Текст книги "Безжалостный (СИ)"

Автор книги: Алексей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Глава 37

Старик пришел в себя ближе к вечеру. Он просто открыл глаза и сел.

– Живой? – поинтересовался Миха.

– Я был неправ. Времени почти не осталось, – Такхвар закашлялся и выплюнул темный сгусток. – Идти. Надо. Спешить.

– Куда?

– Туда. Слушай, – костлявые пальцы впились в запястье. – Мой брат связался с магами и умрет. Я чувствую. Кровь де Варренов…

– Бредишь?

– Слушай, – старик мотнул головой. – Кровь де Варренов должна остаться. На этих землях. Договор. Залог.

Барончик, до того сидевший в стороне с видом пренезависимым, насторожился и подобрался поближе.

– Мне тоже недолго осталось. Сперва я уйду. Скоро, – он вновь вытер рот. А из носа потекла кровь. Да и следовало признать, что выглядел старик на редкость погано. Этак и вправду до утра не дотянет.

Плохо.

Очень плохо.

Миха в местных реалиях не ориентируется совершенно. На барончика тоже надежды мало.

– Его прокляли. Или отравили. Или еще что-то…

– Даг!

– Не знаю. Может, и он. Нетерпеливый. Я ему говорил, что дурная кровь. Эльса своего отца убила, когда тот… не важно. Дурная. А он не верил. Мужчины глупеют от любви. Опасное чувство.

Старик закрыл глаза, явно пытаясь сосредоточиться.

– Пока проклятье ест меня. Но сожрет и к нему вернется. Вам надо спешить.

Вдох.

И выдох. Его ребра распирают кожу. Шрамы на ней выделяются особенно ярко. И смотреть на это все неприятно.

– Вернуться. Успеть. Не дать ему… Совет… – он вновь стал заваливаться на бок, но удержался. И Миха удержал. Сунул в руку комок пропитанного водой мха. Такхвар пил. Жадно. И каждый глоток вызывал судорогу. – Клятва.

Он снова заговорил, хотя речь стала неразборчивой.

– Защити его, Дикарь. И боги воздадут сторицей.

Вот на что-что, а на милость богов Миха точно не стал бы надеяться.

– Возьми. В ученики. Толковый. Только розог не жалей. И помоги. Станет бароном – отблагодарит.

Джер пробурчал в сторону что-то, явно не благодарность.

– В замке… в подвале… то, ради чего… брат моего брата действительно был… не знаю, что он принес. Ларец. Небольшой. Мор… болезнь… если маги вернутся, то и мор с ними. Из-за них… тот, кто был с ним… открыл. Выпустил мор. И де Варрен… сокровище.

Он все-таки упал.

И забился в конвульсиях, чтобы спустя пару мгновений вытянуться на мхах. Рот старика оставался открытым, глаза закатились и из горла вырывалось сиплое дыхание.

– Мы должны идти! – вскочил Джер и Миху дернул.

– Куда?

– Домой!

– А знаешь, где это?

– На север! Он же сказал, если идти на север, то выберемся! Ну же, вставай!

– Ночь, – Миха указал на почерневшее небо, на россыпи звезд и половинку луны. Этой половинки явно не хватит, чтобы пробраться по болотам.

– Но… но мы должны! Не хочешь, я сам! Я пойду, я…

Затрещина опрокинула мальчишку на землю, но, перевернувшись, он вскочил.

– Ты меня не остановишь! – Джер вытер нос. – Даже если свяжешь, я…

Подножка и он снова полетел, чтобы вскочить и броситься на Миху с кулаками. Его лицо побелело, глаза же налились кровью.

Легкий тычок.

И снова поднимается. Сипит от боли, но встает, чтобы опять упать. И подняться. Раз за разом. Упрямый. И это упрямство не то, чтобы уважение внушало, скорее где-то там, глубоко внутри, Миха его понимал.

– Успокойся, – ему надоело и он просто прижал барончика к земле. Тот задергался под рукой, пытаясь выбраться, но бесполезно. И осознав эту бесполезность, Джер затих. Он сипел, сопел и, кажется, всхлипывал.

И Миха повторил чуть мягче:

– Если ты сгинешь в трясине, легче никому не станет.

– Пускай!

– А вот твой брат обрадуется. Он и так рад. Он ведь думает, что ты умер.

– Это ненадолго, – старик вновь очнулся и скрежещущий голос его разорвал ночь. – Он не утерпит. Примерит корону. А когда та не примет…

Смешок его перешел в кашель.

– Корону? – уточнил Миха, перехватив мальчишку за шею. Давить перестал, но и отпустить не отпустил, потому как мало ли что барончику в голову взбредет.

– Баронскую. Ты совсем дикий! – просипел Джер. – Отпусти.

– Чтоб ты сбежал.

– Не буду я сбегать. Слово… слово чести.

Миха руку разжал, как-то вдруг разом поверив, что это слово и вправду многое значит. Для мальчишки так точно.

– С-спасибо, – тот сел, потирая шею. – Ты меня едва не убил!

– И не собирался, – старик лежал на боку, подтянув ноги к груди. – Если бы хотел, он бы давно уже. Шею такому засранцу свернуть недолго.

На засранца Джер обиделся.

– С-спасибо, – Такхвар не пытался сесть.

– Корона, – напомнил Миха.

– Когда… когда земли создавали… делили… каждый барон… маги… Древние. Сотворили. Регалии. На кровь. Право наследство. Баронская корона и яблоко. Символы. Когда… рождается наследник. Отец… посвящает его… ему… кровь. Корона помнит. И пока жив наследник, не примет другого.

– Значит, я все-таки наследник, – с удовлетворением в голосе произнес Джер.

– Когда родился Даг, твой отец не был бароном. Просто рыцарь. Наемник. Потом… вернулся. Земли разорены. Нечего наследовать. И замок проклят. Реликвии в нем. Сперва очистить. Все. Договор. С твоей матушкой. С её родом. Ты родился. И обряд провели, когда тебе исполнился год и стало ясно, что ты все-таки выживешь.

– Воды? – предложил Миха. Он понятия не имел, как поддерживают умирающих.

– Нет. Пока могу. Скоро опять. Плохо. Эльса злилась. И говорила. Мой брат её слушал. И корона знает кровь твоего брата. Всех твоих братьев. Так делают. Часто. Но корона помнит порядок. Сложный… артефакт. Маги сволочи, но дело знают. Особенно те, прежние. Они умели обращаться с вещами Древних.

– А как она поймет, что он жив? – уточнил Миха.

– Не знаю. Маги… никому не говорят. Да и… старые… регалии. Давно делали. Нынешние… многого не умеют. Не признаются, но не умеют. Тот маг. С которым договор. Он предлагал продать. Сделать копию. Говорил, что де Варрены не первые, но мой брат отказался.

– И корона та самая, настоящая?

– Да.

– И пока он жив, – Миха ткнул в мальчишку. – Эта самая корона, что она сделает? Убьет того, кто её примерит?

– Нет, – старик усмехнулся. – Это было бы слишком. Камни. Мертвы. Останутся.

– Они красные, – подсказал Джер. – Когда отец надевает корону, они горят, будто настоящие огни. И герб де Варренов – червень. Медведь на червени.

Про герб Миха не очень-то понял, но кивнул на всякий случай.

– Камни… когда мертвы… никто не признает наследником.

– Тогда к чему это все было городить? Про Совет и прочее?

– Все… не так просто. Если маги. Мой брат отказался от… другой короны… но кто-то другой… кто-то мог бы… – он вновь замолчал, не договорив. Хотя и без того понятно.

Барон отказался, но всегда найдутся желающие убрать такой неудобный артефакт.

Особенно, если маги…

С магами связываться не хотелось категорически. И Миха потер грудь, в которой вдруг будто кусок льда появился. Дикарь внутри пришел в немалое беспокойство.

Что-то было не так.

Неправильно.

Категорически.

– Погоди, – Миха усилием воли унял панику. – А если он вот наденет корону? И все увидят, что он истинный наследник?

И очень тому обрадуются? Что-то сомнительно.

– Тогда… им сложнее будет. Много сложнее, – старик облизал губы и попытался привстать, но сил не хватило. – Предание… проклятье.

Еще и проклятье.

Нет, оно понятно, здешний мир многообразен и удивителен. Если есть маги, сокровища, то куда уж без проклятий. Скорее стоило бы уточнить, какое оно.

А то вдруг в замок соваться вовсе не след.

– Если корону наденет недостойный, – сказал барончик, вытирая нос. То ли прогулка по болотам сказалась, то ли резкое исцеление подорвало здоровье, то ли само по себе оно было не особо крепким, как бы там ни было, но сопли у мальчишки текли прозрачными ручейками. И на барона он походил ничуть не больше, чем сам Миха. – Его ждет смерть.

И на всякий случай уточнил:

– Мучительная.

– А что определяет достойность? – поинтересовался Миха.

– Не знаю.

– Кровь, – старик открыл глаза. – Сила крови. Память крови.

– Погоди, – Миха понял, что окончательно запутался. – Ты же сказал, что ничего не случится. Камушки только не зажгутся, если наследник не тот. А тут уже смерть мучительная. Так смерть или камушки? Извини, конечно, но тут уж вопрос принципиальный.

Губы растянулись в мучительной улыбке.

– Не дикарь… дикари не знают таких слов.

– А то ты со многими знаком был, – проворчал Миха. – Так что там? Смерть мучительная или просто подсветки не будет?

– Смерть… ждет… всех… тот… кто не по праву… не удержит земли. И договор будет нарушен. Раскроются врата.

Он опять закашлялся.

И кашлял долго. Появилось даже подозрение, что он вовсе отойдет в мир иной до срока. Но нет, Такхвар вытер ладонью рот, поглядел, поморщился.

– Надеялся еще пожить.

– Все мы смертны, – философски заметил Миха.

– Верно. Барон… запер дверь. К сокровищу. Коснуться… тот, кого примут регалии. И не иначе. Если кто другой отопрет, то…

– Мучительная смерть?

– Мор. Случится. Снова.

Он прикрыл глаза и задышал, ровно так, спокойно. Почти как здоровый человек.

– И… что теперь? – на Миху уставились полупрозрачные голубые глаза, в которых читалась отчаянная решимость.

– Подождать придется.

– Чего?!

– Его я на себе не потащу, – Миха указал на старика, который провалился то ли в сон, то ли в преддверье смерти. – И оставлять так нехорошо.

На сей счет у Джера, кажется, собственные мысли имелись, но их он благоразумно оставил при себе. Только на Миху покосился. Вот! Мощная это наука – прикладная педагогика.

Проснулся Миха незадолго до рассвета. И опять разбудивший его Дикарь трусовато исчез, оставив Миху разбираться со всем непонятным.

Он несколько мгновений лежал, вслушиваясь в ровное дыхание Джера. Мальчишка свернулся калачиком и сопел, во сне причмокивая.

Ица?

Ясно, снова куда-то подевался. Миха, приподнявшись, огляделся. Паренек ушел недалеко. Вон, хрупкая фигурка его склонилась над другой.

– Ица? – шепотом окликнул Миха, поднимаясь. После сна тело двигалось тяжело, но в то же время получилось подняться, не потревожив барончика.

Старик еще дышал.

Он лежал, выпрямившись, вытянув ноги и руки. Его голова запрокинулась и кожа на лице натянулась, облепив и кости и мышцы. Быстро двигались глазные яблоки под тонкими веками. Подергивались губы. А из рта текла слюна.

Слюны было много. И дорожки её поблескивали в слабом свете.

– Хочешь его убить? – поинтересовался Миха, замерев в нескольких шагах от мальчишки.

Тот повернул голову.

Его черные глаза показались вдруг провалами в бездну, да и в самой фигуре, в выражении лица Ицы появилось что-то такое, донельзя опасное.

– Не стоит он того. Он сам умрет.

И вероятно, что к утру.

– Нужен? – Ица указал на лежащего.

– Кто? Он? Как сказать. Сам по себе не особо. Но он знает дорогу к людям. А я не очень. И местные порядки тоже знает.

– Ты… не от-чень?

– Именно, что не очень, – согласился Миха. – Да и тайны эти все. Баронство. Наследство. Ты, опять же. Зуб даю, что у старикашки есть рычаги давления на дорогого брата.

– Зуб?

Ица постучал пальцем по зубу, в котором синей искоркой сверкнул камушек.

– Выражение такое, – Миха подобрался еще чуть ближе. – Сам подумай, одно дело, если я явлюсь не понятно откуда и с мальчишкой, который тоже себе на уме. И хрен поймешь, как он себя поведет. Хотя… и этот тоже не надежный. Но без него нам всяко будет сложнее, чем с ним.

– Нужен, – уже утверждающе произнес Ица.

– Пожалуй, что. А ты целитель?

Тот покачал головой и положил руку на грудь старика, навалился, прижимая его к земле. И Такхвар захрипел вдруг, попытался вскинуться, но не сумел отбросить пацаненка.

– Держать? – поинтересовался Миха и, не дождавшись ответа, сел старику на ноги. Все одно хуже ему не будет, а лучше… как знать.

Мало ли.

Ица не ответил. Он убрал руку и обошел старика. Склонился, вглядываясь в лицо его, выискивая что-то, известное лишь ему одному. Длилось это недолго, несколько мгновений, после чего Ица кивнул, будто окончательно решившись. Сложив пальцы щепотью, он ударил Такхвара в грудь изо всех своих силенок.

Отчетливо захрустели кости.

Или этот хруст лишь почудился Михе? Главное, что старик дернулся и из открытого рта донесся протяжный стон.

– Что тут происходит? – сонно поинтересовался мальчишка. Он сел и тер глаза, щурился, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. – Что вы творите?!

– Я – ничего, – отозвался Миха. – Сиди.

– Он его убивает!

Наверное, так это и выглядело, если со стороны. Мальчишка, сунувший руку по локоть в грудь старика, и главное, при этом кровью не пахло.

Старик подергивался и ощутимо.

Миха сидел.

– Стой, – рявкнул он барончику, который двинулся было к ним. – Не мешай.

– Он ему сердце вырвет! – возмущенно произнес тот.

Миха хотел было ответить, что такое невозможно, но Ица, поднатужившись, упершись свободной рукой в плечо старика, и вправду вытащил сердце.

Походило оно на черный ком, который и удерживал-то он с трудом. Сердце продолжало вяло трепыхаться. И кровью запахло. Она, в темноте черная, стекала по рукам мальчишки и он, подобрав каплю левой рукой, отправил её в рот.

Зажмурился, то ли от удовольствия, то ли наоборот.

Вздохнул.

И вытер сердце, которое не прекращало биться, о штаны.

– Грязное, – сказал он так, будто это что-то да объясняло. Потом перевел взгляд на барончика. – Ты. Кровь. Надо.

– Иди сюда, – велел Миха.

Парень замотал головой.

– Иди.

– Надо, – с нажимом добавил Ица. – Он. Кровь. Связь.

И руками показал что-то, причем не выпуская сердца, которому давно следовало бы застыть, а оно ничего, дергалась.

Что-то мелькнуло в голове про желудочки с предсердиями. Мелькнуло и исчезло.

– Он и меня! – барончик сделал шаг назад.

– Трусишь? – поинтересовался Миха вкрадчиво, поскольку бегать за мальчишкой по всему островку совершенно не хотелось. Да и мало ли, вдруг вовсе в болота сиганет.

– Я… – он обиженно выпятил губу. – Я не трус!

– Тогда иди.

– Кровь, – напомнил Ица. – Мало.

И пальцами показал, что мало.

– Ты ведь его хозяин, так?

Барончик кивнул.

– Стало быть, навредить тебе он не может?

– Сдохнет, – с каким-то нечеловеческим облегчением выдохнул Джер. – Если попытается убить!

– Видишь. Значит, ему и вправду нужна лишь твоя кровь, – вообще-то прозвучало довольно зловеще, особенно ввиду обстоятельств, однако барончик послушно шагнул вперед.

И еще.

И руку протянул, которая немного подрагивала. Но ведь протянул! Миха на его месте не решился бы. Ица прищурился, а в следующее мгновенье впился в эту руку.

– Ай! – взвизгнул Джер, но к чести его не дернулся даже. А Ица поспешно руку выпустил. На запястье остался след зубов и два глубоких прокола, из которых вытекли красные капли. Почему-то даже в темноте они были красными.

Ица же сплюнул.

Кровью. На сердце. И поспешно растер эту самую кровь, что было категорически негигиенично и вообще вступало в противоречие, как с остатками знаний о медицине, так и со здравым смыслом. Но сердце дернулось было, сжалось и забилось быстрее. А из ошметков сосудов, которые висели этакими трубками, полилось что-то черное и густое.

Оно капало на траву.

И трава превращалась в пепел.

– А… так бывает? – шепотом поинтересовался Джер.

– Выходит, что да, – Миха отпустил ноги, благо, старик вовсе лежал себе спокойненько.

Даже покойненько.

И дышать перестал, что тоже навевало на определенные мысли. Но вот, дождавшись, когда последняя капля упадет на землю, Ица потряс сердце, а потом просто сунул его в дыру, что образовалась в груди. Кряхтя и сопя, – явно подобные манипуляции требовали куда больших сил – он попытался стянуть края раны.

– Погоди, – Миха подошел. – Можно?

Ица кивнул.

И показал, что нужно сдавить ребра. Что ж, почему бы и нет. Подумалось, что какой мир, такая и медицина. А вот грудная клетка у Такхвара оказалась не такой и маленькой. И сжать её получилось не с первого раза. Но вот края раны сомкнулись.

И она заросла.

Взяла и… а в груди, Миха это слышал, дернулось и застучало, весело, бодро, возвращенное сердце.

Твою ж мать.

– Если отец узнает, – тихо произнес Джер, баюкая прокушенную руку. – Он его никогда не отпустит.

Ица лишь улыбнулся. В лунном свете зубы его казались черными. Это из-за крови. Жутковато выглядит.

– Значит, не узнает, – Миха потянул барончика. – Показывай рану.

– Нет, – Ица опустился подле старика и взял его за руку. – Другой. Ты – не выйти. Он – да.

– Почему?

Ица пожал тощими плечами.

– Он дал свою кровь. Боги приняли. Он их. Я их. Я говорить. Делать. Сила, – он сжал тощий кулачок. – Ты здесь. Не их. Я не делать силу.

– Все равно, – Джер потер руку, на которой остался след от зубов. – Отцу лучше не говорить. И… я не скажу. А вот он…

Старик захрипел и открыл глаза.

– Он тоже не скажет, – ласково произнес Миха, склоняясь над самым его лицом. – Если и вправду хочет жить.

Глава 38

Барон преставился к вечеру.

Он умер тихо в собственной постели. Тело обнаружила служанка и визг её разлетелся по замку. Вскоре на него отозвался колокол, глухие удары которого вызвали дрожь каменных стен. Завыли собаки, все разом, то ли почуяв смерть, то ли выражая недовольство колоколом. Вздрогнула госпожа Бригитта, выронив золоченую иглу. И та повисла на тонкой нити неоконченного гобелена.

– Это не я, – поспешно заметила Миара, которая так и не начала вышивку. – Холодно как.

Она поежилась.

И жених её поспешно вскочил, готовый служить.

– Холодно, – отозвался Винченцо, испытывая лишь одно желание – свернуть мальчишке шею.

И вправду было холодно. По дому будто ледяной ветер пронесся, вымывая все те крохи тепла, которые удалось сохранить в камне. Огонь в камине погас.

– Мой муж, – спокойно произнесла госпожа Бригитта, поднимаясь. – Ушел.

И ни у кого не возникло вопросов, куда он ушел.

– Мне надо взглянуть на тело, – Миара тоже встала. – Вин?

– С тобой.

– Госпожа, это неправильно! – попытался было сказать Даг, но замолчал, стоило Миаре вскинуть руку. В глазах его все еще жила безумная любовь.

А стало быть, перечить не посмеет.

Хорошо это?

Плохо?

Госпожа Бригитта подхватила полы темно-вишневого платья. Сегодня она выглядела не такой изможденной. То ли отвары помогли, то ли сила, которую Миара влила в хрупкое тело. Голову баронессы укрывал очередной рогатый чепец, с краев которого на лицо падала вуаль и три жемчужные нити.

Жемчуга обвивали шею, с каждой петлей спускаясь ниже. И самая последняя касалась колен женщины. Из одних рукавов выглядывали другие, узкие, щедро расшитые золотом и каменьями. Каменьями сияли и пальцы, словно она пыталась скрыть свою болезненную некрасивость за богатством.

Шла она неспешно, высоко подняв голову, видом всем показывая, что у замка новый хозяин. И слуги, коим случалось встретиться на пути, спешно склонялись, признавая её право.

У двери было людно.

– Отойдите, – сухо велела Бригитта, и стража расступилась, вновь же склоняясь пред госпожой. Именно пред нею, это Винченцо чуял, как чуял и недовольство самоназванного жениха, который был вынужден держаться позади мачехи.

Вот он стиснул кулаки.

И лицо его побелело. Мальчишка нервно кусал губы, но молчал.

Пока.

В комнате же пахло смертью. И ноздри Миары дернулись, она сделала глубокий вдох, вбирая сладкий этот аромат. Винченцо замутило.

– Мой муж? – Бригитта повернулась к мужчине, облаченном в цвета барона. И тот коснулся раскрытой ладонью груди.

– Боюсь, господин барон скончался, – в голосе его слышалась тень сомнения.

Да и взгляд, которым он одарил Винченцо явно показывал, кого именно он полагает виновным в этой смерти. А зря, к слову. Нет, Винченцо, конечно, не стал бы маяться совестью, но и убивать того, кто мог бы принести пользу, тоже.

– Сердце не выдержало, – с притворной скорбью произнесла Бригитта. – Он так её любил.

Она коснулась кружевным платочком глаза, вытирая несуществующую слезу. И исходила от нее не печаль, скорее уж мрачная удовлетворенность.

Не она ли?

– Позволите? – Миара сперва подошла к постели, а после уж поинтересовалась. Легким движением руки она откинула одеяло, после и вовсе стащила его на пол. – Надо же, как интересно…

– Госпожа? – рука человека, как же его зовут-то? – легла на рукоять клинка. Всем своим видом он выражал готовность немедля выставить наглых магов.

И вправду думает, что получится?

– Пускай. Невеста моего дорогого пасынка, – взгляд Бригитты был полон смирения и любви, на которую пасынок ответил скрежетом зубовным. – Весьма сведуща в медицине. И я хочу знать причину, по которой мой дорогой супруг оставил сей мир.

Она тихонько вздохнула.

– В конце концов, когда явится мой сын и наследник, – это слово она подчеркнула особо, не отказав себе в удовольствии впиться взглядом в лицо Дага, – он спросит меня, как умер его отец. И что я ему отвечу? И не в том ли состоит долг доброй жены, дабы сделать все для своего мужа в его жизни и смерти?

Миара фыркнула, но услышал её лишь Винченцо.

– Но госпожа… это ведь маги…

– Которым мой муж доверял всецело. И мне ли слабым разумом своим сомневаться в его знаниях и вере? Тем паче, что он самолично благословил брак, – она немного запнулась. – Жаль, что его придется отложить.

– Почему? – голос Дага сорвался на визг.

– Потому как не далее, чем вчера мы похоронили твою дор-р-рогую матушку, – терпеливо пояснила баронесса де Варрен. – А завтра состоятся похороны моего мужа. И будет честно сперва почтить его память, а потом уже предаваться веселью.

– Старая дура! – мальчишка-таки не выдержал. – Арвис, не слушай его! Я приказываю тебе повиноваться!

– Простите, господин, – Арвис вновь склонился, но этому поклону явно чего-то недоставало. Уважения? – Однако наследником был объявлен господин Джеррайя. И пока он отсутствует…

– Он и будет отсутствовать! Он не вернется уже! Неужели не понятно?

Миара разглядывала тело. Мертвый барон не производил впечатления. Всего лишь еще один покойник. Сколько Винченцо их видывал? Этот какой-то еще неряшливый, одутловатый.

– Его не травили, – тихо произнесла Миара.

– Я ваш господин! И я приказываю… приказываю…

– Это легко проверить, – госпожа Бригитта произнесла слова мягко. – Арвис, вы не откажетесь быть свидетелем?

– Буду счастлив.

– Господа…

– У него и вправду сердце не выдержало, – Миара отпустила руку, которая упала бессильно. – Странно. Хотя порой случается. Люди такие хрупкие.

В зале развернули траурные полотна. И белизна их резала глаз, заставляя морщиться. На фоне её особенно яркими казались гербы. Со щитов скалились крылатые львы, красные и зеленые гепарды, да змеи.

Неуютно.

Давит на уши тишина. Собаки и те притихли, словно и они чуяли грядущие перемены.

Госпожа Бригитта облачилась в траурное платье из белого атласа. И цвет ткани подчеркивал болезненную желтизну кожи. Алыми каплями крови горели бусины четок, которые баронесса держала в руках. Она перебирала эти бусины и смотрела исключительно перед собой.

Сюда, в зал, вынесли и тело.

Омытое.

Облаченное в доспех. Зерцало закрывало лицо барона, и сам он казался неожиданно грозным. Руки, перехваченные тонкими кожаными шнурами сжимали меч, причем явно боевой.

Старый.

– С ним мой муж сражался, – тихо произнесла баронесса.

В зале нашлось место и иным людям.

Стража.

И замковые слуги из чистых. Даже смерды, которые служили здесь, и те пришли и ныне жались к стенам. Они тряслись от страха и в то же время их снедало любопытство.

Дагу тоже дозволили переодеться.

Узкие кожаные штаны. Камиза с пышными рукавами, отделанными кружевом. И длинная котта, расшитая жемчугом. И ткань белая, яркая.

– Знаешь, – задумчиво произнесла Миара, которая не пожелала переоблачаться и теперь, в платье нежно-лазоревого цвета, выделялась средь прочих. – Он ведь готовился.

– Кто?

– Или его мать? Смотри, котта сшита не так давно. Он ведь растет и, как мне сказали, довольно быстро. А она впору. Даже чуть великовата, будто навырост делали. Ткань дорогая. Шитье.

– Что не так с шитьем?

– Присмотрись. На ткани герб де Варренов. Их цвета. Но в белом исполнении. Белый – цвет траура.

Это Миара произнесла довольно громко.

И Даг взрогнул, обернулся, одарив Миару жарким взглядом.

– Если ткань и можно было купить загодя, то вряд ли с таким узором. Стало быть, расшивали здесь. Времени это занимает немало. Она знала, что муж умрет. Вот и подготовилась.

Миара ответила жениху ободряющей улыбкой. И тот выпятил грудь.

– Давай уже! – сказал он, не скрывая раздражение. – Неси. Пусть все убедятся!

– Думаю, та женщина или говорила правду про болезнь, хотя особо больным он не выглядел, или собиралась её устроить.

– Похоже на то.

– И с магом она договорилась. Хотя… тут сложно. Мы не знаем, какую он клятву приносил. А совсем без клятвы его никто бы не нанял.

Баронесса двигалась неспешно и гордо, всем видом показывая, кто отныне главный в доме. И Арвис следовал за госпожой.

В зале стало тихо.

Еще тише, чем было, хотя еще недавно подобное казалось невозможным. Слуги и дышать-то старались через раз.

– Мы поженимся! – тишина, кажется, нервировала не только Винченцо. – Слышишь? Сегодня же! Я объявлю тебя моей женой! Перед богами и людьми! Вы все! Я приказываю радоваться.

Никто даже не улыбнулся.

А кто-то и вздохнул, судорожно, тяжко. Похоже, барона если и не любили, то всяко уважали. А на Дага смотрели с неодобрением.

Младшие братья его держались в стороне. Особенно один, которого Винченцо прежде не видел. Тот самый, ущербный.

Он и вправду был нехорош.

Выгнутая спина, перекошенная фигура. Рука на перевязи и вместе с тем удивительно красивое лицо. Черты тонкие полупрозрачные. Кожа белая. Волосы светлые, золотистые, перехвачены простою лентой. И одет паренек пусть и не в лохмотья, но всяко без излишней роскоши. Он стоял, опираясь на плечо младшего брата, и было видно, что даже это ему мучительно.

– Радуйтесь! – взвизгнул Даг.

– Они, несомненно, возрадуются, – сухо ответила госпожа Бригитта, возвращаясь в залу. В руках она несла весьма массивную шкатулку, украшенную резьбой. Серебряные накладки потемнели от времени, а красное дерево приобрело тот характерный выдержанный оттенок меди, который появляется после второй сотни лет использования. – Когда отдадут дань памяти моему дорогому мужу и вашему многоуважаемому отцу.

Голос не дрогнул.

А взгляд остановился на кривобоком мальчишке.

– Присядь, – неожиданно мягко произнесла баронесса.

– Уродам здесь не место! – рявкнул Даг. – Давай уже. Нынче же… и ты, и он, уберетесь отсюда! Ясно?

Шкатулка встала у ног мертвеца.

Бригитта осторожно провела ладонями по крышке её.

– Открывай! Нечего тянуть.

– Уймитесь, – в полголоса произнес Арвис. И положил руку на клинок.

– Ты тоже! Ты клялся в верности…

– Вашему отцу. Не вам. Госпожа?

– Сейчас. Он показал мне её. В ту ночь, когда родился наш сын. Он принес её. И позволил открыть. Он пролил мою кровь и сказал, что я буду свидетелем его воли. Помнишь, Арвис?

– Да, госпожа.

– Конечно. Он и тебя призвал. И еще троих. Как положено. Но троих больше нет. Странно, верно? Помнишь, Брена? Утонул. Он всегда отлично плавал, а тут взял и утонул. Вилли зарезали в придорожной таверне. В хорошей таверне. Хозяин её был родичем Вилли. И таверну держали они вместе. Он клялся, что не знал чужака, что тот был тихим и хотел наняться на службу. А Накс? Накса укусила змея. На болотах. Наступил на гадюку. Его даже привезли в замок, но наш маг сказал, что слишком поздно. Госпожа, неужели яд болотной гадюки настолько опасен?

Дракон.

Вот, что было на крышке шкатулки. Издалека, конечно, разглядеть сложно, но у Винченцо получилось. Жизнь научила обращать внимание и на такие мелочи.

Дракон был небольшим, с длинным змеиным телом, которое завивалось кольцами, и короткими лапами. Из раззявленной пасти вырывались языки пламени.

– Нет, отчего же. Многое, конечно, зависит от того, сколь здоров человек. Да и гадюка тоже бывает разной. Молодая или старая. Охотилась ли она до того. Сколько яда сохранила в железах своих. И сколько досталось человеку. Однако чтобы маг не сумел помочь… – Миара покачала головой. – От этого яда не умирают быстро. И если вашего человека доставили в замок дышащим, маг средней руки справился бы.

Арвис побледнел.

– Думаю, ты был бы следующим. И я. Или нет? Меня, возможно, оставили бы, – пальцы баронессы коснулись языков пламени, меняя их меж собой. Сложный узор, который вряд ли получится повторить вот так, без привычки. – Или нет? Он говорил, что эти камни способны на куда большее, чем принято считать. Что мы давно уже забыли об их сути. И силе. Посмотрим.

Крышка откинулась.

И баронесса бережно извлекла венец.

– Интересненько, – шепотом произнесла Миара. Винченцо согласился. Простой ободок, сделанный из лунного железа. Да металл стоит больше, чем этот замок. Один зубец. Один крупный камень.

Слеза неба?

Она. Но темно-красная, черная почти. И нет, не одна. Камень окружен другими, поменьше. Просто, отшлифованные гладко, они не бросались в глаза.

– Муж мой в тот день поклялся кровью и жизнью, что мой сын будет наследовать фьеф, – баронесса возложила венец на грудь мертвеца. И камень вспыхнул.

Погас.

И снова вспыхнул.

– Как настоящее сердце, – Миара глядела на него так жадно, что это выглядело вовсе неприличным. Хотя не она одна. Взгляды всех, собравшихся в зале, были прикованы к этому вот камню.

А он и вправду горит в ритме сердца.

Удар.

И снова. И подчиняет. Сложно отвести взгляд, зато так и тянет подойти, взять это сокровище, примерить.

А из шкатулки появился новый предмет. Он походил на яблоко, только вновь же из лунного серебра.

– Отец тебе не рассказывал об этом? – поинтересовалась Миара.

– Нет.

Яблоко охватывал пояс из камней. И на гладкой поверхности его черными нитями скользили то ли узоры, то ли руны. Или руны, вплетенные в узоры. Такие до боли знакомые руны.

– Это же… – Миара вовремя прикусывает язык.

И губу.

И вновь этот жадный взгляд. Похоже, она уже всерьез подумывает выйти замуж за этого придурка, лишь бы прикоснуться к чуду. И осуждать её Винченцо не рискнет. Он бы и сам многое отдал за шанс.

Яблоко касается холодных рук барона и один за другим на нем загораются камни. Снова красные. Яркие. Они тоже пульсируют, подчиняясь единому ритму.

– Теперь они знают, что мой муж оставил мир, – баронесса отступила. – Прошу. Бери, коль полагаешь, что именно ты наследуешь фьеф.

Даг сглотнул.

И сделал шаг. Шажок. Крохотный. Остановился. Оглянулся, будто ища поддержки.

– Ну же, – баронесса не скрывала издевки. – Или ты боишься, убийца?

– Я не убивал! – парень отряхнулся. – Я взял то, что мое по праву! Де Варрены всегда…

– Держали свое слово, – перебила госпожа Бригитта. – А еще умели сохранять свое. Ото всех.

Два шага.

И заминка на долю мгновенья. Рука у мальчишки дрожит, хотя он изо всех сил старается дрожь сдержать.

– Спорим, жив останется? – тихо произнесла Миара.

– И только?

Она пожала плечами, мол, это само по себе уже много. Наверное.

Вот пальцы коснулись венца. И Даг одернул руку. Смутился. Проворчал что-то, а что – не расслышать. Встал. Выпятил худосочную грудь. И взялся-таки. Камень на венце застыл на мгновенье. А Даг возложил древний и очень древний артефакт на голову.