Я говорила не так, – она надула губки. – Вообще-то я хотела прогуляться. Возможно, если взять охрану… или с тобой?

Винченцо склонил голову.

– Отсюда нужно будет отправить нарочного. Барон оскорбится, если мы просто проедем.

Миара сморщила носик.

– Не стоит. Никогда не знаешь, какие знакомства пригодятся.

Она вздохнула.

– Хорошо.

– К тому же, полагаю, нас пригласят в замок. А в замках ты тоже не бывала.

– Они красивые?

– Понятия не имею. Я сам не бывал.

– Тем лучше, – она растянулась на подушках и дернула за ленту. – Не беспокойся. Я буду вести себя благоразумно.

Винченцо выдохнул.

Зря он. Миара и вправду весьма осмотрительна.

Меж тем город встретил гомоном и затором в воротах. Кричали люди и ослы, гремело железо. Кто-то требовал пропустить, кто-то плакал. Блеяли овцы, ржали лошади. Пахло навозом и гнилью. Причем, когда ворота-таки удалось минуть – пошлину содрали немалую – запах лишь усилился.

– Господин, – экипаж остановился и в дверь постучали. – Господин, дальше не пройдем, больно улочки узкие.

И вправду. Узкие. Тесные. Будто прогрызенные в камне. И дома, стоящие друг к другу столь близко, что, казалось, еще немного и они сомкнутся слепыми окнами.

– Мы отправили мальчишек в гостиницу местную, – начальник охраны махнул куда-то вглубь этого переплетения улиц. – Госпоже принесут паланкин. Вещи тоже доставят, которые нужно. А мы уже отгоним экипаж за город, тут есть ярмарка.

– Охрана?

– Большую часть оставлю с вами и госпожой, но и за экипажем пусть приглядят.

Он помялся.

– Что?

– Дальше дорога станет хуже. А как за земли Варренов выйдем, так и вовсе дрянь. Экипаж не пройдет, господин.

– И что делать?

– Сколько сможем, поедем, а там только верхами. Или портшез.

Только с ним движение замедлится.

– Верхами. То есть верхом, – решил Винченцо. – Подбери лошадей, которые получше.

В конце концов, пусть Миара и не покидала башню, но верхом она ездить умела. Да и чувствовалось, что ей подобный вариант придется по душе.

Таверна расположилась на главной площади и вид имела почти приличный. Даже пахло здесь иначе, чем в городе. И Миара, отняв от лица платок, с интересом огляделась.

Винченцо тоже посмотрел, пытаясь сообразить, насколько вообще здесь безопасно.

Большой зал.

Очаг, в котором тлели уголья. Над очагом – шампура с поросятами, курами и перепелами. Чумазый мальчишка сноровисто поворачивает их, не позволяя обгорать. За мальчишкой и шампурами приглядывает снулая девица, которая держит ведерко с чем-то желтым. В руках девицы кисть, которая то и дело окунается в ведро, чтобы скользнуть затем по гладким поросячьим бокам.

Пахнет мясом. И еще хлебом.

Людей немного. И с виду публика скорее приличная, чистая. Но все одно неспокойно. Их с Миарой появление было встречено молчанием, в котором Винченцо чудилась настороженность.

И опасность.

– Здесь довольно мило, – сказала Миара громко и, оглядевшись, повернулась к седовласому мужчине, что склонился перед ней. – Комнаты. Чистые. Горячую воду. Много горячей воды. Хотя… сойдет и холодная. Ужин. Легкий. Белое мясо. Фрукты. Овощи. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Она смотрела ласково.

– Да, госпожа.

– Сладости тоже. У вас здесь есть сладости?

– Орехи, вываренные в меду. Пряники. Халва. И еще пирожки с ягодами.

– Неси все.

Вслед Миаре смотрели. И Ульграх не обманывался: золотой знак мага не остался незамеченным. Но вот хватит ли его, чтобы предотвратить неприятности, которые он спиной чуял.

– Мне тоже воды. Можно холодной.

Силы согреть у него хватит.

– И ужин. Без вина.

– Пиво? У нас отменнейшее пиво…

– Вода, – оборвал Винченцо. – Чистая. И молоко.

Кто-то из тех, кто устроился за столиками, презрительно фыркнул и засмеялся, но смех его звучал натужно. Да и охрана, что появилась донельзя своевременно, несколько поубавила веселья.

С охраной всяко спокойнее, но, чем скорее они уберутся, тем лучше.

Миара уже успела устроиться.

Комната, доставшаяся ей, конечно, не шла ни в какое сравнение с покоями, что занимала Миара в городе магов, но в то же время она была светла и довольно-таки просторна.

Кровать.

И пуховая перина на ней. Высокие одеяла. Ворох подушек. Шкаф с резными дверцами, довольно грубый с виду, но весьма надежный. Сундук.

Рукомойник с кувшином, украшенным довольно тонкой чеканкой. И прикроватная тумба для ночного горшка, который Миара зачем-то достала и поставила на тумбу. Вряд ли для того, чтобы любоваться: горшок был самым обыкновенным.

Сама же сестра, устроившись на кровати, занималась тем, что расплетала тонкие косички.

– Почему ты отказалась брать служанок?

– Они неплохие женщины, не хотелось убивать и их, – тонкие пальчики ловко управлялись с волосами. – Одних приставил отец, других – Теон, еще пара от жен отца и даже есть от жен Аграфа.

Винченцо хмыкнул.

– Но в целом они и вправду были весьма милы. Так что, пусть живут.

– Очень милосердно с твоей стороны.

– Скорее предусмотрительно. Трупы изрядно бы замедлили наш путь, – она дернула себя за прядку. – Помоги.

– Зачем ты вообще это заплетала?

Косички были слишком тонкими, а он давно уже вышел из возраста, когда мог с легкостью управиться с жесткими волосами Миары.

– Надо же было чем-то заняться.

– Не скучаешь?

– По чему?

– По городу. По дому. По лаборатории.

– По ней, пожалуй, скучаю.

Она уронила руки.

– Думаешь, я не справлюсь?

– Не знаю. Но оглянись. Ты готова видеть вот такое вот до конца своих дней? Мириться с вот этим вот… с городами, в которых грязь. С людьми, не ведающими, что такое почтение, не испытывающими его? С их суетой, болезнями, проблемами?

– Болезни меня как раз не пугают, скорее наоборот, – Миара выпрямила спину и закрыла глаза. – Я ведь тоже думала об этом. И ты прав, я привыкла к роскоши. К тому, что вокруг служанки и слуги, рабы, големы, все, кто готов исполнить почти любое мое желание. Но в том и дело, что почти… я устала. Устала думать, кто и кому что обо мне расскажет. И еще о том, кто и что обо мне подумает. Что решит отец. И брат. Отдадут ли меня. Продадут. Или однажды кто-то, кто-то такой, кому я верю безоглядно, уронит каплю яда в мой бокал. Я устала гадать, дозволят ли мне выйти замуж. А если позволят, оставят ли детей? Или же отберут, как только те появятся на свет? Дадут им вырасти? И в чьей семье?

Руки замерли.

Волосы у нее тяжелые, густые, цвета спелой пшеницы. От них пахнет не солнцем, но зельями и ядами.

– Ты помнишь свою мать? – тихо спросила Миара, протянув гребень.

– Нет.

– А я помню. Я очень многое помню еще из той жизни, когда у меня не было дара. Когда я была лишь одной из многих. Я не хочу такого для своих детей.

– Это того стоит?

– А ты сам? Ты разве теряешь не меньше моего?

– Нет. Сама же сказала, что меня, скорее всего, убьют. А если Теон станет во главе рода, то убьют весьма быстро.

– Верно. Знаешь, он ведь предлагал мне.

– Что?

– То же, что и остальные. Почти. Родить для него ребенка.

– У него есть дети.

Косички рассыпались. Освобожденные пряди скользили меж пальцами.

– Пока они ничем не выделяются. Старший дар имеет, но довольно-таки слабый. Средний более перспективен в этом плане, но ему определенно не хватает ума. С младшими вообще пока не понятно. У Аграфа ничуть не лучше.

– То есть, он решил, что ты родишь одаренного?

Винченцо разжал руки и убрал их за спину.

– Он принял отказ. Но дал понять, что скоро все изменится.

– Отец?

– Думаю, знает. Он многое знает, но слишком слаб, чтобы что-то изменить.

Вот уж странность. Винченцо не назвал бы отца слабым.

– Он мог бы просто дать нам свободу, – Миара обернулась. – А вместо этого дал нам шанс. Так что, дорогой братец, я как-нибудь привыкну к подобному, она потрогала грубую резьбу. В конце концов, если станет совсем уж невыносимо, то вернусь. На своих условиях.

В дверь постучали.

– Вода, госпожа, – раздался тонкий голос.

Правда, сперва внесли огромную кадку, которую торжественно установили в центре комнаты. Кадка была темной от времени, и вода вливалась в нее с шелестом.

– У вас будет кто-то, кто мог бы помочь сестре? – Винченцо бросил монету, которая тотчас исчезла в рукаве служанки. Та поклонилась.

– Защиту поставь, – бросил он.

И дверь прикрыл.

Огляделся.

Узкий коридор. Почти безлюдный. Лишь охранник вытянулся у двери, вперился преданным взглядом. Вот только и он поставлен отцом. Или братом?

Все снова сложно.

И загремели в голове барабаны. Винченцо сдавил виски, пытаясь отрешиться от этого грохота и накатившей боли. Проклятье!

– Господин? – второй охранник осторожно прикоснулся. – Вам дурно, господин?

Голос его доносился издалека, а сама фигура расплывалась.

– Устал, – Винченцо заставил себя улыбнуться. – Пройдет.

Оно и правду прошло.

Старик сидел у костра, где его и оставили. Он смотрел на тлеющие угольки и казался неподвижным. Впрочем, Миха не обманывался.

Старик слышал.

Все слышал от первого до последнего слова. Вот и что делать?

Дикарь молчал. Все это было слишком сложно для него.

– Говори, – сказал Миха, присаживаясь. Ица привычно скользнул под руку и замер. А Джеррайя, наградив мелкого раздраженным взглядом, опустился по другую сторону от Михи. Надо же, а рана затягивается с нечеловеческою быстротой.

– Если бы я желал вашей смерти, господин, – старик не повернулся в их сторону. – Я бы просто не стал тратить на вас артефакт. Я бы сказал, что его отняли разбойники. Или что он сгинул в трясине. Что разрядился, когда мы попали под удар.

– Ты меня не любишь!

– Я и не должен, – старик все-таки повернулся к нему. – Я люблю вашего отца, так как только возможно любить господина и брата.

– Он тебе не брат!

– По крови, – старик коснулся одного из многих шрамов. – Там, в проклятом месте, которое почти утонуло в болотах, в иных болотах, совсем не похожих на благословенные сии места, где нет ни тварей живых, ни тварей мертвых, мы смешали кровь свою. И произнесли клятву пред ликами богов. Пусть даже это были чужие боги, но они были! И слышали. И приняли, что кровь, что клятву. Я не забыл.

– Но… но тогда… я не понимаю!

– Мой брат давно предлагал мне оставить службу. Он был готов дать и фьеф, и имя, которое я мог бы передать своим детям. Но вот беда, боги вернули мне жизнь там, в том месте, однако забрали право давать её. И детей у меня нет.

Джеррайя шмыгнул носом и пробурчал.

– А я в чем виноват?

– Вся моя жизнь – это исполнение той клятвы. Я был рядом, когда мы вернулись на земли, что пылали пожарами, ибо люди силились остановить мор, сжигая и дома, и селения, и целые города. Но дым стлался по земле, и она становилась ядовитой, как в незапамятные времена.

Миха слушал внимательно.

– Замок был мертв. Не осталось в нем ни людей, ни собак, ни скота, ни даже крыс. И казалось, сама тьма пропитала камни. Я сказал моему брату, что место это проклято. А он ответил, что тогда найдет способ снять проклятье.

Он помолчал и добавил.

– Старый барон, когда лишь понял, что началось, позвал магов. Он отдал им все, что имел, и обещал еще больше, если они освободят земли. Маги, проклятые жадные твари. Они знали, что у де Варренов нет выхода. И решили, что это удобный случай, чтобы прибрать баронство к рукам. О да, они исполнили договор, и мор отступил. Когда опустошил почти все земли, когда не оставил никого из рода Варренов. Как им казалось. Когда же появился наследник, маги потребовали заплатить им. О да, они показали договор. И сумма, в нем указанная, была столь велика, что мой господин и брат впал в отчаяние. Однако он нашел способ.

Мальчишка отчаянно кусал губы, то ли вопросы рвались, то ли ругательства. Но главное, пока он молчал.

– Нам пришлось влезть в долги, не только, чтобы отдать магам то, что они требовали, но и чтобы вернуть земли к жизни. На это ушли годы. Твой отец взял в жены не ту женщину, которой отдано было его сердце, но твою мать, ибо за ней давали хорошее приданое. Он подписал то обязательство, ведь не было у него выбора. Он, полагавший себя созданным для войны, научился отличать рожь от пшеницы, а ту – от ячменя. Он стал разбираться в землях и налогах. Мы ставили коптильни и суконные мастерские, выискивали рабов, сведущих в мастерстве. Мы учились лить стекло и отбирать железо из руды. Мы жизнь потратили на то, чтобы возродить баронство, чтобы вернуть де Варренам и землям их былую славу! А ты… ты только и годен на то, чтобы пустить все по ветру ради каприза.

– Я… я не… не пущу! – голос мальчишки сорвался и на него отозвалась протяжным криком птица.

– Не ты ли проиграл в кости полторы сотни золотых? – поинтересовался старик. – Или запалил жеребца, которого нам доставили из Саххата? Того самого, который принес бы немалую прибыль, плодя жеребят? Что ты тогда сказал?

Джеррайя склонил голову.

– Не ты ли, ввязавшись в дурацкий спор, лишился и коня, и брони, и оружия?

– Это было дело чести!

– О да, очень много чести в том, чтобы выкупать родовой клинок у старьевщика.

– Это вообще случайно вышло!

Миха подумал и порадовался, что у него нет ни этого самого фьефа, который кому-то да нужно передать, ни наследников, этой передачей озабоченных.

– Не ты ли берешь в долг, не думая, когда и кто будет эти долги раздавать? Не ты ли одариваешь своих приятелей, просто так, по капризу, не глядя, что отдаешь в чужие руки? Не ты ли не раз и не два ссужал им денег? Хоть кто-то вернул?

– Я…

– Ты только и можешь, что говорить о том, как станешь наследником. Это будет черный день для всего баронства.

– И поэтому ты хочешь меня убить?

– Убить? – старик рассмеялся. – Мальчик, если бы я хотел тебя убить, ты был бы мертв. Для этого мне не понадобились бы ни клинок, ни яд. Хватило бы прикосновения.

Миха сделал заметку, что с прикосновениями тут надо быть аккуратней.

– Тогда… тогда что?

– Но, пожалуй, и вправду. Если бы не клятва, я убил бы тебя. Но кровь не простит обмана, а мой брат все еще продолжает надеяться, что ты все-таки возьмешься за ум.

– Он лучше, да?

– Твой брат? Отнюдь. Он старателен. Исполнителен. Однако в то же время хитер и подл. Он делает то, что от него ждут. И говорит то, что желают слышать. А еще он весьма ловко стравливает людей меж собой. Ты куда меньшее зло.

Мальчишка поглядел искоса. Похоже, быть меньшим злом ему не нравилось.

– Это он, да? – тихо уточнил Джеррайя. – Решил меня убить?

– Боюсь, все много сложнее.

Старик сцепил руки на впалом животе. Темная кожа. Белые шрамы. Шрамы на узор похожи, и Миха морщится, силясь разглядеть какой-то смысл в переплетении их.

Он думает, этот старик.

И смотрит.

Он вовсе не забыл, что здесь не один. Отнюдь. И говорит он не столько для мальчишки, который преисполнился обиды и теперь сопел, не имея иного способа обиду выплеснуть. Говорит он для Михи.

– Ваш фьеф весьма богат. И влиятелен. Многим это не по нраву. Да. Так что, поверьте, желающих убить вас, господин, – это было сказано с откровенной насмешкой. – Очень и очень много. А потому на вашем месте, если вы, конечно, соизволите прислушаться к словам никчемного старикашки.

Сопение стало еще громче.

– Я бы весьма озаботился сохранностью своей жизни.

– Что?

– Телохранителя найми, дурень. Или наставника.

И почему-то все посмотрели на Миху.

Глава 28

Золотая маска почти не спала.

Она поглощала силу и плоть, оставляя вместо людей черные обугленные камни, которые Верховный уносил, чтобы спрятать в тайнике. Тайник был старым и располагался в полузаброшенном коридоре, куда и в прежние-то времена, когда жрецов было куда больше, чем теперь, редко кто заглядывал.

– Говори, – сегодня голос маски звучал в голове особенно громко. И голова эта тотчас отозвалась болью. Но Верховный стерпел.

Он заговорил.

Он рассказывал о том, что произошло.

О проклятьях, что змеями проползли в покои императора. И магах, которые прокляты, но меж тем, вне всяких сомнений, полезны.

О «Чистой крови».

О тех, чьи имена теперь хранились в свитках, и Император думал.

Думал и мрачнел.

Не решался.

– Уничтожь, – шевельнулись золотые губы. – Кто посягнул на благословенную кровь, не имеет права жить.

С этим Верховный был согласен.

– Как? – спросил он.

И почувствовал эхо недовольства, смявшее и без того болезненный разум его. Не способный выдержать, Верховный упал на колени.

– Многое, – просипел он, роняя на камни слюну, смешанную с кровью. – Забыто.

Недовольство отступило.

– Я… хотел… спросить, – кровь шла из прокушенной губы, и таяла, коснувшись камня. – Есть ли способ…

Каждое слово приходилось вымучивать.

– Найти её?

Дитя, получившее новое имя, полностью оправилось. Темные язвы закрылись, оставив на коже едва заметные следы. Она и сидела, и вставала, и лишь легкая слабость напоминала о произошедшем.

Император улыбался, глядя на неё, но Верховный видел, что боль в этой улыбке, что тоску во взгляде.

– Император… – Верховный вытер рот рукавом. – И маг полагают, что она жива.

– Жива, – золотая маска смежила веки. – Эта нить крови не оборвалась.

Верховный позволил себе выдохнуть с немалым облегчением.

– Именно поэтому он медлит. Если его дочь у них, у тех, кто затеял это…

– Нет, – маска молчала. – Её нет на землях Цапли.

Сердце ухнуло.

– Я могу указать путь, по которому шла та, что несет искру.

– Спасибо!

Сердце заколотилось с такой силой, что Верховный прижал руку к груди, опасаясь, как бы оно не выскочило или не остановилось от волнения.

Он поспешно сглотнул слюну, ибо не дело это, ронять слюни перед божеством – а ныне он не воспринимал маску иначе.

– Приведи.

– Кого? – робко уточнил Верховный.

– Того, чья кровь есть залог мира. Я буду говорить с ним.

Сердце все-таки замерло. Наверное, слишком старым он был. И слабым. Трусливым, что уж тут. А еще давно уж не годился для той роли, которую ему отвели.

Сердце замерло.

И Верховный понял, что еще немного и умрет. Рука его стиснула черный камень. И подумалось, что это будет донельзя обидно. Что никто не решится заглянуть сюда, а стало быть его просто сочтут пропавшим.

Сбежавшим?

Возможно, причастным к великому преступлению, о котором пока не знают, но это ненадолго.

А девочка? Что будет с ней? Сумеют ли её найти? Собаки не взяли след, как и хваленые големы магов. Ирграм обещал какой-то там обряд, но тянул, медлил, явно не уверенный в успехе. И вот, когда появилась надежда, он, Верховный, подвел.

Всех подвел.

Он почувствовал, что упал, на камни, туда, где еще недавно лежал раб. И удивился тому, что камни еще хранили тепло его тела. Верховный хотел было встать, но жизнь покидала его.

Так стремительно.

Так не вовремя.

И он закрыл глаза, изо всех сил сдавив черный обугленный камень. Пальцы, казалось, смяли его, и камень обратился в жижу, горячую до того, что Верховный ощутил боль. Но та прошла.

А сердце?

Сердце в груди дернулось раз и другой, чтобы вновь забиться, ровно и спокойно. И по телу прокатилась волна тепла, вроде той, которую рождали зелья магов, но во много раз более сильная.

– Живи, – сказала маска. – Ты нужен.

– С… с-сп-сибо, – выдавил Верховный, переворачиваясь на живот. Рука болела. Руки болели. Ноги. Спина. Но он был жив. И неизвестно, сколько жизни ему еще подарили. Верховный лишь надеялся, что этой жизни хватит, чтобы рассказать.

За дверью он все-таки остановился, прислонился спиной к холодному камню. Его сотрясала дрожь, а боль в руке стала просто невыносимой.

Верховный поднял её. И захрипел: ладонь и пальцы покрывала тончайшая пленка золота. Она вгрызалась в кожу. Она сама стала кожей.

Экипаж пробирался по узкой дороге. Его потряхивало, то и дело колеса налетали то на колдобину, то на камень. Экипаж раскачивался, и Винченцо не мог отделаться от мысли, что он вот-вот перевернется.

Миара молчала.

Сосредоточенно так, раздраженно. Пальцы её вцепились в край сиденья, а на лице появилось хорошо знакомое упрямое выражение.

– Назад, – сказала она, когда их тряхнуло так, что у Винченцо зубы клацнули. – Я поеду верхом.

– Не стану возражать, – он приподнял занавеску.

Ничего.

Лес какой-то. Темный. Мрачный. Самое оно, чтобы устроить засаду. Но сторожевой артефакт на ладони молчал. Да и охрана не зря свой хлеб ест.

И замок близко.

Им сказали, что к замку ведет дорога.

Она и вела.

Узкая, извилистая, местами выложенная камнем. Иные же участки зарастали травой, а кое-где из травы поднимались хлыстины молодых деревьев. В общем, сразу видно, что не Древние строили.

Миара попыталась улечься.

Ехали третий день. Несколько, проведенных в городе, утомили донельзя. И пусть их не беспокоили, но само внимание, взгляды, которыми провожали Винченцо, стоило появиться внизу, раздражали. Да и чудилось в этих вот незнакомых наглых людях что-то донельзя опасное.

Непонятное.

– Отец говорил, что де Варрены – важные люди, – Миара едва не слетела с лавки, когда колесо экипажа угодило в яму. – Проклятье! Дорогу могли бы и нормальную сделать.

– Ее не только сделать, но и содержать надо, – заметил Винченцо для поддержания беседы. – На самом деле род довольно старый, сами они ведут родословную еще от времен Рухнувшего неба, а может, и раньше. Но как-то особо с ними дел не имели. Хотя знаю я не так и много.

– Рассказывай, – она вновь легла. – Все равно тоска смертная.

Ну да, за окном снова лес.

Дорога.

И до замка еще прилично, если, конечно, Миаре не наскучит в экипаже. Винченцо надеялся, что не наскучит. Все же визит предстоял непростой, следовало произвести впечатление.

– Отец помогал де Варренам восстанавливать земли. Пару десятков лет тут случился мор и такой, что даже наши не сразу справились.

– Да?

Во взгляде Миары появился интерес.

– Предполагали, что кто-то вскрыл гробницу Древних, из тех, которые до катастрофы ставили. Но отец не нашел подтверждения. Хотя искал.

– Кто б сомневался, – Миара закинула ногу за ногу. – Думаешь, он еще жив?

– Не знаю. Нам бы сообщили.

– Надеюсь, я не ошиблась. Нам бы поскорее к мешекам добраться. А здесь как-то… неспокойно?

Она задумалась, правда, ненадолго.

– Так что там с бароном?

– Ничего. Рассчитался он, к слову, Слезами неба. Две дюжины отдал.

– А он неплохо так переплатил, – хмыкнула Миара. И Винченцо вновь согласился с сестрой. Из расходных книг следовало, что работы выполнялись не самые сложные, что приобрел барон всего-то пару големов и с сотню рабов.

Маловато.

С другой стороны, маги тоже боятся смерти. И вряд ли было много желающих работать на землях, где бушевала болезнь.

– Потом они еще списывались. Отец назначил управляющего, который помог реорганизовать хозяйство. Да и замок слегка подновили.

– И это обошлось…

– Еще в пять крупных камней.

Которые с тех пор хранились в семейной сокровищнице. Надо полагать и те, что добыл Винченцо, отправятся туда же.

– Интересно. Где он их взял?

– Кто?

– Барон.

– Кто знает.

– Отец?

– Сомневаюсь. Хотя… возможно, барон, сам того не ведая, указал ему направление, – Винченцо задумался. Миара не торопила.

Она всегда умела ловить момент.

А ведь и вправду. Когда появилась та безумная идея отправиться к мешекам?

Пластины. Алеф.

Алеф гений и, если кто способен разобраться в замыслах Древних, то он. Не верить ему? Нет причин. С другой стороны, вряд ли Винченцо знает всю правду.

Всю правду отец не рассказал бы и Теону.

– Знаешь, как-то он обмолвился, что мешеки не просто другие. Они изначально другие, – заметила Миара. В полумраке – а света в окна проникало немного – её глаза влажновато блестели и казались слишком уж большими. – И я тогда не могла понять, в чем именно разница. Я попросила купить мне нескольких. Но оказалось, что на рынок попадают лишь полукровки, да и то громко сказано. Ты когда-нибудь видел их, настоящих?

– Мешеков?

– Да.

– Не случалось.

– И мне. Отец сказал, что они берегут свою кровь. И что даже те, в ком её хотя бы половина, не покидают Империю. И это тоже странно. Вот например взять берберов. Кровь они ценят. Но это не мешает им охотиться по всему побережью, я уже не говорю о больших водах. А мешеки? Они не строят корабли. Они не создают големов, хотя камни, которые отец получает оттуда, полны силы. Более того, эти камни очень и очень похожи на настоящие Слезы неба.

Миара замолчала, обдумывая сказанное.

– Алеф?

– Он принес их. Просил сравнить.

– А сам?

– Он сравнивал. И сказал, что приборы не видят разницы. А он её ощущает. И я ощущаю. Но… я не могу сказать, в чем она! Это… это как запахи, понимаешь? Вот аромат, а вот тоже аромат, только самую малость иной. И меня не хватает, чтобы понять, в чем отличие.

Она тряхнула головой, и надушенные пряди затанцевали.

– Еще он пытался повторить. Алеф. Жертвоприношение. Нашел где-то подробное его описание. Пирамиду даже построил. Небольшую. Знаки написал. Только ничего не получилось. Пустые камни не наполнились силой, а мертвые – не ожили. Вот так-то.

Не сказать, чтобы Винченцо впечатлился. Брат порой увлекался, и жертвоприношение – не самое странное из того, что он делал.

– Ирграм же пишет, что мешеки вообще не прикладывают сил. Что они просто приносят людей в жертву, вырезают им сердце, и камни наполняются силой. Сами. Не знаю, в чем дело, знаю только, что отец не отступится.

Ожидаемо.

Кто в здравом уме отступит от источника силы? Даже если и нет его, второго, природного, сотворенного ли Древними, возникшего ли после катастрофы? Не важно. Главное, если мешеки готовы поставлять камни, заряженные силой, то город поглотит их.

И камни.

И мешеков.

Интересно, догадываются ли они?

В стену экипажа постучали.

– Господин, вы просили сказать, когда появится замок.

Миара подпрыгнула вместе с каретой и захлопала в ладоши.

– Замок! Замок!

Её радости Винченцо совершенно не разделял. То самое чувство близкой опасности, не раз спасавшее ему жизнь, очнулось, поползло по спине ледяным языком.

Нужно быть осторожнее.

Замок возвышался на холме. Издалека, в бледно-лиловых сумерках, он казался этакою внушительною громадиной. Вилась змеею крепостная стена, переползая от одной сторожевой башни к другой. Чернела трещина рва, надо полагать, вполне себе действующего. Возвышались над стеной каменные башни, напрочь лишенные изящества, но видом своим внушающие почтение.

Замок был прекрасен.

– До заката не успеем, – сказал начальник охраны, прикладывая ладонь к глазам. – Но с вашего дозволения я отправлю кого предупредить. Пусть ждут.

В том, что их ждали, Винченцо ни на мгновенье не сомневался.

Вот только с чем?