Текст книги "Безжалостный (СИ)"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Глава 25

В пыточной пахло железом и болью. Едким потом. Кровью. Дерьмом. Запахи эти прочно въелись в камень, но, казалось, ничуть не беспокоили Верховного. Устроившись в кресле, он спокойно разглядывал человека, растянутого на дыбе.

– Доброго дня, – почти нормальным голосом произнес Ирграм.

Верховный за прошедшие дни слегка похудел, но вместе с тем из облика его исчезла некая обреченность, заставлявшая думать, что осталось этому человеку не так и много.

– Доброго дня, господин маг, – Верховный улыбнулся и даже поднялся.

И одежда другая.

Теплая. Вон, и плащ, мехом подбитый, набросил. А то и вправду, зябковато здесь, несмотря на очаг и жаровни, на которых наливался белым цветом инструмент.

– Мне показалось, что вам будет интересно услышать. А заодно, помнится, вы говорили, что ваши методы дознания отличны от наших. Что они более совершенны.

Ирграм поклонился снова, давя облегченный выдох.

Дознание.

Конечно.

И его просят помочь. Дышать как-то легче стало.

– Я с радостью продемонстрирую все, что знаю, – он облизал пересохшие губы. – Но мне понадобится мой инструмент. Если будет кого послать, я напишу записку.

Верховный кивнул.

А человек, что до того висел спокойно, так, как живые не висят, задергался и заорал.

– Я рассказал все! Я…

– Заткни его пока, – Верховный поморщился.

Ирграм же с трудом остался на месте, когда мимо метнулась тень. Палач? Поговаривали, что дикари умели разделать человека на части так, что он долго еще оставался живым.

С другой стороны, разве не то же происходит в лаборатории?

Мысль была неправильной. И Ирграм затолкал её подальше.

– Кто это?

– Это? Это отец той безумной девушки, которая принесла проклятье. Он утверждает, что не учил этому дочь. Что он лишь надеялся, что Император обратит свой взор на неё.

– Вы верите?

– Не знаю. На дыбе сложно лгать. Если палач умел. Мой говорит, что он не лжет.

– И вы хотите проверить?

Верховный склонил голову.

Ждать пришлось недолго. Через четверть часа – чудовищно длинную четверть часа – принесли кофр с инструментом. Смешать зелье забвения недолго.

Пара капель лотосового молочка. Вытяжка из молок черной рыбы. Печень енота. Настой белокоренника. И драгоценная краска из морских раковин, которая размешивается туго, словно нехотя.

– Снимите его, – попросил Ирграм. – Посадите куда-нибудь или положите. На ровную поверхность, чтобы он не испытывал неудобства. Настолько, насколько это возможно.

Как ни странно, но подчинились.

В пыточной появился стол, судя по виду, весьма старый и часто используемый. Человека разместили на нем, прихватив руки ремнями.

– И кожа. Нужна чистая кожа.

Ведро воды и пара тряпок. А ведь он не так и пострадал. Кости пока целые. Суставы при должном лечении восстановятся. На коже пара порезов, эти и вовсе затянутся, стоит дать телу покой.

Ирграм отмечал их механически, пока наносил рисунок.

Две линии на лбу.

Переносица.

Веки.

– Закрой глаза, – сказал он человеку, который все никак не желал улечься. – Если краска попадет на них, ты ослепнешь.

Пленный подчинился.

Руны писались ровно, выходили аккуратными, как никогда прежде.

Теперь курильница.

И колпак, чтобы дым выходил лишь через узкое отверстие. Железный рожок, который Ирграм попытался вставить в рот, но пленник стиснул зубы.

– Выбьют, – пообещал Верховный.

– Не стоит. Еще пара минут и он подчинится.

Человек захрипел и вяло дернулся. Но весьма скоро он затих, взгляд его сделался туманен, а губы приоткрылись. Из груди вырывалось тяжелое дыхание. И, когда Ирграм поднес рожок, человек жадно вдохнул дым.

Еще раз.

И хватит для начала.

Ирграм отставил курильницу и помахал руками, разминая.

– Это простейшее заклятье, – объяснил он Верховному, что наблюдал за происходящим с немалым интересом. – Оно туманит разум и человек перестает осознавать, что с ним, где он находится и с кем беседует. Толика силы подтолкнет его к пониманию, что он говорит с кем-то, кому доверяет безоговорочно. А потому спрашивайте, но осторожно. Если он начнет беспокоиться, действие заклятья ослабеет.

– Спрашивать?

– Я не знаю, о чем вы желаете узнать. А потому буду лишь следить, чтобы заклятье не слетело. К сожалению, разум весьма скоро привыкает к подобному и учится защищаться от вторжения. Потому попытка будет одна.

– И только?

– Есть иные способы, но они, как правило, в той или иной степени влияют на личность. И использовав их, вы уничтожите этого человека.

– Понятно.

Верховный поднялся и подошел к столу. Он склонился над ним и спросил ласково так:

– Ты видишь меня?

– Д-да, – просипел человек.

Ирграм протянул флягу.

– Люди испытывают доверие к тем, из чьих рук принимают воду или питье.

– Хочешь пить?

– Очень, – человек облизал губы. – Я… я так устал!

– Все скоро закончится, друг мой, – Верховный бережно поднял голову и помог напиться. – Сейчас мы поговорим и все закончится.

– Мне было больно.

– Мне жаль.

– Но я не рассказал им.

– Ты молодец, – Верховный бросил взгляд на Ирграма и тот кивнул. Сам же он взял пленника за руку и осторожно сжал запястье. Нащупав артерию, Ирграм сосредоточился на голосе сердца.

То билось ровно, спокойно.

– Они не узнают!

– Естественно, никто не узнает. Ты ведь не сломался, верно?

– Нет.

– О чем они спрашивали?

– О том, откуда она взяла проклятье.

– И что ты ответил?

– Что не знаю! Я ведь и вправду не знаю, – он захихикал и едва не захлебнулся водой, которая пошла из горла. Верховный бережно вытер губы и сказал:

– Что они думают? Зачем она сделала это?

– Они… – пульс дрогнул и Ирграм поспешно поднес дым к губам. Вдох. Выдох и снова туманный взгляд. – Они думают… они думают…

– Не важно, друг мой, – Верховный наклонился к самому лицу. – Это все не имеет значения, верно?

– Д-да.

– А что имеет значение?

– Чистая кровь.

– Ради чего все затевалось?

– Ради возрождения, – на губах пленника расплылась счастливая улыбка. – Ибо было предсказано, что в час, когда великая Империя подойдет к краю, когда незыблемое рассыплется, а законы будут попраны, небо вновь вспыхнет, исторгая каменные слезы. И лишь чистая кровь спасет землю.

– Именно, – на лице Верховного не дрогнул ни один мускул. – Ты все сделал правильно.

– Спасибо, Учитель.

– И что ты готов сделать еще?

– Все, что угодно!

Пульс опять засбоил. Зелье явно теряло силу и куда быстрее, чем Ирграм рассчитывал.

– Это слова, – строго произнес Верховный. – Докажи.

– Как?

– Что ты уже сделал?

– Я отдал вам дочь! Я внушил ей, что она несет заклятье, которое привяжет полукровку к ней, а заодно и поможет сердцу Императора воспылать любовью, – пленный говорил быстро и спешно. – Я отдал свое золото, земли и сыновей, чтобы возродили они истинную кровь мешеков. Я связался с проклятыми, ибо такова была ваша воля. Я…

Он вдруг захрипел, выгнувшись дугой, и сердце едва не оборвалось.

– В сторону, – крикнул Ирграм, и Верховный – умный он все-таки человек – отступил. Маг же склонился над пленником, глаза которого стремительно заплывали кровью. В этих глазах читался искренний ужас. – Смотри на меня…

Ирграм быстро сунул в рот человека стеклянный шарик и с силой надавил на нижнюю челюсть. Стекло хрустнула, и человек взвыл. Он дернулся было.

– Ты не умрешь, – строго сказал Ирграм. – Я запрещаю. Слушай меня. Я твой хозяин.

Из глаз покатились слезы, смешанные с кровью.

– Повтори.

– Ты мой хозяин.

– Чудесно. Спрашивайте. Теперь спрашивайте спокойно, – Ирграм отошел. Руки слегка подрагивали. На вопросительный взгляд Верховного он ответил. – Это «Проклятье подчинения». Сложная магия, которая сковывает разум.

Он вздохнул.

– Прошу прощения, но его разум уже, похоже, подвергался воздействию, схожему с тем, которое применил я. А заодно уж ему внушили мысль, что проще умереть, нежели рассказать то, что ему известно. Он и решил умереть.

– Желанием?

– Если работал хороший менталист, то это несложно. Нам повезло.

– В чем?

– Или менталист был не так хорош, или он все-таки не хотел умирать.

– Или и то, и другое, – Верховный кивнул.

– Возможно, что и так. Главное, он ныне готов исполнить мою волю. И рассказать все, что ему ведомо.

– Но?

– Он проживет неделю или две, не более того. Еще несколько дней, и сознание его начнет распадаться. Он забудет себя. Семью. Потом речь, постепенно превращаясь в животное. И остановить процесс будет не в моих силах. Но пока – он исполнит все, что я скажу.

Ирграм вытер пот со лба и произнес:

– Я не совсем понял, что он говорил, но мне показалось, вам важно будет узнать все.

Верховный коснулся тонкими пальцами губ.

– Что ж, маг, ты и вправду оказался полезен. И весьма умен. Но… нужно ли тебе и дальше оставаться здесь?

Ирграм подумал и ответил:

– Я бы предпочел не мучить свой разум грузом чужих тайн.

– Весьма умен, – повторил Верховный.

Михе повезло добыть пару толстых старых гадюк, что разомлели на солнце и утратили бдительность, а еще наткнуться на гнездо. Нести яйца было не в чем, поэтому Миха после недолгого раздумья сожрал их сам, решив, что с его подопечных и змеиного мяса хватит. Яйца похрустывали на зубах, и часть Михи почти уже бессознательно сдерживала тошноту.

Пообвыкся он к жизни на болотах.

Как бы то ни было, вернулся он к островку весьма довольным собой и почти – жизнью.

Старик не обманул. В ямке, выкопанной меж корней старой сосны, теплился огонек. Костер был махоньким, но жарким.

– Вижу, охота была удачной, – старик потер руки.

Облаченный в одну лишь набедренную повязку, он выглядел донельзя крепким, жилистым. Кожа его хранила следы многих шрамов, намекавших, что жизнь старик вел весьма бурную.

– Я это есть не буду! – Джер содрогнулся и отвернулся, но желудок его издал громкое урчание, показывая, что у него есть свое мнение относительно ужина.

– О, поверьте, змеиное мясо имеет весьма изысканный вкус. И у мешеков вовсе считается деликатесом. Позволите?

Миха молча вручил змей.

И сглотнул.

Одно дело есть сырое мясо, закусывая для разнообразия листьями и молодой хвоей, и совсем другое – жареное. Господи, да он жареного мяса не ел уже целую вечность.

– Чудесно, что вы не стали избавляться от голов.

Миха промолчал.

– Змеиный яд весьма полезен при ушибах. Он помогает разогнать кровь.

Старик протянул руку и Миха вновь же молча вручил ножик. Отвернулся. Почему-то смотреть, как кто-то разделывает несчастных гадюк, было неприятно. Поэтому он уставился на мальчишку. Следовало признать, что выглядел тот куда как лучше, чем прежде.

Все еще бледный. И тощий. Ребра вон торчат, и кожа на спине натянулась, обрисовывая каждый позвонок. На левом плече татуировка в виде какой-то птицы, то ли орла, то ли грифа, то ли еще кого, когтистого и с клювом. Под ней – вязь букв, но прочесть написанное не вышло.

Часть татуировки в виде ленты сползала на предплечье, дважды обвивая руку.

– Рана как?

– Иди ты, – пацаненок набычился, но дергаться, когда Миха перехватил ногу за щиколотку, не стал. – Я скажу папе, и тебя повесят.

– А деньги? – поинтересовался Миха во поддержание беседы.

– Заплатят. А потом повесят!

– Тогда зачем мне вести тебя домой?

– Ты слово дал!

– И ты тоже.

– Я барон!

– Пока нет, – заметил старик, насаживая кусочки мяса на палочки. Мяса получилось не так, чтобы много.

– Но стану им!

– Возможно.

Повязка отошла легко. Миха склонился, принюхиваясь к ране, но гнилью от неё не тянуло, да и выглядела она так, словно бы уже начала рубцеваться.

Хорошо.

Но завтра выйти все одно не получится. Пара дней придется провести здесь, пока рана более-менее не затянется, да и шкура мальчишки пестрела гематомами разной степени разложения. Определенно, не ходок. А нести его баронство на себе у Михи желания не было.

Он огляделся.

А где Ица? На полянке у костра мальчишки не было. И запаха его тоже не ощущалось. Дикарь заворчал.

– Где ребенок? – поинтересовался Миха, озираясь.

Не мог же он и вправду уйти.

– Простите, господин? – старик ловко проворачивал прутики. Мясо начало подрумяниваться, и тонкий нюх Михи уловил характерный аромат.

– Ребенок. Второй.

– Я не ребенок! – не преминул заметить Джеррайя, подтягивая к себе ногу. На рану он смотрел со странной смесью ужаса и брезгливости.

– А… полагаю, он решил сбежать.

– Отродье.

Легкая затрещина заставила баронета заткнуться.

– Но не стоит волноваться. Ошейник не даст ему покинуть хозяина. Весьма скоро он вернется.

– А если нет?

Старик пожал плечами.

– Или вернется, – баронет на всякий случай втянул голову в плечи. – Или сдохнет. Ну и хрен с ним!

– Вы снова не правы, господин, – старик вновь повернул палочки. – Если вспомните, то это создание обошлось вашему благородному отцу в сорок пять золотых медведей.

Он покачал голову, будто удивляясь непомерной цене.

– И утрата этих денег весьма огорчит господина барона.

На барона Михе было начхать.

А вот дикарь вновь очнулся. Детеныши не должны отходить от стаи.

Не должны.

Факт.

Но конкретно этот детеныш отошел. И что теперь делать? Не бросать же ребенка. Миха посмотрел на небо. То уже подернулось характерной синевой, стало быть, еще немного и стемнеет.

Вокруг болота.

И куда, спрашивается, он полез?

– Найду и выпорю, – проворчал Миха.

– Всенепременно, – старик согласился с немалою охотой. – Рабов следует воспитывать правильно, иначе они набирают в головы дурного. И беда может случится.

– Еще какая, – щека Михи дернулась.

И он отступил. Так проще. Нехорошо убивать людей, которых только что спас, даже если очень хочется.

Глава 26

След мальчишки Миха взял недалеко от лагеря. Дикарь склонился к земле и, втянув пряную смесь запахов, четко выделил один, нужный. Глаза сами отметили незначительные, казалось бы, детали.

Сломанная ветка.

Мхи продавленные. Сорванный и оброненный лист. Слабый отпечаток ноги на влажной земле. И совсем уж длинная полоса, протянувшаяся с берега к болоту. Как будто кто-то съехал.

– Ица, – Миха позвал в полголоса. Чуялось, что мальчишка где-то рядом, но запах болота был резким, перекрывающим прочие. – Ица, это я. Выходи.

Тишина.

И сумерки. Самое поганое время. Даже и ночью видно лучше, чем в этой сизой взвеси.

А если мальчишка на болото сунулся? Болота коварны. Один неверный шаг и искать будут уже археологи, но потом, лет этак через триста-четыреста.

– Ица, – Миха осторожно спустился. В этом месте берег поднимался. Когда-то здесь росло дерево, старое и массивное, может, сосна, может, и дуб. Главное, что от него остался белесый огрызок ствола, изрядно источенный, и корона корней, вывернутая ветром. Прямо под корнями в естественной пещере, возникшей под крышей их, и начиналось болото.

– Ица, – сказал Миха с упреком, когда услышал тихий шелест. – Выходи. Я не враг.

Мальчишка был тут, теперь Миха нисколько в этом не сомневался.

И не в запахе дело, скорее в том странном ощущении близости, которое возникло у Михи. И он осторожно шагнул в темноту пещеры.

– Не обижу.

Тень метнулась навстречу и, вцепившись в грязные штаны, вскарабкалась, обвила шею Михи ручонками. В неё же ткнулось горячее мокрое лицо.

– Ты что, плакал? – Миха осторожно подхватил тщедушное тельце.

Все-таки не зря он детей не любил.

Привяжется такой, и что с ним делать?

– Дик, – мальчишка поспешно вытер лицо. – Злые. Вот.

Он ткнул пальцем в шею.

Точно. Ошейник. У Михи был такой же. Раньше. А потом Миха его снял. Помнится, изрядно пришлось повозиться. Миха подергал кожаную полосу, но трогать не рискнул. Если ошейник заставляет мальчишку вернуться к хозяину, то, как знать, чем обернется несанкционированный взлом. Надо будет старика расспросить. А потом уже найти способ избавить мальчонку от этого украшения.

– Не бойся, – Миха подсадил мальчонку на плечи и не поморщился, когда грязные ручонки вцепились в Михины космы.

А интересно, сорок пять золотых монет за такое вот – это же не нормально? Или нормально? Логически если, то дети должны стоит дешевле взрослых. Тогда сколько стоят взрослые? И не продешевил ли Миха с контрактом?

С другой стороны, старик упомянул, что мальчишка – приобретение дорогое, стало быть, дело в нем. Что в нем особенного?

– О, вижу, вы нашли его, – старик снял прутик с мясом и протянул Михе. – Прошу вас. Конечно, несколько не хватает специй или хотя бы соли, однако в нашем положении выбирать не приходится.

Миха молча сунул прутик с мясом детенышу.

И дикарь вновь одобрил.

Детеныши должны хорошо кушать и тогда вырастут сильными охотниками. Они добудут много мяса и никто в племени не узнает голода.

– О, не стоило, я для него потроха оставил. Этого хватит, – старик уже облачился в штаны, которые подвязал кожаной веревкой.

– Пусть. Ест.

Миха снял детеныша и задвинул за спину, точнее Ица сам спрятался.

– Совершенно дикий. Воспитывать и воспитывать, – старик вздохнул. – Ума не приложу, зачем он барону понадобился.

– Для меня, – подал голос Джер, обнюхивая палочку. Брезгливость в нем боролась с голодом и явно проигрывала. – Отец сказал, что эта тварь поможет пробудить во мне силу.

Он осторожно вцепился в мясо.

Сглотнул.

– Соли нет.

– И не будет, – заверил Миха, пробуя мясо. Что сказать, дикарь не был столь придирчивым, поэтому отсутствие соли и вообще каких бы то ни было приправ ему не мешало наслаждаться тонким вкусом гадючьего мяса.

И Миху даже не мутило.

Ели молча. Некоторое время. Старик медленно и тщательно пережевывал каждый кусок, а вот Джер, позабыв про капризы, заглатывал мясо кусками. Словно боялся, что оно закончится.

Ица держался за спиной Михи.

Сопел.

– Рассказывайте, – велел Миха, почувствовав, что голод отступает.

Спорить не стали.

Джер зевнул и не стал отмахиваться, когда старик протянул ему сморщенный корешок.

– Засунь за щеку и медленно рассасывай. Русалий корень, – пояснил он. – Придаст сил и отгонит лихорадку. Что же касается истории нашей, то, боюсь, моя роль в ней невелика. Мне было велено препроводить господина Джеррайю в город и проследить, дабы сделка, им совершенная, была оформлена по правилам.

Миха перевел взгляд на мальчишку, который едва не подавился корнем. Он поспешно вытер рот рукой и заговорил.

– Наш маг, который… которого…

– Больше нет?

– Точно. Он сказал, что у меня имеются задатки. Что дар. Слабый, но есть. И что нужно его раскрыть. Сперва сам пробовал. Но не выходило. Я старался.

– Теперь понятно, – старик склонил голову.

– Да что тебе может быть понятно!

– До недавнего времени господин барон был одинаков ко всем своим сыновьям. И ходили упорные слухи, что его благосклонность к Дагомару выше, нежели к вам. Но это лишь слухи.

– Ублюдок!

– Законность рождения вашего брата не вызывает сомнений. Да и ваш отец признал его.

Мальчишка глянул исподлобья.

– Мама сказала, что он поклялся оставить фьеф мне! Когда женился на ней!

– Все верно, – старик сел, растопырив колени, и положил на них руки. – Однако вашему отцу принадлежат весьма обширные земли, из которых можно выделить наследуемый малый фьеф.

Джеррайя засопел.

– Почему?!

– К сожалению, мысли господина барона мне неведомы, – старик пошевелил губой. – Полагаю дело в вас, господин. И в вашем брате. В братьях. Никто из них в полной мере не унаследовал ни силы, ни умения барона, ни его стремления стать хорошим властителем.

– Это как?

– Так, как вам говорили наставники. Заботиться о фьефе и людях, что проживают на нем. Быть защитником и опорой. Судьей и вершителем закона.

Мальчишка скривился.

– Ваш брат проявил куда большее старание в постижении наук, тогда как вы, несомненно, превосходите его в силе.

– Он засранец.

– Возможно, – не стал спорить старик. – А вы весьма самолюбивы и склонны к пустым развлечениям. Вашего отца огорчало и ваше поведение, и компания, которую вы собрали. Равно как и ваше стремление проводить время праздно.

– Я, между прочим, баронет! Мне положено!

– Вам положено знать, сколько зерна в ваших хранилищах, сколько коней на конюшнях, сколько железа свозится в кузницу, и сколько доспеха создается из него. Сколько налогов собирают с земель в том или ином виде, и какую часть их надлежит передать Совету. И это лишь малая часть из того, что вам положено, – голос старика был сух и строг.

Мда, а казалось бы, родился баронетом – живи и радуйся.

– Ваше умение стрелять зайцев никак не поможет сохранить фьеф.

Сопение усилилось.

– Однако если у вас имеется дар, это многое меняет.

– Ты и моего брата не любишь, – заметил Джеррайя.

– Это не имеет значения.

– Не скажи. Отец тебя слушает. И не даром отправил со мной. Он… он хотел посмотреть, как я справлюсь?

Старик склонил голову.

– А я все испортил! – мальчишка часто заморгал и отвернулся.

– Вы живы. Вы приобрели ту вещь, за которой вас отправили. И сохранили её в целости.

Вещь заворчала.

– Дальше, – Миха дотянулся до Ицы и подгреб поближе. Так всяко спокойнее. А то еще вздумает сбежать, лови его снова по всему острову.

– Дальше. Ну, мы собрались. Поехали.

– Далеко?

Джеррайя мотнул головой.

– Три дня.

Ну да, почитай рядом по местным меркам.

– Поехали и что? – Миха поймал себя на мысли, что говорить стало проще. И язык как-то за зубы не цепляется, и в целом мысли формулируются куда легче.

– Ну… поехали. И приехали.

Логично, однако.

– Нашли постоялый двор. И человека, с которым велено встретиться. Маг наш, стало быть, поглядел, что это отродье – то самое, которое надобно.

Миха покачал головой.

– Ну и печать с ошейника, стало быть, перевел.

Джеррайя шмыгнул носом.

– Потом… я еще на рынке был. Вот. Купил матушке подарок. Платок. И бусы еще. Красивые. И амулет, чтоб зубы не болели. А то у нее болели, а наш маг говорит, что сделать ничего нельзя.

– И где? – поинтересовался Миха.

– Отобрали, – парень поник. – А потом все сгорело.

Ица тихонько вздохнул и прижался к Михе.

– Дальше-то что.

– Ну… мы день постояли. Этот вот тоже ходил куда-то, – Джеррайя ткнул веткой в сторону старика.

– У меня были свои поручения от господина барона, – сказал тот, обиженно поджав губы. – Я договаривался о поставках пшеницы, и еще кое о чем. И если господин вспомнит, я несколько раз предлагал ему отправиться со мной, дабы принять участие в делах фьефа. Однако господин сказал, что безмерно утомился и предпочел делу отдых.

Мальчишка отвернулся. Сказать было нечего.

– Как попались?

– Увы, буду прав сказав, что ничто не предвещало беды. Мы покинули Борграф на рассвете с тем, дабы к вечеру добраться до реки, где можно было бы устроить стоянку. Места известные, а потому никто не ожидал беды. И потому-то Неуф, которого поставили старшим над стражей, проявил изрядное легкомыслие, – ветка в руках старика треснула. – Мы уснули. А проснувшись, увидели, что лагерь захвачен.

– Они их убили. Всех, – Джеррайя облизал губы и попросил. – Пить. Я пить хочу!

– Если до берега дойдешь.

Он молча поднялся, пусть и стараясь не опираться на ногу. Сделал шаг. И Миха тоже встал. Одно дело градус гордости слегка понизить, и совсем другое – раненого мучить.

– Держись, – он перекинул руку парня за шею. – Вода болотная.

– Сойдет. Уже пробовал. Другой ведь нету?

– Нету.

Шли медленно. Ица держался рядом, хотя и в стороне. Похоже, к хозяевам он не испытывал особой любви.

У берега мальчишка встал на карачки и подполз ко мхам. Он выдрал клок сфагнума и сдавил в руке. Вода местная имела кисловатый привкус, неприятный запах, но Миха пока не отравился. С другой стороны – это он. С третьей, иного источника рядом действительно не наблюдалось. Да и болото по виду было, может, и не сформировавшимся до конца, но и не сказать, чтобы молодым. Глядишь, как-нибудь да перебьется.

– Я тут посижу. Ладно?

Джеррайя отполз от края.

– Сиди.

– Их убили. Я слышал. А встать не мог. Крики. И еще запах такой, мерзкий. Когда свиней режут. Ненавижу, когда их режут, хотя он заставлял смотреть. Барон должен знать. Барон должен уметь. Барон… – он вытер лицо ладонью. – Почему его не убили? И меня? Меня ладно, отец заплатил бы. Это… отродье.

Ица опять заворчал.

– Просто недосуг было, да и сперва он держался в стороне, а потом уже за шкирку схватили и со мной, значит. А его не убили.

Это и вправду выглядело подозрительно.

– А маг? – уточнил Миха.

– Его не было. Он в городе остался. Я тоже хотел. Маг ждал, чтобы привезли какие-то зелья. Или коренья. Или еще что-то. Я не вникал. Главное, там день-другой надо было погодить. А Тихван начал ныть, что срочно домой, что отец заждался и все такое, что маг сам приедет, никуда не денется. Вот и…

Джеррайя вздохнул.

– Ты ему не веришь?

– Нет.

– Его тоже хотели убить.

– Не убили. Он… он бы перележал. И встал. И вернулся бы. Сказал бы отцу, что такое вон случилось. Покаялся бы. Отец простил бы. Может, выпороть бы велел или еще чего, но простил бы. Он всегда ему все прощает.

Миха сел рядом.

Он ни хрена не понимал в педагогике и вообще детей опасался, но почему-то показалось, что конкретно этот детеныш сейчас жалуется.

– И он хочет, чтобы фьефом владел мой брат.

– Почему?

– Он его слушает. Как отец. И будет слушать, ну, когда отца не станет.

– А его не станет?

– Не знаю. Когда-нибудь точно, – мальчишка вытер нос. – Если бы я стал магом, я бы… я бы точно был главным! И никто не посмел бы бросить мне вызов! Магов не вызывают!

Ну да, их тихо отстреливают из кустов. Это как-то разумнее.

Но сказанное и вправду несколько напрягало.

– Убей его, а? – попросил Джеррайя, уставившись на Миху с надеждой.

– Тебе надо, – строго ответил Миха. – Ты и убивай.